The Bloody Treaty (гет)

Легкие горели от продолжительного бега. Кровь, стекая по рукам, капала на недавно выпавший снег, лужами оставляя следы. Блонди, задыхаясь от мерзкого морозного ветра, давила на пробитый бок парня, что еле плёлся, почти полностью повиснув на девушке. Погони не было, перед тем как в него влетел кусок стекла, он поджог пару машин, героям пришлось выбирать спасать людей или гнаться за преступниками.

Тога проклинала его тупую реакцию. Ну а хули она хотела? Это уёбищное стекло по, сука, самым хуёвым обстоятельствам летело в неё. Он подставился, блять, ради неё. Она запомнила того уёбка со стеклянной причудой, она его найдет. Теперь ей было вовсе не до смеха. Обычная повседневная улыбка треснула, дав волю этим дурацким слезам. О нет, признавать, что плачет из-за штопанного, она не будет. Гордость ебаная. Из-за него она вся в крови, в его крови. На пропитание себе красного лакомства девушка не добыла и теперь чуть ли не волком выть хотелось.

Они ввалились в бар, внося за собой омерзительный аромат металла и подгорелой плоти. Видок, ебать, у них был тот ещё. Химико где-то проебала свою куртку и оттого пропиталась почти насквозь запахом крови. Даби сполз по стеночке, оставляя рождественское украшение в виде размазанных полос.

— Где вы были? — Шигараки выглядит недовольным, такой подарочек ему стопроцентно не понравился. Тога перевалилась за барную стойку, пачкая сверкающую поверхность своими ручками, и ухватилась за закрытую бутылку вискаря.

— Сори, Томура, я тебе потом всё объясню. — Девушка потащила раненого в свою комнату и, обронив того на кровать, закрылась. Он вывернулся из плаща и откинулся на подушки. Желтоглазая запрыгнула на кровать, снимая с себя отвратно-липкую блузку. Бутылка не хотела открываться, скользила по влажным рукам. По-блядски взяв в рот крышку и сомкнув на ней зубы, она поддалась и Тога, обрадовавшись ебучему открытию, пролила на кровать крепкий напиток. Вкус крови во рту пьянил не хуже аромата виски. — Разденься хотя бы, дай гляну, что там…

— Просто вколи мне со шприца, — хрипло пробормотал брюнет. Поелозив на месте и отстегнув боковой карман, он ухватился за предоставленную бутылку и отпил с горла, неприятно морщась. Химико откопала заветную иглу и, почти не глядя, всадила в плечо как ножом. Она отобрала алкоголь у больного и вылила на рану, в попытке промыть её, а следом приложилась и языком, по кошачьи слизывая кровь. Даби зашипел, резкая боль в боку вернулась, но постепенно затухала. Вколотый обезбол начинал действовать. — Конченая, совсем на голову тронулась?

— То~о~ойя, я не могу сдерживаться, — Химико нависла над ним, как хищник над своей жертвой, и впилась в окровавленные губы парня. — Твоя кровь дурманит мой разум…

— Я не могу, — Даби отполз от чокнутой девчонки и подпалил свою зияющую дыру, шипя от боли. Ебучее ощущение перегрева не должно было достать его под кайфом, но оно выползло и омерзительно, до тошноты, до ебучего скрипа зубов, въедалось под корку черепа. Остыть, ему необходимо выйти из этой душной комнатки, что так погано воняет кровью. Он перевесился через перила балкона и шумно вдыхал морозный воздух.

— Тойя! — янтарноглазая вцепилась в него, из последних сил удерживая его от полета вниз, может, полет и не был бы продолжительным, второй этаж всего лишь, но балкон был предпочтительнее. — Блять, вот только давай без прыжков.

— Я не собирался, — брюнет свалился на снежный пол, пошарив по немногочисленным карманам, он достал последнюю дешёвую сигу и подпалил своим пламенем, затягиваясь. — Прекращай меня так звать…

— Но ты же хотел, чтобы родные тебя так называли, — Тога раскраснелась от «выпитого» алкоголя и непривычно уселась на парня сверху.

— Это пусть они ебутся с этой историей и именем, насрать, — он выдохнул сигаретный дым и Тога зашлась в кашле.

— Ну и дрянь же ты куришь! — Девушка выхватила сигарету из ослабших пальцев и выкинула с балкона, едко посмеиваясь.

— Смейся-смейся, шутка ли, сейчас следом полетишь, — бирюза в глазах запылала чем-то недобрым, он попытался скинуть блондинку с себя.

— Обойдёш-шься, — Тога перехватила его руки, до боли царапая обожжённые запястья. Грязно облизнувшись, рот её все ещё был в крови, она вгрызлась в шею брюнета. — Будешь делать то, что я скажу.

— Ахуела? — Ещё одна безуспешная попытка вырваться и последовательный укус. Дернувшись назад, Тога потеряла равновесие, заскользив по замёрзшему балкону, и оказалась прижата к холодной стенке. Снег шёл, ни на секунду не останавливаясь, но, подбираясь близко к огненному, таял, превращаясь в противный дождь.

— Ладно-ладно, — девушка подняла свои ручки, признавая поражение. — Я замёрзла, давай обратно в комнату зайдём?

Тодороки окинул пустую комнату беглым взглядом и отрицательно качнул головой, отпуская янтарноглазую. Блондинка, выпутавшись из-под парня, зашла в комнату. В её уютной комнате, казалось, не было места свежему воздуху из-за витавшего повсюду металлического аромата. Кровать была безбожно измазана кровью. Девушка, наконец, улыбнулась. Плохое было позади, сейчас она быстро выкинет окровавленные тряпки и всё будет зашибись…

Даби отлёживался в луже собственного изготовления, ледяная корка растеклась под ним, сверху моросил снег, так и бок всё ещё кровоточил. Проматерившись на всех и вся, он ещё раз обжёг рану до появившейся корочки. В голове едко прыгали замечания в виде ебаного Старателя: «Выпускная сила огня — вот что важно!» «Перестань использовать причуду, это опасно!» «Героем тебе не стать!» Он уже готов был хорошенько приложиться головой обо что-нибудь, лишь бы это ебало вылетело из подсознания. Блондинка полила раненый бок из недопитой бутылки и вернулась на исходную — уселась сверху, елозя худосочной попкой.

— Сумасбродка, я не в состоянии, — руки плохо слушались, тошнота подкатила по новой, эта дура напялила обратно свою окровавленную блузку, так ещё и ехидно расстегнула ремень, стягивая промокшие брюки. Она выцеловывает дорожки крови на теле брюнета, неизменно возвращаясь к губам, так вкуснее, она в этом уверена. Он почти не сопротивляется, только нос воротит, но это дело поправимое. — Отъебись…

Девушка воспользовалась ситуацией, схватив парня за руки, она подвязала их ремнем, туго закрепляя где-то у изголовья. Трусики она не снимает, не хочет тратить на это бесполезное дело время, оттягивая их чуть в сторону, усаживается на вставший от поцелуев член. Даби судорожно вздыхает, когда эта кошечка, не глядя, опирается на рану. Синее пламя взвивается, резко растапливая весь балкон от ненужного снега. Ремень, зараза, не выдерживает эту ебаную температуру и, прежде чем освободить своего заложника, плавится на руках, оставляя после себя новые ожоги на теле. Тогу вся эта еботня только распаляет, ей весело от этой его боли. Снег охлаждает её оголившуюся грудь, Тодороки, освободившись от пут, перехватил инициативу. Руки не болели, та дрянь работала без перебоев. В голове сраная каша из недовольства, удовольствия, боли, но чувства притупляются новыми волнами, как во время шторма ебучими наплывами. Он обжигает бедра девушки до покраснения и шипит что-то приторно-слащавое, будто сбежал из галимого бульварного романчика, что так любит почитать Спиннер, несмотря на то, что он парень. Химико заходится смехом и, норовя взбесить парня еще больше, вырывается из легкого хвата и бежит в комнату, спуская юбку на пол.

Парень, на свой страх и риск, зашёл следом, оставляя окно нараспашку. Тога подзывала к кровати, манила своими бедрами, совсем бесстыже раздвигая их. Бедные и несчастные трусики пали смертью храбрых от огня. Химико боязливо вскрикнула, не у каждого вспыхивают трусы между ног. Даби умостился внизу девушки, лаская эту придурошную с лодыжек и поднимаясь выше к бедрам. Янтарноглазой это вовсе не понравилось, она хочет его обратно, чтоб втрахивал в кровать до такой степени, что она не могла бы сдерживать свои крики-стоны. Кошечка подползает попой вперед, надеясь, что он вернётся в её трепещущее лоно. Брюнет не торопится исполнять пожелания нетерпеливой девки, старательно выводя влажные узоры на теле девушки. Бюстгальтер был прожжён посередине, чтобы не мешал, блондинка жалостливо скулит, недавняя обновка погорела. Шершавая после ожогов от причуды рука почти невесомо легла на влажный бугорок, теребя и сжимая горошину. Она обхватила темноволосого обеими ногами за талию, абсолютно забыв о ебучей ране и не волнуясь о чёртовых торчащих скобах. От мимолётного приступа боли он кусает нежно-розовый сосок, после извиняюще зализывая. Тога вертится под ним, как уж на сковородке без антипригарного покрытия, злобно тянет за серебряную скобу на ключице. Тодороки шипит ей в губы целые проклятья, Химико против романтики. Ей не нравится, что тот, кого считают мёртвым, пытается в романтоту. Её это порядком раздражает, потому не особо беспокоится, что передоз это все же плохо, вкалывая вторую дозу препарата. И похую если ему сейчас плохо станет. Янтарные глаза зажигаются энтузиазмом, голубые тухнут от переизбытка отравы в крови.

Голову сносит и Тога, радуясь, поджимается под парня, что не мыслит ясно. Дурман в голове становится только крепче, от того и нежнятина откладывается нахуй. Даби входит в неё резко, она приятно царапается. Вот оно, то чего ей не хватало. А не эта ебанутая хуета, под романтичным соусом. Она не Очако, не любит, когда с ней нежно, Томуре было похуй, когда он её трахал. Он не парился ни по какому поводу, Тога была так, на пару раз, чтобы выпустить пар и лидер это прямо сказал. И ему было трижды похуй, что он у неё первый. Но, сука, обидно было, что крови своей так и не дал. До злобно-ебучих слёз, а мы гордые обычно не плачем.

Этот вообще чудик, в мыслях Тога думала, что ему насрать на всякое такое. В смысле, ты же, типа горячий парень и еби, блять, спокойно кого хочешь, но нет. Это она первая прыгнула к нему в койку, плевать, что сначала хотела просто погреться, а потом пошло-поехало. Химико еще неделю бегала вокруг него хвостиком, подначивая, что это она его трахнула, а не наоборот. И молчала, что понравилась эта розовая еботня, сука, слишком милым оказался. На все её укусы, царапки, щипки, удары противовес найдётся — свои блевотно-розовые сопли, поцелуйчики да обнимашки. В пизду всё!

Она подаётся вперед, под рваные толчки со сбивчивым дыханием. Девушка тянется, льнёт к нему, к этому бушующему сейчас парню. Может, он всего лишь заменяет ей рукастого, что бросил её на произвол судьбы, сказав, что не хочет с ней иметь дел в постели, когда она в шутку спизданула про его лицо, хорошо хоть причуду не использовал. Ну а хули-то? От брюнета все также приятно пахнет кровью и отдалённо мятной мазью, что неплохо справлялась с ожогами. Блондинка совсем прижимается к огневику, так приятней, холодные скобы дают непривычные ощущения от соприкосновений. Он на мгновение отстраняется, чтобы перевернуть её, а следом войти, вжимая в кровать, кусает за плечи больно, до крови. Тога хнычет, вроде бы и то, а хотелось, чтобы голубоглазый не ебал бездумно. Она не игрушка, которую долбят перед сном, всё-таки живой человек, хочется простого-нормального секса, местами грубого. Она сжимает подушку, старается попасть под ритм, пытается не захлебнуться в слюнях-соплях-слезах от перебитого дыхания, чуть ли не скулит, когда он кончает ей на спину.

Даби валится рядом с ней, пытаясь пригладить её непослушные растрепанные светлые волосы. Она не хочет после такого оставаться в постели, закрывает окно на замок и, наплевав на нормы приличия, выходит из комнаты, чтобы вернуться с ведром воды и окатить брюнета полностью за поднявшуюся обиду. Она тянет его в ванную, чтобы хоть немного привести в чувство. Он недовольно что-то мычит на своём безматном непонятно-вежливом, отходит на свою апатичную сторону и коротко извиняется, глядя на неё. Себя он не ощущает. Вообще ничего не чувствует. Тога помогает ему обмыться, тщательно промывая рану и мелкие порезы и ожоги. Чувствует себя мамочкой при довольно большом ребенке. Назло втирает ему в волосы его заготовленный бальзам, возвращая белизну на голову. Огненный долго молчит, принимает ситуацию, тело судорожно дрожит и непонятно: причуда виновата или отходняк пошёл после наркоты. Химико наблюдает, она не пыталась сломать его, с этим он удачно сам справляется, но от этого не лучше. После тёплого душа им приходится тащиться к нему в комнату, девушка даже немного счастлива, что украшала ее к Рождеству и понапрятала там вкусняшек.

Ёлочная гирлянда горит ярко, Тойя хмурится от её вида, красными огоньками неприятно напоминая об отце. Парень переодевается в очередной подранный набор, дрожь не проходит. На кровати он отворачивается к стене, лишь бы не видеть эти поганые огоньки. Тога надевает одну из маек штопанного и ложится рядом, перебирая влажные белые волосы.

— Знаешь, всё оказалось не таким плохим, — девушка не знала, о чем можно говорить. — По крайней мере мы выпустили пар… Тойя, не дуйся…

— Химико…

— Я тебя слушаю, — блондинка придвинулась поближе, чтоб расслышать тихий-тихий шепот.

— Если у меня не получится, убей…

Тога удивлённо моргает, окончание она не расслышала. Хотя, возможно, просто не приняла. Не хотела принимать. Гирлянда пару раз мигнула. Сейчас он выглядит, как побитый пёс, что уже принял свою судьбу. Для него нет иного выбора. Сегодня она это поняла. Ебать, о чём она только думала? Он эту надвигающуюся войну не переживёт и это он загнал себя в эту ебучую ситуацию. Лучше бы сидел где-нибудь в тени и не отсвечивал, Тога бы и без него прожила. Немногое потеряла бы… Она пытается выдавить что-нибудь в ответ, но ничего не получается. Какая-то какофония чувств и кошки заскребли, она сглотнула появившийся комок и выключила огоньки.

— Хочешь, я почищу тебе мандарин? — Химико старается не выдать свои ощущения, беря в руки миску с фруктами. Она помнит, что он их не ест, не может из-за вечных ран на руках и лице, куда только может брызнуть оранжевый негодник.

Она слышит невнятное «спасибо» и радуется, тихо плачет, но на это найдётся ответ — мандарин проказник брызгается прямо в глаза, когда ты не ожидаешь.

Примечания:

Надеюсь, что после НГ я буду также продуктивен, как в декабре 21года)))