Звезды саванн (джен)

В лагере то тут, то там горели костры, а в небе, словно в темном водяном зеркале, отражением подмигивали им яркие белые точки. Всем известно, сколь ослепительны звезды южных широт, но сухие факты не способны в должной мере подстегнуть воображение, особенно воображение сдержанных скептиков-англичан. Пока сам не увидишь — не поймешь и не поверишь.

Джон Бейтс сидел у костра и смотрел на осточертевшую по самое горло южную иллюминацию. Он не дежурил, но ему, несмотря на изнурительный дневной марш, не спалось. Потакать этой глупости было весьма неразумно, ведь впереди ждал очередной переход, а через пару дней и сражение. Если, конечно, на этот раз все пойдет в соответствии с планом штабных умников, в чем Бейтс сомневался. Нижние чины всегда чешут языки о начальство; офицеры этого полка отзывались о маршале Робертсе почти восторженно — ну так о генерале Гатакре его офицеры тоже хорошо отзывались. В отличие от солдат, но тех никто не слушал. Впрочем, своему нынешнему полковнику Бейтс, скорее, доверял, — потому и всего лишь сомневался. Да еще и молча.

— Не спится, Бейтс?

Капитан Даунтон вышел из палатки и ухитрился подойти к костру незамеченным — неплохое достижение. Видимо, сказывались навыки опытного охотника, ведь в боевых действиях он прежде не участвовал.

— Нет, сэр. — Бейтс старался быть краток, хотя капитан Даунтон ему, скорее, нравился.

Бейтс не имел привычки судить о людях, не узнав их как следует, и не обращал внимания на стереотипы, и все же после «Черной недели» поневоле записал всех гвардейцев в изнеженные дураки. Он хорошо — слишком хорошо — помнил тот марш: жара, жажда, неожиданно возникающие на пути холмы, больше похожие на горы (чтоб штабным умникам, сунувшимся туда без нормальной карты, в гробу перевернуться), и щедро раздающие взыскания голоса офицеров, будто до полусмерти уставшего человека, как упавшего коня, можно поднять ударами кнута. Сражение он помнил хуже, но про дураков, которые вместо того, чтобы пойти в обход, без подготовки бросились в лоб на укрепленную позицию и положили вместе со своими дурными головами еще несколько сотен подчиненных, по всей армии болтали.

Но Даунтон, да и его полковник, на дураков не походили, как, впрочем, и на неженок — честно вместе со всеми глотали пыль и жарились на солнце, даром что раньше видели, небось, только парады, не пренебрегали разведкой местности, и усиленно шутили, поднимая упавший после «Черной недели» моральный дух. Хотя тех, кто был при Стормберге, в подразделении почти не имелось — только слухи и сплетни, — но зато сразу после приезда в Африку ребята умудрились близко познакомиться с местной лихорадкой и потеряли больными человек шестьдесят, а это тоже не фунт изюма.

— И мне не спится, — хмыкнул Даунтон, усаживаясь рядом на бревно. — Ох и влетит нам завтра, если будем клевать носом.

Это Бейтсу тоже в нем нравилось — то, как естественно и без рисовки он говорил «мы». По прибытии в Африку оставшихся в строю после лихорадочной истории гвардейцев раскидали по всей армии, довольно эклектично перемешав роты, но Даунтона это не смущало.

— Не беспокойтесь, сэр, — Бейтс позволил себе небольшую улыбку. — У меня на утро припасена холодная вода. Очень холодная.

— Да ты просто мой спаситель! Даже не буду спрашивать, как тебе это удалось. У каждого виртуоза свои секреты. — Бейтс глухо хмыкнул, и Даунтон тут же счел нужным уточнить: — Надеюсь, ты не возражаешь. Я знаю, что ты солдат, а не камердинер. Хотя я, боюсь, скоро буду без тебя как без рук.

— Все в порядке, сэр. Я рад быть полезным.

Это была правда. Бейтс прекрасно понимал, что, когда дойдет до драки, в тылу его не оставят, да и потом, он не гнался за боевой славой и был искренне рад, что подвернулся полковнику как раз тогда, когда капитан Даунтон потерял денщика. Уж чем он приглянулся полковнику, черт его знает, разве что крепкими выражениями, которыми, не глядя по сторонам, костерил генерала Гатакра. Впрочем, самому Бейтсу полковник понравился именно потому, что слушал тот монолог с понимающей и даже немного одобрительной ухмылкой.

Даунтон недолго молча смотрел на огонь, а потом вдруг выпалил:

— Пленные говорят, в «Иностранном легионе» есть какой-то не то казак, не то вообще русский принц. Как думаешь, это правда?

Бейтс пожал плечами:

— Все может быть, сэр. Не зря ведь его называют «Иностранный легион». Там кого только нет.

— И все же, — Даунтон резко вскинул голову и посмотрел ему в глаза, — ты тут дольше нас, Бейтс. Ты веришь в эти россказни? Правдивость пленных для нас много значит.

— Чтобы верить или не верить человеку, нужно оценить не столько то, что он говорит, сколько то, как.

— Справедливо, — усмехнулся Даунтон. И снова замолчал.

— Вас чем-то беспокоит этот иностранец, сэр? И полковника, — быстро добавил Бейтс, хотя и так прекрасно видел, что тактические резоны тут ни при чем.

— Да нет. Ты прав, «Иностранный легион» иностранным назвали не зря, а опасность он пока представлял не большую, чем все остальные. Просто неприятно думать, что в мире так сильно нас ненавидят. Не поленились проехать аж всю Европу!

— Или просто сочувствуют бурам, — заметил Бейтс. Впрочем, скорее, для успокоения собеседника.

Но Даунтон дураком явно не был: он громко скептически хмыкнул, но от пространных комментариев воздержался. И сказал только:

— Мы защищаем своих соотечественников, Бейтс. Да, с оружием — но нам просто не оставили другого выбора.

Да, он не был дураком — просто идеалистом и патриотом.

— Я не силен в политике, сэр. Но рейд Джеймсона наши соотечественники здесь не поддержали.

— Они и не должны были! — со страстной убежденностью заявил Даунтон, и это уже не было похоже на цитаты из английских газет. — Они мирные люди, промышленники и работяги. Они не должны отстаивать свои законные права с оружием в руках и рисковать ради этого жизнью. Это наша обязанность. Обязанность офицеров на службе Ее Величества. — Он замолчал на мгновение, а потом добавил уже другим, более мягким и светлым, тоном: — В конце концов, для того мы и существуем на этом свете. У каждого человека в жизни своя роль, Бейтс. И он должен иметь возможность сыграть ее.

Бейтс не был уверен, кого на этот раз Даунтон имел в виду под своим «мы». Аристократию ли, ведь согласно идеальной картине мира она действительно существует для того, чтобы помогать простым людям и защищать их. Или военных. Или мужчин вообще — отца троих дочерей, наверное, и в мирное время уже не раз посещала подобная мысль. Но Бейтс вдруг отчетливо понял, как, почему этот наследник графского титула оказался в армии, где больше пристало обретаться вторым и третьим сыновьям.

— Вы правы, сэр. Хорошо, когда человек имеет возможность сыграть в жизни свою роль.

Даунтон улыбнулся и снова перевел взгляд на огонь. А потом вдруг прищелкнул пальцами, словно что-то вспомнил, и вытащил откуда-то из кармана наспех наброшенной куртки какой-то флакон.

— Кстати, об уместном. Вот, возьми.

Бейт машинально протянул руку, поднес полученное к глазам и увидел, что это флакон кольдкрема.

Под южным солнцем Бейтс сгорал нещадно и уже успел раз пять поменять кожу. Впрочем, это касалось почти всех, однако на такую не обязательную ерунду как защитные средства деньги были, разумеется, только у офицеров.

— Я не могу принять это, сэр.

— Ну же, Бейтс! Мои дамы начитались умных книг об Африке и завалили меня полезными в этих широтах косметическими притираниями. Да ты видел мою палатку, сам знаешь, что она скоро станет похожа на будуар куртизанки. Ребята надо мной уже смеются. Ты, право, очень меня обяжешь, если поможешь хоть немного ее расчистить.

Бейтс громко и невежливо хмыкнул, однако отбиться от этой смешной лукавой уловки не смог.

— Спасибо, сэр, — сказал он веско — просто чтобы продемонстрировать, что хоть и сдался, в объяснения эти, разумеется, не поверил.

Даунтон промолчал — только кивнул и улыбнулся. В его глазах отражались невозможно яркие южные звезды.