Снейп в Нарнии (гет)

Северус Снейп, профессор зельеварения, шёл по Запретному лесу в поисках ингредиентов для зельеварения. Как же он хотел жить в мире, где нет Гарри Поттера и Волдеморта, который возродился благодаря крови Гарри Поттера. Волдеморт уже успел достать Снейпа.

Внезапно Северус обнаружил проход, и что-то его туда потянуло. Лес оказался другим, в нём не чувствовались чудовища Запретного леса (в Запретному лесу Снейп ощущал их присутствие и был готов применить Сектумсемпру). В этом же лесу чувствовалось запустение. Северус вышел к морю, которого он никогда не видел. Он обошел вокруг и обнаружил, что он на острове. Вскоре Снейп обнаружил разрушенный замок и четырёх детей в возрасте от девяти до четырнадцати лет в несколько старомодной магловской одежде.

— Где я? — спросил он. — Кто вы?

— Вы в Нарнии, — ответил старший мальчик, — я её король Питер Великолепный. В его лице читалось благородство.

— Я королева Сьюзен Великодушная. — сказала брюнетка.

— Я король Эдмунд Справедливый. — сказал младший мальчик.

— Я королева Люси Отважная. — сказала девочка.

— Что-то вы не похожи на королей и королев. — сказал Северус.

— Мы только вернулись из нашего мира и не успели переодеться. — ответил Питер. — Мы не можем попасть в свою сокровищницу, потому что нет ключа, а дверь не сгнила.

— Я могу помочь. — ответил Снейп. — Я колдун Северус Снейп из Британии и могу открыть дверь.

— Разве в Британии есть колдуны? — спросила Сьюзен.

— Есть, и довольно много. — ответил Снейп.

— Почему мы про них ничего не слышали? — спросила Сьюзен.

— Из-за Статута о секретности. — ответил Снейп.

— А где вы работаете? — задала вопрос Сьюзен Великодушная.

— В Школе чародейства и волшебства Хогвартс. — ответил Северус.

— А кем вы работаете? — спросила Сьюзен.

— Профессором зельеварения. — ответил Снейп.

Они пошли к сокровищнице. Северус Снейп взмахнул волшебной палочкой и щёлкнул замок. Северус распахнул дверь.

— Сделаем факел, — сказал Питер.

— Какой в этом смысл? Эдмунд сказал… — начала Сьюзен.

— Сейчас я уже ничего не говорю, — прервал ее Эдмунд, — мне кажется, скоро все будет понятно. Спустимся вниз, Питер?

— Мы должны спуститься, — ответил Питер, — приободрись. Сьюзен. Не будем вести себя как дети, теперь, когда мы вернулись в Нарнию. Ты королева здесь. А потом, кто из нас сможет заснуть, не разрешив этой загадки?

Они безуспешно пытались сделать факелы из длинных веток. Если их держать горящим концом вверх, они гаснут, а если вниз, то обжигают руки, а дым ест глаза. В конце концов пришлось взять электрический фонарик Эдмунда; к счастью он получил его в подарок на день рождения всего неделю назад и батарейки ещё не сели. Эдмунд шел первым и светил. За ним Люси, потом Сьюзен, потом Питер; Снейп замыкал шествие.

— Я на верхней ступеньке, — сказал Эдмунд.

— Сосчитай их, — предложил Питер.

— Одна… две… три, — произносил Эдмунд, спускаясь вниз, и так до шестнадцати. — Я уже в самом низу, — закричал он.

— Тогда это действительно Кэр-Паравел, — сказала Люси. — Их было шестнадцать. — Больше она ничего не говорила, пока все пятеро не собрались у подножия лестницы. Эдмунд медленно повел фонариком по кругу.

— О-о-о-о! — разом воскликнули дети.

Теперь все поняли, что действительно находятся в древней сокровищнице Кэр-Паравела, своего королевского замка. Посередине шёл проход (как в оранжереях), и с обеих сторон стояли, как рыцари, охраняющие сокровища, богатые доспехи. Затем шли полки с драгоценностями — ожерельями, браслетами, кольцами, золотыми чашами и блюдами, брошами, диадемами и золотыми цепями. Неоправленные камни громоздились как куча картофеля — алмазы, рубины, карбункулы, изумруды, топазы и аметисты. На полу стояли большие дубовые сундуки, окованные железом и запертые на висячие замки. Было очень холодно и так тихо, что они слышали собственное дыхание. Драгоценности были так покрыты пылью, что дети, узнав большинство вещей, с трудом признали в них драгоценности. Место было грустное и немного пугающее, казалось, что всё это давным-давно заброшено. Несколько минут все молчали.

Потом, конечно, они начали ходить взад-

вперёд и разглядывать вещи. Это было похоже на встречу со старыми друзьями. Если бы вы были там, вы услышали бы, как они восклицали: «Смотри! Наши коронационные кольца… помнишь, когда мы впервые надели их?.. А я думала, что эта маленькая брошь потерялась… Послушай, разве не в этих доспехах ты был на турнире на Одиноких Островах?.. Ты помнишь, гном сделал это для меня?.. Ты помнишь, как пили из этого рога?.. Ты помнишь… Ты помнишь?..»

Внезапно Эдмунд сказал: «Слушайте, надо поберечь батарейки. Бог знает, как часто они будут нам нужны. Возьмем то, что мы хотим и выйдем отсюда».

— Мы должны взять подарки. — сказал Питер. Давным-давно он, Сьюзен и Люси получили в Нарнии на Рождество подарки, которые ценили больше, чем все остальное королевство. Только Эдмунд не получил подарка, потому что не был с ними в те дни. (Это случилось по его собственной вине, и об этом написано в другой книге).

Все согласились с Питером и пошли к дальней стене сокровищницы. Они были уверены, что там висят их подарки. Подарок Люси был самый маленький — небольшая бутылочка. Она была сделана не из стекла, а из алмаза и до половины наполнена волшебной жидкостью, которая исцеляла все раны и все болезни. Люси молча, но очень торжественно, взяла свой подарок, надела ремень через плечо и снова почувствовала бутылку на боку, там, где она обычно висела в старые дни. Подарок Сьюзен был лук со стрелами и рог. Лук и колчан слоновой кости, полный хорошо оперенных стрел, были здесь, но… «Сьюзен, — спросила Люси, — где же рог?»

— Вот жалость-то, — сказала Сьюзен, подумав минуту, — я вспомнила. Я брала его с собой в наш последний день в Нарнии, когда мы охотились на Белого Оленя. Наверное, он потерялся, когда мы вернулись в другое место, я имею в виду, в Англию.

Эдмунд присвистнул. Это была обидная утрата, рог был волшебный; когда бы вы ни затрубили в него и где бы вы ни были, к вам приходила помощь.

— Он пригодился бы здесь. — заметил Эдмунд.

— Не беспокойся, — ответила Сьюзен, — у меня есть лук.

— Тетива не сгнила, Сью? — спросил Питер.

Наверно, в воздухе сокровищницы была какая-то магия — тетива была в полном порядке. (Сьюзен лучше всего удавались стрельба из лука и плавание.) Она моментально согнула лук и тронула тетиву. Тетива запела, звук заполнил всю комнату. И этот звук больше чем что-либо другое напомнил детям старые дни. Им вспомнились битвы, охоты, пиры. Она разогнула лук и повесила колчан через плечо.

Затем Питер взял свой подарок — щит с огромным алым львом и королевский меч. Он дунул и слегка стукнул их об пол, стряхивая пыль, надел щит на руку и повесил сбоку меч. Сначала он испугался, что меч мог заржаветь в ножнах. Но всё было в порядке. Питер взмахнул мечом, и тот засверкал в свете фонарика.

— Мой меч Риндон, — сказал он, — которым я убил Волка. В его голосе появились какие-то новые интонации, чувствовалось, что он снова Питер, Верховный Король. После минутной паузы все вспомнили, что нужно беречь батарейки.

Они поднялись по ступенькам, развели большой костёр (точнее, Снейп развел Губрайтов огонь) и легли, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Снейп плохо владел трансфигурацией. Земля была жёсткая, лежать было неудобно, но в конце концов все заснули.

Примечание к части

Любовь будет позже. Изменено.

Самое неприятное, когда спишь не дома, то, что просыпаешься очень рано. А когда ты проснулся, приходится сразу вставать — земля такая жёсткая, что лежать страшно неудобно. А ещё хуже, если на завтрак нет ничего, кроме яблок — и вчера на ужин ты ел только яблоки. Когда Люси сказала — без сомнения правильно, что это великолепное утро — было не похоже, что будет сказано ещё что-нибудь приятное. Эдмунд высказал то, что думали все: «Мы должны выбраться с этого острова».

Попив воды из колодца и умывшись, они пошли вниз по ручью к берегу и стали разглядывать канал, отделявший их от материка.

— Надо переплыть его, — предложил Эдмунд.

— Это подходит Сью, — ответил Питер (Сьюзен получала в школе все призы за плавание), — но как насчет остальных? — Под «остальными» он имел в виду Эдмунда, который не мог проплыть две длины школьного бассейна, и Люси — она вообще плавала с большим трудом. Снейп научился плавать в Хогвартсе.

— Кроме того, — сказала Сьюзен, — здесь может быть течение. Папа говорит, что не надо плавать в незнакомом месте.

— Питер, — заметила Люси, — я знаю, что не могу плавать дома — я имею в виду, в Англии. Но разве мы не умели плавать давным-давно, когда были королями и королевами в Нарнии? Мы умели даже скакать верхом. Как ты думаешь…

— Тогда мы были взрослыми, — прервал её Питер, — правили долгие годы и многому научились. Но теперь-то мы снова дети.

— Ой! — сказал Эдмунд таким голосом, что всякий прервал бы разговор и выслушал его. — Я все понял.

— Что понял? — спросил Питер.

— Ну, все, — ответил Эдмунд. — Прошлой ночью нас поставило в тупик то, что прошел только год, как мы оставили Нарнию, а всё выглядит так, будто в Кэр-Паравеле уже сотни лет никто не живет. Ты ещё не понял? Ведь когда мы, прожив долгие годы в Нарнии, вернулись назад через платяной шкаф, оказалось, что не прошло и секунды.

— Продолжай, — попросила Сьюзен. — мне кажется, я начинаю понимать.

— И это значит, — продолжил Эдмунд, — что когда ты не в Нарнии, ты не знаешь, как течёт нарнийское время. Почему не может быть так: пока у нас в Англии проходит год, в Нарнии — сотни лет?

— Ей-Богу, Эд, — сказал Питер, — мне кажется, ты прав. В этом смысле действительно прошли сотни лет с тех пор, как мы жили в Кэр-Паравеле. И теперь мы вернулись в Нарнию так, как если бы в современную Англию вернулись крестоносцы или саксы или древние бритты или ещё кто-нибудь в этом роде.

— Как они удивятся, увидев нас… — начала Люси, но тут кто-то воскликнул: «Тише! Смотрите!».

Немного правее на материке был лесистый мыс. и они думали, что за ним находится устье реки. И вот из-за этого мыса показалась лодка. Миновав его, она повернула и начала пересекать канал. В лодке были двое. Один греб, другой сидел на корме и придерживал узел, который дергался и вертелся в его руках, как живой. Оба были похожи на солдат; одеты в лёгкие кольчуги, стальные каски и носили бороды. Лица их были суровы. Дети и колдун бросились назад в лес и, притаившись, наблюдали за ними.

— Пора, — сказал солдат, сидящий на корме, когда лодка проплывала мимо них.

— Привязывать камень к ногам, капрал? — спросил тот, что держал вёсла.

— Скажешь тоже, — проворчал первый. — Кому это нужно. Он отлично утонет и без камня, если мы его хорошенько свяжем.

С этими словами он встал и поднял свой узел. Теперь Питер увидел, что он и вправду живой, и что это гном, связанный по рукам и ногам. Гном сопротивлялся изо всех сил. Тут Питер услышал, как что-то просвистело у него над ухом и солдат, внезапно выронив гнома на дно лодки, упал в воду. Он барахтался, пытаясь плыть к дальнему берегу, и Питер увидел, что стрела Сьюзен сбила с него каску. Он обернулся к сестре, которая с побледневшим лицом уже прилаживала к тетиве вторую стрелу. Но в этом не было нужды. Другой солдат, увидев, что его товарищ упал, с громким криком выпрыгнул из лодки и тоже начал барахтаться в воде (глубина оказалась в его рост), а потом скрылся в лесу на материке.

— Быстрее! Пока её не снесло! Там гном! — закричал Питер. Снейп взмахнул волшебной палочкой, и лодка понеслась к берегу. Потом он вынул гнома и разрезал верёвки заклинанием. Когда гном, наконец, был освобождён, он потёр затекшие руки и ноги и воскликнул:

— Ну, что бы они там ни говорили, вы не похожи на привидения!

Он был коренастый и широкогрудый, как большинство гномов, трёх футов росту, а грубые рыжие борода и бакенбарды оставляли открытыми только крючковатый нос и блестящие чёрные глаза. Снейп таких существ никогда не видел.

— Во всяком случае, — продолжал он, — привидения вы или нет. вы спасли мне жизнь, и я вам очень благодарен.

— Почему мы должны быть привидениями? — спросила Люси.

— Мне говорили всю жизнь, — сказал гном, — что в этих лесах на побережье так же много привидений, как и деревьев. Такая вот история, И поэтому, когда они хотят избавиться от кого-нибудь, то обычно привозят его сюда (как меня) и говорят, что оставят привидениям. Мне всегда казалось, что они просто топят их или перерезают глотки. Я никогда всерьез не верил в привидения, но эти два труса верили. Они везли меня на смерть, а боялись больше, чем я!

— Так вот почему они оба убежали, — сказала Сьюзен.

— А они убежали? — спросил гном.

— Да, — ответил Эдмунд. — На материк.

— Поймите, я стреляла не для того, чтобы убить, — сказала Сьюзен. Она не хотела, чтобы кто-нибудь подумал, что она может промахнуться с такого близкого расстояния.

— Гм, — отозвался гном, — это нехорошо и может грозить неприятностями, если они не будут держать язык за зубами ради собственной шкуры.

— За что они собирались утопить вас? — спросил Питер.

— О, я ужасный преступник, — засмеялся гном. — Но это длинная история. А я был бы рад, если бы вы пригласили меня позавтракать. От волнений просыпается страшный аппетит.

— Здесь только яблоки, — печально сказала Люси,

— Это лучше, чем ничего, но свежая рыба ещё лучше, — воскликнул гном, — тогда я приглашу вас позавтракать, В лодке есть удочки, но надо уплыть на другую сторону острова, а не то нас могут заметить с материка.

— Я должен был подумать об этом сам, — сказал Питер. Четверо детей, волшебник и гном вошли в воду, с некоторым трудом оттолкнули лодку от берега и вскарабкались на борт. Командование взял гном. Вёсла, конечно, были слишком велики для него, поэтому Питер греб, а гном правил сначала по каналу на север, а потом на восток вдоль острова. Отсюда дети и волшебник могли разглядеть и реку, и все заливы, и мысы за рекой. Выросший лес все изменил, и дети ничего не могли узнать.

Когда вышли в открытое море восточное острова, гном стал ловить рыбу и легко поймал несколько ярко-окрашенных рыб, все помнили их по обедам в Кэр-Паравеле в старые дни. Наловив достаточно рыбы, они направили лодку в маленький залив и привязали её к дереву. Гном, бывший мастером на все руки (между прочим, хотя кое-кто и встречал гномов-негодяев, вряд ли кто видел гномов-дураков), разрезал рыбу, почистил её и сказал:

— Теперь нам нужен хворост.

— Костер в замке ещё не прогорел, потому что Снейп заколдовал его. — ответил Эдмунд. Гном даже присвистнул:

— Броды и бороды! — воскликнул он. — Так здесь действительно есть замок и колдун?

— Только развалины, — сказала Люси.

Гном с любопытством оглядел всех пятерых. «А кто в самом деле?..» — начал он, но тут же оборвал себя и сказал:

«Неважно, сначала завтрак. Только одно до того, как мы пойдём. Вы можете, положа руку на сердце, сказать, что я действительно жив? Могу я быть уверен, что не утонул, и все мы не привидения?» Когда они его успокоили, возник вопрос, как перенести рыбу. Связать её было нечем и корзины тоже не было. В конце концов Северус Снейп левитировал рыбу. Он заметил, что Сьюзен Певенси немного повзрослела и похорошела, как и Люси. Питер и Эдмунд немного повзрослели и стали более мужественными.

Когда гном увидел волшебный костёр, он приободрился и показал им, как печь свежую рыбу на прутиках, так как Губрайтов огонь не дает золы. Нелегко было есть горячую рыбу без вилок, с одним перочинным ножом на пятерых, и Снейп охладил её заклинанием. Все напились воды из колодца и съели по паре яблок, а гном извлек трубку размером с ладонь, набил её, зажёг, выпустил огромное облако ароматного дыма и сказал: «Ну так что?»

— Расскажи сначала твою историю. — попросил Питер, — а потом мы расскажем тебе нашу.

— Хорошо, — сказал гном, — вы спасли мне жизнь и это вполне справедливо. Но я не знаю, с чего начать. Во-первых, я вестник короля Каспиана.

— А кто это? — спросили хором все пятеро.

— Каспиан Десятый, король Нарнии, да будет его царство долгим, — ответил гном, — Или вернее сказать, он должен быть королем Нарнии, и мы надеемся, что будет. Сейчас он король только для нас, старых нарнийцев.

— Можно и так сказать, — проговорил гном, почесывая голову, — но на самом деле он из новых нарнийцев, он — тельмаринец, если ты понимаешь меня.

— Я вот не понимаю, — заметил Эдмунд.

— Это хуже войны Алой и Белой Розы, — вставила Люси.

— Нет, — сказал гном, — я слишком плохо рассказываю. Думаю, что нужно вернуться к началу, к тому, как Каспиан вырос при дворе своего дяди и как он стал на нашу сторону. Но это длинная история.

— Отлично, — заметила Люси, — мы любим истории. Гном сел поудобнее и начал свой рассказ. Дети часто перебивали его, поэтому я не буду повторять вам всё, это будет слишком долго и только запутает дело, да к тому же были моменты, о которых дети и волшебник узнали позже. Но суть истории, как они узнали её в конце концов, содержится в книге Принц Каспиан, я не буду её приводить.

Примечание к части

Оставляйте свои отзывы.

— Итак, — сказал Трам (ибо, как вы поняли, именно он рассказывал эту историю детям и Снейпу, сидевшим на траве в разрушенном зале Кэр-Паравела), — итак, я положил пару корок хлеба в карман, оставил всё оружие, кроме кинжала, и на рассвете направился в лес. Я тащился уже много часов, как вдруг услышал звук, который не слышал никогда в жизни. Да, мне не забыть его. Воздух был наполнен им, он был как гром, но более протяжный, прохладный и сладостный, как музыка на воде, и такой сильный, что лес задрожал. И я сказал себе:

«Если это не Рог, назовите меня кроликом». И я удивился, почему король не протрубил в него раньше…

— В какое время это было? — спросил Эдмунд.

— Между девятью и десятью часами. — ответил Трам.

— Как раз тогда, когда мы были на станции! — воскликнули дети, обмениваясь понимающими взглядами.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказала Люси гному.

— Ну, как я уже сказал, я удивился, но продолжал идти так быстро, как мог. Я шёл всю ночь, а потом, когда уже наполовину рассвело, рискнул (как будто у меня не больше разума, чем у великана) пройти по открытому месту, чтобы срезать излучину реки. Тут меня и поймали. И не армия, а напыщенный старый глупец, охраняющий маленький замок — последний опорный пункт Мираза в этом краю. Стоит ли говорить. что правды обо мне они не узнали, но я гном, и этого было достаточно. Лилии и лилипуты, мне повезло, что начальник оказался таким напыщенным глупцом. Любой другой просто заколол бы меня, он же решил подвергнуть ужасному наказанию — послать «к духам» по полному церемониалу. И затем эта юная леди (он показал на Сьюзен) воспользовалась своим луком — это был, позвольте сказать, отличный выстрел — и вот мы здесь. Но без моего кинжала, который они забрали, — он выколотил трубку и снова её набил.

— Боже мой, — сказал Питер, — так это Рог — твой собственный Рог, Сью, — стащил нас со скамейки на платформе вчера утром! Трудно поверить, хоть и ясно, что это так.

— Не знаю, почему ты не веришь в это, — сказала Люси, — если веришь в магию вообще. Разве не говорится во всех историях, как магия переносит людей из одного места — или из одного мира — в другой? Вспомните, когда волшебник в «Тысяче и одной ночи» вызывает Джинна, тот приходит. Так же и мы пришли.

— Да, — сказал Питер, — потому я и чувствую себя так странно, что во всех этих историях есть кто-то в нашем мире, кто зовёт, и никто не задумывается, откуда приходит Джинн.

— Теперь мы можем представить себе, что чувствует Джинн, — захихикал Эдмунд. — Ей-богу, не так уж приятно знать, что ты можешь быть высвистан таким образом. Это ещё хуже, чем то, что наш папа говорит о жизни во власти телефона.

— Но ведь мы хотим быть здесь. — сказала Люси, — если этого хочет Аслан.

— Что же мы будем делать? — спросил гном. — Я думаю, что мне лучше вернуться к королю Каспиану и сказать, что помощь не придёт.

— Как не придёт? — удивилась Сьюзен, которая показалась Северусу красавицей, хотя совсем недавно —просто девчонкой. — Но ведь всё получилось. Мы здесь.

— Гм… гм… да… я вижу это, — сказал гном (трубка его потухла, он был сейчас слишком занят, чтобы чистить её). — Но… ну… я думаю…

— Разве ты не видишь, что мы здесь, — воскликнула Люси,

— Ты просто глуп.

— Я уверен, что вы — те четверо детей из старых преданий, — произнес Трам, — и я, конечно, очень рад встретиться с вами. Без сомнения, это очень интересно. Но… вы не обидитесь?..

— и он снова умолк в раздумьи.

— Продолжай и скажи то, что хочешь, — вставил Эдмунд.

— Ну… не обижайтесь, — проговорил Трам, — поймите, король и Боровик, и доктор Корнелиус ожидали — ну, как бы вам сказать — помощи. Другими словами, я думаю, что они представляли вас великими воинами. Конечно, мы обожаем детей и все такое, но в данный момент, в середине войны… я уверен. вы и сами понимаете.

— Ты имеешь в виду, что мы не годимся, — сказал Эдмунд, краснея.

— Прошу вас, не обижайтесь, — перебил гном, — я уверяю вас, мои дорогие маленькие друзья…

— Слушать, как ты называешь нас маленькими, это уж слишком, — Эдмунд вскочил на ноги. — Похоже, ты не веришь, что мы выиграли битву при Беруне. Можешь говорить всё, что хочешь обо мне, потому что я знаю…

— Не выходи из себя, — перебил его Питер. — Давай лучше подберём ему в сокровищнице новое вооружение и сами вооружимся, а об этом поговорим после.

— Я не понимаю зачем… — начал Эдмунд, но Люси прошептала ему на ухо: «Не лучше ли сделать то, что говорит Питер? Ведь он — Верховный Король. Я думаю, у него есть какая-то идея».

Эдмунд согласился и, включив фонарик, все, вместе с Трамом, снова спустились в прохладную тьму и пыльную роскошь сокровищницы.

Глаза гнома заблестели, когда он увидел богатства, лежавшие на полках (ему пришлось встать на цыпочки), и он пробормотал про себя: «Никабрику этого видеть нельзя». Они легко нашли кольчугу, меч, шлем, щит, лук и колчан подходящего для гнома размера. Шлем был медный, украшенный рубинами, рукоятка меча вызолочена: Трам за всю свою жизнь не видел, а тем более не имел такого богатства. Дети тоже надели кольчуги и шлемы. Для Эдмунда нашли меч и щит. а для Люси лук; у Питера и Сьюзен были их подарки. Когда, позвякивая кольчугами, они поднялись наверх, то чувствовали себя нарнийцами куда больше, чем школьниками. Мальчики шли чуть позади, обсуждая какой-то план. Люси слышала, как Эдмунд сказал: «Нет, позволь мне. Ему будет куда обидней, если выиграю я, а если я буду побежден, для нас урону будет меньше».

— Хорошо, Эд, — отозвался Питер.

Когда они вышли на дневной свет, Эдмунд повернулся к гному и очень вежливо произнёс: «Я хотел бы вас попросить. Детям не часто выпадает шанс встретить такого опытного воина, как вы. Не согласитесь ли вы немного пофехтовать со мной? Это будет очень любезно с вашей стороны».

— Парень, — сказал Трам, — мечи острые.

— Я знаю, но мне же никогда не подобраться к вам, а вы достаточно опытны, чтобы разоружить меня, не причинив вреда.

— Это опасная игра, но если ты хочешь, я попытаюсь разок-другой.

Тут же сверкнули оба меча, все остальные соскочили с помоста и стали поодаль. Это было стоящее дело, совсем не похожее на нелепый бой мечами на сцене (или даже бой на шпагах, который лучше удается в театре). Это был настоящий бой на мечах. Вы стараетесь ударить противника по ногам, потому что это единственная незащищенная часть тела. А когда бьет противник, нужно подпрыгнуть так, чтобы удар пришелся под ногами. Это давало гному преимущество, потому что Эдмунд был выше и должен был наклоняться. У Эдмунда не было бы никаких шансов, бейся он с Трамом двадцать четыре часа назад. Но с тех пор, как они попали на остров, он дышал воздухом Нарнии, и весь опыт старых битв вернулся к нему, и руки вспомнили прежние навыки. Теперь он был действительно король Эдмунд. Оба бойца кружились и кружились, удар следовал за ударом, и Сьюзен (которая так и не научилась любить эти забавы) воскликнула: «Будь внимательней!» И затем так быстро, что никто (кроме Питера, конечно) не понял, что произошло, Эдмунд особым приёмом повернул свой меч и выбил меч из руки гнома, а Трам схватился за запястье.

— Надеюсь, я не причинил вам боли, мой дорогой маленький друг? — спросил Эдмунд, тяжело дыша, и пряча в ножны свой меч.

— Я вижу, — сухо произнес Трам, — что вы знаете неизвестный мне приём.

— Конечно, — вступил в разговор Питер, — этим приемом можно разоружить лучшего в мире бойца, если тот не знает его. Я думаю, было бы справедливо дать Траму шанс в чем-нибудь ещё. Не хотите ли посостязаться в стрельбе с моей сестрой? Ведь в стрельбе не может быть никаких уловок.

— Да, вы шутники, — сказал гном. — Теперь я понимаю. Как будто я после сегодняшнего утра не знаю, как она умеет стрелять. Но я всё же попытаюсь. — Он говорил сердито, но глаза его заблестели. (У него была слава отличного стрелка.) Все пятеро вышли на открытое пространство.

— Что будет целью? — спросил Питер.

— Я думаю, яблоко, которое висит над стеной вот на той ветке, — предложила Сьюзен.

— Отлично, девица. — сказал Трам, — ты имеешь в виду то желтое яблоко, которое висит в середине арки?

— Нет, что вы, — ответила Сьюзен, — то красное, что висит прямо над зубцом стены.

Гном переменился в лице. «Больше похоже на вишню, чем на яблоко», — пробормотал он, но вслух не сказал ничего.

Они бросили жребий, кому стрелять первому (это очень заинтересовало Трама — он никогда раньше не видел, как бросают жребий с помощью монетки), и Сьюзен проиграла. Они договорились стрелять с верхней ступеньки лестницы, которая вела из зала во двор. Все смотрели, как он занял позицию, поднял лук и приготовился стрелять.

Зазвенела тетива. Это был отличный выстрел. Стрела прошла так близко, что крошечное яблоко закачалось, а какой-то листок порхнул вниз. Тогда Сьюзен подошла к верхней ступеньке и натянула лук. Она и вполовину не наслаждалась этим состязанием так, как Эдмунд предыдущим; она не сомневалась в исходе, но ей было жалко побеждать того, кто только что проиграл. Гном с волнением наблюдал, как она оттягивала тетиву до уха. Через мгновение раздался слабый удар, он был хорошо слышен в тишине этого места — яблоко, пробитое стрелой Сьюзен, упало на траву.

— Отлично, Сью, — закричали дети и волшебник.

— Этот выстрел не лучше вашего, — сказала Сьюзен гному. — Я думаю, что когда стреляли вы, подул слабый ветерок.

— Это не так, — возразил Трам, — можешь не утешать меня. Я знаю, что побежден честно, и даже не буду ссылаться на то, что рубец от последней раны ещё немного мешает мне, когда я отвожу руку назад.

— Вы были ранены? — спросила Люси. — Позвольте мне посмотреть.

— Это зрелище не для маленьких девочек… — начал Трам, но вдруг осекся.

— Я снова собирался сказать глупость. Если твой брат великий воин, а сестра — прекрасный лучник, то ты можешь оказаться искусным врачом. — Он сел на ступеньки, снял кольчугу, спустил рубашку, обнажив пропорционально сложенную волосатую и мускулистую как у моряка руку, размером не больше руки ребёнка. На плече была грубая повязка. Люси размотала её и под ней обнаружилась сильно вспухшая и неприятно выглядевшая рана. «Бедный Трам, — сказала Люси.

— Какой ужас!» Затем она заботливо капнула одну-единственную капельку из своего флакона.

— Эй, что ты делаешь? — закричал Трам. Но как он ни поворачивал голову, ни скашивал глаза и ни мотал бородой взад и вперёд, разглядеть плечо он не смог. Потом он попытался ощупать его, и начал двигать рукой так, как будто пытался почесать место, до которого не дотянешься. Затем помахал рукой, поднял её, напряг мышцы и наконец вскочил на ноги с криком: «Вереск и великаны! Не болит! Как новенькая!» Он разразился смехом и сказал; «Я вёл себя как самый глупый из всех гномов. Я надеюсь, вы не обиделись? Смиренно кланяюсь вашим величествам — смиренно кланяюсь. Благодарю за спасение, исцеление, завтрак — и урок».

Дети хором отозвались, что не стоит даже и говорить об этом.

— А теперь, — сказал Питер, — если ты действительно решился поверить в нас…

— О, да, — воскликнул гном.

— Тогда совершенно ясно, что мы должны делать. Мы должны сейчас же присоединиться к королю Каспиану.

— Чем скорее, тем лучше. Моя глупость уже отняла у нас целый час.

— Если идти тем путём, которым шёл ты, это займет два дня, во всяком случае у нас. Мы не можем идти день и ночь как вы, гномы, — Питер повернулся к остальным. — Очевидно, то, что Трам называет курганом Аслана, это сам Каменный Стол. Вы помните, что оттуда полдня (или немного меньше) пути до брода у Беруны…

— До моста у Беруны, — вставил Трам.

— Там не было моста в наше время, — объяснил Питер. — И от Беруны до Кэр-Паравела ещё день с лишним. Если мы не торопились, то обычно возвращались к чаю на второй день. Если идти быстро, то, может быть, мы придем за полтора дня.

— Не забывайте, что всё заросло лесом, — сказал Трам, — и придется прятаться от врагов.

— Послушайте, — вступил в разговор Эдмунд, — а зачем нам идти тем путём, каким шёл наш Дорогой Маленький Друг?

— Если вы хорошо относитесь ко мне, не надо больше об этом, ваше величество, — попросил гном.

— Отлично, можно я буду говорить «наш Д.М.Д.»?

— Эдмунд, — сказала Сьюзен, — не дразни его.

— Не беспокойся, девица, — я хотел сказать, ваше величество, — усмехнулся Трам. — От насмешки волдыря не будет. (С тех пор они часто называли его Д.М.Д., пока не забыли окончательно, что это значило).

— Как я говорил, — продолжал Эдмунд, — нам не обязательно идти тем же путём. Почему бы не проплыть на юг до Зеркального залива? Это сильно приблизит нас к Каменному Столу, а у моря мы будем в безопасности. Если мы отправимся сейчас же, то попадем в залив до темноты, поспим несколько часов, и ранним утром будем с Каспианом.

— Важно знать побережье, — сказал Трам, — никто из нас ничего не знает о Зеркальном заливе.

— А что мы будем есть? — спросила Сьюзен.

— Нужно взять с собой яблок, — предложила Люси. — И давайте что-нибудь делать. Мы тут уже два дня, а ещё ничего не сделали.

— Почему бы снова не использовать мою шляпу, как корзину для рыбы? — добавил Эдмунд.

Они связали один из плащей как мешок и набили его яблоками. Затем хорошенько напились из колодца (ведь до того, как они пристанут к берегу, неоткуда будет взять пресную воду) и отправились к лодке. Детям жаль было оставлять Кэр-Паравел. Хоть он и был в развалинах, они всё равно чувствовали себя там как дома.

— Д.М.Д. лучше сесть к рулю, — сказал Питер, — Эд и я возьмемся за весла. Подождите минутку. Лучше снять кольчуги — будет достаточно жарко. Девочки пусть сядут на нос и указывают Д.М.Д. направление. Пока мы не пройдем остров, держите курс в море.

Вскоре зелёный лесистый берег острова был уже далеко позади, очертания маленьких бухт и мысов сгладились, а лодка поднималась и опускалась на тихой ряби. Море окружало их, и вдали казалось голубым, а вокруг них зеленело и вспенивалось. Пахло солью, было очень тихо, раздавался только шум воды, бьющейся о борта лодки, да плеск весел и скрип уключин. Солнце грело всё сильней.

Люси и Сьюзен сидели на носу лодки, пытались достать руками до воды, чувствовали себя превосходно и видели дно моря, устланное чистым бледным песком с редкими пятнами пурпурных водорослей.

— Как в старые времена, — проговорила Люси. — Ты помнишь наши путешествия в Теревинфию и Гальму, к Семи Островам и к Одиноким Островам?

— Конечно, помню. — ответила Сьюзен, — и наш корабль «Кристалл» с головой лебедя на носу и резными крыльями по бокам палубы.

— И шёлковые паруса, и огромные фонари на корме.

— И пиры на полуюте, и музыкантов.

— А ты помнишь, как музыканты поднялись на мачту и играли на флейтах так, что казалось, будто музыка звучит прямо с неба?

Потом Сьюзен взяла у Эдмунда весло, а он сел рядом с Люси. Они уже прошли остров и держались ближе к берегу, всё такому же лесистому и пустынному. Они старались не вспоминать то время, когда не было лесов, дул лёгкий ветерок, а вокруг были друзья.

— Уф, до чего же изнурительная работа, — сказал Питер.

— Можно я погребу немного? — спросила Люси.

— Вёсла слишком велики для тебя, — коротко ответил Питер (не потому, что злился, просто у него не хватало дыхания для разговоров).

Северус Снейп взял весло у Питера и стал грести.

Сьюзен и Северус устали грести ещё задолго до того, как обогнули последний мыс и попали в Зеркальный залив. У Люси от солнца и блеска воды болела голова. Даже Трам мечтал о конце путешествия. Скамья, на которой он сидел у руля была предназначена для людей, а не для гномов, ноги его не доставали до днища лодки: всякий знает, как это неудобно. И чем больше они уставали, тем больше падали духом. Сначала дети думали только о том, как добраться до Каспиана. Потом стали размышлять о том, что будут делать, когда найдут его и удастся ли с помощью гномов и лесных жителей нанести поражение армии взрослых людей.

Начало темнеть, а они всё ещё медленно продвигались по изгибам Зеркального залива. Берега сближались, деревья нависали над их головами, сгущались сумерки. Стало очень тихо — все звуки моря умерли позади них. Было слышно даже журчание маленьких ручейков, впадающих в залив.

Наконец, они пристали к берегу. Все слишком устали, чтобы разжигать костёр и предпочли есть на ужин яблоки (они понимали, что не скоро захотят их снова), чем пытаться поохотиться. Молча пожевав яблоки, они зарылись в мох и опавшие листья между четырьмя огромными буками.

Все, кроме Люси, тут же заснули. Люси, уставшая куда меньше остальных, никак не могла устроиться поудобнее. К тому же она забыла, как храпят гномы. Она знала, что если не пытаться заснуть, то заснёшь быстрее, поэтому открыла глаза. Сквозь просветы в ветвях были видны вода в заливе и небо над ней. Люси с радостью узнавала нарнийские звёзды (она знала их лучше, чем звёзды нашего мира — ведь нарнийская королева может ложиться спать позже, чем английская девочка). С того места, где она лежала, ей были видны три летних созвездия — Корабль, Молот и Леопард. «Старый дружище Леопард», — радостно пробормотала она.

Вместо того, чтобы задремать, она окончательно проснулась — это было странное, ночное, сонное бодрствование. Залив светился всё ярче — вышла луна, но за деревьями её не было видно. Люси почувствовала, что лес проснулся вместе с ней. Сама не зная почему, она быстро встала и отошла от лагеря.

— Как чудесно, — сказала она себе. Было прохладно и свежо, вокруг пахло чем-то удивительно приятным. Поблизости послышалась первая трель соловья, он начал петь, остановился, снова запел. Впереди было ещё свежее. Она пошла и вышла туда, где деревья росли реже, повсюду были пятна и лужи лунного света, но свет и тень так смешались, что она ничего не могла разглядеть. В этот момент соловей, закончив, наконец, распеваться, разразился великолепной трелью.

Глаза Люси привыкли к свету, и она смогла разглядеть деревья рядом с собой. И страстная мечта о тех днях, когда деревья разговаривали, охватила её. Она знала, как бы заговорили деревья, если бы она смогла их разбудить, и помнила. на каких людей они были похожи. Люси посмотрела на серебристую берёзу: у нее был мягкий льющийся голос, и она походила на стройную девушку, с развевающимися вокруг лица волосами. Она взглянула на дуб: это был высохший, но крепкий старик с курчавой бородой и бородавками на лице и руках (из них тоже росли волосы), но лучше всех было буковое дерево, под которым она стояла: это была грациозная богиня, спокойная и величественная, госпожа леса.

— Деревья, деревья, деревья, — начала Люси (хотя вовсе не собиралась говорить). — Проснитесь, деревья, проснитесь. Разве вы не помните? Разве вы не помните меня? Дриады и нимфы, придите, придите ко мне!

Хотя не было ни дуновения ветерка, они зашелестели, и шум листвы был похож на слова. Соловей перестал петь, как будто что-то услышал. Люси показалось, что она вот-вот поймёт то, что пытаются сказать деревья. Но ничего не произошло. Шелест умер, соловей запел снова. Лес опять выглядел как обычно. Люси знала (так бывает, когда стараешься вспомнить имя, и почти вспоминаешь, но оно исчезает раньше, чем ты его произнесешь), что она в чем-то ошиблась: то ли заговорила с деревьями на секунду раньше, то ли на секунду позже; не сказала какого-то важного слова или что-то сказала неправильно.

Внезапно она почувствовала, что очень устала. Вернувшись назад в лагерь, она втиснулась между Сьюзен и Питером и тут же заснула.

Утро было холодным и безрадостным. В лесу царили серые сумерки (солнце ещё не встало), тело ломило, все были грязные. Снейп почистил всех Чистящими чарами.

— Яблоки, хей-хо, — сказал Трам с печальной усмешкой. — Я должен заметить вам, древние короли и королевы, что вы не слишком хорошо кормите своих подданных!

Они встали, отряхнулись и огляделись кругом. За толстыми стволами деревьев ничего не было видно.

— Я надеюсь, ваши величества хорошо знают дорогу? — спросил гном.

— Я не знаю, — произнесла Сьюзен, — я никогда раньше не видела этих лесов. Теперь мне кажется, что мы должны были идти вдоль реки.

— Ты могла сказать это раньше, — ответил Питер со вполне понятной жесткостью.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Эдмунд, — она всегда была занудой. У тебя есть карманный компас? Мы в отличной форме. Надо идти на северо-запад и пересечь маленькую речку — как бишь её звали — Стремнинку.

— Я помню, — отозвался Питер, — она впадает в большую реку около брода у Беруны, или моста у Беруны, как говорит Д.М.Д.

— Правильно. Пересечём речку, поднимемся на холм, и будем у Каменного Стола (я имею в виду курган Аслана) около восьми утра. Надеюсь, король Каспиан накормит нас завтраком!

— Хорошо, если ты прав, — вздохнула Сьюзен, — я не помню таких подробностей.

— Как тяжело с девчонками, — обратился Эдмунд к Питеру и гному, — они никогда не помнят карты.

— Зато мы помним ещё что-нибудь, — сказала Люси. Сначала всё шло неплохо. Им показалось даже, что они отыскали старую тропу: в лесу всегда кажется, что ты нашёл тропу. Но такие тропы исчезают через пять минут, и ты находишь следующую (надеясь, что это не новая, а та же самая тропа) и когда ты окончательно потеряешь направление, то поймешь, что это были вовсе и не тропы. Однако мальчики и гном привыкли к лесам и не слишком доверяли тропинкам.

Северус Снейп влюбился в Сьюзен Певенси. Ещё совсем недавно он был сгорбленным и с желтоватой кожей, а сейчас выпрямился и похорошел. Ему нельзя было дать больше чем тридцать лет. Воздух Нарнии на Снейпа оказал благотворное влияние.

Они брели уже полчаса (у четверых ещё немело тело от вчерашней гребли), когда Трам внезапно прошептал: «Стойте». Все остановились. «Кто-то идёт за нами, — тихо сказал он, — или, вернее, рядом с нами, здесь, слева». Все замерли, вглядываясь и вслушиваясь, пока не заболели глаза и уши. «Давай натянем луки», — предложила Сьюзен Траму. Гном кивнул, и оба лука были взяты на изготовку.

Они шли теперь по более редкому лесу, держась всё время настороже, потом вошли в густой подлесок. Как только они миновали его, послышалось рычание, и кто-то с быстротой молнии выскочил из сломанных кустов, сбив Люси с ног. Падая, она услышала звон тетивы, а когда пришла в себя, увидела огромного страшного серого медведя, лежавшего мертвым со стрелой Трама в боку.

— В этом состязании Д.М.Д. побил тебя, Сью, — сказал Питер с вымученной улыбкой. Даже он слегка испугался.

— Я… я выстрелила слишком поздно, — ответила Сьюзен смущенно. — Я побоялась, что это один из наших медведей, говорящий медведь. (Она ненавидела убивать кого бы то ни было.)

— Ужасно, — заметил Трам, — большинство зверей стали немыми созданиями и врагами, но ведь и другие остались. И никогда нет уверенности, но медлить нельзя.

— Бедный старый мишка, — воскликнула Сьюзен, — ты думаешь, что он был говорящий?

— Ну нет, — отозвался гном. — Я видел его морду и слышал рычание. Просто он хотел на завтрак маленькую девочку. Кстати о завтраке: я не хотел бы лишать ваших величеств надежды на хороший завтрак у короля Каспиана, но запасы в лагере очень скудны. А медвежатина — отличная еда. Стыдно оставить всю тушу ничего не взяв. Это не займёт много времени. Полагаю, что юноши — я хотел сказать — короли — знают, как освежевать медведя.

— Отойдём подальше, — сказала Сьюзен Люси. — Я знаю, что это страшно противное дело. — Люси кивнула с содроганием. Когда они уселись, Люси вдруг произнесла: «Мне пришла в голову ужасная мысль, Сью».

— Какая?

— Что будет, если когда-нибудь в нашем мире люди станут дикими, как звери, а выглядеть будут как люди, и невозможно будет разобрать, кто есть кто?

— У нас тут в Нарнии достаточно забот и без того, чтобы воображать такое, — ответила практичная Сьюзен.

— Я смогу отличить таких людей, — сказал Северус, — я же умею читать мысли.

Когда они вернулись к остальным, лучшие куски мяса, которые можно унести с собой, были уже срезаны. Не слишком приятно класть в карманы сырое мясо, но они завернули его в свежие листья. У них было достаточно опыта, чтобы понимать, как они отнесутся к этим мягким и противным свёрткам, когда по-настоящему проголодаются.

Они тащились (Снейп вымыл им руки водой из палочки), пока не взошло солнце и не запели птицы. В папоротниках зажужжало куда больше мух, чем хотелось бы. Руки от вчерашней гребли уже не болели. У всех поднялось настроение. Солнце пригрело, и они сняли шлемы.

— А мы правильно идём? — спросил Эдмунд часом позже.

— Важно только не слишком уклониться влево, — сказал Питер. — Если мы возьмем правее, то, в худшем случае, потеряем время, потому что очень быстро наткнемся на Великую реку и не срежем угол.

Они пошли дальше, и ничего не было слышно, кроме звука шагов и звяканья кольчуг.

— Где же эта проклятая Стремнинка? — после долгого молчания произнес Эдмунд.

— Мы скоро наткнемся на неё, я уверен, — ответил Питер, — ничего не остается, как идти вперёд. — Оба понимали, что гном сердится на них, хоть он и молчал.

Они продолжали идти, и в кольчугах становилось всё жарче и тяжелее.

— Что это? — внезапно воскликнул Питер.

Они не заметили, как вышли на край небольшого обрыва, откуда можно было заглянуть в овраг, где по дну текла речка. На другой стороне скалы были ещё выше. Никто кроме Эдмунда (а может быть и Трама) не умел лазать по скалам.

— Прошу прощения, — сказал Питер, — это я виноват, что мы пришли сюда. Мы заблудились. Я никогда раньше не видел этого места.

Гном присвистнул сквозь зубы.

— Тогда идём назад и отыщем другой путь, — предложила Сьюзен. — Я с самого начала знала, что мы потеряемся в этих лесах.

— Сьюзен, — голос Люси звучал укоризненно, — не придирайся к Питеру. Это нечестно, он сделал всё, что мог.

— А ты не огрызайся на Сью, — сказал Эдмунд. — Я думаю. она совершенно права.

— Чашки и черепахи! — воскликнул Трам. — Если мы уже заблудились, то сумеем ли найти дорогу назад? Возвращаться к острову и начинать всё сначала — даже если это нам и удастся — не имеет смысла. Мираз наверняка покончит с Каспианом раньше, чем мы туда доберёмся.

— Думаешь, надо идти вперёд? — спросила Люси.

— Я не уверен, что Верховный Король действительно заблудился, — ответил Трам. — Что мешает этой реке быть той самой Стремнинкой?

— Но ведь Стремнинка не течёт по оврагу — Питер с трудом сдерживал гнев.

— Ваше величество говорит «не течёт», — возразил гном. — Но правильнее сказать — «не текла». Вы знали эту страну сотни, или даже тысячу лет назад. Разве она не могла измениться? С той стороны мог произойти обвал, остался голый камень, и образовался обрыв. Стремнинка год за годом углубляла русло, пока обрыв не появился и тут. Могло быть землетрясение или ещё что-нибудь.

— Мне это не приходило в голову, — сказал Питер.

— К тому же, — продолжал Трам, — даже если это не Стремнинка, она течет прямо на север и конечно, впадает в Великую реку. Мне кажется, я заметил что-то вроде притока, когда шёл вниз по реке. Так что если мы пойдем по течению, направо, то дойдём до Великой реки. Тут не так близко, как мы надеялись, но этот путь не хуже того, которым шёл я.

— Трам, ты молодчага, — воскликнул Питер. — Пойдемте. Спустимся по этой стороне оврага.

— Смотрите! Смотрите! — закричала Люси.

— Что? Где? — заволновались остальные.

— Лев, — показала Люси, — сам Аслан. Разве вы не видите? — Её лицо преобразилось, глаза засияли.

— Ты имеешь в виду… — начал Питер.

— Где же, как тебе кажется, ты его видишь? — спросила Сьюзен.

— Ну, не говорите как взрослые, — Люси топнула ногой. — Мне ничего не кажется, я его вижу.

— Где, Лу? — спросил Питер.

— Между теми рябинами, на этой стороне оврага. Вверху, а не внизу, совсем не там, куда мы собирались идти. Он хочет, чтобы мы шли туда, где он — наверх.

— Откуда ты знаешь, чего он хочет? — спросил Эдмунд.

— Он… я… я просто знаю… по его лицу.

Все переглянулись в недоуменном молчании. Снейп никогда не видел львов вживую.

— Её величество могло увидеть льва, — сказал Трам, — мне рассказывали, что в этих лесах водятся львы. Но, как и медведь, он вряд ли будет дружелюбным и говорящим.

— Не глупите, — воскликнула Люси, — вы что, думаете, я не узнаю Аслана?

— Он теперь, наверно, совсем старый, — начал Трам, — если вы знали его в прежние времена, и, может быть, он тоже стал диким и немым как многие другие.

Люси покраснела, и если бы Питер не положил руку ей на плечо, наверно, накинулась бы на Трама. «Д.М.Д. не понимает. Как он может понять? Ты просто должен поверить, Трам, что мы действительно знаем Аслана, ну, немного знаем. И не говори так о нем. Это глупо и не сулит удачи. Только важно понять, Аслан ли это на самом деле», — объяснил Питер.

— Я знаю, что это он, — глаза Люси наполнились слезами.

— Конечно, Лу, но понимаешь, мы ведь его не видим, — сказал Питер.

— Тут поможет голосование, — предложил Эдмунд.

— Верно, — отозвался Питер, — ты старший, Д.М.Д., за что ты голосуешь? Вверх или вниз?

— Вниз, — решил гном. — Я ничего не знаю об Аслане. Но я знаю, что если мы повернем налево и пойдём вдоль оврага вверх, то пройдет весь день, пока найдётся место, где его можно пересечь. Если же мы повернём направо и пойдем вниз, то дойдем до Великой реки через пару часов. И если тут водятся настоящие львы, лучше с ними не встречаться.

— Что ты скажешь. Сьюзен?

— Не сердись, Лу, — ответила Сьюзен, — но мне кажется, что нужно пойти вниз. Я смертельно устала. Нам надо выйти из этого гнусного леса как можно быстрее. И, кроме тебя, никто ничего не видел.

— Эдмунд? — спросил Питер.

— Все это так, — быстро проговорил Эдмунд и слегка покраснел. — Когда мы впервые попали в Нарнию год (или, быть может, тысячу лет) назад — первой её обнаружила Люси, и никто ей не поверил. И я знаю, что я был хуже всех. Но она оказалась права. Вы не боитесь не поверить ей и на этот раз? Я голосую за то, чтобы идти вверх.

— О, Эд! — воскликнула Люси и схватила его за руку.

— Северус? — спросил Питер.

— Это ваша Нарния. — ответил Северус Снейп. — сами решайте, куда идти.

— Теперь твоя очередь, Питер, — сказала Сьюзен, — и я надеюсь…

— Замолчи и дай человеку подумать, — прервал её Питер. — Ведь решение теперь зависит от меня.

— Ты — Верховный Король, — сурово отозвался Трам.

— Вниз, — скомандовал Питер после долгой паузы. — Я знаю, что Люси может оказаться права, но ничем не могу помочь. Мы должны на что-то решиться.

И они двинулись по краю оврага направо, вниз по течению. Люси шла самая последняя и горько плакала.

Держаться края оврага не так легко, как кажется. Пройдя немного, они наткнулись на молодой еловый лесок, росший на самом краю. Они попытались пройти напрямик, но это не удалось — так как невозможно было идти быстро. Повернув назад, они выбрались из леса и пошли в обход, но взяли слишком вправо, потеряли из виду скалы, перестали слышать шум реки и испугались, что снова заблудились. Никто не знал который час, но жара была ужасная.

Когда они снова вышли к краю оврага (милей ниже по течению реки), то увидели, что скалы на берегу уже не такие высокие. Скоро они отыскали спуск в овраг и пошли по берегу речки. Но прежде все отдохнули и напились воды. Никто уже не заговаривал о завтраке или даже обеде у Каспиана.

Они были правы, спустившись к реке, вместо того, чтобы идти поверху. Теперь они были уверены, что идут в нужном направлении, и не боялись больше заблудиться в лесу. Лес был старый, без всяких тропинок и по нему трудно было идти напрямик, мешали заросли ежевики, упавшие деревья, болотистые места и частый подлесок. Овраг, где текла Стремнинка, тоже был не особенно приятен. Тем более людям, которые торопятся. Если бы впереди их ждал пикник с чаем, тогда другое дело. В овраге было все: грохочущие водопады, серебристые каскады, глубокие, цвета янтаря озерца, замшелые камни, мох на берегу, в который так приятно погрузиться по щиколотку, разные папоротники, похожие на драгоценные камни стрекозы; а иногда над головой пролетал ястреб и даже (как думали Питер и Трам) один раз орёл. Но детям, волшебнику и гному хотелось поскорее увидеть Великую реку, Беруну, и дорогу к кургану Аслана.

Так они шли, и тропа становилась всё круче и круче. Их путешествие превращалось в альпинистский поход. Они преодолевали опасные места со скользкими камнями и противными лужами в расселинах, а внизу сердито ревела река.

Можете быть уверены, они жадно всматривались в скалы на другом берегу, ища расселину или место, где можно было бы подняться. Но скалы оставались неприступными. Это сводило с ума: все понимали, что на той стороне оврага их ждет короткая и легкая прогулка к штаб-квартире Каспиана.

Мальчики, волшебник и гном мечтали теперь только о костре и жареной медвежатине. Сьюзен не нравился такой план, ей хотелось «хоть куда-нибудь продвинуться и выйти наконец из этого ужасного леса». Люси была слишком усталой и расстроенной, чтобы участвовать в споре. Но что бы они ни говорили, а сухих дров вокруг не было. Мальчики засомневались, так ли уж противно есть сырое мясо. Трам заверил их, что ужасно противно.

Конечно, попытайся дети совершить такое путешествие несколько дней назад, в Англии, они бы давно выбились из сил. Кажется, я уже объяснял раньше, как они изменились в Нарнии. Даже Люси была теперь, так сказать, всего на треть маленькой девочкой, первый раз ехавшей в интернат, а на две трети — нарнийской королевой.

— Наконец-то! — сказала Сьюзен.

— Урра! — воскликнул Питер.

Река сделала поворот, и перед ними развернулась широкая панорама. Они увидели открытую равнину, тянущуюся до самого горизонта, по ней вилась серебристая лента Великой реки. Они видели то широкое и мелкое место на ней, которое раньше было бродом у Беруны, теперь же её берега соединял длинный арочный мост. У дальнего конца моста был маленький городок.

— Ей-Богу, — сказал Эдмунд, — мы сражались в битве при Беруне именно там, где сейчас город!

Это сильно приободрило мальчиков. Они почувствовали себя лучше, глядя на то место, где сотни лет тому назад выиграли великую битву, а вместе с ней и королевство. Питер и Эдмунд так увлеклись воспоминаниями, что забыли об усталых ногах и кольчугах, давивших на плечи. Гному тоже было интересно.

Теперь они смогли ускорить шаг. Идти становилось легче. Слева еще были отвесные скалы, справа склон становился всё более пологим. Скоро овраг перешел в долину. Водопадов больше не было, и внезапно они снова очутились в густом лесу.

Неожиданно послышался звук — вззз — а потом как будто дятел ударил клювом по стволу. Дети ещё припоминали, когда (давным-давно) они слышали этот звук и почему он им так не нравится, а Трам уже кричал: «Ложитесь!» и тут же заставил Люси, оказавшуюся рядом с ним, упасть в папоротники. Питер подумал, что это белка, но заметив длинную крепкую стрелу, вонзившуюся в дерево прямо над его головой, всё понял. Он потянул Сьюзен вниз и упал сам, и тут другая стрела с резким звуком пролетела над его плечом и воткнулась в землю,

— Быстрее! Быстрее! Назад! Ползите! — выпалил Трам. Они повернулись и поползли наверх по склону сквозь папоротники и тучи жужжащих мух. Стрелы пронзительно свистели вокруг них. Одна ударилась о шлем Сьюзен и отскочила. Они поползли ещё быстрее, с них капал пот; согнувшись, они побежали. Мальчики держали в руках мечи, хотя и боялись споткнуться о них. Обидно было подниматься на холм, возвращаться туда, откуда только что пришли. Они уже не могли больше бежать, даже ради спасения своей жизни. Задыхаясь, они упали у водопада в сырой мох за большим валуном, и удивились, поняв, как высоко забрались. Погони слышно не было.

— Теперь всё в порядке, — Трам сделал глубокий вдох. — Они не стали обыскивать лес. Я думаю, это только часовые. Значит, внизу аванпост Мираза. Булки и бутылки, однако же и тяжело нам пришлось.

— Я должно быть совсем потерял голову, когда повёл вас этим путем, — сказал Питер.

— Что вы, ваше величество, — возразил гном, — ведь это ваш царственный брат, король Эдмунд, предложил плыть через Зеркальный залив.

— Боюсь, что Д.М.Д. прав, — согласился Эдмунд, искренне забывший об этом.

— С другой стороны, — продолжал Трам, — если бы мы пошли, как шёл я, то наткнулись бы на такой же аванпост, с теми же последствиями. Путешествие через Зеркальный залив было наилучшим вариантом.

— Экий замаскированный комплимент, — сказала Сьюзен.

— Хорошо замаскированный! — воскликнул Эдмунд.

— Я уверена, что теперь мы должны идти вверх по оврагу, — вступила в разговор Люси.

— Ты герой, Лу, — отозвался Питер. — Ведь ты могла сказать: «Я же говорила». Пойдемте.

— Как только мы углубимся в лес, — заявил Трам, — говорите, что хотите, а я зажгу костёр и приготовлю ужин. Только отойдём подальше отсюда.

Нет нужды описывать, как они тащились назад по оврагу. Было тяжело, но, как ни странно, все повеселели. Пришло второе дыхание, слово «ужин» произвело чудодейственный эффект.

Они ещё засветло добрались до елового леса, причинившего им столько неприятностей. Собирать хворост было очень утомительно, и все обрадовались, когда вспыхнул костёр и появились сырые и грязные свёртки с медвежьим мясом, показавшиеся бы отвратительными любому, кто провел день в четырёх стенах. Гном придумал великолепное кушанье. Каждое яблоко (их осталось несколько штук) обернули полоской мяса — как яблоки, запеченные в тесте, только вместо теста было мясо — насадили на острую палочку и поджарили. Сок пропитал мясо и напоминал яблочный соус, который подают к жареной свинине. Медведи, питающиеся другими зверями, не слишком вкусны, в отличие от тех, кто ест мед и фрукты. Яблоки придали мясу такой вкус, что получилась роскошная еда. И не надо было мыть посуду — можно было сразу лечь на спину и наблюдать за дымком из трубки Трама, вытянуть усталые ноги и поболтать.

— Сьюзен, я тебя люблю. — сказал Северус Снейп. — Ты такая красивая, что у меня слов нет.

— Я тоже тебя люблю. — ответила Сьюзен. — Давай поцелуемся.

И они поцеловались.

Дети, волшебник и гном уже снова надеялись, что завтра найдут короля Каспиана, а через несколько дней разобьют Мираза. Снейп даже знал, чем его разобьет. Положение их не изменилось, но все повеселели и один за другим быстро провалились в сон.

Люси очнулась от самого глубочайшего сна, который только можно себе вообразить, с чувством, что голос, который она любила больше всего на свете, позвал её . Сначала она подумала, что это её отец, потом — что Питер. Ей не хотелось вставать. Не потому, что она чувствовала себя слишком усталой — напротив, она чудесно отдохнула, и тело больше не болело — просто она была счастлива, и ей было очень уютно. Она смотрела на нарнийскую луну (которая больше нашей), на звёздное небо; там, где они разбили лагерь, деревьев было немного.

— Люси, — снова позвал голос (не отца и не Питера). Она села, трепеща от волнения, но без страха. Луна светила так ярко, что лес был виден как днём, но выглядел более диким. Позади был ельник, направо — зубчатые вершины скал на дальней стороне оврага, прямо впереди — полянка, за ней на расстоянии полета стрелы росли деревья. Люси пристально посмотрела на них.

— Мне кажется, что они движутся, — сказала она себе, — и о чём-то разговаривают.

Сердце её забилось, она встала и пошла к ним. На поляне отчетливо слышался шум, какой деревья издают при сильном ветре, но ветра не было. Всё же это был не обычный шум листвы. Люси чувствовала в нём какую-то мелодию, но не могла ухватить мотив, как не могла уловить слов, которые говорили деревья прошлой ночью. Это была ритмичная веселая мелодия, и, подойдя ближе, она почувствовала, что ноги её уже танцуют. Теперь не было сомнения в том, что деревья двигались — туда и обратно, одно к другому, как в сложном деревенском танце. («Я уверена, — подумала Люси, — что танец деревьев действительно должен быть очень деревенским танцем».) Тут она оказалась среди них.

Она увидела дерево, показавшееся ей сначала не деревом, а высоким человеком с косматой бородой и зарослями волос. Люси не испугалась: такое она видела и раньше. Но когда она опять взглянула на него, он уже снова казался деревом, хотя и двигался. Вы не смогли бы, конечно, разобрать ноги у него, или корни, потому что, когда деревья движутся, они перемещаются не по поверхности земли, они пробираются в земле, как мы по воде, когда идём вброд. С каждым деревом, на которое она бросала взгляд, случалось то же самое. Сперва они выглядели как дружелюбные, славные великаны и великанши — таким лесной народ становится, когда добрая магия призывает его к полной жизни — потом снова становились деревьями. Когда они казались деревьями — это были странно очеловеченные деревья, а когда выглядели людьми — это были ветвистые, покрытые листвой люди. И все время продолжался странный, ритмичный, шелестящий, прохладный, веселый шум

— Они без сомнения почти проснулись, — сказала Люси. Она-то совсем проснулась, даже больше, чем проснулась. Как будто в ней самой пробудилось что-то новое.

Люси бесстрашно шла между ними, танцевала, прыгала, перебегала от одного гигантского партнера к другому. Но танец не захватил ее полностью. Она стремилась к чему-то другому, к тому голосу, что звал её.

Скоро она оставила деревья позади (так и не поняв до конца, ветвей или рук касалась она в хороводе огромных танцоров, склонявшихся к ней), вышла из переплетения света и тени и увидела гладкую, как бы подстриженную поляну — вокруг неё-то и танцевали деревья. А там — о радость! Перед ней был огромный Лев, сверкающий в лунном свете, с громадной чёрной тенью позади.

Он мог бы показаться каменным, если бы не движения его хвоста, но Люси это не пришло в голову. Она бросилась к нему, даже не задумавшись о том, был ли он настроен дружелюбно. Она чувствовала, что сердце её разорвется, если она потеряет хотя бы мгновение. И вот Люси уже целовала его, обвив руками шею и зарывшись лицом в чудную, густую, шелковистую гриву.

— Аслан, Аслан, дорогой Аслан, — рыдала она. — Наконец-то. Огромный зверь перекатился на бок так, — чтобы Люси поместилась полусидя-полулежа между его передними лапами. Он нагнулся и языком коснулся её носа. Теплое дыхание обволокло её. Она вглядывалась в его огромное мудрое лицо.

— Добро пожаловать, дитя, — произнес он.

— Аслан, — сказала Люси, — ты стал больше.

— Это потому, что ты стала старше, малышка, — ответил он.

— А не ты?

— Я — нет. Вырастая, ты будешь замечать, что и я становлюсь больше.

Она была так счастлива, что ей не хотелось даже разговаривать. Но Аслан заговорил.

— Люси, — сказал он, — мы не должны долго лежать здесь. У тебя есть дело, и уже потеряно много времени.

— Разве это не позор, — воскликнула Люси, — я действительно видела тебя. Они не поверили мне. Они все…

Откуда-то из глубины Аслана возник слабый намек на рычание.

— Прости меня, — спохватилась Люси, поняв, что он имел в виду, — я не хотела ругать других. Но ведь это не моя вина? Лев поглядел ей прямо в глаза.

— Аслан, — сказала она, — ты думаешь, что я виновата? Как я могла… я не могла оставить всех и подниматься к тебе одна. Как я могла? Не смотри на меня так… да, я знаю. что могла. С тобой я не была бы одна. Как я должна была поступить? Аслан ничего не сказал.

— Ты имеешь в виду, — продолжала Люси беспомощно, — что все бы исправилось — как-то? Но как? Пожалуйста, Аслан. Разве я должна была знать?

— Знать, что должно случиться, дитя? — сказал Аслан. — Нет. Этого никто никогда не говорил. Люси всхлипнула.

— Каждый может узнать, что случится, — продолжал он. — Если ты сейчас пойдешь назад к остальным и разбудишь их, и скажешь, что видела меня снова и все они должны встать и следовать за мной — что случится? И это единственная возможность узнать.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала? — вздохнула Люси.

— Да, малышка.

— А другие тоже увидят тебя? — спросила Люси.

— Не сразу, конечно, может быть, позднее.

— Они не поверят мне! — воскликнула Люси.

— Это не имеет значения.

— Аслан, я так благодарна, что нашла тебя снова. Я думала, ты позволишь мне остаться. Я думала, ты зарычишь и прогонишь всех врагов — как в прошлый раз. А теперь всё так ужасно.

— Тебе это трудно, малышка, но ничто не повторяется дважды. Нам и раньше бывало трудно в Нарнии.

Люси зарылась лицом в гриву Аслана, чтобы скрыться от его взгляда. Должно быть, в его гриве тоже была магия. Она почувствовала в себе львиную силу. Внезапно она села.

— Прости, Аслан, — произнесла она, — я готова.

— Теперь ты львица, — сказал Аслан. — И теперь возродится вся Нарния. Иди. Нельзя терять время.

Он поднялся и пошел величественно и бесшумно к танцующим деревьям, сквозь которые она прошла; и Люси пошла с ним, положив дрожащую руку на его гриву. Деревья пропустили их и на секунду полностью приняли человеческий вид. Перед Люси промелькнули прекрасные боги и богини, склоняющиеся перед Львом; через мгновение они снова стали деревьями, еще склоняясь, и так грациозно изгибая ветви и ствол, что их поклоны снова походили на танец.

— Теперь, дитя, — обратился к ней Аслан, когда они оставили деревья позади, — я буду ждать здесь. Пойди и разбуди остальных и скажи им, чтобы они следовали за тобой. Если они не пойдут, ты должна следовать за мной одна.

Ужасно будить пятерых людей, которые старше тебя и очень устали, чтобы сказать им то, чему они, возможно, не поверят, и заставить их сделать то, что они наверняка не захотят. «Я не должна раздумывать, я просто должна делать», — сказала себе Люси.

Сначала она подошла к Питеру и потрясла его. «Питер, — прошептала она ему на ухо, — проснись. Быстрее. Аслан здесь. Он сказал, чтобы мы сейчас же следовали за ним».

— Конечно, Лу. Куда ты захочешь, — сказал Питер неожиданно. Она обрадовалась, но Питер немедленно перевернулся на другой бок и снова заснул.

Затем она попыталась разбудить Сьюзен. Сьюзен действительно проснулась, но только для того, чтобы сказать самым раздраженным взрослым голосом: «Тебе это приснилось, Люси. Ложись спать».

Потом Люси попыталась разбудить Снейпа. Он проснулся, но только для того, чтобы запустить в неё Левикорпусом, и Люси взлетела вверх ногами. Потом Северус запустил в неё Либеракорпусом, и Люси шмякнулась об землю.

Тогда она взялась за Эдмунда. Его было ужасно трудно разбудить, и когда это ей наконец удалось, он в самом деле проснулся и сел.

— Что, — спросил он сердито, — о чем ты говоришь? Она повторила всё снова. Это было очень трудно, потому что с каждым разом слова звучали всё менее убедительно.

— Аслан! — подпрыгнул Эдмунд, — Ура! Где?

Люси повернулась туда, где видела ждущего льва, чьи терпеливые глаза пристально глядели на неё. «Здесь», — показала она.

— Где? — снова повторил Эдмунд.

— Вот. Вот. Разве ты не видишь? Прямо перед деревьями. Эдмунд некоторое время упорно смотрел, а потом сказал:

«Там ничего нет. Тебя ослепил и спутал лунный свет. Знаешь, так бывает. И мне показалось на минуту, что я что-то вижу. Это оптический, ну как это называется?..»

— Я вижу его всё время, — сказала Люси. — Он сердито смотрит на нас.

— Тогда почему я не могу его увидеть?

— Он сказал, что, может быть, вы не сможете.

— Почему?

— Не знаю. Он так сказал.

— Ну что это такое, — вздохнул Эдмунд, — мне бы хотелось, чтобы всё это перестало тебе казаться. Но я уверен, что надо разбудить остальных.

Когда вся компания была наконец разбужена, Люси рассказала свою историю в четвёртый раз. Последовало глухое обескураживающее молчание.

— Я ничего не вижу, — сказал Питер, вглядываясь до боли в глазах. — А ты, Сьюзен?

— Нет, конечно, — огрызнулась Сьюзен, — потому что там нечего видеть. Ей всё это приснилось. Ложись и спи, Люси.

— Я всё же надеюсь, — сказала Люси дрожащим голосом, — что вы пойдёте со мной. Потому что… потому что я всё равно должна идти с ним.

— Не говори чепухи, — ответила Сьюзен, — конечно, ты никуда не пойдешь одна. Не позволяй ей, Питер. Она стала совершенно непослушной.

— Я пойду с ней, если она должна идти, — сказал Эдмунд, — Раньше ведь она была права.

— Я знаю. что это так, — согласился Питер, — и возможно она была права сегодня утром. Мы явно неудачно выбрали путь. Но посреди ночи… И почему мы не видим Аслана? Так никогда не было. Это не похоже на него. А что скажет Д.М.Д.?

— Я ничего не скажу, — ответил гном, — если вы все пойдете, то я, конечно, пойду с вами; если ваша компания расколется, я пойду с Верховным Королём. Это мой долг перед ним и перед королём Каспианом. Но если вы спросите моё частное мнение, я — обыкновенный гном, который не думает, что легче найти дорогу ночью там, где её не нашли днем. Я не вижу пользы в волшебных львах, которые умеют говорить, но не говорят, в дружелюбных львах, которые не делают ничего хорошего, в огромных львах, которых никто не видит. Насколько я могу судить, это всё чепуха и пустяки.

Северус Снейп тоже не видел пользы во львах.

— Он бьёт лапой по земле, призывая нас поторопиться, — сказала Люси. — Мы должны идти сейчас же. По крайней мере я.

— Ты не права, пытаясь бороться с нами таким образом. Нас четверо к одному, и ты самая младшая, — возразила Сьюзен.

— Пойдёмте же, — рявкнул Эдмунд. — Мы должны идти. Мира не будет, пока мы не пойдём. — Он был полностью согласен с Люси, но раздражен тем, что его разбудили, и поэтому говорил очень сердито.

— Тогда в поход, — скомандовал Питер, устало просовывая руку под ремень щита и надевая шлем. В другое время он обязательно сказал бы что-нибудь приятное Люси, своей любимой сестре, ведь он знал, как тоскливо ей сейчас, и понимал, что её вины в происходящем нет. Но совсем избавиться от досады он не мог.

Сьюзен была хуже всех: «Предположим, я буду вести себя как Люси, — и начну угрожать, что всё равно останусь здесь? А я непременно так сделаю».

— Подчинитесь Верховному Королю, ваше величество, — сказал Трам, — и пойдемте. Если нет возможности спать, то лучше уж идти, чем стоять тут и препираться.

Наконец они двинулись. Люси шла первая, сжимая губы, чтобы не сказать то, что она думала о словах Сьюзен. Но, взглянув на Аслана, она забыла обо всем. Он повернулся и пошёл медленным шагом ярдах в тридцати впереди них. Остальные могли идти только вслед за Люси, потому что не видели Аслана и не слышали его шагов. Его большие, похожие на кошачьи, лапы бесшумно ступали по траве.

Они пошли правее танцующих деревьев (но никто не узнал, танцевали ли они, потому что Люси смотрела только на Льва, а остальные — на Люси) и ближе к краю оврага. «Булки и булыжники, — подумал Трам, — я надеюсь, что сумасшествие не кончится сломанными шеями на склоне, залитом лунным светом».

Долгое время Аслан шёл у самого обрыва. Потом подошёл туда. где прямо на краю росло несколько маленьких деревьев, повернул и оказался среди них. Люси затаила дыхание: казалось, лев нырнул со скалы, но она слишком боялась упустить его из виду, чтобы остановиться и подумать. Она ускорила шаги и сама очутилась среди деревьев. Посмотрев вниз, она заметила крутую узкую тропинку, которая косо шла между камнями, и Аслана, спускавшегося по ней. Он повернулся и весело взглянул на неё. Она захлопала в ладоши и начала сползать вниз. Позади она слышала голоса остальных: «Эй! Люси! Осторожней, ради Бога. Ты прямо на краю оврага. Вернись…», и через мгновение голос Эдмунда: «Нет, она идет правильно. Здесь есть спуск вниз».

На середине тропы Эдмунд догнал её.

— Смотри! — сказал он в страшном возбуждении. — Смотри! Что за тень медленно движется перед нами?

— Это его тень, — ответила Люси.

— Теперь я верю, что ты права, Лу. Я не понимаю, как я не видел её раньше. Но где он?

— Со своей тенью, конечно. Видишь его?

— Сейчас показалось, что вижу. Здесь такой странный свет.

— Подождите, король Эдмунд, подождите, — раздался над ними голос Трама, и затем издалека голос Питера: «Встряхнись, Сьюзен. Дай мне руку. Здесь может спуститься даже ребёнок. И перестань ворчать».

Через несколько минут они были внизу, и рев воды наполнил уши. Ступая мягко, как кошка, Аслан шел через поток, перешагивал с камня на камень. Посредине он остановился, и нагнулся, чтобы попить, а потом, подняв голову с намокшей от воды гривой, снова повернулся лицом к ним. И тут Эдмунд увидел его. «О, Аслан!» — крикнул он, бросаясь вперёд. Но Лев отвернулся и начал подниматься по склону другого берега Стремнинки.

— Питер! Питер! — воскликнул Эдмунд. — Ты видел?

— Что-то я видел, — сказал Питер, — но в лунном свете так трудно разобрать. Всё-таки мы идём, и трижды ура Люси. Я теперь и вполовину не чувствую усталости.

Аслан без колебаний вёл их налево, вверх по оврагу. Путешествие было странным, похожим на сон — ревущий поток, мокрая серая трава, тусклые скалы, к которым они приближались, и величественная, молчаливая поступь Зверя, идущего во главе. Все, кроме Сьюзен, Северуса и гнома, уже увидели его.

Внезапно они подошли к другой крутой тропинке, ведущей вверх по обрыву. Она была куда длиннее, чем та, по которой они спустились, и путь наверх шел долгим и утомительным зигзагом. К счастью, луна стояла над оврагом и освещала его.

Люси совсем запыхалась, но когда хвост и задние лапы Аслана скрылись за верхним краем оврага, она последним усилием устремилась за ним, хотя ноги у неё заплетались и дыхание перехватывало, и увидела холм, к которому они стремились с тех пор, как покинули Зеркальный залив. Длинный пологий склон (вереск, трава и несколько больших камней, казавшихся белыми в лунном свете) исчезал за кромкой тускло поблескивающих деревьев в полумиле от них. Она узнала это место. Это был холм Каменного Стола.

Позвякивая кольчугами, позади карабкались остальные. Аслан скользил впереди, и они шли за ним.

— Люси, — сказала Сьюзен очень тихо.

— Да? — обернулась Люси.

— Теперь я вижу его. Прости меня.

— Все в порядке.

— Я куда хуже, чем ты думаешь. На самом деле я верила. что это был он — вчера. Когда он предупреждал нас, чтобы мы не шли в еловый лес. Я на самом деле верила, что это был он — ночью, когда ты разбудила нас. Понимаешь, глубоко внутри. Или могла бы поверить, если бы захотела. Но я так хотела выйти из этого леса и… и… о, я не знаю. И что я теперь скажу ему?

— Может быть не нужно говорить много, — посоветовала Люси.

Скоро дети достигли деревьев и сквозь них увидели Великий Холм, курган Аслана, который поднялся над Столом с тех пор, как они были здесь.

— Наши позиции плохо охраняются, — пробормотал Трам. — Нужно исправить это перед тем, как…

— Тише! — сказали все пятеро, потому что Аслан остановился и повернулся лицом к ним, и выглядел он так величественно, что их охватила радость (но радость, смешанная со страхом) и страх (но страх, смешанный с радостью). Мальчики шагнули вперёд, Люси пошла за ними, Сьюзен, Северус и гном отступили назад.

— О, Аслан, — Питер упал на одно колено и поднял тяжелую лапу Льва к своим губам, — я так рад. Я прошу прощения. Я вёл их неправильно с самого начала, а особенно вчера утром.

— Дорогой мой сын, — ответил ему Аслан.

Затем он обернулся и приветствовал Эдмунда. «Отлично», — похвалил он его.

Потом после ужасающей паузы, глубокий голос произнёс:

«Сьюзен». Сьюзен не ответила, но всем показалось, что она плачет. «Ты была послушна страху, дитя, — сказал Аслан. — Подойди, дай я дохну на тебя. Забудь страх. Ты снова храбрая».

— Чуть-чуть, Аслан, — пробормотала Сьюзен. — Я влюбилась в Снейпа.

— Как я попал сюда? — спросил Северус Снейп.

— Ты хотел жить в мире, где нет Волдеморта, — ответил Аслан. — и теперь ты здесь.

— А теперь, — произнес Аслан куда громче; в голосе его слышался намек на рычание, хвост бил по бокам, — где же этот маленький гном, этот известный боец на мечах и лучник, который не верит во львов? Подойди сюда, сын земли, подойди СЮДА! — последнее слово было уже настоящим рычанием.

— Привидения и приключения! — прошептал Трам чуть слышно. Дети, знавшие Аслана настолько, чтобы понять, что гном ему очень нравится, не испугались. Другое дело Трам, который никогда раньше не видел львов, не говоря уже о таком Льве. Но поступил он разумно: вместо того, чтобы удрать, неверной походкой направился к Аслану.

И Аслан внезапно схватил его. Вы когда-нибудь видели маленького котёнка, которого мать несёт в пасти? Вот на что это было похоже. Гном, свернувшийся жалким клубочком, свисал изо рта Аслана. Лев слегка тряхнул его, и все его вооружение попадало, как кастрюли лудильщика, а затем — раз-раз — гном взлетел в воздух. Он был в безопасности, как в своей постели, но не знал этого. Когда он летел вниз, огромные бархатистые лапы поймали его так же нежно, как материнские руки и поставили (так же осторожно) на траву.

— Сын земли, мы будем друзьями? — спросил Аслан.

— Д-д-да, — пропыхтел не вполне отдышавшийся гном.

— Теперь, — сказал Аслан, — луна заходит. Посмотрите назад: там начинается заря. У нас слишком мало времени, и мы не можем его терять. Вы трое — сыновья Адама и сын земли, поспешите внутрь Холма и разберитесь с тем, что найдете там.

Гном еще не отдышался, а мальчики не осмелились спросить, пойдёт ли с ними Аслан. Все трое отсалютовали обнаженными мечами, повернулись и, позвякивая кольчугами, скрылись в сумерках. Люси заметила, что на их лицах не осталось и следов усталости; Верховный Король и король Эдмунд больше походили на мужчин, чем на мальчиков.

Северус Снейп выпустил искры из палочки, повернулся и тоже скрылся в сумерках.

Девочки ждали их снаружи, стоя позади Аслана. Освещение изменилось. Низко на востоке Аравир, утренняя звезда Нарнии, мерцала как маленькая луна. Аслан, казавшийся ещё больше, поднял голову, тряхнул гривой и зарычал.

Звук, глубокий и волнующий, начавшись на низкой ноте как в органе, стал выше и громче, и ещё громче, до тех пор пока не сотряс землю и воздух и не пронесся по всей Нарнии. Внизу, в лагере Мираза, проснулись люди. Побледнев, они уставились друг на друга и схватились за оружие. Ещё ниже, у Великой реки в этот самый холодный предутренний час поднялись из воды головы и плечи нимф и огромная бородатая голова речного бога. Вокруг, в полях и лесах, из норок показались настороженные уши кроликов, птицы высунули из-под крыльев свои сонные головы, совы заухали, лисицы затявкали, ежи заворчали, деревья зашелестели. В городах и деревеньках матери, глядя испуганными глазами, сильнее прижали детей к груди, собаки заскулили, мужчины вскочили, на ощупь зажигая свет. Далеко на северной границе горные великаны выглянули из ворот своих замков.

Люси и Сьюзен увидели, что к ним со всех окрестных холмов спускается что-то тёмное. Сначала это было похоже на тёмный туман, стелящийся по земле, затем на штормовые волны почерневшего моря (приближаясь, они становились всё выше и выше), и, наконец, стало понятно, что это леса пришли в движение. Все деревья мира, казалось, устремились к Аслану. Приближаясь, они переставали быть деревьями, и вскоре толпа их, кланяясь, делая реверансы и протягивая к Аслану длинные тонкие руки, оказалась вокруг Люси. Она увидела, что все они приобрели человеческие очертания. Бледные девушки-берёзки вскидывали головы, женщины-ивы откидывали назад волосы, чтобы взглянуть на Аслана, царственные буки спокойно стояли, склонившись перед ним, косматые дубы, тонкие и меланхоличные вязы, кудрявые остролисты (сами тёмно-зелёные, а их жены — украшенные яркими ягодами) и пестрые рябины кланялись и снова поднимались, восклицая:

«Аслан! Аслан!» — хриплыми скрипучими голосами, похожими на шум волн.

Толпа и хоровод вокруг Аслана (теперь это все больше и больше походило на танец) росли так быстро, что Люси пришла в замешательство. Она не понимала, откуда взялись другие люди, которые начали дурачиться и прыгать среди деревьев. Один был юный, одетый только в оленью шкуру, с венком из виноградных листьев на вьющихся волосах. Лицо его было бы слишком хорошеньким для юноши, если бы не выглядело таким диким. Вы сказали бы то же, что и Эдмунд несколькими днями позже: «Это парень, который может сделать всё — абсолютно всё». Он известен под многими именами — Бромий, Бассарей, Овен — только три из них. С ним было множество девушек, таких же диких. И был даже кто-то на осле. И все смеялись, и все восклицали: «Эван, зван, эвоэ-э-э-э».

— Это Игра, Аслан? — закричал молодой. Да, это было похоже на игру. Но почти все не просто играли. Это могли быть салки, но Люси не понимала, кто водит. Это напоминало жмурки, но каждый вел себя так, будто у него были завязаны глаза. Чем-то это походило на прятки, но спрятавшегося не искали. Ещё больше усложняло дело то, что человек на осле, старый и ужасно толстый, начинал внезапно кричать: «Подкрепимся! Время подкрепиться», — и падал с осла, а другие водворяли его обратно, в то время как осёл считал, что это цирк, и пытался дать представление, ходя на задних ногах. И везде появлялось всё больше и больше виноградных листьев, а потом и виноградных лоз. Они обвивали всё, поднимались по ногам людей-деревьев и закручивались вокруг их шей. Люси подняла руку, чтобы откинуть назад волосы и обнаружила, что откидывает виноградную ветвь. Осёл был весь покрыт ими. Его хвост совершенно запутался в них, и что-то тёмное качалось у него между ушей. Люси взглянула снова и увидела, что это виноградные грозди. Везде был виноград: над головой. под ногами, вокруг.

— Освежимся! Освежимся! — взревел старик. Все начали есть, и в каких бы вы ни побывали теплицах, вы нигде не найдете такого винограда. Девочки никогда раньше не ели вволю по-настоящему хорошего винограда, крепкого и тугого снаружи, разрывающегося во рту прохладной свежестью. Здесь его было более чем достаточно, и вовсе не надо было соблюдать правил поведения за столом. Везде были липкие и испачканные пальцы, и хотя все рты были полны, не прекращался ни смех, ни крики фальцетом «Эван, эван, эвоэ-э-э-э» до тех пор, пока все в один и тот же миг не почувствовали, что Игра (если это была игра) и пир должны закончиться, и, задыхаясь, плюхнулись на землю и повернули лица к Аслану, чтобы слушать его.

В этот момент взошло солнце, а Люси вспомнила что-то и шепнула Сьюзен:

— Сью, я знаю, кто они.

— Кто?

— Юноша с диким лицом — Вакх, а старик на осле — Силен. Помнишь, как давным-давно мистер Тамнус рассказывал нам о них?

— Да, конечно. Но я скажу тебе, Лу…

— Что, Сьюзен?

— Я бы не чувствовала себя спокойно с Вакхом и его дикими девушками, если бы мы встретились с ними без Аслана.

— И я тоже, — согласилась Люси.

Между тем Трам, мальчики и волшебник устремились в тёмную маленькую каменную арку. ведущую внутрь Холма, и два барсука, стоявшие на часах (Эдмунд смог разглядеть только белые полоски на их щеках), сверкнули зубами и спросили ворчливыми голосами: «Кто идёт?»

— Трам, — ответил гном. — Веду Верховного Короля Нарнии из далёкого прошлого.

Барсуки обнюхали руки мальчиков. «Наконец-то, — сказали они, — наконец-то».

— Дайте нам света, друзья, — попросил Трам. Барсуки достали факел, Питер зажег его и протянул Траму. «Пусть ведет Д.М.Д., — сказал он, — здесь мы не знаем дороги». Снейп наколдовал огонёк на конце своей волшебной палочки.

Трам взял факел и пошел в тёмный туннель. Он был холодный, чёрный, покрытый плесенью и паутиной. Время от времени в свете факела вспархивали летучие мыши. Мальчики (с того самого утра на железнодорожной станции они были всё время на открытом воздухе) почувствовали себя как в ловушке или тюрьме. Северус чувствовал себя нормально, потому что он слизеринец.

— Питер, — прошептал Эдмунд, — посмотри на эту резьбу на стенах. Разве она не выглядит старой? Но мы старше, чем она. Когда мы были здесь в последний раз, её ещё не сделали.

— Да, — сказал Питер, — это кого угодно заставит задуматься. Гном шёл прямо, затем повернул направо, затем налево. спустился вниз на несколько ступенек, снова пошёл налево. Наконец, они увидели впереди свет — свет из-под двери центральной комнаты, и услышали голоса, звучавшие очень сердито. Кто-то говорил так громко, что заглушил звуки их шагов.

— Не издавайте ни звука, — прошептал Трам, — послушаем минуту. — Все четверо встали у самой двери.

— Вы все хорошо знаете, — произнёс голос («Это король», — шепнул Трам), — почему мы не протрубили в Рог на рассвете. Разве вы забыли, что Мираз напал на нас сразу после ухода Трама и мы сражались не на жизнь, а на смерть больше трёх часов. Я протрубил, как только наступила передышка.

— Мне трудно это забыть, — раздался сердитый голос, — ведь мои гномы приняли на себя главный удар, и пал каждый пятый. («Это Никабрик», — объяснил Трам).

— Стыдись, гном, — вступил низкий голос («Боровик», — сказал Трам). — Мы все делали так же много, как гномы, и никто не сделал больше короля.

— Рассказывайте ваши сказки, — ответил Никабрик. — То ли в Рог протрубили слишком поздно, то ли в нем нет магии, но помощь не пришла. Ты — великий грамотей, ты, волшебник, ты, всезнайка, разве не ты советовал возложить наши надежды на Аслана, короля Питера и всех остальных?

— Я должен признать… я не могу отрицать этого… я глубоко огорчен результатами операции, — послышался ответ. («Это должен быть доктор Корнелиус», — шепнул Трам).

— Говоря прямо. — сказал Никабрик, — твой кошель пуст, яйца протухли, рыба не поймана, обещания нарушены. Теперь встань в сторонку и дай делать дело другим. И это потому…

— Помощь придёт, — прервал его Боровик. — Я стою за Аслана. Имейте терпение, берите пример со зверей. Помощь придёт. Быть может, она уже у дверей.

— Фу! — проворчал Никабрик. — Вы, барсуки, хотите заставить нас ждать до тех пор, пока рак на горе свистнет. Я скажу тебе, что мы не можем ждать. Еда на исходе; в каждой стычке мы теряем больше, чем можем себе позволить; наши сторонники разбегаются.

— А почему? — спросил Боровик. — Я скажу тебе почему. Потому что все шумят о том, что мы позвали короля из старины, и король не ответил. Последние слова Трама перед тем, как он ушёл (быть может, навстречу смерти), были: «Если вы будете трубить в Рог, то армии не надо знать, почему вы трубите и на что надеетесь». Но, похоже, что все узнали в тот же вечер.

— Лучше бы ты сунул своё серое рыло в осиное гнездо, чем сказал, что я болтун, — отозвался Никабрик. — возьми свои слова назад, или…

— Остановитесь, вы оба, — сказал король Каспиан, — я хочу знать, что Никабрик предлагает делать. Но перед этим я хочу понять, кто эти двое незнакомцев, которых он привел на наш совет и которые стоят здесь, держа уши открытыми, а рты закрытыми.

— Это мои друзья, — сказал Никабрик. — И сам ты здесь только потому, что ты друг Трама и барсука. А у этого старого глупца в чёрном одеянии какое право быть здесь, кроме того, что он твой друг? И почему я единственный не могу привести своих друзей?

— Его величество — король, которому ты присягал на верность, — сурово произнес Боровик.

— Придворные манеры, придворные манеры, — проворчал Никабрик, — в этой норе мы можем разговаривать откровенно. Ты знаешь — и он сам знает — что этот тельмаринский мальчик, если мы не поможем ему выбраться из ловушки, в которой он сидит, перестанет быть чьим-либо королём через неделю.

— Возможно, ваши новые друзья, — сказал Корнелиус, — предпочтут говорить сами за себя? Скажите, кто вы, и зачем вы здесь?

— Почтеннейший господин доктор, — произнес тоненький хныкающий голос. — если угодно вашей милости, я только бедная старая женщина и очень обязана их почтеннейшему гномству за дружбу. Его величество, да будет благословенно его прелестное лицо, может не опасаться старой женщины, которая согнулась от ревматизма и не имеет даже пары щепок для очага. Я кой-чего смыслю — не так, конечно, как вы, господин доктор, — в маленьких заклинаниях и ведовстве, и я рада буду использовать их против ваших врагов, с согласия всех присутствующих. Ибо я ненавижу их. О, да. Никто не ненавидит их сильнее меня.

— Это очень интересно и… э-э-э… удовлетворительно, — сказал доктор Корнелиус. — Мне кажется, я понял, кто вы, мадам. Никабрик, возможно, ваш друг, тоже расскажет что-нибудь о себе?

Тусклый серый голос, от которого всё существо Питера содрогнулось, ответил: «Я голоден. Меня мучит жажда. Когда я вопьюсь зубами, я не отпущу, пока не умру, и даже после смерти придётся вырезать то, что я схватил, из тела моего врага и похоронить вместе со мной. Я могу поститься сто лет и не умереть. Я могу лежать сто ночей на льду и не замёрзнуть. Я могу выпить реку крови и не лопнуть. Покажите мне ваших врагов».

— И в присутствии этих двух ты хотел обсуждать свой план? — спросил Каспиан.

— Да, — ответил Никабрик, — с их помощью я хотел осуществить его.

Минуту-другую Трам и мальчики слышали, как Каспиан и двое его друзей говорят приглушенными голосами, но не могли разобрать слов. Затем Каспиан заговорил громко.

— Ну, Никабрик, мы выслушаем твой план.

Пауза была столь длинной, что мальчики удивились, поче му Никабрик не начинает, когда же он начал, то заговорил так тихо, как будто ему самому не слишком нравилось то, что он говорил.

— Всё доказывает, — невнятно проговорил он, — что никто из нас не знает правды о древних днях Нарнии. Трам не верил ни в одну из этих историй. Я был готов подвергнуть их испытанию. Мы испробовали сначала Рог и потерпели неудачу. Если есть Верховный Король Питер, и королева Сьюзен, и король Эдмунд, и королева Люси, они либо не услышали нас, либо не смогли прийти, либо они наши враги…

— Или они в пути, — вставил Боровик.

— Ты можешь говорить так до тех пор, пока Мираз не пустит нас всех на корм своим собакам. А я скажу, что мы испробовали одно звено в цепочке старых легенд, и это не принесло нам добра. Отлично. Когда ломаются мечи, вытаскивают кинжалы. Истории, кроме древних королей и королев, рассказывают нам и о других силах. Что, если мы позовем их?

— Если ты имеешь в виду Аслана, — сказал Боровик, — то всё равно — позвать его или королей. Они были его слугами. Если он не пошлёт их (а я не сомневаюсь, что пошлёт), то придёт ли он сам?

— Нет. Ты прав в том, — продолжал Никабрик, — что Аслан и короли приходят вместе. Либо Аслан умер, либо он не на нашей стороне. Либо кто-то, более сильный, задерживает его. И если он придёт — как мы узнаем, друг ли он нам? По всему, что известно, он не всегда был хорошим другом гномов. И даже не всех зверей. Вспомни волков. И, кроме того, как я слышал, он был в Нарнии только однажды и недолго. Ты можешь исключить Аслана из расчетов, Я думаю кое о ком другом.

Никто не ответил, и в течение нескольких минут было так тихо, что Эдмунд слышал сопение и хриплое дыхание барсука.

— Кого ты имеешь в виду? — спросил наконец Каспиан.

— Я имею в виду силу, которая, если истории говорят правду, настолько больше Аслана, что держала Нарнию в чарах многие годы.

— Белая Колдунья! — закричали одновременно три голоса, и по шуму Питер догадался, что трое вскочили на ноги.

— Да, — произнес Никабрик медленно и внятно, — я имею в виду Колдунью. Сядьте. И не пугайтесь этого имени как малые дети. Мы хотим силу, и такую силу, которая была бы на нашей стороне. Разве истории не говорят, что Колдунья нанесла поражение Аслану и связала его, и убила на этом самом Камне, который стоит здесь?

— Они также рассказывают, что он снова вернулся к жизни, — сердито сказал барсук.

— Да, так рассказывают, — ответил Никабрик, — но заметь, как мало мы знаем о том, что он делал потом. Он просто исчез из истории. Как это объяснить, если он на самом деле вернулся к жизни? Похоже, что это не так, и что истории молчат о нём, потому что сказать больше нечего.

— Он поставил на царство королей и королев, — возразил Каспиан.

— Король, выигравший великую битву, обычно сам ставит себя на царство, без помощи дрессированных львов. — заметил Никабрик. В ответ послышалось свирепое рычание, похоже это был Боровик.

— И кроме того, — продолжал Никабрик, — что произошло с королями и их царством? Они тоже исчезли. Другое дело Колдунья. Говорят, она правила сотни лет: сотни лет зимы. Вот это сила, если хотите знать. Это что-то практическое.

— Но, небо и земля! — воскликнул король. — Разве не знаем мы, что она самый страшный враг? Разве не была она тираном в сто раз худшим, чем Мираз?

— Возможно, — холодно отозвался Никабрик, — возможно, она была врагом вам, людям, если бы кто-нибудь из вас жил в те дни. Возможно, она была врагом зверям. Она, осмелюсь сказать, уничтожала бобров, и теперь их не осталось в Нарнии. Но она всегда была справедлива к нам, гномам. Я гном и стою за собственный народ. Мы не боимся Колдуньи.

— Но вы присоединились к нам, — сказал Боровик.

— Да, и многое сделано моими людьми, если уж на то пошло, — прорычал Никабрик. — Кого посылают в самые опасные места? Гномов. Кому давали меньше всех, когда провизии не хватало? Гномам. Кто?..

— Ложь. Всё ложь, — прервал его барсук.

— Если вы не можете помочь моему народу, — голос Никабрика поднялся до крика, — я пойду к тому, кто может!

— Это же открытая измена, гном, — воскликнул король.

— Вложи свой меч назад в ножны, Каспиан, — сказал Никабрик. — Убийство на совете? Так-то ты поступаешь? Не делай глупостей. Ты думаешь, я боюсь тебя? Здесь трое на твоей стороне и трое на моей.

— Тогда вперёд, — прорычал Боровик, но его прервал доктор Корнелиус.

— Стоп, стоп, вы слишком торопитесь. Колдунья мертва. Об этом говорится во всех преданиях. Как же Никабрик хочет её вызвать?

Тогда стальной и ужасный голос, который они уже слышали, произнес: «Она мертва?»

Потом вступил пронзительный хныкающий голос: «Будь благословенно твоё сердце; твоё дорогое маленькое величество не должно беспокоиться о том, что Белая Госпожа — как мы называем её — мертва. Почтеннейший господин доктор просто шутит с бедной старой женщиной вроде меня. Сладчайший господин доктор, ученейший господин доктор, кто же это слышал, чтобы Колдуньи действительно умирали? Их всегда можно вернуть назад».

— Позови её, — раздался стальной голос, — мы готовы. Нарисуй круг. Приготовь голубое пламя.

Барсук заворчал сильнее, Корнелиус вскрикнул, но над всем этим, как гром, раздался голос короля Каспиана.

— Так вот каков твой план, Никабрик! Чёрная магия и вызов отвратительного привидения! Я вижу, кто твои друзья — ведьма и оборотень!

И тут всё смешалось. Послышалось звериное рычание, звон стали. Мальчики, волшебник и Трам устремились внутрь. Питер краем глаза заметил ужасное, серое, вытянутое в длину создание наполовину человека, наполовину волка, набросившееся на мальчика примерно его возраста. Эдмунд увидел барсука и гнома, которые катались по полу, как дерущиеся кошки. Трам очутился лицом к лицу с ведьмой. Её нос и подбородок торчали наподобие щипцов для орехов, грязные серые волосы развевались. Она схватила доктора Корнелиуса за горло. Трам взмахнул мечом и её голова покатилась по полу. Тут светильник был сбит и комната освещалась только Люмосом Снейпа. Эдмунд убил Никабрика. Каспиана укусил оборотень. Оборотня убил Питер Великолепный.

Эдмунд нашёл свечу (они не могли зажечь лампу, потому что масло вытекло), поставил её на стол и зажёг. Когда пламя разгорелось, все вскочили на ноги. Шесть пар глаз мигали в свете свечи.

— Похоже, что врагов не осталось, — сказал Питер. — Это ведьма, она мертва. (Он быстро отвел глаза). Это Никабрик. тоже мёртвый. А это, я думаю, оборотень. Я не видел их давным-давно. Волчья голова и человеческое тело. Это значит, что он стал превращаться из человека в волка, в тот момент, когда его убили. А ты, я думаю, король Каспиан?

— Да, — ответил мальчик, — но я не понимаю кто ты.

— Это Верховный Король Питер, — сказал Трам.

— Я приветствую ваше величество, — воскликнул Каспиан.

— Также и твоё величество, — отозвался Питер, — ты знаешь, я пришел не для того, чтобы забрать твой трон, но чтобы посадить тебя на него.

— Ваше величество, — раздался голос у локтя Питера. Он повернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с барсуком. Питер наклонился, обнял зверя и поцеловал его в покрытую шерстью голову: это не были девчоночьи штучки, ведь он был Верховным Королем.

— Лучший из барсуков, — произнес он, — ты ни разу не усомнился.

— Это не моя заслуга, ваше величество, — сказал Боровик, — я зверь, а мы не меняемся. Я барсук, что ещё больше, и мы крепко держимся за старое.

— Я сожалею о Никабрике, — заметил Каспиан, — хотя он возненавидел меня с первого взгляда. Он озлобился от долгих страданий и преследований. Если бы мы победили быстро, в мирные дни он был бы хорошим гномом. Я не знаю, кто из нас убил его. И я рад этому,

— Ты истекаешь кровью, — ужаснулся Питер.

— Да, меня укусили. Это тот — тот, что вроде волка.

Снейп быстро залечил рану Каспиана магией, и когда всё было сделано, Трам сказал: «Ну вот. Хорошо бы теперь слегка позавтракать».

— Но не здесь, — ответил Питер.

— Нет, — Каспиан содрогнулся, — пусть кто-нибудь заберёт тела.

— Этот сброд можно кинуть в яму, — скомандовал Питер, — а гнома надо отдать его народу, чтобы они похоронили его по своему обычаю.

Наконец они позавтракали в другой темной комнате Асланова кургана. Это был не тот завтрак, какого им хотелось бы, ибо Каспиан и Корнелиус мечтали о жареной оленине. Питер, Эдмунд и Северус о яйцах всмятку и горячем кофе, а было у них только немного холодной медвежатины (из карманов мальчиков), кусок твёрдого сыра, луковица и кувшин с водой. Но после всего, что произошло, эта еда показалась им лакомством.

— Теперь, — сказал Питер, когда они кончили есть, — Аслан и девочки (королева Сьюзен и королева Люси, Каспиан) где-то близко. Я не знаю, что он предпримет. Не сомневаюсь, что случится это, когда захочет он, а не мы. Но ему нравится, чтобы мы делали то, что в наших силах. Ты говоришь, Каспиан, что мы недостаточно сильны, чтобы сразиться с Миразом?

— Боюсь, что да, Верховный Король, — ответил Каспиан. Он был очень похож на Питера, но не так хорошо выражал свои мысли. И ему было куда более странно встретиться с великими королями из старых историй, чем им встретиться с ним.

— Я не буду сражаться против целой армии. — сказал Снейп. — Я же не гриффиндорец.

— Хорошо, — решил Питер, — я пошлю ему вызов на единоборство.

Никто даже не подумал об этом раньше.

— Может быть, это буду я? — попросил Каспиан. — Я хочу отомстить за отца.

— Ты ранен, — ответил Питер, — и кроме того, не рассмеется ли он просто-напросто над вызовом от тебя? Я хочу сказать, что мы-то видим, что ты король и воин, но он думает, что ты — ребёнок.

— Ваше величество, — сказал барсук, который сидел рядом с Питером и не сводил с него глаз, — примет ли он вызов даже от вас? Он знает, что у него более сильная армия.

— Возможно и не примет, но у нас есть шанс. А даже, если и не примет, мы потратим большую часть дня на обмен герольдами и тому подобное. И Аслан, может быть, сделает что-то. Наконец, я смогу произвести смотр армии и укрепить позиции. Я пошлю вызов. И напишу его сейчас же. У вас есть перо и чернила, господин доктор?

— Учёного без них не бывает, ваше величество. — ответил доктор Корнелиус.

— Отлично, я буду диктовать.

И пока доктор разворачивал пергамент, открывал рог с чернилами и точил перо, Питер откинулся назад с полузакрытыми глазами, восстанавливая в уме тот язык, на котором они писали много лет тому назад в Золотом веке Нарнии.

— Всё верно, — прервал он молчание, — давайте, доктор, если вы готовы.

Доктор Корнелиус обмакнул перо в чернила, и Питер продиктовал:

— «Питер, по дару Аслана, по избранию, по праву и по завоеванию Верховный Король над всеми королями в Нарнии, Император Одиноких Островов и Лорд Кэр-Паравела. Рыцарь благороднейшего ордена Льва — Миразу, сыну Каспиана Восьмого, некогда лорду-протектору Нарнии, теперь величающему себя королём Нарнии, приветствие». Вы успеваете?

— Нарнии, запятая, приветствие, — пробормотал доктор. — Да, ваше величество.

— Теперь новый параграф. «Для предотвращения пролития крови и во избежание всех других бедствий, происходящих от войн, начатых в королевстве Нарнии, наше желание — рисковать нашей царственной особой от имени верного нам и возлюбленного Каспиана в честной битве, дабы доказать победой над вашей светлостью, что вышеупомянутый Каспиан — законный король Нарнии под нами и по нашему дару, и по законам тельмаринцев, а ваша светлость дважды виновна: в предательстве и в утаении права владычества над Нарнией вышеупомянутого Каспиана, в кровавом и противоестественном убийстве вашего доброго господина и брата — короля Каспиана, Девятого в этой династии. Поэтому мы охотно побуждаем, предлагаем и бросаем вызов вашей светлости на вышеупомянутую битву и посылаем эти слова через нашего возлюбленного и царственного брата Эдмунда, некогда короля под нами в Нарнии, герцога равнины Фонарного столба, графа Западных болот. Рыцаря ордена Стола, которому мы даем все полномочия определить с вашей светлостью условия вышеупомянутой битвы. Дано в нашем жилище в Аслановом кургане в двенадцатый день месяца Зеленой листвы в первый год правления Каспиана Десятого Нарнийского».

— Это необходимо, — Питер глубоко вздохнул. — Теперь с королём Эдмундом нужно послать двоих. Я думаю, что одним из них должен быть великан.

— Ты знаешь, он… он не слишком умен, — сказал Каспиан.

— Я знаю. Но всякий великан выглядит подавляюще, если только не разговаривает. Это поднимет его настроение. А кто второй?

— По мне, — вставил Трам, — если вы хотите кого-нибудь, кто может убивать взглядом, пошлите Рипичипа.

— Безусловно, по всему, что я слышал, — сказал Питер с улыбкой, — он подошёл бы, если бы не был так мал. Они даже не заметят его, пока не подойдут вплотную!

— Пошлите Гленсторма, ваше величество, — предложил Боровик, — никто не станет смеяться над кентавром.

Часом позже два знатных лорда из армии Мираза, лорд Глозиль и лорд Сопеспиан, прогуливаясь вдоль своих позиций и ковыряя в зубах после завтрака, увидели, что из леса выходят кентавр и великан Смерчин, с которыми они уже встречались в битве, а между ними кто-то, кого они не могли узнать. Кстати говоря, мальчишки из школы Эдмунда тоже вряд ли узнали бы его, увидев в этот момент: благодаря дыханию Аслана в нем появилась величавость.

— Что происходит? — спросил лорд Глозиль. — Атака?

— Скорее парламентарии, — ответил Сопеспиан. — Смотрите, они машут зелёными ветвями. Похоже, они пришли сдаваться.

— Судя по выражению лица идущего между кентавром и великаном, он не из тех, кто сдается на милость победителя, — сказал Глозиль. — Кто же это может быть? Это не мальчишка Каспиан.

— Нет, конечно, это свирепый воин, я ручаюсь, только откуда он взялся у мятежников? Выглядит он (только на ухо вашей светлости) куда царственней, чем Мираз. А что за кольчуга на нём? Наши кузнецы таких делать не умеют.

— Ставлю своего серого в яблоках коня, что он несёт вызов, а не капитуляцию.

— Что же тогда? — спросил Сопеспиан. — Здесь мы держим врага в кулаке. Мираз не так глуп, чтобы упустить преимущество, вступив в единоборство.

— Он должен принять вызов, — Глозиль понизил голос.

— Тише, — сказал Сопеспиан, — отойдём подальше от ушей часовых. Ну вот. Я правильно понял, что ваша светлость имеет в виду?

— Если король примет вызов, — прошептал Глозиль, — он либо убьёт, либо будет убит.

— Так, — кивнул головой Сопеспиан.

— И если он убьёт, мы выиграем эту войну.

— Конечно. А если нет?

— Ну, если нет, то у нас будет такая же возможность выиграть её без короля, как и с ним. И нет нужды говорить вашей светлости, что Мираз не такой уж великий военачальник. А потом мы окажемся победителями и без короля.

— Вы имеете в виду, милорд, что вам и мне может быть так же удобно управлять этой страной без короля, как и с ним?

Лицо Глозиля скривилось: «Не забывайте, что мы посадили его на трон. Все годы он наслаждался, а какие плоды получили мы? Как он отблагодарил нас?»

— Ни слова больше, — ответил Сопеспиан, — взгляните, нас зовут к королевскому шатру.

Подойдя, они увидели, что Эдмунд и два его спутника сидят, и их угощают бисквитами и вином. Они доставили вызов и ждали, пока король обдумывал его. Поглядев на них вблизи, два тельмаринских лорда решили, что все трое очень встревожены.

Внутри шатра они нашли Мираза, он был без оружия и кончал завтракать. Лицо его покраснело, выглядел он сердито.

— Вот! — прорычал он, швыряя им пергамент через стол. — Посмотрите, какие нянькины сказки наш нахал-племянник прислал нам.

— С разрешения вашего величества, — сказал Глозиль, — если этот юный воин, которого мы видели снаружи, и есть король Эдмунд, упоминаемый в послании, тогда я назову его не нянькиной сказкой, а опасным рыцарем.

— Король Эдмунд, тьфу, — ответил Мираз, — разве ваша светлость верит в эти старушечьи басни о Питере, Эдмунде и остальных?

— Я верю своим глазам, ваше величество.

— Ну, это не важно, — отозвался Мираз, — но что касается вызова, я уверен, что у нас одно мнение.

— Я тоже уверен, ваше величество.

— Какое же? — спросил король.

— Правильнее всего было бы отказаться, — сказал Глозиль, — хотя меня никогда не называли трусом, я скажу, что встретиться с этим юношей в битве было бы слишком большим испытанием для моего мужества. И если (как может оказаться) брат его, Верховный Король, ещё более опасен, — ради вашей жизни, мой повелитель, не имейте с ним никакого дела!

— Чтоб тебе пусто было! — закричал Мираз. — Не такого ответа я ожидал. Думаешь, я спрашиваю тебя, бояться ли мне встречи с этим Питером (если он вообще существует)? Думаешь, я боюсь его? Я спрашивал тебя о благоразумности этого дела; стоит ли, имея преимущества, рисковать ими в поединке.

— На это я только могу ответить, ваше величество, что конечно, надо отказаться от вызова. Смерть видна в лице этого странного рыцаря.

— Ну вот, ты снова об этом! — Мираз был уже в полной ярости. Вы хотите, чтобы я почувствовал себя таким же трусом, как ваша светлость?

— Ваше величество может говорить всё, что хочет, — вкрадчиво произнес Глозиль.

— Ты как старая баба, Глозиль, — сказал король. — А что скажешь ты, милорд Сопеспиан?

— Не стоит говорить об этом, ваше величество, — прозвучал ответ. — То, что ваше величество сказали о благоразумии, пришлось очень кстати. Это даст вашему величеству отличный повод отказаться без того, чтобы честь или храбрость вашего величества были поставлены под сомнение.

— О, небеса! — воскликнул Мираз, вскакивая на ноги. — Похоже, и тебя околдовали? Думаешь, я ищу повод для отказа? Ты мог бы вдобавок назвать меня в лицо трусом.

Беседа протекала именно так, как хотели оба лорда, поэтому они промолчали.

— Я понимаю, что это значит, — Мираз так пристально поглядел на них, что глаза его, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. — Вы сами трусливы как зайцы, и имеете наглость воображать, что моя храбрость похожа на вашу! Поводы для отказа! Извинения вместо поединка! Разве вы солдаты? Разве вы тельмаринцы? Разве вы мужчины? И если я откажусь (как меня заставляют звание главнокомандующего и военное благоразумие), вы будете думать и других научите, что я испугался. Что, не так?

— Ни один мудрый солдат, — сказал Глозиль, — не назовет трусом человека в возрасте вашего величества за отказ от поединка с великим воином в расцвете сил.

— Так я не только трус, но еще и старик, одной ногой стоящий в могиле! — проревел Мираз. — Я скажу вам, что это значит, милорды. Своими бабьими советами (шарахающимися от правильного единственно благоразумного решения) вы добьётесь противоположного своей цели. Я предполагал отказаться от вызова. Теперь я его приму. Вы слышите, я приму его! Я не буду позориться из-за того, что какое-то колдовство или измена заморозили вам обоим кровь.

— Мы умоляем ваше величество… — начал Глозиль, но Мираз выскочил из шатра и было слышно, как он выкрикивает приветствие Эдмунду.

Лорды переглянулись и тихо захихикали.

— Я знал, что он это сделает, если хорошенько разгорячится, — сказал Глозиль, — но я не забуду, как он назвал меня трусом. За всё будет заплачено.

В Аслановом кургане началось страшное волнение, когда всем сообщили новость. Эдмунд с одним из капитанов Мираза размечал место для поединка, вокруг него устанавливали канаты и шесты. Два тельмаринца должны были встать по углам, а третий в середине с одной стороны, как распорядители турнира. Трех других выставлял Верховный Король. Питер как раз объяснял Каспиану, что он не может быть распорядителем, потому что они собираются биться за его право на трон, когда внезапно густой сонный голос произнес: «Прошу вас, ваше величество». Питер повернулся и увидел, что это старший из медведей Толстяков. «С позволения вашего величества, — произнес он, — я медведь».

— Конечно, и отличный медведь, не сомневаюсь, — ответил Питер.

— Всегда, — начал тот, — правом медведей было поставлять одного из распорядителей турнира.

— Не разрешайте ему, — прошептал Питеру Трам, — он доброе создание, но опозорит нас. Заснёт и будет сосать лапу, даже перед лицом врага.

— Ничем не могу помочь, — сказал Питер, — потому что он совершенно прав. Медведи имели эту привилегию. Трудно представить себе, как это сохранилось в памяти, когда столько всего было забыто.

— Прошу вас, ваше величество, — повторил медведь.

— Это твоё право и ты будешь одним из распорядителей, — разрешил Питер. — Но ты должен запомнить — сосать лапу нельзя.

— Конечно, нельзя, — возмутился медведь.

— Ну, а что ты делаешь сейчас! — заорал Трам. Медведь вынул лапу изо рта и сделал вид, что не расслышал.

— Сир! — пропищал тоненький голосок откуда-то снизу.

— А, Рипичип! — Питер огляделся вокруг себя, как обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.

— Сир, — заявил Рипичип, — моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь — моя собственность. Сир, среди моих людей есть единственный трубач в армии вашего величества. Мне казалось, что именно нас нужно было послать с вызовом. Сир, мои люди глубоко опечалены. Возможно, если вы назначите меня распорядителем турнира, это удовлетворит их.

Шум, очень похожий на гром, раздался откуда-то сверху, когда великан Смерчин издал один из тех не очень вежливых смешков, которым подвержены даже самые приятные великаны. Он мгновенно оборвал себя и посерьёзнел, когда Рипичип обнаружил, откуда исходит шум.

— К сожалению, этого сделать нельзя, — без тени юмора сказал Питер, — некоторые люди боятся мышей…

— Я замечал это, сир, — вставил Рипичип.

— Это будет нечестно по отношению к Миразу, — продолжал Питер, — если он увидит что-нибудь, что может ослабить его храбрость.

— Ваше величество — зерцало чести, — Мыш грациозно поклонился, — но не все разделяют ваше мнение… Мне показалось, я слышал, что кто-то сейчас смеялся. Если кто-то хочет сделать меня предметом своей насмешки, я целиком к его услугам — с моей шпагой — как только у него будет время.

Гробовое молчание воцарилось вслед за этим замечанием, но Питер прервал его, сказав: «Великан Смерчин, медведь и кентавр Гленсторм будут нашими распорядителями. Поединок состоится в два часа пополудни. Обед ровно в полдень».

— Послушай, — Эдмунд отвел Питера в сторону, — а всё ли правильно? Я имею в виду, сможешь ли ты победить его?

— Я и сражаюсь, чтобы узнать это, — ответил Питер.

Незадолго до двух часов Трам и барсук со всеми остальными уселись на краю леса напротив сверкающей линии армии Мираза, которая была в двух полетах стрелы. Посередине был отгорожен квадратный участок ровной травы. В двух дальних углах стояли Глозиль и Сопеспиан с обнажёнными мечами. В ближних были великан Смерчин и медведь Толстяк: он, несмотря на все предупреждения, сосал лапу и выглядел, по правде говоря, необыкновенно глупо. В качестве компенсации Гленсторм стоял как вкопанный с правой стороны поля, лишь изредка ударяя задним копытом о землю; он выглядел куда более важным, чем тельмаринский барон, стоявший прямо напротив него с левой стороны. Питер пожал руки Эдмунду, Северусу и доктору и направился к месту поединка. Это было похоже на начало важного состязания, но куда хуже.

— Мне бы хотелось, чтобы Аслан вернулся раньше, чем всё это начнется, — сказал Трам.

— Мне тоже, — согласился Боровик. — Но погляди назад.

— Воры и вороны! — пробормотал гном, обернувшись. — Кто это? Огромные люди — прекрасные люди — как боги, богини и великаны. Их сотни и тысячи, прямо за нами.

— Это дриады и боги деревьев, — объяснил Боровик. — Аслан оживил их.

— Гм, — хмыкнул гном. — Это будет полезно, если враги затеют предательство, но вряд ли чем-то поможет Верховному Королю, если Мираз докажет, что ловчее управляется с мечом.

Барсук ничего не ответил, потому что в этот момент Питер и Мираз вступили на поле с противоположных сторон, оба пешие, в кольчугах, в шлемах и со щитами. Они шли вперёд. пока не оказались почти рядом. Оба поклонились и, казалось, заговорили друг с другом, но слов нельзя было расслышать. В следующее мгновенье в солнечном свете блеснули два меча. Звон мечей был слышен одну секунду, и тут же заглушен, потому что обе армии начали кричать, как болельщики на футбольном поле.

— Отлично, Питер, отлично, — закричал Эдмунд, когда увидел, что Мираз отступил назад на полтора шага. — Преследуй его, быстрее!

Питер послушался, и несколько секунд казалось, что бой будет выигран. Но затем Мираз собрался и стал извлекать пользу из своего роста и веса. «Мираз! Мираз! Король! Король!» — взревели тельмаринцы. Лица Каспиана и Эдмунда побледнели от тошнотворного страха.

— Он наносит Питеру такие ужасные удары, — сказал Эдмунд.

— Эй, — воскликнул Каспиан, — что происходит?

— Оба разошлись в разные стороны, — объяснил Эдмунд, — запыхались немного, я думаю. Выжидают. А теперь начали снова, на этот раз более умело. Кружат и кружат, прощупывая друг друга.

— Боюсь, Мираз знает своё дело, — пробормотал доктор. Но его слова было трудно разобрать за оглушающим хлопаньем, лаем и стуком копыт старых нарнийцев.

— Что это? Что это? — спросил доктор. — Мои старые глаза изменяют мне.

— Верховный Король уколол его в подмышку, — Каспиан захлопал в ладоши. — Туда, где пройма кольчуги позволяет проникнуть внутрь. Первая кровь.

— А теперь снова плохо, — расстроился Эдмунд. — Питер совершенно не использует свой щит. Он, должно быть, ушиб левую руку.

Это была правда. Все увидели, как безвольно повис щит Питера. Крики тельмаринцев усилились вдвое.

— Ты видел больше битв, чем я, — спросил Каспиан, — есть ли ещё какой-нибудь шанс?

— Небольшой, — ответил Эдмунд, — и надеюсь, что он его не упустит. При удаче.

— Зачем мы ему позволили? — сказал Каспиан. Внезапно крики с обеих сторон замерли. Сперва Эдмунд был в недоумении, а затем произнес: «О, я понял. Оба согласились отдохнуть. Пойдемте, доктор. Может быть, мы сможем что-нибудь сделать для Верховного Короля». Они побежали к полю. и Питер вышел из-за верёвок навстречу им. Его лицо было красным и потным, грудь тяжело поднималась.

— Ты ранен в левую руку? — спросил Эдмунд.

— Это не совсем рана, — ответил Питер, — я принял всю тяжесть удара на свой щит — это было как вагон кирпича — и край щита ударил по запястью. Я не думаю, что оно сломано, но может быть вывих. Если Северус Снейп вправит его, я наверно смогу владеть рукой.

Северус Снейп вправил вывих заклинанием Эпискей. Эдмунд тревожно спросил:

«Что ты думаешь о нём, Питер?»

— Выносливый, — ответил Питер, — очень выносливый. У меня есть шанс, если я смогу заставить его попрыгать так долго, что его вес и короткое дыхание обернутся против него — и к тому же жаркое солнце. Сказать по правде, у меня нет других шансов. Передай мою любовь всем… всем дома, Эд, если он справится со мной. Вот он снова идет на поле. Прощай, старина. До свиданья, доктор. И пожалуйста, Эд, скажи что-нибудь приятное Траму. Он молодец.

Эдмунд не мог произнести ни слова. Он пошел назад к их линии, чувствуя ужасную тошноту.

Началась новая схватка. Питер снова мог пользоваться щитом и куда больше бегал. Теперь он всё время играл с Миразом в салки, держа его на расстоянии, уворачиваясь, заставляя врага работать.

— Трус, — свистели тальмаринцы. — Почему ты не дерёшься лицом к лицу? Не нравится тебе? Вспомни, что ты пришел сражаться, а не танцевать. Эге-гей!

— Я надеюсь только, что он не слышит их, — сказал Каспиан.

— Не слышит, — заверил Эдмунд. — Ты не знаешь его… Ой! — В этот момент Мираз нанес наконец удар по шлему Питера, Питер зашатался, поскользнулся и упал на одно колено. Рёв тельмаринцев поднялся, как шум моря. «Ну же, Мираз, — выкрикивали они, — ну же. Быстрей! Убей его». Но подстрекать узурпатора не было нужды. Он навис над Питером. Эдмунд прикусил губу так, что выступила кровь, когда над Питером сверкнул меч. Казалось, удар должен срубить ему голову. Но слава Небесам! — меч соскользнул по правому плечу. Сработанная гномами кольчуга была крепка и не порвалась.

— О, Боже! — закричали Эдмунд и Северус. — Он снова поднимается. Питер, давай, Питер!

— Я не вижу, что происходит, — заволновался доктор. — Как он это сделал?

— Перехватил руку Мираза, как только она опустилась, — Трам прямо танцевал от восхищения. — Вот это человек! Использовать руку врага, как рычаг! Верховный Король! Верховный Король! Вперед, Старая Нарния!

— Смотрите, — сказал Боровик. — Мираз в ярости. Это хорошо.

Теперь они бились изо всей силы: шквал ударов был такой, что казалось, оба должны быть убиты. И когда возбуждение возросло, крики снова замерли. Зрители затаили дыхание. Это было ужасно и величественно.

Громкий крик раздался там, где сидели старые нарнийцы. Мираз упал. Не от удара Питера, а лицом вниз, споткнувшись о кочку. Питер отступил назад, выжидая, пока тот поднимется.

— Черт побери, — сказал Эдмунд сам себе. — Нужно ли быть таким джентльменом? Боюсь, что он должен так поступить. Он ведь рыцарь и Верховный Король. Уверен, что это понравится Аслану. Но эта скотина поднимется через минуту и тогда…

Но «эта скотина» больше не поднялась. Лорд Глозиль и лорд Сопеспиан поняли, что их план исполнился. Как только они увидели, что их король упал, они бросились на поле с криком: «Вероломство! Вероломство! Нарнийский предатель ударил его в спину, пока он лежал беспомощный! К оружию! К оружию, Тельмар!»

Питер с трудом понимал, что происходит. Он увидел, как два высоких человека бегут к нему с обнажёнными мечами. Затем третий тельмаринец перемахнул через верёвку слева от него. «К оружию, Нарния! Предательство!» — закричал Питер. Если бы все трое напали на него одновременно, он никогда не заговорил бы снова. Но Глозиль остановился, чтобы ударить своего короля, лежащего мёртвым. «Это тебе за оскорбление сегодня утром», — прошептал он, убирая лезвие в ножны. Питер ринулся на Сопеспиана, ударил его мечом по ногам, а потом вторым ударом срубил голову. Эдмунд теперь был рядом с ним, крича: «Нарния! Нарния! Лев!» Вся тельмаринская армия бежала к ним. Тут, медленно шагая и крутя дубинкой, выступил вперед великан. Атаковали кентавры. Звяканье позади и свист над головой — это вступили луки гномов. Трам бился слева. Северус Снейп бил по тельмаринцам Сектумсепрой. Развернулось сражение.

— Назад, Рипичип, маленький осёл, — закричал Питер, — тебя просто убьют! Тут не место для мышей.

Но отважные маленькие создания танцевали под ногами обеих армий, коля своими шпагами. Многие тельмаринские воины почувствовали, что их ноги колет как булавками. Они подпрыгивали на одной ноге, корчась от боли, и некоторые из них падали. Если они падали, их приканчивали мыши, если нет, кто-нибудь другой.

Но раньше, чем старые нарнийцы хорошенько разогрелись в деле, они обнаружили, что их враги отступают. Воины, выглядевшие такими стойкими, побледнели и пришли в ужас не от старых нарнийцев, а от чего-то, что было позади них; они побросали оружие, вопя: «Лес! Лес! Конец света!»

Вскоре не стало слышно ни их криков, ни звона оружия, потому что все потонуло в океаноподобном рёве оживших деревьев, они проходили сквозь ряды армии Питера, преследуя тельмаринцев. Стояли ли вы когда-нибудь на краю огромного леса на высоком обрыве, когда дикий юго-западный ветер ревёт в полную силу? Представьте себе этот звук. А теперь вообразите, что лес, вместо того, чтобы стоять на одном месте, бросается на вас, и это уже больше не деревья, а громадные люди, похожие на деревья, потому что их длинные руки колышатся, как ветви; они вскидывают головы, и листья падают вокруг них, как ливень. Это и произошло с тельмаринцами. Даже нарнийцы немного встревожились. Через несколько минут все соратники Мираза бежали вниз к Великой реке, чтобы пересечь мост, ведущий к городу Беруна и найти защиту за крепостными валами и запертыми воротами.

Они достигли реки, но моста не было. Всё изменилось со вчерашнего дня. Паника и ужас овладели ими, и они сдались в плен.

Что же произошло с мостом?

Ранним утром, после нескольких часов сна девочки увидели, что над ними стоит Аслан и говорит: «Сегодня у нас будут каникулы». Они протёрли глаза и огляделись вокруг. Деревья ушли, но их ещё можно было разглядеть, они двигались к кургану Аслана тёмной полосой. Вакх, менады (его неистовые, сумасбродные девушки) и Силен остались с ними. Люси вскочила, отдохнувшая и полная сил. Все проснулись, все смеялись и пели, свистели флейты, цимбалы звенели. Звери, не говорящие, собирались к ним со всех сторон.

— Что это, Аслан? — спросила Люси. Глаза её сияли, а ноги просились танцевать.

— Пойдёмте, дети, — сказал он. — Садитесь сегодня ко мне на спину.

— Чудесно! — закричала Люси, и обе девочки вскарабкались на его теплую золотистую спину, как они делали давным-давно. Затем вся компания двинулась — Аслан во главе, Вакх и его менады — прыгая, бегая, кувыркаясь, звери — резвясь вокруг них, Силен позади — с ревущим осликом.

Они свернули немного вправо, спустились с крутого холма и увидели, что перед ними длинный мост у Беруны. Однако раньше, чем они вступили на него, из воды показалась огромная, мокрая, бородатая голова, размером больше человеческой, увенчанная камышом. Голова поглядела на Аслана и заговорила низким голосом:

— Привет тебе, господин. Освободи меня от цепей.

— Кто же это? — прошептала Сьюзен.

— Я думаю, речной бог. Тише. — сказала Люси.

— Вакх, — приказал Аслан, — освободи его от цепей.

«Наверно, он имеет в виду мост», — подумала Люси. Так и было. Вакх и его приближенные бултыхнулись в мелкую воду, и тут произошла странная вещь. Огромные сильные побеги плюща обвились вокруг опор моста, разрастаясь так же быстро, как разгорается костёр, опутывая камни, раскалывая, разбивая, разделяя их. Перила моста за минуту обратились в изгородь из боярышника, и все обрушилось стремительным грохочущим обвалом в водоворот. Плескаясь, вскрикивая, смеясь, веселящиеся побрели, поплыли, протанцевали через брод («Уррра! Теперь это снова брод у Беруны!» — кричали девочки), поднимаясь на другой берег к городу.

На улице все разбегались перед ними. Первый дом, к которому они подошли, была школа: школа для девочек, где множество нарнийских девочек с туго стянутыми волосами, безобразными тесными воротничками вокруг шей и толстыми кусачими чулками на ногах сидели на уроке истории. Та «история», которой учили в Нарнии во времена правления Мираза, была скучнее самого правдивого рассказа и фантастичней самой захватывающей приключенческой книжки.

— Если ты не будешь внимательна, Гвендолен, — сказала учительница, — и не перестанешь смотреть в окно, я поставлю тебе плохую отметку по поведению.

— Но, простите, мисс Призл… — начала Гвендолен.

— Ты слышала, что я сказала, Гвендолен? — спросила мисс Призл.

— Но простите, мисс Призл. — повторила Гвендолен, здесь ЛЕВ!

— Получишь две плохие отметки по поведению за то, что болтаешь чепуху, — ответила мисс Призл, — а теперь… — Её прервало рычание. В окна классной комнаты, извиваясь, вполз плющ. Стены превратились в массу колышущейся зелени, над головами, там, где был потолок, изогнулись покрытые листвой ветви. Мисс Призл обнаружила, что стоит в траве на лесной полянке. Чтобы удержаться, она схватилась за письменный стол, но тот стал розовым кустом. Вокруг неё столпились неистовые люди, которых она раньше даже представить не могла. Затем она увидела льва, закричала и побежала, и вместе с ней побежал её класс, состоявший, в основном, из коренастых аккуратных девочек с толстыми ногами. Гвендолен размышляла.

— Ты останешься с нами, моя радость? — спросил Аслан.

— А можно? Спасибо тебе, спасибо, — воскликнула Гвендолен. Внезапно она протянула руки двум менадам, которые закрутили её в веселом танце и помогли снять лишнюю и неудобную одежду.

Куда бы они ни приходили в маленьком городе Беруна, повторялось то же самое. Большинство людей спасалось бегством, некоторые присоединялись к ним. Когда они покинули город, их компания стала ещё больше и веселей.

Они неслись вдоль плоских полей на северном, или левом, берегу реки. Все животные с ферм бежали, чтобы присоединиться к ним. Грустные старые ослы, никогда не знавшие радости, снова становились молодыми; цепные псы разрывали цепи; лошади разбивали свои телеги и рысью — цок-цок — бежали за ними, разбрызгивая грязь копытами, и радостно ржали.

У колодца во дворе они встретили человека, который бил мальчика. Палка в его руке превратилась в цветок. Он попытался отбросить его, но тот прилип к ладони. Рука стала веткой, тело — стволом дерева, ноги — корнями. Мальчик, который за минуту до этого плакал, рассмеялся и присоединился к ним.

В маленьком городке у слияния двух рек, на полпути к Бобровой запруде, они пришли в другую школу. Там усталая девушка учила арифметике ватагу похожих на свиней мальчишек. Она глянула в окно и увидела чудесных путников, распевающих на улице, и радостная боль пронзила её сердце. Аслан остановился прямо под окном и поглядел на неё.

— О, нет, нет, — сказала она. — Мне так хочется. Но я не могу. Я должна работать. И дети испугаются, если увидят тебя

— Испугаются? — спросил мальчишка, больше всех походивший на поросенка. — С кем это она разговаривает через окно? Надо сказать инспектору, что она разговаривает с людьми через окно, вместо того, чтобы учить нас.

— Пойдём и посмотрим, кто это, — отозвался другой, и все они толпой двинулись к окну. Но как только показались их подлые маленькие лица, Вакх громко закричал: «Эван, эвоэ-э-э-э».

Мальчики взвыли в испуге, покатились друг через друга к дверям, выпрыгивали в окна. И говорили (правда это или нет), что никто больше не видел этих маленьких мальчиков; зато там обнаружили стадо отличных маленьких поросят, которых не было раньше.

— Ну, моё сердечко, — сказал Аслан учительнице, и она вы прыгнула из окна и присоединилась к ним.

У Бобровой запруды они пересекли реку и пошли на восток по южному берегу, и подошли к маленькому домику, где у дверей стояла плачущая девочка. «Почему ты плачешь, любовь моя?» — спросил Аслан. Ребенок, никогда не видевший львов даже на картинке, не испугался. «Тётушка очень больна, — ответила девочка, — она умирает». Тогда Аслан попытался войти в дверь домика, но она оказалась слишком мала. Поэтому, просунув голову в дверь, он толкнул плечом (Люси и Сьюзен слезли, когда он это делал), приподнял весь дом и всё попадало в разные стороны. А там, в своей кровати — кровать оказалась теперь на открытом воздухе — лежала маленькая старушка. Было видно, что в ней есть кровь гномов. Она была на пороге смерти, но открыла глаза и увидела весёлую гривастую голову Льва, смотревшего ей в лицо. Она не вскрикнула и не упала в обморок. Она произнесла: «Аслан! Я знала, что это правда. Я ждала тебя всю жизнь. Ты пришел, чтобы забрать меня?»

— Да, дорогая моя, — ответил Аслан, — но ещё не в дальнее путешествие. — И как только он сказал это, краски, как румянец, покрывающий облако на рассвете, вернулись на её бледное лицо, глаза засверкали ярче, она села и сказала: «Я заявляю, что чувствую себя куда лучше. Мне кажется, я смогла бы съесть этим утром небольшой завтрак».

— Пожалуйста, матушка, — сказал Вакх, окуная кувшин в колодец и протягивая ей. Теперь в кувшине была не вода, а роскошное вино, красное, как желе из смородины, густое, как масло, укрепляющее, как мясо, согревающее, как чай, и прохладное, как роса.

— Что ты сделал с нашим колодцем? — спросила старушка.

— Это чудесно. — И она выпрыгнула из постели.

— Садись на меня, — сказал Аслан и добавил, обращаясь к Сьюзен и Люси. — Две королевы могут теперь и побежать.

— Это тоже прекрасно, — согласилась Сьюзен, и они снова отправились в путь.

Так, наконец, с прыжками, танцами, пением, музыкой, смехом, рычанием, лаем и ржанием, все пришли к тому месту, где солдаты Мираза побросали мечи и подняли руки, а воины Питера, ещё сжимая оружие и тяжело дыша, стояли вокруг них с суровыми и счастливыми лицами. И тут произошло вот что: старушка соскочила со спины Аслана и бросилась к Каспиану, и они обнялись, потому что это была его старая няня.

Сьюзен подбежала к Северусу и поцеловала его в губы.

От взгляда Аслана щёки тельмаринских солдат стали цвета холодной подливки, колени застучали, и многие попадали лицом вниз. Они не верили раньше во львов, и это увеличило их страх. Даже Рыжие гномы, которые знали, что он пришёл как друг, застыли с открытыми ртами и не могли вымолвить ни слова. Некоторые из Чёрных гномов, друзья Никабрика, начали бочком отходить. Но все говорящие звери сгрудились вокруг Льва, мурлыкая, хрюкая, пища и воя от радости; они виляли хвостами, тёрлись о его бока, почтительно касались носами, бегали взад и вперёд под ним и между его лапами. Если вы когда-нибудь видели маленькую кошку, ласкающуюся к большому псу, которого она хорошо знает, вы поймете, что они делали. Тут Питер, ведя за собой Каспиана, пробился сквозь толпу зверей.

— Это Каспиан, сэр, — сказал он. И Каспиан преклонил колено и поцеловал лапу Льва.

— Добро пожаловать, принц, — произнес Аслан, — чувствуешь ли ты себя достойным взять королевство Нарнию?

— Я… я не думаю, что достоин, сэр, — ответил Каспиан. — Я ведь только ребёнок.

— Отлично, — сказал Аслан. — Если бы ты чувствовал себя достойным, это было бы доказательством того, что ты не подходишь. Итак, под нами и под Верховным Королём, ты будешь королем Нарнии, Лордом Кэр-Паравела и Императором Одиноких Островов. Ты и твои наследники, пока твой род будет продолжаться. И твоя коронация… но что это здесь?

В этот момент показалась занятная маленькая процессия — одиннадцать мышей, шесть из которых несли что-то на носилках, сделанных из веток (носилки были не крупней большой книги). Никто еще не видел мышей, так убитых горем, как эти. Они были в грязи — а некоторые и в крови — уши были опущены вниз, усы висели, хвосты волочились по траве, а один играл на маленькой трубе грустную мелодию. На носилках лежало что-то, напоминающее сырую кучку меха: всё, что осталось от Рипичипа. Он ещё дышал, но был более мёртв, чем жив; покрытый глубокими ранами, с раздробленной лапой, с забинтованным обрубком на месте хвоста.

— Ну, Люси, — сказал Аслан.

Люси в ту же минуту достала свою алмазную бутылочку. Хотя для каждой раны Рипичипа была нужна только одна капля, ран было так много, что ужасное молчание длилось долго, но вот она кончила и Мыш вскочил с носилок. Лапка его моментально потянулась к рукоятке шпаги, другой он закрутил усы и поклонился.

— Приветствую тебя, Аслан, — раздался пронзительный голос, — и имею честь… — Но тут он внезапно остановился.

Дело было в том, что у него не было хвоста, — то ли потому, что Люси забыла об этом, то ли её жидкость, хоть и заживляла раны, новый хвост вырастить не могла. Рипичип осознал свою утрату, когда делал поклон; возможно, что-то изменилось в его способности держать равновесие. Он поглядел через правое плечо. Стремясь увидеть свой хвост, он поворачивал шею всё дальше, пока не повернул плечи, а за ними и всё тело, Но тут же повернулась и его задняя часть, и он не смог её разглядеть. Затем он опять попытался повернуться, чтобы поглядеть через плечо, но результат был тот же самый. Только после того, как он обернулся вокруг своей оси три раза, он понял ужасную правду.

— Я поражен, — сказал Рипичип Аслану, — я совершенно вне себя. Я должен просить вашего снисхождения, ибо очутился в столь неподобающем виде.

— Это тебе к лицу, малыш, — заметил Аслан.

— Всё равно, — ответил Рипичип, — если что-нибудь можно сделать… Быть может, ваше величество? — и он поклонился Люси.

— А для чего тебе хвост? — спросил Аслан.

— Сэр, — сказал Мыш, — я могу есть, спать и умереть за моего короля без хвоста. Но хвост — честь и слава мыши.

— Дружок, — спросил Аслан, — не слишком ли много ты думаешь о своей чести?

— Величайший из всех Верховных Королей, — произнес Рипичип, — разреши мне напомнить тебе, что нам, мышам, был дарован очень маленький размер, и если мы не будем защищать свое достоинство, некоторые (те, кто ценятся за свой рост) будут разрешать себе неподобающие шутки на наш счет. Вот почему я затратил кое-какие усилия на то, чтобы все запомнили, что могут почувствовать эту шпагу так близко от сердца, как только я дотянусь, если будут говорить в моем присутствии о Мышеловках, Засохшем Сыре или Свечах: никто, сэр, и даже самый высокий глупец в Нарнии! — здесь он свирепо уставился на Смерчина, но великан, который всегда стоял позади, даже не услышал, о чём разговаривают у его ног, и потому пропустил всё мимо ушей.

— Могу я спросить, почему все твои друзья обнажили шпаги? — сказал Аслан.

— Если это угодно вашему Верховному Величеству, — сказал второй Мыш, которого звали Пичичик, — мы все собираемся отрезать свои хвосты, если наш командир должен остаться без хвоста. Мы не вынесем стыда ношения чести, в которой отказано нашему главе.

— Вы покорили меня, — прорычал Аслан, — у вас прекрасные сердца. Не ради твоего достоинства, Рипичип, но ради любви между тобой и твоим народом и ещё больше ради той услуги, которую твой народ оказал мне давным-давно, когда перегрыз верёвки, которыми я был связан на Каменном Столе (и потому, хоть вы и давно забыли, вы стали говорящими мышами), у тебя снова будет хвост. — И раньше, чем Аслан кончил говорить, новый хвост появился на том же месте.

Затем, по приказу Аслана, Питер посвятил Каспиана в рыцари ордена Льва, а Каспиан, как только сам стал рыцарем, посвятил Боровика, Трама и Рипичипа, назначил доктора Корнелиуса своим лордом-канцлером и утвердил медведя Толстяка в привилегии быть распорядителем турнира. Все захлопали в ладоши.

После этого тельмаринские солдаты решительно, но без насмешек и побоев были переведены через брод и в городе Беруна посажены под замок: там им дали говядины и пива. Они очень волновались, переходя реку, потому что ненавидели и боялись быстрой воды так же, как леса и зверей. Наконец, все сложные дела были закончены и началась самая приятная часть этого длинного дня.

Люси, удобно устроившись около Аслана, недоумевала, что делают деревья. Сначала ей показалось, что они просто танцуют; они медленно двигались двумя хороводами, один слева направо, другой справа налево. Потом ей показалось, что они бросают что-то в центр круга — то ли отрезают длинные пряди своих волос, то ли отламывают пальцы — если так, то у них было множество пальцев про запас, и это не приносило им вреда. То, что они бросали, достигнув земли, превращалось в хворост и сухие ветки. Затем трое или четверо Рыжих гномов вышли вперёд со своими трутницами и подожгли кучу веток, которая сначала затрещала, потом загорелась ярким пламенем, а потом заревела: так обычно ревёт лесной костер в летнюю ночь. Все расселись вокруг.

Затем Вакх, Силен и менады начали танец куда более дикий, чем танец деревьев; не просто танец веселья и красоты (хотя он был и весел, и красив), но магический танец изобилия, и там, где они проходили, начинался пир: жареные мясные туши, наполнившие рощу тонким ароматом, пшеничные и овсяные лепёшки, мёд, разноцветные сласти, сливки, густые, как овсянка и гладкие как тихая вода, абрикосы, персики, гранаты, груши, виноград, клубника, малина — пирамиды и водопады фруктов. Потом во множестве деревянных чаш, кувшинов и кубков принесли вино; тёмное, густое, как сироп из сока тутовника, светло-красное, как превращенное в жидкость желе из красной смородины, жёлтое и зелёное, жёлто-зелёное и зеленовато-жёлтое.

Для людей-деревьев была приготовлена другая пища. Когда Люси увидела кротов, роющих торф в разных местах (их указал Вакх), и поняла, что деревья собираются есть землю, ей стало немного неприятно. Но когда она увидела эту землю, она почувствовала себя гораздо лучше. Они начали с отличной коричневой глины, выглядевшей, как шоколад; она на самом деле была так похожа на шоколад, что Эдмунд захотел попробовать кусочек, но ему не понравилось. Когда эта глина была полностью уничтожена голодными деревьями, они взялись за землю совсем розового цвета. Они сказали, что она легче и слаще. Вместо сыра они ели меловую почву, а закончили сладким — отличным золотоносным песком с серебряными добавками. Они выпили немного вина, и остролисты сделались очень разговорчивы: ведь деревья по большей части утоляют жажду только глубокими глотками смеси росы и дождя, приправленной запахом лесных цветов и вкусом тумана.

Аслан пировал с нарнийцами ещё долго после того, как зашло солнце и показались звёзды, и огромный костер, теперь более яркий, но менее шумный, сверкал как маяк в тёмном лесу, и испуганные тельмаринцы видели его издалека и удивлялись, что бы это могло быть. Самое приятное в этом пире было то, что он не прерывался, и никто не расходился, потом беседа стала тише и медленней, все постепенно начали клевать носом и наконец уснули, протянув ноги к огню. Сьюзен уснула на плече Северуса. Рядом с каждым были хорошие друзья. Кругом воцарилось молчание, и стало слышно журчание воды в камнях брода у Беруны. Всю ночь Аслан и Луна глядели друг на друга радостными глазами.

На другой день гонцы (главным образом белки и птицы) были посланы во все концы страны с воззванием к разбежавшимся тельмаринцам, включая, конечно, пленников в Беруне. Они объявляли, что Каспиан теперь король и Нарния должна впредь принадлежать говорящим зверям, гномам, дриадам, фавнам и другим созданиям наряду с людьми. Кто хочет, может остаться на таких условиях, но тем, кому это не нравится, Аслан предлагает другой дом. Каждый, кто пожелает переселиться, должен прийти к Аслану и королям к броду у Беруны в полдень на пятый день. Можете представить себе, как тельмаринцы чесали в затылках. Некоторые из них, главным образом молодые, которые, как и Каспиан, знали истории о старых днях, радовались, что все вернулось назад и были готовы подружиться с разными созданиями. Все они решили остаться в Нарнии. Но большинство людей старшего возраста, особенно те, кто занимал при Миразе важные должности, были настроены мрачно и не желали оставаться в стране, где не смогли бы командовать. «Жить здесь со множеством проклятых дрессированных зверей! Нет уж», — говорили они. «И к тому же привидения», — с содроганием добавляли некоторые. «Кто знает, что это за дриады. Очень неосторожно». Они были подозрительны: «Я не доверяю им — ни этому ужасному Льву, ни всем остальным. Он скоро возьмёт нас в свои когти, вот увидите». Но они не доверяли и его обещанию дать им новый дом. «Заберет нас отсюда в своё логово и съест потихоньку одного за другим», — бормотали они. И чем больше они обсуждали это, тем мрачней и подозрительней становились. Но в назначенный день их пришло больше половины.

На краю лужайки Аслан приказал поставить два деревянных столба выше человеческого роста, на расстоянии трёх футов друг от друга. Третий более лёгкий кусок дерева был привязан к верхушкам, соединяя их, так что в целом эта штука выглядела как дверной проём из ниоткуда в никуда. Перед ней стоял сам Аслан с Питером по правую руку и Каспианом по левую. Вокруг них теснились Сьюзен и Люси, Трам и Боровик, лорд Корнелиус, Гленсторм, Рипичип и другие. Дети и гномы воспользовались королевскими гардеробными из дворца Мираза (теперь он стал дворцом Каспиана), так что не было недостатка в шёлке и золоте, белоснежном белье, проглядывающем сквозь прорези рукавов, серебряных кольчугах, мечах, чьи рукояти были изукрашены драгоценностями, украшенных перьями шляпах и позолоченных шлемах (они так сверкали, что было больно смотреть на них). Даже на зверях были богатые цепи вокруг шеи. Но никто не смотрел ни на них, ни на детей. Живое ласковое золото гривы Аслана затмевало всё. Остальные нарнийцы разместились вокруг поляны. На дальнем конце стояли тельмаринцы. Ярко светило солнце, и в легком ветерке трепетали знамена.

— Люди Тельмара, — начал Аслан, — те, кто ищет новую землю, слушайте мои слова. Я пошлю вас в вашу собственную страну, которую знаю я и не знаете вы.

— Мы не помним Тельмара. Мы не знаем, где он. Мы не знаем, на что он похож, — заворчали тельмаринцы.

— Вы пришли в Нарнию из Тельмара, — сказал Аслан, — но в Тельмар вы пришли из другого места. Вы вообще не из этого мира. Вы пришли сюда несколько поколений назад из того же мира, что и Верховный Король Питер.

Тут половина тельмаринцев начала шептать: «Ну да. Рассказывай. Он собирается убить нас всех, выслав прочь из этого мира». А другая половина, выпячивая грудь и хлопая друг друга по спинам, зашептала: «Да ну! Можно было догадаться, что мы не из этого места с его странными, противными, неестественными созданиями. Мы королевской крови, видите». И даже Каспиан, Корнелиус и дети с удивлением повернулись к Аслану.

— Замолчите, — голос Аслана был близок к рычанию. Казалось, земля слегка вздрогнула, и все живые существа застыли как каменные.

— Ты, сэр Каспиан, — сказал Аслан, — должен знать, что не мог бы быть истинным королём Нарнии, как древние короли, если бы не был сыном Адама и не пришел бы из их мира. Ты сын Адама. Много лет тому назад в том мире, в глубоком Южном море, шторм вынес на остров пиратский корабль. Там они сделали то, что обычно делают пираты: убили туземцев и взяли туземных женщин в жёны, делали пальмовое вино, и пили, и напивались, и валялись в тени пальмовых деревьев, и ссорились, а иногда и убивали друг друга. В одном из этих столкновений шестеро спаслись бегством, и убежав со своими женщинами в глубь острова, поднялись на гору и, чтобы спрятаться, забрались, как они думали, в пещеру. Но это было одно из магических мест того мира, одна из дыр между тем миром и этим. В старые времена было много дыр между мирами, теперь они встречаются реже. Это была одна из последних: я не сказал последняя. Итак они упали, или поднялись или споткнулись, или бросились прямо туда, и оказались в этом мире, в стране Тельмар, которая была необитаема. Почему она была необитаема — длинная история — я не буду рассказывать её сейчас. И в Тельмаре их потомки жили и становились свирепыми и надменными людьми, а через несколько поколений они начали голодать в Тельмаре и вторглись в Нарнию, которая была тогда в некотором беспорядке (это тоже слишком длинная история), завоевали её и воцарились в ней. Ты запоминаешь всё это, король Каспиан?

— Я стараюсь, сэр, — ответил Каспиан, — но мне хотелось иметь более почётное происхождение.

— Ты произошел от лорда Адама и леди Евы, — сказал Аслан, — и это достаточно почётное для того, чтобы беднейший нищий высоко держал голову, и достаточно стыдно, чтобы склонить до земли голову величайшего императора. Будь доволен.

Каспиан поклонился.

— А теперь, — сказал Аслан, — мужчины и женщины Тельмара, вернётесь ли вы назад на тот остров в мире людей, откуда пришли ваши отцы? Это неплохое место. Те пираты умерли, и он необитаем. Там есть хорошие источники пресной воды, плодородная почва, лес для строительства, рыба в лагунах; другие люди в том мире ещё не скоро обнаружат остров. Дверь открыта для вашего возвращения; но я должен предупредить вас, что как только вы пройдёте через неё, она закроется для вас навсегда. И через эту дверь не будет больше связи между мирами.

На мгновение наступило молчание. Затем сильный, скромно выглядевший парень из тельмаринских солдат протолкался вперёд и сказал:

— Отлично, я принимаю предложение.

— Это правильный выбор, — одобрил его Аслан, — и за то, что ты решился первым, с тобой будет мое благословение. У тебя хорошее будущее. Иди вперёд.

Парень, немного побледнев, вышел вперёд. Аслан и его свита отошли в сторону, оставляя свободным проход к пустому дверному проёму.

— Иди через него, сын мой, — Аслан потянулся к нему и дотронулся носом до его лица. И как только львиное дыхание коснулось его, в глазах его возникло новое выражение — испуганное, но не несчастное — как будто он пытался вспомнить что-то. Затем он расправил плечи и шагнул в Дверь.

Все глаза были прикованы к нему. Они видели три куска дерева, а за ними кусты, траву и небо Нарнии. Потом они увидели человека между дверными косяками, а затем, через секунду, он исчез.

На той стороне поляны оставшиеся тельмаринцы вскочили на ноги с воплем: «Эй! Что с ним случилось? Ты задумал убить нас? Мы не пойдём этим путем». А один умный тельмаринец сказал:

— Мы не видим другого мира за этими палками. Если ты хочешь, чтобы мы поверили в него, почему бы не пойти одному из вас? Все твои друзья держатся подальше от этих палок.

Внезапно Рипичип вышел вперёд и поклонился: «Если мой пример может сослужить тебе службу, Аслан, я ни на секунду не задумываясь, проведу по твоему приказу через эту арку одиннадцать мышей».

— Нет, малыш, — Аслан легко дотронулся своей бархатистой лапой до головы Рипичипа, — в том мире с тобой будут делать страшные вещи. Тебя будут показывать на ярмарках. Повести за собой должны другие.

— Пойдёмте, — внезапно обратился Питер к Эдмунду и Люси, — пришло наше время.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Эдмунд.

— Сюда, — Сьюзен, казалось, знала что делать, — зайдём за деревья. Мы должны переодеться.

— Переодеться во что? — спросила Люси.

— В нашу одежду, конечно, — ответила Сьюзен, — хорошенький же у нас будет вид на платформе английской станции в этом.

— Но наши вещи во дворце Каспиана, — сказал Эдмунд.

— Нет, не там, — Питер уже шел к густому лесу, — они все здесь. Их упаковали и принесли сюда. Обо всём было договорено.

— Так об этом Аслан говорил с тобой, Снейпом и Сьюзен сегодня утром? — спросила Люси.

— Да… об этом и о другом, — лицо Питера было торжественно. — Я не могу рассказать вам всё. Он сказал это Сью, Северусу и мне, потому что мы не вернёмся назад в Нарнию.

— Никогда? — вскричали в ужасе Эдмунд и Люси.

— Вы двое вернётесь, — ответил Питер, — из того, что он говорил, я понял, что вы наверняка вернетесь когда-нибудь. Но не мы со Сью. Он сказал, что мы уже слишком взрослые. А Северус вообще попал в Нарнию по ошибке.

— Прощай, любимая! — сказал Северус.

— Прощай, любимый! — ответила ему Сьюзен.

И они обнялись и поцеловались на прощание.

— Питер, — ответила Люси, — как ужасно. Сможете ли вы перенести это?

— Ну, мне кажется, что я смогу, это совсем не так. как я думал. Вы поймете, когда наступит ваш последний раз. Быстрее, вот наши вещи.

Странно и не очень приятно снимать королевские одежды и надевать школьную форму (к тому же не слишком чистую) в столь большом собрании. Самые противные тельмаринцы начали смеяться. Но остальные создания прокричали ура и встали в честь Питера, Верховного Короля, Сьюзен, королевы Рога, короля Эдмунда и королевы Люси. Было нежное и (что касается Люси) полное слез прощание со всеми старыми друзьями — поцелуи зверей крепкие объятия медведей Толстяков, рукопожатие Трама и, наконец, щекочущие усы обнимающего их Боровика. Конечно, Каспиан предлагал Сьюзен взять Рог обратно, и конечно, Сьюзен сказала, что он может оставить Рог у себя Затем, чудесное и ужасное, прощание с самим Асланом, и вот Питер занял свое место, и рука Сьюзен была у него на плече, а рука Эдмунда на ее плече, рука Люси на плече Эдмунда, и рука первого из тельмаринцев на плече Люси, и такой длинной вереницей они двинулись к Двери. Потом Певенси прошли сквозь дверь и исчезли.

Потом Северус Снейп подошёл к двери. Он увидел в ней станцию железной дороги. Потом он увидел Хогвартс. Снейп прошёл через дверь и оказался на опушке Запретного леса. Впереди него возвышался замок Хогвартс.

Примечание к части

Это конец. Потом Северус Снейп убил своего директора Дамблдора и стал директором Хогвартса.