Forte. Piano (джен)

Первый.

В соседнюю квартиру заносили гроб.

Нет, конечно, не гроб, а чёрное лаковое пианино, но "любовь" к музыкальной школе, откуда я сбежал через два месяца долбёжки гаммы, никогда не остынет.

Я обречённо посмотрел вслед бодрым поджарым носильщикам. Значит, через стенку у меня теперь будет жить замечательный сосед. А стены у нас — картонные… Лишь бы режим дня у нас совпал, а то будет тренькать, когда честный фрилансер отсыпается после плодотворной рабочей ночи.

Носильщики быстро занесли свой неудобный груз в малогабаритную квартиру и уже сворачивали ремни. Закрывая дверь, я услышал обрывок их разговора.

— Музыкант или препод?

— Да кто их разберёт… Я и не видел его. Шеф сказал, на электронку заказ пришёл.

— А моя мелкая занимается. Пусть бренчит…

И они пошли вниз, обсуждая свою нелёгкую жизнь и пробки на кольце.

Музыкант. Из глубин памяти вырвалось стервозное: "Forte! Allegro!", доносившееся из класса. Один вид музыкантши со всегда поджатыми губами и тугим пучком седоватых волос будил самое острое желание поскорее оставить за спиной дверь музыкальной школы. Если рядом поселился препод, то пусть хотя бы не орёт…

Остаток дня незаметно сменился ночью. Заказ я доделал, полистал ленту и уже почти уснул, когда из-за стены неожиданно полилась вереница негромких, но вполне различимых звуков. Я сердито перевернул потеплевшую подушку. На что я сова, но этот музыкант совсем уж вопиюще нарушает закон о тишине! Может, полицию вызвать? Я представил себе на минуту, как мямлю в трубку: "За стеной играют на пианино. Спасите". И отбросил эту идею.

Музыка всё звучала. Я перевернулся на спину и невольно начал слушать. Мелодия была приятная, будто капельки перестукивали по водной глади. Немного грустно, но как-то по-светлому. Я потянулся к телефону и врубил приложение "Что за песня?" И уже через секунду на экране высветилось: "Мелодия слёз", Людвиг Ван Бетховен.

Я терпеливо слушал. Мелодия словно зациклилась, и не было ей конца и края. Только светлел постепенно стык между шторами, на котором остановился взгляд. И когда хрустально звякнула последняя нота, а следом упала тишина, я встрепенулся и потёр сухие глаза.

— Да-а… — сказал я вслух, чтобы убедиться, что всё ещё существую. — Прямо медитация. — Повернулся набок и уснул.

А после пробуждения мне уже казалось, что ночная музыка — всего лишь сон. Как же я ошибся…

Третий.

Музыка пришла и на следующую ночь, и через сутки. Днём пианино молчало. Не видно было и учеников. И из квартиры вроде бы никто не выходил, хотя я не торчу весь день у глазка, следя за соседями. Но я поймал себя на том, что жду ночного концерта — словно он звучит для меня одного. Я даже научился высыпаться за меньшее количество часов, как будто музыка забирала часть усталости и уносила туда, где замирает внутри пианино вибрация струн. И на следующий день я набрался наглости и позвонил Музыканту в квартиру. Ничего. Тишина — как та, которая густо наваливается, когда затихает последний звук.

Я вернулся к себе и попытался взяться за свежий заказ. И вдруг услышал с той стороны смутно знакомую по фильмам череду сигналов: три длинных… три коротких… три длинных… три коротких… Это же SOS! Я вскочил. Сердце неровно застучало в такт этому крику о помощи. Я распахнул дверь и вновь кинулся к соседней квартире. Музыканта держат в плену?! И он может подать сигнал только звуком? Я долбился, наверное, полчаса. Но никто, даже соседи, не отреагировал. Весь в сомнениях, я вернулся в квартиру. Вызвать полицию? Пусть взломают дверь. На каком основании?..

Из-за стены снова послышался набор звуков на одной ноте. Я подумал, запустил браузер и набрал: "Азбука Морзе". Далеко не сразу мне удалось хоть что-то понять. Но набор, видимо, повторялся, и часа через два я смог сложить понятную фразу: "Всё хорошо. Не тревожьтесь. Я просто хотел привлечь Ваше внимание этим сигналом. Надеюсь, не слишком беспокою Вас своим ночным музицированием". Не слишком. Но как тут оставаться спокойным? В груди щемяще взметнулась волна предчувствия чего-то загадочного, неизведанного — как жажда Приключения в детстве. Я торопливо написал на бумаге ответ и старательно его зашифровал. Как передать? Чувствуя себя немного глупо, я застучал по стене костяшками пальцев: короткие, длинные…

"Кто вы? Вам нужна помощь?"

И замер, прислушиваясь. Почти сразу полилась ответная трель. Я схватил карандаш, записывал, ошибался, исправлял… Потом — расшифровка.

"О, прошу Вас, не беспокойтесь! У меня всё хорошо, но, с Вашего позволения, я буду иногда играть. Вы не против?"

"Нет", — отстучал я после заминки. И стал ждать. Ответа не последовало. Но зазвучала музыка… И даже без приложения я понял, что это "Ода к радости".

Девятый.

Тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук.

Так мы и стали общаться. И я, конечно, не стал радистом, но уже вполне живо расшифровывал послания невидимого Музыканта.

"Я мешаю тебе спать?"

"Да нет…"

"А твоей… даме?"

"У меня её нет".

"Это очень печально. У каждого должна быть муза".

Я невесело усмехнулся и отстучал:

"Это у творческих людей, а я… просто ремесленник".

"Просто ремесленников не бывает", — наставительно звенькнули клавиши.

Я усмехнулся вновь — уже снисходительно. Повисла пауза. И я попросил:

"Сыграй".

В этот раз он играл как-то муторно, неясно и надрывно, даже определитель музыки забуксовал. И сон вышел прерывистым и беспокойным. Но я будто просматривал заново свою жизнь, неинтересную, как фильм категории Б, с плохой актёрской игрой и дешёвыми спецэффектами.

А назавтра я ненадолго отлучился из дома. И когда пришёл, то не поверил своим ушам. Звучала музыка, днём! И было это что-то типа шансона.

"Что это за похабщина?" — поразился я.

Музыкант за стенкой отозвался задиристым блатным аккордом. А потом музыка хохотала грубыми созвучиями, и фортепиано лязгало, как расстроенный инструмент в салуне на Диком западе.

"Я тебя обидел?", — отстучал я по стене.

"Нет, — прилетело тут же в ответ, — просто я хотел показать тебе, как ты живёшь".

Я так и обмер. Вот так шоковая терапия!

"Ладно, — сдался я. — Я пишу стихи, доволен?"

"Прочти", — заинтересованно брякнул аккорд.

Стучать по стене переведённые в морзянку стихи, что может быть глупее? Но я послушно достал скрываемую непонятно от кого тетрадь и, уже не глядя в шпаргалку, начал:

"Ветер свежий — предвестник новости,

Растворится в нём слов суета…"

Я стучал, Музыкант молча слушал. И когда я отстучал весь опус, он сыграл победный до мажор.

"Ты небезнадёжен".

"Приятно слышать", — я улыбнулся. Почему-то стало легко-легко, как в юности, когда было ещё, кому читать мои стихи…

"Прочти ещё раз, — призывно донеслось из-за стены. — Вот если их положить на эту мелодию…"

Мы просидели до утра.

Сороковой.

"Ты любишь музыку?" — услышал я чуть свет и даже сразу проснулся от неожиданности. Раньше отношение к музыке — той музыке, которую таковой считает мой замечательный сосед, было, прямо скажем, сложным. Вряд ли ему сто́ит знать, что я обычно слушаю… Слушал.

"Странный вопрос", — выразил простительное недоумение я.

"Я чувствую, настало время мне сыграть свой "Реквием", — прозвучало из-за стены, и мне почудилось, что Музыкант грустно улыбнулся, как улыбаются перед прощанием.

"Эй, подожди, давай я сейчас приду?!" — тревожно отстучал я и замер в ожидании ответа. Как же по-идиотски, что я ни разу не зашёл! Интроверт внутри меня только радовался нашему бесконтактному общению.

"Нет… — раздалось как-то бессильно и тускло. — Но, может быть, тебе понравится… Ещё никто не слышал. И не услышит".

Полилась музыка. Я зачарованно слушал… Льдистые слёзы, плач ветра, отдалённые зарницы, мерцание недостижимых звёзд — словно целый мир распахивался там, за тонкой стеной, а она таяла, исчезала, становилась прозрачной… Я закрыл глаза. Музыка набирала силу. Она уносила ввысь, опускала в тёмные глубины, обволакивала радужным пузырём… Приближалась и отдалялась, согревала и обжигала холодом. Гремела и становилась едва слышной. Форте. Пиано. Форте…

И через целую человеческую жизнь или пять минут мне показалось, что она начала затихать. Всё дальше переливались созвучия. Гасли звонкие и нежные ноты — уже приходилось напрягать слух, чтобы разобрать мелодию. Я с неохотой разлепил веки.

"Божественно. А можно немного погромче?" — осторожно поинтересовался я.

Но музыка, далёкая и прекрасная, всё продолжалась. Музыкант не слышал меня. И мне было неловко снова его прерывать.

И вдруг за стеной что-то громко хлопнуло. Музыка резко оборвалась. Оборвалось и сердце. Я вскочил и бросился на лестничную площадку.

Дверь квартиры Музыканта была нараспашку. И два дюжих носильщика — клянусь, я узнал их! — выгружали из квартиры то самое чёрное лаковое пианино.

— Что с Музыкантом?! — кинулся я к ним.

Они удивлённо посмотрели на меня. И один, неуверенно глянув на другого, с сочувствием сказал:

— Так он сорок дней как умер. Инструмент просто здесь стоял, некуда было ставить. Сейчас вот забирают.

— Не может быть! А с кем… — Я затравленно огляделся. Как умер?! А с кем же я разговаривал?

Они пожали плечами и переглянулись. Сейчас ещё с сумасшедшие запишут.

— Ладно. Ладно, — выдавил я и скосил взгляд на пианино. Оно глянцево блестело в полутьме, и на горизонтальных поверхностях не было ни пылинки.

"Ты любишь музыку?" — всколыхнулось в памяти. Я коснулся пальцами гладкого бока инструмента. Он был тёплым.

— Ладно! — повторил я с редкой для себя решимостью. — Вы везёте покупателю? Я перекупаю! И не нужно опять спускать этот гроб, — я внутренне содрогнулся от пугающего слова, — по ступенькам.

Носильщики снова переглянулись.

— Надо позвонить на фирму, там вроде ещё не оплачивали… — нерешительно протянул один.

— Ну так звоните! — напористо воскликнул я и по-хозяйски положил руку на крышку.

И через полчаса формальностей пианино стояло у меня в комнате. Носильщики, разминая плечи, неспешно спускались вниз.

— А я своей мелкой электронное куплю. Хоть в музыкалке и говорят, что оно без души, — услышал я удаляющийся голос.

Душа… Я подошёл к пианино и стал смотреть на него, выжидающе и ласково, как на оробевшего друга. А потом отстучал ногтем по крышке: "Ты здесь?" Тишина… Наверное, я и правда сошёл с ума. Пианино тихо светилось в углу и молчало. Тогда я поднял крышку и, затаив дыхание, коснулся ноты "до". И вдруг словно ветерок пронёсся по клавишам. Заиграл по струнам внутри еле слышную мелодию. Приглашающе запали по очереди белые и чёрные.

— Ты хочешь научить меня играть? — спросил я вслух и усмехнулся. — Мне кажется, я безнадёжен.

Клавиши начали последовательно, но совершенно бесшумно нажиматься, начиная от "до", и я с отвращением узнал гамму.

— Уверен? — Я со вздохом сел и положил пальцы на клавиатуру. — Ну, учи. Музыкант.