Кукла с человеческим лицом (джен)

— Бабушка, бабушка, спой мне колыбельную! — маленький рыжеволосый мальчик доверчиво прижался к женщине средних лет, которая ласково гладила малыша по голове.

— Какую песню ты хочешь, чтобы я тебе спела? — голос женщины был мягок, с нотками глубокой печали.

Мальчик, сощурив по-детски невинные глазки, состроил задумчивую гримаску, затем тихо, как будто в нерешительности, проговорил:

— А мама какие колыбельные пела?

Женщина вздрогнула и отвела взгляд. Что ей сказать этому ребенку? Что мама никогда в жизни не пела ему песни на ночь? Что она мертва?

— Поверь мне, Сасори, — Тиё нежно провела суховатой ладонью по пухлой детской щеке, — мама пела тебе самые лучшие песни...

Глаза малыша радостно заблестели.

— Тогда спой мне их! — громко воскликнул он.

Сасори резко поднялся с кровати.

Снова ему снится этот сон. Снова далекие воспоминания из детства дают о себе знать через его подсознание. Как же это надоело!

Мастер марионеток с силой ударил кулаком в стену. Глухую каменную стену, отделяющую комнату кукловода от комнаты беззаботного и надоедливого кохая. На губах Акасуны выступила невеселая усмешка: его напарник сейчас, наверное, преспокойно похрапывает в свое удовольствие, наблюдая десятый сон, пока он, преступник высшего ранга, мучается от кошмаров, вызванных какими-то ничтожными воспоминаниями.

Какая ирония, не правда ли?

Если бы Сасори захотел, он бы безумно рассмеялся, поражаясь нелепости данной ситуации.

«Неужели ты, бабуля Тиё, не оставишь меня в покое даже во снах?» — сухой внутренний голос неприятно звенел в ушах.

Почему? Почему он не может забыть свое детство, свою прежнюю жизнь, от которой избавился, сбросил, словно ящерица, отбросившая свой хвост? Что это — проклятье, мистика, может, карма? Пф-ф-ф, он уже проклят. В мистику Акасуна никогда не верил. В существование кармы и кармических воздаяний — тем более.

Мир как будто надвое расколот,

За витрины голубым стеклом

Тихо плачет манекен бесполый —

Кукла с человеческим лицом

Зачем Сасори вступил в организацию «Акацуки»?

Деньги, власть, мировое господство, он не преследовал эти цели так же рьяно, как другие члены организации. Да, он был силен, да, он преступник, нукэнин, предатель. Он ненавидит все, что хоть как-то связано с Деревней Песка, но он никогда не питал желания властвовать и разделять. Это не его профиль.

Причина участия в «Акацуки« была, по мнению Сасори, очень и очень проста — стабильность. Стабильный заработок, стабильные сложные миссии, стабильные убийства. Мастер никогда не считал себя кровожадным чудовищем, однако убийства были необходимы.

После того, как Сасори убил Третьего Кадзекагэ и превратил царственное тело в одну из сильнейших марионеток в своей огромной коллекции, Акасуна понял, что его жизнь навсегда изменилась. Впрочем, изменилась она еще тогда, когда кукловод, будучи ребенком, узнал от ненароком проговорившейся Тиё о смерти своих родителей. Точнее о том, что они были убиты.

Однако в тот день, в тот час и в ту минуту, когда двадцатитрехлетний юноша совершил первое в своей жизни убийство, его жизнь разделилась на две основополагающие части: ту, что была, и ту, что стала. На прошлое и настоящее.

О будущем Сасори ни разу не задумывался, да и зачем строить какие-то планы, если ты не знаешь, останешься ли ты завтра в живых или сдохнешь, как собака. Неважно, насколько ты силен и неуязвим, это путь любого синоби, будь то преступник или законопослушный ниндзя.

Просит одинокими ночами,

Просит он у неба одного,

Чтоб огонь от искры изначальной

Разгорелся в сердце у него.

Чтобы было сладко,

Чтобы было больно,

Чтобы каяться потом...

Хотел бы он снова стать человеком? Живым, из плоти и крови? Да, наверное. Во всяком случае, это было бы весьма забавно, вновь почувствовать, как бешено колотится в груди пустое сердце. Простой кусок мяса, разгоняющий горячую кровь по венам.

Сасори откинулся обратно на подушку, усмехаясь своим сентиментальным мыслям.

Он давно забыл, каково это, чувствовать какие-либо эмоции, поддаваться частой смене настроения, так присущей людям. Может быть, он даже не отказался бы от возможности снова ощущать запахи и перепады температуры, да только это все пустое. Блажь, нелепая слабость, также, кстати, присущая всем людям. Поэтому-то он и отказался от человеческой сущности, от всего, что делало его слабым: от чувств, сердечной боли, настроений с переживаниями, от тоски и грусти.

По возрасту Акасуна вполне взрослый мужчина, тридцать пять лет за плечами, но внешне он навечно останется тем самым юношей, хладнокровно покидающим Суну двенадцать лет назад. Кукла, что тут скажешь.

Сейчас Сасори стал чаще вспоминать, как долго выбирал, из какого материала лучше создать вместилище для своей души, из дерева или винила?

Винил более изящен, из него действительно получаются настоящие произведения искусства, но также этот материал менее приспособлен к сражениям и сильным повреждениям, по сравнению с деревом. Совсем как человеческая плоть.

Хотя ничто в этом мире не совершенно. И дерево тоже.

Вот и плачет манекен бесполый —

Кукла с человеческим лицом

Ах да, он забыл ключевую часть, скрепляющую сложную конструкцию его нового и вечного тела, — душа. То эфемерное неосязаемое нечто, на котором держится все живое, даже растения. Даже марионетки.

Душа...

Простое-сложное понятие. Его душа не имеет цвета, формы, размера, она просто есть. Была, во всяком случае. В детстве. В прошлом.

Странно, иногда Сасори представлял свою душу, как маленький, темно-бордовый шар, слишком абстрактный, чтобы раскрывать все его свойства, и слишком самостоятельный, тронешь — мгновенно выпустит ядовитые шипы. Совсем как те отравленные сэнбоны, которые Акасуна прячет в марионетках.

Смешно до слез: человек, нет, кукла, породнившаяся со своими боевыми творениями, задумывается о том, как выглядит ее душа. Игры злого провидения, не иначе. Вот если бы у кукловода были слезы... Они не нужны. Нужны. Непонятно.

Вода — сильное оружие, способное уничтожать с такой свирепой яростью, что другим стихиям нисколько не уступает. Вода постепенно разрушает все, что долго с ней соприкасается, будь то кожа или древесное волокно. Только легче от слез, от воды, не становится.

Не стало легче и тогда, когда Сасори узнал о гибели родителей. Вопреки своему возрасту он не плакал. Просто понял: стало пусто. В душе, в сердце, внутри. Но теперь-то это позади! Сердца нет, одна душа осталась.

Станет он перекати-полем,

Станет ждать, чтоб жар надежды стих,

Чтоб одну стеклянную неволю

Разменять на тысячу других

Сасори никогда не сожалел о выбранном жизненном пути. Изредка, где-то глубоко в сознании, проскальзывали некие нотки сомнения: а могло ли быть иначе? Однако мастер марионеток старался не поддаваться на провокации собственного разума.

Хотя одну такую мысль он хранил в памяти до сих пор — а что, если бы родители были живы? Возможно, он бы стал другим. Был бы доблестным синоби на службе у Кадзекагэ, сражался бы за свою деревню, храбро погиб бы ради нее в честном бою. Вот и вся судьба. Как на ладони, правда? Характер Сасори, скорее всего, тоже был бы другим, более мягким и чувственным, более гуманным по отношению к окружающим.

О том, что он мог бы иметь семью, жениться, завести детей и наслаждаться прелестями быта, Акасуна предпочитал не думать. Кому нужны любовь и привязанности, чувства? Уж точно не ему.

Он — мизантроп. Его ненависть к людям настолько сильна, что он, не раздумывая, запросто мог бы убить своего напарника. Но почему-то до сих пор этого не сделал.

Так почему же?

Если он испытывает по отношению к мальчишке раздражение, ненависть, гнев, то значит ли это, что в нем по-прежнему остались зачатки каких-то чувств? Несомненно. Но это не тот ответ, который Сасори жаждет найти.

Ему не понятно, почему, нарочно лишившись настоящего тела, создав тело куклы, своеобразный сосуд, его душа находится словно взаперти, заключена в тюрьму, из которой невозможно сбежать? Что это за шутки? А его увлечение искусством, оно тоже сыграло решающую роль во всем этом психологическом месиве?

Стыдно признаваться, но он запутался. Он не может понять, распознать свои ощущения, мысли, прислушаться к своему разуму. Он слаб, черт возьми!

А пока он тишиною скован

За витрины голубым стеклом,

Тихо плачет манекен бесполый —

Кукла с человеческим лицом

Неприятный, давящий на глаза мрак окутал аскетичную комнату кукловода. Ни звука, ни шороха, ни вздоха. Дышать-то нечем, он марионетка. Даже храпа Дейдары за стеной не слыхать.

Множество разных, противоречащих друг другу по смыслу вопросов разом нахлынули на Акасуну, какой уж тут сон?

И вообще, почему он спит? Потому, что устал. Но он больше не человек, почему он устает? Парадокс.

Раньше положение куклы служило Сасори некой аксиомой, утверждением, как должно быть — хладнокровие, безразличие, отстраненный. Вот они, три кита, на которых держится вся его нынешняя жизнь. Его ничего не волнует, ничто не тревожит. А душа будто нарочно волнуется и тревожится.

Конечно, глупо было пытаться подчинить установленным принципам то, что априори подчинить нельзя. Опять же, речь идет о неосязаемой субстанции, которая подчиняется лишь зову сердца. Но сердца нет. И зова тоже. И, соответственно, душа Сасори неподвластна.

Складывается психологический пазл, разгадать который кукловод не в силах. Нет, он никогда не был тугим на размышления, напротив, был, пожалуй, одним из самых умных синоби в организации. Просто ключа, той самой разгадки, познания самого себя, ему не достичь.

Хех, на такой плодородной почве впору развиться депрессии или того хуже, впасть в маниакал. Но Сасори не опустится до такого низкого уровня.

Жалеть себя? С какой стати?

Он не испытывает к себе никакой жалости. Для преступника это неподобающее поведение.

Ему сложно описать себя, как личность, потому что Акасуна никогда не знал, из чего рождаются личности.

Из матери? Из воспитания? Из пройденных трудностей? Из жизненного опыта? Кто знает... Он не уверен.

Но одно мастер марионеток знает точно: он — кукла. Кукла, имеющая душу и чувства, потерявшаяся в себе и не знающая, как вновь обрести покой. Кукла с человеческим лицом, но деревянным сердцем. В нем нет больше крови, только чакра, и оно не станет усиленно биться. Нет.

Вот и плачет манекен бесполый —

Кукла с человеческим,

Да, кукла с человеческим лицом