Старик в мэноре (джен)

Люциус вытирает кровь, тонкой струйкой вытекающую из носа, да так и застывает, словно Петрификусом пораженный.

— Ты меня слышишь, мой скользкий друг?

Люциус не скользкий — он украдкой проводит по своей руке и ощущает лишь холодную кожу.

Лица — вернее, того, что от него осталось, — не видно, зато Люциус чувствует пальцы, сжимающие плечо подобно азкабанским кандалам. Легкие болят и умоляют выпить «Аморфин» — зелье изобрел Снейп по личному приказанию Темного Лорда — как бы оно, не сумевшее помочь отцу, сейчас пригодилось. Отец умирал от драконьей оспы, поминутно свешивался с кровати, сплевывал на ковер — тот самый, что лежал на полу его спальни со времен Грогана Стампа*, — и вновь заходился в приступе кашля. Абраксас хватался за горло, раздувшееся змеиным капюшоном из-за оспиных язв, и умоляюще смотрел на сына, призывая поднять наконец палочку. Люциус расстегивал пуговицы на жилете и зачем-то закатывал рукава белой рубашки, хотя заранее знал, что не прикоснется к оружию.

— Да, хозяин, — прошелестел Малфой и почти дотронулся носом до полы его мантии. — Я должен найти Григоровича и привести его к вам живым.

— Живым, мой скользкий друг, — втолковывал Лорд, как будто объяснял несмышленому малышу, что хватать горячее нехорошо. И что за непослушание он будет наказан. — Мертвым старик мне не нужен, потому что из мертвого мозга я не смогу извлечь сведения, — какие именно сведения нужны хозяину, Малфою, разумеется, сообщать не собирались. — И как можно скорее. Сделаешь? — прошептал Волдеморт голосом бесстыдно предлагающей себя любовницы.

Иллюзия выбора, на мгновение дарованная хозяином покорному слуге своему, растаяла подобно слабенькому Патронусу и превратилась в стеклянную пыль. Разбитая иллюзия вонзалась в тело и разъедала плоть изнутри, а когда Лорд не спеша отвел палочку, она же, иллюзия, выплевывала вырванные куски мяса и заливала раны бадьяном.

— Да, — выдохнул Люциус, перекатываясь на спину и с трудом поднимаясь на колени, чтобы вновь припасть губами к грязноватому краю мантии повелителя. — Это честь для меня…

— Я знаю, — небрежно бросил тот, — но не из-за этого ты поползешь на поиски, не правда ли, мой скользкий друг? Будь твоя воля, ты отсиделся бы в уютном поместье, посмеиваясь над моими верными Упивающимися, готовыми отдать жизнь за своего господина.

Выстроенные окклюменцией барьеры рушились один за другим, и Малфой не знал, удастся ли скрыть мысль о двуличии всех до единого Упивающихся.

— Прости меня, — хрипел отец, ухватив Люциуса за вспотевшую ладонь. — Я должен был остановить тебя тогда… — он зашелся в приступе кашля, но окончание оборванной фразы угадывалось без труда.

— Ты тут не причем, — в горле накрепко застрял тугой комок.

— Я… я должен был предупредить тебя, что это про… пропащая идея, — слезящиеся глаза Абраксаса вращались в глазницах, и время от времени взгляд его фокусировался на сыне. — Даже если он победит, тебе не выжить, — слова с трудом вырывались наружу. — Приспешников, которые помогали карабкаться на вершину, ни… никогда не оставляют в живы-ых. Молчи. Потому что они, про… прошедшие этот путь с начала до конца, знают дорогу обратно.

Люциус не до конца понял, что отец хотел сказать, но переспрашивать не стал.

— Ты боишься за свою шкуру, — снисходительно пояснил Волдеморт, ногой приподнимая подбородок Малфоя. Люциус, облизнув побелевшие губы, взглянул в красные глаза и промолчал. — Нарцисса, наверное, будет переживать, когда останется вдовой, не находишь? А Драко? — он вздрогнул, услышав имя сына. — Как думаешь, Драко огорчится? Кстати, он похож на тебя, — невзначай обронил Лорд, подтянув Малфоя к себе за воротник рубашки. — Такой же безвольный. И у него твои губы.

Люциус чувствовал, как горят щеки, он потряс головой — волосы разметались по плечам — и выдохнул, сложив руки в почти молитвенном жесте:

— Только не Драко, я сделаю… я приведу Григоровича, но мой сын...

Слухи об оскоплении хозяина, юркими шепотками шнырявшие среди Пожирателей, хохотали Люциусу в лицо, когда Темный Лорд одним движением распахнул мантию и жестом приказал начинать. Брюк он не носил.

Губы скользили по бледной коже, а хозяин с интересом исследователя наблюдал за тем, как Малфой проводит языком по выступающим венам, кажущимся в темноте черными, и рукой убирает с лица длинные волосы.

— Я не буду… не буду советовать тебе спасаться, Люциус, — Абраксас откинулся на подушки и приложил ладони к груди, — потому что это бесполезно, — его боль была почти осязаемой.

Головка пульсировала, и на ум пришло самое дурацкое из всех сравнение — с растением болотного цвета, похожим на человеческий орган. Кажется, оно называлось Мимбулус Мимблетония. Малфой точно не помнил, но оно и к лучшему — нужно вспомнить, нужно поковыряться в памяти, отвлечься от бледного члена. В такие моменты Люциус спрягал про себя французские глаголы, те самые, что отец заставлял учить в детстве, подкрепляя доводы длинными лекциями и парой ударов тростью.

— Но ты держись, — хрипы душили Абраксаса, и лекарства, заботливо принесенные домовиком, уже не помогали. Люциус закатал рукава до локтей и присел на край кровати. — Вдруг тебе пове… повезет. Теперь одна надежда… на удачу.

«Десятки слуг, а повезло мне, — Малфой второй час полоскал рот настойкой мандрагоры. — Ну да, как я мог забыть, ведь я же хм… правая рука».

— Времени тебе неделя, мой друг, — почти добродушно выдохнул Темный Лорд, поднимаясь с высокого кресла. — Спустя семь дней я отправлюсь на поиски сам, и тогда… — он одним взмахом затушил свечи, — я найду не только старика, но и тебя. Ты хочешь что-то спросить? Не трудись. Твоя палочка оказалась бесполезным куском дерева, а свою я тебе, увы, — он псевдосочувственно вздохнул, — не отдам.

И, не взглянув на почтительно поклонившегося Люциуса, вышел из зала.

А на рассвете отца не стало.

* * *

Миссия, порученная мне, была столь же абсурдной, сколь опасной. Но я старался не думать об этом: мало ли какими способами хозяин попытается проникнуть в мою тяжелую голову. Голова казалась не просто тяжелой, а свинцовой, будто ее сдавили прутьями, что сомкнулись у меня за спиной. Заклятие, наложенное на ворота поместья, не пропускало никого, кроме носителей черной метки, и, честно признаться, я был готов вырезать кусок кожи с руки, лишь бы больше сюда не возвращаться — а значит, не видеть Темного Лорда, восседающего в моем кресле.

— Пообещай, что ты вернешься, — прошептала Нарцисса, сжимая мою ладонь тонкими пальцами.

Мне всегда нравились ее ладони, иногда даже думается, что я женился на ней из-за красивых рук. Это неправда, конечно же, но то, что они делали со мной, пока пьяноватые гости распивали вино из лучших погребов поместья, запечатлелось в памяти подобно гравюре. Восемнадцатилетняя Цисси избавилась от корсета, легко разобравшись со шнуровкой, и с остервенением принялась стягивать белые чулки. Ее пальцы, пару минут назад ловко вынимавшие шпильки из белокурых волос, скользнули к моему паху, и тогда я впервые задумался над тем, чему старшие сестры учат младших, пока родители ищут им достойных мужей.

— Я не смогу написать, — почта проверялась Беллой, и я не был уверен, что дорогая свояченица не выдаст меня с головой. Нарцисса кивнула — прощание как в детских сказках барда Биддля.

В детстве мне тоже читали книги — фолианты были дорогими, в бархатных обложках, с золочеными буквами, но я, одетый в широкие парчовые штаны, мало интересовался стоимостью сборников. Сколько себя помню, я отчаянно хотел стать взрослым, ходил по дому, подражая чинно вышагивающему отцу и дядюшке Олрону, закладывал руки за спину и даже стащил трубку из отцовского стола. Как в лжеромантических сказках Нарцисса потянулась к моему лицу, и я не стал отстраняться, ее чувственные губы коснулись моего плотно сжатого рта, а пальцы, да-да, те, на которых я женился, легли мне на затылок.

Поцелуй — истинно-супружеский короткий поцелуй — длился не больше секунды, и закончился так внезапно, будто был вспышкой. Сделав шаг назад, как перед последним танцевальным поклоном, я проверил карманы мантии и решительно отставил в угол трость.

— Береги себя, — безразлично сказал я, заклятием невидимого расширения укладывая под подкладку мешочек, плотно набитый золотом.

В несколько шагов я пересек спальню и взялся за ручку двери: у меня была всего неделя, чтобы найти Грегоровича. Хм, так увлекательно, должно быть, бегать за временем.

* * *

В нос ударил запах дорожной пыли и щебня. Люциус поплотнее запахнул плащ и огляделся: после многочисленных перемещений голова слегка кружилась, сердце колотилось быстрее обычного, а перед глазами плыли зеленые пятна, едва-едва обозначавшие пейзажи вокруг. В отличие от хозяина он не умел летать по воздуху и предпочел череду аппараций, от которых уже мутило.

— Scheisse! — протяжный удаляющийся крик потерялся за шумом топота копыт, и Малфой отшатнулся назад, машинально сунув руку в карман.

Промчавшаяся мимо повозка громыхнула колесами и потеряла жестяное ведро, выпавшее на дорогу, — Люциус брезгливо приподнял полы мантии и на всякий случай вытер о пожухлую траву ботинки.

«Не хватало еще, чтобы меня затоптали в качестве приветствия», — фыркнул он, сжимая в кулаке оружие.

Нарцисса смотрела мужу в глаза еще с полминуты, пока тот не склонил голову. Не глядя на него, она вложила в руку Люциуса свою палочку и легко сжала его пальцы.

— Тебе она нужна больше, чем мне, — прозвучал тихий ответ на незаданный вопрос.

Деревянные ступени, врытые в землю, спускались по склону холма неаккуратными квадратами, и Малфой припомнил каменные плиты, ведущие в подземелья мэнора — не чета этим гнилым доскам. Завывающий ветер поднимал с земли смятые листья и горстями бросал их в лицо незваному гостю, а Люциус прикрывал глаза рукавом мантии, старательно отгоняя от себя мысль о том, чтобы воспользоваться магией — неплохо было бы разом оказаться в каком-нибудь уютном помещении. Оглядываясь по сторонам в поисках хоть одной живой души, Малфой машинально потер левое предплечье и лениво подумал о том, как же хозяин собирается следить за ним: в то, что Темный Лорд оставит слугу без присмотра, он не верил. Однако, если кого-то и послали следом, то этот кто-то, скорее всего, в совершенстве владел Дезиллюминационным заклятием или укрылся под мантией-невидимкой, потому что улица, берущая начало у подножия холма, оставалась пустынной. И стен, у которых, как известно, есть глаза, вокруг тоже не было. Ботинки вязли в грязи, постепенно превращаясь в два кома земли, и Люциус, выйдя на посыпанную гравием дорогу, первым делом направил на них палочку и прошептал: «Экскуро!» Поскольку из-за одинокого дерева, засыхающего на обочине, не показался человек в маске, Малфой глубоко вздохнул, словно проверяя, можно ли ему вообще дышать без ведома повелителя. Оказалось, что можно. Воздух пах свежестью и чем-то прелым, Люциус совсем уж собрался скривиться, но вместо этого запнулся — как будто корень, петлей растущий из земли, протестовал против кислых физиономий. Раньше такие мысли не приходили в голову, они тщательно избегали Малфоя, пропуская вперед те-самые-пороки, за которые Мерлин, кажется, обещал долгие годы наказаний. Превентивные меры высших сил не порадовали: дождь, без сомнения посланный в назидание, колотил по земле, будто ненавидел ее. Оставив бесплодные попытки найти укрытие, Люциус выругался и, плюнув на то, что его могут увидеть — все равно вокруг ни души, — заклятием высушил волосы и мантию. Чувствуя себя беспомощным — впервые в жизни! — он представил уютный паб, похожий на «Три метлы» как брат-близнец, и сделал шаг в утягивающую темноту.

Собака, пробегавшая по дороге, испуганно тявкнула, наткнувшись на пустоту. Да она — собака эта — была уверена, что брюки незнакомца вкусные, а в карманах наверняка имеется снедь, ведь не может же человек выйти на улицу с пустыми руками! Разочарованный пес понюхал место, где всего секунду назад стоял Малфой, повертелся вокруг одинокого дерева и, заслышав тяжелые шаги, поспешил скрыться — не все незнакомцы носят в карманах еду, некоторые достают оттуда камни.

Деревенская площадь оказалась безлюдной, несмотря на поздний час, и лишь полное пара помещение, наполненное запахами пота, гнили и плесени, привлекало народ. Люциус готов был поклясться фамильным серебром, что еще не видел столь запущенного паба: даже «Кабанья голова» смотрелась просторным и вычищенным до блеска замком на фоне этой убогой конуры. Звук бьющегося стекла и удара дерева о металл ворвался в уютный малфоевский мирок неожиданно, как ветер в открытую форточку.

Малфой поднял все свои старые министерские связи, чтобы узнать, в какой стране живет семья Грегоровича. Старые связи расстарались и узнали не только страну, но и название деревушки, в которой, по прошлогодним сведениям, обреталась дочь мастера. Баварское село, сплошь утыканное домами и пересеченное дорогами, с холма казалось коробкой с сотней секций, но, стоило спуститься, превратилось в грязную лужу. Люциус шел по размытой дождями тропе и с ненавистью слушал шлюпающие звуки из-под подошв. Он совершенно не представлял, как будет искать — ну не ходить же по домам и не стучаться в окна! Привычки беседовать с незнакомыми людьми на улицах, да еще и в чужой стране, Малфой тоже не имел, как и желания.

— А я тебе говорю роял-флэш! — надрывался молодой повеса, тыча грязноватым пальцем в колоду карт.

— Чего изволите? — подобострастно воскликнул мужчина за барной стойкой и масляно улыбнулся новому посетителю, тщательно протерев свободную от стаканов и локтей поверхность.

— Огненный виски, — поджав верхнюю губу, процедил Люциус и передумал снимать перчатки.

— У нас только обычный, — пригнулся хозяин заведения, для верности помусолив стакан в десятый раз.

— Давайте его, — выдохнул Малфой, всем своим видом выказывая недовольство.

— Да какой стрит, когда здесь роял?! — взвизгнул игрок, затягивая на шее цветастый шарф. — Глаза разуй, паразит ты этакий!

Крики не давали сосредоточиться. Вот уже полчаса Малфой ерзал на стуле, брезгливо поглядывая вокруг, и даже не прикоснулся к дрянной выпивке. Мысли занимала одна-единственная проблема, казавшаяся неразрешимой: как можно разузнать о человеке у людей, на языке которых с трудом можешь связать пару слов? Но даже если и удалось бы вспомнить несколько фраз, оставалось неясным, с какой стороны к вопросу подойти. Любая неосторожность могла насторожить и без того неодобрительно настроенных завсегдатаев паба, с подозрением косящихся на вычурно одетого иностранца.

«Глянь-ка, каков франт выискался, — фыркнул бородатый старик, вливая в себя шестую порцию пива. — В перчатках сидит, поди и руки не подаст, ежели чего», — но Люциус не понял грубую речь.

И ведь даже Империо с Сывороткой правды не помогут: для того, чтобы заклинание сработало, нужно полное взаимопонимание. «Как бы абсурдно это ни звучало», — усмехнулся про себя Малфой.

— Guten Tag! — начал он, призвав на помощь скудные познания в немецком языке. — Ich will… ich möchte Sie bitten… — Люциус ругнулся и попытался объясниться на английском: — Понимаете, мне нужен Грегорович. Гре-го-ро-вич, — втолковывал он небритому мужику, запивающему дурно пахнущую и, скорее всего, начавшую гнить рыбу мутной коричневатой жидкостью. Кто бы мог подумать, что Люциус Малфой будет сидеть всего в нескольких дюймах от немытого идиота, еле ворочающего языком и не знающего английского? — Ich brauche Ihre Hilfe! Разве вы не понимаете, о чем я говорю?

Мужик, кажется, не понимал.

— Грегорович! Wo ist er? — Люциус мгновенно вспотел; даже перепалки с Беллатриссой не были столь утомительными.

— Er bewohnt mit seiner Familie einen Außenbezirk, — задумчиво протянул мужчина с серой кепке. Он смотрел на Люциуса глазами дохлой рыбины и не моргал.

— На окраине? На окраине чего? Этой деревни или?.. — Неужели хоть кто-то имеет представление о Грегоровиче?

— Грегорович тронулся умом еще в прошлом столетии, — прохрипел старик, замотанный в рваный кротовый полушубок. — Возомнил себя волшебником, ага? — он толкнул соседа, и оба хохотнули. — Вчера того… поймал меня за… э-э… да неважно… и грит такой, мол, его разыскивают. Да кому он нужон-то? — ломаный английский резал ухо, Люциус вслушивался в неразборчивую, пьяную речь в надежде уловить незначительные детали, которые могли подсказать, где же находится мастер палочек. Но тут слева проорали: «Мухлёж!», и в сторону Малфоя полетела кружка — едва увернуться успел.

— Струпьяр опять разошелся, — сказал кто-то сбоку. Фамилия показалась знакомой. — Что ни вечер, то драка. И ведь всегда он в выигрыше остается.

— Глянь-глянь, опять туз в карман засунул, и как у него так ловко получается? Да он же даже руками к картам не прикасается. Прям магия! — разинул рот полный господин, поправив на голове котелок, а Люциус заозирался: при слове «магия», произнесенном в маггловском пабе, ему стало не по себе. Пожалуй, простаки не так тупы, как кажется на первый взгляд.

— Господин, — бармен толкнул в руку Люциусу стакан с янтарной жидкостью, похожей на Огненный виски как сова на дракона. — Бесплатно, подарок от заведения.

— Эй, пива нам, — залихватски крикнул повеса, обернувшись к стойке, да так и застыл, уставившись на Малфоя. Пару минут он недоверчиво оглядывал его с ног до головы, и Люциус почувствовал себя музейным экспонатом, однако вида не подал, презрительно прищурился и отвернулся.

— Твою мать, фу-ты, ну-ты, — откинув за спину шарф, всплеснул руками Струпьяр и сделал несколько шагов вперед, — сам мистер Малфой пожаловал в нашу скромную обитель. Ребята, следующий кон без меня, — сняв с головы несуществующую шляпу, отсалютовал ею, развернул стул и уселся на него верхом.

А все-таки книги не врут, мир действительно — и так внезапно! — тесен.

— Что ты здесь делаешь? — Люциус уже встречал этого парня: пару раз он приводил в поместье грязных оборванцев, пытаясь выдать их за сбежавших и «о-о-очень опасных» грязнокровок. Удивительным казалось само присутствие Струпьяра в Германии: судя по одежонке, явно найденной на свалке, и жадному взгляду, денег на заграничную поездку у него не было и в помине.

Заканчивались его попытки разбогатеть на грязнокровках одинаково: подхватывая пидарские клетчатые штаны, он, подгоняемый заклятиями Беллатриссы, улепетывал по идеально ровной дорожке поместья. Сейчас Струпьяр теребил в руках шарф и облизывался, глядя на жареную курицу, но презрения или брезгливости не вызывал. Нотт, объездивший по поручениям Темного Лорда почти всю Европу, рассказывал, что за границей испытываешь непреодолимую тягу к знакомым лицам. Каким бы лицо ни было — испитым, опухшим, небритым или грязным — «тянет меня к нему», говорил Теодор в минуты откровения. Струпьяр был пьяным, немытым и нахальным, но зато разговаривал без твердого «р» и без прононса, и только поэтому в глазах Люциуса выглядел не столь противным.

— А чего, думаешь, грязнокровки за границу не сигают, что ли? Еще как сигают, мистер Малфой, не сомневайтесь, — Струпьяр не мог определиться, как лучше обращаться к ближайшему стороннику Темного Лорда, но судя по его смелой ухмылке, склонялся к панибратству. Рассуждения о грязнокровках, скрывающихся от нового правительства, показались надуманными и лживыми: Люциус однажды слышал, как егерь, спущенный Беллой с лестницы, возмущался «зажравшимися господами», и речь его была на удивление правильной и грамотной. Так куда же делся тот Струпьяр и откуда взялся нынешний маргинал?

— Ты забываешься, — рявкнул Люциус, но тут же спохватился и понизил голос: — Ты забываешься, неужели думаешь, что я буду перед тобой отчитываться? Да и твои похождения вдали от Великобритании меня тоже не интересуют.

— И не претендовали мы на вашу благосклонность, — нараспев протянул тот, выскребая грязь из-под ногтей. — Увидел знакомое лицо да подошел осведомиться, как там дела? На Родине не спится?

Будь Струпьяр игрушкой, он наверняка стал бы неваляшкой: как ни пни, все равно встанет, и при этом будет вежливо улыбаться нарисованными губами. Ни с того, ни с сего Люциус припомнил, что хозяин ценит в своих слугах многоликость.

— Иди куда шел, — решительно отчеканил он и схватился за мутный стакан, будто искал у него поддержки.

— Да мы и не навязываемся, — пожал плечами Струпьяр и вроде ничуть не огорчился. Подхватил кружку с пивом, поклонился и медленно двинулся к друзьям-картежникам.

— Ты хотел узнать про Греговоровича? Сколько дашь?..

— Что? Я не понимаю, — Малфой разобрал лишь фамилию, но мужчина, замотанный в куртку, не желал повторять.

— Денег он хочет с тебя получить, слышь, — влез Струпьяр, сделав вид, что никуда не уходил. — Говорит, мол, тебе нужен Григорович? А че, тебе правда он нужен? Ну и это… денег просит за информацию, так скзть.

— Это немыслимо! — Люциус сам не знал, что взбесило его больше: попытка выклянчить золото или наглость мальчишки. — Я готов заплатить за достоверные сведения, из официального источника, но ему, — Малфой понизил голос, — ему я платить не собираюсь.

— Слышь! Бесплатно он отказывается говорить, — перевел Струпьяр ворчание мужчины.

— Ну хорошо-хорошо, спроси у него, что именно ему известно, я готов заплатить малую толику. И еще скажи, что… Погоди, ты знаешь немецкий? — голос оставался спокойным, Люциус и вида не подал, как его взволновала эта новость.

— Мать в детстве учила, — улыбка мгновенно исчезла с лица егеря, а многословность превратилась в угрюмость. То ли притворяется, то ли действительно расстроился — тот еще актер. Что же все-таки он здесь делает? Люциус не верил в совпадения. — Он говорит, что Грегорович несколько дней назад уехал в другой город. Остальное — за деньги.

— Спроси у него…

Кажется, Малфой понял, зачем судьба свела его с этим мальчишкой.

* * *

Мальчишка оказался тридцатичетырехлетним идиотом.

«Я хорошо сохранился», — оптимистично заявлял Струпьяр, шагая рядом с Люциусом по Мариенплатц.**

Лицо его было обветренным и изрядно загоревшим неровными пятнами, а волосы, кое-как связанные тряпочной веревкой, — спутанными. Впрочем, Люциус сомневался, что они вообще когда-нибудь видели ножницы и знали руки цирюльника. Мальчишка — Малфой не мог называть Струпьяра иначе, хотя тот был моложе всего на десяток лет — прикрывал глаза от солнца и время от времени пинал по дороге мелкие камни.

— Ну приперлись мы сюда, а дальше что делать будем? — вопрошал он через каждые пять минут, как будто Люциус знал ответ. Малфой уже пожалел о том, что взял Струпьяра с собой, но как общаться с местными жителями без переводчика, не представлял. — Может, пожрем, а? — егерь почесал небритый подбородок и, придирчиво оглядев свои грязные ногти, добавил: — У меня несколько марок должны заваляться.

— Чего? Марок? — спросил Малфой с таким видом, будто он был профессором Хогвартса, принимающим экзамен.

— Марок! Деньги этих… немцев-магглов. Иль ты галлеонами собрался расплачиваться? — хохотнул он и, решительно схватив Люциуса за руку, потащил его через проезжую часть. Спешащие по делам люди не обращали никакого внимания на двух странноватых мужчин. — Ну что ты копаешься? Быстрее ногами шевели, не до манер сейчас.

Рядом с ним Люциус — хоть и не хотел признаваться в этом самому себе — чувствовал себя беспомощным. Он, Люциус, не знал, ни чем питаются магглы, ни где они живут, кроме своих убогих многоквартирных домов, ни где покупают необходимые вещи. На машины и прочие чудовищные сооружения, изобретенные простаками за неимением Летучего пороха и аппарации, он даже смотреть не желал. И, что самое пугающее, не осознавал себя волшебником: незыблемая вера во всемогущество магии рухнула с высоты ближайшего высотного здания и разбилась вдребезги, сменяясь быстрым незнакомым говором и суетливыми людьми вокруг.

— Не смей мне указывать.

Мальчишка раздражал его своей самоуверенностью, да и на окрики реагировал странно: вместо того чтобы смутиться или, по крайней мере, умерить тон, улыбался и пожимал плечами. Казалось, еще мог бы покрутить пальцем у виска, но сдерживался.

— Ну дык я о чем говорил-то! — он хлопнул себя по лбу. — Обретался я, значит, в том подвале, а хозяин приходит и говорит, выметайся! А куда я выметусь, когда у меня ни кната за душой? Ну я и пошел!

— Куда?

— Ну к этому, как его? Яксли, во! А тот мне говорит — хошь заработать? Ну кто откажется, говорю, да, мол, я не против. Ну и вот. Работа непыльная, грязнокровок по округе полно шаталось, да все как один учиться не желали. Приводил я их, а мне господа хорошие денежки отстегивали.

— А здесь как оказался? — Люциус пристально посмотрел на Струпьяра в надежде уловить любую мелочь, способную выдать его. Но голос егеря оставался спокойным, глаза он не прятал, да и пОтом не покрывался.

— Да блин. Жена твоя, ну брюнетка эта…

— Она не жена, она свояченица, — оскорбившись, поправил Малфой.

— А че она с вами живет? — опешил Струпьяр и споткнулся. — Ну она мне сказала, чтобы я больше в поместье не показывался. И шепчет такая, представляешь, мол, Тот-Кого-Нельзя-Называть не любит незваных гостей. И еще пообещала оторвать мне…

— Я без тебя знаю, на что способна Беллатрисса, ближе к делу, — приказал Люциус, оглядывая людную улицу.

— А тут мне, значит, Джагсон предлагает махнуть в Германию. Ну сложил я два и два и согласился. Какая разница, где конуру себе искать, — пожал он плечами и указал вправо: — Глянь, вон там тупичок. Может, завернем туда и того, слышь?

— Что — того? — не понял Малфой.

— Аппарируем! Этот мужик сказал, что Грегорович! Поселился! За Английским парком!* * *

То есть нам надо! На север! — втолковывал Струпьяр, и Люциус чувствовал себя все неуютнее. Мало того, что один из семи отведенных на поиски дней уже прошел, так еще чумазый придурок объясняет ему элементарные вещи. — Смекаешь? Пешком не дойти, да и обидно волшебникам ноги топтать.

«Есть в его словах сермяжное зерно, — мысленно согласился Люциус. — Начинать нужно немедленно, ведь времени не так много», — но именно в эти секунды тело его превратилось в непослушную массу, готовую растечься по асфальту. Все-таки в родной стране чувствовать себя хозяином жизни было намного проще.

— Зачем ты пошел со мной? — как бы невзначай спросил Малфой. — Играл бы себе в карты, пил жуткую дрянь из кружек и дальше влачил жалкое существование. Магу легко заработать на магглах, не так ли?

Струпьяр ответил не сразу: он шел нога за ногу и не смотрел на спутника. Как будто невидимый дементор одним махом высосал из него душу, оставив лишь телесную оболочку. Сейчас он казался стариком, а на опущенные плечи словно давил тяжелый мешок с мукой.

— Домой я хочу вернуться, — сказал Струпьяр без улыбки. — Хреново здесь, короче. Веришь?

И Люциус верил.

 

Тупик пустовал. Наверняка жители Мюнхена забыли про неприметный уголок города, потому что на картах его не было. Молча Люциус и Струпьяр достали палочки и взялись за руки; Малфой, посмотрев на свою, неожиданно вспомнил Нарциссу. Он сжимал пальцы егеря и старательно отгонял от себя мысль о ладонях жены, оставшейся в Англии. Темнота, глубокой воронкой уходившая в бесконечность, казалась непроницаемой и мертвой, легкие превратились в липкие комки, а дыхание перехватило.

— Энглишер гартен, сэр! — оповестил Струпьяр, не успел Люциус открыть глаза, и шутливо поклонился. — Туда смотри, — он махнул в сторону верхушек деревьев. — А нам во-о-н туда.

— Точно знаешь? — Малфой застегнул жилет на все пуговицы и прищурился.

— Не-а, — беззаботно сказал Струпьяр и убежденно добавил: — Но мне так кажется.

Люциус никогда не был оптимистом и предпочитал смотреть на вещи прагматичным взглядом. Пока что мальчишка не приносил ему никакой пользы и лишь мешал неуместными советами, но, с другой стороны, с ним можно было посоветоваться, да и в городе он ориентировался лучше. Пусть постоянно будет у меня на виду, чем прячется в кустах и вынюхивает, размышлял Малфой.

— Спроси, где здесь нужная улица, — процедил Люциус, приподнимая полы плаща.

Незнакомец, стребовавший с Люциуса пять золотых монет за сведения о Грегоровиче, пояснил, что старик неожиданно, никому ничего не сказав, уехал из деревни, позабыв даже повесить на дверь дома замок. Соседка заметила во дворе брошенную газонокосилку — Струпьяр долго объяснял Люциусу, что этим прибором постригают траву, — решила постучать и не дождалась ответа. Грегорович бесследно исчез, прихватив дочь и двоих внуков. Подробностей мужчина не знал, но рассказал об одной удивительной находке, которая могла пролить свет на нынешнее местонахождение старика. Дверь дома Грегоровича словно примерзла к косякам, хотя навесной замок валялся у порога; там же одна из любопытных сплетниц обнаружила конверт, привлекший внимание забавным рисунком. Незнакомый адрес, значившийся на бумаге, старик никогда не упоминал, родственников или друзей в Мюнхене не имел. За неделю точные сведения, прочитанные с клочка, превратились в туманную сплетню, и златолюбивый мужчина смог сообщить лишь название улицы.

Редкие прохожие с подозрением оглядывали англичан и, буркнув что-то на немецком, продолжали путь.

— Венгерская хвосторога тебя подери! — выругался Струпьяр вслед семенящему по дороге толстяку. — Прямо, на третьем повороте налево, опять прямо и направо. Ну вот и как задать направление, слышь? Тот сморчок, что преподавал нам аппарацию на шестом курсе, позеленел бы от натуги. Ну что за драконовы дети, а?

— Если ты не прекратишь болтать, я засуну твою палочку тебе в задницу, — прошипел Малфой и, схватив его за запястье, добавил: — Держись крепче, — после чего повернулся на месте и с громким хлопком исчез, утягивая егеря за собой.

* * *

— Да я б у него деньги из глотки вытряхнул, — возмущался Струпьяр, осматривая отшиб: все дома по названной улице были разрушены. — Ты глянь-ка! Пять галеонов за пустышку! Наебал нас тот мудак.

Малфоя деньги не интересовали: пусть подавится, сейчас главное не это. Поиски зашли в тупик, а между тем время приближалось к полуночи. Ночевать на улице Люциус не привык, к тому же пару минут назад ему померещились тихие шаги. Уверенность, что за ним следят, точила изнутри, заставляла оглядываться, и даже шорох листьев казался ожившим наблюдателем.

— Заткнись, — Малфой остановился и повернулся к Струпьяру. — Деньги не так важны. Лучше подумай, что делать дальше?

— Как это не важны? — возмутился тот, утягивая на шее шарф. — Как это не важны? Это для тебя они не важны, а мне знашь как пригодились бы?

— В этом Мерлином забытом городе есть, где остановиться? Что-нибудь, похожее на «Дырявый котел»? — тревожное чувство не давало покоя: Люциус отгонял от себя мысль о Темном Лорде и Пожирателях, о жене и сыне тоже старался не думать. Если ему не удастся найти Грегоровича за неделю, шансы остаться в живых съежатся до размера мокрицы.

— Да есть, наверное, только я не знаю, где, — почесал подбородок Струпьяр и неопределенно махнул рукой. — Ну че, мы же типа волшебники? Давай помотаемся по окраинам… А еще у меня есть — во! — он вытащил помятую бумагу. — Путеводитель по Мюнхену.

— Только не говори, что ты его украл, — поморщился Малфой.

— Ладно, не скажу.

За всеми заботами Люциус совсем забыл про еду и сон, а тем временем усталость давала о себе знать. Пустота утягивала, когда он поворачивался на месте, но возвращения не обещала. Глаза слезились, цветные линии расплывались, точки с обозначениями превращались в пятна, названия тоже плыли, и Люциус махнул рукой, предоставив Струьяру разбираться с ночлегом.

— Во, — после нескольких секунд вакуума в легкие снова попадал воздух. — По-моему, оно, — палец с облупившимся темным лаком указывал на трехэтажную развалюху. — Бляха-муха, да ты как будто флоббер-червя проглотил! Отомри, мистер Малфой, слышь! — заржал он, глядя на остолбеневшего спутника.

Дом, смахивающий на сарай, угрожающе накренился; флюгер на крыше скрипел, и если бы не апатия и стертые ноги, Люциус никогда не согласился бы здесь остановиться.

— Что за убожество? — скривился он, осматривая кровати, застеленные драными одеялами, и кособокую тумбочку у стены. Надежда на то, что внутри здание выглядит лучше, не оправдались.

— Здесь все комнаты такие, — убежденно проговорил Струпьяр, заваливаясь на кровать и блаженно потягиваясь. — Это вам, фу-ты, ну-ты, интеллигентам, будкой собачьей кажется, а для меня простор, блин, понимаешь, дружище? Глянь, кровать какая, потолок высокий да зеркало — целехонькое, без трещин! — радостно воскликнул он, корча рожи своему отражению. — Так я не понял, ты меня-то зачем с собой взял? Чтобы жопу прикрыть, когда отстреливаться придется? Я для этого непригодный — кожа да кости, щит из меня как из члена огурец, сам понимаешь…

— Да мантикора тебя знает, зачем взял, помутнение рассудка, наверное, — хмыкнул Люциус, скидывая мантию и посматривая на золотые часы.

— Ни фига себе, — присвистнул Струпьяр, завистливо глядя на стрелки. — А дай подержаться хотя бы за вещицу, а?

— Сядь! — терпение лопнуло, мальчишка из назойливой мухи превратился в нервно жужжащий пчелиный рой. — Ты следуешь за мной, пока я тебе позволяю, понятно? Не скрою, я не знаю языка, и без тебя мне будет нелегко объясняться с немцами, но… я справлюсь и один, уяснил? — Люциус сделал паузу, чтобы Струпьяр успел прочувствовать собственную никчемность. — Будешь надоедать, отправишься восвояси.

— Да я ж ниче… — пробурчал он. — Я и на полу лягу, ежели чего. Ты не думай, слышь? Я помогать буду. Мне бы только до дому, а? Да чтобы не гнали больше…

— Помолчи, — прервал Малфой, с опаской усаживаясь на кровать. Пыль, облачком поднявшаяся от постели, осела на дорожную мантию.

— Знаешь, я ведь не всегда таким был, — начал Струпьяр, глядя в потолок. — Я когда в Хогвартсе учился, Флитвик говорил, что у меня есть этот… потенциал, во! В магии я, конечно, не профессор, но мне хватает. В министерство меня, ясен дементор, не взяли, даже на самую завалященькую должность, но оно и понятно, кому я там нужен. Кондуктором я работал, слышь, на «Ночном рыцаре», а потом меня мальчишка заменил. Шанпайк, кажись… Ну а я это… Куда глаза глядят. Ты не поймешь.

— Ты считаешь, что моих умственных способностей не хватит для того, чтобы понять рассказ егеря? — равнодушно спросил Люциус, скидывая плащ.

— Да не. У тебя же семья есть, да? Дети там… Есть?

— Сын, — голос дрогнул, но Малфой отогнал нехорошие мысли: Драко в школе, и ему ничего не грозит, Снейп за ним присмотрит.

— А у меня нету. Да что там — и дома-то у меня нету, а уж семьи подавно. Я и в егеря подался, потому что больше некуда. По лесам все сподручнее бродить, чем по маггловским подвалам, и платят гуще. Мне она и не нужна, семья-то. Ты не поймешь.

«Отлично понимаю», — чуть было не вырвалось у Люциуса, но тут Струпьяр хлопнул себя по коленям и заключил:

— А нефиг расстраиваться! Я ж к чему говорил-то? Приеду в Англию — загуля-я-яю…

Малфой уже не слушал бесконечную болтовню. Пробирающее до костей чувство, что за ним наблюдает пара любопытных глаз, не оставляло его. Как будто он под стеклянным колпаком, а рядом сумасшедший исследователь потирает руки.

«Ты ж меня не слушаешь!» — возмутился мальчишка, а Люциус смотрел на притихшего Струпьяра невидящими глазами и понимал, что страшится остаться один.

* * *

— Ну что? — недовольно спросил Малфой, глядя на запыхавшегося егеря. Все-таки привычка перекладывать заботы на плечи других была у него в крови. Проснувшись с утра, он вытолкал взлохмаченного Струпьяра за дверь, а сам занял пост у окна, ожидая, пока тот принесет хорошие — или не очень — вести.

Люциус не привык к маленьким помещениям, в его с Нарциссой супружеской спальне таких клетушек поместилось бы с полдюжины. Сами стены, казалось, двигались, угрожая раздавить, а потолок с каждой секундой опускался все ниже. Узкое окошко, покрытое грязноватыми разводами, оставалось единственным свидетельством о существовании внешнего мира, неограниченного спальней.

— Ну проследил я за ней, — нехотя ответил Струпьяр и стащил стоптанные сапоги. — Полдня шатался, а все без толку: не идет она за новой палочкой, хоть тресни.

— Пойдет, — Люциус, скорее, убеждал самого себя. — Завтра точно пойдет.

За окном, будто издеваясь над незадачливыми аферистами, светило солнце. До конца недели, отведенной на поиски, оставалось три дня, а дела шли из рук вон плохо: замечательный план, придуманный Люциусом, Струпьяр почти провалил. План заключался в том, чтобы выследить волшебника, большинство из которых обитали в западной части Мюнхена, аккуратно выкрасть у него палочку и подождать, пока простофиля хватится и побежит за новой. Просто и изящно. Первую часть скорый на руку егерь осуществил мастерски: стоило женщине, украдкой спрятавшей палочку в сумку, зазеваться, как ловкие пальцы Струпьяра вытащили оружие. Малфой, довольный собой, покивал, глядя на трофей, и велел следить за дурой. Однако дура не спешила к мастеру Грегоровичу: то ли не знала, где его искать, то ли еще не обнаружила пропажу. Так или иначе, Люциус, недовольно смерив помощника взглядом, заявил, что завтра намерен отправиться на поиски сам.

— Давно пора, — пробурчал Струпьяр, насупившись. — Я все ноги сбил, а ты тут валяешься. Не дело это.

— Тебе ничего доверить нельзя, — мрачно констатировал Малфой, задергивая шторы: навязчивое ощущение надзора с каждым днем крепло.

Будь ощущение материальным, оно было бы сравнимо с паром, который сначала оседает каплями на оконном стекле, а потом замерзает: узор красив, но пейзажа не видно. Ощущение постепенно трансформировалось в наваждение: повсюду мерещились вертикальные зрачки и слышался вкрадчивый шепот. Он боялся смотреть в зеркало не потому, что видел там впалые щеки и круги под глазами; просто опасался заметить за спиной высокую фигуру. В кошмарах, преследовавших Люциуса ночами, фигура была худой, инфернальной и злобно ухмыляющейся. Она нападала неожиданно, тащила к обрыву и толкала вниз, в темноту, по сравнению с которой аппарационная тьма казалась жидкими сумерками.

Следующее утро не принесло ничего, кроме измороси и серости. Дождь не переставая поливал землю, будто старался смыть с ее лица неугодных высшим силам людей. Люциус надеялся на то, что не входит в их число и, подняв воротник, быстро шагал по Доннерсбергештрассе. В огромном городе наряд мага не казался причудливым, жители торопились по своим делам, читая на ходу газеты, и не обращали внимания на закутанного в мантию господина.

— Нафига мы так рано встали? — егерь плелся позади и беспрестанно ныл. Он успел пожаловаться на тяжелую судьбу, на извергов, которые не дают поспать, на немецкое правительство, не желающее раздавать подачки направо и налево, и на дождливую погоду.

Аляповатая одежда Струпьяра тоже не вызывала недоумения, и лишь молодые девушки с любопытством поглядывали на его штаны в клетку и цветастый шарф. Струпьяр нахально улыбался и свистел им вслед, не поспевая за быстро идущим Люциусом.

— Слышь, — орал он, на ходу заглядывая в мусорные баки, — ты куда, а? Нам сюда, — указал на обветшалое строение, — баба эта здесь работает.

— Точно знаешь? — здание, на первый взгляд, не имело ничего общего с волшебством.

— Ты вход в наше министерство вспомни, — резонно возразил Струпьяр.

Следовало признать, что в его словах есть доля истины, и Малфой кивнул, решительно направившись ко входу. Непрезентабельный с виду супермаркет был закрыт: двери, крест-накрест забитые досками, и окна без стекол придавали ему вид жалкий и не привлекающий внимания. Скорее всего, маги преследовали ту же цель, что их английские собраться — оставаться незаметными, потому что Международный статут о секретности еще никто не отменял.

Дежурный колдун долго хлопал глазами и переводил взгляд с палочки Люциуса на его лицо и обратно. Беспомощно посмотрел вокруг, на Струпьяра, опять на палочку и снова на Малфоя.

— Что-то не так? — не выдержал егерь, добавив в голос льстивые нотки. Он сверкнул подведенными глазами и побарабанил пальцами по столу. Покосившись на Люциуса, колдун наклонился вперед и прошептал:

— Простите, а почему у этого мужчины такое странное имя? Нарцисса Малфой.

— Ах, это! — Струпьяр заморгал, пораженно глядя на спутника. — Понимаете, этот простофиля опять взял палочку жены, они их постоянно путают, — затараторил он. — Они оба жутко несобранные, бывает, слышь, напялят с утра что под руку попадет и только к вечеру замечают, прикинь? А у вас что же, и данные о каждом иностранце имеются? А где хранятся?

— Мы не даем таких сведений, — нахмурился тот и буркнул: — Проходите. Ох уж эти англичане, — вздохнул так, будто каждый день германское министерство магии осаждали толпы лондонцев.

— Danke! Danke schön, — рассыпавшись в благодарностях и выхватив палочки из его руки, Струпьяр потащил Люциуса вперед. — Ну мы это… туда и обратно только, — оглянувшись, крикнул он ошарашенному волшебнику.

— Что ты ему сказал? — строго спросил Малфой, на время забыв, зачем вообще они явились в министерство. — Я разобрал только «перепутали», «жена» и еще что-то.

— Ты бы этта… прежде чем задницу совать в иностранное учреждение, палочку бы свою взял, а не жены. Этот старикан на входе чуть не подавился: слышь, он думал, что ты баба!

Люциус фыркнул и сделал вид, что не слышал окончания фразы. Интересно, министерства действительно похожи как близнецы или только кажутся одинаковыми: те же запутанные коридоры, те же многочисленные двери, понатыканные в стенах. И если в английском Малфой чувствовал себя как кальмар в Большом озере, то здесь, стараясь не запаниковать, долго собирался с мыслями и теребил рукав мантии.

— Ну и где она? Ты хоть разузнал, какую должность занимает? — нервно спросил он. Мальчишка действовал на нервы своей не сходящей с губ улыбкой и беспечностью.

— Да на третьем этаже она. Немцы, глянь, оригиналы, блин. Мы-то вниз спускаемся, а они — наверх лезут. На третьем она, говорю, отдел… — пошарив карманах узких штанов, он выудил карточку и прочел: — Отдел сотрудничества с магглами. У них тоже такой есть, — радостно заключил егерь, запихивая бумажку обратно.

Люциус взглянул на часы, напоминающие о скоротечности отпущенного времени, и процедил:

— Тише. Если ты провалишь мне все дело…

 

— Слышь, балда! — Струпьяр старательно допрашивал тетку, смахивающую на палку, хотя Люциус так и не сказал, что сделает с незадачливым егерем в случае неудачи. Пристукнув костяшками пальцев по столу, он склонился над испуганной женщиной, при этом длинные, спутанные волосы почти коснулись ее лица. — Адрес давай. Ты это, слышь! Палочка нам нужна, где Грегоровича найти?

«Палка» затрясла головой и замахала руками, мол, не знает. Малфой выступил вперед и помахал перед ее носом мешочком с золотом.

— Скажи ей, что я хорошо заплачу, — велел он Струпьяру.

— Ich weiss nichts davon! — женщина прикрыла лицо руками, будто опасалась, что Люциус начнет ее бить.

— Ну хорошо, — выдохнул Люциус и едва уловимо взмахнул палочкой. Тело не ожидавшей нападения «палки» мгновенно скрутило веревками, и она, покачнувшись, сползла по шершавой стене. — Переведи: «Где находится отдел, в котором хранятся документы об иностранцах?»

— А зачем? — прищурился Струпьяр, недоуменно уставившись на Малфоя.

— Ты будешь делать, что я говорю, или хочешь сгнить в луже?

Из путаных объяснений мальчишки Люциус понял: колдун на входе сказал про документы, собранные хозяйственными немцами-волшебниками об иностранных магах. Так вот за что свои галлеоны получают тупицы из Отдела по международному сотрудничеству, с усмешкой подумал Малфой, — передают информацию интересующимся правительствам. Немудрено, что сведения о палочках и их владельцах тут же оказываются заграницей. Так не значит ли это, что место нахождения Грегоровича с большой вероятностью тоже известно прозорливым чиновникам? С другой стороны, должна быть какая-то связь между мастером и министерством, ведь как-то же правительство узнает, кому и когда была продана та или иная палочка! И нет легче способа получить сведения, чем напрямую спросить у производителя артефактов. Люциус еще не до конца понимал, зачем ему это нужно, но попасть в хранилище документов желал теперь так же сильно, как вернуться домой.

— Говорит, что здесь недалеко: повернуть за угол, пройти, спуститься…

— Теперь куда? Только не говори, что ты забыл или не понял, — предупредил Малфой, готовый применить Круцио к действующему на нервы мальчишке. Они, крепко связав «палку» заклинанием, сбежали по лестнице и оказались на просторной площадке, от которой расходились около дюжины коридоров. Какой из них выбрать оставалось загадкой, потому что Струпьяр долго чесал затылок, поворачиваясь на месте, и виновато поглядывал на Люциуса.

— А, нам сюда, — прищелкнул он пальцами и ткнул вправо, после чего, засунув руки в карманы, первым устремился к третьей по счету двери и распахнул ее.

Взору открылись бесконечные стеллажи, рядом с которыми библиотечные полки Хогвартса казались крошечными. Помещение, заваленное пыльными пергаментами, выглядело запущенным, как будто человеческая нога ступала сюда редко. Затхлый воздух мгновенно заполнил легкие, забиваясь в них тяжелой сыростью, и Люциус закашлялся.

— Ну и чего? Чего мы пришли-то?

— Нам нужны самые новые папки. Не стой столбом — начинай искать! — приказал Малфой, закатывая рукава мантии. — Пергаменты за девяносто восьмой, желательно за последний месяц, ведь Грегорович исчез не больше двух недель назад. Здесь должны быть сведения, я уверен. Акцио! — он широко повел палочкой, однако ничего не произошло. — Акцио документы! — одна из папок слабо трепыхнулась, но с места не сдвинулась. — Скорее всего, она, — удовлетворенно прошептал Люциус, словно нашел невероятно ценную реликвию. — Руки! — легко полоснул заклятием по ладоням Струпьяра и, не слушая вопли, подошел к стопке не успевших еще истрепаться листков. — Фридман, Вальтер, Швиммен… Вот он! Грегорович. Выехал из деревни… появился в Мюнхене, поселился на окраине Английского сада, однако неожиданно исчез. В настоящий момент проживает по адресу… город Нюрнберг.

— Нифига себе! — присвистнул Струпьяр. — Это ж сколько на север-то?

— Для волшебников расстояния не важны, если ты не знал. Отправимся прямо сейчас, — срок, отведенный хозяином, заканчивался, каждая минута была на счету, и терять их понапрасну Люциус не собирался.

— А че, мы в ту нору не вернемся, что ли? — егерь украдкой сунул в карман статуэтку, одиноко стоявшую на узеньком подоконнике, и удивленно обернулся к Малфою.

— А ты никак по зеркалу соскучился? — прищурился тот, ехидно усмехнувшись. — Или хочешь оплатить номер? Да это они должны доплачивать мне за то, что я жил в их норе. С меня довольно: мы найдем Грегоровича и вернемся в Великобританию, — мимоходом глянув на часы и поморщившись, Люциус сунул папку во внутренний карман мантии. — В Англии ты, смею надеяться, отвяжешься от меня и забудешь дорогу в мое поместье, потому как Белла все еще обитает у нас.

— Ну ясен же флоббер-червь! Как догова-а-а-а!..

Оглушающая взрывная волна пронеслась по коридору и выбила дверь: хлипкая створка отлетела к стене, едва не коснувшись воров, с грохотом упала на пол и развалилась на несколько деревяшек.

— Что за херня?! — Струпьяр пригнулся и подбежал пустому проему, из которого валил дым. — Ну голимый пиздец, мистер Малфой, кажись, это за нами! — Люциусу показалось, или егерь действительно был рад такому вниманию к собственной персоне? — Поднимайся, слышь! Ноги уносить надо.

— Аппарируй!

— Да пытался! Не получается. Свиньи! Барьер поставили, баба та донесла, вот как пить дать, она!

— Да мне похуй, кто донес! — сорвался Люциус, потеряв самообладание. Отлетевшая щепка раскроила руку, теперь немилосердно болевшую. — Если мы промедлим, до нас доберутся быстрее, чем ты успеешь сказать «Слышь!»

Струпьяр пронесся по коридору настолько стремительно, что Малфой за ним не поспевал. Последний раз он бегал так быстро в Отделе Тайн, когда мальчишка Поттер с друзьями не желали расставаться с пророчеством.

— Ну что ты тащишься?! — завопил егерь, хватая его за руку. — Шевели жопой! Импедимента! — луч ушел в темноту.

Они выбежали в холл и в панике огляделись: наверное, общеминистерскую тревогу никто не объявил, потому что волшебники без тени беспокойства чинно входили и выходили через двери, к слову, не запертые. Последнее, что Люциус успел заметить, прежде чем его затянуло в пустоту, — громила, выскакивающий через захлопывающиеся створки и показавшийся смутно знакомым.

— Ну вот, ради нас даже не стали баррикады строить. Эх, вот что значит — чужая страна, — с сожалением выдохнул Струпьяр, оказавшись на улице. Тяжело дыша, он привалился к обшарпанной стене супермаркета и простонал: — Ты знаешь чево, давай-ка пойдем отсюда от греха подальше.

Люциус, не в силах сказать даже слово, просто кивнул: бессмысленная попытка закончилась ничем, а это значило, что у него остался всего один шанс.

Позже, зачеркивая предпоследний день в календаре, он украдкой взглянул на Струпьяра. Тот напевал под нос что-то на немецком и пялился в потолок, теребя кончик шарфа. Рука все еще болела, хотя пара заклинаний привели ее в надлежащий вид — егерь все-таки уговорил его вернуться в гостиницу и с утра отправиться в Нюрнберг.

— А что будет, если ты не найдешь Грегоровича? — из речи куда-то разом исчез «мусор».

Люциус не решался ответить на этот вопрос.

— Слышь, Малфой, а ты чего сбледнул-то махом, а? — вкрадчиво произнес Струпьяр и прищурился — от мальчишки, лихо прятавшего тузы, не осталось и следа. Он резко поднялся с кровати, в два шага оказался рядом с подоконником и, выхватив из рук календарик, помахал им перед побелевшим носом Люциуса: — Ты никак месячные отмечаешь, а? Девки увлекаются, я слыхал. А до тридцатого-то сутки всего остались, не боишься?

А малый-то неглуп.

— Не боюсь, — соврал Малфой и выдернул из цепких пальцев карточку, вытерев пот с верхней губы. — Не твоего ума дело, — сглотнул он, почувствовав, что в горле пересохло. — Что это за дрянь? — будь нервы струнами, они давно порвались бы. Люциус указал на неприметный горшок с цветком, который раньше не замечал.

— Я не разбираюсь в растениях, слышь, — буркнул Струпьяр и, помолчав, добавил: — А я-то как? Ежели тебя убьют, кто ж мне поможет?

— Да мне все равно, — выплюнул Малфой и отвернулся к окну — единственному спасению от надвигающихся стен. Пальцы его судорожно вертели палочку, волосы, прядями свисавшие по сторонам лица, прикрывали впалые щеки, а царапина, полученная при побеге из министерства магии, саднила. — И убери дрянной цветок! — он пихнул горшок и повернулся к растерянному Струпьяру лицом. — Сам доберешься, не маленький, я не обязан водить тебя за ручку и пристраивать на службу, — комок, застрявший в горле, все рос, шею словно щупальцами сдавило, дыхание перехватило. Люциус вспомнил маленькое число в календаре, оставшееся не зачеркнутым, и его передернуло. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и продолжил, чеканя слова: — Ты думаешь мне есть дело до тебя? Считаешь, если взял с собой, то обязан защищать и охранять до конца жизни? — немотивированная злость рвалась наружу, будто организм хотел избавиться от заразы. — Ошибаешься, молокосос: вернешься и пойдешь дальше грязнокровок ловить. Будешь получать свои пять галеонов за штуку, жрать с помойки и трахать простачек «за ради искусства». И если посмеешь притащиться к воротам Малфой-мэнора с протянутой рукой, я, не дожидаясь Беллу, сам спущу кхр… с лестнхххх…

Ладони Люциуса взлетели к тонкому шнуру, обхватившему его шею. Краски сбежали с лица, из горла вырывались рваные хрипы:

— Дья… вол, — Малфой бился в стальном захвате, пальцы боролись с отростком, и в голове не осталось ни одной мысли — все они расползлись и затаились в ожидании. Пятна, плывущие перед глазами цветными кляксами, заполняли помутненное сознание, и образы смазанными картинками терялись среди них.

Как будто он вновь в Азкабане, и дементоры дежурят возле камеры, вызывая самые низкие, самые гнусные воспоминания. Перекошенные лица родных кружились в беспорядочном танце и мрачно скалились, уставившись на него пустыми глазницами.

— Помоги, — прохрипел Люциус, вцепившись в стальные отростки.

— Диффиндо! — взвизгнул Струпьяр, забираясь на кровать. — Дерьмо! Я раскрою тебе рожу, слышь!

— Помоги, — хрипел посиневший Малфой, егерь, соскочив на пол и бестолково размахивая руками, подбежал к нему.

— Ебаный в дышло, на тебе, — по-детски выкрикнул он и, взмахнув палочкой, проорал: — Бомбардо, твою мать!

Горшок с треском развалился, земля просыпалась на грязный пол, а ветви растения дрогнули и мелко задрожали. Помедлив, они ослабили хватку и нехотя сползли на пол, оставив задыхающегося Люциуса в покое.

— Ну суку за ногу, ну гиппогриффа в задницу, ну мать его в рот… — причитал Струпьяр, схватившись за голову и приплясывал на месте, глядя на остатки цветка. — Это ж сколько уборки-то, а?

— Ты… — Малфой кашлял, хрипел и растирал шею. — Ты…

— Да уберусь я, уберусь. Эй, ты чего?

— Сволочь ты валлийская…

— Я не… — Струпьяр отшатнулся.

— Откуда, гиппогрифф тебя дери, в маггловской гостинице взялись Дьявольские силки, идиот?! — взъярился Люциус, забыв о воспитании и манерах. Он сгреб Струпьяра за рубаху и прижал к стене. — Ну-ка, сучонок, признавайся — это ты их притащил?! Отвечай!

— Ты совсем того? — спокойно возразил тот. — Какой смысл мне тебя убивать? И почему я не сделал этого раньше?

— Да кто тебя, ублюдка, знает? — приставив палочку к шее егеря, Малфой прошипел: — Он тебя послал, да? Убить меня, если я не справлюсь?

— Ты в своем уме? — задыхаясь, выдавил Струпьяр, пытаясь освободиться.

Все то, что не давало покоя в последние дни, вылилось в бессильную ярость, в желание избавиться от постоянной угрозы. Егерь неведомым образом превратился в квинэссенцию страхов, в олицетворение опасности и скорой расправы. Гад, что следил за Люциусом все эти дни, рядом: вот он, здесь, перед ним — притворялся помощником, переводил немецкую речь, а сам выглядывал да вынюхивал. До конца осталось всего несколько часов, больше гаденыш не пригодится.

— Круцио!

Ор наполнил спальню, как кипящий металл вычурную форму, забился в щели, проник в дыры, отбросил назад стены, которые до этого надвигались на обитателей конуры. Струпьяр сжался на полу в позе зародыша и визжал, выл, мелко подергиваясь.

Люциуса трясло, когда он опустил палочку; рука дрожала как с похмелья, во рту поселился горький привкус как после рвоты, и голова, казалось, вот-вот разлетится на куски.

Скривившись от боли и придерживая аляповатый шарф, Струпьяр попытался подняться на ноги, но не смог, и просто отполз к стене. Вцепившись в свалявшиеся волосы, он подтянул колени к подбородку и заскулил.

— Что с тобой? Не думаю, что тебя пытали впервые, — сухо спросил Малфой, подходя ближе и дотрагиваясь до мальчишки, плечи которого уже не просто подрагивали, а тряслись.

— Он был там, этот урод был там, в министерстве.

— Про кого ты говоришь?

— Оборотень, — Струпьяр задыхался. — Это он притащил цветок! Дня два назад, пока ты узнавал, где местные волшебники живут, слышь. Велел… язык за зубами держать, и это… Империо применил, наверное, я вообще не помнил, как горшок на окно ставил, а щас вон очухался…

— Круцио так подействовало, — тихо сказал Малфой, но егерь не слушал. Он обхватил голову руками и раскачивался на месте.

— А этот говорит, мол, молчок! Ну я и… не помню я.

— Оборотень? Это был?..

— Грейбэк, мантикору ему в зубы, — простонал Струпьяр и с надеждой посмотрел на Люциуса. Так ребенок заглядывает в глаза взрослому, который пообещал защитить от противного соседского мальчишки.

Жгучее чувство, что его распяли на широкой доске, раздели и отходили плетьми, забралось в душу, как болотный фонарник — помахивая огнем и прыгая по внутренностям. Малфой ненавидел себя за глупость: как он раньше не догадался, кого хозяин на самом деле послал по его следу? Получеловек, привыкший отсиживаться в земляных норах, питающийся падалью с помоек, в самой сущности которого собрано все грязное и низкое, — считал своим долгом служить темным силам. Ведь — не правда ли? — природа оборотней предполагает такое служение.

— Зачем он пытался убить меня? Ведь наверняка ему приказали только следить.

— Не помню я… Хотя он вроде сказал, что это… Хочет сам того, ну, этого Грегоровича, — Струпьяр сидел в углу и даже не пытался подняться на ноги, прикрыв лицо руками. Похожий на восковую фигуру, он медленно сползал на пол, будто хотел растечься жидким воском по сырым доскам.

— Идиот! — прорычал Люциус, оборачиваясь. — Да Темный Лорд распнет нас всех, если со стариком что-то случится!

Зеркало на стене бесстрастно отразило двухдневную щетину, выступающие скулы и заострившийся нос, когда Малфой быстро прошел мимо, направляясь к двери. Теперь против него работало не только время, но и Фенрир.

— Если посмеешь выйти за пределы этой спальни, я убью тебя, понял, ублюдок? — Люциус запахнул поплотнее мантию и взялся за ручку.

* * *

Привычка ночевать во всяких-разных поганых, пропахших плесенью и отбросами норах, въелась в меня давно. Под мостами бывает хорошо, особливо, когда бездомные бродяги забираются туда, да еще разрешения спрашивают: «Можно я тут рядом устроюсь со своей коробкой?» Они меня за родного держат, а я и не возражаю. Грязная вода, пахнущая тиной и маггловскими отбросами, по ночам шумит сильнее, хотя мужик какой-то говорит, что это только кажется, потому что вокруг тихо — ни машины не ездят, ни людишки не бегают. Мосты в этой самой Германии ничем не отличаются от английских — они такие же жлобские снаружи и дерьмовые под этими… как их? Сваями. Жлобские, потому что только жлобы могли накопить столько золота, чтобы фонари понаставить через каждые несколько футов. А когда снизу смотришь, от воды, грязь валится, да прям за воротник. Ну из-под моста-то нас погнали, конечно. Эти… авроры маггловские — мне б им зубы повыбить да шею свернуть, чтоб неповадно, а Лорд не велел. Сказал следы заметать, а на кой их заметать?

Вызвал он меня, значит — Лорд, в смысле — и работку предложил нехилую, награду положил да еще к себе на службу взять пообещался. Вообще Лорд как сказал: следи да чтобы он тебя не видел, а я в этих делах мастер, как ни крути — вынюхивать да выведывать мастак. Ну я и взялся — ходил все да глядел, а потом мысль мне в голову пришла: если ж я старика на тот свет отправлю, мне это в плюс пойдет, я же типа страхую, значит, тоже права такие имею… А интеллигент-то наш амебный — растекся как лужа под собачьей задницей и давай, нос зажав, выспрашивать у местных, как да чего. Да выпытал бы заклятием — и все дела, а этот — тьфу!

— Ты этта… чего здесь делаешь-то? — И помощничек у него такой же припадочный. Глянь-ка, стоит, как девка разукрашенный, да скалится. Как есть припадочный: я ему говорю, мол, прикончу, а он ржет, совсем того. Бесит прям.

— Малфой пошел за Грегоровичем? Куда он пошел? — мнется, хер ему в зубы, как есть девка.

— А тебе зачем, слышь? — спрашивает и бровями дергает.

— Тебе что за дело? Отвечай давай, — сейчас как шваркнул бы его об стену, чтоб язык не жевал, да башкой бы приложил — вот тогда и разговор бы получился. — Круцио!

И визг у него противный, орет, как будто в жопу ебут, честное слово. Вскакивает, постоянно теребит тряпку на шее и подтягивает пидарские штаны — с горшка в детстве проворнее поднимаются. Я иногда заглядываю в окна, вижу, чо да как там с мелкими.

— Мое-то дело маленькое, прикончу тебя — и все дела, никто по башке не даст поди, а? — ближе, значит, подхожу. А он, оказывается, выше, чем показалось — не по глазам вроде как мне.

— А ты кто ваще? — осмелел, гаденыш, а сам все яйца прикрывает.

Яйца у него как детские — сквозь тряпки так вообще не пойми чо, не зря девчачьи панталоны носит да глаза карандашом мулюет. И задница такая же. А сам все скулит, больно, что ль? Да я пару раз всего и хватанул, а он уже сморщился весь… Да если б я собирался его трахнуть, так стал бы я тут кругами ходить? А так он даром мне не сдался, не пойми что с членом по ошибке.

Подтащил я горшок с этими дрянными листьями, ну и велел мальчишке стеречь. А тот под Империо да еще в спущенных штанах — глаза в разные стороны и член болтается, смех один. Вот на Империо не было запретов, тут без претензий ко мне. Не знаю, чего ему там интеллигент наш понаобещал, но мальчишка за него стоит как за папашку родного — только внушение и помогло.

А кустик я оставил, глядишь, одним интеллигентом того… меньше будет.

* * *

Дрожащими руками Люциус сунул часы в карман и сглотнул: пять часов, отпущенные ему на поиски, прощание с семьей, искупление грехов, да на саму жизнь, дракон ее побери, хохотали с циферблата и махали стрелками. Будь время артефактом, оно давно тряслось бы за пазухой и требовало поторопиться. Сердце колотилось где-то в горле, страх — откровенно-стыдный страх — поселился внутри прочно, будто не собирался уходить вовсе. Малфою чудилось, что за ним следят десятки, сотни взглядов: злобных, осуждающих, раздевающих, жаждущих, алчных и любопытных. Несметное количество глаз наблюдало за каждым движением, хотя вокруг не было ни души, и даже звуки кто-то выключил. Наверное, чтобы свести его с ума.

Нужный дом нашелся на отшибе, которым заканчивалась одна из окраинных улиц Нюрнберга. Неприметная развалюха тоскливо смотрела в пустоту разбитыми окнами и приветствовала незваных гостей дверью, висящей на одной петле. Шаги отдавались в единственной комнате гулким эхом, когда Люциус осторожно ступал по скрипящим доскам. Завидев человека, привязанного к стулу, он остановился, как будто пленник только что упал с неба, а не сидел, повиснув на веревках. Слишком легко, мелькнула мысль, ведь кто-то же его связал.

— Вы Грегорович? Wie heissen Sie? — Малфой, рассмотрев старика, потряс его за плечи. Не зря говорят, что люди становятся похожими на вещи, с которыми постоянно имеют дело: Грегорович был похож на палочку — худой, высокий, чуть сутулый. — Antworten Sie!

Ответить старик не мог: подбородок лежал на груди, как будто он спал, но кровавая слюна, вытекающая изо рта, мешала поверить в безобидное объяснение.

— Энервейт! — прошептал Малфой, но успеха не добился.

— Зря стараешься, господин хороший, не очнется он пока что, — сиплый голос показался знакомым. Ну конечно — пару раз Фенрир был у Темного Лорда, тот давал ему какие-то важные поручения, и оборотень разве что не лопался от гордости.

— Что тебе нужно, Грейбэк? — собрав волю в кулак, лениво спросил Люциус. Пришло время вспомнить, кто на самом деле он, и кто — этот урод. — Никак поживиться решил? Так здесь нечем, можешь выметаться, — крепко сжав палочку, Малфой обернулся и направил ее прямо в лицо Фенриру.

— Вы мне тут не указывайте, мистер Малфой, я сам знаю, как и чего. Это вы Струпьяру можете мозги чистить, а со мной фокус не пройдет, — он демонстративно поковырялся в зубах, и вонь стала невыносимой. — Старика я поймал, так-то, и награда, стало быть, моя.

— Какая награда? — ухмыльнулся Люциус. — Я искал его, чтобы послужить моему хозяину, — выдал он заученный текст. — А что здесь делаешь ты?

— Старик-то жилистый, на кой он мне сдался, а вот награду получить и я не прочь.

— Награду? — Малфой приподнял брови и тихо добавил: — Ну получи. Авада!.. — загнанный в угол Люциус понимал, что убийство — единственный способ избавиться от опасного соперника.

— Ступефай! — заклятия прозвучали одновременно. Малфоя отшвырнуло к двери, Фенрир подскочил к нему и сгреб за шкирку. — Я тебе покажу, господин хороший! Коли Темный Лорд меня по следу твоему отправил, стало быть, не доверяет, а значит, и не заметит, если я тебя прибью. — Люциуса тошнило от нестерпимого запаха крови и пота, хотя сам пахнул так же, и он глубоко дышал, сдерживая рвотные позывы. Как назло Грейбэк крепко прижимался к нему и шептал на ухо: — Да не трясись ты, отдай старика мне.

— Экспеллиуармус! — Струпьяр перепрыгнул через низкий подоконник и оказался к комнате. Грейбэк ошарашенно озирался, словно не понимая, куда делась его палочка, но Малфоя не отпустил, схватив за волосы. — Отойди от него! — взвизгнул мальчишка, приближаясь к паре. — Круцио!

Заклятие получилось слабым, но Люциус все-таки сумел вырваться из стальной хватки и отполз в сторону. Пошатываясь, он поднялся на ноги:

— С-сука! — выплюнул вместе со слюной. — Вставай, — приказной тон подействовал на Грейбэка гипнотически; а может, это вид двух палочек, направленных в лицо, сделал его послушным. — Ты зачем явился? — выдохнул Малфой, на мгновение обернувшись к Струпьяру.

— Так за тобой же! Вдруг помочь чего… — оптимистично заявил тот, приплясывая на месте.

— Если я приведу к нему старика, он позволит мне носить метку, — Фенрир расставил руки, похожий сейчас на огромную курицу, и пошел вперед, будто не замечая угрозы.

— И ты поверил? — Люциус машинально заозирался, словно боялся увидеть в стене глаза, разрезанные вертикальными зрачками. — Он никогда не позволит оборотню носить его знак, никогда! Старик нужен хозяину живым, а значит… — рванул рукав вверх, обнажив уродливую метку.

— А ну! — Фенрир с ревом кинулся на него. — Ты, Малфой, оборзел совсем, — выдавил он, навалившись всем телом, — я что, зря, что ль, за тобой следил все это время? — вновь запахло гнилью, потом и кровью.

— Значит, все-таки ты.

— А то ж. Лорд меня вызвал да поручение дал, метку пообещал. Ну выследил я тебя — пришлось, конечно, женушку твою, расспросить, что да как, — Люциус вздрогнул и попытался повернуть голову, чтобы посмотреть Грейбэку у глаза. — Живая она, не бойся, — хохотнул тот. — Теперь я Лорду и тебя, и этого хрыча передам — то-то он обрадуется.

— Не будь так уверен, тварь, — выдохнул Малфой, смаргивая выступившие от боли слезы, и, с трудом дотянувшись, занес палец над отметиной. — Думаю, Темный Лорд сам решит.

— Стой! — Но поздно — метка потемнела, и на коже четко проступил череп с выползающей изо рта змеей.

Люциус представил, как в этот самый миг Темный Лорд летит сюда по воздуху, вот-вот он преодолеет границу, за которой уже можно будет аппарировать. Хозяина он видел на долю секунды раньше, чем услышал тихий хлопок, но поклониться не успел: острая боль в затылке раскроила мир на части, изорвала цельное полотно реальности и перепутала клочки. Малфой почувствовал горячее дыхание Фенрира, вдохнул смрадный запах, и темнота поглотила его.

 

— Ты слышишь меня, мой скользкий друг? Ты слышишь? — голос доносился издалека, как сквозь вату.

«Да, милорд», — попытался выдохнуть Люциус, но из горла вырвалось лишь сиплое шипение.

— Мой лорд, — он перекатился на спину и приподнялся на локте, но слабость, охватившая тело, не позволилавстать хотя бы на колени. — Мой лорд! Грегорович… — нужно все рассказать: как изобретал ходы и искал пути, и как Грейбэк в последний момент пытался все разрушить.

— Грегорович мертв, — заявил Волдеморт тоном, каким обычно говорят о погоде. — Тебе понадобилась целая неделя? — Люциус почти поверил, что хозяин удивился искренне. — Ты пошел по недостойному пути: взял в помощники мальчишку-идиота, метался из стороны в сторону как последний неудачник, — приговор к Азкабану — и тот звучит более обнадеживающим. — Теперь я понимаю, почему ты провалил операцию в Отделе тайн, и почему не стоило доверять тебе ответственные дела. Снейп, — в голосе Волдеморта послышались нотки одобрения, — меня так никогда не подводил. Но Грегоровича ты нашел, — Малфой наконец осмелился поднять взгляд и прикоснуться к краю мантии господина. — Не думал, что тебе удастся, — с издевкой усмехнулся тот, поглаживая свою палочку словно Нагайну. — Но оказалось, ты еще на что-то годен. Надеюсь, ты извинишь меня за то, что я послал Фенрира подстраховать тебя? — и снова этот тон шлюхи, продающей себя в Лютном переулке. И опять иллюзия выбора, хотя выбора-то как раз нет.

Вид мертвого тела Грегоровича, распластанного на полу, вызывал дурноту: Малфой поморщился и тут же отвернулся. Наверное, он тоже превратится в месиво, когда хозяин решит, что пора. Это так не эстетично, подумал Люциус, но тут же одернул себя. Оглядевшись, не увидел Струпьяра и Грейбэка, и машинально посмотрел на Темного Лорда, который с легкостью разрушал барьеры, выстроенные окклюменцией.

— Беспокоишься за помощничка? — почти вежливо осведомился Волдеморт, склоняясь над ним. — Ты же эгоист, Люциус, ты не можешь волноваться о ком-то, кроме себя. Ты ведь и сам так думаешь, не так ли?

Он так не думал.

На полу лежало еще одно тело с выпростанными кишками, шарф, заляпанный кровью на том месте, где у живого человека была шея, и голые ступни, торчащие из изорванных штанов в мелкую клетку. Свалявшиеся волосы закрывают лицо, на глазах превращающееся в маску — восковая кожа синеет и уже через миг расползается гниющими обрывками, обнажая тошнотворно пахнущую плоть.

Люциуса не трогала смерть, но подобие жалости к мальчишке, который не оставил его в трудный момент, паразитом забралось в душу.

— Нравится? — образы, которыми на секунду заселил мое сознание хозяин, сгинули так же быстро и незаметно, как появились.

— Милорд, ваши решения не могут быть ошибочными. Он был никчемным, бесполезным существом и не имел права на…

— Довольно, встань, — небрежно остановил его Темный Лорд, и Малфой, преодолевая боль, поднялся с колен. — Ты так и не научился отличать реальность от видения, — презрительно бросил он и крикнул: — Грейбэк!

Фенрир, придерживая одну руку другой, быстро зашел в комнату и застыл на пороге. Почтительно оскалившись, он поклонился и мельком взглянул на поверженного Люциуса.

— Мой Лорд? — полувопросительно прохрипел оборотень. От него несло гнилью, будто он успел поживиться отходами у ближайших мусорных бачков.

— Вы оба не оправдали моих ожиданий, — начал Волдеморт. — Вместо того чтобы объединиться во имя достижения цели, вы принялись делить добычу; забыв об интересах вашего повелителя, грызлись за кость, как псы, — голос опустился до шепота. — От Грейбэка я ожидал низких поползновений, но от тебя… Люциус! — сдавленный тон должен был, верно, свидетельствовать, как же хозяин разочарован в слуге. — Темный Лорд не прощает ошибок.

Знакомые, выученные как детский стишок слова громыхнули где-то рядом предвестьем расправы — так сверкающие молнии пророчат приближающийся ливень. Жаль, что я не знаю молитв, безразлично подумал Малфой, наверное, они бы сейчас пригодились. Впрочем, молитвы не спасли бы Нарциссу от неизвестности, не рассказали, где брошено тело ее мужа. Никто и не вспомнит, пожалуй, через пару лет, кем был Люциус Малфой, представитель одной из древнейших чистокровных фамилий. И даже смерть у него будет точно такая же, как у мальчишки-егеря, как у вонючего, грязного оборотня, как у старика Грегоровича — безвестная и простая, что ли. Наверное, стоило пожалеть себя, но сил на это у ослабевшего, дрожащего Малфоя уже не осталось. Задание, которое он тщился выполнить, было заведомо провальным — жаль, что понимание пришло так поздно.

Неуловимый взмах палочки всколыхнул воздух и, обратив его острым лезвием, направил на испуганных слуг Темного Лорда. Оборотень, вскрикнув, упал на землю и закрыл голову руками, а Люциус, опустив оружие, остался на месте — глупо убегать от неизбежности. Особенно когда она — неизбежность эта — бредет за тобой по пятам уже который год.

— Прости меня, — хрипел отец, ухватив его за вспотевшую ладонь. — Я должен был остановить тебя тогда, путь Пожирателя не для тебя.

Жаль, что не остановил. Хотя тогда хотелось возразить: ну как же это — не для меня?

— Но ты держись, вдруг тебе повезет.

Малфой держался за палочку Нарциссы, как будто искал спасение в куске дерева, но удача давно обходила его стороной.

Боль, зародившись в груди, охватила все тело, добралась до головы и повалила на пол. Уже спустя мгновение, она ушла, забыв вынуть из руки острую бритву: глубокая рана расползалась длинным порезом и угрожала дойти до кости. Приоткрыв слезящиеся глаза, Люциус увидел размытое лицо Темного Лорда и Фенрира, скорчившегося на полу; осмотрел свои окровавленные руки и попытался приподняться, но жгучая, затмевающая сознание мука, пригвоздила его к земле. Если он может испытывать боль, значит, жив?

«Ты все еще помнишь, что Темный Лорд милосерден?» — шепнул кто-то, но Малфой уже не верил своим ушам. Тихие шаги остановились совсем рядом.

— Прибери здесь, — и хозяин аппарировал, не сказав больше ни слова. Пыль, поднявшаяся словно в прощальном жесте, тут же осела на деревянный пол, дверь захлопнулась, оставляя Люциусу тишину и безмолвное общество потерявшего сознание оборотня.

* * *

Миссия, порученная мне, закончилась столь же абсурдно, как началась. Не знаю, что успел вызнать у старика хозяин, пока я лежал без сознания, но его удовлетворенный тон без лишних слов свидетельствовал, что путешествие мое не прошло даром. На руке до сих пор не зажила рана, оставленная Сектумсемпрой, по вечерам я смазываю ее ровные края бадьяном, но помогает плохо; и Снейп давно не показывался — помог бы. По ночам мне снятся бесконечные дороги, пересекающие маленькие деревни, — они представляются пыльными, уводящими в никуда, до боли знакомыми, и зовут вернуться. Но я пообещал себе, что моя нога не ступит больше на германскую землю.

В Малфой-мэноре меня ждали легкие прикосновения пальцев Нарциссы и крепкое рукопожатие сына, приехавшего из Хогвартса на каникулы. Поместье приветствовало мерцающим светом свечей и мрачным молчанием его обитателей. Прошло несколько недель со дня моего возвращения, и молчание слишком затянулось: словно мы боялись друг друга, предпочитая держаться на расстоянии, запирались в спальнях, накладывая на дверь защитные заклинания. Даже в мэноре, тщательно охраняемом, я чувствовал на себе пронизывающий взгляд.

В подвале вновь пытают Олливандера — еще одного мастера злополучных палочек. Я до сих пор не знаю, зачем хозяину понадобились старики, занимающиеся изготовлением деревяшек, потому что давно вышел из доверия повелителя. Но Темный Лорд умен (кстати, я надеюсь, что сейчас он слышит мои помыслы, и мне это зачтется), он предпочитает использовать провинившихся слуг, вот как меня, например, а не пускать в расход сразу. Чего не скажешь о волшебниках, ничем не примечательных и бесполезных для повелителя. И потому я был уверен, что останки Струпьяра, завернутые в дурацкие тряпки, нашла какая-нибудь маггла, похожая на «палку» из германского министерства, понеслась по деревенской улице с визгливым криком. Образ был четким, приходил ко мне во снах, и я боялся засыпать. Сотни созданных кем-то пауков плели из обрывков воспоминаний искаженные картины и заполняли ими разум. Поэтому я предпочитал дремать днем, сидя в кресле у камина — так спокойнее.

— Они говорят, что поймали Поттера, — холодно произнесла Нарцисса, возвращая меня в реальность. Голос ее дрожал. — Драко, подойди.

Мы с сыном разом поднялись из кресел. В свете камина фигуры, появившиеся в зале, казались инферналами. Их было семь или восемь, не успел сосчитать точно. Я внимательно осматривал пленников, приведенных егерями, как будто от этого зависело мое спасение, и не обращал внимания на людей, жаждавших получить золото и убраться отсюда.

— Ну что, Драко? — Неужели мы — нет, я — смогу искупить свою вину? Свои многочисленные ошибки, которых на самом деле не совершал. — Это он? Это Гарри Поттер?

Лицо стоявшего передо мной мальчишки, искаженное заклятием, выглядело знакомым, но я должен быть уверен.

— Не знаю, — мямлил сын и отворачивался от него, как будто испытывал жгучую боль.

— Что здесь происходит? — Беллатриссе как всегда не сиделось у себя. Безудержная тяга быть в центре внимания не давала ей покоя.

— Ну блин, — шепот откуда-то слева показался знакомым. — Эта стерва нас щас всех погонит отсюдова и ни кната не заплатит. Как пить дать не заплатит, вот прям голову даю на отсечение.

Я узнал этот голос и, медленно повернув голову, уставился на Струпьяра. Пожалуй, я выглядел глупо в тот момент, но был рад видеть его наглую физиономию живой, а не той разлагающейся маской, что приходила ко мне во снах.

— Ты?

Мальчишка тридцати четырех лет от роду шагнул ко мне и шепнул:

— Слышь, а ты как думаешь, заплатят нам, а? — кажется, деньги его интересовали больше, чем страх перед смертью или увечьями.

— Так ты теперь с Грейбэком работаешь? — трудно поверить, что оборотень согласился с ним сотрудничать.

— А ты ревнуешь, что ль? — захихикал егерь и толкнул меня локтем. — Когда этот ваш хозяин приперся, я ноги сделал, пока он стариком занимался. Да и не интересовал я его, хотя, скажу тебе, не хотел бы я с ним встретиться, — покачал он головой. — Ну а потом это… вернулся в дом тот, а тебя уже и след простыл. Только кишки какие-то, на кости намотанные, валялись да Грейбэк. Ну я его распихал и давай объяснять, мол, кинули тебя. Ну тот побушевал, я еле отмотался от него заклятиями, слышь! Напросился с ним…

— И он взял тебя с собой? — рассказ смахивал на байку: актер из Струпьяра еще тот. Но ответа я не дождался, потому что Беллатрисса, отпихнув меня, подскочила к егерям.

— Это что еще за, фу-ты, ну-ты, игры, а, дамочка? — Струпьяр выхватил палочку, жадно глядя на инкрустированный яркими камнями меч.

— Импедимента! — Белла будто обезумела: красные вспышки заметались по огромному залу, отражаясь от стен и потолка.

— Слышь! — успел крикнуть мальчишка, перед тем как растянулся на полу, поверженный заклятием.

Мне тоже захотелось выкрикнуть это слово вслед Поттеру, с хлопком исчезающему в аппарационной дыре. С собой он уносил мою надежду на искупление вины перед хозяином — Белла швырнула в него нож, и я искренне надеялся на то, что он попадет в цель.

— Думаю, Драко нужно было остаться в школе, — взволнованно сказала Цисси. В тревожном ожидании мы сидели на кровати, я посмотрел на побелевшие костяшки ее пальцев и с трудом подавил желание накрыть ее руку своей. — Здесь эти постоянные собрания… За время твоего отсутствия их было четыре. А там Северус за ним присмотрит… Ведь Драко же ребенок.

— Он не ребенок, — перебил я. Из зала донесся мучительный вопль Джагсона. А может, это был Макнейр. — Мы не можем противиться Темному Лорду, пойми, — шепот был едва слышен даже мне. — Ведь ты все знаешь, если хозяин сказал, что хочет видеть Драко в наших рядах, значит, так тому и быть. — Нарцисса сжала мою руку. — Слышь, — добавил я про себя и едва сдержал улыбку.

— Малфой! — донесся до нас голос Темного Лорда, усиленный заклинанием. Я чувствовал себя стариком, когда, взглянув в испуганные глаза жены, поднялся с кровати.

— Пора? Я попрошу Темного Лорда… — заикнулась Нарцисса, но я покачал головой.

Чему быть — того не миновать.

 

 

Fin

 

 

Май 2011

 

 

Примечания:

 

*Гроган Стапм — министр магии в 1811-1819 гг.

** Мариенплатц (Marienplatz) — центральная площадь города Мюнхена.

* * *

Английский парк (Englicher Garten) — одно из знаменитых мест отдыха в Мюнхене.

Scheisse! — Дерьмо!

Guten Tag! Ich will… ich möchte Sie bitten… — Добрый день! Я хочу… я хотел бы вас попросить…

Ich brauche Ihre Hilfe! — Мне нужна ваша помощь!

Wo ist er? — Где он?

Er bewohnt mit seiner Familie einen Außenbezirk. — Они с семьей живут на окраине.

Danke! Danke schön. — Спасибо! Большое спасибо.

Ich weiss nichts davon! — Я ничего не знаю об этом!

Wie heissen Sie? Antworten Sie! — Как вас зовут? Отвечайте!