Точка зрения (джен)

Есть два мнения: одно неправильное, другое — мое.

* * *

Хотите, я расскажу вам сказку? Про плохого мальчика, заблудившуюся девочку и стечение обстоятельств. Про то, как нехорошо шастать по темным комнатам, подслушивать и вынюхивать. Поработаю бардом Биддлем, если не возражаете, только не говорите потом, что я вас не предупредил. Это одна из тех страшилок, которые стоит рассказывать в темной спальне, натянув на голову одеяло и выставив за дверь младших братьев.

Я сидел на корточках и рассматривал полусгнившую мышь. Неудивительно, что она сдохла, ведь среди Монбланов хлама не было ничего съедобного, за исключением скукоженного кактуса. Растение забыли здесь давно, и теперь оно тихо загибалось без солнечного света и воды. Я вот все гадаю, кто быстрее помрет — колючка или я? Наверное, все же я, потому что сидеть в этой комнате каждый день уже выше моих сил. Честно, боюсь заходить туда, где не властно время, где правят вещи, а человек чувствует себя ничтожеством. Огромный собор, почти город на карте Хогвартса, в моем распоряжении, а я все равно задыхаюсь, будто в вакууме. Барахтаюсь среди старого тряпья, переломанных деревяшек и истлевших пергаментов, пытаясь выбраться на поверхность, но хлам давит, поглощает как болото и перемалывает. Забиваюсь в щель между старым шкафом и нагроможденными друг на друга столами — так создается иллюзия безопасности. Но поднимаю глаза — и медленно сползаю на пол, прикрыв голову руками.

Комната с красным пятном на потолке, оказывается, существует. Кто-то засунул человеческую плоть в огромную мясорубку, установленную на крыше, и проворачивает ручку, а кровь стекает по желобу и сочится сквозь гнилое дерево, пропитывает штукатурку.

Я уже ненавижу это место, оно напоминает мне камеру, из которой нет выхода. Кажется, что на каждом углу, за каждым поворотом ждет инфернал с длиннющими руками и пустыми глазницами. Ни разу не видел оживших мертвецов, но почему-то представляю зеленоватые, полуразложившиеся — вот как эта мышь — тела, спутанные волосы и тонкие пальцы.

Трещина в зеркале делит мое лицо пополам, искажая черты, перечеркивает его подобно шраму. Я замечаю за моей спиной тень, что тянет ко мне руки. В ужасе накрываю зеркало первой попавшейся тряпкой, лишь бы не видеть померещившегося гостя. Вдалеке слышится шорох и осторожные шаги — или мне кажется? Убегаю по длинным, узким дорожкам от невидимых преследователей, выхватываю рваную шляпу из горы мусора, надеваю ее, чтобы меня не узнали.

— Бесполезно, если комната захочет, она заберет тебя, — голос доносится издалека, но чудится, что девчонка орет мне прямо в ухо.

— Кто здесь? — Она одергивает форменную юбку и дергает себя за косички, перевязанные уродливыми тесемками. — Миртл? Ты и здесь бываешь?

— Ага, — глупо хихикает Плакса. — А вот ты меня забыл, не заходишь, — мои оправдания Миртл пропускает мимо ушей.

— Комната меня заберет? — не могу унять дрожь в голосе.

— Помнишь, я тебе рассказывала про Оливию Хорнби? Противная дура была…

— Знаю, ты говорила. И что? — сейчас начнется. Слезливое повествование о том, какие гнусные люди окружали Миртл при жизни.

— До Хорнби я не добралась, зато достала ее подругу.

— Что, явилась на похороны ее тетушки и станцевала вальс на могиле? — вспомнился рассказ Плаксы о чьей-то свадьбе. Странно, но появление привидения придало сил — вдвоем не так страшно, и из углов уже не выглядывают злобные морды.

— Нет, я заперла ее в этой комнате, — беспечно пожимает плечами Миртл, как будто говорит о несделанном домашнем задании.

И я ясно представляю себе, что сегодня не смогу найти выход и навсегда останусь в этой гробнице:

— Ты не могла.

— Я отомстила. А чего она обзывалась? — но я уже не слушал. Мчался вперед, ноги сами вели по знакомым коридорам, ведь я ходил по ним так часто, что выучил путь наизусть. Молоточки стучали по черепной коробке, отбивая такт: «Она бродила по комнате, пока не сошла с ума. И умерла. Ха. Ха. Ха». Да, и смех — громкий, визгливый, он обращался в кнут, который хлестал меня по пяткам. Надоедливая, недалекая Плакса, жалевшая меня в туалете, отомстила обидчице как умела. Надеюсь, я ничем не успел ей досадить?

— Где же? Где же? — пот стекает по вискам, по лбу, попадает в глаза, я натыкаюсь на вещи, они с грохотом падают, рассыпаясь множеством побрякушек. Я не хочу остаться здесь навечно и как слепой ощупываю стены, хотя понимаю, что это бесполезно. Когда напряжение становится невыносимым, замечаю дверь и срываюсь с места, как зверь, спущенный с цепи.

Если она окажется миражом, кактус победит.

* * *

Я чувствую себя панагией на груди священника. Вокруг ни души, до меня доносятся далекие звуки хорового пения и органа, я раскачиваюсь между небом и землей, потеряв все ориентиры. Высокий потолок собора, похожего на Солсберийский, кажется недосягаемым и почему-то находится не над головой, а под ногами. Ну точно — я икона и болтаюсь на ленте по соседству с позолоченным крестом.

Нет, Забини, ты не икона, ты идиот, который ищет приключения на свою задницу: прятаться в шкафу от Филча — оригинальное решение, но глупое. Не помню, что произошло, я неведомым образом исполнил сальто, зацепившись ногой за перекладину, и оказался в средневековом храме. Наверняка директор специально понатыкал по замку порталов, чтобы приобщить нас к культуре — изучение архитектурных памятников очень даже подойдет. Оно, конечно, полезно, но приобщаться я не хочу и потому изо всех сил стараюсь освободиться. Изворачиваюсь, будто в коконе, верчу башкой и падаю вниз, больно ударившись локтем.

Ну здрасьте, теперь я таракан, пойманный каким-то натуралистом-любителем, и сижу в стеклянной банке. За мной наблюдают чьи-то глаза, и нужно вести себя соответственно. Среди кучи хлама я нашел древнюю шляпу, наверное, одну из тех, что носил Гриффиндор. Порывшись в завалах, обнаружил странный балахон, больше напоминающий ветошь. Чем черт не шутит — напялил я это тряпье на себя, повертелся около треснувшего зеркала. Красавец хоть куда, думаю, в средневековье вполне сошел бы за шута. А может даже, за какого-нибудь слугу, не знаю: я плохо разбираюсь в истории и засыпаю на занятиях Биннса. Подмигнув самому себе, запахиваю импровизированную мантию и вышагиваю по дорожке, изображая господина в окружении невидимых слуг. Я не против сыграть пьеску, в которой старая коробка будет сундуком с богатствами, сломанные парты и стулья превратятся в золоченый гарнитур, а потрепанные учебники станут книгами, полными запрещенных заклятий. Под ногой что-то хрустнуло: я так размечтался, что не заметил, куда иду.

— Ну и дела.

Мышонок был маленьким и дохлым. Не похоже, что здесь водятся кошки; скорее всего, просто окочурился с голоду, бедняга. Его вид навевал воспоминания о детстве: ребенком я часто забирался в чулан и обязательно находил в углу одну и ту же мертвую крысу. Прикасаться к ней боялся и вскоре привык к виду тонкой серой шкурки. Грызун был моим другом до тех пор, пока не разложился, превратившись в месиво костей, тухлого мяса и мелких мушек. Я похоронил его на заднем дворе и никому ничего не сказал, потому что имею право на маленькие тайны. Не знаю, что сталось с самодельной могилой, не проверял: может, собаки разрыли или дождями размыло. Наверное, я не умею чтить память. «И да воздастся тебе за дела твои», — прозвучало в голове. Конечно-конечно, я подумаю над своим поведением.

Огромное помещение, полное воздуха, света и тайн — именно в таком маленьком городишке я хотел бы жить. Вокруг ни души: и мне никто не мешает, и я никого не замечаю. Пятно на потолке похоже на красную чернильную кляксу — я ставил такие в пергаментах, оживлял заклинанием и гонял по листку, представляя, что это мой дражайший отчим. Весело было. На штукатурке, конечно, не чернила: скорее всего, глина отсырела, но игру воображения еще никто не отменял.

— А ты не боишься заблудиться? — я подпрыгнул от неожиданности, увидев привидение девочки. Ее пальцы теребили тонкие косички, перевязанные матерчатыми ленточками, а большие глаза за линзами очков смотрели доверчиво и в то же время с подозрением.

— А чего мне бояться? Разве здесь можно заблудиться? — Она удивленно вылупилась на меня и даже приоткрыла рот.

Я честно выслушал рассказ о том, какие конченые люди окружали ее при жизни. Едва подавляя зевоту, кивал в такт словам и украдкой перелистывал истрепанную книжку «Как научиться вести конструктивный диалог».

— А потом я заперла эту дуру здесь, — Миртл — или как-то так, я не запомнил точно — гордо выпрямилась и выдохнула: — Вот.

— А? Да-да, очень интересно, продолжай, — подбодрил я девчонку, хотя слабо уловил ее мысль.

— А потом, — Миртл закатила глаза, и, не будь она привидением, я бы подумал, что она теряет сознание, — подружка Оливии сошла с ума, — прошептала зануда и, выдержав эффектную паузу, закончила: — И умерла. — Ну прям как последний аккорд в музыкальной пьесе. Нет, финальное бренчание гитары на концерте бесталанных певцов.

— Дальше, — разрешил я, шагая вперед и рассматривая мазню, развешанную по стенам.

— Ты не понял? — привидение летело рядом, размахивая руками. — Я отомстила.

— Ну молодец, — кто, блин, блеванул на холст и выдал получившееся художество за произведение искусства?

— А чего она обзывалась? — Миртл обиженно надулась и скрестила руки на груди. Я выхватил из кучи хлама изогнутую корону и напялил ее прямо на шляпу — наверное, смотрюсь идиотом, но мне нравится.

— Слушай, ты классная и все такое, но мне пора, — в конце коридора замаячила дверь. — Было приятно познакомиться, жаль, не могу пожать тебе руку, — я даже поклонился и направился к выходу, по пути выпутываясь из робы.

— Не напоминай мне о том, что я мертва! — взвизгнула Плакса и громко всхлипнула. Я так и не понял, чем обидел ее — хотя, если подумать, это не мои проблемы.

Мне кажется, что сквозь узкие окна на пол льется солнечный свет. И не хочется уходить отсюда: снаружи холодно, сыро, повсюду недовольные рожи. Здесь я чувствую себя королем, пусть липовым, самозваным, но все равно — правителем. Никто ведь не видит, что на мне погнутая корона, рваная тряпка вместо меховой мантии и дырявые брюки, которые просто лень зашить.

На ходу я стягиваю балахон, аккуратно складываю его и кладу на ближайшую тумбочку с отломанной дверцей, следом отправляется венец — пора передавать престол преемнику. Кто им будет, не знаю — после меня хоть гоблинское восстание.

«Рассказать вам притчу?» — сначала хотел спросить я и передумал. Сам не люблю слезливые рассказы с нравоучениями, но вы-то были рады меня выслушать, не так ли?

* * *

— Да чтоб тебя! — воскликнули Малфой и Забини хором, столкнувшись у выхода.

— Что ты здесь делаешь? — с опаской спросил Драко.

— Прячусь. А ты? — Блейз стянул с головы нелепую шляпу.

— А я прячу. Так это ты бродил здесь?

— Ага.

— Ты меня напугал, пойдем быстрее. Не могу здесь больше находиться, — признался Малфой, поддергивая левый рукав мантии и вытирая пот с лица.

— А я бы остался.

Ноябрь 2010