Сердце Анны (гет)

Анна улыбнулась, но отражение не улыбнулось ей в ответ. Запоздало на секунду, нахмурилось, оглядело внимательно и строго и погрозило пальцем.

Улыбка у Анны и правда вышла кислой. Бесчисленные тесты, проверки и анкеты утомили ее. Единственное, чего хотелось теперь, когда документы на стипендию наконец поданы, — забраться в «яйцо», капсулу для сна, и спать, выкрутив параметры на максимум.

Мирный, здоровый сон — то, чего ей отчаянно не хватало. Анна скучала по нормальным вещам, и разговоры с собственным отражением в зеркале точно не входили в их число. Технически отражение — просто засбоившая программа, и разговаривать с ним — клиника и бред. Как будущий врач Анна это знала, но удержаться не могла. Слишком уж живым оно казалось.

Словно услышав ее мысли, отражение подняло на Анну глаза — большие и голубые-голубые — и разразилось беззвучными слезами.

И почему с ней вечно так?

— Уставшая, — сказало отражение.

Голос у него оказался сырой и зловещий, как ночной ветерок в поле. Совсем чужой.

— Так жаль.

Последние недели дались Анне тяжело, но собственный вид волновал ее меньше всего. Она сделала все, чтобы получить стипендию Дрейка, но мысль о том, что случится, если она все же ее не получит, не оставляла и теперь.

Скромное наследство отца перейдет к Анне только через полгода после его смерти, а это еще половина срока, и на обычную стипендию и редкие подработки она не проживет. Даже на белковых батончиках, которыми делилась с ней Кайла, и университетских пайках.

Стипендия — ее шанс. Ее и еще двух тысяч врачей, которые также мечтают о лишней миске супа в месяц.

— Милое, не так все страшно, — примирительно сказала Анна.

Отражение покачало головой и, не переставая плакать, пусть и не так горько, ткнуло в ее сторону пальцем.

Отец умел утешать людей, а вот Анна — нет. Могла бы научиться у него, но не успела. Не была такой уж умницей, как он считал, и от чего-то думала, что времени у них много, и она сможет позже.

А потом он умер из-за нее, не дожив даже до пятидесяти.

Порывшись в безразмерной сумке, она отыскала меж слайдов с учебниками бумажную салфетку и попыталась протянуть ее отражению. Только в последний момент остановилась, осознав, какую глупость делает.

— А, точно, — смутилась Анна.

Подумав с секунду, она открыла кран и плеснула на лицо холодной водой. Отражение послушно повторило за ней.

— Полегчало? — спросила она.

Отражение слабо кивнуло. В углу зеркала мелькнул красный огонек: дежурный техник подключился, чтобы вручную перезапустить программу.

Наконец.

Утешать свое отражение — не лучшее дело на свете, особенно когда хочешь, чтобы кто-то утешил и пожалел тебя.

— Посплю и все пройдет, — зачем-то сказала Анна.

Отражение посмотрело на нее с благодарностью, а затем, замерев на долю секунду в блаженном небытие, далеком компьютерном раю, закрытом для людей, пошло рябью и вновь стало обычным.

Анна вымыла руки и, стараясь не смотреть в зеркало, коридором вышла в лифтовой холл. Выбрав на терминале первый этаж, она остановилась у нужного выхода и, прислонившись спиной к стене, на мгновение прикрыла глаза.

На секунду она потеряла контроль, уснула и увидела перед собой бледное девичье лицо — похожее на ее собственное, но неуловимо другое, искаженное, как в старом зеркале.

Анна вдруг представила, что так, как теперь, будет всегда: учеба и выживание по кругу и напополам. Белый халат, которым бы гордился отец — на много лет вперед, вопреки разговорам и здравому смыслу, назло целителям, якобы способным излечить болезнь волшебными пассами и щепоткой трав, собранных в полную луну.

Магия ушла из мира века назад — смертью последнего колдуна и большим предательством — но люди продолжали цепляться за нее. Отца это смешило, а Анну — бесит.

Двери лифта открылись, и Анна, с трудом сморгнув сон, шагнула внутрь.

— С правой ноги, — раздалось из-за спины.

Анна обернулась. Вслед за ней в лифт вошла девушка с копной рыжих волос, крашеных по последней «ведьмовской» моде, а за ней — молодой мужчина в очках иной реальности. Его лицо показалось смутно знакомым, но Анна не захотела вспоминать, где могла видеть его раньше.

— Что?

— Вы шагнули в лифт с правой ноги, — сказала девушка. — Удачи не будет.

Анна едва удержалась, чтобы не закатить глаза к небу. Хотела промолчать, но не смогла:

— Говорят, воины в древности держали щиты в правой руке и из удобства шагали с левой, — отметила она. — Оттуда и пошло.

Мужчина хмыкнул.

Анна хотела добавить что-нибудь, но девушка, бросив на нее сочувствующий взгляд с высока, отвернулась, не желая продолжать разговор.

Мужчина усмехнулся, ни то их перепалке, ни то чему-то в иной реальности, видимому только ему одному.

Анна и сама бы отгородилась ото всех очками, но у нее их не было. Стоили слишком дорого. Может, со стипендией…

Она замерла, только теперь осознав, почему сосед по лифту показался ей знакомым.

Адам Дрейк, надо же. Наследник крупной корпорации снов и фонда, который дает стипендию отчаявшимся студентам вроде нее.

Крепко сложенный, с тонкими чертами лица и высокими скулами, как у всех Дрейков, Адам во плоти был почти таким же, как на картинках в сети. Только с изящной бородой по щекам и тревожной морщинкой по центру лба. Старше, чем она помнила по голограммам.

Анна не видела за очками его глаз, но знала, что они — черные. Она обратила на это внимание еще в той, другой жизни, где была подростком, увлеченным историей мира до падения магии, и смотрела его лекции ночи напролет. Тогда он только-только получил степень доктора и начинал выступать, и его неуверенность казалась Анне милой. Она никак не могла на него насмотреться, а потом выросла и почти забыла об этом.

Сколько ему сейчас? Двадцать восемь? Тридцать?

А ведь он не случайно оказался в университете. Пришел, чтобы обсудить стипендиатов и выбрать тех, кто достоин?

— Эм… здравствуйте, — сказала Анна, чувствуя себя до крайности глупой.

Забрало очков не поднялось, стекла не посветлели, позволяя им встретиться взглядами, но все же Анна почувствовала, что он ее увидел.

Его очки не были включены. Он смотрел на тебя все это время.

Иногда Анна чувствовала что-то, чего не могла объяснить. Не хотела признавать это предчувствиями или другой суеверной чепухой, которую так ненавидела, но и отвергать их верность не могла. И сейчас знала, что все — правда.

Это ее разозлило.

Анна отвела взгляд и смотрела в стену, как последняя дурочка, пока лифт не остановился и Адам с девушкой не вышли первыми.

Всю дорогу домой в переполненном аэртобусе, едва парящем над землей, в нижнем ярусе многоуровневых воздушных путей, Анна придумывала, что бы могла сказать, но не сказала.

А ведь это был единственный ее шанс.

Людей вроде Адама Дрейка не встретишь в аэртобусе или метро. Они и гулять-то на улицу не выходят, летают себе под облаками, развалившись на задних сиденьях шикарных квадрокоптеров, напоминающих корабли из старых книг.

Не стоило ничего ему говорить.

Анна сошла на своей остановке, прошла пешком до дома, перепугав котов и бдительных соседских тетушек, и, прислонив биобраслет к двери, вошла в квартиру. Мельком взглянула на крохотный экран, но не увидела там ничего интересного: за много часов ей не пришло ничего, кроме скромного предупреждения от службы погоды («Багровые тучи на западе предвещают дождь. Не забудьте взять с собой зонт!»), и это ее расстроило.

Отец говорил, что для безопасности она должна быть на виду, в кругу друзей, что станут за нее горой, если потребуется… Но не срослось.

Анна знала, что проблема в ней. Стоило быть мягче к людям, к той же соседке по квартире, которая не раз пыталась с ней подружиться. Она могла бы переступить через себя и хотя бы поговорить с ней, если бы по-настоящему того захотела. Наверное.

Отец хотел, чтобы дочь стала врачом, но одиночкой — никогда.

Анна скинула с ног туфли, вдохнула обработанный стареньким очистителем воздух, приятно отдающий солью и далеким морем, и ее минутная слабость к Кайле вмиг сменилась раздражением.

В квартире мужчина.

Анна не увидела лишнего пальто или другого подтверждения, но все равно почувствовала, что ее мысль — правда.

По традициям далекой родины Кайла разувала всех немногочисленных гостей, а этого — оставила. Значит, то не просто гость — клиент.

Это взволновало Анну еще сильнее.

Два года назад, едва съехавшись, больше от необходимости, чем от симпатии друг к другу, они договорились о правилах: Кайла не берет работу домой и не гадает в квартире и ста футах от нее, а Анна не говорит об учебе и не пытается поставить ей диагноз по умным книжкам.

Анна держалась за их договор, а вот Кайла — сорвалась.

И если какую-нибудь домохозяйку Анна смогла бы простить, то мужчину, обратившегося к гадалке, чтобы та решила его проблемы вместо того, чтобы решать их самому — никогда.

Он уже ей не нравился.

Пройдя к комнате Кайлы, Анна вошла, не постучав.

В чаде ароматических свечей лицо соседки казалось загадочным и странным. Точно ведьма, сошедшая со страниц сказки, она разложила на столе карты — старинные, из настоящей бумаги — и теперь туманно толковала их для светловолосого юноши, сидевшего к Анне спиной.

— Ой, — выдохнула Кайла, заметив, что они не одни.

За ее спиной мелькнул и погас экран, изображавший туманный осенний лес. По хлопку вспыхнул верхний свет, и атмосфера дикого колдовства, захватившая Анну на предательскую долю секунды, рассеялась, словно ее и не было.

— Это не то, что ты подумала… — начала Кайла и смолкла, не зная, что еще соврать.

Анна хмыкнула.

Парень обернулся, попытался улыбнуться, но оборвал улыбку, встретившись с ней взглядом. Посмотрел внимательно. Глаза у него оказались серые, ледяные и чистые. Настоящий северянин с острым носом и светлыми волосами, свободно спускающимися до плеч.

Говорят, на севере растут деревья и люди умирают, не дожив до тридцати. Узнают особую тайну в день рождения и не могут с ней жить.

— Анна? — спросил он глухо.

Она вспыхнула.

— Ты говорила ему обо мне? — спросила она у Кайлы.

Кайла взглянула на гостя, а потом, вдруг догадавшись, в чем дело, отчаянно замотала головой.

— О, это совсем не то! — начала она. — Это не ваша Анна. Мне жаль, но, как я и говорила, пока год не прошел, связаться с духом невозможно.

— Никаких призраков не бывает, — холодно добавила Анна.

Парень продолжал на нее смотреть.

— Простите, но вы так на нее похожи, — сказал он просто. — К сожалению, не могу показать фото — ее родители уничтожили все, что осталось, чтобы дух обрел покой.

Впервые Анна была согласна с чьим-то суеверием.

— Сочувствую, — сказала она и вышла.

Хотела закрыться в своей комнате и, натянув наушники, лечь спать, но не смогла сомкнуть глаз. Поискала в сети съемные квартиры и, не найдя ничего по своему скромному бюджету, стала слушать, как Кайла выпроваживает гостя вон, как мнется под ее дверью и наконец решается войти.

— Его невеста умерла год назад в день их помолвки, представляешь?

Кайла присела на пол у капсулы, привычно и ловко сложив ноги в позу лотоса. Анна бы так не смогла. Два года прошло, а это продолжало ее удивлять.

— Правда нужен год, чтобы с кем-то поговорить?

— Нет, пришлось приврать, чтобы не обидеть. Дух не хочет с ним говорить, а может и ни с кем другим не хочет. Я не поняла, — ответила Кайла.

Анна подумала об отце, но тут же прогнала мысль прочь.

— Получу стипендию и отдам тебе долг, — твердо сказала она. — За тот раз, что ты платила за квартиру целиком.

Кайла дернула плечом, словно не поверила.

— Сочтемся, — добавила она, рассеянно глядя поверх нее, вдаль и вглубь.

Анна не хотела знать, о чем попросит Кайла, когда все-таки решится, но что-то ей подсказывало, что это будут не деньги. С ее-то родителями.

Рука Анны замерла на кнопке, закрывающей створки капсулы, но так ее и не нажала.

— А мне бы погадала? — спросила она в шутку, которая и ей самой показалась несмешной.

Кайла покачала головой:

— На тебя не гадаю. Сложно сказать, что карты покажут, учитывая…

Как-то Кайла спросила ее о родителях, и Анна, вместо того чтобы привычно соврать или отшутиться, рассказала правду. О рождении, приемном отце и нежизни до него.

Она знала, что не должна была говорить, что знать опасно для обеих, но промолчать не смогла. Так хотела рассказать хоть кому-нибудь!

Взамен Кайла назвала ей истинное имя. Доверила тайну большую, чем Анна могла ожидать.

— Я получу эту стипендию? — спросила Анна.

— Нет, — покачала головой Кайла. — Это я вижу и без карт.

На следующее утро Анна, пролистав в сети списки стипендиатов, почти поверила, что у Кайлы, вопреки законам их прекрасного мира, и правда есть дар.

Планы Анны, прекрасные и радужные до жути, рухнули, но она не почувствовала того отчаяния, что должна была. Горечь и смертельную усталость — да, но не боль, которую ждала.

У нее вновь заболела голова и, поддавшись порыву, Анна впервые за семестр пропустила лекцию вышла в зимний сад подышать.

Деревья и цветы, хоть и не были настоящими, дарили ощущение покоя и мира вне городских стен. Того, из детства, что она старалась забыть, но так и не смогла.

— Жаль, со стипендией прокатили, — покачала головой сокурсница, словно из ниоткуда возникшая на соседней скамье. — Я бы дала.

Анна не услышала, как она подошла.

— Спасибо, Гетти.

Они дружили на первом курсе, а потом перестали. Что-то важное случилось, но Анна никак не могла вспомнить что именно. Мысль ускользала и сыпалась, едва она пыталась ее ухватить.

Странно.

Как и то, что много месяцев спустя Гетти первой с ней заговорила.

— Вечером тусовка для стипендиатов, — продолжила Гетти. — У меня есть приглашение. Хочешь?

— Нет.

— Зря, — криво улыбнулась Гетти. — Вдруг передумают.

Анна промолчала.

Ей вспомнилось, как Гетти впервые вывела ее в клуб, а потом, перепив, бросила там, под неоном, софитами и взглядами, о которых и вспомнить тошно.

В улыбке Гетти ей почудилось что-то неуловимо злое, и Анна невольно выдохнула, когда та тяжело поднялась и пошла в сторону больших дверей в холл.

Анна слышала про эксперименты, что Гетти с компанией проводили в сети, но не верила в них до сих пор. Теперь же, увидев бывшую подругу своими глазами — засомневалась.

Гетти изменилась, и то нервное, что всегда жило в ней, переродилось во что-то осязаемое и темное. Эти изменения Анне не нравились, и ее разговоры — тоже.

Только позже Анна заметила, что Гетти оставила на скамейке карточку.

Анна обернулась, собираясь окликнуть девушку, но та уже ушла. Поколебавшись, Анна перевернула карточку лицом вверх и пробежала глазами по строчкам. Узнала вензеля Дрейков и невольно дернулась.

Приглашение на вечеринку стипендиатов. Чужое и гадкое, не для нее.

Анна хотела зашвырнуть приглашение подальше и забыть о нем, но не смогла. Подумав, спрятала его в карман и, повинуясь острому чувству вины, вернулась на лекцию.

Час с небольшим карточка жгла ей карман.

Анна пообещала себе: если встретит Кайлу — никуда не пойдет. Одного ее взгляда в душу хватило бы, чтобы пристыдить Анну и заставить ее пересмотреть планы разом.

Но не случилось. Кайлы дома не оказалось, и последняя соломинка гордости и смысла выпала у Анны из рук.

Анна оставила приглашение у входа, надеясь, что расставшись с ним будет проще передумать, но и это не помогло.

Она торопливо приняла душ, надела лучшее свое платье и вышла из дома. Пройдя квартал, спустилась в темное нутро метро и только там выдохнула. Поняла, что сделала неправильный выбор и приняла его целиком.

Стало легче.

Анна не торопилась, но все равно пришла рано.

Местом встречи оказался бар в ретро стиле — двухэтажный, приземистый и несуразный меж новостроек-ульев. Прекрасный в своей нелепости.

Не то место, что выберут «правильные» студенты и тем более люди вроде Адама Дрейка.

И все же он пришел.

Анна заметила его у стойки, мирно болтающим со стайкой девчонок-первокурсниц.

Словив его взгляд, тоскующий и беглый, не задерживающийся ни на чем надолго, Анна зашагала в противоположную от Адама сторону. Чтобы не дать голове вспомнить, как повела себя в их прошлую встречу.

Ее платье, макияж и само появление вдруг показались до крайности глупыми. Она и правда решила, что Дрейки передумают, если увидят ее такой?

— Эй, Анна, ты пришла, — окликнул ее знакомый голос.

Ком, дружок Гетти, жестом подозвал ее к своей компании. Анна медленно подошла, не вполне понимая, зачем.

Парней было трое, но знала Анна только Кома.

— А где Гетти? — спросила Анна.

Рыжий парень справа от Кома нелепо хохотнул, и другой, самый высокий из всех, строго на него посмотрел, жестом оборвав комментарий, готовый сорваться с губ.

— Гетти… заболела, — Ком обнажил зубы в улыбке.

— Да и ее приглашение… — продолжил высокий.

— У тебя, — добавил рыжий.

Анна почувствовала, как лицо залило краской. Стоило догнать Гетти и отдать ей карточку сразу же, а не забирать себе.

— Она — стипендиат? — спросила Анна, только теперь догадавшись, что Гетти не украла приглашение, не нашла его на улице, а получила так, как она не смогла. Законно.

— Конечно, — улыбнулся рыжий парень.

— Мы все, — сказал Ком.

— Стипендиаты, — завершил парень с глазами-бусинами и большим ртом.

Они говорили с ней все вчетвером, но от чего-то Анне казалось, что говорит с ней только один. Большее, чем каждый из них.

— Сядь.

— С нами.

— Выпей.

Анна обернулась в поисках поддержки, но не нашла ее. Окружающие были слишком заняты болтовней и выпивкой, чтобы заметить ее смятение и… страх.

Закричать? Позвать на помощь?

Но никто парней ей не угрожал.

Ведущий вышел на стену и легонько постучал по микрофону, призывая к тишине. Зал стих. Анна тихонько опустилась на свободный стул за столиком ребят.

На сцену под громовые аплодисменты вышел Мэйджор Дрейк, отец Адама и глава фонда поддержки Дрейка.

Анна не узнала бы его, если бы встретила где-нибудь еще. Он показался ей простым и приятным.

— Выпей, — сказал Ком, подталкивая к ней стакан с соком. — Почему ты не пьешь?

— Пью, — соврала Анна.

Мэйджор хитро улыбнулся публике и обвел присутствующих сияющим взглядом.

— Как приятно видеть вас здесь! — сказал он.

Голос у него оказался поставленным и мелодичным.

— Вы — лучшие из лучших, раз жюри фонда и лично мой сын, самый строгий критик из всех, кого я знаю, выбрали вас. Спасибо за тот путь, что вы прошли. Спасибо за тот путь, что вы еще пройдете. Надеюсь, стипендия сделает его чуточку легче. Отдыхайте и веселитесь на славу, вы заслужили!

Раздались крики, шум, звон стаканов.

Анна почувствовала, как к горлу подкатывают слезы.

Не понимая, что делает, она выпила сок залпом.

— Хорошая речь.

— Правильная.

— А ты как думаешь, Анна?

Анна неопределенно пожала плечами, а потом неожиданно для себя сказала:

— Дурацкая речь и отбор у них тоже дурацкий.

Ком встал, обошел ее кругом, хохотнул над самым ухом.

— Надо быть особенным.

— Чтобы впечатлить их.

— А ты особенная?

Анна кивнула. Хотела было рассказать про родителей, но остановилась. Тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Что было в соке? Что-то ведь было?

— Что же в тебе особенного?

— А?

— Чем ты можешь нас впечатлить?

Анна вздрогнула. Поняла, какую тайну они хотят услышать.

Ей нельзя об этом говорить, но и молчать — нельзя, не получится. Значит, придется малой кровью. Выдать тайну, но другую.

— Меня зовут Анна.

— Тоже мне удивила.

— Нет, мое истинное имя тоже — Анна. Лучшая защита, как говорил отец. Никто не догадается.

Рыжий посмотрел на нее с интересом, от которого Анне стало не по себе.

— Что ж, неплохо.

Анна резко встала. Голова у нее кружилась, но наваждение, получив в корм обещанную тайну, отпустило ее.

Медленно она побрела в сторону выхода.

— Куда же ты?

— Так хорошо общались.

— Точно.

Анна пробралась сквозь толпу, едва не налетела на кого-то в темноте, толкнула другого в бок и наконец оказалась на улице. Ей стало страшно, что Ком с компанией последуют за ней, но они не посмели.

Без приключений Анна спустилась в метро и, присев в углу вагона, подальше от редких пассажиров, прикрыла глаза.

Голова гудела, словно она пила.

Что это было? Наркотик?

Ответом на ее вопрос пришла боль. Резкая вспышка, за которой — одна только темнота.

Что-то чужое и страшное тронуло ее разум, понюхало, ощупало края и, оставшись довольно тем, что там увидело, впилось в него кровавыми зубами.

Анна закричала.

Ей почудилась девушка, неправильно и страшно похожая на нее саму. Она посмотрела на Анну с жалостью и сомкнула руки на ее шее.

Анна задохнулась, оторопела от боли и, кажется, почти умерла.

Ее обволокла липкая темнота, по которой эхом разнесся голос, монотонно, с механическим остервенением повторяющий:

— Вон. Она моя.

Вон.

Моя.

Вон!