Огоньки (гет)

Первое после войны Рождество Снейпа приблизилось быстро и почти незаметно для него. Он вообще никогда не обращал внимания на праздники. В юные годы Северуса, когда он еще верил в чудеса, как и все дети, он с тоской смотрел в ночное небо и желал, чтобы волшебные огни осветили его предстоящий год и принесли ему хоть капельку счастья.

Его бабушка Сара со стороны отца имела еврейские корни. Северус мало что помнил о ней, кроме одного: она всегда приходила к нему в первый зимний месяц, приносила с собой особый горячий шоколад со специями и учила его зажигать свечи. Их было восемь, если быть точным, и они помещались в особый подсвечник. Северус вспоминал, как с благоговейным трепетом тянулся горящей спичкой, чтобы зажечь эти свечи. Его бабушка всегда нежно улыбалась ему и говорила, что какой бы тяжелой ни была его жизнь, в конце дня всегда будет надежда, потому что свечи всегда горят, побеждая тем самым силы тьмы.

Его мать, которая всегда оставалась ведьмой, независимо от намерений отца, рассказывала ему истории о Святочном бревне и рождественских огнях, вечно горящих на вечнозеленом дереве, как праздник жизни над темнотой зимы. После своих завораживающих историй она сажала маленького Северуса к себе на колени и учила его составлять рождественские списки. Это была ее собственная придуманная традиция: писать имена друзей и близких на листе бумаги, желать им счастья и света в наступающем году, а после этого превращать этот список в стаю летающих снежинок. Это была нежная магия его матери, которую она позволяла себе только раз в году, и Северус всегда жаждал от нее этих волшебных уловок.

Позже его жизнь доказала ему, что в ней может быть одна только тьма, лишенная и надежды, и света, но он продолжал придерживаться тех двух традиций, которые внушили ему две дорогие для него женщины: каждое Рождество и каждую Хануку он продолжал зажигать свечи в тишине своих покоев и продолжал смотреть в звездное небо с тоской, надеясь, что забытая детская невинность вернется к нему, хотя бы в эту мимолетную ночь.

Его первый год после войны был полон проблем, связанных с восстановлением Хогвартса, заботой о детях и поиском новых учителей вместо Флитвика и Вектор, которые решили, что насмотрелись неблагодарных болванов, и ушли на пенсию вскоре после того, как Хогвартс открыл свои двери на новый учебный год. Найти нового профессора Чар было не сложно, Филиус высоко оценил умения Луны Лавгуд, и практически вынудил Северуса принять ее в качестве замены. Не имея лучших вариантов, Северус неохотно согласился.

Он был недоволен тем, что стал постоянным директором школы, но Минерва была непреклонна: «Если бы не ты, Северус, никто бы не смог позаботиться об этом разрушенном замке. Вы двое слишком хорошо понимаете друг друга. Не то, что бы я умыла руки. Я остаюсь твоим заместителем, мой мальчик, не думай, что ты так легко избавишься от меня». У Северуса не было лучшего выбора.

Следовательно, его долгом директора было принять заявление от мисс Грейнджер, которая нерешительно стояла возле его стола почти пять месяцев назад. Она намеревалась стать Мастером Арифмантики, а у Северуса не было ни времени, ни ресурсов, чтобы искать лучшую замену Септиме Вектор. Словом, Гермиона стала профессором Арифмантики, и так началась их робкая дружба.

Вначале они взяли за привычку пить чай посреди ночи на кухнях Хогвартса, позже она навещала его в канун Самайна и сидела тихо, молча разделяя его тяжелые мысли, иногда она приносила ему чашку темного шоколада очень похожего на тот, который делала когда-то его бабушка.

Северус не знал, как реагировать на компанию Гермионы или ее поддержку, а приближающиеся праздники лишь усугубили положение. К нему никогда не было легко приблизиться, но ей нравились неразрешимые тайны. Они тесно работали над ее диссертацией по законам Арифмантики в Зельеварении, и Снейп наконец признал, что она стала квалифицированным профессионалом. Медленно и неуверенно, шаг за шагом он начал наслаждаться ее обществом и особенно темным шоколадом, который она ему время от времени приносила.

Насколько Северус помнил со времен своего учительства, Гермиона всегда с нетерпением ждала приближающихся праздников, будь то Самайн, Рождество или Пасха. Она воодушевлялась и начинала готовиться к торжествам задолго до начала праздничной лихорадки.

Первый год после войны отличался от всего, что было раньше. Гермиона скрывала грусть за дружелюбной улыбкой, иногда задумчиво замолкала в середине разговора, словно утратив некую особую искру внутри себя, так же, как потеряла свои когда-то длинные волосы. Теперь она носила модную стрижку пикси, и сначала Северус с трудом ее узнавал. Гермиона сказала ему, что ей нужно было изменить саму свою жизнь.

Независимо от его размышлений, канун Рождества тихо приблизился к нему в пятницу вечером, когда он проверял эссе седьмых курсов и делал вид, что не замечает музыки, эхом разносящейся из Большого зала. Пусть празднуют, всем зимой нужен свет.

Гермиона явилась в его кабинет без приглашения, и нельзя сказать, что Снейп был ей не рад. Северус оторвался от стопки эссе и встретил ее улыбающиеся глаза признательным кивком.

— Я знаю, что ты никогда в жизни не согласишься присоединиться к нам на праздновании в Большом зале, поэтому я решила пригласить себя к тебе в гости и принести с собой праздники, — весело сказала Гермиона и принялась выставлять на его стол всякие предметы.

Пряники, бутылка глинтвейна со специями, связка свечей разных форм и размеров и, — Снейп довольно улыбнулся, — дымящиеся чашки черного шоколада, с сахаром для нее и горький для него.

Она закончила свою задачу и уселась на столешницу прямо перед ним.

— Я не знала, каких традиций ты придерживаешься, поэтому принесла всё, о чем только смогла вспомнить. И, чтобы ты знал, я не навязываю тебе свое общество, я бы поступила так же для любого из дорогих мне людей или друзей. Мы же друзья, да?

Северус задумчиво закусил губу: привычка, которую он унаследовал от нее, и ответил:

— Конечно, мы друзья, Гермиона, просто прошло много времени с тех пор, как я отмечал какой-либо праздник. Хотя я зажигаю свечи каждый год, моя бабушка была частично еврейкой, она привила мне эту традицию, — объяснил Северус, с теплотой глядя на Гермиону.

Она улыбнулась ему и захлопала в ладоши.

— Конечно, ты ни за что не согласишься нарядить елку, так что давай вместо этого зажжем свечи, давай возьмем наши палочки или спички, и принесем тебе праздничную атмосферу, ведь никто не должен быть один в канун Рождества.

— Может, сначала выпьем твой шоколад?

— Я всегда знала, что глубоко под оберткой ехидства и вечного ворчания ты сладкоежка, жаждущий тепла, — счастливо провозгласила Гермиона, не подозревая, насколько близки к правде ее слова.

Северус встал рядом с ней перед свечами, расставленными на столе, и тихо прошептал, взяв ее за руки:

— Давай вместе сконцентрируемся и зажжем их без палочки, давай принесем чудо в этот вечер, потому что это были лучшие полгода в моей жизни.

Гермиона улыбнулась, оглядываясь на него: это было самым близким к признанию в любви, которое она когда-либо могла получить от него. Он пообещал себе быть смелее с ней в следующем году.

Они стояли рука об руку, направляя свою объединенную магию на свечи. Искры, красные и зеленые, сорвались с кончиков их пальцев, образуя рождественский венок: цвета Гриффиндора и Слизерина, а через несколько секунд свечи ярко вспыхнули, залив комнаты теплым желтым светом.

— Счастливого Рождества, Северус, счастливой Хануки и счастливой победы света над тьмой, — прошептала Гермиона, оборачиваясь в его объятиях и потянувшись для поцелуя.

Он позволит ей украсить елку в следующем году, Северус уже был в этом уверен, если только она останется с ним со своим бесконечным энтузиазмом, теплыми улыбками и темным шоколадом.

— Останься со мной, Гермиона, — прошептал Северус, прежде чем поцеловать ее.

— Навсегда, — ответила она и закрыла глаза, растворяясь в его прикосновениях.

И огоньки осветили их жизнь, даруя тепло и счастье.