Дневник Электры (гет)

«Не существует большего желания, чем потребность раненого человека в очередной ране»

Жорж Батай

Когда начинается взросление? Когда ты осознаешь себя, как отдельного члена общества? Или начинаешь нести ответственность за свои действия? Соня не могла ответить на этот вопрос определенно. Точнее, она твердо знала ответ, но он ей не нравился.

Холодный ноябрьский ветер бросал листья в лобовое стекло, и Соня некоторое время не решалась выйти из машины. Ей требовался рывок, чтобы, наконец, открыть дверь и зайти в сверкающий холл отеля. Сначала всегда было немного стыдно, а потом ничего, привыкаешь. Постояльцам-то, по существу, никакого дела до нее не было, а вот персоналу…

Уфа, по выражению почти всех местных, была большой деревней, и на самом деле Соня боялась, что кто-то узнает ее, запомнит. Единственным утешением была репутация отеля, которая обязывала молчать обо всех его гостях, а еще мысль о том, что служащие вращались в совершенно ином кругу, чем она.

Соня мысленно убеждала себя быть спокойной, сжимая в одной руке ремешок кожаной сумки, а в другой перчатки, и не торопиться, чтобы не привлечь внимания. Она выглядела достаточно респектабельно для того, чтобы никто не спросил, из какого она номера и живет ли здесь вообще, но девушка все равно ощущала себя так, словно на нее был направлен огромный прожектор.

Лифт звякнул, и Соня сделала шаг вперед, как будто все еще сомневалась. Длинный сияющий коридор был пуст, но если бы кто-то внезапно вышел из номера, то это добавило бы ей решимости. Дорога к комнате под номером пятьсот пять была слишком хорошо заучена, и Соня, прогнав последние сомнения, двинулась дальше.

Три стука, и дверь открылась. На пороге был он — высокий, сильный, конечно же, при костюме. Вместе с Соней в номер ворвался хвостатый малиновый шлейф духов, химический и навязчивый, но Максиму было все равно — он сжал в Соню в крепких объятиях, молча, прямо в шубе, и, прижав к стене, поцеловал.

Соня убеждала себя, что она не проститутка — ведь она по-своему любила Максима, а все эти сумки и цацки на самом деле были лишь приятным бонусом. А в участи любовницы было гораздо больше плюсов, чем она предполагала сначала: Максим был опытным, сильным, но в то же время с ним было легко и просто, потому что он требовал от нее конкретных вещей, а любые отношения, основанные исключительно на любви или взаимном влечении, требовали работы, которую Соне выполнять было по сути лень. Она встречалась с ним в конкретные дни и в конкретное время, в одном и том же номере уже примерно год и все шло прекрасно, вроде как. Вот только почему каждый раз после этих встреч накатывало чувство абсолютной пустоты и собственной ничтожности?

И все же когда Соня была с Максимом, она становилась другой. Распущенной, жадной, гораздо более значимой. Она чувствовала себя именно той девушкой, которой хотела бы быть постоянно — уверенной соблазнительницей. Она — взрослая, и она могла спать с мужчиной вдвое старше без зазрений совести.

— У тебя невероятные духи, — Максим завязывал галстук с самым снобским на свете выражением лица.

— Нравятся? — Соня усмехнулась, сползая с кровати и лениво натягивая джинсы. — Они называются «Ангел Нова».

— Не знаю, причем тут ангелы, — Максим улыбнулся самым краешком губ. — Если только в библейском смысле — нечто пугающее и существующее вне времени и человеческого понимания. Только с привкусом сухого малинового концентрата и болгарского розового масла.

— Иногда мне кажется, что ты только притворяешься человеком, — Соня встала на носочки и оставила на крепкой шее влажный поцелуй. Такой умный, сильный, влиятельный. Такой... ее.

— Возможно, — Максим поднял с бархатного кресла пиджак. — И все-таки ты не пользуйся этими духами больше, пожалуйста.

— Почему?

— Они остаются на одежде целую вечность, — Максим сглотнул, наблюдая, как тело Сони скрывалось под нарочито объемным шерстяным свитером. — Я принял душ, но все равно кажется, что пахну тобой.

— Ты даже не представляешь, как мне нравится мысль о том, что ты вспоминаешь обо мне в течение дня.

Соня не лукавила — это была опасная, острая мысль, подогревавшая ее обыденность. Ни одна живая душа не знала об этом странном романе, и это было несколько… разочаровывающе.

— Конечно, вспоминаю. И каждый раз с нетерпением жду твоего появления.

— Это приятно, — Соня достала из сумки пулю губной помады и тут же небрежным движением накрасила губы. — Я не могу отказаться от этого аромата, он — часть меня. Я всегда им пахну.

— Мне не нужно, чтобы моя жена так просто догадалась о твоем существовании.

— Это довольно просто решить, — Соня пожала плечами, взбивая руками копну непослушных кудрей. — Подари такие же духи своей секретарше.

— Думаешь, ей будет приятнее знать, что я трахаю свою секретаршу, а не студентку третьего курса? — раздался щелчок застегиваемых на мужском запястье часов.

— Думаю, что да, — Соня рассмеялась, обнажая ровный ряд зубов. — Хорошо, я не буду больше душиться перед встречами с тобой, только не говори больше про свою жену.

— Ревнуешь? — несмотря на возраст, у Максима все еще сохранялся этот чисто мужской сентиментализм, который позволял думать, что любая особь женского пола почтет за счастье какие-либо отношения с ним. Это чувство усиливалось еще и приближающимся средним возрастом — трудно описать, что думает о себе мужчина на пороге сорока лет.

— Нет, — она снова пожала плечами, звеня золотыми обручами в ушах. — Но мне почему-то неприятно.

Обычно они выходили из номера по очереди, но сегодня как будто что-то случилось. Парное замыкание, обоюдное заблуждение, но комнату они покинули одновременно. Коридор был пуст, и сначала даже никто не понял, что пошло не так, но ровно до тех пор, пока из номера напротив не вышел парень.

Соня застыла на месте, смотря на парня огромными глазами. Это секундное замешательство подействовало не хуже ледяного душа: девушку тут же пробил холодный пот, в одно мгновение она представила, что именно могло случиться, если бы это был кто-то знакомый. Максим, казалось, не так уж сильно переживал — он кивнул Соне и скрылся на лестнице, позволяя таким образом уехать на лифте.

К невероятному разочарованию и даже озлоблению Сони, молодой человек последовал в лифт вместе с ней. Для девушки это была странная и напряженная поездка. Играть в соблазнительницу было классно и круто, но ровно до того момента, пока тебя не застанут на месте преступления. Как только появляется свидетель — ты автоматически всего лишь любовница, разлучница, дрянь.

Молодого человека хлестнул по носу насыщенный розово-малиновый аромат, привлекая все большее внимание к девушке напротив. У нее был затравленный, но при этом высокомерный взгляд, она куталась в моднейшую шубу из овчины, как будто пытаясь спрятаться, но от этого становилась как будто наоборот заметнее. Ему стало отчего-то смешно, но он ни одним взглядом или жестом не выдал своих мыслей, относясь к Соне не больше, чем к случайной попутчице.

«Очередная эскортница».

Это была странная, поверхностная мысль, и парень даже сам себе удивился — вешать такие ярлыки на женщин было верхом недостойного поведения. И все же было в ней нечто такое... такое...

Соня вернулась в свою машину, наэлектризованная от нервов. Ей отчего-то было неприятно, что их кто-то видел, будто это было свидетельством того, что она все-таки что-то делала неправильно. Соня надела перчатки и несколько раз сжала и разжала пальцы, то берясь за руль, то отпуская. На улице уже стемнело — последний месяц осени скашивал практически половину светового дня — и девушка видела лишь серую улицу, которую оживляли рекламные огни и фары автомобилей, как всегда, вставших в пробку на центральной улице. Парфенова не спеша завела автомобиль и плавно выехала с парковки, разворачиваясь на перекрестке, чтобы не попасть в столпотворение машин.

Нет, этой случайности будет не под силу выбить ее из колеи. В конце концов, что такого произошло? Соня убеждала себя, что другие люди были не так уж наблюдательны, как она все время думала, да и столкнет ли ее когда-нибудь жизнь с этим свидетелем, когда в Уфе жило больше миллиона человек?

Соня свернула на Гоголя, покидая широкую и оживленную центральную улицу. Оставляя позади административные здания и корпуса университетского общежития, девушка наконец добралась до дома и, нажав на кнопку, въехала на подземную парковку.

Жилой комплекс, в котором жила Соня со своими родителями, стоил отдельного описания. Уфа была удивительным городом, в котором чисто столичная роскошь новых домов в самом центре сочеталась с провинциальной ветхостью дореволюционного жилья и советских двухэтажных бараков. Всего несколько улиц в городе могли похвастаться отреставрированными каменными зданиями, некогда принадлежавших зажиточным горожанам и купцам, другие же были забыты и покинуты Департаментом градостроительства, так как не подходили по расположению или предназначению ни под ресторан, ни под офис. Деловой и культурный центр Уфы помещался в пределах улицы Ленина и прилегавшим к ней кварталам, а то, что происходило за их границами уже мало кого волновало, в результате город блистал целым рядом роскошных жилых комплексов, напротив которых загибались не расселенные (или расселенные, но забытые) деревянные дома, раскрашенные для приличия в корпоративные цвета «РЖД» — серый и красный.

Но дом, в котором жила Соня, был надежной крепостью для защиты покоя и достоинства граждан, чей доход был раза в три выше среднего. Случайные люди здесь не жили, а потому еще более удивительным казалось такое неблагородное занятие такой ни в чем не нуждавшейся девушки. Удивительно, но именно финансовое положение семьи и ее самой служило главным оправданием для встреч с Максимом — если она была богата, значит, она спала с ним не из-за денег. Все было просто.

Дома было тепло и пахло горячим ужином, Соня поглубже вдохнула этот аромат и поняла, что она все же была голодна. Закуски из красной рыбы и морепродуктов насыщали, но прошло уже несколько часов, а мамина еда была вне всякой конкуренции.

— Соня, это ты? — из гостиной послышался голос матери, перебиваемый звуком работавшего телевизора.

— Ага, — Соня стащила ботильоны и размяла ноги, уставшие после каблуков. — Привет.

Получив приветственный поцелуй в щеку, Соня сняла с себя молочного цвета пальто и повесила его в шкаф.

— Как дела? — мама скрылась на кухне. — Ты сегодня поздно.

— Да заехала к Дарине, ей же родители квартиру купили, вот, показывала перед новосельем, — Соня врала со знанием дела, с профессионализмом, которому могли бы позавидовать самые отпетые мошенники.

— И как квартира? — мама Сони открыла крышку сковородки, из-за чего по кухне тут же распространился несравненный аромат свежих котлет. — Ты же будешь ужинать?

— Да, буду, — вымыв руки, Соня уселась за стол. — Нормальная квартира, в Зеленой Роще. Однушка, но свое жилье на третьем курсе — это очень много. Дальше у нее все точно хорошо будет с таким запасом.

Ее мать кивнула и положила на тарелку две ложки картофельного пюре. Парфеновы относились к той категории семей, которые твердо стояли на ногах из-за своего особенного отношения к деньгам. В большей степени это, конечно, относилось к главе семейства и его жене, Соня же постепенно начала забывать, каково это — ценить рубль на банковском счету. С тех пор, как пять лет назад ее отец получил чин полковника ФСБ, эта семья не знала нужды, и в ее сознании постепенно начало укрепляться убеждение, что так, как она, жили все. Конечно, это было не так, но эгоистичное сознание отвергало любые доказательства существования жизни с достатком ниже среднего, а круг, в котором она вращалась, не позволял заглядывать в те семьи, где люди отдыхали раз в пять лет, несколько месяцев откладывали деньги на новые сапоги и покупали помаду не дороже, чем «Мейбеллин».

— Как дела в университете? — мать Сони села на диван рядом с дочерью и начала переключать каналы на телевизоре.

— Нормально, — девушка пожала плечами, виртуозно игнорируя те несколько часов в компании Макса. Она искренне считала, что если она не будет о них думать, то их как бы не существовало и для других, а, значит, никакого вранья не было. — Лекция как всегда скучная была, Рашидова наорала на Улю за то, что та неправильно назвала ключевую ставку…

Преподавательница по финансам была для Сони и ее мамы кем-то вроде тещи — вечной героини самых разных анекдотов. Однажды Соня на полном серьезе вставила имя своего горячо любимого преподавателя в несколько анекдотов с типичным «тещиным» сюжетом, и смысл, на ее взгляд, абсолютно не изменился. Вот пример: «Компания мобильной связи ввела новую услугу — “Номер любимой Рашидовой”. После пятой минуты разговора оператор начинает вам приплачивать».

Сонина мама вся подобралась в предвкушении увлекательнейшего рассказа о новых изощренных методах унижения студентов, придуманных преподавательницей по финансам, когда в двери два раза провернули ключ.

— А вот и папа!

К своему стыду Соня прекрасно осознавала, что ее любовник был всего лишь на семь лет младше ее отца, но, опять же, старалась об этом много не думать. Кому какая была разница, в конце-то концов?

Впрочем, эта мысль тут же ушла куда-то на задний план, потому что ее отец выглядел совсем не так, как обычно. Как правило, он сохранял благодушное выражение лица, предпочитая оставлять всю работу там, где ей было место — в своем кабинете, но, похоже, в этот раз самообладание подвело его. Глава семьи молча повесил свое пальто, помыл руки и, продолжая ничего не говорить, подошел к буфету. Соня с мамой удивленно смотрели, как он достал бутылку коньяка, быстро ее откупорил и наполнил бокал наполовину, тут же опустошив его.

— Лень, что это с тобой? — мама, сначала хотевшая возмутиться, не на шутку испугалась. — Случилось что-то?

— Случилось, — утерев рот, отец уселся на свободный стул прямо перед Соней и сложил перед собой руки. — Все, девочки мои, кончилась наша сладкая жизнь.

Внутри Сони все похолодело. Как и любая лгунья, она тут же мысленно перебрала все то, что когда-либо говорила родителям о своих тайных встречах, если вообще что-то говорила. Все прикрытия должны были сработать безукоризненно, но что, если ее отец все-таки узнал о том, что его дочь встречалась с женатым мужчиной? Она закусила губу, как никогда уверовав в бога и взывая к его помощи, потому что больше надеяться ей было не на кого.

— Что ты такое говоришь? — первой нарушила молчание мама Сони. — Давай выкладывай! Что конкретно произошло?

— Донесла мне сегодня одна птичка, — отец Сони провел ладонью по лысеющей голове, — Что со мной не собираются продлевать контракт. Напоминаю, он кончается через месяц, и до этого я вообще никаких вестей не получал от куратора «оттуда»…

Он многозначительно показал вверх и тут же подлил себе коньяку.

— Что ты такое говоришь? — Сонина мама даже схватилась за сердце. — Ты уверен?..

Леонид лишь кивнул. Соня внезапно почувствовала, как из области затылка у нее сорвался огромный камень, тут же устремившийся куда-то в область пяток. Вся жизнь промелькнула перед глазами. Устойчивое положение, которое закрепилось за семьей Парфеновых два года назад, как им казалось, окончательно, сейчас стремительно разрушалось. После отставки из ФСБ отец Сони получил должность «топ-менеджера среднего звена», как он сам выражался, в «Башкирской нефтяной компании», но с отнюдь не средним окладом. Соне казалось, что вот, наконец-то наступила «та самая» жизнь, даже слаще, чем у дочери полковника ФСБ. Так оно и было, но сейчас слова отца стремительно уносили от нее и дальнейшую учебу в Европе, и отпуск у океана два раза в год, и даже такси по поводу и без… Ужас грядущей бедности поверг ее в такой шок, что она уже больше ничего не слышала, все глубже проникаясь размышлениями о том, почему все это случилось именно с ней и ее семьей.

* * *

По мере приближения игры шум на трибунах все больше нарастал. Команды уже вышли на раскатку, распаляя самых ранних зрителей. Несмотря на то, что большого скопления народа не ожидалось — игра не была принципиальной ни для «Салавата», ни для «Сибири» — как минимум половина мест уже были заняты. Кирилл то и дело сжимал и разжимал пальцы левой руки на металлических периллах ложи, отведенной для менеджмента, и бесконечно жалел о том, что правая рука у него была одета в специальный ортопедический рукав. Одна небольшая потасовка на льду — и ты выбыл как минимум на две недели с серьезным ушибом. Глупая ошибка, из-за которой он вынужден был прозябать в компании директоров, снабженцев и менеджеров, вместо того, чтобы нестись вперед в первом звене.

— Здорова, братишка, — на перевязанное плечо опустилась тяжелая мужская рука, и Кирилл тут же зашипел, скидывая ее. — Извини, мужик, забыл, что ты у нас того, на ремонте.

Никита заржал, по привычке хватаясь за живот. Хоть Кирилл и не был в обиде на друга, но для виду все равно пихнул его кулаком в плечо.

— Очень смешно, — плечо все еще ныло, но Кирилл все равно старался не подавать виду. — Просто обхохочешься.

— Да ладно тебе, — Никита одним движением открыл стеклянную бутылку с минеральной водой. — Отдохнешь немного, подзарядишься. А там с новыми силами…

— Ой, вот только не надо меня успокаивать, — Кирилла такая забота друга не то чтобы раздражала, скорее изводила. Впрочем, бездействие в ложе влияло на него куда хуже.

— Конечно, ведь форвард Кольцов не маленькая девочка, знаем-знаем, — Никита усмехнулся, отпивая прямо из горла. — Кстати, насчет маленьких девочек… Сонька что-то опаздывает.

Тут, конечно же, просилась шутка про то, что сестра Никиты проспала, но никто не успел про это спаясничать — однако и Никита, и Кирилл успели друг другу многозначительно ухмыльнуться. Дверь в ложу резко открылась, заставляя болтавших у барной стойки мужчин и женщин обернуться, и в ложе появилась она, Соня Парфенова собственной персоной. Она с кем-то говорила по телефону и, никого, не замечая и ни с кем не здороваясь, стащила с себя дизайнерскую шубу-«чебурашку» из бутика на улице Достоевского и повесила ее в шкаф, придерживая смартфон плечом. Из-под шапки тут же была освобождена копна кудрей, и когда Соня взмахнула шарфом, распространяя вокруг себя хлесткий малиново-розовый шлейф, Кирилл понял, что он не ошибался.

— Только попробуй пошутить про то, что я проспала! — кинув чемоданообразую сумку на диван, Соня поспешила предупредить любой юмор в свою сторону. Кирилл, никогда не видевший сестру с братом, так сказать, в их естественной среде обитания, немало удивился, когда огромный бородатый шкаф, на которого Никита Парфенов походил более других, вскинул руки в примирительном жесте.

— Даже и не думал, — брат снова рассмеялся. — Но ты все равно задержалась.

— Игра еще даже не началась.

— Тебя не переговоришь, — Никита просто прижал к себе сестру и потрепал ее по голове, грозясь навлечь на себя чудовищный гнев и даже крики. — Смотри лучше, с кем я тебя познакомлю. Форвард «Салавата Юлаева» с середины прошлого сезона и мой близкий друг, Кирилл Кольцов. Правда, на ремонте.

Когда Соня, наконец, обратила внимание на того, с кем так душевно общался брат до ее прихода, то у нее чуть земля не ушла из-под ног. Ей казалось, что день не мог стать хуже, вот правда. Мало того, что Никита собирался знакомить ее со своей вроде как невестой, о которой она до этого никогда не слышала, так еще и этот Кирилл… Именно он видел ее и Максима в гостинице два дня назад и, надо же было случиться такому совпадению, именно он был другом ее драгоценного брата. На секунду Соне и правда показалось, что она теряла сознание, но ей пришлось держать себя в руках. Только не на Никитиных глазах. Господи, а что, если он и Максима узнал? И все расскажет брату? Впрочем, не это пугало Соню больше всего. Главным ударом для нее явилось то, что она внезапно столкнулась лицом к лицу со свидетелем того, что так тщательно укрывалось от чужих глаз, и не ею одною. Присутствие Кирилла и его заинтересованный взгляд с этой странной усмешкой говорили ей о том, что она больше не сможет прятать этот странный роман внутри себя. Теперь у него был свидетель, а значит, она все-таки что-то делала не так.

— Очень приятно. Соня.

Девушка все же набралась смелости и протянула руку вперед, надеясь на какое-никакое понимание со стороны Кирилла. В конце концов, это было не его дело, да и сам Кольцов, позабавленный таким стечением обстоятельств, думал так же. Как странно… Уфа и правда — большая деревня.

Вчерашний день казался Соне кошмаром, который она все никак не могла забыть. Сначала эта рыжая дьяволица Марина, окрутившая ее драгоценного брата, потом Кирилл… Ей нужно было время подумать обо всем и попытаться дать взвешенную оценку сложившейся ситуации, чтобы понять, требовались ли от нее какие-то действия. И могла ли она совершать какие-то действия вообще.

День у Сони начинался рано, и не дома или в университете, а в спортивном зале. График тренировок очень удобно совпал с необходимостью усиленных размышлений, потому что, даже находясь среди потевших и тягавших железо людей, девушка все равно чувствовала себя так, словно была одна. Тренировки были сродни медитации и, возможно, единственными двумя часами, когда она действительно могла остаться наедине с собой.

Навешивая блины на штангу, Соня вспоминала Кирилла. Она еще не отдавала себе отчета в этом, но девушка испытывала трепет от одной только мысли, что он мог догадаться, что она не просто так была в той гостинице с Максимом Хамитовым… А мог ли Кольцов узнать и его? Соня так мало говорила с Кириллом, что совершенно не успела разгадать ни его мыслей, ни намерений. Между ними произошел лишь короткий диалог:

— Мы нигде не виделись? — Кирилл не преследовал мысли как-то поддеть Соню, но ему было интересно, как она отреагирует на такой невинный вопрос. Выяснив, что она была сестрой его друга, Кольцов больше не хотел думать о ней плохо и даже в некоторой степени укорял себя за ту мысль, которая проскользнула у него при первой встрече с ней. Однако удержаться от шпильки было почему-то сложно.

— Не знаю, — Соня пожала плечами с нарочито равнодушным видом, не выдавая, что на самом деле ее внутри всю передернуло от этого вопроса. — Я много где бываю, может, и виделись.

Это была возможность прощупать почву, но Соня пользовалась ею весьма неосторожно. Впрочем, Кирилл решил не испытывать ее на прочность, закономерно рассудив, что это было не его дело.

— А я вот мало где бываю, кроме «Уфа-Арены».

— Ну, у тебя такая профессия, что особо не до развлечений, — Соня ухватилась за смену темы, как за спасительный круг. — Или я ошибаюсь?

Соня редко видела границу между обычным общением с мужским полом и флиртом, предпочитая при каждой удобной возможности играть в кокетку. Это получалось у нее непроизвольно, она действительно не отдавала себе отчета во взглядах, которые бросала, в движениях, которые совершала. Это было частью выверенного образа, который со временем стал уже полноценной личностью. Вот и сейчас она ненамеренно качнула бедром, опираясь руками о железные перила ограждений у края ложи, и закусила губу, заправляя виток волос обратно за ухо.

— Ну, это только одна из причин, — Кирилла поведение Сони не могло смутить — она была красивой и по-своему обаятельной девушкой, но оно казалось ему странным. От него не могла укрыться эта ее вспышка в глазах в первые секунды их встречи, когда он подумал, что вот, она попалась, а потому ее теперешнее поведение совсем не укладывалось в его логику. — На самом деле Уфа кажется мне… скучной.

— Серьезно? — девушка выгнула бровь, подпирая щеку рукой. — И почему же?

— Ну, знаешь, до этого я играл в московском «ЦСКА»… — Кирилл спохватился, что начал говорить слишком много.

— А-а-а… — к счастью, Соня ухватилась за эти слова, позволяя Кириллу не продолжать. — Понимаю. Конечно, Уфа не соперница столице.

— Да и Питеру тоже. И Казани.

— Осторожно, — осознав, что опасность разоблачения для нее миновала, Соня стала смелее и наклонилась чуть ближе к Кириллу. — За такие слова есть возможность повреждения и второй руки тоже.

Она кивнула в сторону ортопедического рукава. Кирилл рассмеялся — его всегда забавляло это соперничество Татарии и Башкирии, тем более, что он прекрасно знал, кто находился в более выигрышном положении.

— А я, знаешь, люблю Уфу. Мне в ней хорошо живется, а как другим — не знаю.

Кириллу почему-то стало неприятно. Эгоизм, выставляемый напоказ, не мог вызвать у него уважения, да и инфантилизм тоже. Впрочем, Соня уже была далеко от этого разговора, складывая у себя на коленях бумажную хлопушку.

Сегодня, отсчитывая приседания, Соня корила себя за этот разговор. Она была неосторожна, ей бы наоборот нужно держаться от этого Кирилла подальше, раз он все знал. Или все-таки не знал?.. Она же не смогла прощупать почву и понять, собирался ли Кольцов намеренно или случайно рассказывать ее брату о том, что видел ее в гостинице с каким-то мужчиной. Нет, она все-таки придавала слишком большое значение тому, что произошло. Но ее всегда невыносимо влекло к мужчинам необычных занятий… Просто к любым мужчинам, хоть немного заинтересованным в общении с ней.

— Тебе нужно приседать ниже.

Соня вздрогнула и вытащила один наушник.

— Фух, ну и напугал же ты меня, — она выпустила смешок облегчения. — Доброе утро.

Перед ней стоял тренер, с которым еще на прошлой неделе она занималась постоянно. Но потом произошло то, что произошло, и у Сони больше не было уверенности в завтрашнем дне, а потому и просить родителей оплатить дальнейшие тренировки она не стала, планируя потом переложить эту обязанность на Максима.

— Утро-то доброе, — Руслан улыбнулся, снимая по одному блину с каждой стороны. — А вот ты что-то не очень. Убавь чуть-чуть, ты сегодня не тянешь свой обычный вес.

— Задумалась, — Соня пожала плечами, восстанавливая дыхание и готовясь к следующему подходу.

— Есть о чем?

— О да, — на лице девушки появилась кривая ухмылка. — О многом.

— Аккуратнее сегодня, в таком случае.

Соня лишь кивнула. Она была настолько погружена в себя, что разговор с Русланом совершенно не клеился, к тому же, она чувствовала неловкость, ведь до этого она уже больше года тренировалась только с ним. Отпив воды, Соня присела на скамью, повесив полотенце на шею. Ладно, Кирилл, он был чужим человеком, но кого Никита собирался привести в семью… Девочка из группы поддержки, чуть старше ее самой. Все существо Сони восставало против Марины и ее плотской красоты, заключавшейся в пышной груди и бедрах, длинных рыжих волосах и издевательских зеленых глазах. И дело было даже не в женской зависти (Соне приходилось посещать спортзал четыре раза в неделю и есть, как целый взвод солдат, чтобы иметь хоть какую-то попу), а в необоснованном убеждении в том, что Марина преследовала только корыстные побуждения, крутив роман с ее братом.

Подстегиваемая жгучим возмущением, Соня сделала еще один подход.

Конечно, Никита был желанным трофеем (о мужчинах, даже самых любимых и близких, Соня думала именно так). Такой молодой, а уже директор по маркетингу топ-клуба. У него был настоящий талант, который, к тому же, отлично монетизировался, и Соня в некоторой степени понимала рыжеволосую Марину, но не принимала.

Некоторое время после окончания тренировки Соня сидела на скамье и отдыхала, допивая свою воду. Одни и те же лица день за днем… Двое мужчин совсем рядом обсуждали вчерашнюю победу "Салавата", но Соня почти ничего не помнила о прошедшем матче, загнав себя беспокойством до такой степени, что просто не замечала происходящего вокруг. Клуб, который она посещала, тоже был своего рода крепостью, отгораживавшей Соню от среднестатистической жизни. Тут занимались криминальные авторитеты, депутаты, содержанки и жены, блогеры-тысячники и даже миллионники, в общем, все, у кого было хоть немного власти и денег в этом городе. И, конечно, дети богатых родителей.

В раздевалке Соня вспомнила о том, что в самое ближайшее время она могла перестать входить в эту категорию, и ее настроение тут же испортилось. Черт бы их всех побрал в этой компании! Почему бы просто не дать честному человеку зарабатывать деньги честным трудом? С чего бы им не продлевать с ним контракт, с какой стати? Но ее безмолвная злоба не могла изменить сложившейся ситуации и служила лишь инструментом отрицания грозившей бедности, как это называла Соня, хотя с той подушкой безопасности, которая была у Парфеновых, они все могли бы вообще никогда больше не работать. Но кто же тогда отправит Соню учиться в Европу через год и после этого устроит работать на тепленькое местечко? Пробиваться самой было затруднительно, да она и сама отдавала себе отчет в том, что была, в общем-то, посредственностью.

Всю жизнь Соня была какой-то среднестатистической, особенно остро это ощущалось в школе, где две трети одноклассников были детьми чудовищно богатых родителей с домами в Монако, дорогими внедорожниками и ботинками «Прада» в качестве сменной обуви. Ее же семья имела «всего лишь» достаток выше среднего (пусть и гораздо выше), но этого было мало для впечатлительного ребенка. Понимание того, что ее собственный успех не измерялся деньгами других людей, пришло только после выпуска, но та, чужая жизнь все равно оставила определенный след и в мировоззрении Сони, и в ее поведении.

В университет ехать не хотелось, но, съев комплексный завтрак в кафе фитнес-клуба, Соня все же села в машину и выехала со стоянки. Это было сухое морозное утро, и серая перемерзшая пыль покрывала асфальт и еще кое-где не опавшую листву. Центр гудел от затрудненного движения, и Соня уже несколько раз бросала взгляд на электронные часы на панели, опасаясь опоздания. Парковаться пришлось далеко от входа — в это время все нормальные места были уже два часа как заняты, и Соня ворвалась в аудиторию с розовыми щеками, бросая сумку на парту рядом с Дариной, а шубу — на задние парты.

— Как всегда опаздывает? — Соня взбила кудри и положила руки прямо перед собой, пытаясь отдышаться. — Привет, кстати.

— Привет, — Дарина поправила очки и улыбнулась. — Конечно, опаздывает. Ты могла и не торопиться.

— Пробки страшные…

— Как и каждый день, — Дарина подставила локоть под подбородок и хитро улыбнулась. Она была единственным человеком, которому Соня позволяла посмеиваться над собой, и которого искренне любила.

Одногруппники Сони не были плохими людьми, вся их вина была в том, что они были беднее, чем она, приехали из районов и не разделяли ее увлечений. Для них ритм относительно большого города был в новинку, тогда как Соня прожила в нем всю жизнь, и они постоянно тормозили, мямлили, редко знали, чего хотят в жизни. Конечно, если бы Соня сама четко осознавала, в чем заключались ее желания, то никогда бы не поступила на специальность «Менеджмент», но чего она не понимала и не могла простить, так это отсутствие стремления к зарабатыванию денег. Удовольствоваться должностью младшего менеджера в богом забытом отделении «Сбербанка» в каких-нибудь Дюртюлях, как этого хотела Карина, сидевшая перед ней? Никогда! И именно это неприятие и непонимание чужих амбиций привело к образованию пропасти между Соней и остальной группой. Она была слишком быстрой, слишком сообразительной не только для них, но и для всей кафедры, которая была ничем иным, чем сборищем неприкаянных неудачников (по авторитетному мнению самой Сони). Это не означало, что ее все ненавидели, наоборот, Соня умела находить общий язык с людьми, когда того хотела, и понимала, что не может отделять себя от местного общества все четыре года, но Парфенова очень быстро заняла положение условной Реджины Джордж в группе 3М.

Пары проходили одна за другой. Это был самый обычный день из возможных, Соня даже выпила латте из автомата после второй пары, как всегда это делала, и, в ожидании последней, сидела на парте и болтала ногами, сминая края уже пустого стаканчика.

— Как думаешь, сегодня у нее бомбанет? — Соня откусила от заранее очищенного банана и повернулась к подруге. Дарина, до этого заполнявшая журнал посещаемости (она, как человек, на котором было легче всего ездить, исполняла обязанности старосты), подняла голову с некоторой растерянностью.

— Не знаю, — она пожала плечами и поправила очки. На самом деле от Сони не укрылось, как подругу передернуло — она всегда очень нервничала перед парами Рашидовой. И этому было множество причин: преподавательница любила обращаться со студентами, как с нашкодившими котятами, постоянно укалывая их какой-то их бесполезностью и даже тупостью, но при этом не опускаясь до прямых оскорблений. Пока такое поведение терпелось и обсуждалось лишь в чате группы. — Я стараюсь пока о ней не думать. Это отнимает у меня слишком много бесценной энергии.

Соня лишь хмыкнула, доедая банан. Дарина боролась с природной робостью и перманентным беспокойством своим особенным подходом, который был не особо ей близок. Соня вообще поражалась, как так получилось, что она сблизилась с Аминовой, хотя нутром и понимала, что ее привлекали те качества, которые она уже очень давно спрятала в самую глубь — открытость, доброта к незнакомцам и ожидание чуда в любой момент своей жизни.

Наконец, пара началась. Ульяна, которой в прошлый раз досталось от Рашидовой, перед занятием громко возмущалась, но сейчас сидела тише воды и ниже травы. Еще одно качество, за которое Соня практически презирала своих одногруппников, была абсолютная терпимость. Это было даже хуже, чем пассивность, по ее мнению. Самой Соне ни разу не доставалось, потому что ее невозможно было застать врасплох, а потому она не могла понять, как иногда бывает тяжело дать отпор тому, кто стоит выше тебя (особенно, когда ты сам всю жизнь находился на вершине пищевой цепи).

Преподавательница раздала тесты, и, пока студенты решали или списывали с телефонов под партой, села заполнять чужие зачетные книжки. Соня, половину сделав самостоятельно, а вторую — скатав у Дарины, сидела и смотрела в окно. Свинцовое небо окрасило улицу в тусклый серый цвет, и девушке уже очень хотелось домой.

— Разрешите выйти?

Плавный поток мыслей прервал нерешительный голос с задних пар, и Соня лениво повернулась. Рашидова тоже подняла голову и сощурилась.

— Вы выходили в прошлый раз, и выходите в этот, — она поправила очки. — Не слишком ли часто?

— А разве есть какое-то ограниченное количество выходов в туалет? — Алина, обычно такая тихая, внезапно решила постоять за себя. Уголки губ Сони чуть заметно дернулись вверх.

— Сдайте ваш тест и можете идти.

— Я еще не закончила, но мне срочно звонят…

— Либо сдаете, либо остаетесь.

— Вы понимаете, что мне нужно срочно ответить на звонок?

Обстановка в аудитории начала накаляться, и все поняли, что сейчас будет очередной разнос от Рашидовой. Когда это случалось, то за жертву никто не вступался, опасаясь последствий лично для себя, прекрасно осознавая, что на зачете или экзамене преподавательница вспомнит все, а подзащитный — ничего.

— Та-а-ак, — протянула преподавательница. — Вы, конечно же, можете выйти, пользуясь моей добротой. Не знаю, звонят вам там или нет. Может, у вас просто недержание? Так я себе отмечу, чтобы вы всегда выходили без предупреждения.

Говоря это, Рашидова действительно обвела фамилию Алины в лежавшем на столе списке группы. В одну секунду в Соне поднялось вполне естественное возмущение, она повернулась к сидевшей рядом Дарине как бы спрашивая взглядом, не послышалось ли ей все это. Аминова покачала головой, закусывая губу. По выражениям лиц всех присутствующих было понятно, что каждый думал обо всей этой ситуации, но никто не высказался. Даже сама Алина.

После дня в университете у Сони осталось какое-то неприятное послевкусие. Поразительная вседозволенность преподавателя возмущала, но раз сама Алина ничего не сказала, должна ли была Соня или кто-то другой сказать Рашидовой, что та, как бы сказать, охуела? Трудный этический вопрос продолжал мучать Парфенову даже когда она поднималась на лифте в квартиру, гадая, когда же язвительность и хамство преподавателя по финансам коснутся и ее. У Сони не было уверенности, что она сможет смолчать. Точнее, она совершенно точно знала, что не позволит ей унизить себя ни в коем случае, и даже три тысячи пересдач не смогут ее запугать.

Этот странный день вроде как уже подошел к концу, и Соня просто радовалась, что наконец добралась до дома, где сможет просто лечь и как следует отдохнуть. Хотелось побыть одной и обо всем подумать (и, конечно, как следует пожалеть саму себя), но с кухни раздавались какие-то голоса. Соня сразу узнала ботинки брата у входа, но вот вторая пара была ей незнакома.

— Ну я, короче, и говорю ему…

Оставив сумку в коридоре на банкетке, Соня прошла на кухню, стягивая шапку. В этот странный день ей не хотелось видеть никого, кроме брата, но, конечно, он был не один.

— Привет, — Кирилл широко улыбнулся и, поставив чашку, поднял здоровую руку в знак приветствия. Никита, сидевший спиной к двери, тут же повернулся.

— О, Соня пришла, — при виде сестры лицо старшего брата тут же просияло от улыбки. — А мы тут чаи гоняем.

— Вижу, — она вернулась в коридор, чтобы повесить шубу. Просто блеск! Только она решила держаться от Кирилла подальше, как он появляется на ее собственной кухне. — Привет.

Это абстрактное приветствие было направлено сразу к обоим парням. При виде чужого человека Соня сразу же замкнулась в себе, не чувствуя в себе способности полноценно проявлять сестринскую любовь при Кирилле — так она уже давно бы повисла на широкой шее своего брата.

— Вы с Кириллом теперь будете соседями, — Никита сразу же почувствовал, что неплохо было бы объяснить Соне, чего они тут, собственно, все собрались. — Только что встретились с агентом по недвижимости.

— Вот как, — девушка повернулась к ним спиной, чтобы достать чашку. Это позволило ей не скрывать выражение удивления и даже некоторого раздражения на своем лице, и Соня вскинула брови.

— Да… как-то надоело жить в гостинице, — Кирилл взлохматил волосы и внимательно посмотрел на Соню, ожидая, что она на это скажет. — А тут твой брат такой замечательный вариант подкинул.

— А ты до этого жил в гостинице? — мысли Сони были так далеко от происходящего в данный момент, что она даже не задумывалась, что мог означать такой ее ответ. Кирилл заметил, что ее и до этого румяные после улицы щеки порозовели еще сильнее, и мысленно усмехнулся.

Соня почему-то его интересовала. Кирилл смотрел на нее, как на некое любопытное явление, коим она, собственно, и была. Подозревать в чем-то неприличном сестру лучшего друга было мерзко, но Кирилл был хоккеистом, а не тупым, поэтому почти сразу понял, что и к чему тут было. Его удивляло всего несколько вещей: почему оно было, и специально ли Соня разбрасывала эти улики, как будто заигрывая с ним, но ни в чем не признаваясь.

— Да, пришлось около месяца прожить в «Crowne Plaza», — у Никиты сложилось впечатление, что эти двое говорили о чем-то своем, о чем-то, во что он посвящен не был.

— Ты так говоришь, как будто это наказание — целый месяц жить в четырехзвездочной гостинице, — Соня хмыкнула, стараясь за этим жестом скрыть жестокую досаду. Как глупо она прокололась, и самое главное — злиться приходилось только на себя.

— Ну, это действительно наказание, когда ты публичная личность, — Кирилл встал, задвигая за собой стул и давая понять, что он собирался уходить. — Теперь я буду жить всего на этаж выше, так что заходи за солью, соседка.

Закрыв дверь за другом, Никита с любопытством смотрел на свою сестру, не понимая, что так испортило ей настроение. Ее кислое выражение лица он мог бы объяснить трудным днем в университете, но странная запуганность в глазах совсем его запутала. Соня вяло отвечала на нейтральные расспросы о том, как прошел день, и Никита решил просто отстать от нее и вернуться домой, подумав, что будет лучше, если она немного придет в себя.

Сразу после ухода брата Соня заперлась в своей комнате (несмотря на то, что родители пока были на работе, и в квартире было пусто) и упала на кровать, прикрыв глаза. Ей бы очень хотелось, чтобы причиной такого упаднического настроения была всего лишь серость за окном, которую можно было бы разогнать компульсивным шоппингом, но что-то было не так… Ближайшее будущее, не сулившее ничего хорошего, было все еще слишком туманным для ее отца, а, значит, и для всей семьи. Соня больше не могла оплачивать тренировки с персональным тренером сама, и эти маленькие, пока еще незначительные ужимки в бюджете сильно подрывали, казалось бы, устойчивую почву под ногами девушки. Она больше не может позволить себе терапию шоппингом. Если только… если только Максим ей в этом не поможет. Она просто намекнет ему, что новенькая сумочка от «Прада» могла бы сделать ее очень-очень счастливой, и уже на следующий день она ее получит.

Вот только мысли о Максиме закономерно привели ее к Кириллу. Некоторые проблемы ее любовник не мог решить. К сожалению, Кирилла нельзя было обвинить в чрезмерном любопытстве, но Соня все равно чувствовала себя почти голой, когда он смотрел на нее. Как будто он уже все знал, и ей не нравилось это ощущение. Одновременно с этим Кольцов вызывал в ней какое-то странное любопытство, схожее с тем чувством, которое испытывает преступник, раз за разом возвращающийся на место преступления. Соне не хотелось считать это развращенностью, но, чем бы это ни было, оно ей не нравилось — она хотела получить свою полную безнаказанности и беспечности жизнь назад.

Бедное дитя! Лучшим подарком тебе будет капелька невзгод.

У.М. Теккерей "Кольцо и роза"

Толчок, еще толчок. Соня цеплялась за края столешницы из цельного дерева, шумно выдыхая и прячась в сгибах локтей. Волосы рассыпались по обнаженным плечам, щекоча кожу, и Максим одним движением отодвинул их, чтобы припасть к нежной коже шеи. За одним толчком тут же следовал другой, и Соня, широко раскрыв рот, застонала, прочувствовав оргазм до самых кончиков пальцев.

Он взял ее прямо на столе, и наблюдать за движением машин по Бельскому мосту сквозь стекло в это время было по меньшей мере странно. Но Соне нравилось смотреть, как двигались автомобили на развязке перед Монументом Дружбы во время секса — ей казалось, что это делало ее еще развращеннее, чем она была, потому что весь город как бы становился свидетелем этого падения. И откуда только было это стремление?..

Еще толчок, и Максим вышел из нее, откидывая голову назад. Рядом, прямо на этом же столе, стояла новенькая сумка от Prada, извлеченная из фирменной коробки. Соня украдкой бросала на нее взгляды во время всего действия, горя куда более страстным желанием ощутить поверхность гладко выделанной кожи, а не стола.

— Я первая в душ.

Соня выпрямилась и потянулась. Ей было приятно, но секс с Максимом почти всегда был чем-то вроде обязательного действия, после которого будет получен гораздо более желанный приз (чаще всего материальный, конечно).

— Сделай хотя бы вид, что тебе не противно, — Максим усмехнулся, заваливаясь на расправленную постель.

— Мои стоны были недостаточно красноречивы?

Максим на это ничего не ответил — лишь проводил взглядом тонкую фигуру Сони, скрывшуюся в ванной.

Соне было в сущности плевать, что обо всем этом думал Макс. Чисто физическое удовольствие она получила — тянущее чувство внизу плоского живота все еще сохранялось — остальное было не так уж и важно. Ее любовник тоже был доволен и, она была уверена, чувствовал себя самым крутым самцом в округе. Пожалуйста, ей не жалко — к тому же, «приз» был предоставлен заранее.

Включив горячую струю, Соня собрала волосы и хорошенько вымылась, смывая с себя невидимые следы чужих рук. Первая волна эйфории схлынула так же быстро, как и настигла, и к горлу подходила тошнота. Убеждения в том, что она просто любила секс, а Максим был не самым плохим вариантом, почему-то не срабатывали, и в мозгу Сони впервые за год промелькнула мысль, что она была всего лишь проституткой.

Впрочем, это не помешало ей с удовольствием разглядывать моднейшую нейлоновую сумку с фирменным треугольным логотипом и красоваться с ней перед зеркалом в одном белье.

— Ты никогда не думала о том, почему именно ты привлекла мое внимание?

Минеральная вода зашипела в стакане, выпуская пузырьки. Соня повернулась, с ухмылкой приподняв бровь, готовая сказать что-нибудь саркастичное в духе «Неужели было так много кандидаток?», но отчего-то передумала.

— Нет, — она нырнула в шерстяное платье, тут же выправляя волосы из узкого воротника. — Но мне всегда казалось, что у нас было некое… родство душ.

Этим красивым словосочетанием Соня называла совпадение графиков и некоторых интересов, а еще честность, с которой никто из них никогда не говорил о любви.

— И это тоже, — Максим одним движением опустошил стакан, и одинокая капля скатилась по мощной шее. — Но дело в том, что мне в тебе нравится.

— И что же? — Соня прошлась бальзамом по губам, решив в этот раз не мудрить с макияжем. Максимум чувствовал исходивший от ее одежды и волос тонкий аромат малиновой розы — она не могла от него избавиться, даже выполняя данное ему обещание не пользоваться «Ангелом».

— Тебя легко баловать, потому что ты знаешь, чего хочешь, — он усмехнулся, скрываясь в ванной. Уже оттуда до Сони дошли и остальные его слова: — Именно это мне нравится в тебе больше всего на свете.

— Пока, — она оставила на его плече легкий поцелуй, отказываясь думать о том, что, возможно, это было первое серьезное признание в каких-то чувствах от Максима. Подхватив новенькую сумку, Соня выпорхнула за порог.

Стояла удивительно ясная и холодная погода, и Соня двинулась в сторону дома пешком. Машину она сегодня не брала, предпочитая пройтись пешком. Сегодня она была лишь на одной паре, которая оказалась настолько скучной, что Соня оказалась в номере на два часа раньше назначенной встречи.

Не желая идти по пыльной и загазованной улице, Соня прошла через Советскую площадь к Гостиному двору. Школьники возвращались с занятий, размахивая мешками со сменкой, но их веселье не трогало Соню, хоть сегодня и была пятница. Она подняла глаза к ясному голубому небу и, сложив руки козырьком у глаз, подумала о том, что оно напоминало ей огромный купол. Интересно, а там действительно был кто-то, наблюдавший персонально за ней? В таком случае, ему должно быть невыразимо горько, либо же он был извращенцем.

С этими странными мыслями Соня добрела до улицы Коммунистической и, остановившись у большой стеклянной витрины, решила зайти в булочную и купить самый большой круассан, который увидит. Обычно она не позволяла себе выпечки или сладкого после четырех вечера, но сегодня был какой-то особенный день. Соне было пусто, и она хотела думать, что не из-за встречи с Максимом.

Уже на выходе, не желая ждать, Соня откусила от огромного круассана и, отвлекшись, влетела в чью-то широкую спину. Ей тут же захотелось разразиться тирадой о том, что, вообще-то, нечего было стоять прямо у дверей. Впрочем, это желание тут же отпало, как только она увидела Кирилла.

— Ты? — им пришлось отойти, чтобы пропустить очередного покупателя, спешно покидавшего булочную.

— Привет.

Он улыбнулся совершенно обезоруживающе, и Соня даже растерялась, не ожидая такой реакции на свою грубость. Осеннее солнце золотом рассыпалось в его темных, без шапки, волосах, и Соня только сейчас подумала, что Кирилл, вообще-то, тоже был кудрявым.

— Привет, — от неловкости Соня снова укусила круассан. — Извини, что толкнула…

— За это мне придется заставить тебя пойти домой вместе.

Соня сначала растерялась, и ее рот принял форму буквы «о» от удивления — ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, что, вообще-то, Кирилл уже почти неделю являлся ее соседом, поселившись всего на этаж выше.

— Что ж, — Соне приходилось смотреть на Кирилла снизу-вверх — он был гораздо выше нее и, конечно, шире, и она чувствовала себя совсем уж крохотной. — Идем, сосед. Рука совсем зажила?

Краем глаза Соня покосилась на пакеты, которые в обоих руках нес Кольцов. На каждом — эмблема недешевого местного гастронома, находившегося в том же доме, что и французская булочная, а внутри — множество контейнеров с готовой едой.

— Да-а… надеюсь скоро приступить к тренировкам.

Соня чувствовала некоторое раздражение от того, что ей не удастся проделать оставшийся путь в одиночестве, пусть дом и был уже так близко, что его было отлично видно невооруженным взглядом.

— Это что, мода такая?

— Что?

Погрузившись в свои мысли, Соня была плохим собеседником — угрюмым и молчаливым, но сожалений по этому поводу не испытывала. В конце концов, она и не хотела идти рядом с ним, так уж получилось.

— Это мода такая — носить по две сумки?

Кирилл заметил, как на лице Сони, словно чернила, начало расползаться удивление. Густо накрашенные ресницы опустились на секунду, как будто для нее самой оказалось сюрпризом, что у нее было две сумки.

— А-а-а, — протянула она, стараясь оставаться нарочито спокойной. На самом же деле ее внутренности сжались в тугой узел, и она напряженно думала, пытаясь выдать достойный ответ. Соне было просто интересно: он специально все это делал? — Забрала из ремонта. Замок сломался.

— В таком случае, отличная работа. Выглядит абсолютно новой.

Соня кивнула, стиснув зубы. Под «все» подразумевалось то, что Кирилл постоянно намеренно или случайно цеплялся за связь с Максимом, заставляя ее нешуточно нервничать. Она снова укусила круассан, оставляя лишь кончик в хрустящей бумаге.

— Мне тоже нравится.

Ей хотелось думать, что она не испытывала стыда за свои встречи с Максимом, но, на секунду представив (просто представив), что и Кирилл, и все остальные вдруг узнают про них, Соне стало так страшно, что к горлу начала подступать тошнота. Она проявляла смелость, полностью беря на себя ответственность за свое тело, но только перед собой. Перед другими признаваться она была не готова. Мало кто может представить себе, что чувствует девушка в свои двадцать лет, когда весь мир как будто бы помешался на пресловутой любви к себе и чистоте чувств и поступков, а ты не можешь разделить с ним ни того, ни другого.

— Странное граффити, — Соня так распереживалась, что даже не заметила, как они подошли к арке дома на пересечении с улицей Гоголя. На внутренней стороне стены был изображен солдат в шинели, стоящий как бы в охранной будке. В руках у него была книга, а рядом цитата: «Порядочный человек — это тот, кто делает гадости без удовольствия».

— Это дом, в котором жил Сергей Довлатов, — Соне не нужно было даже смотреть на мраморную табличку на соседней стене, чтобы рассказать это. — Точнее, он здесь родился, но прожил всего три года, потом его семья вернулась в Ленинград.

День был такой погожий, что был гораздо больше похож на весенний, чем на конец ноября. Если бы не холод и опавшая листва, то Соня бы с уверенностью сказала, что это был апрель. Доев круассан, она выбросила обертку в урну и зачем-то предложила:

— Хочешь, зайдем во двор? — отчего-то смутившись, она добавила: — Там есть еще граффити.

Кирилл немало удивился этой инициативе: он уже давно сделал для себя вывод, что чем-то обидел или задел Соню и именно поэтому она каждый раз оказывала ему такой ледяной прием. Переложив пакеты в одну руку, он пожал плечами.

— Давай.

На стенах внутри арки, которая вела во двор колодцевого типа, было еще много цитат, написанных будто бы чернилами. А вот рисунки больше напоминали зарисовки маркером: там был и сам Довлатов, и герои его произведений.

А внутри было еще больше рисунков, и тот, что нравился Соне больше остальных, выглядел как чей-то портрет с двумя кондиционерами, заменявшими глаза. Это был кусочек «красивой Уфы», и Парфенова даже улыбнулась, прячась, как птенец, в широкий шарф.

— Как тебе?

Она повернулась к Кириллу, с удивлением обнаруживая для себя его привлекательную внешность. Сейчас, расслабленная и сытая, находящаяся в месте, где ей было хорошо, Соня резко подобрела и к нему, и ко всему миру в целом. До этого она как бы намеренно отгораживалась от Кирилла, представляя, что он все-все знал, но каждая следующая встреча с ним убеждала ее в обратном, и она подумала, что, возможно, была не права в своем отношении к нему.

— Как будто кусочек Петербурга, — Кирилл рассматривал рисунки, краем глаза наблюдая за внезапно преобразившейся Соней.

— А ты был там?

— Я полгода играл за «СКА».

— А-а-а…

Во дворе кроме них двоих никого не было: половина дома была занята местным отделением ЗАГСа, парикмахерскими и кафе, а вторая — общежитием, и этот самый дом как бы отгораживал их от оживленной улицы, машин и гудения центра большого города.

— В Уфе родилось много известных людей, просто мало кто об этом знает, — Соня подошла к расписанной будто под книгу будке радиатора.

— Но ты знаешь? — Кириллу было забавно наблюдать за ее нарочитой отчужденностью, но он подыгрывал, впрочем, не проявляя излишней инициативы.

— Я — да. Просто никто не спрашивает, — она пожала плечами. Сначала Кирилл хотел сказать ей, что у нее шапка была надета несколько криво, но в последний момент резко передумал: это добавляло нарочито холодной Соне какой-то теплоты и даже шарма. — Я, кажется, говорила, что люблю Уфу. Возможно, даже больше, чем кто-либо еще.

И все-таки она была красивой девушкой. Но Кирилл прощал ей публичное высокомерие вовсе не из-за очаровательно вздернутого носа и искрящихся карих глаз: ее извиняло то, что она и правда была мягкой внутри, хоть и пыталась (и весьма успешно поначалу) убедить его в своей колючести.

— Мне бы хотелось, чтобы ты мне рассказала о своих любимых местах. У меня еще не было шанса полюбить этот город, но мне играть здесь еще как минимум год.

Соня удивленно посмотрела на него, как будто не ожидая такой просьбы, а затем неожиданно улыбнулась, мягко и устало одновременно.

— Что ж, посмотрим.

* * *

Дома пахло жареным мясом и мягким шипром маминых духов. Все это напомнило Соне о том, что сегодня ожидались гости, точнее, гостья. Она шумно выдохнула, стараясь запереть недовольство в себе, и стянула ботильоны, запихивая нейлоновую обновку от Prada в чемоданообразную университетскую сумку. Если намеренно не показывать, то никто и не заметит.

— Привет, — мама, торопливо расставлявшая блюда на столе, быстро поцеловала Соню в розовую с холода щеку и тут же метнулась к плите. — Как дела?

— Хорошо, — Соня откинула волосы назад, думая, что это было, вообще-то, правдой. Сегодня не случилось ничего плохого и, более того, Кирилл проводил ее до самой двери, и им на удивление было о чем поговорить. — В целом, хорошо.

— Я рада, — мама сняла фартук и разгладила подол шерстяного платья. — Так странно… но я ужасно волнуюсь!

— Почему? — Соня тут же напустила на себя равнодушный вид, хотя внутри что-то закипело. Не удержавшись, она откусила от тарталетки с мясным паштетом, за что тут же получила от матери по руке хлопковым полотенцем. — Ай! Разве эта еда не предназначена для того, чтобы я ее съела?

— Да, но нужно дождаться Никиту и Марину! — мама тут же принялась поправлять тарталетки так, чтобы все выглядело так, будто их было на тарелке ровно столько, сколько оставалось сейчас, а не на одну больше. — Знаешь ли, не каждый день сын приводит свою девушку, чтобы мы с нею познакомились. Даже не девушку — невесту…

— Прям уж событие, — Соня хмыкнула, заваливаясь на диван, стоявший прямо тут, в неприличных размеров кухне, выполнявшей одновременно и роль столовой.

— А ты тоже хороша, — мама села на стул рядом и зажевала веточку петрушки. — Могла бы и рассказать что-то, кроме того, что Марина рыжая. Это могло бы меня успокоить хоть немного.

— Да не волнуйся ты так, — Соня поджала губы. — Вон, бери пример с папы. Он вообще не волнуется. Привет, пап!

Соня помахала отцу через коридор, продолжая лежать на диване к огромному неудовольствию своей матери.

— Привет, Сонечка, — отец поступил так же, как и дочь, стащив кусочек сладкого перца. — Готова приветствовать будущую невестку?

Соня старалась не выражать своего пренебрежения и даже отвращения, испытываемых при одной только мысли о возможном родстве. И хоть перспектива носить одну фамилию была уже почти стопроцентной, Соне было чрезвычайно трудно смириться с выбором брата. Это было детское чувство, даже скорее детская злость, когда что-то идет не так, как ты хочешь, а как должно быть — ты объяснить не в силах.

— Готова, — она лишь вздохнула, разумно рассуждая, что никому здесь не нужна ее кислая мина, и даже если Марина не нравилась конкретно ей, то это вовсе не значило, что Никита просто возьмет и передумает.

Отец на несколько секунд задержал взгляд на своей дочери, пытаясь разгадать причины такого недовольного тона, но с расспросами приставать не стал — он считал Соню уже достаточно взрослой для того, что иметь на все свое собственное мнение и не был против, если оно не совпадало с его собственным. Мужчины вообще думают не так много об эмоциональной стороне жизни, как это предполагают женщины. Чаще они довольствуются внешним благополучием, и только когда что-то явно (то есть с нарушением их собственного спокойствия) шло не так, то они могли и проявить немного интереса.

— Будь к ней немного более снисходительной, — заметив, что мать семейства отвлеклась, он стащил еще один перец. — В конце концов, когда-нибудь и ты окажешься на ее месте.

Соня металась между тем, чтобы промолчать и тем, чтобы испортить настроение и папе, озвучив все то, что она думала о новой девушке брата. В конце концов, не все вращалось вокруг нее и ее мнения. Соне бы хотелось, чтобы было по-другому, но пока это было не так. Никита уже несколько лет как жил отдельно, и Соня могла только догадываться о том, сколько времени он сожительствовал с Мариной. Временами она пыталась убедить себя в том, что брат не был ручным зверем, собственностью, но как жить с осознанием, что любимый человек теперь любит кого-то еще, и твоя доля в его сердце стала меньше?

В двери несколько раз провернулся ключ, и Соня даже подскочила от этого звука — у Никиты всегда был ключ от родительской квартиры, и обычно она только радовалась его приходу. И почему только мама с папой были так рады появлению Марины в жизни их сына? Ничего, они поймут, что она им не ровня, и что-нибудь сделают…

— Добро пожаловать, — мама Сони была сама гостеприимность, и это не было напускное — она ждала этой встречи, при этом все еще не до конца веря, что ее сын был уже настолько взрослым, чтобы жениться.

Никита пропустил Марину вперед, чтобы по-джентельменски закрыть входную дверь, чем вогнал девушку в такую краску, что ее лицо стало почти такого же цвета, что и волосы. Было заметно невооруженным глазом, как она смущалась, тщетно пытаясь спрятаться в объемном шарфе, и Соня делала только хуже, пристально вглядываясь в ее лицо, как будто пытаясь заставить точку в центре ее лба дымиться.

— Здравствуйте, — прошелестела Марина, принесшая вместе с собой теплый аромат лавандовой ванили — тонкий шлейф духов был призван подчеркнуть ее женственность, придать некоторой цельности. Никита пожал руку отцу, обнял мать с сестрой и тут же принялся ухаживать за своей дамой сердца, принимая у той коричного цвета пальто.

Несмотря на то, что Соня уже встречалась с будущей женой своего брата, она все равно не переставала удивляться тому, какое несоответствие существовало между ее внешним видом и поведением. Марина была совсем чуть-чуть выше Сони (не блиставшей высоким ростом, кстати), но во всем остальном они были совершенно разными: у невестки были выдающиеся формы, которые она сегодня пыталась скрыть под свитером, но зоркий глаз золовки все равно нашел их выставленными напоказ. У Марины было тело древней богини, ему стоило поклоняться, как идолу, и Соня отчасти завидовала, а отчасти находила в нем признаки того, чем обладала сама — разврата.

Наконец, сели за стол. Родители расспрашивали Марину обо всем на свете, проявляя свойственный по-настоящему успешным людям такт. Царила атмосфера спокойного благополучия, и Марина даже начала постепенно расслабляться, понимая, что все здесь относились к ней благосклонно. Или почти все.

Соня гоняла по тарелке кусочек отбивной, не спеша его доедать из-за сытности круассана. Ей хотелось встать и уйти, чтобы больше не видеть и не слышать этих смущенных ужимок, переглядок с братом, неловких ответов. Соне боролась с желанием встать и ударить кулаком по самой середине стола, крича: «А ну, говори, зачем пришла? И что тебе нужно от Никиты на самом деле?»

Ей казалось, что она прекрасно знала, что ей было нужно: у Никиты были деньги и влияние, он был в центре местной тусовки, потому что сам стоял у ее истоков. Соне бы самой хотелось быть такой, как он, и она понимала, почему Марина хотела связать свою жизнь именно с ним.

— А не напомнишь, где ты учишься? — Соня намеренно делала отвлеченный вид, то нанизывая уже холодное мясо, то снимая его с вилки. — Что-то я это пропустила, кажется.

— В нефтяном, — Марина отпила немного красного вина из бокала, проклиная этот вопрос. Она боялась Соню, такую холодную и такую важную для Никиты. Ее неодобрение сулило размолвку, а Марина хотела избежать этого всеми силами. — На инженерном.

— Интересно, — Соня переключила свое внимание на ножку бокала. — А как же ты оказалась в Ice Girls? Занималась танцами?

Все эти невинные вопросы были заданы таким тоном, будто Соня хотела Марину придушить.

— Нет, — девушка мотнула головой, снова краснея. — Это необязательное условие.

— А какое же обязательное?

Соня подалась вперед, подпирая кулаком челюсть. Она была уверена в том, что ей все уже было про нее понятно, прямо как прокурор в заведомо проигрышном для обвиняемого деле.

— Умение кататься на коньках.

— А кем работают ваши родители? — мать, заметившая хищное настроение своей дочери, поспешила облегчить, как она думала, положение невестки. Исключительно положительный настрой будущей свекрови подтверждался постоянной поддержкой во время разговора, улыбками и абсолютно некаверзными вопросами.

— Они… — на самом деле этот вопрос был еще хуже предыдущего для Марины, и она в который раз отчаянно покраснела. — Мама — медсестра, а с отцом они очень давно развелись.

Соня в очередной раз усмехнулась про себя. Попалась! Бедная мышка из бедной семьи, по счастливой случайности познакомившаяся с ее братом. Для нее это такой шанс выбиться в люди и одним разом решить все свои возможные проблемы… Соню в очередной раз захлестнула волна необъяснимой злобы.

— В следующий раз обязательно приводите к нам и свою маму тоже, — глава семейства подлил женщинам вина и улыбнулся.

— Это отличная идея, — от Сони не ускользнуло, как Никита сжал руку своей невесты под столом. — Мам, пап, Соня… у меня для вас важные новости.

Сердце Сони в тот же момент ухнуло — неужели Марина была беременна? Это бы многое объяснило: ее брат был слишком благороден, чтобы оставить девушку, которая ждала от него ребенка. Эта новость значила полный крах Сониных надежд на еще возможный разрыв. От Марины не ускользнули перемены в мимике младшей сестры будущего мужа, и она сникла, отчаиваясь получить ее одобрение.

— И какие же? — мать семейства тоже подобралась, и Соня почувствовала облегчение, понимая, что не она одна подумала о возможном прибавлении в семействе.

— В общем, я сегодня написал заявление на увольнение, — Никита выглядел крайне довольным и обводил всех членов своего семейства взглядом в ожидании реакции.

— И почему же? — первым подал голос отец.

— Потому что меня пригласили на высокую должность в крупную медиагруппу.

— Что ж, поздравляю, сын, — он крепко пожал Никите руку. Соня успела расслабиться, но тут же снова подобралась.

— Это еще не все, — Никита продолжал улыбаться. — Меня приглашают работать в Москву. Мы с Мариной переедем туда сразу после нового года.

Сердце Сони мгновенно было разбито. Даже за то время, что Никита жил отдельно от родителей, она не успела подготовить себя к мысли о том, что между ними возможна долгая разлука. Соня любила Никиту, возможно, сильнее всех на свете, и жизнь за тысячи километров от него…

— Ничего себе, — родителям тоже было непросто принять эту новость, отец даже провел рукой по лысеющей голове в попытке снять напряжение. — Ты абсолютно уверен в своем решении?

— Абсолютно, — Никита кивнул, и Соня закусила губу в попытке погасить эмоции.

— Что ж, — отец сделал паузу, — это твоя жизнь, и мы с мамой поддержим твое решение. Тем более, что ты так молод…

Соня даже не заметила, как вечер подошел к концу. Остаток ужина она просидела молча, ковыряя остатки мяса. Такое обилие новостей совершенно ее оглушило, и когда подошло время прощаний, то она просто прилипла к стене, смотря в пол и сложив на груди руки. Мама, конечно же, была в восторге от Марины: это было заметно по тому, с каким теплом она с ней разговаривала. Да и новоиспеченной невестке, похоже, понравились ее родители. Блеск, пусть заберет еще и их.

— Эй, Сонча, ты чего? — Никита, как в детстве, попытался ткнуть ей пальцем в бок, на что Соня только скривилась и даже отмахнулась, что являлось свидетельством совсем уж дурного расположения духа. — Обижаешься?

Никите было смешно смотреть на то, как Соня, поджав губы и всем своим видом демонстрируя вселенскую обиду, ответила:

— Ни на что я не обижаюсь.

Брату было неприятно такое отношение, хоть он и знал, что Соня, по сути, все еще была ребенком, и временами испытывала по-настоящему детское одиночество.

— Я же не умираю и не даю обет никогда не видеться со своей семьей, — Никита решил занять самую лучшую в этой ситуации позицию — позицию терпеливого взрослого. — Мы не будем видеться реже — самолеты из Москвы в Уфу летают каждые два часа.

— Ты бросаешь меня, — Соня не хотела этого говорить — слова вырвались сами, ставя ее в особенно жалкое положение. Она привыкла душить свои порывы детского поведения, но сегодня, видимо, что-то в ней настолько нарушилось, что гипсовая маска треснула, демонстрируя все утаенное, все скрытое даже от самых близких.

— Ты же знаешь, что я никогда тебя не брошу, — несмотря на отсутствие ответной реакции, Никита сжал Соню в объятиях, как тряпичную куклу. Ей хотелось прижаться к крепкому плечу щекой, как в детстве, когда ей было грустно или кто-то обидел. Соня тут же пожалела о сказанных ею словах — Никита заслуживал такого отношения меньше всех. — Ты моя самая любимая сестра на свете.

Из-за плеча Соня перехватила взгляд Марины, уже завернувшейся в пальто и ожидавшей жениха.

— Знаю, — она хмыкнула и обняла брата в ответ, со всей ясностью осознавая, что только что безвозвратно ушли остатки не только детства, но и былой невинности.