Я пристрелю тебя, шавка (гет)

Music:

Broken Bones — Nonpoint

Love the Way You Hate Me — Like A Storm

Wake Up — Arcade Fire

* * *

Единственное о чём она думала, так это выбраться как можно быстрее. Единственное чего она желала больше, чем оказаться вновь на свободе, а не под прицелами, так это избежать встречи с ним. Только от одной мысли об этом где-то в глубине с трудом восстанавливающегося организма стыла кровь. Она ведь не трусиха. Нет. Она всегда шла вперёд, не глядя ни на что.

Нет смысла смотреть, даже оборачиваться. Это не даст ничего, кроме противных воспоминаний, которые просто не дают спать по ночам.

Она не до конца понимала, зачем решила вернуться в зал, для чего вышла из плавильни. Даже находись она сейчас в самом лучшем физическом здравии, она не будет противником наёмному убийце Испании.

Найроби поняла это ещё в первый день, когда он приставил пушку к её голове. А затем ещё больше убедилась, когда он, глядя точно ей в глаза, сказал, что пристрелит. Она поверила этим словам, поверила без толики сомнения. В его взгляде читалось что-то такое, что невозможно было описать словами — уж она бы точно не смогла. Она знала, что дай ему в руки тогда пистолет, он бы нажал на спусковой крючок, не задумываясь ни на секунду. И, возможно, даже улыбнулся бы потом. Получая настоящее наслаждение от того, что смог пристрелить шавку.

Это обращение её не зацепило, нет. Просто запомнилось. Она сама не могла понять, почему это слово застряло где-то в подкорке мозга.

Передвигаясь по длинным банковским коридорам, именно об этом думала Найроби. А ещё о Монетном Дворе. Теперь она осознавала, что там всё было в разы проще. Да, тогда они сделали немало ошибок, но сейчас… Всё это — одна какая-то огромная ошибка, которая едва ли не лишила её жизни. Девушка и правда была готова сдаться. Отдаться в руки властей. И ей было плевать, что дальше. Тюрьма, пытки — плевать.

Найроби замерла, услышав шорох позади себя. Внутренний голос шепнул: «Беги», — но в тот же момент она поняла, что физически на это не способна. Замерев, она сжала обеими руками оружие, которое лежало на коленях, и попыталась резко развернуться, но и секунды не прошло, как она ощутила адскую боль сначала в левом боку, а следом и от удара по голове.

Шум. Темнота.

Долгожданное спокойствие.

* * *

Найроби открыла глаза не с первой попытки, далеко не с первой. Находясь в горизонтальном положении, она долго прислушивалась к собственному восприятию, звукам вокруг, но понимала только две вещи: во-первых, у неё жутко болела голова, и ещё больше неприятных ощущений было где-то в районе ранения. Во-вторых, — давящий шум. Такое чувство, что это гудел гигантский генератор. Или всё вообще происходило в её собственной голове, попытавшись притронуться к которой девушка поняла третий нюанс — она связана.

С трудом подняв веки, она увидела, что находится в абсолютно незнакомой комнате, внешний вид которой радикально отличался от банковского интерьера. И, возможно, она могла бы предположить, что уже и не в банке вовсе, но шестнадцать мониторов и сейф во всю стену говорили о том, что игра всё ещё продолжается.

Прикованные к какой-то трубе наручниками руки давно затекли до такой степени, что Найроби их почти не чувствовала. Ледяные пальцы отказывались сгибаться, несмотря на то, что комната напоминала самую настоящую парилку. Лицо обильно потело, и к нему прилипали волосы. Девушке казалось, что её чем-то облили, но это был всего лишь её собственный пот. Она всё пыталась понять — ей сложно дышать из-за невыносимой жары или это следствие проблем с организмом.

Невзирая на прикованные запястья, Найроби решила попробовать привстать и сощурилась, всматриваясь в небольшие чёрно-белые мониторы. С этого места можно было вести круглосуточное наблюдение. Переведя взгляд, девушка с замиранием сердца обнаружила проводной телефон, о существовании которого они даже не догадывались, как и о комнате в целом.

В голове был только один вопрос: «Почему я ещё жива?»

И стоило Найроби опустить голову обратно, как она сморщилась от боли и зловония, которое исходило от неё самой. Встревожившись, девушка снова попыталась приподнять голову, чтобы взглянуть на свой комбинезон, но дверь, которую она прежде не замечала, вдруг открылась. С первого взгляда на него Найроби стало ясно, насколько он собой доволен.

Даже не посмотрев в сторону своей заложницы, Гандия прошёл к мониторам, усаживаясь на стул и поднимая телефонную трубку.

— И почему же, интересно знать, я ещё жива? — спросила раньше, чем подумала.

Найроби твёрдо знала, что стоит попробовать мешать ему как можно дольше, чтобы…

Чтобы что? Она пока не дала себе ответа на этот вопрос.

Просто это наверняка бы ей пригодилось. А, может… и пулю сейчас за это получит. Что ж, в таком случае, выстрел, возможно, услышат. Гандию найдут, снова свяжут, и дальше всё пойдёт как по маслу. Точнее, как задумывал Профессор. Вот только к тому моменту Найроби уже гнить начнёт, не то что остынет.

Поэтому… пожалуй, нахуй альтруизм и самопожертвование. Захлопнув варежку, девушка молча отвернулась, даже не надеясь на ответ, и устремила свой взгляд на полку, которая находилась прямо у неё перед глазами, из чего она сделала вывод, что это ещё одна кровать. Повернув голову влево, она заметила на противоположной стене ещё две такие же кровати, вот только их никто не опускал.

— Полковник, я всё проверил. Взрывчатка установлена на всех дверях и окнах первого этажа.

Гандия даже не обратил внимание на то, что кто-то за его спиной что-то говорил. Перед ним стояли чёткие задачи, цели, к которым он двигался ни на что не взирая. Он ещё около минуты о чём-то говорил по телефону, а затем минут пять смотрел в мониторы, сложив ладони и подперев ими подбородок.

— Пока что ты мне нужна, на всякий случай, — неожиданно выдал мужчина, резко разворачиваясь и отталкиваясь от стола руками. Сидя на офисном стуле, он приблизился к Найроби, с каким-то прищуром глядя чётко ей в глаза.

— Тебя найдут, не сомневайся, — агрессивно выплюнула девушка, немного приподнявшись.

— Вот тут я уверен, что ты заблуждаешься. Этой комнаты нет ни на одном плане здания, а о её существовании знают только я и управляющий.

— Что ж, в таком случае, я сама от тебя избавлюсь, как только ты уснёшь.

Её измученный вид и побледневшее лицо буквально кричали об обратном. Скептически взглянув на девушку перед собой, вроде и понимая, что она ни на что не способна, мужчина всё-таки насторожился. Он по себе знал, что от наручников можно быстро и бесшумно избавиться. И почему-то был почти уверен, что ей хватит духа его убить.

Но, тем не менее, на его лице заиграла наглая ухмылка, больше похожая на оскал.

— Искренне желаю тебе в этом удачи, а я пока успею прикончить ещё пару-тройку твоих дружков-грабителей.

— Сука! — Найроби дёрнулась, сама того не ожидая и попыталась ударить его прямо в голову, но бессильная попытка была заранее обречена на провал.

И когда Гандия жёстко откинул её ногу, которую она едва успела поднять, девушка даже не удивилась, но ярость, бурлящая внутри, созидаемая одним лишь воображением, не давала так быстро успокоиться.

— Лучше не брыкайся, иначе я переломаю тебе ноги. У меня, знаешь ли, терпение и выдержка не железные, — Гандия потянулся к поясу и достал пистолет из кобуры.

Поднеся оружие к своему лицу, мужчина осмотрел его со всех сторон, а после направил ствол на Найроби и начал медленно приближать его к голове девушки, пока не упёрся в висок.

— С первой секунды, как тебя увидел, мне больше всего на свете захотелось прострелить эту головку, — проводя пистолетом по лицу девушки от нижней челюсти и обратно, словно со звериным оскалом, он едва подавлял в себе желание нажать на спусковой механизм.

Найроби пристально смотрела в светло-серые глаза напротив, не подозревая, что вообще можно ожидать от этого человека. Его взгляд горел желанием убивать, причём не только её, но и любого, кто встретился бы на пути, и несмотря на это она всё ещё была жива.

Пожалуй, это и было самым большим секретом для неё.

— Они не знают, что я жива. Я бессмысленный заложник. Ты уже в проигрыше.

Оттолкнувшись ногой от кровати, Гандия вернулся к столу, беря в руки рацию. Найроби не замечала её до сих пор, поскольку та лежала за клавиатурой. Настроив устройство, он поднялся со своего места и, вернувшись к девушке, расстегнул наручники, а она даже не успела притронуться к затекшим запястьям, как была жёстко поставлена на ноги, ощущая боль в плече, за которое её дернули. После того как Найроби осела на небольшой крутящийся стул, её взгляд забегал по экранам в поисках знакомых лиц.

— Как меня слышно, Господа Грабители?

Девушка заметила на одной из камер Стокгольм и Рио, а на другой — Токио. Все замерли, пытаясь понять, откуда доносится звук.

— Это начальник безопасности Национального Банка Испании. Хотел вам сообщить о том, что связь с полицией успешно установлена. И с полковником Тамайо в частности. В скором времени банк ожидает штурм, поэтому я предлагаю вам сдаться заранее.

— Он видит вас! Тут везде камеры! — Найроби заорала, что было сил, чтобы её наверняка услышали.

— И как вы уже догадались, ваша коллега-калека наблюдает за вами вместе со мной.

Едва не взорвавшись от злости, Найроби попыталась ударить мужчину, но он в два счёта скрутил её руку и, схватив за шею, впечатал в стол. Ощутив, как вспыхнула от боли правая часть лица, она непроизвольно вскрикнула.

— Настоятельно рекомендую задуматься о том, чтобы сдаться.

Отключив рацию, Гандия с каменным лицом наблюдал за тем, как засуетились все участники ограбления.

— Только что по собственному желанию ты стала заложницей, — присев на корточки, он поравнялся с Найроби. — Промолчи ты сейчас, и они бы действительно могли подумать, что ты мертва, но ведь у шавки не хватит на такое мозгов. Верно?

— Сукин сын, — едва слышно прошептала Найроби, не разжимая челюсти.

— Моя мать, конечно, не была святой, но и до такой степени не опускалась. А теперь… — он поднялся на ноги, увлекая свою заложницу за собой. Найроби с трудом устояла на ногах, хватаясь одной рукой за жилет Гандии. — Сиди на своём месте, шавка, и не дёргайся.

Буквально рухнув на узкую кровать, Найроби даже не стала ничего говорить, пытаясь сдержать подступившие от боли слёзы. А как только её руки оказались прикованы, Гандия надел на лицо балаклаву и пошёл в сторону выхода, оборачиваясь у самой двери. О чём-то подумав несколько секунд, он внимательно посмотрел на напряжённую девушку. Вернувшись, мужчина открыл шкаф, доставая оттуда небольшой пакет.

— Возможно, принцесса желает потрапезничать, а я веду себя как настоящий грубиян.

Поднося пакет с крекерами прямо к её лицу, он вынудил Найроби тут же отвернуться, а сам не спеша отстегнул одну руку.

— Если ты намерена и дальше продолжать воротить нос, то я могу и не распыляться на подобные жесты. А ты тем временем сдохнешь от голода или жажды. Кстати, об этом, — щёлкнув пальцами, он потянулся к всё тому же шкафчику, доставая бутылку воды.

— Тут жарко, как в ебучей сауне, — пробубнила Найроби, не в силах отказаться от воды.

— Ну, извини уж, — разведя руками, он кинул крекеры на кровать. — Для работы всей этой херни требуется воздух. А кондиционер могут услышать, поэтому придётся немного попариться.

Присев обратно на стул, Гандия какое-то время наблюдал за тем, как жадно Найроби поглощает воду, малая часть из которой проливалась ей на подбородок, костюм, грудь.

Заметив на себе чужой взгляд, девушка усмехнулась, прекращая пить.

— В чём дело, Гандия. Захотелось женского внимания, истосковался?

Она произнесла это с улыбкой на губах, но в то же время была готова убить его на месте. Всё это больше, чем она может выдержать. Это, кажется, уже перебор. Возможно, она и в состоянии всё это дерьмо на себе вытащить, но только не в таком физическом состоянии. Ей противно от него, но слишком необходимо отсюда выбраться. Она задыхается в этой сраной клетке, которая больше походит на преисподнюю.

— А если и так, то что с того? — он приподнял бровь, откидываясь на спинку стула и укладывая один локоть на стол.

— Нам в любом случае тут нечего делать, — Найроби села поудобнее, начиная расстёгивать свой комбинезон.

Ей казалось это может стать самой лучшей, а, возможно, и единственной возможностью выбраться оттуда. Сейчас она была готова просто вгрызаться в его шею зубами, пока не доберётся до ярёмной вены, как только предоставится такая возможность. Без жертв? Хера с два, Профессор. Она хочет жить! Она хочет отсюда выбраться! Поэтому Найроби готова пойти на это, чтобы убить его прямо здесь и сейчас.

— Пожалуй, — Гандия встал со своего места, подходя ближе к девушке, и, поставив руки по обе стороны от её бедер, он стал говорить на два тона тише, — я лучше сдохну от скуки, чем буду что-то делать с грязной щелью.

Ей захотелось пристрелить его прямо сейчас. Пустить пулю в лоб. С крупнокалиберного. Чтобы мозг — в кашу, и стекал на пол. Никто не смеет обращаться к ней вот так. Она себя не на помойке нашла и однозначно достойна большего. Поэтому будь у неё сейчас ствол, она бы уже спустила этот треклятый крючок. Вот только… резко подавшись вперёд, Найроби едва успела дотронуться до рта мужчины, как он впился в её губы, хватая за затылок, чтобы ещё сильнее углубить поцелуй. Рвотный спазм скрутил желудок Найроби, но она изо всех сил старалась держаться, сжимая веки. Свободной от наручников рукой она обхватила его шею, пытаясь приблизиться, насколько это возможно с прикованной конечностью. Но не прошло и минуты, как Гандия отстранился, морщась и вытирая губы тыльной стороной ладони. Найроби же в этот момент старалась оценить свою адекватность по шкале от «крыша немного протекает» до «ебанулась окончательно».

— Довольна? — сделав несколько шагов назад, Гандия выключил мониторы и пошёл прочь из крохотной комнаты.

Найроби же уставилась в одну точку, прижав ладонь ко рту. Рвотный спазм подступил к горлу. Чёртов ублюдок. Она искренне понадеялась, что его сейчас там пристрелят. А её тогда бы точно нашли, и сомневаться не приходится в интеллекте и догадливости Профессора.

— Ебанутая, — ударив себя по лбу, девушка облокотилась спиной о стену, тут же чувствуя боль в месте травмы.

Всеми силами она старалась проанализировать, могла ли она сейчас что-то сделать Гандие, если брать в расчёт её ранения и физическое состояние в целом.

Пока Гандия отсутствовал, Найроби пыталась хотя бы зрительно «обшарить» комнату, ведь лёжа это было не так удобно сделать. Огромный сейф во всю стену вызывал больше всего вопросов, ведь был очень похож на тот, что стоял в кабинете управляющего. Два шкафчика у стены, за ними ещё три стула, четыре кровати. Это место определённо было создано на такой случай.

* * *

Ей было чрезвычайно тяжело сосредоточиться на подсчёте времени, так как она постоянно проваливалась в сон. Боль во всём теле, недосып, который, кажется, уже стал хроническим, а ещё жара, что ни на секунду не покидала её тела. С трудом стянув комбинезон, она рухнула на бок, держась за место ранения. Найроби просто больше не хватало сил оставаться в сознании. Опустив веки, она моментально провалилась в сон, даже не предполагая, что это может стать последним сном в её жизни.

Открыла она глаза от громкого хлопка — до такой степени громкого и мощного, что Найроби содрогнулась всем телом вместе с комнатой. Оглядываясь по сторонам, она привстала, занимая сидячее положение, и, приложив ладонь к ранению, почувствовала под ней влагу. Взглянув на руку, девушка нахмурилась, рассматривая пальцы с тёмно-красными разводами. Не успев толком сообразить, откуда взялась кровь, она вздрогнула от того, как резко открылась дверь, в которую влетел Гандия.

Тяжело дыша, он прошёл до стула и буквально рухнул на него. Стараясь сосредоточиться хотя бы на одной точке, Найроби, словно пьяная, блуждала взглядом по телу мужчины, который с бешеной скоростью вдыхал каждую новую порцию воздуха.

После нескольких минут полного молчания, он с трудом поднялся на ноги и подошёл к одному из шкафчиков, доставая оттуда довольно большую сумку; красный крест, вышитый сверху, позволил Найроби узнать в ней аптечку. Гандия попытался вернуться к стулу, но его шатнуло, и, рухнув у ног девушки, он выронил сумку из рук.

В душе Найроби заликовала. Возрадовалась всему происходящему. Едва ли не засмеялась, как маленькая девочка от счастья. Она была готова наблюдать за тем, как он медленно умирает, хер пойми от чего, но умирает, а от этого на сердце становилось немного спокойнее. Ведь если этот человек умрёт, то у всех и сразу станет в разы меньше проблем. Смотря на неподвижное тело, лежащее на полу, Найроби подалась немного вперёд, чтобы взглянуть на ранение, и оторопела, когда увидела несколько кусочков металла, торчащих из спины мужчины, и пропитавшую рубашку кровь. По характеру ранения было видно, что жилет оказался спасительным, поскольку из него торчала основная часть осколков.

Опустив ноги, Найроби с трудом согнулась, чувствуя, как кольцо наручников ещё сильнее стало давить на уже раненое запястье и как от смены положения сильно потянуло в боку, но всё же принялась шарить по карманам Гандии. Мужчина же почти не реагировал на все её действия и только время от времени вздрагивал. Перерыв почти всё, что было возможно, Найроби даже успела отчаяться, но с последним движением смогла выудить самый нужный для неё предмет.

Ключ мигом оказался в наручниках, которые податливо раскрылись, а девушка попыталась как можно тише и аккуратнее встать, переступая через тело у кровати. Держась за собственную рану, Найроби поплелась в сторону выхода, тут же встречая новую преграду. Ей нужен был ещё один ключ, которым она могла бы открыть дверь.

Глубоко вздохнув, она поморщилась, но всё же пошла назад. Присев рядом с Гандией, она продолжила обыск, который почти сразу дал результат, ведь с этого положения было гораздо удобнее добраться до карманов на жилете. Стоило ей начать вытаскивать продолговатый ключ, как мужчина тут же зашевелился, быстро задышав.

Прикусив нижнюю губу, она зажмурилась, проклиная всё на свете. Проклиная себя. Проклиная свою сраную доброту, которая ей совершенно не нужна. Это не самый лучший атрибут во взаимодействии с заложниками.

Она была бы счастлива умри он прямо сейчас.

Он бы убил её, не задумываясь даже на секунду.

Нажал бы на курок. Наслаждаясь. Получая настоящий кайф.

Она полезла в аптечку, в поисках самого нужного.

«Шавка. Грязная», — набатом в ушах его голосом.

А она игнорирует. Найроби предпочитает не замечать этого голоса. Переворачивает его на бок, укладывая голову убийцы себе на колени.

«Я пристрелю тебя, шавка.»

К чёрту! Разрезает жилет на креплениях, рубашку, чтобы не мешали. Пододвинув аптечку ближе, достаёт оттуда антисептик, обрабатывая рану вокруг осколков, свои руки. Находит небольшой фонарик, чтобы лучше осмотреть порезы. И лишь когда убеждается в отсутствии мелких частиц, берёт медицинский пинцет, которым вытаскивает первый осколок.

Он как зверь. Рычит. Резко открывает глаза. Найроби пытается удержать одной рукой, не дать подняться.

— Не дёргайся! — орёт, сама не понимая зачем.

Дрожащие пальцы с трудом продевают нитку в игольное ушко.

Будь оно всё проклято. И её доброта в первую очередь.

Гандия замер. Не двигается. Взгляд бешено бегает по бетонному полу, замечая кровь — его собственную. Он не понимает, какого хера вообще происходит; только всепоглощающее жжение по всей спине. Но послушно лежит, сжимая кулаки.

Девушка с трудом накладывает первый шов, а потом ещё один, и ещё, сшивая рану. Помогая себе зубами, рвёт упаковку пластыря и прикладывает его к спине.

Наплевав на пинцет, она достаёт рукой ещё один кусок, чувствуя, как Гандия вцепился в её колено, и сжал буквально на несколько секунд. Освещая фонариком рану, Найроби попутно обрабатывает её вокруг, а затем раздвигает края, чтобы убедиться в отсутствии осколков, но всё же замечает пару, совсем маленьких. Обхватив фонарик губами, девушка пальцами удерживает рану расширенной и достаёт эти частицы.

Быстрое, слишком учащённое дыхание обоих слышно на всю комнату. Неимоверная жара, которая просто не даёт нормально делать вдохи. Чёртов пот, который стекает по всем открытым участкам кожи, ещё сильнее мешает накладывать шов, нежели подрагивающие пальцы и периодическое потемнение в глазах.

Когда дело доходит до самого большого осколка, который смело мог бы занять пол-ладони Найроби, она наклоняется вперёд, чтобы заглянуть в глаза Гандие, а рукой аккуратно проводит по оголённому участку спины. Не понимая, зачем. Это какой-то материнский инстинкт. Обычная человеческая жалость, как к раненой собачке. Она видит, насколько сильно его трясёт, и даже представить не может, какую боль он сейчас испытывает.

— Сейчас будет больно.

— Похер, просто убери эту хуйню, — с трудом выдаёт мужчина, стиснув зубы.

— Он очень близко к позвоночнику, и я не ручаюсь за результат. Моё медицинское образование оставляет желать лучшего.

— Делай, — выдавил Гандия, опуская веки.

Помимо мучений, в которых он пребывал последние минут двадцать, было ещё одно не менее выраженное чувство: непонимание. Ведь он чувствовал, но почти ничего не мог сделать, когда Найроби искала ключ от наручников. А потом где-то глубоко в сознании понимал, что она ищет ключ для двери, вот только наивная грабительница не знает, что отсюда так просто не выйти, и ей как минимум пришлось бы тащить его тело ко второй двери, либо отрубить пальцы, чтобы подтвердить отпечаток.

Стоило Найроби дёрнуть за металлический осколок, как Гандия почти взвыл, дёрнувшись всем телом. Ему показалось, что под веками заплясали белые точки. Когда девушка полила холодную, но такую жгучую жидкость на рану, в секунду он ощутил ещё больший спектр болевых ощущений.

В этот момент он хотел оторвать ей голову.

Она же думала только об одном: о его проклятых серых глазах, которые полны ярости. О его взгляде в тот момент, когда он пытался удушить её. Её — едва отошедшую от смертельно опасной операции.

Чем она теперь занимается?

Разве он этого заслуживает?

Для чего она всё это делает?

Кому. Это. Надо?

Профессор бы не обвинил её в смерти заложника.

Никто бы и слова не сказал, все были бы только рады, увидев её, но нет. Руки продолжали совершать движения.

Пальцы покорно держат иглу, которая накладывает слегка неровные швы, но на эти мелочи ей плевать. Это не то, о чём она бы беспокоилась. Совершенно не то. Её даже не волнует состояние Гандии, ведь после каждого второго-третьего раза, когда Найроби моргает, она видит темноту, но изо всех сил старается оставаться в сознании, продолжая методичные движения.

А он же не двигается, чувствует жжение на коже, но при том существенное облегчение. Словно из спины достали не кусочек в пять сантиметров, а целое бревно. Даже дышать становится легче.

Гандия вздрагивает, когда замечает, что Найроби берёт ножницы, но она всего лишь отрезает нить. И вот он уже готов выдохнуть с облегчением, как в следующий миг снова ощущает адскую боль от того, что бессознательное тело буквально падает на свеже зашитые раны.

Music:

Awake and Alive — Skillet

SPIRITS — The Strumbellas

* * *

Гандия намеревался обойти второй этаж банка — здания, которого знал, как свои пять пальцев. И сделал бы это через вентиляцию, но, к огромному его сожалению, в коридорах отсутствовали вентиляционные шахты, поэтому ему пришлось перемещаться почти в открытую. Сейчас в каких-либо стычках он совсем не нуждался, но пистолет с глушителем был наготове.

Скрытно передвигаясь по этажу, Гандия хотел обследовать всё, что возможно, чтобы доложить обстановку Тамайо, принять какие-то решения и впоследствии переходить к их реализации. Вот только его ждал сюрприз — встреча, которой не должно было случиться. Ведь когда он покидал бункер, то сразу отметил, что этаж пуст.

Рио и Денвер имели вполне определённые мотивы — они целенаправленно бродили по банку с одним желанием: убить.

Он попал в такую задницу, из которой почти не было выхода.

Он выпустил за малым не все патроны, которые имел при себе, и был готов к ответному огню, когда умело в считанные секунды менял обоймы, но мужчина никак не ожидал, что словно из ниоткуда появится Токио.

Разъярённая Токио. Девушка, которая пребывала в состоянии, граничащем между крайней степенью отчаяния и нервного срыва от злости, буквально разрывающей её изнутри. И вся эта ненависть, весь этот гнев были только для него. Эта безбашенная психопатка плевала на всю логичность своих действий. Не реагировала на крики своих же людей и просто шла вперёд.

Сколько патронов она всадила в стену с треклятого М16? Все тридцать? Или, может, там была не одна обойма? Он сбился со счёта почти сразу. В ней горела ярость. Она была сгустком ярости и агрессии. Она слышала голос Найроби. Она слышала крик Найроби. Для неё долгие годы не было людей ближе. И сейчас она пошла бы на всё, чтобы спасти свою подругу. Токио ни на секунду не задумалась, когда достала из кармана гранату.

Плевала она на крик Денвера и Палермо, отказалась слышать даже Рио. Она, с оглушающим криком, вырвала чеку, подходя всё ближе.

Стоило Гандие заметить, что вложено в её руке, как он понял, что самое время уходить из-под обстрела, задействовав последние патроны. Он хотел сбежать с глаз этой чокнутой, но было поздно.

Без зазрения совести Токио кинула осколочную гранату прямо в бухгалтерский кабинет, где он успел укрыться. И как бы Гандия не старался уйти подальше, через жалкие секунды взрыв почти полностью оглушил его. Дезориентировал. И к огромной его удаче, произошло это не только с ним. Отдавая оставшиеся силы, мужчина с трудом скрылся в вентиляционной шахте, стараясь не отключиться прямо там, пока что толком не ощущая боли.

* * *

Ему даже вздохнуть было больно, не говоря о дополнительных пятидесяти пяти килограммах, которые лежали сверху. Собираясь с духом, чтобы всё-таки встать, мужчина пролежал на холодном полу ещё около двадцати минут. Стараясь при этом прислушаться к дыханию девушки на нём.

Казалось бы, чуть меньше часа назад исхудавшее и лёгкое тело не вызывало у него никаких проблем. Гандия без труда закинул его на плечо — грубо, кое-как, совершенно не церемонясь. Он не спасал принцессу. В этой вакханалии, что творилась вокруг, ему нужен был свой козырь. Свой гарант безопасности. Свой заложник, во время этого беспрецедентного и глупого ограбления Национального Банка Испании.

Сейчас же его непонимание переходило все границы. Раз уж она освободилась, то почему просто не сбежала. Не связалась через рацию. Не взяла пистолет и не убила, в конце концов.

Слишком много вопросов и совершенно никаких ответов.

Всё же отыскав в себе силы, Гандия кое-как поднялся, а Найроби оказалась теперь у него на коленях. Когда он встал на ноги, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы поднять тело девушки; уложив её назад на кровать, он пристегнул одно запястье наручниками, а сам кое-как прошёл до койки напротив и, опустив её, рухнул лицом в мягкое покрытие.

* * *

Найроби открыла глаза оттого, что ей была слишком необходима вода — хотя бы один глоток. Повернув голову, она увидела Гандию, лежащего на соседней кровати, который не моргая смотрел прямо в её сторону.

— Надеюсь, ты не сдох, — едва слышно промямлила она, следом прочищая горло.

— Мечтай, — усмехнувшись, он кое-как лёг на один бок, продолжая смотреть перед собой. — Я говорил, что хочу убить тебя. Ты мне помогла, в твоих поступках отсутствует здравый смысл, — абсолютно хладнокровно выдал Гандия.

Нет, конечно, он не был против такого акта доброты, и это, скорее всего, даже спасло ему жизнь, но всё же непонимание прочно засело где-то глубоко в голове и требовало ответов.

— Я лишь следовала плану Профессора, не более.

— Ах точно, ваш коллективный мозг. И почему же гения стратегии нет с вами?

— Он не наш мозг, он тот, кто создаёт план и следит за тем, чтобы он был качественно исполнен, — Найроби поморщилась от неприятных ощущений в области ранения и попыталась приложить туда ладонь.

— Если он придумал план и курирует происходящее, значит, да, он ваш мозг. А вы лишь бесхребетные пешки в его руках.

— Сказал самый волевой, который приставлен к кому-то в качестве живого щита, — на выдохе сказала Найроби, зажмурившись.

Он заметил её выражение лица — она скорчилась именно от боли. Ему нахер было не надо, чтобы она сдохла прямо тут, поэтому мужчина решил предпринять определённые меры.

— И сколько же вы вынесли из Монетного Двора? — прищурившись Гандия ещё внимательнее посмотрел на свою заложницу и начал медленно подниматься.

— Это было во всех новостях, — Найроби насторожилась, когда мужчина стал к ней приближаться, попутно подкатывая стул за собой.

— Не смотрю новости, напрягают они меня.

— Да? И чем же ты предпочитаешь заниматься по воскресным утрам? — пугаясь по неизвестным причинам, она стала двигаться ближе к стене, слева от себя, и продолжила говорить всё, что приходило на ум, лишь бы понять, что он собирается делать. — Стволы свои начищаешь?

— Он у меня один, — Гандия едко усмехнулся, усаживаясь вплотную к кровати, и подал ей бутылку воды. Сделав несколько жадных глотков, она вернула ему пластмассовый сосуд и насторожилась ещё сильнее, когда мужчина потянул свои руки к её футболке.

— Какого… — едва начала Найроби.

— Так сколько вынесли? — невозмутимо переспросил он, подцепляя край тёмной футболки и начиная её постепенно поднимать.

— Гандия, блять, я тебя сейчас в порошок сотру, если ты притронешься ко мне! — она заорала, что было сил, но не так, как кричат девочки-истерички, а с явной агрессией в голосе, передающей реальную угрозу.

— Ты мне назовёшь сумму? — без труда убрав свободную от наручника руку Найроби, он всё же потянул за футболку.

— Девятьсот восемьдесят четыре миллиона евро! — снова закричала девушка, лишь бы это безумие прекратилось.

Она в момент отказалась от своих мыслей, которые у неё были раньше. И точно не была готова к тому, чтобы что-то проделывать с этим человеком. По крайней мере не в таком физическом состоянии.

— И какого ж хера вы тогда влезли сюда, мало бабок, которые у государства спиздили?

Замерев, Найроби внимательно посмотрела на Гандию, который, всё же отпустив её запястье, полез в накладной карман на штанах. Достав оттуда нож, он снова заставил девушку напрячься, но лишь подцепил край бинта, полностью его разрезав. Найроби тут же скорчилась от зловония, а Гандия потянулся за аптечкой, которая по-прежнему валялась на полу.

— Решила окочуриться от заражения крови? — Гандия начал доставать всё, что могло бы ему понадобиться, из сумки.

Сообразив, что с раной что-то не так, Найроби приняла решение позволить оказать себе помощь, ведь сама она навряд ли была на что-то способна.

— Дело не в деньгах, а в Рио, — вспомнив про вопрос, озвученный ранее, она довольно грубо начала отвечать на него. — Если бы его не схватили, мы бы не пошли на это, — скорчившись от боли, она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, отворачиваясь к стенке, когда Гандия оторвал пластырь с раны.

— Это пиздец, — насупившись, он внимательно осмотрел гной, который вытекал прямо из раны. — Ты кайфуешь от абсцессов? Я думал, что ты вырубилась от вида крови или после того, как зашивала.

— Меня не каждый день оперируют после огнестрела, не особо в курсе, как могут себя чувствовать после такого, — огрызнулась Найроби, желая уже пристрелить этого чудо-доктора, — Какого чёрта ты вообще делаешь?

— Дам совет, хотя и не должен: готовься, наркоза нет.

— Наркоза? — едва успела спросить девушка, теряя связь с реальностью на несколько секунд.

Она заорала так, как никогда этого не делала. Гандия, без лишних прелюдий, полил антисептик на рану, которая моментально начала пениться. Через какое-то время так же абсолютно не осторожничая протёр её, заставляя Найроби дёрнуться от боли. На глазах выступили слёзы, которые тут же покатились по щекам.

— Ещё даже ничего не сделали, а ты уже рыдаешь, не думал, что ты такая сопля, — продезинфицировав ножницы, он разрезал несколько швов снаружи, а затем и внутренние стежки, чтобы добраться до источника проблемы. — Может, именно поэтому не ушла, оставив меня здесь. Силы духа не хватило, да?

— Иди нахер, кретин! Это не я тебя подорвала, поэтому меня бы совесть точно не мучила! — с трудом высказала Найроби, сжимая челюсти.

Пинцетом он ловко достал часть нити, а затем начал резать одну из стерильных перчаток.

— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — повторила она свой вопрос, начиная злиться.

— Решила пообщаться с кретином? — не глядя на девушку, он совершал точные действия, чтобы сделать ей дренаж.

— Ещё скажи, что ты обиделся, — пустив короткий смешок, она прикрыла глаза ладонью, больше не желая созерцать его наглую морду.

Достав упаковку с физраствором, он ловко привязал его к верхней кровати, протягивая трубку от пакета к телу девушки. И даже не предупреждая её, рукой развёл края раны, засовывая устройство внутрь. Неожиданно Найроби сильно дёрнулась, отчего трубка слишком глубоко вошла в открытую рану. Девушка вскрикнула, но тут же попыталась совладать с собой. Ей хотелось сбежать отсюда. Она проклинала его. Проклинала всё и всех в этот миг. Гандия же резко встал, надавливая локтём ей на живот, чтобы исключить попытки повторного движения, и прокрутил колесо регулятора на средний режим, как следует промывая рану.

— Ты можешь, блять, не шевелиться? — почти крикнул мужчина, вставая с кровати.

Быстро настолько, насколько это было возможно, он подошёл к шкафчикам, доставая оттуда большое полотенце, которое положил рядом с Найроби — в место, куда стекал физраствор вместе с гноем. Время от времени он протирал кожу бинтом смоченном в антисептике. Шевелил трубку, чтобы вымыть как можно больше. Она перестала двигаться и замолчала, прикрывая глаза, закусывая щёки изнутри.

Гандия в этот момент размышлял о поступке Найроби, она же думала о его действиях. Каждый ушёл в свои мысли.

Оба осознавали, что могли не делать того, что сделали. Но в то же время отдавали себе отчёт, что их поступки были вполне логичны, правда, только для них самих.

Девушка отчётливо понимала, что это просто не в её характере: взять и бросить человека истекать кровью. Кем бы он ни был. Да и к тому же, что он сделал такого ужасного? Угрожал кому-то? Это ведь вполне логично, в его положении и при его должности. Будь на его месте кто угодно другой, он бы поступил точно так же. То, что ей запомнилось оскорбление, не даёт повода лишать кого-то жизни.

Гандия же понимал, что если сейчас ничего не сделает, то она реально просто умрёт. Может, и не слишком быстро, но ведь в какой-то момент этот процесс станет уже необратимым. А ещё… эта была некая попытка сказать «спасибо». Ведь она могла уйти. И не задуматься о том, что он вот-вот загнётся. Развернуться, плюнуть на всё и уйти. Или взять пистолет, который был в свободном доступе, выйти из комнаты, несколько раз выстрелить, и её бы точно услышали, даже пальцы бы резать не пришлось.

Время от времени мужчина поглядывал то на наручные часы, то на пакет с раствором, и когда он начал подходить к концу, полез в аптечку.

— Может, не надо? — наблюдая за его действиями, Найроби снова начала напрягаться, понимая, что сейчас будет больно.

— Оставить всё как есть? — своей интонацией он скорее делал уточнение, чем задавал вопрос.

Поджав губы, она молча мотнула головой.

— А это? — она вопросительно посмотрела на тюбик, который Гандия распаковывал.

— Метилурацил нужен, чтобы окончательно очистить рану, но сначала надо убить микрофлору бактерий.

— Просто убей меня, — простонала Найроби, которая была не готова к предстоящему.

— Это помогло бы мне избавиться от проблемы в виде тебя, но пока мне нужен заложник.

Влив ощутимую дозу антисептика прямо в рану, из которой едва ли успел достать трубку, Гандия взялся за перчатку, положил на неё мазь и стал засовывать внутрь, оставляя два края.

— Ты вроде убиваешь, а не лечишь людей, — Найроби с трудом ворочала языком, но ей безумно хотелось отвлечься.

— Вообще, я их защищаю по факту, но до этого много чего делал.

— Хочешь сказать, мне надо тебе довериться?

— Это уже от тебя зависит, — усмехнувшись, он смочил бинт в антисептике, обрабатывая кожу вокруг раны.

Найроби внимательно проследила за этой улыбкой, которая не была похожа ни на одну из ранее увиденных ею.

— Тебе надо сесть.

Молча послушавшись, Найроби попыталась встать, но сил на это было катастрофически мало. Напрягаясь ещё сильнее, она старалась занять сидячее положение сама, но стоило слегка отслониться от матраца, как девушка почувствовала чужую руку под спиной, с помощью которой она смогла спокойно сесть.

Взяв самый широкий, свежий бинт, Гандия сразу выкинул старые и полотенце, которое почти пропиталось физраствором, а затем за считанные минуты обмотал торс Найроби. После он дал ей таблетки с водой и помог лечь обратно.

— Спасибо, — едва слышно промямлила девушка, тут же прикрывая глаза.

Сил больше не осталось. Боль отступила на задний план, и она смогла провалиться в спокойный и безмятежный сон, который был столь необходим для её организма. Сквозь дрёму она слышала голос Гандии, но толком не поняла, что он говорил, и решила уже не обращать внимание на такие мелочи.

Вздохнув с неким облегчением, Гандия вернул кресло к столу, усаживаясь перед мониторами. Он почти сразу увидел, где находятся грабители. Все, кроме Токио, были как на ладони. Эта безбашенная скрылась в неизвестном направлении и от этого по спине почему-то пробежала дрожь. Сегодня он понял, что она совершенно неуправляема и от неё можно ожидать чего угодно.

Пялиться всю ночь в мониторы он точно не собирался, поэтому, сделав короткие пометки о месте положения грабителей, состоянии заложников и всех пересчитав, он решил немного полежать. И едва голова мужчины коснулась подушки, как он чуть ли не сразу же уснул, хотя и сам на то не рассчитывал.

* * *

И когда он проснулся, почти сразу осознавая свою самую большую ошибку, то моментально открыл глаза и забегал взглядом по комнате, а затем поймал некий ступор. На стуле перед мониторами сидела Найроби, медленно поедая крекеры и глядя на изображения перед собой.

Тихо заняв сидячее положение, мужчина аккуратно встал, не издавая никаких звуков, хотя Найроби и без того была слишком сосредоточена на другом. Подойдя к ней сзади, он поставил одну руку на спинку стула, а вторую на стол, так, что девушка оказалась под его грудью.

— Ты здесь.

— Я здесь, — утвердила она, но изначально слегка вздрогнула, когда к ней бесшумно подкрались.

— И ты здесь потому… — в его тоне слышалась вопросительная интонация.

— Что дверь закрыта, — продолжила Найроби, поворачиваясь к мужчине. — Я понятия не имею, где ключ и где мы находимся. Рация бесполезна, и это было бы слишком громко.

— Пистолет? — приподняв брови, скорее утвердительно сказал Гандия, нежели вопросительно.

— Я посчитала, что пытаться вытащить пистолет из кобуры убийцы — не самая лучшая задумка. К тому же, я еле дошла до этого стула, — она пожала плечами, отвечая словно обиженный ребёнок.

— Поразительная смекалка, — подметил мужчина, делая шаг назад. — Ложись, — он взглянул на наручные часы, отмечая, что проспал больше семи часов.

Нахмурившись, Найроби отложила пачку с печеньем и, упираясь руками о стол, начала медленно вставать, чувствуя тянущую боль по всему животу. С трудом держась на ватных ногах, она попыталась сделать шаг и едва не упала, но успела схватиться за стул.

— У меня только один вопрос, как долго ты сюда шла?

— Очень остроумно, нет бы помочь человеку, но конечно же ты будешь только издеваться, наслаждаясь зрелищем, сеньор-злодей! — не успела Найроби толком рот закрыть после сказанного, как Гандия подхватил её под колени одной рукой, а второй — поднял за талию.

Оказавшись на своей кровати, девушка приготовилась к новым пыткам, которые по факту спасали ей жизнь. Сняв бинты, Гандия вновь помог Найроби лечь, а затем открыл свою чудо-проклятую-аптечку, которую она уже просто ненавидела. Порывшись там, он нахмурился и пошёл к шкафчикам, откуда взял ещё один пакет с физраствором, к которому подключил систему.

Найроби уже более спокойно доверяла ему уход за своей раной, сразу же отворачиваясь к стене, чтобы он не видел её гримас боли. Мужчина тем временем не медля перешёл к делу и сверху полил рану перекисью, а затем достал дренаж, начиная очередное промывание раны. Выдав девушке новую порцию таблеток, он отстранился, возвращаясь к мониторам, за которыми наблюдал не меньше двадцати минут перед тем, как нарушить тишину.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросил Гандия, оборачиваясь к девушке.

— Найроби, — ни секунды не мешкая выдала она, приподнимая одну бровь, как бы пытаясь сказать, что это было и так очевидно.

— Ну да, само собой, именно так в документах и написано.

— Моё имя было на всех телеканалах страны, как и фото.

— Ты меня совершенно не слушаешь, я уже сказал своё мнение касательно новостей.

— Агата, меня зовут Агата, — глубоко вздохнув, ответила девушка, понимая, что никакой тайны в этом нет.

— Зачем ты пошла на это ограбления, Агата? — сузив глаза, Гандия слегка наклонил голову, опираясь локтями в колени.

— А зачем ты убивал людей? Тебе это нравилось или только за деньги? Может, ты считал это правильным?

— С тобой невозможно говорить, ты только ёрничаешь и хамишь.

— Тебя никто и не принуждал к разговору, — пожав плечами, она вновь вернулась к созерцанию дивно-чудесно-бетонной стены.

— А тебя принуждали бросить своего ребёнка? — Найроби тут же вернула взгляд к собеседнику, желая испепелить его на месте.

— Это вообще не твоего ума дела, чёртов ублюдок! — прорычала девушка, сгорая от злости и своей беспомощности в данный момент.

— Кажется, зацепил больную тему, — Гандия немного изменил выражение лица, став менее серьёзным. — Я убивал людей, потому что это был единственный способ выжить мне самому. Знаешь о таком: или ты — или тебя. Поэтому и пошёл сюда работать, чтобы быть живым щитом, как ты выразилась.

Приближаясь на стуле к девушке, Гандия проверил пакет с физраствором и стал медленно шевелить систему, чтобы трубка сменила место положения.

— Я не бросала Акселя, я совершила ошибку, за которую расплачиваюсь по сей миг, — с трудом выдала Найроби, сжимая челюсти от неприятных ощущений.

— Я бы мог сказать, что понимаю, но это ни черта не так. У меня нет детей и мне тяжело понять, что конкретно ты можешь испытывать, но судя по тому, как ты бросилась к медвежонку, ты любила мальца.

— И сейчас люблю, — без особого желания развивать эту тему, тем более, с таким человеком, коротко ответила девушка, надеясь, что на этом разговор будет окончен.

— Рана выглядит значительно лучше, думаю, кроме антибиотиков больше ничего не понадобится, — заключил мужчина, протирая раствор, вытекающий из раны.

— Ты не вышел из банка, когда Денвер приказал это сделать, почему? — неожиданно вспомнила Найроби, сама не осознавая, что тем самым поддерживает диалог.

Ничего не ответив, он полез в аптечку, доставая оттуда небольшой пакет с герметично упакованной иглой и нитками, начиная ещё раз дезинфицировать руки.

— Если бы я ушёл, то точно не смог бы никому помочь.

Найроби скептически на него взглянула, не совсем понимая посыла сказанного.

Едва поднеся иглу к ране, Гандия о чём-то задумался на несколько секунд, а затем отложил её и снова полез в аптечку, доставая оттуда небольшой шприц, уже чем-то наполненный. Сделав несколько быстрых уколов вокруг раны, он стал накладывать швы. Сначала он восстановил пинцетом те, что были внутри, а затем прошёлся и по коже, сделав их в несколько раз аккуратнее, чем ранее наложила девушка. Она даже не ощутила, как игла прокалывала кожу, и только тогда поняла, что в шприце было обезболивающее.

— Вот тебе, например, помогаю, разве нет? — мужчина усмехнулся, перерезая нить.

— Шьёшь ты определённо лучше меня и Токио, — тихо хохотнула Найроби, тут же жалея о содеянном из-за внутреннего дискомфорт.

— Как вы собрались вынести золото из хранилища?

— Ты серьёзно решил, что я тебе отвечу? Может ещё поделиться информацией о том, куда потом направимся?

— Рискнуть стоило, — спокойно ответил Гандия, подавая девушке бутылку с водой и две таблетки.

Вернувшись к мониторам, он стал внимательно рассматривать то, что происходит в зале, пока голос Найроби снова не отвлёк его.

— Как тебя зовут? — занимая сидячее положение, она придержала рану рукой, опираясь о стену спиной.

— Я думал, вы просмотрели дела всех, кто может быть связан с банком.

— Ты правда думаешь, что мы сосредотачивались на именах и фамилиях?

— Сесар, — пожав плечами, мужчина вернулся на свою кровать, снова упирая локти в колени.

— В таком случае, приятно познакомиться, Сесар Гандия, — она сделала полу реверанс, одними руками, ожидая реакции.

— Ты хочешь чего-то добиться этим знакомством? — равнодушно переспросил мужчина, в одно мгновение убивая весь хороший настрой девушки.

— Я всего лишь хочу скоротать время, которого осталось неизвестно сколько, но если ты предпочитаешь сидеть в тишине, — она развела руками, не сильно хлопнув себя по коленям, — воля твоя.

Нет, нет и ещё раз нет.

У неё был план, придуманный за то время, пока он спал. Зыбкий и неустойчивый, но всё же план. Она надеялась, что сможет его заговорить. Убедить, что они вовсе не такие уж плохие ребята, но вопрос касательно Акселя в пух и прах разорвал её самообладание, и Найроби с трудом удалось взять себя в руки, чтобы вернуться к нормальному общению. Насколько это вообще возможно в данной-то ситуации. Она правда верила, что при нужном подходе и действительно правильно поставленных словах ей удастся с ним сблизиться. В какой-то момент даже показалось, что так оно и есть, пока до неё не дошло, что это всего лишь фальшивая маска, что ему просто скучно и он развлекает себя, разводя пустые разговоры с единственным доступным человеком.

Она понимала, что её ищут. Она понимала, что Токио в бешенстве — это плохо. Очень плохо для всего живого, а в том, что подруга в бешенстве, ей даже не приходилось сомневаться.

Она знала, как быстро работают плавильни, особенно сейчас. Понимала, что как только девяносто тонн грёбаного жёлтого металла превратятся в горох — они уйдут.

Профессор давно сказал, что сможет вытащить своих ребят, только если у них на руках будет золото, поэтому каждый участник команды сделает всё, чтобы как можно скорее выбраться из чёртовой банковской ловушки. И Найроби терялась в догадках: разнесут ли друзья в щепки это здание, чтобы найти её, или же уйдут, когда полиция ожидает этого меньше всего. Но ещё больше девушку беспокоил тот факт, что она понятия не имела, как именно они должны покинуть Национальный Банк Испании.

Music:

Blood // Water (Acoustic) — grandson

Umberto Tozzi — Ti amo

Red — Already Over

* * *

Пара сидела в полной тишине не меньше двадцати минут. Каждый на своей кровати и каждый в своих мыслях. Вот только если Гандия размышлял о том, как быть в ситуации с ограблением в целом, то Найроби думала о мужчине напротив.

Она должна была уцепиться за что-то. Без разницы за что — начать разговор. Подобрать бы только тему… Всё, что она знала о нём, так это фамилия, имя и должность на работе. О себе она говорить не могла, да и погоду тоже не обсудишь.

Девушка в буквальном смысле зашла в тупик в собственных размышлениях. Ей было необходимо подцепить его, увлечь или, может, даже отвлечь. Время летело неумолимо. Просидеть почти три дня в заточении было явным перебором. Каждые три-четыре часа плавилось более тысячи килограммов золота, и именно это заставляло её совершать необдуманные ходы. Найроби не Профессор. Она не читает людей. Она может делать деньги, она умеет делать деньги первоклассного качества, но не продумывать сотни речей наперёд, предвидя ответы. Её сила скорее в духовности, нежели в большом уме.

— Какие планы после? — неуверенно начала Найроби; ей нужно было действовать.

— А что, хочешь на свидание пригласить? — с усмешкой переспросил мужчина.

— Просто спрашиваю, у нас не так уж много способов поразвлечься тут, знаешь ли.

— Не ты ли не так давно предлагала развлечься немного в ином плане?

— Ты вроде отказался от этой идеи, — хмыкнула Найроби, слегка разведя руками.

— Собираюсь устроить себе небольшой выходной, перед тем, как снова приступать к работе. Хотя, думаю, будет ещё немало судебной волокиты с дачей показаний.

— Ты на самом деле считаешь, что нас поймают? — она сделала вид, что ей смешно от этого предположения, хотя где-то внутри она уже и сама предвидела именно такой исход событий.

— Всю информацию, которая у меня была, я передал Тамайо, поэтому очень надеюсь, что они верно ею распорядятся.

— И чем же ты хочешь заняться в свой выходной?

— Не считая того, что планирую как следует отоспаться, пожалуй, стоит посетить бар и встретиться с друзьями, — он не был заинтересован в разговоре, но этот диалог в какой-то мере помогал немного расслабиться.

— У тебя есть друзья? — отчасти изумлённо спросила Найроби, радуясь, что начальник охраны идёт на контакт.

— А что, собственно говоря, в этом удивительного? У всех есть друзья, может, немного, может, это и вовсе один человек, но ведь есть, и мне просто хотелось бы моральной передышки.

— И этот друг женского пола? — заинтересованно продолжила девушка.

— Ревнуешь? — хохотнул Сесар, всё же переключая своё внимание на собеседницу.

— Безумно, как же я буду без своего личного доктора и такого заботливого мужчины? — иронично поддержала Найроби, решив, что настало время сменить тему.

Она понимала, что слишком личного он ей, скорее всего, не скажет, а если и скажет, то неправду. Поэтому девушка решила перейти на более отстранённые темы, которые действительно коротали время. Они говорили обо всём и ни о чём. Найроби зачем-то завела разговор о музыке, благодаря которому узнала, что у них есть кое-что общее в этом плане. А Гандия, к её огромному удивлению, продолжал поддерживать разговор, задавая такие же общие вопросы, и интересовался даже её детством.

Девушка была поражена, когда решила спросить, есть ли у Гандии сигареты, а тот без лишних раздумий кинул ей пачку. Он лишь отметил, что в её состоянии курить не самая лучшая затея, но Найроби парировала это любимой фразой: «Жить вредно, от этого умирают». Мужчина удивил и тем, что без запинки ответил, где конкретно они находятся. Периодически они поочерёдно поглядывали на экраны, где до определённого момента всё было вполне спокойно, но когда Найроби заметила Палермо, переодетого в форму, то слегка занервничала.

— Ты собираешься сдать меня полиции? — вдруг выдала она, понимая, что её время на исходе.

— Конечно нет, ты будешь жить тут до скончания веков, — Гандия сидел с закрытыми глазами и даже не потрудился их открыть, чтобы взглянуть на неё. Он приподнял подбородок вверх, словно разминает шею.

— Я серьёзно вообще-то, — нахмурилась девушка, меняя тон на более строгий.

— Думаешь, я буду тут тебе шутки шутить? — приоткрыв один глаз, он коротко посмотрел в сторону собеседницы.

— Иди к чёрту, Гандия, — фыркнула Найроби, отворачиваясь. — Я не могу тут остаться, и не собираюсь провести остаток жизни в тюрьме.

— Ты знала, на что шла, — он пожал плечами, на первый взгляд абсолютно равнодушно, но в голове его уже давно произошёл какой-то раскол, и он метался в своих мыслях, глядя на девушку перед собой. — Кажется, у них что-то намечается, — спокойно подчеркнул Гандия, тоже посмотрев на экран. — Не хочешь поделиться?

— Понятия не имею, что там происходит, — встревоженным голосом ответила девушка, уже не спуская глаз с изображений.

— Как вы собирались отсюда уходить?

— Я не знаю, — переведя взгляд на мужчину, она дала ясно понять, что действительно понятия не имеет, что будет дальше.

— Ты пошла на ограбление Национального Банка Испании, не зная, как будешь выбираться отсюда?

— План знал только Профессор, ну и Палермо, — как-то поникая с каждым словом отвечала девушка.

— Не понимаю я тебя, а ещё больше вашего Профессора. Чем он думал, когда брал на дело этого Палермо, как вы вообще можете ему доверять?

— Ограбление монетного двора прошло вполне успешно даже с компанией незнакомцев.

— Ты хочешь сказать, что вы не знали друг друга до этого?

— Это часть плана: никаких личных связей, чтобы можно было трезво мыслить.

— Как по мне, это полный дебилизм, эмоции всегда можно отодвинуть на задний план в таких ситуациях.

— Когда у тебя на руках умирает дорогой тебе человек, ты не можешь это отключить, а когда незнакомец, то через какое-то время ты даже не вспомнишь, как он выглядел.

— Может и так, — он пожал плечами, понимая, что в этом всё же есть толика здравого смысла. — Но если бы с вами не было Палермо, то ты бы не оказалась в этой ситуации, ведь именно он надоумил меня, как сбежать.

— Так уж вышло, что мы слишком поздно осознали, какая он мразь.

На какое-то время девушка задумалась о том, как могло бы всё измениться, если бы не Палермо. Даже будь на его месте Берлин, он не допустил бы и половины всего произошедшего. Это — одна из немного промашек Профессора, которая могла стоить команде слишком дорого.

— Я не хочу в тюрьму, — скорее для себя, нежели для кого-то ещё произнесла Найроби.

— Ты правда считаешь, что если выберешься отсюда, то они тебя примут?

— Что за херню ты несёшь? — девушка пустила раздражённый смешок, гадая о том, осознаёт ли Гандия абсурдность своих слов.

— Давай представим, — он сел поудобнее на кровати, сложив пальцы в замок и подперев ими подбородок, — что ты сейчас выходишь отсюда и идёшь к ним. И что ты тогда скажешь? Тебя просто выпустили?

— А почему мне надо что-то от них скрывать? — непонимающе уточняет Найроби, заинтересовавшись посылом.

— Всё просто. Ты отсутствуешь несколько дней. Ты находишься в руках убийцы, ну, как они думают. И вдруг возвращаешься, без ранений, синяков и с новой перевязкой.

Задумавшись, Найроби сначала сочла его слова полным бредом, но чем дольше размышляла об этом, тем больше понимала, что в этом и правда есть смысл.

— Они знают, что за ними наблюдают, они знают о том, что у нас есть связь с полицией, а тут ты вдруг возвращаешься — целая и невредимая. Лично я бы начал сомневаться в том, что ты не договорилась с копами о чём-то.

— Это полная херня, Токио никогда не подумает о таком, как и остальные, поэтому все твои предположения бессмысленны.

— Как скажешь, — Гандия поднял руки, как бы сдавая позиции. — Я сейчас задам один вопрос, ответ на который не уйдёт дальше этой комнаты, поэтому решай сама, говорить правду или нет.

— Ну давай, задавай.

Гандия точно знал, что он сделает после того, как услышит ответ, а ещё понимал, как поступит, если почувствует хоть долю подвоха. Ему бы очень хотелось подойти к Найроби, приложить палец ей на пульс, чтобы быть уверенным в этих словах, но он сдержал себя.

— Как считаешь, они собираются уходить из банка в ближайшее время?

Найроби замерла, глядя на мужчину около минуты, затем снова покосилась на мониторы. Она до последнего колебалась, пытаясь оценить для себя, можно ли доверять словам Сесара. Глубоко вздохнув, девушка посмотрела ему чётко в глаза, произнося тихое «да», которое оказалось таким беззвучным скорее от понимания, что она вот-вот окажется за решёткой, чем от не недоверия.

Усмехнувшись наивности своей собеседницы, Гандия поднялся с места и вышел из комнаты. Найроби же обомлела, осознавая, что возможно всё, что они поставили на кон, было с треском проёбано. И её доверие в том числе.

Не прошло и минуты, как Сесар вернулся, и только тогда она более-менее отошла от своего негодования, ведь скорее всего никто другой бы на её месте так не прокололся. Мужчина подошёл к столу, поднимая телефонную трубку и набирая какой-то номер.

Пытаясь хоть как-то выйти из положения, которое сама создала, девушка встала с кровати, действуя как можно тише. Под довольно громкий голос Гандии и его короткие «да», «нет», она смогла к нему подойти. И если сначала Найроби хотела ударить его, то теперь её замысел изменил замеченный на поясе пистолет, который она выхватила настолько быстро, насколько это было возможно.

Сесар среагировал почти моментально, хватая девушку за запястье, чтобы отобрать пистолет, но она успела нажать на спусковой крючок, выстрелив прямо в пол. Резко разжав ладони, он сделал шаг назад и упёрся в стол.

— Ты не выстрелишь, — с улыбкой сказал Гандия, вновь пытаясь сократить расстояние.

— А ты проверь, — с нажимом ответила Найроби, поднимая ствол на уровень лица мужчины.

— Тогда стреляй, — равнодушно сказал он, начиная движение, но девушка подалась назад, выстреливая в один из мониторов рядом с его головой, и всё-таки заставила мужчину замереть.

— Всегда страдаю от своей доверчивости, — она дёрнула пистолетом в сторону кровати, указывая Гандие, куда ему надо идти.

— Вот только ты не знаешь, о чём я говорил, — он пожал плечами, становясь значительно серьёзнее.

— Догадаться не проблема, — сделав ещё несколько шагов назад, Найроби взяла наручники со своей кровати и кинула их Гандие. — Пристёгивай и ключ сюда кинь, — она показала на пол, понимая, что дистанцию с этим человеком лучше не сокращать.

Бросив ключ из кармана, Гандия приковал себя к металлической трубе, внимательно глядя в глаза напротив. Найроби же поспешила к двери, пристально следя за мужчиной.

— Эй, фальшивомонетчица, смотри не просри свой единственный шанс на побег, ведь я выберусь отсюда, поэтому беги как можно быстрее, — выдал он с лёгкой улыбкой на губах, когда Найроби открывала дверь.

Она попыталась закрыть её с другой стороны, но с досадой обнаружила, что там нет никакой замочной скважины — лишь сканер отпечатков. Выругавшись, она решила не терять времени. Найроби пошла по узкому и довольно тёмному коридору, пока не заметила лестницу вверх. Поднявшись, девушка обомлела, когда увидела ещё один сканер, боясь, что дверь иначе будет не открыть, но уже через секунду заметила тонкую полоску света, которая говорила о том, что проход открыт.

Резко обернувшись назад, Найроби посмотрела в темноту, а, точнее, на другую дверь, и замерла в осознании того, что всё это время, когда они были в том бункере, этот проход просто не мог быть открытым. Складывая в уме все части этой нехитрой задачки, она довольно быстро сделала выводы, в душе ликуя, что не пристрелила Сесара.

* * *

— Токио, переодевайся, у нас нет времени на посиделки, — голос Палермо бесит с каждой секундой всё больше, она мечтает всадить в его тупой чердак пулю, а, может, и целых две. Хотя, не отказалась бы и весь магазин проредить ему меж глаз.

Девушка даже не думает сдвигаться с места и спокойно сидит в библиотечном кресле, отводя подборок в сторону плеча и медленно закрывая глаза. Под веками всплывают яркие картинки разнесённых вдребезги мозгов ублюдка перед ней, который ещё не заебался ей вторить, что пора сворачивать удочки.

— Повторю в последний раз: без Найроби я никуда не пойду, даже не подумаю, — на выдохе выдаёт Токио, когда в комнату входят Денвер и Стокгольм, полностью переодетые в военную форму.

Брюнетка оценивающе смотрит на друзей и видит, что, кажется, почти все сейчас против неё. Только Хельсинки стоит как столб, погружённый в свои мысли, и Токио хочется верить, что он не решается с тем, чтобы бросить подругу на произвол судьбы.

— Ты, блять, нас всех уроешь! — Палермо буквально подлетает к девушке и хватает её за локоть, поднимая на ноги.

— Достаточно! — с другой стороны подходит Стокгольм, и она уже готова сказать свою очередную слащаво-подбадривающую речь, но одного взгляда Токио на неё вполне достаточно, чтобы она даже думать об этом перестала.

— Ты, сука тупая, когда до твоего крошечного мозга дойдёт, что если мы не уберёмся отсюда в ближайшее время, то нас всех повяжут!

Сжав челюсти, Токио еле сдерживается, чтобы не схватить ствол — лишь бы навсегда заткнуть пасть этого ублюдка. Ей, наверное, никогда не понять, почему и для чего Профессор назначил его главным.

— Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь найти её! Очень советую: оборачивайся по крайней мере пять раз за каждый шаг, который ступаешь, иначе можешь пропустить тот момент, когда твою морду размозжит крупнокалиберка.

Когда в библиотеку возвращаются Рио и Богота, успевшие избавиться от своих комбинезонов, а Хельсинки тяжело вздыхает, замечая их, Токио понимает, что проиграла, только она не готова признавать этого факта.

— Неужели вам всем настолько плевать на неё? Мы, — она сделала несколько быстрых шагов, пересекая довольно большое помещение, — пришли за тобой! Все! — девушка тычет пальцем в грудь бывшего, желая свернуть ему шею на месте. — Рискнули своими жизнями, а ты, выползая из дерьма, решил потопить ту, которая рискнула ради тебя всем?

Рио просто нечего ответить, он отводит взгляд от бессилия. Ему никогда не победить Токио.

— А ты, Богота? — она поворачивается на мужчину, который долгое время смотрел на полки книг. — Разве она тебе не нравится? И ты готов оставить Найроби в лапах у этого урода и просто уйти?

— Токио… — на плечо девушки легла крупная рука Хельсинки, который смотрел на неё, словно виноватый. — Мы сделали всё, что было в наших силах. Пора признать, что мы не сможем уйти с ней, — мужчина говорил тише и тише, почти шепча последние слова.

— Какие же вы суки и как же я жалею, что не я на месте Найроби, — сделав шаги, чтобы отойти от всей команды, она пустила короткий смешок, чувствуя, как по щеке потекла слеза. Токио развела руками, поднимая их как можно выше, а потом обессилено расслабила. — Я мечтаю быть на её месте, чтобы не знать, какие вы твари. Чтобы думать до последней секунды, что в этом мире есть люди, которым я не безразлична.

Опустившись на колени, она закусила губу почти до крови, прикрывая лицо ладонями.

— И я очень рада, что в моей жизни есть такие люди.

Токио дёргается от знакомого голоса, оборачиваясь к двери. Оборачиваются все. Вот только никто не двигается. В эту секунду, пожалуй, каждый, кроме Палермо, сгорел изнутри со стыда. Кроме Палермо и Токио.

На непослушных ногах она делает пару шагов в сторону подруги, а затем ускоряется, переходя на бег, но останавливается, приблизившись почти вплотную к Найроби, замечая, что та держится за рану.

Ещё совсем крошечный шаг, и Токио прикладывает ладони к её лицу, проводя большими пальцами по скулам. А потом со всей нежностью обнимает, задыхаясь от слёз счастья. Счастья, которое словно бальзам обливает её израненную душу, принося покой и умиротворение.

И лишь спустя несколько минут к Найроби подходит Хельсинки, прикрывая рот ладонью, чтобы не было видно дурновато-странной улыбки, которую он не в силах спрятать.

Стокгольм, не желая оставаться в стороне, приближается к девушкам и так же обнимает Найроби, шепча что-то вроде нелепого «прости», но подруге этого не надо. Ей не нужны никакие слова, она и сама всё прекрасно слышала. Пусть и медленно, но она дошла до библиотеки, переводя дух за дверью, когда услышала крик Токио.

И как бы это ни было странно, но Найроби даже не злится. Возможно, окажись она по другую сторону баррикады, то поступила бы, как и остальные, а, может, и поддержала бы позицию Токио, — сейчас она этого уже не узнает. Сейчас единственное, чего она хочет больше всего, так это выбраться отсюда… наверное.

— Может, мы уже свалим из этого треклятого банка и предадимся семейным объятиям попозже? — довольно громко говорит Найроби с улыбкой и слезами радости на глазах.

От её голоса комната словно приходит в движение. В этом плане каждый знает, что ему нужно сделать. Каждый занят только своим делом, ну, а у неё пока есть немного времени, чтобы наконец избавиться от комбинезона, который едва ли не стал её погребальным нарядом.

— Как ты выбралась и где была? — голос замершего Палермо, который даже не шелохнулся, раздался как гром среди ясного неба.

— В бункере, в кабинете управляющего. Там есть секретная дверь, — немного задрав подбородок, начала Найроби. — Я вырубила его и приковала наручниками, поэтому у нас есть немного времени.

Она искренне надеялась, что никаких вопросов больше не последует, ведь просто не знала, что на них отвечать. А в глазах Палермо читалось только одно — недоверие. Сесар был прав, он был чертовски прав.

* * *

За какие-то жалкие двадцать минут банда Дали собрала всё, что было необходимо скрыть от глаз полиции, и готовилась уходить. Найроби даже не волновало, для чего они всё это делают, зачем снова переодеваются в форму и как они должны отсюда выбраться. По отрывкам разговора Боготы и Денвера она поняла лишь то, что они будут штурмовать Национальный Банк Испании, чтобы… поймать себя. Вот только никто не догадается, кто скрывается за шлемами и балаклавами. Затеряться в толпе военных не проблема, проблема выйти из неё не замеченными, но тут их помощью будут «фанаты», смиренно дожидающиеся их из банка.

И помоги Господь тем патрульным, которые будут пытаться сдержать толпу людей от огромной суммы денег, посыпавшейся из окон банка.

За то время, пока Найроби отсутствовала, а Гандия оказался не в состоянии продолжать вылазки из бункера, Рио успел восстановить видеосвязь с Профессором, поэтому у них были глаза, когда они сами оказались скрытыми за быстро возводимыми стенами, из которых они успели соорудить подлинник банка Испании. Ни один из военных не отличит сдвинувшуюся стену в одном из кабинетов от настоящей, а всех заложников, в том числе и управляющего, эвакуируют в первую очередь.

— Как ты себя чувствуешь? — Токио шла рядом с Найроби, направляясь в место их укрытия.

Собираясь с духом, Найроби не переставала думать о том, как ей сейчас прийдётся поднимать трёх с половиной килограммовую М16 на уровень глаз, ровно и быстро передвигаться и делать вид, что у неё вовсе не отрезали кусок лёгкого несколько дней назад.

— Порядок, — вымученно улыбнувшись, она посмотрела на подругу, которая сразу поняла, что нихуя не «порядок», и невольно напряглась.

— Мне нужно запустить вентиляторы в конце коридора, заходи пока за стену, Профессор даст сигнал.

Выскочив из кабинета, Токио поспешила к окну, а Найроби замерла на месте, пытаясь разобраться с чёртовой балаклавой в трясущихся руках. И стоило ей услышать приближающиеся шаги, как она обернулась, замечая подругу в дверном проёме. Та застыла.

Токио остановилась в одну секунду. Резко. Даже осознать до конца не успела, что увидела, а ноги словно приросли к полу. В наушнике слышался голос Профессора, который повторял, что все должны быть на своих местах.

Едва пошевелив рукой, Токио замерла от внимательного взгляда, который словно насмехался над ней, вот только ствол, направленный ей чётко в лоб, не позволял засмеяться в ответ. Гандия стоял в метре от неё с вытянутой рукой, и, когда заметил попытку девушки добраться до оружия, слегка наклонил голову в одну сторону, нагоняя немного жути.

— Токио, в чём дело?

Не понимая, что происходит, и почему подруга замерла, Найроби всё же пошла к выходу из кабинета, но едва показалась из-за двери, как в момент растерялась.

«Его тут не должно быть», — промчалось в её голове. Обе девушки замерли. Звуки протестующих на улице, которые прорывались через ограждения к деньгам, крики полицейских, сирены и вертолёты: всё это отошло куда-то на задний план. Куда-то, где никого это уже не волновало.

М16 Найроби оставила на бухгалтерском столе и сейчас стояла, глядя туда, и не знала, что делать.

Если бы захотела, то Найроби, наверное, смогла бы услышать, как в голове Токио с бешеной скоростью вращаются шестерёнки, пытаясь придумать и реализовать хоть какой-нибудь план. Вот только он бы точно не понравился Агате; она ещё даже не успела это обмыслить, но заранее осознавала: любой исход — хуйня.

Гандия смотрел только на Токио, в её тёмно-карие глаза, не сводил взора только с них, и понимал, что стоит отвлечься — и он заплатит за это ценой своей жизни.

Как только ему удалось избавиться от наручников, он, не колеблясь, пошёл вслед за Найроби, отдавая себе отчёт в том, что не сильно-то и спешит. Он не понимал, зачем вообще вышел оттуда, ведь если бы хотел оставить всё как есть, то не открыл бы дверь. Не сделал бы вид, что позвонил кому-то, не дал бы ей взять пистолет. Но именно это оказалось оплатой за правду, которую она доверила ему. Абсолютно чужому человеку. Тому, кому бы он в жизни не доверил даже своё имя. Имя, которое теперь набатом звучало в его ушах.

— Какого чёрта… — из-за угла появился Денвер, который не сразу увидел Гандию, и это заставило последнего напрячься ещё сильнее, особенно когда парень наставил на него пушку.

— Денвер, стой! — Найроби выставила руку в его сторону, всеми силами давая понять, что не стоит совершать никаких действий.

— Я просто прострелю ему череп, он даже дёрнуться не успеет! — он был настолько уверен в своём превосходстве и умении стрелять, что едва ли не начал целиться, но передумал в ту же секунду, когда Гандия неожиданно для всех скинул предохранитель.

Больше всего на свете Найроби хотелось повернуть время вспять, предвидеть этот момент. Избежать его. Она не знала, как поступить в этой ситуации, и понятия не имела, что происходит в голове у Сесара.

Мужчина же до последнего момента решался на то, чего, возможно, никогда себе не простит, но в то же время понимал, что иного выбора просто нет. И если не сейчас, то потом будет поздно. Он мог бы простоять так вечность, взвешивать все «за» и «против», если бы как гром среди ясного неба не зазвучала сирена банка, говорящая о том, что входная дверь была открыта с внешней стороны.

— Ей-Богу, ещё миллиметр движения, и я стреляю, — прорычал Денвер, стоило Гандие оторвать ногу от коврового покрытия.

— Стрелок, смотри свою подругу не зацепи, — спокойно ответил Сесар, всё же делая шаг вперёд, а затем ещё один, пока не упёрся стволом прямо в лоб Токио, которая по мере его приближения опускала веки.

Найроби была готова наброситься на Гандию до того, как он сделал шаг. Она видела по его взгляду, что он хочет спустить пулю в лоб подруги и определённо была не готова к такому.

Спокойно выдохнув, Токио всё же открыла глаза, лишь сейчас обращая внимание на сигнализацию. До третьего этажа отряд доберётся не раньше, чем через пять минут и, можно даже сказать, что у них ещё вагон времени, вот только они словно в каком-то вакууме, где время перестало течь, и конца этой ситуации просто не видно, если только…

Токио теряется, когда пистолет повисает на указательном пальце Гандии и она даже уже медленно поднимает руку к своему, но замирает, когда мужчина делает шаг в сторону от неё.

Найроби на выдохе слегка опускает веки, но тут же широко открывает глаза, чувствуя, что горячая ладонь ложится ей на щёку. Она поднимает взгляд, чтобы увидеть его, но Сесар подаётся вперёд и целует её. Ладонь постепенно смещается на затылок, а когда мужчина уже хочет оторвать губы, то Найроби, собрав все силы, слегка тянется за ним, цепляясь пальцами за его рубашку у ремня.

Буквально три секунды, они замирают на считанные секунды, глядя друг на друга, но этого оказывается слишком много, чтобы утонуть.

Обоим. Окончательно.

И вроде каждый из присутствующих уже слышит топот приближающихся солдат, но никто не спешит уходить. Им надо выйти из этого вакуума, снова вернуться в реальный мир, чтобы до конца осознать произошедшее.

Гандия поднимает голову, прижимаясь губами ко лбу Найроби, а затем делает шаг назад. Взгляд мужчины быстро скользит по её фигуре, затем цепляется за руку Токио на пистолете, за М16 у Денвера. Ещё один шаг назад.

— Идите, — он ненавидит себя за эти слова. Во всех смыслах. Искренне ненавидит.

И быстро удаляется по коридору в сторону лестницы, откуда вот-вот появится полиция и военные.

Она ненавидит себя в этот момент, больше всего на свете. Проклинает себя. Проклинает свою сраную любовь, привязанность, которая ей совершенно не нужна. Это не самый лучший атрибут во взаимодействии с теми… кого никогда больше не увидишь.

Любовь — вообще не то слово, которому есть место в подобной ситуации. Поэтому она просто запихивает себе в глотку речи, которые кидала Берлину, о том, что быть с заложниками неправильно. Резко понимает Монику и Денвера, а только потом снова начинает дышать.

— Уходим, — звучит голос Токио, как сквозь толщу льда.

Она, словно не верит в то, что сейчас произошло. Она отказывается верить в то, что это ограбление закончилось.

Она натягивает балаклаву, словно онемевшими руками подхватывает винтовку, заходя в стену, через небольшой и довольно неприметный проход.

Она всегда шла вперёд, не глядя ни на что. И сейчас пойдёт.

Нет смысла смотреть, даже оборачиваться. Это не даст ничего, кроме противных воспоминаний, которые просто не дают спать по ночам.