↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
«Он вернулся на Землю сквозь дни и года,
Хоть казалось на век в Средиземье ушедший.
Он жалеет об этом обычно тогда,
Когда вслед ему снова кричат: «Сумасшедший!"©
Канцлер Ги — Иван Петров
— Эй, ты, еще виски! — прорычал противный голос, и что-то требовательно стукнуло о барную стойку.
— Это уже пятый за сегодня, ты как домой идти собрался? — хмуро ответил бармен.
— Ты мне зубы не заговаривай, а наливай!
Дымная тьма небольшого бара давила на виски. Душный прокуренный воздух, запах алкоголя, одни и те же пьяные просьбы изо дня в день — все это делало жизнь не похожей на жизнь. Все это надоело, но другого выхода пока не было.
Пьяница получил вожделенную порцию выпивки, выхлебал ее за секунду и, кажется, рухнул куда-то под стойку. Бармен пожал плечами, буркнул: «Я же говорил», и стал протирать и так сияющий бокал.
Через два часа заканчивалась его смена, через два часа можно будет идти домой. Нет, не так. Не домой. Куда-то в безликое здание, с окнами, в которых горит чужой свет. Куда-то туда, где стоит нечто с красной крышей, и растет куст сирени. Домой, в глухую пустоту комнат, заваленных всяким хламом, в тусклую бледность ванной комнаты, где в зеркале живет чье-то отражение. Домой, где на стуле высится гора одежды, и нет человека, который бы повесил ее в шкаф. Домой, где стоит пустой холодильник и ночами напролет что-то бормочет сумасшедший телевизор. Домой, в здание, которое так сложно назвать домом. Домой, куда так не хочется идти.
Бармен достал из кармана резинку для волос и завязал черные кудри в конский хвост, чтоб не мешались. Вечно юный диджей, похожий на подростка, даром, что разменял третий десяток, возился с пластинками. Вот уж кому всегда весело, — подумал бармен и от неожиданности выпустил из рук пузатый бокал. Осколки разлетелись по полу, заскрипели под ногами, закатились под стойку. Бармен выругался и пошел за веником и совком.
На обратном пути его окликнул диджей.
— Эй, чувак, пойдем на футбол в пятницу?
— Нет, Ник, прости.
— Слушай, хватит киснуть! Ты скоро корни пустишь! Я говорю тебе — пошли на футбол!
— Нет, старик, я домой пойду, — ответил бармен, сделав ударение на слове «дом». Диджей поморщился.
— Сири, ну чего ты?
— Я пойду. Запиши мне толкового рока, ладно?
А вслед ему уже неслось: «Чудной ты, Сири, и имя у тебя странное».
* * *
Сириус схватил с крючка свою косуху, поправил хвост и хлопнул дверью. Ему хотелось что-нибудь разбить, пнуть жестяную банку, порезаться или бахнуть кулаком о стену. Только бы не чувствовать внутренней боли и не морщиться от однообразия всего.
У двери его ждал старенький байк, выручавший сотни раз и едва не промахнувшийся всего на минуту. Сириус провел ладонью по лицу и вздохнул. Прошлого не изменишь, а настоящее невыносимо.
Хотелось выпить, но он не привык, хотелось ворваться в ночь на байке, но верный друг уже не приносил ему радости. С тех пор, как Марлин попала в аварию, всё изменилось. Ее призрак по-прежнему жил в пустом доме, переставшем быть домом, и по-прежнему приходил к нему по ночам. Вместе с сотней других призраков, имен которых он не знал.
* * *
Сириус вошел в пустой и темный дом, бросил в угол косуху, швырнул на полочку ключи и прошел в кухню, не удосужившись раздеться. Не было никого, кто сделал бы ему замечание. Мужчина пожал плечами и щелкнул выключателем. Выключатель прогонял прочь призраков прошлого, и ему становилось легче.
Нет, он, конечно же, не планировал проживать остаток жизни в четырех стенах, но по-другому не получалось. Ему не хотелось ходить на футбол, он отказывал друзьям на их предложение устроить барбекю, он забыл, что такое рыбалка. Он просто сидел дома и думал. Он всего лишь считал часы до окончания воскресенья и начала понедельника. В работе время пролетало быстрее, и думать было просто некогда. Порой Сириус подрабатывал вышибалой, вправлял некоторым пьяницам мозги и зарабатывал поощрение Ника и прочих коллег. Чесотка в кулаках проходила, а собственная кровь его не волновала.
Дни недели пролетали как шальные птицы, оставляя по себе черно-белые воспоминания о безликих буднях его странного существования. Проходили недели и месяцы, а он по-прежнему сидел в четырех стенах и курил.
Они с Марлин поженились всего полгода назад, и будущее казалось таким счастливым и светлым, что так странно было принять пустоту настоящего. Сириусу все время казалось, что Марлин вот-вот войдет в кухню, сделает себе кофе и сядет на подоконник, а он будет стоять рядом и наслаждаться кофейным ароматом и ее присутствием. Время шло, а Марлин так и не пришла. Гремел гром, шел дождь, таял снег, времена года сменяли друг друга, время шло.
Сириус хотел все бросить и переехать жить в другой город, где ничего не напоминало бы ему о Марлин, где не было бы друзей и знакомых, сочувственно хлопающих по плечу и говорящих те слова, что скорее раздражали, чем утешали. Где была бы другая жизнь и другие люди. Однако, в родном городе была работа, которую он все еще любил, были магазины, дома и улицы, которые он знал наизусть, была могила Марлин, и как-то не хотелось больше никаких перемен. Их и так случилось достаточно за прошедшие три с половиной года его жизни. А еще, недавно он познакомился с семьей Поттеров, у которых подрастал сынишка, и всё как-то закрутилось, понеслось.
* * *
Сириус включил чайник и насыпал в чашку две ложки растворимого кофе. В холодильнике стояла кастрюля с супом, ютилось два десятка яиц. Полки покрылись пылью, окна надо было бы помыть, но он все убегал от прямых обязанностей хозяина дома. Где-то в коридоре жужжал телефон. Вероятнее всего, звонил настойчивый Ник, все еще надеющийся вытащить друга на футбольный матч. Сириус почесал затылок и вернулся на кухню, включил программу новостей и закурил.
Диктор что-то монотонно бормотал, сыпал на заснувший город пустыми сенсациями и пугал громадными происшествиями. Телевизор всегда пугал новостями, имевшими значение только для параноидальных психов, и тем не менее, лишавших сна обычных людей.
Сигарета медленно таяла в темной кухне, растворялась в сознании потоком несбывшихся воспоминаний. Темень сгущалась, и надо бы включить свет, чтобы прогнать непрошеных гостей из прошлого, однако Сириус продолжил сидеть во мраке.
Когда-то давно у него была нормальная жизнь заурядного человека. В ней были взлеты и падения, дни и ночи, ссоры и веселье, в ней была жизнь, а сейчас осталось одно лишь бессмысленное сидение у окна, в окружении четырех стен. Сириусу было плевать на то, что в доме было аж три комнаты, он всегда выбирал кухню и считал в ней часы до рассвета. Комнатушка два на три метра, кипящий на плите чайник и сигарета — и можно двигаться дальше. Если бы помещение было чуточку больше, боль Сириуса заполнила бы его целиком, а ему так не хотелось, чтобы боль выходила за пределы квартиры.
Телефон продолжал жужжать где-то в коридоре. Может быть, пойти на матч? Нет, не пойти. Там будет чужая жизнь, счастливые семьи, радость и воздушные шарики. Радоваться чужому счастью Сириус не умел, сидеть с кислой миной и делать вид, что ему жутко интересно — не хотелось. Ник поймет, он всегда понимал. Ник был одним из немногих, кто все еще общался с Сириусом после трагедии с Марлин, и кто хоть как-то пытался его поддержать. Хотя, вот, разве что, Поттеры… Вроде, нормальная семья, и пацан у них забавный, но кому нужны чужие кошмары и чужие потери?
А до утра еще было так далеко.
«Дай миру шанс,
Дай шансу — мир
Когда дети цветов
Вновь станут детьми.
Напой несколько строк
И смотри, как всё сплелось
Из твоих длинных волос
И моих долгих дорог» ©
Немного Нервно — Колыбельная для пацифиста
Хорошая девочка Гермиона Грейнджер не привыкла размениваться по мелочам, и если уж менять мир, то весь и сразу, да так, чтобы никому больше не взбрело в голову повторить ее подвиг. Повернуть судьбу вверх дном, переписать историю, вернуть к жизни парочку-другую мертвецов — раз плюнуть, разве не сможет лучшая ведьма своего поколения справиться с такой пустяковой задачей?
Хорошая девочка Гермиона привыкла всегда побеждать, а то, что не осталось больше тех, с кем можно было отпраздновать эту победу, так это мелочи, всегда можно изменить мир и начать жизнь заново. И не думать о последствиях.
Гермиона работала в Отделе Тайн, боролась за права Магических существ, писала и переписывала законы, ругалась с министрами и, если честно, была бы не против возглавить это самое Министерство однажды, если бы у нее было чуточку больше свободного времени и чуть меньше энтузиазма. Гарри качал головой и говорил, что она похоронила себя в работе, и что надо жить дальше, и что все, ведь, хорошо закончилось, и прочую чепуху, в которую верили Герои Второй Магической. Или им просто хотелось в это верить. Гермиона придерживалась иного мнения.
Герои Войны устали бороться. У них не было ни детства, ни юности, ни права на нормальную жизнь. С самого рождения они были обречены соответствовать чужим ожиданиям, удовлетворять чьи-то потребности и совершать подвиги. А потом, вдруг, внезапно наступила весна, и Герои стояли у могил погибших, бормотали слова сочувствия выжившим родственникам и понимали, что потратили свою жизнь, борясь с ветряными мельницами. Проходило время, и всё начиналось заново.
Гермиона приходила в гости к Андромеде, похоронившей почти всех своих близких, нянчила своего крестника Тедди, рассказывала ему сказки о маме и папе, а он слушал. Искренне и наивно, как умеют только дети. И верил в чудо. В то, что мама и папа его слышат и однажды под Рождество придут в гости вместе с Сантой. А Гермиона была готова поверить хоть в Санту, хоть в Моргану, хоть еще в кого-то, если бы это помогло достучаться до Гарри и уговорить его на рискованное мероприятие с маховиком времени.
Но Гарри, попросту, отмахнулся бы, и это при самом лучшем раскладе. При самом худшем он посоветовал бы ей не забивать голову всякой ерундой и попытаться найти себе парня, вон, сам Кингсли, кажется, говорил, что у него есть перспективный младший брат, и всё такое.
Вот потому мисс Грейнджер советов не спрашивала, и каждую ночь, когда Министерство пустело, и населявшие его трудолюбивые остолопы отправлялись по домам, прокрадывалась в Отдел Тайн и подолгу смотрела в проклятую Арку, забравшую того единственного, кто мог бы что-то изменить.
Если бы можно было одним махом стереть себе память, она бы отказалась. Потому что горькие воспоминания, которые Гермиона пила, как воду, вели ее к одному-единственному Рождеству. К тому, с которого и начались эти тягучие, как смола, прошедшие три года.
Тогда все с усердием первокурсников готовились к Рождеству. Кто-то воспринимал это как азартную попытку встретить Сочельник вне дома, кто-то — как первый праздник вне тюремных стен, а кто-то просто ухнул в омут с головой, не делая попыток выплыть. Этим «кем-то», конечно же, оказалась она — девочка с каштановыми волосами и в растянутом свитере.
Как бы ни странно, но Гермиона, главная заучка Хогвартса и «мисс совершенство», была первой, кто предложил уйти с зельеварения, чтобы успеть за подарками в «Сладкое королевство», и пусть потом Рон подтрунивал, будто думал, что она все каникулы проведет в библиотеке в обнимку с Историей магии, Гермиона была счастлива. Она понятия не имела, куда идет и где окажется в конечном счете, но напрочь запрещала себе думать о том, что будет после, и просто, как маленький ребенок за первой снежинкой, шла за неуловимым духом Рождества. Даже хорошим девочкам порой хочется чуда волшебства, настоящего, а не того, которое тускло замерло на страницах учебника. А может, ей просто хотелось выйти за рамки и хотя бы на праздник почувствовать себя свободной от того, какой привыкла быть, но одно она знала точно — Гермиона мечтала хоть на минуту дольше побыть с таким странным и далеким бродягой и показать ему, что праздник может быть даже в его потрепанной душе.
Гермиона шла вперед по тропинке, вытканной собственными фантазиями, и ей было легко. Однажды ночью ей как всегда не спалось. Она думала сто одну мысль в секунду, путалась, выдумывала, лгала. Наглым образом лгала себе самой, и ей было радостно. Радостно думать, что где-то внизу сидит сейчас он, радостно думать, что они хотя бы находятся в одном доме, и что скоро Рождество. Так рассудив, Гермиона сбросила с себя одеяло, ставшее вдруг слишком жарким и колючим, и осторожно встала. Джинни пробормотала нечто невразумительное и спрятала голову под подушку, а ей страшно захотелось пить.
Ступеньки едва слышно отражали эхо ее шагов, Кричер что-то подметал в углу и ворчал, что не разговаривает с грязнокровками. Гермиона пожала плечами, не больно-то и хотелось. У нее до Хогвартса и друзей-то не было. Она прошлепала босыми ногами в кухню, налила себе тыквенного сока и уже собиралась идти обратно, как до слуха донеслись чьи-то недовольные бормотания. Гермиона тихонько вышла из кухни и пошла на звук, еще не представляя, что за картину там увидит.
В большой библиотеке, на которую она уже давно посматривала со смесью зависти и страха, горел камин. Как-то так вышло, что впоследствии она всегда будет ассоциировать пламя с одним-единственным человеком, но тогда ей было шестнадцать….И до выводов было еще слишком далеко.
Сириус сидел прямо на полу, долгим взглядом смотрел в пламя и разговаривал с одному ему известным собеседником.
— Вот так вышло, да…. Дерьмовая жизнь, дерьмовая смерть, всё как-то неправильно, Мерлин! А я…. А вы там….
В комнате пахло виски и «разговор» не клеился. Гермиона прислонилась к дверному косяку и замерла, не зная, что делать. Спать резко расхотелось. Ей было любопытно наблюдать за Сириусом, и любопытство это не угасало с момента их самой первой встречи. Позже Гермиона многое поймет, но сейчас ей просто нравилось стоять у двери и смотреть на языки пламени. Портрет госпожи Блэк вполголоса бранился на сына, но у последнего не было ни малейшего желания вступать в перепалку. Бутылка виски и огонь — казалось, этого было достаточно. Сириус сам себе бормотал какую-то историю, но слов она не слышала.
Гермиона понимала, что не имеет права здесь находиться, что если он заметит, но ее подстегивала сама ситуация, потому она затаила дыхание у дверей. Откуда-то из темноты послышались шорохи, Сириус моментально схватился за палочку, готовясь отразить любое вмешательство в его полуночные бдения, но на свет вышел рыжий кот. Гермиона прикусила язык, проклятье! Сириус заинтересованно изогнул бровь, после чего хрипло рассмеялся
— А, это ты. Иди сюда, котик, иди сюда.
Но Живоглота больше интересовала бахрома на ковре. Сириус был иного мнения. Он осторожно протянул коту ладонь, давая обнюхать, а когда тот муркнул, бесцеремонно сцапал его за шкирку и притянул к себе. У Гермионы подогнулись колени.
Ей хотелось провалиться под землю здесь и сейчас, но Живоглот, в отличие от хозяйки, чувствовал себя прекрасно — он нагло топтался по коленям Блэка, вытирался мордой о его щетину и довольно мурлыкал, подставляясь обоими боками по очереди.
Сириус улыбнулся и качнулся в сторону бутылки, предусмотрительно оставленной от греха подальше. Портрет госпожи Блэк что-то визгливо зашептал, Сириус замахнулся в него бутылкой и гадливо сплюнул в камин. Зря он так, зря, но кто Гермиона такая, чтобы судить? Живоглот муркнул и растекся большим рыжим пятном на коленях Сириуса.
— Завидую я тебе, животина, завидую. Спросишь, чему собака может завидовать? А я тебе скажу, ик, Мерлиновы штаны, я тебе скажу. Свободе. Умению появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Умению идти, не оставляя следов, умению играть вот хотя бы даже этой бахромой. Умению спать по ночам. А пол, знаешь ли, такой холодный, и бутылка говорить не умеет. Там тоже был холодный пол! — Сириус хлопнул себя по колену и подхватил кота на руки, приблизив его глаза к своим, хрипло рассмеялся, запрокидывая голову назад, — Что, страшно тебе? Нет? Конечно, тебе не страшно, ты не знаешь, что такое страх!
Гермионе захотелось незамедлительно рухнуть в обморок, или же вбежать в библиотеку, выхватить у него Живоглота и от души отхлестать по щекам. Но Блэк ее не слышал, кот, впрочем, тоже, он лишь выгибал перед Сириусом спину, прижимался рыжей головой к пальцам, хранившим запах виски и следы пыток, и слушал. Ее кот понимал в этом всем куда больше всех остальных.
— Ах ты ж зверюга… что ж ты бродишь тут по ночам? — повторял Сириус, поглаживая кота по рыжей спине, и вдруг ухмыльнулся в сторону дверного проема, — Ну, иди, зови хозяйку, а то она вон заждалась тебя, я вижу!
Гермиона надрывно вздохнула, враз растеряв всю свою смелость и решимость, потопталась пару секунд в проеме и вошла в библиотеку.
— Эм… Мистер Блэк, я….
— Сириус, девочка, просто Сириус, — он улыбнулся в ответ и протянул кота, — Вот, держи, мы славно побеседовали.
— Сириус, я…. — Гермиона вновь не знала, с чего начать и чем закончить этот нелепый полуночный разговор, и уже представляла, до чего глупо смотрится со стороны.
— Не обижайся на Кричера, — сказал неожиданно Блэк, — Он не со зла к тебе цепляется, ему тоже бывает одиноко.
Гермиона сделала вид, что не заметила, как он выделил последнюю фразу, прижала к себе Живоглота и уже зашагала прочь, как ее окликнули:
— Гермиона?
— Да? — она ожидала чего угодно, язвительной шутки, поучения, но не такого.
— Гермиона, не закрывай, пожалуйста, дверь, — пробормотал Сириус, всматриваясь в пламя, — Не люблю замкнутых пространств.
Рождество прошло, и сказка оборвалась на самой страшной ноте, как свойственно всем правдивым сказкам. И все полетело в тартарары. И каждый упорно делал вид, что все хорошо, и надо жить дальше, и прочая чепуха, в которой они себя убеждали. Но Гермиона каждую ночь всматривалась в шелестящий полог Арки, вслушивалась в шептавшие о чем-то голоса, и в сотый раз перечитывала витиеватое заклинание, открывающее дорогу на Ту Сторону. Осталось малое: дождаться полнолуния, взмахнуть палочкой и сделать шаг в Арку.
«Он сегодня дома, он сегодня один,
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин,
Он коньяк с кагором зачем-то смешал» ©
Канцлер Ги — Раймон VII
Гермиона отряхнула пальто, поправила безразмерную дорожную сумку и перехватила палочку, готовясь дать отпор любым врагам, вздумавшим вмешаться в ее безумные планы. Внутри мир Арки ничем не отличался от своего реального собрата. Та же придорожная пыль, те же крики зазывал, мечтающих всучить вчерашний пирожок по в три раза завышенной цене, те же гудящие вразнобой автомобильные клаксоны, тот же собачий лай.
Гермиона осмотрелась и, сочтя дорогу безопасной, двинулась вперед. В параллельном мире наступил теплый летний вечер, закатное солнце окрасило облачные гряды и засобиралось скрыться за горизонт. В нашем мире по-прежнему стоял затяжной февраль, с непрекращающимися снегопадами и промозглой сыростью, от всей души ненавидимой замерзшей на целый век вперед Гермионе. Потому она восприняла разительную смену сезонов почти что с радостью и, перекинув через руку меховое пальто, бодро зашагала по направлению к отелю, прижавшемуся в углу широкого проспекта.
Мисс Грейнджер здраво рассудила, что раз этот мир — копия реального, то вполне может статься, что и деньги, и документы, подтверждающие личность, и волшебство работают и здесь, а если нет, то пару взмахов палочкой — она проверяла — и всё встанет на свои места. Что именно она собралась искать в Заарочье, Гермиона решила выяснить по ходу дела.
Гостиница была милым и ухоженным трехэтажным зданием с розовым садом на заднем дворе и бассейном, сродни тех, что держат вышедшие на пенсию семейные пары, которые все никак не могут расстаться с годами наживаемым делом и отправиться путешествовать. Вход внутрь украшали большая кованая дверь с головой льва, и Грейнджер сочла это добрым знаком. Сверху красовалась вывеска: «Золотой грифон». Гермиона улыбнулась и толкнула ручку от себя.
За стойкой скучал белобрысый паренек лет девятнадцати, который с одинаковым успехом мог быть как сыном, так и внуком хозяев отеля. Почему-то Гермиона была уверена, что владельцами была именно пожилая пара вежливых и манерных англичан, которых всё реже можно встретить в нашем мире. По субботам здесь подают яблочные пироги собственного изготовления, а по воскресеньям играют в вист или бридж. Гермиона совсем размечталась, что даже не заметила, что паренек уже проверил ее документы, зарезервировал номер на ближайший месяц и, улыбнувшись щербатой улыбкой, радостно заявил:
— Добро пожаловать в Йорк, мисс Грейнджер!
Йорк… Гермиона рассеянно пошла вверх по лестнице, размышляя над тем, где оказалась. Почему-то задумав эту авантюру с Аркой, она была уверена, что портал перенесет ее в Лондон, на худой конец, в Хогвартс, но никак не в Йорк. Почему именно сюда? Да, она бывала здесь со своими родителями, и, кажется, Гарри обмолвился как-то, что здесь была одна из многочисленных резиденций Блэков, и Ремус мечтал купить здесь дом, но… Не может же всё быть так просто? Или может?
Номер был в меру большим и очень уютным — эдакая хижина, сошедшая со страниц журнала для жаждущих деревенской эстетики. Клетчатые занавески навевали мысли о домике ее бабушки и дедушки, камин дарил воспоминания о Хогвартсе, а кровать в центре комнаты и вовсе походила на свою родственницу из дома на Гриммо. Гермиона подивилась загробной версии Выручай-комнаты и решила осмотреть окрестности. Ее съедало любопытство: а какой же он, все-таки, загробный мир? Или не загробный?
Так размышляя, она кинула сумку под кровать, переоделась в джинсы и черную футболку, поправила чехол для палочки и пошла на разведку. По пути ей встретилась хозяйка гостиницы — маленькая круглощекая женщина неопределенного возраста — и настоятельно рекомендовала на обратном пути зайти к ней в кухню и обязательно попробовать знаменитый в этих краях Йоркширский пудинг. Гермиона вежливо поздоровалась и пообещала зайти. В конце-концов даже героям нужно что-то есть, а она со времен Хогвартса не ела домашней пищи, предпочитая отделываться сандвичами и легкими салатами.
Бредя по улице и заглядывая во все подворотни, Гермиона гадала над тем, что ей говорить Сириусу, если он вдруг окажется на ее пути. Нет, она не тешила себя надеждами, что вообще сможет его отыскать, но это неожиданное лето среди зимы и уют Заарочного мира радовали и пробуждали такое странное чувство, которого она не испытывала уже очень давно — этот мир дарил надежду. И хотелось улыбаться прохожим, играть в догонялки с их детьми, завести себе собаку, о которое давно мечтала и просто жить. И есть пудинг по выходным. И верить, что всё исполнится.
После шести часов поисков настроение Гермионы стало напоминать грозовую тучу, наползающую с севера. Конечно, где же еще искать Блэка, как не в пабах и барах? Гермиона посмеялась над собственной наивностью: может, ей вообще всё это снится? И с чего она взяла, что ушедшие близкие бросятся к ней с распростертыми объятьями? Этот мир не выглядел пугающим, и кары небесные тоже не падали на головы грешников со всех сторон. Обычный город, тихий летний вечер и никаких проблем. Что бы ждало их дома, кроме разрухи, отчаяния и никому ненужных побед?
Гермиона покачала головой и толкнула дверь последнего, выросшего на ее пути, паба, с неоригинальным названием «Черный пес». Внутри было так, как обычно бывает в пабе: тесно, темно и душно. И пахло пережаренными сухарями и на удивление хорошим виски. За столиками сидело не очень много людей, в углу традиционно горел камин — несмотря на жаркие дни, летние ночи не радовали теплом, и кто-то бренчал на гитаре однообразную мелодию в два аккорда. Гермиона усмехнулась и хотела уже пройти внутрь и попросить себе порцию виски, чтобы было чем запить досаду и разочарование, как вдруг ее привлекла женщина с ярко-розовыми волосами. И сердце забилось чаще.
Нимфадора Люпин, в девичестве Тонкс, сидела напротив Ремуса и заинтересованно корчила рожи в двойное зеркало, очень хорошо известное Гермионе. Время от времени она что-то восклицала, и тогда ее волосы меняли цвет, становясь ярко синими, что на языке метаморфов символизировало счастье.
— Тедди, эй, Тедди, посмотри сюда! Ну, посмотри! Ремус, он же всё видит, правда, и всё понимает! О, у него волосы посинели! Ремус, ну Ремус!
Сидящий напротив нее Люпин лишь снисходительно улыбался. Признаться, Гермиона всегда питала симпатию к бывшему учителю темных искусств. Ремус казался странным и всегда притягивал взгляды тех, кто хоть немного разбирался в людях. Песочного цвета свитер, чай, мудрые философские мысли, хорошие искренние советы, и безумство в ночь, освещенную луной. Все это никак не вязалось с образом, в который он играл. Ремус прятал свою покладистость за кровожадным безумием волка, и понимал в жизни гораздо больше своих сорви-голов друзей.
— Тише, Дора, тебя могут услышать, — мягко пожурил он, заглядывая в зеркало, в котором отражался полуторагодовалый Тедди.
Гермиона шагнула навстречу и замерла в полушаге, не решаясь подойти ближе. Ремус чуть повернул голову и улыбнулся.
— Гермиона, проходи, не робей. Дора, эй, Дора, у нас гости!
И в следующую секунду Гермиону закружил визгливый водоворот по имени Нимфадора. И была радость, и слезы, и смех, и деловитое покашливание Ремуса, и отеческие объятья, и было просто неприкрытое счастье. Гермиона, в конце концов, присела на стул, не в силах отдышаться, и официант принес ей тот самый пудинг, а Дора продолжила забрасывать ее вопросами.
— Как он там, расскажи? Каким было его первое слово? Когда у него прорезался первый зуб? Подозревает ли мама, что мы навещаем его через зеркала? И что, вообще, происходит в Лондоне?
— Дора, дорогая, дай девочке отдышаться. Она проделала такой путь! И ты же знаешь, что не только ради нас.
Гермиона покраснела и смущенно улыбнулась: конечно же, живущие в Заарочном мире всё знали заранее, и легенды и предания всех народов оказались правы, но как рассказать учителю, пусть и бывшему, об истиной цели ее визита?
Ремус словно почувствовал ее смятение и осторожно взял за руку.
— Видишь ли, Гермиона, здесь всё не так просто, как нам хотелось бы. Мы помним тебя и всех вас, мы навещаем сына, пусть и фигурально, и мы бы очень хотели вернуться обратно, но мы не можем, мы не в силах пройти через Арку самостоятельно, а Сириус может, но с ним не всё так просто.
Гермиона вздрогнула и замерла при этих словах.
— А что с ним? Он здесь?
— Да, он здесь, и он работает в этом пабе барменом. Можно даже сказать, что он им владеет, но у Сириуса тяжелая форма амнезии, попросту говоря, он не помнит кто он, откуда пришел и куда двигаться дальше. Мы перепробовали все известные способы, но пока что ничего не добились.
Пока Гермиона обдумывала сказанное Ремусом и готовилась задать следующий вопрос, дверь паба со стуком распахнулась, и на пороге возник Сириус Блэк. Он был таким таким, каким Гермиона его никогда не видела: выше, спортивнее, сильнее, без того одержимого блеска и черных кругов под глазами. Он выглядел увереннее, счастливее, и что самое удивительное — лет на четырнадцать моложе, словно не было в его жизни ни Азкабана, ни предательства, ни потерь.
» — Брат мой, брат —
Холодное сердце,
Что мне скажешь вместо ответа?
Как мешал боль с медом и перцем,
Как устал лететь против ветра?» ©
Канцлер Ги — Брат мой, брат
Живоглот понимал в жизни слишком много для обычного кота, пусть даже и жизнь эта была в некотором роде загробной. В этом мире ему нравилось: здесь царило вечное августовское лето, когда еще не холодно, но ночью уже ярко сияют столь любимые им звезды, и ветер метет по дорогам густую пыль и отголоски былых приключений, и кажется, что всё еще можно исправить.
У Живоглота был уютный дом, пусть и с царившем в нем вечным бардаком и холостяцкой атмосферой, другой он не знал, потому, ему нравилось. А еще, в доме был большой подоконник и плед в красно-желтые клетки, и можно было смотреть в окно на звезды и наблюдать за птицами, которых ему никогда не удавалось поймать. Зато самая яркая звезда небосклона — Сириус- всегда была видна в темноте.
Хозяин у кота тоже был, и имя его полностью соответствовало его непростой судьбе. Несколько лет назад, когда Живоглот уже утратил всякую надежду на нормальную жизнь и миску корма, он подобрал его одной дождливой ночью на одном из многочисленных мостов, куда кот забежал, погнавшись за одной особо жирной крысой, и ненароком застрял.
Хозяин принес его домой, отмыл в ванне, высушил феном и накормил до отвала рыбой, а после засунул за пазуху и так заснул, а Живоглот смотрел в ночь желтыми глазами и вспоминал. И впервые за уйму тягучих, как смола, лет ему было тепло.
Регулусу Блэку всегда хотелось быть похожим на брата, и в детстве он считал, что для этого надо перечить матушке, прыгать через перила, задирать кузину-Цисси, прогуливать зельеварение и поступить на Гриффиндор, потому его желание так и оставалось где-то в закоулках сердца, придавленное аристократическими манерами, танцами, фехтованием и искусством ведения дуэли. Потом Регулус вырос, слегка поумнел и стал размышлять более рационально. «Как жаль, что рационализма ему однажды не хватило», — подумал кот и уставился немигающим взглядом в ночную темень.
Когда Сириус сбежал из дома, обратившись черным псом и выпрыгнув в окно, Регулус остался смотреть ему вслед и размышлять, хотя именно в тот момент нужно было либо погнаться следом, как того хотелось старшему брату, либо хотя бы попробовать поговорить с родителями, на худой конец, сообщить дяде Альфарду. Но Регулусу всегда недоставало смелости, а Сириусу — здравого смысла.
Брат покинул дом и был выжжен с родового гобелена, а Регулус остался лелеять последнее желание, подсмотренное напоследок. Анимагия еще с детства его волновала, и говаривали, что кто-то из их предков так же, как и Сириус, умел обращаться Гримом. Регулус решил заручиться поддержкой пса самой смерти и с головой окунулся в учебу. Им двигало дикое желание сравняться с братом хоть в чем-то, если не дерзостью, так умением, если не смелостью, то мастерством.
И когда у него, наконец, получилось, то он долго мотал хвостом и с раздражением рассматривал себя в зеркале. Конечно, кем еще мог стать малыш-Регги, как не ленивым рыжим котом с аристократическими замашками? Какой от его анимагической формы был толк, Регулус поймет только едва не распрощавшись с жизнью.
Кот был одним из немногих существ, на которых не реагировали инферналы. А еще, кошачьи могли ходить между мирами, и этот навык очень бы пригодился, будь Регулус чуточку осмотрительнее. Определенно, дару предвидения его отца не суждено было передаться никому из его сыновей. Слишком уж горячие головы были у парней, и в головах этих порой гулял ветер.
Регулус хотел быть героем, хотел принести брату на блюдечке этот проклятый хоркрукс, и, что уж кривить душой, хотел вернуть Сириуса домой. Ведь если бы маменька увидела, что заблуждалась в своей идеологии, то, возможно, всё могло бы быть иначе. Инферналы, даже на столь безмозглых существ, оказались куда проворнее Регулуса. Тут-то его и спасла анимагическая сущность. Кто сказал, что коты не умеют плавать? Когда ты за шаг от смерти, то очень даже. И умение ходить по мирам пригодилось.
Регулус выжил, но, вот, стать обратно человеком так и не сумел. А через несколько лет его купила эта странная девочка с копной каштановых волос и комплексом отличницы. Какое-то время он пытался подать ей какой-то знак, но девочка намеков не понимала, считая его пусть и умным, но всего-навсего котом.
А потом был третий курс Хогвартса, и узник, сбежавший из Азкабана, и до боли в зубах знакомый черный пес, с которым Живоглоту даже удалось завязать дружбу. И отчаянное желание достучаться.
«Брат мой, брат, что же мы натворили…» — думал слишком умный для кота и слишком глупый для сына аристократического Рода Регулус и вновь бежал играть в догонялки с собакой.
А потом был дом на Гриммо, и словно бы не было этих горьких лет. С каждым днем, с каждой ночью Регулус видел, как бездна безумия и отчаяния накрывает Сириуса с головой. Ему хотелось вопить и царапать стены, но его никто не слышал. Казалось, что он тоже сходит с ума, но у котов слишком примитивный мозг, чтобы это могло стать правдой. А Сириус всё бродил по дому, как тень самого себя, и ничего не менялось.
Когда Гермиона, цепенея от отчаяния и плохо сдерживаемых слез, рассказала о том, что Сириус провалился в Арку, Регулус так некстати вспомнил о способности Живоглота ходить между мирами. Он сваливал с полок домашней библиотеки манускрипты, объяснявшие, что такое Арка, и как туда попасть, притащил тот самый хоркрукс, чуть не стоивший ему жизни, пробовал даже складывать слова из разорванных газет, но все были слишком заняты бессмысленной битвой, чтобы обращать внимание на кота.
Одной ночью Живоглот покинул дом на Гриммо и просто ушел в Арку, отчаявшись достучаться до странной девочки, которую успел полюбить, как младшую сестру, которой у них никогда не было. Тогда-то, на мосту по ту сторону жизни, его и нашел Сириус и забрал домой.
Живоглоту было хорошо, и он мурчал, как трактор, прижавшись к теплому боку, но Сириуса мучили кошмары — вспышки из прошлой жизни, он кричал, просыпался от своих же криков и до утра курил в темноту, почесывая рыжую шерсть. И Регулус не знал, так ли он хочет, чтобы брат его вспоминал. Вспышки-сны, в которых было слишком много боли. Сириус списывал всё на игры рассудка, но Регулус знал, что Арка таким образом скрасила нанесенный Азкабаном урон, попросту стерев ему память обо всём, что было так важно.
И кому теперь нужно умение котов ходить между мирами, если в тот мир некому больше возвращаться?
Не далее, как сегодня вечером Сириус вернулся домой, особенно взволнованный прошедшей сменой в пабе, а Регулус почувствовал новый запах, который был ему когда-то хорошо знаком — запах Гермионы.
Рыжий кот неслышно выскользнул в окно и побежал по ночным дорогам. Пора действовать.
«А время сжигает царей,
Пока я сижу и курю.
А я ни о чем не жалею
И дело идет к декабрю» ©
Немного Нервно — Дело идет к декабрю
Гермиона потерла виски, стремясь совладать с тупой ноющей болью, которая с каждым сказанным словом в тисках сжимала голову, и плеснула еще чаю из пузатого фарфорового чайника в крупный цветочек — подарок Люпинов на импровизированное новоселье.
В комнате пахло свежей выпечкой, принесенной накануне, шел к верху дымок от чайной чашки да трещало пламя в очаге — иллюзия уюта, которая не способна заглушить глухое отчаяние, которое сквозило в каждом слове ее незваного гостя.
Мужчина лет тридцати двух, одетый по моде здешнего мира в потертые синие джинсы и красную майку с неясными разводами, носил волосы до плеч, которые убирал в хвост, был молчалив и тих, любил чай, булочки с изюмом, и взгляд карих глаз, которые никак не вязались с именитой родословной и наследственными чертами его семьи, прожигал насквозь.
— Регулус, скажи, что я не сплю, — пробормотала Гермиона, качая головой.
Не далее, как пару часов назад, к ней в дверь постучали, поскребли лапой и, не дожидаясь ответа, прыгнули на ручку. Лохматый рыжий кот, служивший поверенным всех ее юношеских тайн, вбежал в комнатку и с размаху запрыгнул к ней на колени. Магия фамильяра сделала своё дело, ведь, как оказалось, никакая сила не способна противостоять искренней любви хозяина. Гермиона погладила ободранные в уличных драках уши, и Регулус вдруг понял, что ему хватает сил для оборота.
Когда первый шок прошел, и умница-Гермиона, наконец, обрела умение внятно говорить, а не выдавать десять бессвязных возгласов в минуту, она сделала чаю и усадила гостя за стол.
— Знаешь, мой папа всегда говорил, что если чашка чая не способна решить проблему, значит — дело серьезное.
— Ты всегда славилась умением решать проблемы и видеть выход там, где никто бы даже не догадался смотреть, — с улыбкой согласился Регулус, принимая чашку, — Эх, что ни говори, а хорошо быть человеком! Спасибо тебе за магию!
— Ты должен был сказать мне раньше.
— Я пытался, но все были слишком заняты то Орденом, то грядущей битвой, то смертью Сириуса, Блэки никогда не славились умением просчитывать ходы, да и вряд ли ты тогда смогла бы мне помочь, не обижайся, но тебе было пятнадцать лет.
— А сейчас?
— А сейчас мне нужна твоя помощь. Как ты, верно, уже поняла, этот мир — не совсем тот Ад, о котором мы привыкли читать в страшных сказках. Это — параллельная реальность, то, как всё могло бы быть. И должно было быть. Но мы здесь потому, что должны искупить грехи, и только потом можно будет двигаться дальше. Поттеры виноваты перед Гарри, своим безрассудством и слепой верой в чудо они лишили сына детства, жизни и родителей. Люпины должны были пуститься в бега, нормальные люди, знаешь ли, не оставляют жену с месячным сыном на пороге отчего дома, а сами сломя голову бросаются в битву, заранее обреченную на поражение. Я расплачиваюсь за неспособность думать наперед и за то, что оставил свой Род без Наследника. А Сириус, он тоже здесь, я знаю, вы виделись в баре, как бы это объяснить, получил шанс на новую жизнь, взамен той, которой был лишен. И я бы солгал, если бы сказал, что у Загробного мира не получилось, потому что здесь правят такие законы, до которых и нам, и нашей магии, как до созвездия Ориона на метле лететь!
Гермиона сокрушенно покачала головой и внимательно посмотрела на Регулуса, молчаливо призывая продолжать.
— Так вот, здесь, вроде бы, есть все те, кто был ему дорог, но нет его самого. Он ничего не помнит, Гермиона, совсем ничего! Он водит байк, разливает виски в баре по вечерам в будние дни и там же поет наполненные горечью песни по субботам, завел знакомство с Поттерами, и те уговаривают его стать крестным для, кхм, Гарри. Я еще не разобрался, как это произошло, но какая-то часть души реального Поттера задержалась в этом мире после его битвы с Лордом и воплотилась в ребенка. И в целом, всё бы хорошо, если бы не было так больно видеть, как он каждую ночь просыпается от кошмаров былой жизни, и как всплески неконтролируемой магии взрывают в нашей квартирке лампочки. Он даже не знает, что волшебник! Была, правда, Марлин… У них был роман в годы юности, потом случилась крупная ссора, а через неделю ее семью убили Пожиратели, — Регулус тяжело вздохнул, Гермиона подлила ему еще чаю, — Она стала первой жертвой Войны, горячая голова, как и Сириус. Так вот, они встретились всё в том же баре, он очаровал ее песнями, пригласил гулять и налил за счет заведения. Марлин тщетно пыталась вернуть ему воспоминания, демонстрировала палочку, варила какие-то зелья, ничего не помогало. Потом настал ее черед двигаться дальше. Видишь ли, те, кто выполнил свое предназначение, имеют право убраться из этого мира дальше, вот она и сдалась, отчаявшись достучаться. Память Сириуса сфабриковала воспоминания, он считает, что Марлин попала в аварию и винит во всем себя. И видит кошмары.
— Но чем я могу помочь?
— Ты не просто так здесь оказалась, девочка, я же знаю, я несколько лет был твоим котом, и всё видел. Если кто-то и способен ему помочь, то это только ты. Хотя бы попытайся с ним поговорить, не сразу, нет, не нужно швырять в него всю его автобиографию, там мало приятного, но ему нужен друг, тот, с кем просто можно пить чай, как мы сейчас с тобой, и не думать, что щелчок выключателя оживит призраков прошлого и ту жизнь, о которой он ничего не знает.
— А если всё получится?
— Возможно, нам удастся убраться отсюда. Если ты нашла вход на Эту Сторону, то, скорее всего, будет и выход. А пока что, нужно спешить, на улице ливень, и мой хозяин, верно, уже обыскался своего рыжего кота, сбежавшего из дома.
* * *
Сириус тщетно обыскивал все подворотни и осматривал самые темные закоулки, которые ему только удалось рассмотреть в этом продирающем до костей дожде. Его кот как в воду канул, и от этой мокрой аналогии стало вдруг по-настоящему смешно.
Сириус в очередной раз огляделся вокруг, не сразу заметив, как к нему со всех ног спешит девушка лет двадцати пяти, одетая в яркий желтый дождевик, и прижимает к груди хорошо знакомое ему существо.
— Живоглот, ты нашелся! — радостно воскликнул Сириус, бросаясь к незнакомке. Что-то в ее чертах привлекло его внимание: густые каштановые волосы, грустный взгляд карих глаз, который, казалось, таил в себе невысказанную боль, и запах мяты и шоколада, окружавший девушку таинственным ореолом.
— Простите, мисс, где же мои манеры… — пробормотал Сириус, принимая из ее рук кота, — Я Сириус, и это мой питомец, который по счастливой случайности нашелся.
— Гермиона, сэр, рада знакомству, — как перед директором в школе отрапортовала Гермиона, будучи не в силах отвести взгляда от его пронзительных серых глаз, которые уже и не чаяла увидеть.
— Что ж, эээ, — почесав в затылке, начал Сириус, — Позвольте угостить вас кофе. Мы оба промокли, и продолжить беседу в парке — не лучшая идея. Здесь неподалеку есть бар, и мне посчастливилось работать там барменом, потому у меня есть ключи, а в баре есть потрясающий кофе, и там тепло.
Сириус продолжал свой рассказ, уводя ее за собой, а Гермиона понимала, что готова идти хоть на край света, лишь бы он не останавливался.
«А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
И с какой же радости парень напился?
А ему, бедняге, уж ничем не помочь —
Он устал быть тем, кем сегодня родился» ©
Канцлер Ги — Раймон VII
Гермиона с любопытством осматривала интерьер бара. По стенам висели картинки мотоциклов, проселочных и городских дорог, шоссе и тропинок, — желание вырваться на свободу. Над стойкой бармена ютилась карта звездного неба, на заднем дворе, Гермиона могла поклясться, обретался телескоп. Счеты с прошлым свести не так просто, хоть в мире живых, хоть в мире загробном. Абсурдность ситуации по-прежнему не давала ей покоя, совсем не такого она ожидала, делая шаг за Арку, но в мире магии ни в чем нельзя быть уверенной наверняка.
Сириус возился с камином, что примостился в самом дальнем углу, и украдкой бросал взгляды на свою таинственную гостью. Живоглот, удовлетворенно муркнув, запрыгнул на стойку и с видом хранителя бара осматривал вверенную ему территорию. Гермиона лишь покачала головой и погрозила фамильяру пальцем: «Доберусь я до тебя, Регулус Блэк, и обязательно выведаю всю правду». Она никогда не была сильна в стратегиях и тактиках, но и оставить задуманное на полпути тоже не привыкла.
Сириус вскочил на ноги, отряхнул пепел с ладоней и вытерся о джинсы, вызвав недовольство Гермионы.
— И почему мне кажется, что в школе ты была старостой, вечно вытирала носы малышне и следила, чтобы все вовремя ложились спать и делали домашку? Ничего, что я так сразу перешел «на ты»? — лучезарно улыбнувшись, спросил он. Гермиона пожала плечами.
— Я нашла твоего кота, мы все трое вымокли до нитки, шляемся среди ночи неизвестно где, думаю, это располагает. И да, тебе не показалось, я, действительно, была старостой.
— Чай? Кофе? Вино? Виски? — затараторил Сириус, жестом фокусника доставая шейкер и уже что-то в нем смешивая.
— Виски.
— Ого! А староста-то не так и проста!
— Люблю развенчивать мифы.
— И что скажешь обо мне?
— Вот так сразу?
— А чего тянуть? Ты нашла моего кота, это дорогого стоит. И ты, явно, нездешняя, всегда интересно услышать мнение со стороны. Давно в наших краях?
— Нет, совсем недавно, — пожала плечами Гермиона, лихорадочно размышляя, с чего бы начать разговор, — Я работаю в Министерстве, в Лондоне, помогаю социально-незащищенным группам, но порой жизнь становится невыносимой и я убегаю.
— Знакомо, — кивая, согласился Сириус и протянул своей гостье бокал виски со льдом.
— У меня есть друзья в Йоркшире, Ремус и его жена Нимфадора, вот, я и решила их навестить.
— Нимфадора? Что за имя такое? Ремус… Что-то знакомое, наверняка, я видел его в нашем баре.
— Нормальное имя, человек-по-имени-Сириус.
— Один-один, — фыркнул Блэк и запрыгнул на стойку, точь-в-точь как собственный кот, — Так что там в Лондоне, кроме бумажной волокиты? Друзья? Семья?
— Друзья заняты собой и своими жизнями, а семья… — Гермиона осеклась на полуслове и едва подавила вздох, — Мои родители уехали в Австралию, подальше от прошлой жизни, там им будет лучше. Я же продолжаю цепляться за старушку-Англию, даже не знаю, почему.
Сириус внимательно посмотрел на свою гостью и почесал переносицу.
— Знаешь байку о том, что бармены — это отличные психологи? Так вот, сплетни не врут: за годы натирания стаканов учишься наблюдательности, и волей-неволей начинаешь видеть то, что скрывается под поверхностью. Я бы сказал, что тебя гонят по свету неразрешенные проблемы, которые тебе и на себе тащить надоело, но и бросить их ты, почему-то, не можешь или боишься. Вот ты и бежишь от себя. Поверь старому бродяге, я знаю, что говорю. Я тоже не просто так очутился в Йорке. Думал, знаешь, ближе к сорока годам остепениться, прекратить дурить, как матушка всегда говорила, оставить за порогом Лондон и старую жизнь, жениться… А вышло, что вышло: я один, протираю стаканы, работаю духовником для всех тех, кому стыдно, больно и страшно, нянчу кота и храню телескоп на заднем дворе. Все говорят: «Чудик, сумасшедший, и имя у него странное», а я, вот, звезды люблю. Смотрю на них и кажется, что есть у меня еще шанс на счастье и у всех тех, кто приходит сюда поздними вечерами тоже есть шанс, пока эти глазастые огоньки светят нам сверху. Вот и ты пришла и тоже скажешь, что я дурачок.
— Нет, не скажу, Сириус, не скажу, и я совершенно не разбираюсь в звездах, и в виски, да и в людях тоже, если вспомнить все мои неудачные романы, — робко пробормотала Гермиона.
— В виски не нужно разбираться, его нужно пить, романы… У всех нас они были, ничего хорошего там не было, а мы все равно вспоминаем прошлое, как идиоты.
— Я бы сказала, как потерянные дети.
— Или так, спорить не буду. Что до звезд… Скоро рассеется туман, пойдем, покажу тебе в телескоп, что знаю?
А потом они стояли под ночным небом, роняющим на землю звезды. Говорят, звезды — это заблудшие души, так и не сумевшие отыскать свое место, ни в нашем, ни в потустороннем мире.
«Это стук копыт по мостовой
И мое последнее волшебство:
Голоса, зовущие нас из книг
На краю утра» ©
Немного Нервно — Изнанка
— Регулус, это же просто глупо! — как всегда безапелляционно отчеканила Гермиона, потерла глаза и отставила в сторону чашку с остывшим чаем. Младший Блэк терпеливо наблюдал за ее беззвучным диалогом с пустотой, но пока не вмешивался. За долгие годы работы фамильяром на полставки, он выучился понимать странности характера своей хозяйки.
Привычка составлять бесконечные списки, жить по расписанию и выстраивать все события на десять лет вперед, конечно же, никак не вязалась с тем сумбуром, который сбросила на голову Гермионы Изнанка этой реальности. Здесь от нее постоянно требовалось куда-то нестись, что-то решать, рассказывать Нимфадоре истории о Тедди, перечислять Ремусу списки выживших и умерших, а тут еще Лили недавно так не кстати подвернулась, Гермиона до сих пор не знала, как ей на это реагировать.
Во время очередных посиделок с семейством Люпин, Лили, словно бы невзначай отвела Гермиону в сторонку и чуть тронула ее за локоть:
— Спасибо, что заботилась о Гарри все эти годы, девочка. Я, знаешь, хотела спросить у тебя, а Северус… он…
— Профессор Снейп жив, усилиями Гарри и профессора Макгонагалл его оправдали, он вновь возглавил Слизерин, и…
— Я не совсем об этом, я хотела узнать, сумел ли он меня простить?
Вот тебе и раз. Конечно же, в планы Гермионы не входило открытие психологической консультации всем жертвам былых обид и потрясений, но что-то в тоне Лили, виновато оглядывающейся по сторонам, заставило ее прикусить губу и пересказать всё, что она знала о молчаливой персоне своего профессора Зельеварения. Под конец показалось, что Лили это даже несколько утешило. Хотя, весьма сомнительно, что чета Поттер надумает двигаться дальше, им, кажется, и здесь вполне комфортно расплачиваться за грехи прошлого.
Всё это Гермиону мало интересовало. Куда больше ее волновал Сириус с его страстью к звездам, ночным гонкам на мотоцикле и долгим прогулкам под дождем. Да, и Регулус, и Ремус, и тот же Джеймс Поттер, когда последнему давали право голоса, в один голос твердили, что Сириусу просто необходимо вспомнить о своей прошлой жизни. Гермиона придерживалась иного мнения.
Чем больше времени она проводила в компании Сириуса, тем больше понимала, что он вполне счастлив жить именно той жизнью, что подбросила ему Изнанка. В ней не было конфликтов с родными. Была где-то матушка, в каком-то забытом южном графстве, он писал ей письма под Рождество, и она упорно звала его в гости. Была дружба с Поттерами. Был Гарри, которого Лили подкидывала время от времени, желая испытать навыки няньки, которыми хвастался Сириус. Был Ремус, с которыми Блэк вел долгие и бессмысленные разговоры о добре, зле и прочих прелестях мироздания. Была шумливая Нимфадора, в каждый свой визит намеревавшаяся перекрасить стены его бара в невообразимые цвета. И были пятничные завсегдатаи, которым нужен был готовый выслушать странноватый парень. И налить за счет заведения.
Что бы там ни твердил Регулус, Гермионе казалось, что Сириусу не нужно ничего менять. Во всяком случае, пока. Она не могла себе представить, как посмотрит ему в глаза после того, как на него обрушится тонна мрачных воспоминаний. Что хорошего его ждет после этого? Новая порция кошмаров?
Стены Азкабана сжимают горло, радость уходит во тьму капля за каплей, от пустоты звенит в ушах, и одни лишь звуки Северного моря, с шумом разбивающего волны о стены темницы, кажется, нашептывают ему в ночи нечто утешительное. Он давно уже не видит снов, его существование настолько бессмысленно, что подсознанию нечего больше перерабатывать. Нет проблем, которые он мог бы решить, потому что все, попросту, о нем позабыли. Он стал узником собственного дома и собственной жизни, изредка пытаясь поймать искры событий, пролетающих мимо него. Как собака гоняется за снежинками, которые тут же растают. Зачем ему такие воспоминания?
Гермиона твердо отклонила все предложения, тщетно выдвигаемые Мародерами, и пошла к Сириусу — сегодня он обещал покатать ее на мотоцикле.
А дымка… Она обязательно рассеется однажды, в лучах рассветного солнца. Но точно не в этот вечер.
«Я закрываю глаза и открываю с рассветом.
Мы закрываем сердца, после жалеем об этом.
И плывут облака, улетают грачи…
Никому, никогда, ни за что.
О главном молчим» ©
Юта — Кстати
Гермиона бессмысленно бродила ко комнатке. Снаружи бушевала гроза, вспышки молний озаряли погруженную во тьму гостиную, и по-хорошему, зажечь бы свечу или просто включить электричество, но Гермионе казалось, что в тенях думается лучше. А подумать было о чем.
Изнанка жизни, как прозвал их мир Регулус, потихоньку сводила ее с ума, лишая выбора и запутывая еще больше. Выложить Сириусу всю правду и вытащить его из Арки Гермиона не могла. Он видел магию, в той или иной мере случайно брошенные заклинания, мимолетные вспышки, шепотом сказанный заговор, подлитое в чай зелье — на него ничего не действовало. Нужен был толчок, добровольный шаг, побуждение к действиям.
— К чувствам нельзя принудить, мисс Грейнджер, — говаривал, бывало, профессор Снейп, потягивая свой чай с молоком. Гермиона молчала, нарезая ингредиенты, перемешивая зелья, отмывая котлы. Она проходила у него обучение, и за время ее практики Снейп полюбил долгие философские разговоры под методичные удары ножа о доску или скрип щеток о стенки котлов. Гермиона не возражала, но и не вмешивалась, прощая профессору его рассуждения.
— Мы слишком хорошо видели, чем закончились принуждения к любви печально известной Меропы Гонт, — как ни в чем ни бывало продолжал профессор, — хотите ли вы для себя такой судьбы?
— О чем вы? — Гермиона вернулась в реальность и посмотрела на Снейпа, не замечая, как выкипает зелье.
— На вас насела Молли, преданно смотрит Поттер, неделя-другая, и Рональд Уизли притащит обручальное кольцо, а вы, вместо того, чтобы готовиться к свадьбе, прячетесь у меня в лаборатории и портите мои ингредиенты.
Гермиона спохватилась, что ее зелье уже безнадежно испорчено и принялась убирать беспорядок.
— Все ждут от нас этого брака, — небрежно отозвалась она минутой позже. Снейп подлил себе еще чаю.
— Все упрекают меня в невыносимом характере, но, знаете ли, я не просто так столько лет был деканом Слизерина, я тоже вел нудные разговоры о выборе карьеры и точно так же, как Минерва или Помона, вытирал сопливые носы разочарованным слизеринкам.
— Мне не нужно вытирать нос, профессор.
— Конечно, вы слишком гордая для этого. И слишком упрямая, но я все-таки скажу, что думаю. Вам не нужен этот брак или какой-либо еще, вы поставили себе цель, но слишком боитесь ее достижения.
— О чем вы?
— Налейте себе чаю и слушайте, прежде чем сломя голову броситься в омут. Я видел, как вы таскаете у меня книги об Изнанке мира, и прежде чем вы начнете краснеть и бормотать извинения, скажу, что если бы я не хотел, чтобы они попали к вам в руки, я бы усилил охранные щиты. Да, загробный мир существует, да, там есть те, кто был нам дорог, нет, их нельзя воскресить, нет, я бы не хотел туда попасть, но я не вы. Одно из многих отличий кислого профессора от гриффиндорской всезнайки. Между нашим миром и Изнанкой есть своего рода Чистилище, вы же, вроде бы, посещали воскресную школу в детстве, вам должен быть знаком термин, порой в Чистилище попадают по ошибке, порой по глупости, и мы оба с вами знаем, кого угораздило там застрять. Итак, зачем вам понадобился Блэк?
Гермиона сжала в ладонях чашку и потупилась: лепет о том, что она мечтает вернуть Гарри его крестного не убедил бы и первокурсника. Снейп, меж тем, продолжал:
— Бытует мнение, что у слизеринского декана нет ни души, ни сердца, ни, тем более, семьи, рискну вас разочаровать: всё это у меня в наличии, более того, Эйлин Астра Снейп через два года станет студенткой Хогвартса.
На ошеломленный возглас Гермионы Снейп только улыбнулся:
— Чарити Бербидж, у нас был продолжительный роман, во время вашего пятого курса родилась Эйлин, потом началось это сумасшествие под эгидой Волдеморта, мне пришлось их прятать и дурачить всех, инсценировать смерть Чарити, к примеру, и изо всех сил стремиться сберечь собственную шкуру ради них, но даже в той гонке я заметил, как вы сблизились с Блэком. Кажется, вы единственная, кто заметил, как Сириус сходит с ума от безделья и несостоятельности.
Гермиона вздохнула, собираясь с мыслями. У профессора была семья, Чарити Бербидж жива, Эйлин Снейп, скорее всего, поступит на Слизерин… Было удивительно понять, что ее учителя — тоже люди и человеческие желания им не чужды.
— Скажете, я выжила из ума? Я могу стать женой Рона и нарожать ему целую квиддичную команду, а вместо этого я гоняюсь за призраками.
— Можете, но, согласитесь, вам это быстро наскучит, Гермионе Грейнджер всегда необходим был вызов, иначе она зачахнет.
— А если он не захочет возвращаться? Что, если ему не нужна гриффиндорская дурочка, которая невесть что себе возомнила?
Снейп вдруг посерьезнел и строго сказал:
— Думаете, прославленный Мастер Зельеварения тратил бы на всяких дурочек свои таланты? Что до Блэка, то отбрасывая в сторону мою к нему неприязнь, замечу, что я часто видел, как вы с ним вели разговоры в библиотеке, как он отвечал, вспоминал что-то, кроме вас это даже Поттеру редко удавалось. Вас не допускали к собраниям Ордена, потому вы не знаете, но Блэк был тенью самого себя, он брал бутылку и запирался на чердаке, а потом, в пьяном угаре рвался вершить подвиги, до вмешательства Дамблдора, как правило, или выговоров Молли, ее бы и сам Волдеморт испугался. Но на этом забота старших и заканчивалась, Сириус был взрослым и был волен гробить себя как угодно, вы же заметили и пробудили в нем что-то такое, что мы считали давно умершим: волю к жизни. Вкус к приключениям.
— А потом мы так глупо проиграли, — сокрушенно прошептала Гермиона.
— Во всяком случае, он жив, хоть и застрял в Арке.
— И что мне делать?
— Рискнуть сделать то, чего хочется вам, а не то, что хочет от вас клан Уизли или кто-то еще. Вы будете жалеть всю жизнь, если не сделаете первый шаг.
— Вы… вы поможете с нужными заклинаниями? — робко спросила Гермиона.
— Иначе зачем бы я начал этот разговор? Но помните: к любви нельзя принудить. Не стоит мучить себя понапрасну, если Блэк откажется возвращаться.
«This is no escape
This is no surrender, my dear,
This is my parade
My happy ever after
But only if you're here» ©
David Cook — Take Me As I Am
Время шло. Было странно осознавать, что застывшая в этом подобии Чистилища жизнь, все же, не стоит на месте, что сезоны сменяют друг друга и застрявшие здесь души продолжают на что-то надеяться. Как оказалось, надежда не подвластна даже смерти, с другой стороны, было ли их существование здесь смертью? Существовала ли смерть вообще?
— Она существует, смерть, и очень скоро мы с ней тесно познакомимся, если не примем меры, — строго отвечал Ремус Люпин, скрестив руки на груди и обводя тяжелым взглядом притихшую кухню.
— Нет, Рем, а что ты предлагаешь? — отмахивался от него Джеймс Поттер: он уже порядком устал втолковывать друзьям очевидное — его просто игнорировали.
— Можно поговорить с Регулусом, пусть он как-то повлияет на Сириуса, — колебалась Лили, мимоходом пытаясь накормить капризничавшего Гарри пюре из брокколи. Ремус проводил ложку с непонятной зеленой массой взглядом и согласился с малышом: будь он на его месте, он бы тоже капризничал.
— А мне кажется, Регулус нам здесь мало чем поможет, нам нужно перестать миндальничать с Сириусом и переходить к решительным действиям, — Нимфадоре надоело ходить вокруг да около, потому она напустилась на друзей.
— Марлин уже пробовала, что из этого вышло? — бурчал Ремус. Ему порядком надоела эта ситуация, время шло, настроение у него не улучшалось.
— Марлин оно и не нужно было, — вставил Регулус, без спросу пригласивший себя в гости к Поттерам и теперь наблюдавший за решением проблемы. — У нее был свой путь и она по нему пошла дальше, в то время, как Гермиона сама сунулась в Арку, а все ради Сириуса. Я же был ее котом, помните? Я видел, как они сблизились за последний год, что он провел на Гримо.
— То есть, ты предлагаешь просто взять и вывалить на Бродягу все подробности его существования и ждать чуда? — нахмурился Джеймс.
— Да, сначала у нас был Мальчик, который выжил, а теперь мы уповаем на девочку, — проворчал Ремус, не делая попыток сгладить ситуацию.
— И если не поторопимся, мы очень скоро ее потеряем, — заявил Регулус, — Изнанка высасывает из Гермионы силы, пока мы тут решаем судьбу мира и щадим чувства Сириуса. Надо торопиться, иначе Арка ее попросту высосет, мне Снейп рассказал.
— Северус? — вскинула брови Лили. — А он здесь при чем?
— Я же кот, забыли? А кошки могут ходить между мирами, вот я и не удержался — навестил старого друга. Он выслушал всю ситуацию, обозвал нас идиотами и велел торопиться. Привет, конечно, тоже всем передавал.
— Будто без Нюниуса не справились бы!
— Джеймс Поттер!
— Всё, Лили, молчу-молчу. Так, а почему Сириуса не высосало? Не то что бы я жалуюсь, но как-то… нелогично.
— А Сириус провалился сюда случайно, потерял память, пока пришел в себя, пока восстановился, магические колебания утихли, Изнанка на него не реагирует. А Гермиона живая, ей здесь не место, но раз она пришла за Сириусом добровольно, наша задача — им помочь и вышвырнуть отсюда, — пояснил Ремус.
— Предлагаешь сбросить на нее цветочный горшок и позвать Бродягу на помощь? — фыркнул Джеймс.
— Как был дураком, так им и остался, — сварливо прокомментировал Регулус. — Ничем ни в кого швырять не надо, и ждать, пока Гермиона потеряет сознание от магического истощения и уплывет в свой мир мы тоже не будем. Я расскажу все Сириусу, а там — будь, что будет.
* * *
Гермиона теряла силы, но упрямо продолжала изучать манускрипты, справочники, инструкции и предостережения, которые ей удалось найти в этом мире. Она варила зелье за зельем, делала мази, растирала травы, а все для того, чтобы невзначай подбросить, подсыпать или подлить их в чай Сириуса и надеяться на чудо. Чуда не происходило.
А была где-то там, его память и прошлая жизнь, скрывалась под ложными воспоминаниями, порой приходила к нему во снах или являлась в кошмарах, но на этом всё. Палочка Гермионы, которую Сириус однажды выхватил из ее кармана, нагрелась в его пальцах и заискрила. Он покачал головой: «Забавно», и вернул палочку обратно.
Гермиона пыталась не терять надежды, но Изнанка высасывала ее магию, если так и дальше пойдет, она просто свалится от истощения, хорошо еще, если не очнется инфери или чем похуже. Да, к любви нельзя принудить, но она и не пыталась.
Ехидный внутренний голос ворчливо напомнил, что все-таки пыталась, иначе зачем она пропадала тут недели и месяцы, а все без толку? Что-то упорно твердило, что ей никто, кроме Сириуса не нужен, что в противном случае она не будет счастлива, и что она не готова страдать всю жизнь, пока у нее еще есть шанс.
Они вновь сблизились с Сириусом, вели долгие разговоры, прогуливаясь вечерами, придумывали себе идеальную жизнь, сидя в его баре, вместе смеялись, вместе катались на мотоцикле, вместе устраивали посиделки с друзьями. Несколько раз даже поцеловались.
Гермиона покачала головой: это не сказка, а Сириус — не спящий красавец. Хотя, красавец, конечно, чего уж греха таить? Но память от поцелуя не вернулась, словно что-то ее не пускало, словно Сириус сам этого не хотел.
Воля волшебника несокрушима, и не имеет значения, помнит он о себе или нет, магия следует его желаниям и выполняет их. Своего рода нерушимый обет, и с этим ничего не поделаешь. Гермиона подавила дрожь в руках, переливая серебристое зелье в пузырек: это последняя попытка, она или умрет здесь или уйдет домой ни с чем.
Мир поплыл перед глазами, земля ушла из-под ног. Поспешно переставив пузырек на стол и отодвинув котел от горящего пламени, Гермиона схватилась за угол и опустилась на пол.
А в это время Сириус Блэк ошеломленно таращился на брата и зажимал кровоточащее запястье. Регулус не был бы Блэком, да к тому же бывшим Пожирателем, если бы не предпочитал действовать радикально, когда того требовала ситуация. Без спросу ввалившись к Сириусу, он располосовал себе руку, а когда обалдевший хозяин бара кинулся на помощь странно знакомому гостю, поранил и его. Магия крови сделала свое дело получше всяких зелий и бесполезных занятий Окклюменцией.
— Рег, ты живой! Долбаный ты говнюк! — прохрипел Сириус, зубами стягивая бинт. — Почему столько времени молчал?
— А до тебя, разве, достучишься? Ты маменьку родную не помнил, не то что меня, — равнодушно прокомментировал Регулус.
Сириус упал на стул и схватился за голову: память, как цунами, накрыла его прошлым и теперь он с трудом пытался выплыть. Он понял всё: и Изнанку, и умерших друзей, и трюк, который провернуло с ним местное Чистилище, а магию, заискрившуюся по венам. Регулус молча протянул ему палочку.
— Держи, нехорошо ходить безоружным.
— А Гермиона? — пробормотал Сириус, вскакивая на ноги. — Всё плохо, да?
— Сири, не натвори глупостей! — крикнул вслед Регулус.
— Куда уж больше?
— Если бы я сегодня не вмешался, твои друзья еще год бы разговоры разговаривали!
— Ай, ну тебя! Хотя, я чертовски рад, что ты жив, Рег, ты же жив?
— Жив, Сириус, и хочу домой. Поэтому поторопись.
— Блэки… Хоть бы раз ты подумал о ком-то еще!
— Ты сам Блэк! И потом, зачем упускать такую прекрасную возможность: и вам личную жизнь наладить, и самому вернуться? Ты бы знал, кто Гермионе сюда прийти подсказал…
— И кто? — Сириус затормозил в дверях и обернулся.
— Снейп, — лучезарно улыбнулся Регулус. — И он хочет обратно свою ученицу, так что, будешь ему должен.
— Будьте вы все прокляты, — проворчал Сириус. — Но это всё потом, а пока — пожелай мне удачи!
Гермиона нашлась на полу кухоньки, наполненной дымом, гарью и такой тоской, что у Сириуса сжалось сердце: у него было все в порядке с зельями, и испорченную Жидкую Удачу он узнал сразу, а слева валялся перевернутый котел с Веритасерумом. Гермиона хотела спровоцировать его настоящую память, надеясь на Сыворотку правды.
Сириус опустился на колени и прошептал:
— Rennervate!
— Вставай, девочка, вот так, осторожнее, не ударься.
Пока Сириус ворковал, помогая ей подняться, Гермиона заметила и перевязанную ладонь, и палочку, и остаточную магию пробуждающего заклинания.
— Сириус, ты вспомнил? — прошептала она, уткнувшись ему в рубашку.
Сириус вздохнул и прижал ее лохматую голову к себе, зарылся носом в макушку — магия или нет, а он впервые в жизни влюбился.
— Да, Регги вправил мне мозги, как оказалось, там что-то еще осталось.
— И что теперь?
— А теперь, Герми, мы пойдем домой. Ты же пойдешь со мной?
Гермиона согласно помотала головой и прижалась теснее.
«The miles are getting longer it seems
The closer I get to you
I've not always been the best man or friend for you
But your love remains true
And I don't know why
You always seem to give me another try» ©
Daughtry — Home
Сонное утро игриво касалось красных крыш, серебрило росой траву, золотило листья на деревьях и подглядывало в окна сладко потягивающегося города. В городе пахло кофе, жареными сосисками и тостами с джемом, город был настолько жив, что даже не верилось, что вся эта круговерть, в которую волею судьбы занесло Сириуса, была Изнанкой.
Сириус принял из рук Гермионы чашку кофе и зажмурился, делая первый глоток. Гермиона теребила пояс безразмерного халата и словно смущаясь чего-то, поглядывала на Сириуса. Они провели вместе замечательную ночь, признались друг другу в чувствах и заверили друзей, что у них точно всё будет хорошо, но, все же, сомнения не давали ей покоя.
— И что теперь? — наконец, решилась она. Сириус взглянул поверх чашки:
— Прихватим Рега и пойдем домой, а как иначе?
— И ты вот так просто оставишь эту жизнь за бортом?
— Герми, прекращай сомневаться. Ты променяла карьеру замминистра на прозябание в Арке ради всех нас, так почему сейчас тревожишься?
— Просто… не знаю, Сириус, здесь твои друзья, Ремус, Поттеры, ты же так этого хотел.
Сириус покачал головой и обойдя стол, встал рядом с Гермионой, посмотрел ей в глаза, убрал прядь волос за ухо, прижал к себе:
— Глупая, какая у меня здесь была жизнь — один сплошной кошмар, ты пойдешь домой, а я пойду с тобой, девочка, нас там очень сильно ждут.
* * *
Арка на миг озарилась голубоватым свечением и выплюнула наружу всклокоченных Сириуса и Гермиону, следом за ними чинно вышел рыжий кот и осмотрелся: Гарри, Джинни, Тедди, Джордж, Рон, Лаванда Браун, Снейп и Чарити Бербидж с нетерпением ждали пришельцев с другой стороны, а в Изнанке точно также всматривались в туманную поверхность Арки Поттеры и Люпины, надеясь увидеть хотя бы отголосок жизни живых.
— Сириус!
— Гермиона!
— Регулус, так и знал, что это всё твои происки!
— Не меньше, чем твои, Снейп!
— Как же я рад тебя видеть, изворотливый ты говнюк!
— Блэк, мое непочтение.
— Ой, да заткнись ты, хватит уже наматывать на кулак старые обиды.
И так далее. Радостно встретив друзей и крестного, Гарри подошел вдруг к Арке и зачарованно замер, всматриваясь в ее глубину. Женщина с пронзительными зелеными глазами смотрела на него с той стороны, женщина, которую он уже и не чаял увидеть.
— Привет, мам… Как жаль, что ты меня не слышишь.
Снейп, как всегда, подкрался незаметно и встал за плечом Гарри. На миг он и Лили встретились печальными взглядами.
— Что же вы медлите, мистер Поттер? В этом зале достаточно искренней любви, чтобы на полчаса поднять занавес Изнанки, и Воскрешающий Камень вы носите в кармане. Смелее.
— Откуда вы знаете? — вздрогнув, пробормотал Гарри, между делом нашаривая заветный артефакт.
— Вы забыли с кем разговариваете?
— Да, что это я, в самом деле…
Снейп не ответил, лишь взял Гарри за плечи, помогая сконцентрироваться. И вот уже зал полнится потрясенными вздохами и счастливыми возгласами, радостными визгами и тихим, почти извиняющимся шепотом:
— Привет, Сев.
— Лилс…
— Мама! Папа!
— Тедди, сыночек!
— Папа!
— Гермиона, а где же Фред?
Это уже Джордж не в силах сдержать обиду и разочарование. И как, скажите, как Гермиона может осмелиться рассказать ему, что она не видела Фреда по ту сторону жизни? Быть может, он ушел дальше, в миры, недоступные пониманию мертвых и живых?
— Зовите его, Джордж, не может быть, чтобы он не откликнулся на зов, — вездесущий Снейп, казалось, может находится в нескольких углах комнаты одновременно, успевая знакомить Лили с своей семьей, что-то рассеянно отвечать Джеймсу Поттеру и присматривать за бывшими учениками.
— Я всегда знала, что из тебя получится замечательный учитель, — прокомментировала Лили, улыбнувшись.
— Я думаю, мои ученики с этими бы поспорили, — поморщился в ответ Снейп.
— Ничего подобного, Профессор, без вас бы нам ни за что не справиться, правда, Фордж? — прозвучал веселый голос от Арки.
— Дред! Старина!
И вновь счастливый хоровод объятий и радостных возгласов захватил всех присутствующих. По ходу выяснилось, что Фред тайком от всех выучился анимагии и, обернувшись попугаем, обретался всё это время в Арке, наблюдая за Сириусом, Гермионой и Регулусом. Расколдоваться самостоятельно он не сумел, но обрел некую надежду.
— Твое время еще не настало, — по праву самой мудрой пояснила Лили. — Ты прикрывал брата, ты спас ему жизнь ценой собственной, думаю, можно попробовать обмануть Арку, только нужно убраться отсюда, как можно скорее.
— А как же вы, мама? — спросил Гарри, подходя ближе к родителям.
— Мы не можем остаться, сынок, нам не место в мире живых, но есть полночь Самайна, есть время зимнего Излома, когда грань между мирами истончается.
— И есть рассвет после Битвы, когда все вы вспоминаете ушедших, в такие дни мы можем ненадолго вас навещать, — добавил Джеймс.
— Мы не уходим насовсем, Гарри, мы живем в ваших воспоминаниях, в улыбке Тедди, в навсегда замерших часах Молли, на родовом гобелене Блэков, в раскаянии Сириуса и Снейпа, в тепле прошлого и планах на будущее, верьте, и мы обязательно вернемся, — подытожил Ремус перед притихшим залом.
— А нам пора домой, — вздохнул Сириус, прижимая к себе Гермиону.
— До встречи на Самайн, в месте, где жизнь течет иначе, — смахнула слезы Нимфадора.
— Обещайте, что будете счастливы!
Арка еще долго мерцала голубоватым светом, разделяя живых и ушедших. Фред, Джордж и Регулус уже строили планы на магазин Вредных Вредилок, Гермиона, краснея, признавалась Джинни, что скоро у них с Сириусом свадьба. Гарри, Сириус и Снейп задумчиво смотрели в туманную поверхность.
— Так было нужно, да, Профессор?
— Да, Гарри, мы не властны над законами судьбы.
— Но ты, все же, сумел вытащить оттуда троих человек, — вставил Сириус.
— А живым нечего делать в мире Изнанки, и потом, слизеринская изворотливость помогла нам найти лазейку в ночь Самайна и Излома.
— Ты ведь был там, когда чуть не умер, признайся, Снейп, и всё видел, тогда и придумал план.
— Ты сам ответил на своей вопрос, — загадочно улыбнулся Снейп.
— Так или иначе, а всё теперь хорошо.
Перебрасываясь шутками и планами на будущее все покинули Отдел Тайн и вышли в мир, озаренный теплом полуденного солнца.
Всё было хорошо.
Конец.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|