Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Великий греческий писатель и полководец Ксенофонт завершает свою «Киропедию» так: Кир воцарился в Персии после смерти отца — Камбиса, и его долгое правление было справедливым и мудрым. А другие учёные мужи древности добавляют к его словам: и очень терпимым к народам, покорённым им.
Кир не уничтожил чужие обычаи, не разрушил иноземные храмы. Но милостиво позволил завоёванным сохранить верность богам предков, сберечь старинные обряды. И даже сам, порою, совершал их, дабы любовь к нему новоприобретённых подданных возрастала день ото дня.
Ксенофонт так же поведал и о том, как сей мудрый царевич устроил счастье Гобрия, ассирийского вельможи. Он предложил ему избрать среди персидских воинов достойного жениха для дочери, и им стал Гистасп, любитель мудрых изречений. Как упоминают иные учёные мужи древности — не просто знатный муж, но потомок самого Ахемена. Родич Кира по крови.
Гобрий отдал за него дочь с великой радостью — лучшего супруга ей он не мог и пожелать. В отважном Гистаспе старик обрёл не просто наследника владений, но опору старости. Сына, взамен погубленного нечестивым царевичем Ассирии. И отныне каждый миг своей жизни, он был благодарен Киру за столь ценный дар.
Осталась довольна женихом и красавица-невеста. Хоть брак заключили и не по любви, но Гистасп быстро завоевал её сердце. Привлёк чертами лица и статью, храбростью и красивыми речами. И если раньше дочь Гобрия порою грустила, что «бесстрастный» Кир не воспылал к ней — а мог бы, то вскоре она и думать забыла о нём. Муж стал её миром, дыханием, светом.
Но о дальнейшем Ксенофонт умалчивает, оставляя читателя в полнейшем неведении.
Итак, две судьбы сплелись. И пока в огромной империи Кира царил мир, Гистасп и дочь Гобрия наслаждались друг другом, проводили дни и ночи в забавах и любовных утехах. Увидишь их — и покажется, что нет на всей земле двоих, кто был бы более счастлив. И так действительно было, покуда их радость не омрачило горе.
Да — древо любви разрослось бурно, обширно. Но увы — оно не дало плодов. Минул год с бракосочетания, затем другой, третий, пятый, седьмой… А дочь Гобрия так и не зачала сына, не подарила роду супруга продолжения. И, чем дольше так оставалось, тем холодней становилось сердце Гистаспа. Покуда его пыл окончательно не остыл, а страсть не обратилась в ненависть.
— Таков закон, и его не изменишь! — кричал он на жену. — Не может союз мужчины и женщины остаться бесплодным, это — тяжёлый грех! Та, кто родила много сыновей, почитается людьми, подобная же тебе подлежит осуждению и позору(1)!
День за днём он поносил так дочь Гобрия, а она смиренно выслушивала его обидные упрёки. Но едва оставалась одна в покоях, без сил падала на ложе и заливалась слезами.
Гистасп обвинял её, но в чём её вина? Она же тоже желала — и желала всем сердцем, подарить ему сыновей! Выносить их, родить, качать на руках, вскормить, воспитать, подарить им любовь и ласку, как положено матери! Это не она — жертва жестокой судьбы, а боги распорядилась иначе! Разве она не возносила молитвы к высокому небу? Разве не тратила сокровища отца, приглашая искуснейших врачей из Египта(2)?
И однажды, когда дочь Гобрия стенала на ложе, погружённая в горе, к ней подошла одна из рабынь. Служившая ей верой и правдой, едва ли не с раннего детства.
— Не убивайтесь так, моя возлюбленная госпожа! — промолвила она, утешая. — При одном взгляде на ваши муки, моё преданное сердце разрывается на куски!
— Как же мне не рыдать, раз мой день погас? — ответила со слезами дочь Гобрия. — Мой господин пригрозил, что если я не рожу дитя, он приведёт в дом вторую жену! Так дозволяет закон, но я не вынесу делить возлюбленного с соперницей(3). Лучше мне умереть, нежели терзаться ночами, пока Гистасп сжимает её в объятиях!
Но рабыня не отступила от ложа госпожи.
— Утрите слёзы с прекрасных глаз, — ободрила она, — и, молю — послушайте моего совета! Господин не введёт другую в дом, ибо я знаю, как помочь вашему несчастью.
Услышав такие речи, дочь Гобрия мгновенно встрепенулась и перестала плакать.
— И как же ты поможешь мне? — раздражённо спросила она. — И почему ты, презренная, раз знала способ, молчала столько лет? Принудила меня вытерпеть столько оскорблений и боли?!
— Не гневайтесь, милостивая госпожа! — рабыня рухнула на колени и заломила руки. — Да, я — презренная, я молчала из страха перед вами, ибо вы любите господина всем сердцем! Этот способ — он древний, и мы обе знаем его. Ровно, как и все женщины, рождённые на землях Ассирии…
— Раз он древний, значит — действенный, — успокоила её дочь Гобрия. — Ну же, напомни мне о нём. Не трепещи предо мною, как дичь предо львом. Поверь — я ныне в отчаянье, и готова на всё! А если он поможет мне зачать дитя, то я тебя награжу и облагодетельствую.
— Тогда молю, умоляю вас — не наказывайте, милостивая госпожа! — попросила рабыня дрожащим голосом. — Я предлагаю вам прибегнуть к нему лишь потому, что иные средства оказались бессильны… Слушайте, внимательно слушайте: господин — перс из царского рода. Но вы, госпожа моя, из другой земли, вы — ассириянка. И с молоком матери вы впитали иную веру, веру в Мардука и Милитту(4)...
— Я отреклась от богов предков, — перебила её дочь Гобрия. — Ассирия сокрушена Киром, незачем вспоминать былое.
— Но госпожа моя, — воскликнула рабыня, — пусть вы и отреклись от богов, но боги не забыли про вас! Астарта-Милитта разгневана! Это она, госпожа любви, отвратила от вас сердце господина! Это она лишила вас возможности зачать дитя, сделала ваше лоно бесплодным! Оттого и не помогли вам ни молитвы, ни лекари — как могут слабые люди тягаться с могущественной богиней? И она не вернёт вам благосклонность, покуда вы не заплатите ей положенную дань. Не сядете у ворот вавилонского храма, рядом с другими женщинами…(5)
Дочь Гобрия охнула.
Конечно! Как же она могла забыть?! Уже сколько лет она прожила на свете, и до сих пор не исполнила древний обряд, предписанный всем её соотечественницам. Не приехала в Вавилон, не вошла в храм Астарты, не села у его ворот… И не предложила себя чужестранцу, в обмен на плату. Не усладила его страсть во имя покровительницы любви.
Вот, в чём причина её бесплодия! Ответ был найден!
Но она — жена царского родича, и не может позволить себе совершить подобное.
— Увы, я не смогу выполнить этот обряд, — дочь Гобрия тяжело вздохнула. — Хоть ты и права во всём — дабы родить Гистаспу сыновей, я обязана послужить богине. Но скажи — как я, жена персидского вельможи, поеду в Вавилон? Как стану продавать себя иноземцам, подобно блуднице?
— Милитта видит всё, милостивая госпожа, — ответила рабыня. — Она знает, что вы — пленница в доме завоевателя, и, возможно, смилуется. Ибо мне кажется — не обязательно вам ехать в Вавилон, исполните священный обряд в Персии. Оглянитесь вокруг: любой перс — иноземец для вас!
— Любой перс для меня — смерть! — закричала дочь Гобрия в страхе. — Знаешь ли ты, презренная, что они убивают за блуд? Причём не только женщин, но и мужчин, коснувшихся их? Схватив меня, они не спросят причину — обряд, не обряд! Хоть царь Кир и уважает чужие обычаи, но далеко не все разделяют его взгляды…
И тут рабыня предложила такое, что повергло дочь Гобрия в смятение.
— А почему бы вам тогда, милостивая госпожа, не обратиться к самому царю? Разве тот, кто принял Вавилон из рук Мардука, не поймёт вашей беды? Разве не свершит с вами положенное богами, ради счастья своего друга?
— Замолчи, замолчи, бесстыжая! — дочь Гобрия заткнула уши. — Ещё раз повторишь, и я вырежу твой гнилой язык!
Это был уже не совет, а оскорбление — и её, и Гистаспа, и добродетельнейшего из царей.
За благодеяния, оказанные ей и отцу, она почитала Кира более, нежели всех людей на Земле. Кто отомстил за жестокую казнь её брата, осушив реку и взяв неприступный Вавилон? Кто утёр горькие слёзы её родителя? Кто соединил их с Гистаспом, прибавив дары к дарам? Да — некогда её влекло к нему, но сейчас дочь Гобрия не могла и разум осквернить столь низкой мыслью. А грязная рабыня изрекла её вслух!
— Убирайся! — зашипела она, как змея. — Уйди долой с моих глаз, и не являйся больше!
Но услышанные слова остались звучать эхом в её ушах. Манить, соблазнять, воспламенять потухшую страсть.
«Приди к Киру… Приди свершить обряд…»
Долгие ночи дочь Гобрия проводила без сна. Она думала — боролась, сопротивлялась и не могла одолеть низкую мысль. Зачем? Она отреклась от богов Ассирии, она не хочет блуда. Она никогда не осквернит ложе дочери Киаксара, прекрасной мидянки. Пусть Гистасп разлюбит её, пусть возьмёт вторую жену! Она примет её, как сестру, а её детей — как своих детей. И уговорит отца сохранить за супругом владения.
Но зачем жертвовать, если можно получить сразу всё? Сохранить мужа, родить сына, осуществить мечту юности? Измена — измена для персов. Для неё, ассириянски, это будет обряд. Дань, предназначенная величайшей из богинь.
И после упорной борьбы, зов крови взял вверх.
— Когда Астарта спустилась в Царство Мёртвых, жизнь на земле остановилась(6), — сказала себе дочь Гобрия. — Остановилась она и для меня, ибо я отвергла её ради неба, огня, солнца, луны и ветра(7)! Ну что случится плохого, если я вспомню обычаи, в которых росла? Если не буду убегать, а приму её милость?
Так дочь Гобрия совершила выбор, и ей осталось одно — претворить мысль в действие. Придумать, как увидеть Кира и соблазнить его. Как остаться с ним наедине, дабы не прознала ни одна живая душа.
И богиня благоволила ей — возможность вскоре представилась сама.
Тёплым весенним утром, дочь Гобрия вышла погулять в сад. И неожиданно, как вихрь, прилетел Гистасп. Но не гневный, не раздражённый, не печальный — его глаза пылали давно угасшим огнём. Предвкушением великих свершений, кровавой битвы.
— О, жемчужина Ассирии! — воскликнул он. — Под доброй звездой ты родилась на свет! Угадай, что за радостная весть пришла мне сегодня от Кира?
— Он назначил вас сатрапом? — предположила дочь Гобрия.
— Не угадала, душа моя! — Гистасп сиял. — Кир написал мне — он намерен взять древнюю долину Нила! Он собирается в поход на Египет! И я должен собрать войска и отправиться с ним, как в старые времена.
— Будет война? — дочь Гобрия испугалась за супруга. Нет, она доверяла Киру, как родному отцу. Но всё равно невольно вспомнила Абрадата и Панфею.
— Не волнуйся, прекраснейшая, — обнял её Гистасп. — Я верю — Кир быстро одержит победу. А я привезу тебе из Египта лучших целителей. Я сотру в пыль пирамиды, лишь бы жрецы открыли мне знания о людской природе. Я клянусь тебе — когда я вернусь с берегов Нила, у нас родится сын!
— Но господин, — дочь Гобрия прильнула к нему, — как я вынесу нашу разлуку? Пусть вы уедете хоть на год, но он покажется мне тысячей лет! Не зная о вашей судьбе, я буду терзаться каждый миг. Солнце потухнет для меня без солнца моей жизни! Прошу, молю вас, господин — уменьшите мои страдания! Позвольте мне сопровождать вас до места сбора, сократите нашу разлуку хоть на одну луну!
И Гистасп, тронутый её мольбой, с охотой дал согласие. Сказал, что тоже будет страдать без любимой и жаждет пробыть с ней лишний миг. Лёд сердца растаял, раздоры забылись пред лицом гибели и надежды.
Так, получив возможность добраться до лагеря, дочь Гобрия занялась устроением встречи с Киром. К закату она явилась в покои отца — уже глубокого старца, чувствующего тяжёлую поступь смерти. И принялась увлечённо беседовать с ним о новом походе царя, вспоминать войну с Ассирией, оживлять в душе Гобрия минувшие славные дни.
— Знаете, отец, — предложила она перед уходом, — я собираюсь проводить супруга до места сбора. И, если будет на то ваша воля, могу послужить вам гонцом. Вы напишете послание — а я передам его Киру в руки и доставлю обратно ответ.
Старику Гобрию затея дочери пришлась по сердцу. И он составил письмо, полное восхвалений милостивого и мудрого царя. Желал ему удачи в войне и бесконечно благодарил за оказанные благодеяния.
В назначенный день дочь Гобрия отправилась в путь вместе с войском. Ехала в обозе с другими женщинами, ночевала в палатке Гистаспа, до места сбора добралась без приключений. Но едва вдали показался лагерь, как давно угасший огонь вновь вспыхнул в её сердце. Страсть к Киру загорелась, как в их первую встречу, ибо она словно вернулась в те неспокойные годы.
Вот справа воины заняты упражнением — разделились на два отряда и сражаются друг с другом: одни — палками, другие — комьями земли. Вот слева таксиарх муштрует свой таксис — учит держать строй в должном порядке. Тут — столовая, там щиплют траву быстрые кони. А здесь, в центре лагеря, алеет шатёр полководца. И у входа стоит сам Кир, беседует с друзьями — мидянином Артабазом и персом Хрисантом.
В его волосах и бороде засеребрилась седина, во взгляде появилась мудрость, обретённая с прожитыми годами. Но голос — тот же, осанка — та же, те же суровые, красивые черты. Та же душа, заключённая в безупречно прекрасном теле!
Дочь Гобрия опустила взгляд — так он вспыхнул от бесстыдной страсти.
А Кир, завидев их с Гистаспом, стоящих на колеснице, бросился им навстречу. Словно так и остался наследником, близким к своим воинам — не правителем величайшей империи мира. Он ожидаемо пригласил их прийти вечером в свой шатёр — нужно ж отметить прибытие старого друга! А, заодно, и обсудить детали предстоящего похода за чашей вина.
Сколько усилий приложила дочь Гобрия, готовясь к этому торжеству! Она облачилась в лучшие одежды и украшения, причудливо уложила волосы, подвела тёмные глаза. Какое счастье, что персы — не дикие македоняне(8)! Им в радость присутствие женщин на застольях.
Так что в тот вечер она блистала, затмевая прочих жён, отважившихся последовать за мужьями. Военачальники Кира были рады увидеть её вновь, расспрашивали о здоровье отца, завидовали счастью Гистаспа… Она же улыбалась им, кратко отвечало на вопросы и почти не притрагивалась к еде. Всё её внимание было поглощено царём, пьянеющим от крепкого вина.
Дневное светило ушло, уступив место царице-луне. Гости осушили первую чашу, вторую и третью. Смолкли разговоры, поредела еда на столах — пир подошёл к завершению. Настала пора расходиться по палаткам, отдыхать и набираться сил.
Отправился к себе и жутко уставший Гистасп. Опьянённый вином, он не заметил, что супруга чуть задержалась. Улучив подходящее мгновение, дочь Гобрия скользнула к Киру, как раз распрощавшемуся с мидянином Артабазом.
— О, царь царей и мой благодетель! — нежно пропела она. — Помните ли вы меня, дочь вашего друга Гобрия, ассирийского вельможи?
Кир обернулся на её голос и тепло улыбнулся ей.
— Как мне забыть вас, прекраснейшую из ассириянок? — ответил он ласково. — Ту, чья красота поразила меня более, нежели все богатства её родителя? Скажите — здоров ли он? Разумно ли правит Гистасп его владениями? За чашей, я не успел расспросить вашего супруга обо всём.
— Отец мой пребывает в добром здравии, — дочь Гобрия улыбнулась Киру в ответ. — А возлюбленный мой Гистасп… Нужны ли иные слова, если он называет его не иначе, как сыном? Скажу и больше — узнав о походе, родитель возжелал предать вам весть. Я прибыла сюда с посланием от него.
— И где же оно, о прекраснейшая? — обрадовался Кир. — Жаль, вы не вручили мне его на пиру! Уверен, Хрисант и Артабаз были бы счастливы вчитаться в строки, начертанные рукою Гобрия. Ощутить — наш старый друг далеко, но духом сопровождает нас!
— Я не могла, о, царь царей! — дочь Гобрия напустила на себя грусть. — Ибо отец повелел передать его вам тайно, не при друзьях. Если вы позволите, я вручу его в вашем шатре. Когда ни один человек не сможет увидеть ни нас, ни этой таблички!
Говоря это, она содрогнулась в душе — вдруг её хитрость сейчас станет явной? Но Кир так хотел прочитать послание друга, что позволил ей войти в полумрак палатки. И там забрал заветное письмо из её рук, вчитался в строки, вырезанные на затвердевшей глине.
— Я словно вновь слышу голос Гобрия, — растрогался он, закончив. — Но скажите мне — что тайного содержало это послание? Сколько раз ваш отец благодарил меня так при друзьях!
Дочь Гобрия почувствовала — настал миг истины. Сейчас она примется молить Кира о милости, или всё содеянное ею было напрасно!
— Ничего, о, царь царей! — всплеснула она руками. — Тайным было послание не отца, а моё, которое я принесла в своём сердце. Я желала говорить с вами наедине, ибо у меня есть одна просьба, о великодушнейший. Только молю — выслушайте меня до конца. Я верю — вы примете справедливое решение, ибо вы всегда справедливы.
— Я слушаю вас, — промолвил Кир. — Откройте — в чём заключается ваша просьба, супруга Гистаспа?
И дочь Гобрия изрекла страшное признание.
— О, величайший из царей, вы безмерно облагодетельствовали дом моего отца! Вы отомстили нечестивому царевичу Ассирии за кровь моего единственного брата. А меня отдали за знатного вельможу, вашего родича. Вы вознесли недостойную из праха почти до небес! Но увы — род Гобрия продолжает преследовать горе, и вновь ему не сохраниться без вашей милости. Знайте — уже который год, я не могу подарить Гистаспу наследника, и мой любимый супруг очень печалится и страдает. Я перепробовала всё — и возносила молитвы, и прибегала к услугам искуснейших из врачей… Но недавно одна из моих рабынь открыла мне правду. Она сказала — наказание послано мне Астартой-Милиттой. О, царь царей, я по рождению — ассириянка! Дитя не Персии, а древнего Вавилона, возросшее в его вере! И эта вера велит мне исполнить древний обряд, преступный для женщин вашего народа.
— Какой обряд, о прекраснейшая? — спросил Кир
— Очень известный обряд, — дочери Гобрия опустила глаза долу. — Вы часто посещаете Вавилон, и, верно, не раз видели храм Астарты и сотни женщин, сидящих на его ступенях. Каждая дочь моей родины должна раз в жизни прийти туда. И ждать чужеземца, который бросит ей деньги со словами: «Я призываю тебя на служение богине Милитте». Но я слишком люблю Гистаспа, и ради него отреклась от богов предков. Я не выполнила сей обряд, за то Астарта и прокляла меня, лишила возможности зачать! О, царь, дабы родить сыновей, я должна исполнить его!
Здесь дочь Гобрия не выдержала стыда и рухнула Киру в ноги.
— Молю, умоляю вас — спасите меня! — зарыдала она. — Помогите мне вернуть милость богини! Я слышала — вы чтите обычаи Вавилона, вы приняли царство из рук Мардука… Не ради себя прошу я вас, о, царь, но ради Гистаспа! И ради Гобрия, моего несчастного родителя!
Она стонала, давясь слезами, а Кир молчал. Пока не промолвил спокойно:
— Ты искренне в это веришь, прекраснейшая?
— Если бы я хоть каплю сомневалась, о, царь царей, — ответила дочь Гобрия, — разве я пришла бы к вам со столь постыдной просьбой? Стала бы лгать отцу и Гистаспу, которые мне дороже жизни? Только отчаяние способно толкнуть людей идти против их чести. А я в отчаянье, о, милостивейший!
Она согнулась от рыданий, затем робко подняла взгляд на царя. Сквозь пелену слёз, Кир выглядел расплывчатой тенью. Сердце забилось в груди, душа сжалась в комок. Но если он казнит её, как прелюбодейку — то пусть. Лучше умереть, нежели видеть, как Гистасп ласкает другую!
И тут рядом с дочерью Гобрия упал золотой перстень, брошенный им.
— Раз ты искренне веришь, — изрёк Кир, — значит я почту твою веру. Правя столь многими царствами, надо уважать обычаи каждого, даже если ты воспитан в иных. Я не совершу с тобой грех — я помогу тебе отдать долг. И этот перстень — моя плата за твою услугу. Прими её и утри слёзы! Ради твоего отца и Гистаспа, моих верных друзей, я призываю тебя на служение богине Милитте!
Дочь Гобрия будто оцепенела — она не верила в происходящее. Словно и не Кир поднял её на ноги. Словно не его пальцы утёрли слёзы с её щёк, словно не его губы коснулись её губ.
Она не верила, когда его сильные руки обвили её тонкий стан. Когда он прижался к ней, вдохнул аромат чёрных кудрей. Когда совлёк с неё дорогие одежды и отнёс на роскошное ложе. Когда лёг с ней, даря всевозможные ласки и требуя взамен.
Дочь Гобрия будто видела сон своей юности. Словно она не была женой Гистаспа, а Кир — супругом Киаксаровой дочери. Как же она завидовала ей! Сколь искусен в науке любви оказался «холодный царь»! Она отдала долг богине — и та вознаградила её сполна. Воплотила мечту, навек похороненную в глубине сердца.
Утомлённые, они уснули рядом. Кир обнимал дочь Гобрия, а она положила голову ему на грудь. И в тёмный предрассветный час, когда весь мир ждал пробуждения зари, согрешившей предстало видение.
Ей грезилось — она взирает на мир с вышины. Долины и горы, пустыни и реки, моря и континенты простёрлись пред ней, как на ладони. И над ними из тумана возник дивный образ, подобный изображению Кира из Пасаргад(9). Царственный юноша, увенчанный рогами, крылатый, будто божество. Осеняющий левым крылом Азию, а правым — далёкую Европу(10).
— Кто ты? — удивлённо спросила его она. — И кто твои отец и мать?
И получила ответ:
— Я — Дарий из рода Ахемена и Гобрия. Моя мать — ты, а отец — царь царей, проведший с тобой эту ночь. Ты родишь меня во славу Астарты и Вавилона! Я — её возмездие персам, захватившим древнюю столицу. Я — её наказание дикарю, играющему в чужие обряды, не понимая их сути. По её воле, я буду восседать на престоле империи, который отец готовит для сыновей мидянки.
Дочь Гобрия пробудилась от собственного крика. Её била крупная дрожь, ледяной пот катился по телу. Неужели её сон — и вправду послание богов, весть из тумана грядущих лет? Тогда это значит, что…
Дочь Гобрия зажала рот ладонью.
Кир трижды облагодетельствовал, трижды спас её род. А она принесла его потомству погибель. Подсыпала яд в чашу, вонзила в спину кинжал!
— Что случилось, супруга Гистаспа? — Кир тоже уже не спал.
Дочь Гобрия внутренне заметалась — она была должна, обязана поведать царю сон! Не утаить от него ни крупицы тяжёлой правды. Но не могла, ибо понимала: скажи она истину — и её сыну не жить.
— Мне снился кошмар о моём отце, о милостивейший, — придумала она ложь. — Яко бы он тяжело болен, а я ни могу не помочь ему, ни облегчить страданий!
Промолвив это, она нежно прижалась к Киру. Но он помрачнел и отстранил её.
— Значит, пора вам возвратиться к супругу, — сказал он строго. — Ночь на исходе, и долг Астарте выплачен сполна. Или вы не из чистых побуждений умолили меня помочь вам? Не ради Гистаспа решились на позор, а жаждали сотворить со мной грех?
Его слова рассекли сердце дочери Гобрия, как бич. Не ответив ничего Киру, она оделась, выбежала из шатра и направилась в ту часть лагеря, где темнел стан Гистаспа. Небо на востоке алело — занималась заря. А её грешная душа изнывала, болела, дробилась на мелкие части.
Её переполняло счастье — богиня вернула ей свою милость. Когда супруг вернётся из Египта, он застанет дома желанного сына. Её обволакивал страх — вдруг измена откроется? Ей было мерзко от собственной подлости — как она посмела скрыть от благодетеля жестокую участь, уготованную его наследникам? Она млела, вспоминая горячие ласки. И готова была реветь, как раненая львица, зная — Кир не любил её. Он просто остался верен себе — почтил древний обычай Вавилона.
Когда дочь Гобрия вошла под сень шатра, Гистасп уже не спал. Или не ложился с вечера, гадая — куда она подевалась.
— Где ты была? — крикнул он в ярости.
— У жены Хрисанта, — вновь соврала дочь Гобрия. — Мой отец отправил Киру послание, и я вручила его на пиру. А затем в слезах поведала о несчастье, постигшем наш дом! Тогда он решил помочь вам, как другу, и отослал меня к ней. И она — женщина мудрая, дала мне отвар, сказав — если я выпью его, то в эту же ночь зачну дитя.
И, промолвив так, дочь Гобрия коснулась губами сухих губ супруга. Воспламенила его кровь, спалила любое подозрение. До самого рассвета они наслаждались друг другом, как в последний раз. Гистасп касался её там, где коснулся Кир. Смывал поцелуями следы его поцелуев.
* * *
Дочь Гобрия возвратилась домой через несколько дней и привезла отцу царский ответ. Кир отдал ей письмо лично в руки — как больно было говорить с ним после произошедшего! Она рассказала родителю и о том, как войско отбыло в Египет, расписала обстановку в лагере, передала все услышанные новости.
Однако от Гобрия не укрылась её странная слабость. Дочь показалась ему измождённой и мрачной.
— Что с тобой, счастье моё? — спросил он, волнуясь. — Кто-то из людей Кира обидел тебя?
— Как же мне быть иной, отец? — всхлипнула она в ответ. — Мой супруг ушёл на войну! Он ещё не достиг Египта, а я уже страдаю! Гадаю, куда заведёт его дорога — к берегам ли Нила? Или дальше — в Ливию, в пустыню, в страну долговечных эфиопов(11)?
— Не бойся за Гистаспа, дочка, — Гобрий попробовал ободрить её. — Помни — войско ведёт сам Кир. А Кир не оставит в беде своих друзей!
Она измученно улыбнулась отцу в ответ. Сделала вид, что он развеял её печаль. Но не беспокойство за супруга было причиной её болезни.
Истину объявили придворные врачи. Её лицо — цвета, а тело — сил, лишило дитя, что она понесла под сердцем. Зачала в ту сладкую и горькую ночь, выполняя долг пред богиней. От Кира ли, от Гистаспа ли? Дочь Гобрия знала ответ. Но пыталась забыть, заставить себя поверить — сон не был вещим.
Никто так и не узнал её постыдную тайну. Рабыню, подсказавшую ей средство, она заставила замолчать навеки. Казнила её — как и обещала, наградила, освободив. Отправила в страшное жилище Эрешкигаль или на мост ЧинватЭрешкигаль — хозяйка мира мёртвых в шумеро-аккадской мифологии. Мост Чинват — мост, по которому в зороастризме проходит душа человека после его смерти..
А военные действия развивались успешно — из Египта шли одни добрые вести. Кир покорил древнейший из народов, и Гистасп совершил под его началом множество славных подвигов.
Как же брыкался ребёнок во чреве дочери Гобрия, слушая о них!
* * *
Так годы войны и пролетели, подобно стае быстрокрылых птиц. Египет был сломлен, и Персия ликовала. Величайшая из земных империй приросла очередной провинцией. Воины — отцы, мужья, сыновья и братья возвращались домой, к семьям.
Вернулся невредимым и Гистасп, умноживший свою славу и богатство. Он пострел, безжалостное солнце опалило его лицо. Тесть — Гобрий не дождался его два месяца. Умер, едва до его слуха дошла весть о победе. Супруга одна встречала его в доме, погружённом в скорбь.
Но когда Гистасп оплакивал Гобрия, она вдруг радостно сказала ему:
— Не печалься! Ибо горе наше не столь беспросветно, как думается тебе. Да — мой отец оставил этот мир, но его род продолжился в потомке. Спустя должный срок после нашего расставания, возлюбленный мой, я родила сына.
Сначала Гистасп не поверил ей. А после заплакал вновь — уже от радости. Цель его жизни сбылась, молитвы были услышаны.
Он нарёк мальчику имя — Дарий. Точно в том сне, что дочь Гобрия не желала вспоминать. И больше никогда не отстранялся от супруги, но его любовь к ней крепла день ото дня.
И Астарта-Милитта тоже не отняла своего благословения. Следом за первенцем, в доме Гистаспа появились два сына и красавица-дочь(12). Так в стенах, где много лет царили уныние и обречённость, поселились радость и уверенность в завтрашнем дне.
Начёт же Дария ни у кого не возникло сомнений, кто его отец. Мальчик рос похожим на обоих родителей: на Гистаспа — лицом, а на дочь Гобрия — нравом. С малых лет в нём обнаружилось материнское коварство и упорство. Казалось — если он что-либо возжелал, то не остановится ни перед чем, пока не добьётся своей цели.
Но изредка — при свете факелов, или встав в тень, он вдруг приобретал черты Кира. И тогда дочь Гобрия хваталась за сердце, ибо ей казалось — сейчас её обман раскроется. А затем на неё падёт кара за то, что она растит в своём доме погибель царских детей.
— Это — лишь кровь Ахемена, — успокаивала она себя. — Это — его лицо! И мой супруг, и Кир, оба — его потомки!
* * *
А солнце и луна продолжали свой путь по небосводу. Слагали дни в месяцы, месяцы — в годы, годы — в десятки лет. Оставил мир Хрисант, и вслед за ним мидянин Артабаз. Уснул навеки и царь Кир — как говорил Ксенофонт, в окружении родных. Успев проститься с ними, дать им последние указания(13). Он наставил сыновей — Камбиса и Танаоксара(14) жить в мире и быть друг другу опорой. Не схлестнуться в усобице, не разрушить созданную им империю. Ибо он замечал, что между братьями нет положенной любви. Дай волю одному — и он уничтожит другого.
Услышав о смерти Кира, дочь Гобрия слегла. Без него её силы выгорели, словно остатки масла в лампе.
Она жалела о многом — и ни о чём не жалела. Страшилась расплаты за грехи — и стремилась оставить мир. Главное, Дарий — её Дарий, будет в безопасности, ровно, как и царские дети. Дочь Гобрия не решалась всю жизнь, но сейчас, на её исходе, попробовала изменить судьбу. Дабы её душа, не оставила мир отягчённой предательством.
В день смерти, она позвала сына в свои покои. В последний раз полюбовалась его красивым, суровым лицом — точь-в-точь Кир в их первую встречу! И вручила ему две драгоценные вещи: золотой перстень и признание.
— Возьми его, Дарий, — промолвила дочь Гобрия едва слышно. — Прими, носи и никогда не снимай, ибо он связан с тобой.
— Как, матушка? — спросил Дарий в недоумении.
Дочь Гобрия улыбнулась.
— Без него ты бы не появился на свет. Он — плата за твоё рождение. Знай — я зачала тебя по воле Астарты-Милитты. Выполнила старинный ритуал, чтобы подарить тебе жизнь. Сын мой! Твой отец — не славный Гистасп, а тот человек, что дал мне его. Кир, царь царей, владыка Персии и Мидии, Египта и Вавилона.
— Это правда, матушка? — Дарий был поражён. — Но тогда значит, Камбис и Танаоксар — мои братья?
— Послушай, сын мой, — дочь Гобрия протянула к нему иссохшую руку. — Не стремись к ним, но беги от них. Сторонись власти, не приближайся к престолу! В ту ночь, когда ты был зачат, мне пришло видение. Астарта сулила смерть сыновьям Кира от мидянки, а тебе — царство, в отмщение за Вавилон. Заклинаю тебя, Дарий — не допусти этого! Твой отец сделал для моего рода столь многое, и я не хочу предавать его. Не касайся ни Камбиса, ни Танаоксара!
Она промолвила — и ей стало легче. Тайна, хранимая много лет, наконец вырвалась наружу. С души точно упали цепи, и она легко оставила тело, умчалась по неведомым путям.
* * *
И Дарий запомнил слова матери.
Он помнил их, когда Камбис обезумел и взял в жёны родных сестёр. Он помнил их, когда Камбисом было совершено покушение на Танаоксара. Он помнил их, когда Камбисом были осквернены египетские святилища. И в тот час, когда выживший брат сменил на престоле умершего брата(15).
Он помнил их и тогда, когда заговорщики распустили среди народа слухи. Яко бы Персией правит не Танаоксар, а маг-мидянин Гаумата. И в тот день, когда одна из царских жён яко бы обличила самозванца. И в тот миг, когда ворвался во дворец и лишил жизни сына Кира.
Дарий не боялся расплаты. Он помнил — Астарта обещала ему империю. Богиня не только любви, но и власти — недаром в её храмах висит оружие! Он знал, по чьей воле заржал его конь, почуяв рядом кобылицу(16). Кто склонил к нему сердца сестёр — Атоссы и Артистоны. Кто усадил его на престол, сделал родоначальником величайшей из земных династий.
Но — увы, Ксенофонт окончил свою «Киропедию» раньше, и так и не рассказал о том, как воцарился сын ассириянки.
1) В зороастризме поощрялась многодетность, а супружеские измены карались смертью.
2) Во времена правления Кира II Великого и Камбиса II придворными врачами в Персии были египтяне, а не греки.
3) В позднем зороастризме дозволялось заводить вторую жену в случае бесплодия первой. Автор допускает такой обычай в более раннее время, либо аналогичный в «религии Ахеменидов».
4) Милитта — имя, под которым почитали Астарту в Ассирии.
5) Этот обычай подробно описан в I томе «Истории» Геродота. Храмовая проституция была характерна для культа Иштар-Астарты.
6) Героиня вспоминает предание о сошествии Иштар в Преисподнюю.
7) По Геродоту, персы поклонялись небу, которое они считали Зевсом, солнцу, луне, огню и ветрам. Оттого у ряда учёных возникла теория о не-зороастрийской «религии Ахеменидов».
8) Отсылка к V книге «Истории» Геродота — рассказу о гибели персидских послов в Македонии. Во времена зороастризма персидские женщины могли присутствовать на пирах.
9) Считается изображением, точно передающим черты царя Кира.
10) Отсылка к I тому «Истории» Геродота. Там видение являлось самому Киру во время его похода на массагетов.
11) Народ, упомянутый Гердотом в III книге его «Истории». Высокие и красивые люди, живущие до ста двадцати лет и хоронящие умерших в прозрачных столбах.
12) По сообщению Геродота, царь Дарий I имел двух братьев — Артафрена и Артабана и сестру, имя которой не упоминается.
13) В действительности, Кир погиб на войне с массагетами.
14) В разных источниках приводятся различные варианты имени младшего сына Кира, самые известные — Смердис и Бардия.
15) В данном рассказе использована теория, согласно которой после Камбиса на престол взошёл не маг Гаумата, но сам Смердис. Т.е. Дарий убил законного наследника и являлся узурпатором.
16) Заговорщики, свергнувшие Гаумату, решили, кто из них будет царём так: выехали наутро из города и ждали, чей конь заржёт первым. Дарий выиграл хитростью — к его коню слуга подвёл кобылу.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу