Аранальвийская кровь (джен)

Не всем улыбнулась удача, но к кому-то жизнь оказалась ещё несправедливее. Пока бедняки мечтают о статусе и золоте, кому-то остаётся лишь прятать истинную сущность и скрывать врождённые узоры на теле, заливая горечь вином.

Диерет был одним из лучших в своём деле, его услуги пользовались спросом, но туго набитый золотом мешочек на поясе не спасал от пожирающей его ненависти к самому себе. Его жизнь рухнула, едва начавшись. Ни он, ни мать не были нужны его отцу, а крестьянская девушка, напрасно доверившаяся аранальву, не могла обеспечить себя и рано рождённого ребёнка. Они жили впроголодь, брошенные её семьёй. Диерет долго не понимал, почему никто не должен знать о его родстве с аранальвом, о паучьем рисунке на коже, о почти не контролируемых в то время обращениях…

Он понял, когда в их дом ворвалась инквизиция. В тот день Диерет отрёкся от религии Гевальткирской империи. Он так и не узнал, как раскрылась тайна, но его мать обвинили в связи с монстром и сожгли. Диерета, сына того самого «монстра», ждала бы та же участь, но он сбежал в надежде, что какой-нибудь клан меспаргоридов из Киральшегельна примет его. Он не учёл одного: никому не нужен полукровка. Отвергнутый и людьми, и аранальвами, обозлённый на весь мир, он нашёл себя в кровопролитии.

Он зарабатывал, убивая. И больше столь приятной работы он любил разве что загонять жертву в угол и иссушать её тело… На его счету множество преступлений, но самая страшная участь постигла тех, кто встретился с ним в его паучьем обличье. Врождённый дар к обращению — единственное, за что Диерет благодарил отца. Сколько раз хитин спасал его в бою? Сколько опасных врагов обратилось в бегство, увидев, во что он превращается? Он не считал.

Диерет странствовал по миру, охотясь за головами, и дорога привела его в Реньотту — королевство на берегу Меритарийского моря, издавна настроенное к Гевальткиру враждебно. Каждый император из древнейшей династии, сменяя предшественника, облизывался на Реньотту, Киральшегельн, Гранестизу и Фраделиду, но что-то всегда мешало захвату: то эпидемия выкашивала народ, то разгоралась междоусобица, то сами королевства давали отпор. Но все понимали, что их присоединение к империи — вопрос времени.

Диерет усмехнулся собственным мыслям. Он бежал из родной страны к врагу, спасаясь от инквизиции. Не смешно ли, что Реньотта для него безопаснее Гевальткира? Оглядываясь в прошлое, Диерет жалел только об одном: что не вырезал как можно больше инквизиторов. Испугался. Он мог бы вернуться, найти тех, кто казнил его мать, но не стал. Она получила по заслугам, ведь только ей Диерет был обязан незавидной судьбой изгоя.

Закат он встречал на крыше часовни, слушая, как внутри лязгают шестерни, а на циферблате со скрипом поворачивается секундная стрелка. Светлый круг солнца, просвечивающий сквозь завесу дыма над Вальфумо, завис над самым горизонтом, медленно спускаясь к его краю. Заводы, чьи трубы виднелись над крышами домов, затмили небо грязной пеленой, под которой медленно уползал в сторону границы с Гевальткирской империей дирижабль. На огромном шаре красовался герб Ордена Иридиевых Стрел.

Взгляд упал на ножны на поясе, где покоился короткий меч с иридиевым клинком. Это полумагическое оружие досталось Диерету в качестве трофея после контракта на Иридиевого Стрелка. Пожалуй, Диерет стал единственным, кто не только проник в форт рядом с Коррацией, но и вышел оттуда живым. До него никто не возвращался из логова инквизиции и после него никому это не удастся. В основном потому, что после того убийства охрану крепости усилили.

Клинок отличался особой остротой и прочностью и ни разу не подводил в бою, но сегодня он кровью не обагрится. Нет, у Диерета совсем другие планы. Он больше не мог сдерживать дикий голод, в прошлый раз едва не погубивший его. Он лишь хотел контролировать своего внутреннего монстра — ещё более жестокого и кровожадного, чем он сам, но в то же время что-то глубоко внутри подталкивало его выпустить тварь и поддаться животным инстинктам, позволить зверю рвать жертв в клочья… Этого Диерет и боялся. Не потому, что погибнут люди, а потому, что его самого рано или поздно убьют. Что может противопоставить рыцарям безумное чудовище?

В нём словно жило две личности — хитрый и хладнокровный убийца и безрассудный монстр, жаждущий лишь одного — крови. И чем дольше он её не получал, тем сложнее становилось держать его… себя в руках.

Дождавшись, пока опустеют улицы, Диерет разделся, спрятал одежду в обычно закрытой часовне и дал волю чудовищу. Боль согнула его в три погибели. Его тело ломалось и выворачивалось, кожа превращалась в хитин и покрывалась серо-белой шерстью. Зрение перестроилось, адаптируясь под лишние три пары глаз, что открылись на морде. Переломанные кости вновь срастались и вытягивались, истончаясь — и вот уже Диерет опирался на восемь многосуставчатых лап со смертоносными когтями.

Он бесшумно скользнул вниз по стене, цепляясь когтями за неровности. В человеческом облике Диерет не замечал их, но чуткие паучьи лапы легко нащупали щели и выбоины в камнях. Внизу какой-то тощий ребёнок в грязном тряпье, вышедший из-за угла, с воплями бросился обратно. Диерет не торопился: стражники ради простолюдинов и пальцем не пошевелят.

Когда до земли оставалось метра два, он спрыгнул со стены. Глухой удар о мостовую утонул в последних отголосках дневного шума. Диерет неторопливо прошёл через узкий переулок, в котором спал рядом с грязной лужей провонявший потом и гнилью пьяница. Этого человека спасли сбивающий с ног душок и заражение крови, которое паук определил по запаху.

Выбрав тёмный закоулок, Диерет затаился в темноте. Вокруг валялся мусор, среди которого скрючился полуразложившийся труп. Этот город нравился Диерету всё больше. Припозднившегося путника могли прирезать за пару медных монет, крысы, не скрываясь, шныряли под ногами, а люди смотрели на угрюмого мужчину в чёрной броне с опаской. О, как льстил ему их страх!

Долго ждать не пришлось. По дороге, часто оглядываясь и прижимая к груди пахнущий травами свёрток, едва не бежала девушка в платье с заплатками и с платком на угольно-чёрных волосах. Что-то в ней неуловимо напоминало Шатнет. Может, худоба и бледность? В общем-то, на этом сходство заканчивалось: Шатнет была из альвов Ц'ур — на голову выше любого человека, с острыми ушами и звериными ногами; существо, высасывающее жизненные силы из природы и творящее свою чёрную магию, отвергнутое всем миром, и потому столь близкое самому Диерету…

Он отогнал навязчивые мысли. Её нет. Девушка, уже успевшая пройти мимо укрытия охотника, — всего лишь очередная жертва. Диерет последовал за ней, не издав ни звука, но она вновь обернулась, застыла на мгновение в ступоре и, бросив свёрток с травами, помчалась прочь.

— На помощь! Помогите! Кто-нибудь! — срывая голос, закричала она.

Никто не помог. Горожане даже ставень не открыли, боясь за свои шкуры. Да и не спугнули бы они Диерета. Что случайный свидетель скажет страже? Что видел, как огромный паук напал на девушку? Ему не поверят, ведь аранальвы в Реньотте — ещё большая редкость, чем южане в Калльтрике.

Девушка едва не пробежала мимо поворота на развилке, но вдруг резко свернула налево. Оглянувшись, она метнула в Диерета слабый огонёк. Пламя больно задело морду за мгновение до того, как рассеялось бы. Осыпались прахом обугленные шерстинки. Диерет содрогнулся в беззвучном рыке. Паук всегда убивает жертву безмолвно, и оттого внушает ужас в людские сердца. Потому, что никто не услышит убийцу.

Девушка бежала, петляя по узким улицам. Диерет взобрался на крышу, бесшумно перебирая лапами по замшелой черепице. Свернув в очередной переулок, беглянка оглянулась и остановилась, вглядываясь во тьму. В полных страха глазах промелькнула робкая надежда… которую Диерет разрушил.

Он спрыгнул за спиной жертвы, нарочно звякнув когтями о брусчатку. Девушка резко развернулась, разжигая в пальцах хилый огонёк. Диерет метнулся к ней и прижал к земле. Дикий вопль разнёсся над низкими зданиями, когда паутина опутала тело, а хелицеры разорвали горячую плоть. Шатнет кричала так же…

Она значила для Диерета чуть больше остальных. Мысль, что не только его считают монстром, успокаивала. Альвы Ц'ур вытягивали силы из всего живого, словно противоположность друидов. Лес погибал там, куда приходили отвернувшиеся от своей богини альвы. Даже братья по крови убивали их, боясь и ненавидя больше, чем оскуральвов и меспаргоридов. Последние, к слову, нашли в альвах Ц'ур союзников, и именно поэтому Диерет когда-то пошёл к Шатнет.

Поначалу она хотела прирезать полукровку, но он нашёл к ней подход. Шатнет нужен был тот, кто скрасил бы её одиночество, а Диерету — любая тварь, над которой он чувствовал бы превосходство. Ведь он, в отличие от неё, наполовину человек! Может быть, Шатнет об этом знала, но не подавала виду. А может, слепо доверилась аранальву.

Шатнет жила в покосившейся сырой хижине в лесу, где покрытые мхом стены провоняли плесенью, чей запах смешивался с резким ароматом сухих трав. Впрочем, ничто не могло заглушить смрад гнили, разносившийся на мили окрест. Эта часть леса погибла, иссушенная Шатнет. В этом альвы Ц'ур и меспаргориды были схожи: и те, и другие медленно выпивали все соки из жертвы.

В очередной раз Диерет пробрался по единственной тропе, усеянной капканами, на окружённую буреломом и сухими колючими зарослями поляну. Шатнет сидела на коленях спиной к нему, упёршись руками в землю. Его появление вывело её из транса. Она оглянулась, и ухмылка исказила лицо.

— И вновь я чую кровь… — протянула Шатнет. — Чью жизнь ты отнял сегодня?

— Жалкого нечестивого жреца. Он ползал в грязи и собственной крови, моля о пощаде… — не без наслаждения вспомнил Диерет.

— Вот это мне в тебе и нравится — ты жесток и кровожаден.

Шатнет приникла к его губам. Диерета обдало тёмной, искажённой до неузнаваемости энергией, что она вытянула из последних живых ростков. Кожу закололо. Перед глазами пошли кровавые круги. В сознании вихрем пронеслись чужие мыслеобразы — содрогающееся в конвульсиях тело, залитая кровью земля, клочья алой паутины, перекошенное от боли лицо…

И Диерет потерял контроль.

Обрывками он помнил, как едва успел сорвать с себя броню, принимая паучий облик, и накинулся на Шатнет. Он и раньше обращался при ней, и она не побежала сразу. Когда же Шатнет осознала, что звериный голод затмил рассудок, было поздно.

Диерет очнулся в крови, не помня почти ничего. В коконе из паутины остался иссушенный труп, и лишь в ушах стоял душераздирающий крик…

Аранальвийская кровь — проклятие. Проклятие, дарующее власть и силу.