Крошка из Шира (джен)

Он помнил, что у неё волосы цвета мёда, которые становились похожи на расплавленное золото, стоило солнцу посветить на них.

— Ты очень изменился, — девушка вздохнула тяжело, но как можно тише. Она была не первой, кто сказал эти слова Торину, но интонация отличалась от всех ранее слышанных им. Только чем?

Король не ответил, по выработавшейся в последние дни привычке игнорируя замечания о своих изменениях. Он мог их понять, но… что-то ему мешало посмотреть на себя под другим углом по-настоящему, полностью.

— На тебя сильно влияет магия дракона, я знаю, что это не твоя вина, — она снова вздохнула, на этот раз ощутимо печально. — Ты должен сдержать слово, данное людям. Они ждут помощи, и я уверена, скоро придёт их посланник, чтобы просить о ней.

— Я всё ещё твёрд в своём решении, — угрюмо сказал гном. Он ненавидел быть неправым, но какое-то эгоистичное упрямство не давало ему поделиться сокровищами, по праву ему принадлежащими, с другими.

На этот раз её вздох был полон раздражения. Торин ненавидел, когда она выходила из себя, особенно когда злилась на него. Это всегда казалось таким неправильным и нереальным. И заканчивалось плачевно, каждый раз.

— Я и Бильбо поручились за тебя, — к удивлению короля, голос девушки больше отдавал горечью, нежели тем самым раздражением. — Если тебе безразличная твоя собственная честь, так сохрани хотя бы мою. Или она тоже ничего для тебя не значит?

Торин повернулся к ней спиной. Это было агрессивное давление, которое она применяла редко. Но метко. Тем не менее, упрямство не давало ему согласиться с друзьями, отдать уже немного золота людям и выполнить своё обещание. Король под Горой сам удивлялся этому. Он неправ — он знал.

— Почему ты уже не тот Торин, в которого я влюбилась? — голос звучал так, будто рядом с ним стояла замученная жизнью женщина, уставшая, больная, печальная. Стояла. А потом развернулась и тихо ушла, осторожно, будто боялась издать лишний звук.

Ну вот и они — плачевные последствия. Его спутница лишь иногда говорила о своей любви к нему, но каждый раз это были сильно эмоциональные моменты. Поначалу Торин даже не мог понять, отвечала она на флирт из-за чувств или забавы ради, но и когда признание наконец состоялось, она скрывала свою любовь — от других, ради него. И прозвучавший вопрос шатал фундамент их отношений, рождая главный вопрос, впивающийся в сердце кинжалом: уже не любит?

Сама же девушка, дождавшись ночи, нашла пару мешков и, набив их золотом, скользнула к стене. Хорошо, что здесь была лиана: махнув рукой, она призвала её и спустила по ней мешки, а затем спрыгнула вниз, неловко приземлившись на ноги. Любовь короля машинально потёрла свой живот, а затем, с помощью тех же лиан, потащила тяжёлые мешки в развалины города. Предчувствие говорило ей, что утром может быть поздно — явившийся посланник обязательно получит отказ, а потом… потом будет что-то совсем плохое.

В развалинах горели огни, люди жались семьями друг к другу. Одна из матерей играла с ребёнком, пытаясь отвлечь его от небольшого количества еды. Гномья «посланница» грустно улыбнулась и помедлила всего секунду, смотря на эту семью, а затем продолжила тащить непомерно тяжёлую ношу. Точнее, делать вид, что тащит её: на самом деле она, держа руки за спиной, управляла лианами, которые, едва вытарчивая из земли, тащили мешки за ней.

— Смотрите, кто это?

— Карлица!

— А не та ли, что была с гномами?

— Похоже.

— Да, да, это точно она!

Внимание людей и их возгласы начали раздражать девушку, и на её счастье на эти крики вышел Барт. Она посмотрела на него чуть безумным взглядом, чётко говорившим: «Ну наконец-то! Я уже сейчас с ума сойду!». Барт и тот противный слуга бургомистра втащили мешки под навес, установленный вместо крыши развалившегося дома, и «посланница» наконец вздохнула с облегчением, на этот раз осознанно прикасаясь к своему животу. Барт посмотрел на неё с некоторым подозрением, будто понимал её жест.

— Что это? — спросил он, указывая на мешки.

— Будто сам не знаешь, — устало отозвалась она и развязала мешки. Золотые монеты блеснули в свете факелов, вызвав у слуги тихое восхищённое «ох».

— Торин болен, магия дракона плохо на него влияет, а он пробыл в его логове дольше остальных гномов. Однако Король под Горой своё слово держит — мы мешки долго искали по всей Горе. Здесь хватит, чтобы укрепиться на зиму и закупить продовольствие.

— Спасибо, — искренне поблагодарил лучник.

— Он же король, — отмахнулась девушка и посмотрела на Эребор. — Молодец, — внезапно повернулась она к Барту, дотянулась, насколько могла со своего почти гномьего роста, до его плеча и одобрительно похлопала по нему.

Без дальнейших объяснений она направилась к Горе. Сам поймёт. А что же до лжи… ей пришлось солгать во благо — во благо своего Короля под Горой.

Хотя путь без мешков был легче и быстрее, вернулась в Эребор девушка только утром — и сразу же попалась на глаза Торину. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, но он дождался, пока они оказались в тронном зале одни.

— Ты отнесла наше золото им?

Они оба знали, что он ненавидит использовать этот тон. На этот раз он вызвал в девушке возмущение, и настал тот редкий случай, когда она не могла сдерживать себя:

— Я твою честь спасала! Эти люди продолжают верить тебе, верить в Короля, который исполняет обещанное, и будут продолжать помогать нам. Или ты в осаде хочешь просидеть? У нас скоро еда закончится, ты можешь себе позволить купить у эльфов еду, даже если через людей. Докажи, что ты — самый великий Король под Горой!

В молчании она сверлила гнома взглядом всего несколько секунд, а затем из-за внезапно прошившей живот резкой боли вскрикнула и согнулась пополам. Торин осознавал происходящее недолго, затем резво снял с себя меховую мантию и усадил на неё девушку, вставая на колени рядом и придерживая её за спину.

— Алваэль? Тише, что случилось? — он был напуган и держал вторую руку на её животе.

— Ничего, всё в порядке, — пропыхтела она и распрямилась, чтобы опереться на него. — Это от нервов.

— Нам нужен лекарь. Было ошибкой брать тебя с собой.

— Дурак. Мы же не знали тогда, — она слабо улыбнулась и провела рукой по его щеке.

— Надо было тебе остаться в Ривенделле.

— Чтобы ты тут сдуру начал с эльфами воевать? Нет уж, спасибо.

Она усмехалась и снова выглядела здоровой и бодрой, но король боялся отпускать её. Всё то золото, над которым он так трясся, не стоило страданий его спутницы.

— Как думаешь, за определённое количество тех камней Трандуил согласится прислать лекаря?

— Даже если ты все отдашь… Сомневаюсь. Я в порядке, Торин, лучше подумай, как будем зимовать… Я, кажется, новый скачок с мешками золота в ближайшее время сделать не смогу, — засмеялась она.

Её смех заставил Торина издать пару тихих смешков. Она сняла со своей шеи медальон и застегнула его на гноме, как-то странно улыбаясь.

— Вот теперь я узнаю своего Торина.

Он тихо и грустно хмыкнул и прижался лбом к её виску. Всё наладилось. Всегда налаживалось. И будет. Ведь будет?

* * *

В Эреборе суетились с неслыханным оживлением, вспоминая все кратчайшие пути, готовясь к празднеству. Свадьбы здесь давно не играли, а уж свадьбу между гномом и эльфикой — никогда прежде! Больше никто не возмущался таким выбором невесты, в конце концов Тауриэль показала себя с лучшей стороны, да и Кили был прекрасным воином. Однако готовились не только к свадебному пиру, но и к пиру прощальному — пара желала найти своё место в мире и через некоторое время покидала родные края. Кили с трудом отстоял это решение, но теперь никто уже и не думал его отговаривать. Гномы и эльфы работали сообща, чтобы сделать празднество красивым и ярким, и не было дела, где они не были бы вместе.

К вечеру в Эребор прибыли оставшиеся гости: Гэндальф и Бильбо. Ворохоббит выглядел измученным, и вскоре его друзья-гномы поняли, почему: Беггинс был нагружен тремя детьми, фонтанирующими энергией и любопытством, однако хоббитята держались к нему поближе, опасаясь такого огромного количества больших существ вокруг.

— Это что — твои? — с изумлением спросил Кили, изучая разные цвета волос хоббитов.

— Родственники. Фродо под моей опекой, Мерри сам решил отправиться с нами, удачно подслушав про наше путешествие, а Пин… за компанию.

— Ладно, покажем маленьким мохноножкам, что где, — хмыкнул жених, и дети, поколебавшись немного, устремились за ним.

Торин проводил племянника и хоббитят взглядом и повернулся к старшему хоббиту.

— Он?..

— Сирота, — вздохнул Бильбо и прибавил твёрдо: — Но всё ещё наш родственник.

Король кивнул. Что-то в малыше приглянулось ему. Может, взгляд, в котором читалось желание познать весь мир, может, милая мордашка. В любом случае Торин безотчётно следил за хоббитёнком, выискивал его взглядом, если тот пропадал, подмечал любопытство на его лице, стоило малышам увидеть что-то новое и необычное. И именно Король под Горой первым заметил, как маленького хоббита заинтересовал Аркенстон.

— Это главный камень Эребора, — сказал детям Кили и повёл свою маленькую группу дальше.

Однако Пин остановился и сделал несколько шагов к алмазу, не решаясь, однако, приблизиться ещё больше. Он заворожённо смотрел на камень, будто был зачарован сиянием Аркенстона.

— Этот камень может подчинить себе, — тихо сказал Торин, но кроха всё равно вздрогнул и с опаской обернулся к нему. — Он завладевал разумом уже многих существ, так что лучше не подходи к нему слишком близко и не смотри на него слишком долго.

Хоббитёнок кивнул и побежал догонять остальных, а гном мягко хмыкнул — он точно придёт ещё раз посмотреть на камень.

Так и случилось. Только уже наступила ночь, и большинство существ уже спало, видя десятый сон. Королю гномов не спалось, вот он и решил проверить, не потерялся ли где любопытный кроха. Пин стоял напротив Аркенстона и любовался им. В его взгляде не было желания завладеть сердцем Горы, ему просто нравилось мягкое сияние алмаза.

— Ты что тут делаешь? — Торин появился внезапно, и хоббитёнок вздрогнул от испуга, но, взглянув на короля, снова повернулся к камню.

— Он очень красивый, будто в нём собрались и звёзды, и солнце, и луна.

— Да, ты прав. И эта его красота становилась гибелью для гномов в моём роду. Это ужасно — когда все твои мысли заполнены лишь алмазом, и ты не можешь трезво думать о чём-либо ещё.

— Но сейчас вы же нормально мыслите? — чуть прищурившись, с ноткой подозрения спросил Пин, и гном едва не рассмеялся.

— Сейчас — да, — мягко ответил он, а потом ему в голову пришла интересная мысль, так что второй мыслью было раздумье о том, а действительно ли он сейчас ясно мыслит. — Подожди меня тут, я скоро вернусь.

Торин решил заглянуть на кухню и разжиться несколькими вкусными припасами. Ночное бодрствование вызвало у него голод, и малышу наверняка тоже хотелось — или захочется — есть. Перетащив к себе немного еды и кувшин с душистым тёплым отваром из трав и ягод, король пошёл забрать хоббитёнка из зала, где тот вполне мог уже замёрзнуть.

Однако он нашёл Пина между двумя гномами-стражниками, а рядом толпились Двалин, Бильбо и Гэндальф, что-то тихо обсуждая. Ребёнок был напуган и, казалось, был готов расплакаться, но каким-то чудом держался. Это Торину не понравилось, и он спросил, что происходит. Что же такое могло случиться в его отсутствие?

— Этот малыш слишком близко стоял к Аркенстону, — сказал Двалин.

— Глупый Тук просто выбрал неудачное время для просмотра, — явно попытался смягчить обстановку маг, после чего Бильбо добавил, что тот никогда не воровал, он вообще ещё слишком мал. Король незаметно вздохнул.

— Отпустите его, я сам велел ему остаться тут и ждать меня, — сказал он, а потом поднял хоббитёнка на руки. — Волноваться не о чем, ему просто нравится свет. Идите спать, — бросил он и ушёл с ребёнком на руках.

Уже на полпути к спальне Пин тихо заплакал, осторожно сжимаясь в руках гнома. Для малыша, конечно, случившееся было большим потрясением, и он наверняка переживал, что теперь о нём подумает добрый король. А сердце того беспокойно сжималось от слёз дрожащего крохи, рождая неизвестное чувство. Хоббитёнка хотелось защитить, но это чувство защиты было другим, нежели при спасении жизней собратьев-гномов и даже племянников. Желание чувствовалось сильнее и глубже, будто покусились на что-то ужасно ценное для короля под Горой.

Когда малыш оказался на кровати, он уже не плакал, просто был немного беспокоен. Но стоило его взгляду зацепиться за еду, он стал тихим.

— Вы сердитесь? — робко подняв всё ещё влажные глаза, спросил Пин.

— Нет. Не на что, — ободряюще улыбнулся ему Торин и подал кружку тёплого отвара.

Ночной перекус пошёл крохе на пользу, он успокоился и расслабился, и гном закутал его в своё одеяло, решив сегодня поспать в кресле рядом. Едва задутый королём огонь в фонаре потух, на потолке засияли драгоценные камни подобно созвездиям. Это были особые камни, источающие собственный свет в темноте, который при дневном свете или огне не было видно. Торин присел на край кровати, положил руку Пину на голову и тихо запел глубоким мелодичным голосом:

— Мы бредём чрез Мглистых Гор хребет

В пещеры, где не брезжит свет.

Наш путь лежит сквозь тьмы гранит,

Чтобы найти злато в пути.

Ветра стонали в мраке ночном,

Шептали ветви всё о своём,

То рьян и ал огонь пылал,

Бушуя с небом наравне…⁽¹⁾

Под плавный напев хоббитёнок уснул, тихо посапывая в рукав короля. Тот осторожно вытащил руку из-под маленькой головки, подтянул одеяло под самые уши ребёнка и, захватив плед из шкуры варга, уселся в кресле. В прошлом одно существо подсказало ему использовать старинную песнь как колыбельную, и в сердце Короля под Горой шевелилось что-то странное от того, что совет этот сработал.

* * *

Перегрин не обнаружил гнома, проснувшись, и вышел из его комнаты сам. Немного поблуждав, малыш наконец вошёл в большой зал, где увидел своих товарищей. Гномы и эльфы странно на него посматривали и отводили взгляды, когда замечали, что Тук смотрит на них, и даже Фродо и Мерри наградили его вместо приветствия отстранёнными взглядами и нахмуренными бровями. Поняв, что ночное происшествие распространилось — и наверняка не в лучшем свете, Пин закусил губу от обиды. Ему ведь просто понравилось свечение Аркенстона, так почему все решили, что он хотел его украсть? Да и как бы он, такой крохотный даже среди гномов, мог это сделать? Не выдержав этой несправедливости, Пин прошмыгнул к одному из выходов. Там, на самой вершине Эребора, росла какая-то особая роща, однако ничего точнее Кили им во время экскурсии не рассказал. Может, ему удастся отсидеться в ней.

Торин, восседая на своём месте за большим столом, с удивлением узнал, что хоббитёнок не пришёл на завтрак. Его видели в проходах, однако никто не знал, куда он пошёл. Королю пришлось успокаивать Бильбо, говоря, что отсюда ребёнку деться некуда, но сам был обеспокоен, поэтому побыстрее закончил с едой и в раздумьях направился в своё уединённое место, где мог отвлечься на один вопрос и хорошенько его обдумать.

Лебетроны, специально привезённые в Эребор для формирования рощи, встретили гнома прохладной тенью и тихим шелестом крон. Здесь всегда было спокойно, здесь всегда гулял ветер, здесь всё напоминало о свободе и странствиях. Это было место печали и исцеления. Красивое уединённое специально созданное место.

Торин медленно направился по привычному маршруту. Роща была небольшой, но иногда ему казалось, что места с растительностью слишком много, здесь можно было забыться, потерять связь с реальностью. И можно было так и остаться в своих мыслях.

Золотое надгробие как всегда сверкало издали. Свет чистой памяти и тоски с отголосками боли. Обвитое лозой с цветами в форме синих звёздочек, оно навевало и печаль, и спокойствие. Только вот на этот раз рядом с ним стоял маленький хоббитёнок, понуро смотря куда-то на землю. Торин удивился, а потом услышат тихое шмыганье.

— Что случилось, крошка из Шира? — ласково спросил гном и пропустил золотые кудряшки Пина между пальцев.

— Они все так смотрят на меня… Я ведь не сделал ничего плохого, я не понимаю…

Король погладил малыша по голове. Так вот оно что — ночное происшествие всех поразило, а ребёнок просто не смог понять эмоций взрослых.

— Кто это был? — тихо спросил Тук.

— Моя жена, — тяжело вздохнул Торин.

— Какой она была?

— Она была… необычной. Она наполовину дриада, наполовину нимфа, поэтому очень любила природу и свободу. Эта роща была посажена специально для неё… Её звали Алваэль. Она была храброй и отстаивала свою правоту, порой в ущерб себе.

— Что с ней случилось? — Пин поднял грустные глазки на гнома, и тот снова пропустил золотые пряди меж пальцев.

— Она спасла мне жизнь. В тот далёкий день, когда после смерти Смауга мы сошлись за Эребор в грандиозной битве. Спасая меня, она была ранена и потеряла нашего ребёнка, это и тяжело заживающая рана постепенно убивали её… Тем не менее, она отправилась со мной в далёкий поход, чтобы привести гномов домой, и там остатки орков напали на нас. Алваэль пала героической смертью, которой и заслуживала.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая шуршанием листьев. Воспоминания уже не причинили такой боли, как несколько лет назад, но всё равно гулко отдались в сердце.

— А что там высечено? — прошептал хоббитёнок, возвращая короля в реальность.

— «Годился звёздный — для колец, / Огонь драконий — на венец, / А лунный свет — в любой предмет, / И в сети свет ловил мудрец».⁽²⁾ Это её любимые слова одной из наших песен.

Пин прижался к ноге Торина, и тот вдруг осознал, что всё это время гладил ребёнка по голове. Выдохнув и отогнав тяжесть на сердце, он поднял крошку на руки. Желание защищать стало достаточно сильным, чтобы гном наконец понял, что именно он чувствовал по отношению к хоббитёнку.

— Ты бы очень понравился ей… Как насчёт того, чтобы позавтракать?

Последующие дни были самыми странными в жизни Короля под горой. Он сам дал Туку подержать в руках Аркенстон, пока выяснял у Бильбо подробности о родственниках Перегрина; поняв же, что спокойно может забрать крошку к себе в качестве сына, обсудил этот вопрос с другими гномами. Решилось всё положительно, поскольку жена Торина не была гномом, а трон всё равно отходил Фили, и вскоре Пин узнал, что теперь будет жить в Эреборе. Хоббитёнок был действительно рад этому, ведь в его жизни наконец появился взрослый, готовый заботиться о нём со всем вниманием.

После свадьбы Кили и Тауриэль, пока Перегрин Тук прощался с остальными хоббитами, отправляющимися обратно в Шир, Торин зашёл в комнату, в которую почти никогда не заходил ранее. Она была прямо за стеной его спальни, сделанная с особым вниманием, уже запылилась за столько лет.

На столе лежал свиток, покрытый таким же слоем пыли снаружи, он сохранил яркость красок внутри. Обстановка комнаты была прорисована чётко: на потолке камнями выложены созвездия, стены украшены картинами природы из драгоценных камней и металлов, в углу — горшок со стеклянным цветком, который едва отличался от настоящего, и уютная мягкая мебель по всей спальне. Окинув комнату внимательным взглядом, гном мысленно прикинул, сколько времени потребуется на реализацию этого давно составленного чертежа. А потом подумал, что пока будет проходить обустройство, крошка из Шира поживёт с ним.

— Ты была бы счастлива, Алваэль, — прошептал Торин, нежно касаясь губами медальона, который он не снимая носил на шее. — Теперь у меня есть сын, и наши планы всё же осуществятся.

1) Если кто-то не знает, послушайте песню гномов «Мглистые горы», отрывок с этой песней из фильма тоже можете посмотреть.

Вернуться к тексту

2) Слова из книги «Хоббит, или Туда и обратно».

Вернуться к тексту