Перекресток судьбы (гет)

Миранда околдовала Козимо с первого взгляда. Она была самым прекрасным существом, что он когда-либо встречал. Он не видел больше никого на приеме с того мгновения, как старый приятель подвел ее со словами:

— Козимо, позволь представить тебе мисс Миранду Аржан.

И она вскинула на него до тех пор стыдливо опущенный взгляд блестящих карих глаз, который буквально заворожил его. Весь вечер Козимо провел подле нее. Миранда оказалась не только красавицей, но также умной и приятной собеседницей.

Провожая ее до экипажа, Козимо набрался храбрости спросить:

— Могу я пригласить вас на прогулку, мисс Аржан?

Миранда взмахнула длинными ресницами.

— Буда рада, мистер Чант, — ответила она, принимая его руку, чтобы подняться в экипаж. — В следующее воскресенье около двух часов вам подходит?

— Прекрасно, — Козимо лучезарно улыбнулся и поцеловал ее руку, прежде чем отпустить и шагнуть в сторону. — До скорой встречи, мисс Аржан.

Миранда милостиво кивнула и улыбнулась.

Домой Козимо вернулся в самом восторженном настроении.

Всю оставшуюся часть недели он жил предвкушением новой встречи с Мирандой. Благо братья к тому моменту давно жили загородом — женившись, Чарльз поселился в Суррее, а Конрад — в Уилтшире, оставив Козимо родовой особняк в Лондоне. Так что они, к счастью, не могли заметить перемен в его настроении: объясняться с братьями по этому поводу совсем не хотелось. В глубине души он понимал, что они не одобрят его увлечение Мирандой. Аржаны не принадлежали к почтенным семьям, и Козимо уже слышал о них немало нелестного, но ему было всё равно.

Зато его состояние заметили сослуживцы.

— Что это с тобой, Чант? — спросил Мэтью Купер, когда Козимо, замечтавшись, застыл возле своего стола с чашкой кофе.

Козимо вздрогнул, вырванный из мечтаний о прекрасной Миранде, и поставил чашку на стол.

— Ничего, — пожал он плечами с деланным равнодушием.

Купер хмыкнул с видом «Ну да — ври больше», но не стал настаивать. Зато проходивший мимо курьер — конопатый мальчишка — ехидно бросил:

— Да он просто влюбился!

Козимо невольно покраснел, а Купер заинтересованно приподнял бровь.

— Отстаньте со своими глупостями — у меня дел полно, — пробормотал Козимо, однако так невнятно, что Купер заломил бровь еще сильнее.

И Козимо поспешил изобразить бурную деятельность крайне занятого человека. Купер хмыкнул, но отошел, не став давить на него. Однако любопытно-веселые взгляды и шепотки коллег не заметить Козимо не мог. Впрочем, ему не было до них никакого дела: все его мысли занимала Миранда и предстоящее свидание.

Время тянулось ужасно медленно, но в конце концов воскресенье наступило.

Вернувшись из церкви, Козимо удалился в свою комнату и, чтобы хоть как-то унять нервную дрожь и занять голову, в оставшееся до свидания время составлял гороскоп на себя и Миранду. Результат вышел не слишком вдохновляющим, но он убедил себя, что от волнения просто где-то ошибся. Позже он начертит карту заново, когда сможет быть внимательнее.

Нарядившись в свой лучший костюм по последней моде, тщательно причесав непослушные кудри и даже слегка надушившись, Козимо тихонько выскользнул из дома (не хотелось давать повод сплетням прислуги) и, поймав кэб, отправился к Миранде.

Она жила в роскошном особняке в Белгравии. Открывший ему дверь важный дворецкий в темно-зеленой ливрее почтительно поклонился и сообщил:

— Мисс Миранда сейчас спустится, мистер Чант.

Козимо кивнул и огляделся. Стены и потолок небольшого холла были обшиты резными панелями из красного дерева, на полу — узорный паркет. Справа и слева располагались темно-коричневые двери, а прямо перед Козимо слегка изгибающаяся деревянная лестница вела на второй этаж. Когда на этой лестнице появилась Миранда, Козимо задохнулся и потерял дар речи от восхищения.

Она спускалась медленно и величественно, точно королева. Пышная юбка светло-розового, почти белого платья тихо шуршала по ступеням. Блестящие темно-каштановые локоны были уложены в замысловатую прическу, темные глаза сверкали из-под слегка опущенных длинных ресниц.

— Добрый день, мистер Чант, — произнесла она, с благосклонной улыбкой протянув ему руку в белой кружевной перчатке.

— Мисс Аржан, вы прекрасны, — выдохнул Козимо и склонился, прикоснувшись губами к протянутой руке.

Она слегка склонила голову и на мгновение опустила ресницы:

— Благодарю.

Если бы это было возможно, в этот момент Козимо влюбился бы еще сильнее.

Он повез Миранду на прогулку в Риджентс-парк — излюбленное место свиданий и семейных прогулок лондонцев.

Они не торопясь бродили по аллеям Сада Роз, воздух которого был насквозь пропитан ароматом разнообразнейших сортов тысяч роз, растущих вдоль аллей или вьющихся по невысоким заборчикам и аркам. Если поначалу Козимо смущался и не знал, о чем говорить, то уже через четверть часа они перешли от светских высказываний о прекрасной погоде к обсуждению своих семей, интересов и жизненных устремлений. К тому моменту, когда они спустились к озеру, берега которого поросли ирисом и папоротником, Козимо уже казалось, что в его жизни нет человека ближе Миранды.

Он откровенно рассказал ей о своем положении белой вороны в респектабельной семье.

— Впрочем, не думай, что братья плохо ко мне относятся, — поспешно уточнил он. — Хотя в детстве часто меня изводили. Но они всё равно считают меня чужаком, оказавшимся в их семье по несчастной случайности.

Миранда сочувственно сжала его ладонь:

— Бедняжка. Какие они противные — ведь ты не виноват в том, что твой отец женился на твоей матери.

Ее саму со старшим братом Ральфом связывали прекрасные отношения, и было заметно, как она им восхищается.

 

Миранда с таким сочувствием и пониманием относилась к Козимо, что его сердце затопила волна тепла. Определенно, он нашел идеальную женщину. И хотя они виделись всего второй раз, он уже точно знал, что женится на ней.

В отличие большинства девушек, с которыми Козимо был знаком до сих пор, Миранда умела слушать и к месту говорить, а кроме того она была умна и внимательна. Не говоря уже о том, что потрясающе красива.

Они прошли по берегу до лодочной станции.

— Хочешь покататься на лодке? — спросил Козимо.

Миранда с явным колебанием посмотрела на озеро — очевидно, боясь забрызгать муслиновое платье, — но в итоге кивнула. Козимо преисполнился еще большим восхищением. Не каждая модница согласится рискнуть своим нарядом.

И пока она любовалась пейзажем — скульптурой орла, установленной прямо в воде, островком в японском стиле, изящным выгнутым мостиком, — он изо всех сил старался грести так, чтобы ни одна капелька не попала на Миранду. За что был вознагражден благодарным взглядом и обещанием новой встречи.

 

Июнь и июль прошли для Козимо в розовом тумане. А в августе он решил, что пора делать предложение. Тем более Миранда явно благосклонно принимала его ухаживания, и он не боялся отказа. Ну почти.

Конечно, он не мог сделать столь важного шага, не поставив в известность братьев. Хотя он был совершеннолетним и формально независимым от них, въевшаяся с детства привычка не позволяла не проинформировать их. Это как сообщить о предстоящей свадьбе родителям. Так что он послал Чарльзу и Конраду извещения с просьбой приехать в Лондон, поскольку ему надо с ними обсудить важную вещь.

Козимо наивно считал предстоящий разговор простой формальностью. Миранда была богатой невестой, а немного лишних денег их семье не помешали бы. И он думал, препятствий не будет. Однако он глубоко заблуждался.

— Зачем ты вызвал нас, Козимо? — с едва различимым нетерпением в голосе вопросил Чарльз, устроившийся за большим дубовым столом в кабинете, который когда-то был отцовским.

Конрад с сигарой в зубах, с удобством расположившийся в кресле рядом, просто вопросительно посмотрел на Козимо. Братья любили подчеркивать, насколько они занятые люди и как им некогда отвлекаться на глупости младшенького. Козимо хмыкнул: ничего, скоро эта необходимость навсегда уйдет из их жизни.

— Я собираюсь жениться, — заявил он, переступив с ноги на ногу — ему садиться не предложили, и он стоял перед столом, лицом к выходившему в сад окну.

Братья переглянулись, и Чарльз спросил:

— На ком, позволь узнать?

Козимо глубоко вдохнул и ответил:

— На Миранде Аржан.

На мгновение воцарилась тишина — та нехорошая тишина, за которой следует буря, и Козимо невольно напрягся. А потом грянул гром.

— Да ты с ума сошел! — воскликнул Чарльз, подавшись вперед и вперив в Козимо сверкающий взгляд голубых глаз.

— Никогда женщина из Аржанов не станет частью нашей семьи! — поддержал его Конрад, вскочив с кресла и бросив сигару в пепельницу.

Это была совсем не та реакция, которой ожидал Козимо, и он растерялся. Однако попытался спорить:

— Она хорошая девушка — воспитанная, милая и с богатым приданым.

— Приданое — это еще не всё, — сурово произнес Чарльз, откинувшись обратно на спинку кресла. — А во всем остальном ты ошибаешься на ее счет. Аржаны — такая семья, что ни один приличный человек не подаст им руки. И мы с ними не породнимся!

— Но…

— Никаких «но»! — отрезал Конрад, мотнув белокурой головой, а потом подошел и положил ладонь ему на плечо — таким по-настоящему братским жестом, что Козимо невольно замер. — Пойми, мы желаем тебе добра. Ты пожалеешь однажды, если женишься на ней, но тогда будет поздно. Послушай старших — не делай глупости. Мы найдем тебе достойную невесту, а про мисс Аржан забудь.

— Если бы отец был жив, он сказал бы то же самое, — веско добавил Чарльз.

Козимо еще пытался спорить, доказывать, что Миранда не такая, но в итоге уступил давлению братьев. Ему никогда не хватало силы воли противостоять им.

* * *

К разговору с Мирандой Козимо готовился долго, малодушно откладывая каждый раз еще на день, и еще, и еще. Но в конце концов отступать стало некуда. К тому же Миранда, явно обеспокоившись его долгим молчанием, прислала ему записку с вопросом, что случилось. Сначала Козимо собирался для решающего разговора назначить ей встречу в кафе, но в последний момент струсил и просто отправил ей письмо.

Он весь вечер до глубокой ночи сочинял это послание, зачеркивая, исправляя, начиная заново, изведя немалое количество бумаги, в итоге остановившись на предельно кратком варианте:

«Дорогая Миранда,

Я глубоко сожалею, но больше не могу продолжать общение с тобой. Оно было чрезвычайно приятным, но у него нет будущего.

Прими мои искренние извинения,

Козимо Чант».

Еще раз перечитав его, Козимо вздохнул и запечатал конверт. Скорее всего Миранда посчитает подобное послание оскорблением, а значит, не станет искать с ним встреч и пытаться выяснить, что случилось. И ему не придется объясняться. Это был крайне трусливый поступок, и Козимо было стыдно, но от одной мысли о личной встрече с Мирандой ему становилось дурно. Глядя ей в глаза, он никогда не сможет расстаться с ней.

На следующее утро Козимо, прежде чем отправить письмо, минут пятнадцать простоял возле почтового ящика: никак не мог заставить себя опустить в него конверт. Ведь это станет последней точкой — возврата уже не будет. Он буквально чувствовал, как в эту самую секунду решалось его будущее. Перекресток судьбы. Невесело усмехнувшись, Козимо покачал головой и медленно опустил письмо в ящик. В глубине души он знал, что в любом случае подчинится братьям, а значит, никакого выбора и не существовало изначально. Из-за своих колебаний он только опоздал на работу. Хорошо еще, что министр ценил его как ответственного и исполнительного работника и ограничился лишь небольшим замечанием. Однако наимрачнейшее настроение Козимо ничто не могло прояснить.

 

А вечером его ждал сюрприз.

Когда Козимо пришел домой, его камердинер Эндрю сообщил, что в доме гость.

— Кто? — рассеянно спросил Козимо, в сущности не интересуясь ответом.

Но слова Эндрю заставили его выйти из апатии:

— Мисс Аржан, сэр. Она ждет вас в гостиной.

В первое мгновение Козимо захотелось развернуться и сбежать из дома. И бродить по улицам, пока Миранде не надоест ждать и она не уйдет. Зачем она пришла? Выяснять отношения? Просить? Титаническим усилием воли он подавил малодушное желание — бегство всё равно ничего не решит, — и, поблагодарив Эндрю, прошел в гостиную.

Миранда плавным движением встала с кресла, послав ему печальную улыбку.

— Добрый вечер, Козимо. Мы можем поговорить?

Несколько мгновений он просто смотрел на нее, не в силах выдавить из себя ни слова. Ее красота, подчеркнутая идеально подобранным платьем, всё еще завораживала его.

Большие темные глаза Миранды начали наполняться слезами, и это заставило Козимо очнуться.

— Здравствуй, Миранда. Чего ты хотела?

Это прозвучало излишне грубо, но Козимо подумал, что так даже лучше. Миранда прижала ладонь к губам и явственно всхлипнула, но в следующую секунду уже растянула губы в дрожащей улыбке.

— Ты даже не предложишь леди чаю?

Козимо поколебался мгновение, но кивнул и позвонил, велев принести чаю и выпечки. После чего жестом пригласил Миранду присаживаться за круглый резной столик. Она присела на краешек обитого красным бархатом стула и опустила взгляд. Козимо сел напротив. Воцарилось неловкое молчание.

Собрав волю в кулак, Козимо кашлянул и мягко спросил:

— Так о чем ты хотела поговорить?

Миранда вскинула на него взгляд, в котором по-прежнему блестели слезы.

— Почему ты порвал со мной, Козимо? — с надрывом спросила она. — Ведь я нравлюсь тебе. Не отрицай — женщина всегда знает, когда нравится мужчине.

Козимо неловко поерзал. Спорить с ее утверждением он не мог. И совершенно не знал, как объяснить ситуацию. Вот поэтому он и не хотел встречаться лично. Но Миранда продолжала умоляюще смотреть на него, и он попытался собраться с мыслями.

— Понимаешь, мои братья считают тебя неподходящей партией для меня.

Настроение Миранды моментально переменилось: она вскинула подбородок, ее глаза гневно сверкнули:

— И ты вот так покорно пойдешь у них на поводу?

Козимо покачала головой:

— Пойми, я многим обязан им, в том числе работой. И они хотят как лучше для меня.

— Ах, вот как?! — Миранда одарила его возмущенным взглядом. — А я, значит — хуже?

— Я этого не говорил, — запротестовал Козимо.

Тут им пришлось прерваться, поскольку Эндрю принес чай. Расставив всё на столике, он с поклоном удалился. Козимо поспешил откусить печенья и глотнуть чая, пытаясь таким образом избежать дальнейшего разговора. Ему следовало бы знать, что с Мирандой такой фокус не пройдет.

— Ты просто трус, Козимо, — презрительно бросила она и в свою очередь отпила чаю.

Козимо вздохнул и пожал плечами. С этим утверждением он тоже не мог спорить. Миранда, видимо, отчаявшись добиться от него чего бы то ни было, сосредоточилась на угощении. Какое-то время они молча пили чай, пока Миранда не встала, решительно заявив:

— Что ж, прощай, Козимо. Всего тебе наилучшего.

Козимо в свою очередь встал, чтобы проводить ее, и чуть не упал обратно: голова закружилась, перед глазами поплыло, словно он пил не чай, а крепкое вино или даже виски. Он оперся о столик, помотал головой, пытаясь прийти в себя. Туман вроде бы рассеялся. И тут Миранда шагнула вперед и поцеловала его — словно это была самая естественная в мире вещь: прощаясь, поцеловать бывшего ухажера так, что у него снова всё поплыло перед глазами, а дыхание перехватило. Козимо и сам не заметил, как уже целовал ее в ответ, крепко прижав к себе.

 

Проснувшись (или скорее очнувшись), Козимо обнаружил себя на кровати в своей спальне. Миранды не было. Козимо приподнялся на локтях и тут же рухнул обратно, когда голова взорвалась бешеной болью. Сжав пальцами виски, Козимо попытался вспомнить, что произошло.

Миранда пришла поговорить, потом поцеловала его, потом… Всё терялось в тумане. Он смутно (будто это происходило во сне) вспомнил, как они поднялись в его комнату, как заперли дверь, продолжая страстно целоваться, как…

Козимо вскочил, забыв про головную боль, и принялся собирать разбросанную по полу одежду. Как он мог так поступить? Он же всегда был джентльменом и никогда не обесчестил бы женщину. Но, судя по раскалывающейся голове и окутанным туманом воспоминаниям, он явно был в тот момент не в себе. Одевшись, Козимо рухнул обратно на кровать. Думать получалось плохо, и он позвонил, чтобы ему принесли что-нибудь от головной боли.

Явившийся на вызов Эндрю как-то странно на него посмотрел. Или ему показалось? Козимо застонал и спрятал лицо в ладонях, поставив локти на колени. Если Миранда чем-то его опоила, а по всему выходило именно так, зачем ей это понадобилось? Или она собирается его шантажировать?

Вернулся Эндрю с зельем и стаканом воды, и Козимо с благодарностью выпил лекарство, после в изнеможении откинувшись на подушку. Головная боль отступила. Что же происходит? И что ему теперь делать? Так ни до чего и не додумавшись, Козимо махнул рукой, решив пустить всё на самотек. Сделанного всё равно уже не исправить, так что будь что будет.

* * *

Несколько дней спустя неожиданно появился Чарльз — ранним субботним утром, когда Козимо едва успел позавтракать. Без лишних церемоний устроившись в кресле рядом со столом, за которым Козимо завтракал, Чарльз заявил:

— Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Вижу, ты сильно увлекся Мирандой.

Козимо пожал плечами с неопределенным видом. Что он мог сказать? Счастливо женатый Чарльз даже не представлял, как тяжело далось ему расставание с Мирандой. Чарльз прокашлялся и продолжил:

 

— В общем, мы с Конрадом посовещались и решили, что тебе не помешают небольшие каникулы. Он договорился в министерстве, чтобы тебе дали отпуск на год, который ты проведешь у меня в Суррее. Сельская местность пойдет тебе на пользу.

Козимо удивленно вскинул голову, уставившись на Чарльза. С каких это пор брат стремится держать его подле себя? Неужели правда так беспокоится? Козимо был растерян и, честно говоря, тронут. А потому даже не подумал о том, чтобы спорить и отказываться. В конце концов, каникулы ему действительно не помешают. В нынешнем состоянии он совершенно не способен был сосредоточиться на работе и уже получил пару выговоров.

Козимо проснулся в отличном настроении. Вопреки смутным опасениям, жизнь в имении Чарльза оказалась просто сказочной. Не надо каждый день ходить на службу. Внушительное поместье предоставляло возможности для интереснейших прогулок среди живописной природы. Прислуга была услужлива и почтительна. Элис, жена Чарльза, обращалась с ним как с родным братом и, кажется, жалела его и заботилась. Правда, Чарльз оставался привычно высокомерным и холодным, но к этому Козимо давно привык. Уже через месяц он почти забыл про Миранду. Во всяком случае, мысли о ней не причиняли боли, а вызывали лишь легкую грусть.

В тот день Элис устраивала званый вечер. Вообще-то Козимо не особенно любил подобные мероприятия, но нынешнее было важно для Элис, и он обещал быть, вместо того чтобы сбежать на прогулку по окрестным лесам. Спустя два года брака у них с Чарльзом всё еще не было детей, и порой Козимо думал, что приемы служат Элис своеобразным отвлечением.

Правда, днем он все-таки удрал. Из-за подготовки к приему в доме царила суматоха, и Козимо почел за лучшее исчезнуть с глаз долой. В любом случае, мужчин в это священнодействие не допускали. И Чарльз тоже скрывался, чтобы не попасть жене под горячую руку. Так что Козимо отправился на верховую прогулку.

Кто бы мог подумать, что ему так понравятся лошади, ведь до приезда в Суррей Козимо никогда к ним не приближался. Ну, не больше, чем необходимо, чтобы сесть в кэб. А вот Чарльз разводил лошадей для скачек и неожиданно разрешил брату поучиться ездить верхом. И еще более неожиданно Козимо понравилось. Особенно он любил гнедого жеребца со звездочкой во лбу по кличке Алмаз.

Уступая желанию коня, Козимо вначале пустил его в галоп по окрестным полям, а когда Алмаз подустал, поехал неспеша, любуясь окрестностями. Суррей отличался потрясающе живописной природой, и Козимо не уставал наслаждаться ею во время прогулок. Равнины с изумрудной травой и цветочными коврами, пологие холмы, невысокие живые изгороди вдоль имений, неспешно несущая свои воды Вэй.

На берегу Вэй Козимо и встретил ее. Она ехала ему навстречу на изящной белоснежной лошадке. Вначале она не привлекла внимания Козимо, если не считать того, что ему еще ни разу не встречались здесь всадницы. Совершенно обычная девушка — темно-рыжие локоны, выбившиеся из-под широкополой шляпы, веснушчатое симпатичное лицо, темно-зеленая амазонка. Когда они поравнялись, она устремила на него любопытный взгляд голубых глаз. Козимо почтительно склонил голову, придержав коня:

— Добрый день, мисс.

Она с улыбкой кивнула в ответ:

— Сэр, — а потом живо добавила: — Вы недавно в наших местах? Раньше я вас не встречала.

Козимо кивнул:

— Я в гостях у брата. Позвольте представиться — Козимо Чант.

— О, так вы брат Чарльза! — весело воскликнула девушка. — Мы почти соседи.

Теперь уже Козимо посмотрел на нее с любопытством. И девушка протянула ему изящную ладонь:

— Мэри Торнхилл.

Козимо склонился с седла, чтобы поцеловать ей руку.

— Счастлив познакомиться с вами, мисс Торнхилл.

Мэри очаровательно улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. Ее нельзя было назвать красавицей — с Мирандой она бы не сравнилась, — но она была очень милой.

— Взаимно, мистер Чант. Может, составите мне компанию, раз мы так удачно встретились?

— С удовольствием.

Козимо развернул коня, чтобы ехать с ней в одном направлении.

Они чудесно провели время. Сначала катались по окрестностям, а потом спешились, чтобы дать лошадям отдохнуть. Козимо и Мэри неторопливо брели по лугу, то и дело останавливаясь, и болтали обо всем на свете. С ней было удивительно легко и приятно общаться. Алмаз и Белоснежка шли в поводу, пощипывая траву, и были не менее довольны жизнью, чем их хозяева.

Как истинный джентльмен, Козимо проводил даму после прогулки до дома, коим оказалось роскошное поместье действительно недалеко от того, где жил Чарльз.

— Спасибо за компанию, Козимо, — улыбнулась ему на прощание Мэри. — До встречи сегодня вечером.

— Буду ждать с нетерпением, — Козимо искренне улыбнулся в ответ.

* * *

Большой зал для приемов сверкал. Натертым до блеска паркетом, хрусталем бокалов, огнями люстр. Козимо чувствовал себя слегка неуютно. Не то чтобы он не привык к светскому обществу — в нем-то он обращался с раннего детства. Но отец после смерти матери не устраивал приемов, а сам Козимо предпочитал уклоняться от приглашений, когда только мог.

К счастью, гости не разделяли отношение к нему Чарльза. И к еще большему счастью, на приеме была Мэри. Ее присутствие возместило Козимо все неприятности. Хотя в амазонке она выглядела интереснее, чем в шелковом бальном платье. Зато с ней было по-прежнему интересно общаться, а еще — приятно танцевать.

— Вот это хороший выбор, — неожиданно раздался рядом голос Чарльза, когда Козимо подошел к столу взять напитков для себя и Мэри.

Козимо вздрогнул и чуть не выронил бокалы, после чего удивленно повернулся к брату:

— Что ты имеешь в виду?

Ведь не про напитки же он говорил. Чарльз кивнул на поджидавшую его Мэри:

— Мисс Торнхилл — подходящая для тебя партия.

Козимо замер, пораженно заморгав. Партия? Он совершенно не думал о Мэри в этом смысле. Но теперь, после слов Чарльза, понял, что, возможно, брат и прав, возможно, Мэри действительно… Хотя, с другой стороны, он знал ее всего один день. Рано делать выводы.

Козимо точно не испытывал к ней той пламенной влюбленности, что была у него к Миранде. Но она ему определенно очень нравилась. И где-то на краю сознания промелькнула и тут же исчезла мысль, что всё было нарочно подстроено Чарльзом. Впрочем, даже если так, Козимо не мог сказать, что против.

Так ничего и не ответив брату, Козимо пожал плечами и отошел к Мэри.

— Что такое тебе сказал Чарльз? — с любопытством спросила она, принимая бокал с красным вином из его рук. — У тебя такое странное выражение лица…

 

Козимо снова пожал плечами и вдруг понял, что краснеет. Непонятно, с какой стати. И внимательный взгляд Мэри совсем не помогал справиться с внезапно накатившим смущением.

— Да ничего особенного, — пробормотал он и сделал глоток из своего бокала, чтобы под благовидным предлогом занять рот.

Мэри явно считала, что он не договаривает, но настаивать не стала, и Козимо был благодарен ей за это.

* * *

В последующие месяцы Козимо большую часть времени проводил с Мэри. Они гуляли (пешком и верхом) по живописным окрестностям, пока позволяла погода; ходили друг к другу в гости (и ее родители принимали его с заметной благосклонностью); обсуждали книги и искусство. Совершенно неожиданно для Козимо Мэри заинтересовалась гороскопами. До сих пор он еще ни разу не встречал человека, который разделял бы его увлечение. Козимо взялся научить Мэри составлять их. Пока еще было достаточно тепло, они занимались на веранде, а когда окончательно похолодало, перебрались в мансарду.

Элис устроила там нечто среднее между маленькой гостиной и читальной комнатой. Вышло очень уютно — с высоким книжным шкафом, удобным диваном, парой кресел, столом и большим окном во всю стену с видом на сад. Сюда крайне редко кто-нибудь заглядывал, и Козимо с Мэри никто не беспокоил. А кроме того, он с детства любил комнаты под крышей — с тех пор, как прятался от братьев на чердаке родного дома.

Если Миранда ворвалась в его жизнь стремительно и ярко, словно комета, столь же стремительно исчезнув и оставив после себя шлейф сладко-горьких воспоминаний, то Мэри постепенно и неспешно проникала в сердце. Незаметно, но неотвратимо. Однажды Козимо просто понял, что не представляет своей жизни без нее. Без ее ласковой улыбки, задорного смеха, ясных глаз, забавных рассуждений, заботливой внимательности и неунывающего оптимизма.

В начале декабря Козимо решился. И на этот раз, даже выскажись Чарльз против, это его не остановило бы. Впервые в жизни Козимо чувствовал себя таким смелым. Но Чарльз полностью поддержал его решение.

 

С раннего утра Козимо отправился в Гилфорд, чтобы купить оранжерейных цветов, мимолетно пожалев, что не додумался сделать предложение раньше, когда цветы росли повсюду и за ними не надо было никуда ехать.

Сначала он собирался отправиться верхом, но, выглянув в окно, отказался от этой затеи. На улице лил ледяной дождь пополам с мокрым снегом. Не сказать, чтобы и в кэбе путешествие было сильно приятным, зато Козимо купил чудесный букетик из фиалок под магическим куполом. Сначала он думал о чем-то изыскано-экзотичным, вроде орхидей, но потом вспомнил, что Мэри любила простые цветы. И вроде бы даже как-то говорила, что фиалки — ее любимые. Там же в Гилфорде Козимо купил кольцо — тонкое золотое колечко с пятью крошечными сапфирами, выложенными в ряд.

К Мэри Козимо отправился на следующий день — в воскресенье, сразу после службы. Дождь со снегом, наконец, прекратился, и даже вышло солнце, которое сверкало на мокрых крышах. И хотя тут же таявший снег создавал ужасную слякоть, погода показалась Козимо чудесной. Он почти не сомневался в положительном ответе, но всё равно нервничал. А, нервничая, он всегда старался найти добрые предзнаменования в окружающем. И выглянувшее впервые за несколько дней солнце определенно к таковым относилось.

Мэри выбежала в сад ему навстречу в наспех наброшенной ротонде, видимо, увидев его приближение из окна. И от понимания, что она его ждала, потеплело на сердце и нервозность немного улеглась.

Поздоровавшись, Козимо протянул ей букет, который до сих пор прятал за спиной.

— Спасибо, — Мэри улыбнулась, принимая цветы, и поднесла их к лицу.

Зайдя в дом, пока Козимо снимал пальто, Мэри позвала горничную, велев ей поставить цветы в вазу и отнести в ее комнату. А, повернувшись к Козимо, окинула любопытным взглядом его парадный сюртук.

— Ты сегодня такой торжественный, — заметила она. — Какой-то особенный повод?

Он кивнул:

— Очень особенный.

В ее глазах вспыхнуло радостное предвкушение, и у Козимо возникло чувство, что она уже поняла, к чему всё идет. Войдя в гостиную, она бросила ротонду на ближайшее кресло и повернулась к Козимо, устремив на него вопросительный взгляд. Внезапно стало дико страшно. Он прочистил горло, поправил галстук, оправил сюртук и, наконец, дрожащими руками достал из нагрудного кармана кольцо.

Губы с любопытством наблюдавшей за ним Мэри дрогнули в сдерживаемой улыбке. Зажав кольцо в кулаке, Козимо снова кашлянул и прерывающимся голосом спросил:

— Мэри, ты выйдешь за меня замуж?

Она лучезарно улыбнулась и несколько раз кивнула:

— Да!

Козимо облегченно выдохнул, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете, и Мэри с готовностью протянула ему руку, чтобы он надел кольцо ей на палец.

На несколько мгновений они замерли. Козимо так и не отпустил ладонь Мэри, и они оба смотрели на кольцо. Оно вызывало в душе бурю самых разнообразных эмоций, которые Козимо и назвать бы не сумел. Наконец, он поднял взгляд, и выражение лица Мэри заворожило его еще больше. Так и не выпустив ее руки, он подался вперед и поцеловал ее.

Это было совсем не так, как с Мирандой. Хотя бы уже потому, что сейчас он находился в ясном сознании и прекрасно понимал, что делает. Но дело было не только и не столько в этом. Рядом с Мирандой он никогда не испытывал такого всепоглощающего чувства принадлежности, ощущения, что он обрел дом. И несмотря на краткость и целомудренность, поцелуй пробудил в груди настоящий фейерверк.

Мэри покраснела — на ее молочной коже, усыпанной мелкими веснушками, румянец выглядел очаровательно, — а улыбка стала сияющей как никогда. В этот момент она выглядела настоящей красавицей.

— Я должен поговорить с твоими родителями, — произнес Козимо, неохотно отстраняясь от нее.

— Да, конечно. Подожди здесь — я их приведу.

Пока Мэри не было, Козимо нервно вышагивал по комнате от дивана к столу и обратно. Если он нервничал перед разговором с Мэри, это не шло ни в какое сравнение с тем, как его трясло сейчас. А вдруг родители посчитают его недостойной партией для своей дочери? Хотя Чанты являлись респектабельной семьей, они все-таки стояли ниже, чем лорд Торнхилл.

 

Услышав звук открывшейся двери, Козимо замер на полпути и развернулся, с отвращением заметив, что руки начали мелко дрожать.

— Добрый день, Козимо, — добродушно поздоровался лорд Торнхилл. — Мэри сказала, у тебя к нам важный разговор?

В свою очередь поздоровавшись, Козимо глубоко вздохнул, собираясь с духом, и торжественно произнес:

— Лорд Торнхилл, я имею честь просить у вас руки вашей дочери. Чанты не столь знатны, как ваш род, но смею заверить, что смогу обеспечить Мэри и нашим детям достойную жизнь.

Леди Элеонора начала улыбаться еще в самом начале его речи, а потом бросила быстрый веселый взгляд на дочь, которая снова покраснела. Лорд Генри склонил голову с явным одобрением во взгляде.

— Не сомневаюсь. И ты достойный молодой человек, так что мы с Элеонорой ничего не имеем против. Однако последнее слово за Мэри, — он повернулся к дочери и улыбнулся ей. — Что скажешь, милая?

— Я согласна! — выпалила Мэри и, когда ее мать тихонько засмеялась, покраснела еще больше.

— Что ж, значит, вопрос решен, — заключил лорд Генри. — Добро пожаловать в семью, мой мальчик.

Козимо облегченно улыбнулся, только сейчас почувствовав, что снова может нормально дышать. Мэри встала рядом, сжав его ладонь, и от ее поддержки стало легко и радостно на душе.

 

Подготовка и обсуждение всех деталей заняли еще немало времени. Свадьбу сыграли в апреле, после Пасхи.

* * *

Козимо думал, что после свадьбы вернется с Мэри в Лондон: на приличное свадебное путешествие его сбережений не хватало, а сразу сходу пользоваться приданым молодой жены он считал неподобающим. Но Чарльз удивил его. Накануне свадьбы он вручил Козимо конверт со словами:

— Здесь билеты для вас с Мэри в Рим. Гостиница и дорога уже оплачены. Это наш тебе свадебный подарок. Наслаждайтесь медовым месяцем.

И пока онемевший Козимо открывал и закрывал рот, пытаясь выдавить из себя хотя бы «спасибо», Чарльз едко добавил:

— Заодно историческую родину повидаешь.

Это замечание вернуло Козимо чувство реальности, напомнив о том, что он всегда будет для братьев чужеродным элементом. И единственное, что их беспокоит: чтобы он вел себя прилично и не позорил благородную семью. А вовсе не его благополучие. Однако какими бы соображениями ни руководствовался Чарльз, Козимо был ему благодарен за подарок. Он пришелся очень к месту.

* * *

Рим был именно так великолепен, как представлял Козимо. И даже еще больше. Целыми днями они с Мэри гуляли по его улицам, заходили в музеи и древние церкви, посетили все значимые места, а потом побродили по тропам, которые туристы обычно игнорируют, но которые оказались ничуть не менее замечательными. Как на заказ погода стояла чудесная — теплая и солнечная, кругом всё цвело и благоухало.

Никогда бы раньше Козимо не подумал, что круглыми сутками находиться в обществе одного человека может быть не только не утомительно, но и приятно. Даже молчать в обществе Мэри было уютно и комфортно.

 

Воды Тибра отливали зеленоватым оттенком, возможно, из-за большого количества водорослей. Мэри остановилась на мосту, украшенном скульптурами ангелов, и перегнулась через перила, чтобы посмотреть на реку.

— Смотри, Козимо, там кто-то плавает! — воскликнула она с детской восторженностью, которая всегда его умиляла. — Как думаешь, это рыба?

— Вероятно, — Козимо поспешно придержал ее за талию, когда она, увлеченная наблюдением за таинственным жителем реки, чуть ли не перевесилась через перила. — Не наклоняйся так сильно.

— Не беспокойся, я крепко держусь, — засмеялась Мэри, но всё же выпрямилась, чтобы не тревожить его.

Рядом остановилась небольшая группа туристов, которой гид вещал про возвышавшийся на берегу Замок Святого Ангела. Мэри заинтересованно покосилась на группу, потом перевела взгляд на замок и на венчавшую его скульптуру ангела, а потом вздохнула:

— Жаль, я не понимаю по-итальянски…

Козимо улыбнулся и вкратце пересказал речь гида:

— Замок строился по заказу императора Адриана как мавзолей, позже использовался римскими папами как крепость. В четырнадцатом веке крепость стала замком. Есть предание, что во время эпидемии чумы папа увидел на вершине крепости архангела Михаила, который вложил меч в ножны, что означало конец бедствия. Поэтому замок так и назвали.

— Ух ты! — Мэри округлила глаза. — Ты знаешь итальянский?

Козимо кивнул с легкой улыбкой:

— Мама немного научила.

Мэри склонила голову, одарив его любопытным взглядом:

— О, действительно, она же была итальянкой, да?

Козимо снова кивнул. Лишь однажды он говорил с Мэри о своих родителях — тема всё еще оставалась для него болезненной, — но сейчас почему-то возникло желание вернуться к ней. Мэри интересовалась самыми незначительными деталями, но никогда не настаивала, если он не хотел о чем-то говорить. И по сравнению с ее искренним интересом, Козимо вдруг осознал, насколько интерес и сочувствие Миранды в свое время были наигранными.

Как всё прекрасное, медовый месяц закончился слишком быстро. В начале июня Козимо с Мэри вернулись в Англию — в Лондон. Козимо возобновил службу в министерстве финансов, а Мэри принялась увлеченно обустраивать дом. Нельзя сказать, чтобы она что-то радикально меняла, но незаметным образом превратила особняк в гораздо более уютное место. Словно в нем появилась душа. Если раньше Козимо частенько задерживался на работе, то теперь он стремился побыстрее вернуться домой.

— Сразу видно — человек женился, — ехидно заметил по этому поводу Купер.

— Не скажи, — возразил Генри Фальк. — Вон Гиббс после женитьбы стал еще больше на работе времени проводить.

— Так еще не вечер, — фыркнул Купер. — Пройдет пара лет, и Чант тоже будет…

Козимо игнорировал их насмешки и по-прежнему спешил домой к жене.

И в тот вечер он, как обычно, закончив с последними документами и разложив их по папкам, попрощался с коллегами и вышел поймать кэб. В большинстве случаев Козимо предпочитал пройтись пешком, благо до дома было недалеко, но в тот день после обеда пошел дождь и так до сих пор и не прекратился. Шлепать по лужам не хотелось, к тому же он не взял зонт.

Мэри, как всегда, встретила его улыбкой и поцелуем, но что-то в ее взгляде насторожило Козимо.

— Что случилось? — спросил он.

— Тебя ждет гостья, — в голосе Мэри слышалось едва заметное напряжение. — Она сказала ее зовут Миранда Аржан.

Козимо вздрогнул.

— Кто?!

В голове пронеслась тысяча полуоформившихся вопросов. Зачем она здесь? Что она сказала Мэри? Не обидела? Что делать?

— Ты ее знаешь, — уверенно заключила Мэри, ее взгляд стал требовательным.

— Да, — Козимо вздохнул и на мгновение прикрыл глаза.

Он лихорадочно пытался выбрать, что рассказать ей. В итоге решил, что лучше быть честным. Посмотрев ей прямо в глаза и взяв ее за руки, Козимо медленно произнес:

— У меня был с ней роман — до того, как я познакомился с тобой.

Мэри слегка нахмурилась, и Козимо поспешно добавил:

— Уверяю тебя, Миранда осталась в прошлом. С тех пор я ни разу не встречался с ней и не знаю, зачем она пришла сейчас.

Несколько мгновений Мэри молчала, не отрывая от него внимательного взгляда, а потом кивнула:

— Я верю тебе.

Козимо с облегчением улыбнулся, и Мэри сжала его ладони, прежде чем повернуться к гостиной.

— Что ж, тогда давай узнаем, что ей надо.

Когда они вошли, Миранда как ни в чем не бывало сидела за столиком, похоже, не испытывая ни малейшей неловкости. Она по-прежнему была потрясающе красива, а ее великолепный, до мелочей продуманный наряд контрастировал с простым домашним платьем Мэри, но Козимо вдруг осознал, что ее красота больше не трогает его. Более того, далеко не столь яркая Мэри в его глазах обладала гораздо большим очарованием.

— Здравствуй, Козимо, — Миранда обольстительно улыбнулась и, поднявшись изящным плавным движением, подошла к нему с явным намерением поцеловать.

Козимо отступил и предупреждающе вытянул руку.

— Оставь это, Миранда. Если ты не заметила, я теперь женат.

Миранда бросила на Мэри мимолетный, явно пренебрежительный взгляд и фыркнула. Мэри вспыхнула и вскинула голову, пронзив ее неприязненным взглядом.

— Зачем ты пришла? — холодно спросил Козимо, демонстративно взяв жену за руку.

Миранда похлопала длинными ресницами.

— Мне надо поговорить с тобой, — и с нажимом добавила: — Наедине.

— У меня нет секретов от Мэри, — возразил Козимо.

— Уверен? — с явной насмешкой спросила Миранда.

— Уверен.

— Что ж, как хочешь, — Миранда с деланным равнодушием пожала плечами и вернулась в кресло возле столика, махнув им присоединяться, будто хозяйка у себя дома.

Ее поведение не нравилось Козимо всё больше. Сейчас он с трудом понимал, как вообще влюбился в эту женщину. По контрасту с искренней открытой Мэри он теперь четко видел, насколько Миранда была пропитана фальшью.

Козимо с Мэри сели напротив нее на кушетку и вопросительно посмотрели на нее. Миранда усмехнулась.

— Дорогой Козимо, — сладким голосом произнесла она, — я пришла сообщить, что ты стал отцом. Я назвала нашего сына Кристофером.

— Что? — Козимо уставился на нее расширившимися глазами, не веря своим ушам. — Как такое возможно?

На замершую рядом Мэри он боялся посмотреть.

Миранда рассмеялась:

— Тебе объяснить, как получаются дети?

— Но…

Он хотел возразить, что их отношения не доходили до такого уровня, однако это была неправда. Тот раз, когда Миранда пришла вроде бы как попрощаться… Но один раз! Как ему могло так не повезти? Если только… Если только целью Миранды не был именно такой результат, и она заранее не подготовилась. В голове начала молоточком стучать боль. Козимо потер висок и мрачно посмотрел на Миранду.

— Если это правда, почему ты сообщаешь мне только сейчас? Почему не сказала сразу?

Миранда зло усмехнулась:

— А как я должна была это сделать? — выплюнула она. — Ты исчез из Лондона. Я пыталась тебя найти, но твои заботливые братья сделали всё, чтобы не подпустить меня к тебе. Полагаю, мои письма они тоже перехватывали.

У Козимо закружилась голова. Неужели это правда? Неужели Чарльз и Конрад могли зайти столь далеко? В душе вспыхнула злость на братьев. Они не имели права так вмешиваться в его жизнь! Но с другой стороны…

— Как я могу быть уверен, что ты говоришь правду?

Миранда с деланно беспечным видом пожала плечами:

 

— Существуют ведь чары для определения родства. Если не веришь мне, проверь ребенка.

— Проверю, не сомневайся, — отрезал Козимо.

Миранда мило улыбнулась и встала:

— Тогда до встречи, Козимо. Можешь не провожать.

И только когда она выпорхнула за дверь, он осмелился посмотреть на Мэри. Она побледнела, губы сжались в тонкую полоску, а напряженный взгляд был устремлен в пространство.

— Мэри? — неуверенно позвал Козимо.

Она слегка вздрогнула и повернула к нему голову. В голубых глазах плескались боль и обида. Козимо почувствовал себя предателем, хотя он не лгал: он действительно забыл про Миранду с тех пор, как познакомился с Мэри.

— Я… — начал Козимо, но споткнулся и попытался начать сначала. — Наверное, мне стоило рассказать тебе, но я думал, эта история осталась в прошлом…

Мэри сглотнула и прерывающимся голосом попросила:

— Расскажи сейчас. Обо всем, что связывает тебя с ней.

И Козимо рассказал.

— Клянусь, то был единственный раз, — заключил он. — И не хочу оправдываться, но, кажется, она чем-то меня опоила — я был как в тумане.

Мэри немного помолчала, а потом кивнула:

— Она показалась мне способной на подобное. Что ж, сначала надо убедиться, что она не врет, и ребенок действительно твой. А потом узнаем, что ей от тебя нужно.

Козимо не ожидал от Мэри столь деловитого спокойного тона после всего случившегося.

— Ты обижаешься? — осторожно спросил он.

Мэри грустно улыбнулась:

— На тебя? Нет. Любой может ошибиться. И я не могу винить тебя за то, что было до меня. Но мисс Аржан внушает мне смутные опасения. Я успела оценить ее сущность, пока мы тут общались без тебя. И знаешь… Твои братья, может, поступили не по-джентльменски, но я благодарна им.

Это напомнило Козимо о бесцеремонном вмешательстве Чарльза и Конрада. Они опустились до того, чтобы перехватывать адресованные ему письма! Гнев снова вспыхнул в душе, но быстро схлынул, стоило задуматься о словах Мэри. Да, с их стороны это было подло, но не спасли ли они его от не слишком приятной участи? Пусть даже их волновала только честь семьи, а не Козимо как таковой. И потом…

— Если бы не они, в моей жизни не появилась бы ты, — задумчиво произнес он. — Так что да — я тоже им благодарен.

Мэри улыбнулась — впервые за весь вечер по-настоящему. И Козимо с облегчением улыбнулся в ответ, заключив ее в объятия. В этот момент он отчетливо ощутил, сколь невероятно ему повезло с женой.

* * *

Чары для определения родства подтвердили слова Миранды: ребенок абсолютно точно являлся сыном Козимо. Стараясь не обращать внимания на торжествующе-насмешливый взгляд Миранды, Козимо ошарашенно смотрел на двухмесячного мальчика, которого она держала на руках. Такое крошечное существо с хохолком темных волос. Его сын. Какие бы чувства он ни испытывал в данный момент к Миранде, он не мог бросить своего ребенка.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он.

— Во-первых, чтобы ты признал Кристофера своим официально.

Козимо кивнул — он в любом случае собирался это сделать. И собирался посильно участвовать в жизни сына. Миранда улыбнулась и продолжила:

— А кроме того, мне нужна твоя помощь. Ты в долгу передо мной, — в ее голосе так и сочился яд, но Козимо отказывался чувствовать себя виноватым — она сама этого хотела. — Я собираюсь начать актерскую карьеру. Но в труппу «Глобуса» не берут актрис с улицы. Посодействуй мне попасть туда.

— Каким образом? — искренне удивился Козимо: он не знал никого из театральной среды.

— Ну, уж придумай что-нибудь. У тебя же везде есть связи, — беспечно пожала плечами Миранда и с сарказмом добавила: — Братьев своих подключи.

Козимо вздохнул:

— Хорошо. Я посмотрю, что можно предпринять. Могу я видеться с ребенком?

— Я подумаю, — Миранда сладко улыбнулась и ушла, оставив его в белом коридоре госпиталя осознавать случившееся.

Козимо с трудом верил в происходящее. Всё свалилось слишком внезапно, внеся сумбур в его спокойную жизнь. Он, конечно, хотел детей, но от любимой жены. И сейчас сам не понимал, что чувствует по отношению к этому неожиданно появившемуся ребенку. Одно точно — бросить его на произвол судьбы Козимо не мог, а значит, придется терпеть Миранду. Но больше всего его беспокоила Мэри. Она не заслужила такого и не должна была расплачиваться за его ошибки.

Мэри встретила его чуть ли не на пороге. То ли она ждала, посматривая в окно, то ли наложила сигнальные чары, но стоило Козимо зайти в прихожую, как она выбежала ему навстречу с вопросом:

— Ну что?

Даже не поцеловала его, как делала всегда, когда он приходил домой. Козимо устало вздохнул и, положив шляпу на полку, шагнул к гостиной.

— Она сказала правду.

Мэри поджала губы, а когда они зашли в комнату, спросила:

— Что собираешься делать? И чего она хочет?

Козимо немного опасался реакции Мэри и потому ответил не сразу.

— Я признаю мальчика, — осторожно произнес он, внимательно следя за выражением ее лица. — И дам ему мою фамилию. Это мой долг как честного человека.

К его облегчению, Мэри согласно кивнула. И Козимо уже спокойнее продолжил:

— Что касается Миранды… Она хочет стать актрисой и требует, чтобы я посодействовал ее поступлению в «Глобус». Понятия не имею, как она это себе представляет.

Мэри удивленно распахнула глаза:

— Серьезно?

Козимо усмехнулся и кивнул.

— Странно. Я-то думала, она постарается найти пути пробраться в высший свет.

Козимо пожал плечами:

— Тоже так думал. Ладно, попробуем что-нибудь придумать, может, тогда она оставит нас в покое. И Мэри… — он взял ее за руки, мягко сжав ладони. — Ты не против, если я стану общаться с Кристофером?

 

Мэри улыбнулась и покачала головой:

— Почему я должна быть против? Он же твой сын. Кем бы ни была его мать.

— Ты чудо, — Козимо по очереди поцеловал ее ладони.

Мэри потянулась, чтобы наконец-то поцеловать его.

— Просто я люблю тебя.

Козимо притянул ее в свои объятия и тихо произнес:

— И я тебя.

Мэри прижалась на мгновение к его груди и вдруг спросила:

— А ей ты это говорил?

— Что? — Козимо отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо.

Мэри прикусила губу и, поколебавшись, повторила:

— Ты говорил Миранде, что любишь ее?

Но не успел Козимо ответить, а она уже поспешно добавила:

— Извини. Можешь не отвечать. Мне не следовало спрашивать.

Козимо ласково взял ее лицо в ладони.

— Ты ревнуешь?

Чего в общем-то и следовало ожидать. Какая женщина на ее месте не ревновала бы? И за это тоже Козимо корил себя. Он всеми силами стремился защитить Мэри и вот теперь сам же причинял ей боль.

— Не надо. Мне казалось тогда, что я люблю Миранду. Но мне это лишь казалось. Только встретив тебя, я понял, что значит любить по-настоящему. И нет — я никогда ей этого не говорил.

Мэри солнечно улыбнулась и снова прижалась к его груди. Некоторое время они просто стояли, обнявшись, наслаждаясь близостью друг друга, пока Мэри не нарушила молчание:

— Мне хотелось бы сообщить тебе в других обстоятельствах, но… Ты снова станешь отцом.

Козимо отстранил ее от себя, чтобы пораженно заглянуть в глаза.

— Ты хочешь сказать…

Мэри кивнула со смущенной улыбкой:

— У нас будет ребенок.

— О, Мэри…

От избытка чувств он так стиснул ее в объятиях, что Мэри ойкнула. Козимо тут же ослабил хватку, но из объятий не выпустил. Когда Миранда сообщила ему о том, что у него есть сын, он не испытывал ничего кроме растерянности. Сейчас Козимо был бесконечно счастлив. Мэри тихонько засмеялась, и он почувствовал, что ее сердце успокоилось. От этого стало еще радостнее.

* * *

Узнав, что Козимо дал бастарду свою фамилию — быстро, однако, распространяются слухи, — Чарльз с Конрадом примчались в Лондон, чтобы устроить ему головомойку.

— Мы столько усилий приложили, чтобы оградить тебя от этой женщины, и так-то ты нас отблагодарил? — пафосно воскликнул Конрад чуть ли не с порога.

— Насчет ваших усилий я много что мог бы сказать, — огрызнулся Козимо. — И в первую очередь: вы не имели никакого права перехватывать предназначенные мне письма!

— Это ради твоего же блага! — небрежно возразил Чарльз, прошагав в гостиную и остановившись ровно посередине комнаты, чтобы развернуться и пронзить Козимо возмущенным взглядом.

Хотя возмущаться как раз следовало Козимо.

— Правда? — горько произнес он. — Когда это вас волновало мое благо?

Чарльз явно собирался разразиться пламенной речью, но Козимо остановил его:

— Я не собираюсь вас ни в чем упрекать, хотя мог бы. Потому что я действительно благодарен вам. За Мэри, — и, прервавшись на мгновение, решительно заключил: — Но я не брошу своего ребенка.

Пока братья пытались придумать, что возразить, Козимо добавил:

— Кстати, у вас нет знакомых в театральной среде?

— Зачем тебе? — подозрительно прищурился Конрад, остановившийся недалеко от двери — то ли показывая этим, что не собирается здесь задерживаться, то ли перекрывая Козимо пути к отступлению.

Козимо объяснил про просьбу-требование Миранды, вызывав новую волну негодования.

— Ты собираешься исполнять ее прихоти? — громыхнул Чарльз.

— О жене бы подумал! — вторил ему Конрад.

— Именно о ней я и думаю, — твердо встретил Козимо их возражения. — Чем быстрее я удовлетворю желание Миранды, тем быстрее она от меня отстанет. И прекратит еженедельно появляться в моем доме с напоминаниями, действуя Мэри на нервы.

Конрад с Чарльзом обменялись взглядами поверх головы Козимо. Он чувствовал себя при этом будто между двух огней. Вполне вероятно, именно такую цель они и преследовали. А потом оба медленно и неохотно кивнули.

— Ладно, может, ты и прав, — сказал Конрад. — Мы устроим ее в «Глобус». И будем надеяться, после этого она успокоится, но мальчик…

— Но мальчик, — перебил его Козимо, — остается моим сыном, как бы я ни относился к его матери. И, кстати, его зовут Кристофер.

Они снова переглянулись, и Чарльз махнул рукой:

— Делай, как знаешь. Но потом не жалуйся.

Козимо хмыкнул и пожал плечами. Он взрослый человек, в конце концов. И не нуждается в их опеке.

* * *

Получив желаемое, Миранда, к облегчению Козимо, перестала приходить к нему. То ли посчитав, что они квиты, то ли слишком занятая своей новой карьерой. Честно говоря, ему было всё равно. Кристофер был пока слишком мал для какого-либо общения, и Козимо предпочел не будить лихо и пока не напоминать Миранде о себе. А когда в начале весны Мэри родила дочь, он и вовсе забыл обо всем.

Если раньше Козимо считал, что младенец — это скучно, то теперь надышаться не мог на малышку Элайзу. Он помогал Мэри укачивать ее, когда она капризничала, вставал по ночам и даже научился менять пеленки. Мэри тихонько посмеивалась, наблюдая за ним, но Козимо знал, что она счастлива. Вопреки всем хлопотам, связанным с уходом за младенцем (а их было немало), в их семье установилась гармония.

Козимо сразу же составил для Элайзы гороскоп. Он хотел заранее оградить дочь от всех возможных опасностей. И только убедившись, что ее жизненный путь не содержит никаких особых катаклизмов, он подумал, что стоит составить гороскоп и на Кристофера.

 

И тут всё оказалось сложнее. Гороскоп выдавал странные результаты, будто линия жизни Кристофер колебалась и никак не могла лечь в определенное русло. Но больше всего Козимо обеспокоила угроза. Серебро преследовало его сына, угрожая жизни. Он мог воспринять предупреждение буквально, если бы не вспомнил фамилию Миранды. Аржан… Могло ли быть, что опасность для Кристофера представляет мать? Или даже кто-то из ее родственников? Взять хоть этого ее брата, которым она так восхищалась. Козимо встречался с Ральфом всего однажды, но ему хватило, чтобы почувствовать, насколько он опасный и ненадежный человек.

Козимо задумчиво нахмурился, разглядывая разложенные на столе карты. Он не мог забрать Кристофера от матери сейчас, пока тот еще так мал. Оставалось только наблюдать. Пожалуй, стоит наложить на него чары жизни, чтобы сразу узнать, если с ним что-нибудь случится.

Мэри его решение одобрила.

На глазах умиленных родителей Элайза училась ходить. Сделав пару неуверенных шагов, она шлепалась на пушистый ковер, но сразу упрямо вставала снова, пыхтя и смешно надувая щеки.

— Какая она целеустремленная! — с гордостью заметил Козимо, когда Элайза в очередной раз поднялась на ноги и слегка покачиваясь двинулась дальше.

— Упертая, ты хочешь сказать? — засмеялась Мэри.

Элайзе удалось наконец дотопать до нее, и с торжествующим восклицанием она уткнулась в мамины юбки. С широкой улыбкой Мэри подняла ее на руки, расцеловав в круглые щечки. Элайза повертелась, а потом потянулась к Козимо:

— Па!

Он уже хотел взять ее, когда в дверь позвонили.

— Ты кого-то ждешь? — спросила Мэри.

Козимо покачал головой:

— Нет, — а потом пожал плечами. — Пойду посмотрю, кто это.

Элайза протестующе запищала ему вслед, и Мэри заворковала, пытаясь успокоить дочь. Дойти до двери Козимо в любом случае не успел. Эндрю уже открыл и впустил гостя. А точнее гостью.

В комнату впорхнула радостная Миранда, державшая на руках настороженно осматривавшегося Кристофера. Козимо резко остановился. Он спиной чувствовал, как замерла сзади Мэри. И даже Элайза замолчала.

— Добрый день, Козимо, Мэри, — беспечно поздоровалась Миранда, будто к друзьям в гости пришла, и поставила Кристофера на ковер.

Она бросила на Элайзу быстрый взгляд, в котором явно сверкнуло торжество. Козимо нахмурился:

— По-моему, я просил тебя не приходить сюда.

Миранда пожала плечами:

— Это срочно, — и наклонившись к сыну, сладким голосом пропела: — Поздоровайся с папой, дорогой.

— Пьивет, — послушно произнес Кристофер, внимательно изучая его, Мэри и Элайзу.

Он унаследовал от Козимо черные кудрявые волосы и черные же глаза, но вот тонкие черты лица — явно от матери. Козимо искренне надеялся, что эффектная внешность — единственное, что досталось Кристоферу от Миранды.

Вдохнув, Козимо присел на корточки и протянул сыну руку:

— Привет, Кристофер.

Тот, поколебавшись, шагнул вперед и вложил свою ладошку в его ладонь.

— Ты же хотел пообщаться с сыном, — как ни в чем не бывало продолжила Миранда. — Вот я и предоставляю тебе такую возможность. Я уезжаю на гастроли на пару месяцев. Мне надо с кем-то оставить Кристофера. Наслаждайся.

— Но…

Козимо собирался возразить, что оставлять двухлетнего ребенка без матери на несколько месяцев не самая лучшая идея, но Миранда не дала ему такой возможности. Наклонившись, она поцеловала Кристофера в щеку:

— Пока, дорогой, будь умницей.

После чего ушла столь же стремительно, как и появилась, оставив всех присутствующих растерянно смотреть ей вслед. Козимо ожидал, что Кристофер сейчас заплачет, требуя вернуть маму — Элайза именно так и отреагировала бы, — но он воспринял исчезновение Миранды с потрясающим спокойствием. Словно давно к этому привык.

Козимо выпрямился и обернулся. По-прежнему державшая Элайзу на руках Мэри растерянно перевела взгляд с закрывшейся за Мирандой двери на Кристофера. Тот в ответ посмотрел на нее так, словно прикидывал, чего от нее можно ждать. Достаточно странный взгляд для маленького ребенка.

— Невероятно, — пробормотала Мэри. — Я надеялась, она хотя бы к собственному ребенку относится по-человечески…

Да уж, Козимо тоже не ожидал подобного. Мэри вздохнула и опустилась на колени рядом с Кристофером, поставив Элайзу рядом с собой и поддерживая ее за талию.

— Ну, давай знакомиться, Кристофер, — с ласковой улыбкой произнесла она. — Я Мэри, а это твоя сестренка — Элайза.

Элайза, что-то лепеча, с любопытством потянулась к нему. Покорно позволяя ей исследовать себя на ощупь, Кристофер вдруг улыбнулся:

— Эл!

У него была невероятно красивая улыбка, и сравнить его с ангелочком мешали только темные волосы и глаза.

Мэри весело посмотрела на Козимо:

— Похоже, они нашли общий язык.

— Действительно, — согласился Козимо.

Все-таки ему досталась лучшая на свете жена. Не каждая вот так сердечно приняла бы чужого ребенка. Он задумался о том, что, возможно, стоит забрать Кристофера к себе насовсем.

* * *

Кристофер был до странности незаметным ребенком. И явно привык к постоянному одиночеству. Он мог часами тихо играть в уголке сам с собой, не обращая внимания на окружающих и не привлекая внимания к себе. Как Миранда умудрилась так выдрессировать ребенка, которому не исполнилось еще и трех лет, Козимо не постигал.

Тем удивительнее стала картина, которую он застал однажды, вернувшись домой с работы. Едва переступив порог, он сразу обратил внимание на доносившийся из детской смех. Сняв и передав пальто Эндрю, Козимо поспешил на второй этаж… и пораженно замер в дверях детской.

Кристофер с Элайзой, сидя на пушистом цветном ковре, увлеченно играли юлой. Вместе. Они по очереди раскручивали игрушку, а потом завороженно наблюдали, как она вертится, разбрасывая вокруг разноцветные лучи, и заливисто смеялись. Козимо впервые видел Кристофера таким оживленным. И чтобы он с кем-то охотно общался тоже видел впервые.

Он удивленно посмотрел на наблюдавшую за ними Мэри. Та весело улыбнулась:

— Стоило подарить ему немного ласки и внимания, и он открылся, — довольно сообщила она.

Козимо восхищенно покачал головой:

— Ты просто волшебница.

Дети заметили его, и Элайза потянулась к нему с радостным:

— Па!

Козимо подхватил ее на руки, поцеловав в каштановый хохолок на макушке, и она довольно обняла его за шею. И в этот момент он заметил, что Кристофер застыл, уставившись на него широко распахнутыми глазами, будто ожидая, что его сейчас начнут ругать. Козимо совершенно не нравилась такая реакция и то, что могло за ней скрываться.

 

— Мэри, милая, — медленно произнес он, — а что ты скажешь, если мы попробуем отсудить Кристофера у Миранды?

Мэри на мгновение замерла, моргнула, но прежде чем Козимо успел испугаться, что требует от нее слишком многого, улыбнулась.

— Не поверишь: как раз об этом сегодня думала. Правда, это даст Миранде повод постоянно надоедать нам, но…

— А вдруг нет, — подхватил Козимо. — Учитывая ее равнодушие к сыну, может, как раз так мы избавимся от нее окончательно?

Мэри хмыкнула:

— Я бы на это не рассчитывала. Однако у ребенка должна быть нормальная семья, а не…

Она не договорила, так и не подобрав слов, и просто взмахнула рукой. Козимо понимающе кивнул. Он давно подумывал о том, чтобы забрать Кристофера от Миранды. Правда, собирался подождать, пока сын подрастет — все-таки маленький ребенок обычно сильно нуждается в матери. Но сейчас он понял, что тянуть не стоит. Единственное, что его тревожило: вдруг Мэри не захочет воспитывать чужого ребенка? Но теперь он узнал, что зря беспокоился: Мэри полностью его поддержала.

 

За те три месяца, что Кристофер провел в доме отца, он ожил, повеселел и стал больше походить на нормального ребенка. И это только укрепило Козимо в принятом решении.

* * *

Миранда появилась в начале декабря.

Мэри читала детям сказки, укладывая их на дневной сон. Козимо никогда в этом не участвовал, после того как попробовал один раз и заснул быстрее детей. Так что он спустился в гостиную, чтобы почитать в ожидании, пока Мэри освободится.

Он полностью погрузился в интригу детективной истории, когда раздался звонок в дверь. Неохотно отложив книгу, Козимо пошел открыть. На пороге обнаружилась Миранда.

— Привет, Козимо, — она потянулась вперед, будто собиралась поцеловать его, и он отступил назад.

— Здравствуй, Миранда, — холодно ответил он. — Проходи — у меня к тебе серьезный разговор.

Она заинтересованно приподняла брови, шагнув внутрь.

— Ты решил наконец бросить свою невзрачную девицу и вернуться ко мне? — спросила она, поворачиваясь к нему спиной, чтобы он помог ей снять пальто.

На мгновение у Козимо возникло искушение проигнорировать ее жест, но потом он подумал, что не стоит злить ее раньше времени.

— Конечно, нет. Не говори глупостей, — со всем доступным ему спокойствием (хотя очень хотелось потрясти ее) ответил он, вешая ее пальто и жестом приглашая проходить в гостиную.

Миранда хмыкнула и прошествовала вперед, словно хозяйка. В гостиной она, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло, которое до того занимал Козимо, и с презрительно миной полистала книгу, которую он оставил на круглом столике. После чего, отбросив ее, подняла на него взгляд:

— Так о чем ты хотел поговорить?

Потрясти ее захотелось еще сильнее. И немедленно выставить из дома. Но Козимо подавил оба желания.

— Я хочу, чтобы Кристофер жил со мной. Откажись от опеки над ним.

Миранда широко распахнула глаза и состроила потрясенную мину. Козимо с мрачным весельем подумал, что профессию она выбрала правильно — актриса из нее вышла великолепная.

— Ты хочешь отнять у меня ребенка? — воскликнула она. — Мою единственную радость?

Козимо поморщился:

— Не надо строить из себя страдалицу. Я ведь знаю, что он только мешает тебе строить карьеру и личную жизнь.

Миранда хмыкнула и тут же перешла на деловой тон:

— Что ж, ладно. Я соглашусь передать тебе опеку над Кристофером, если ты поможешь мне выгодно выйти замуж.

— И как ты себе это представляешь? — искренне удивился Козимо.

Миранда беспечно пожала плечами.

— Это твои проблемы. Мне нужен муж и положение в обществе.

— О положении в обществе надо было думать до того, как ты решила стать актрисой.

Миранда небрежно отмахнулась и встала.

— Ты меня слышал. Найдешь мне приличного мужа — я отдам тебе Кристофера. А пока я его забираю.

— Нет, — вдруг раздался от дверей голос Мэри.

Козимо вздрогнул от неожиданности и торопливо повернулся к жене. Она стояла, сложив руки на груди, и пронзала Миранду мрачным взглядом.

— Он только что заснул, не беспокой его.

— Тебя не спросила, как мне обращаться с собственным ребенком, — презрительно фыркнула Миранда. — Отойди.

Бесцеремонно отодвинув Мэри, она прошествовала к лестнице на второй этаж. Мэри обратила на Козимо взгляд, требующий вмешаться. Он покачал головой:

— Она мать Кристофера и его законный опекун. Нам остается только ждать, пока сможем отсудить опеку.

Мэри нахмурилась, но вынуждена была признать его правоту. Они начали подниматься следом, когда из детской донеслось недовольное хныканье, а потом и откровенный плач. Переглянувшись, Козимо с Мэри помчались наверх чуть ли не бегом. К тому моменту, когда они ворвались в комнату, Кристофер уже не плакал, а пытался одеться под недовольно-раздраженным взглядом матери.

А вот проснувшаяся от шума и испуганная присутствием незнакомого человека Элайза продолжала заливаться слезами. Мэри бросилась к ней, подхватив на руки, успокаивая. Оказавшись в объятиях матери, Элайза затихла, всё еще испуганно прижавшись к ней. Мэри яростно развернулась к Миранде:

— Не смей распоряжаться в моем доме! Ты здесь никто! Я больше часа детей укладывала, какого… ты разбудила их?! В следующий раз я тебя и не порог не пущу.

Миранда даже отступила на пару шагов. Да и Козимо смотрел на жену с ошарашенным восхищением: он ни разу еще не видел, чтобы мягкая, добрая и воспитанная Мэри так кричала.

Кристофер замер, стоя в одном ботинке, и, кажется, боялся пошевелиться. Козимо опустился рядом с ним на корточки, чтобы помочь зашнуровать обувь и тихо произнес:

 

— Сын, ты сейчас должен пойти с мамой, но обещаю, что скоро заберу тебя. Хорошо?

Кристофер серьезно кивнул.

Наконец придя в себя, Миранда фыркнула:

— Это мы еще посмотрим. Пошли, Кристофер.

И, подхватив его на руки, она покинула комнату с высоко поднятой головой.

Проводив ее злым взглядом, Мэри повернулась к Козимо:

— Как только тебя угораздило связаться с этой ведьмой?!

«Ведьма» тут явно было ругательством, а не определением магических способностей Миранды. Ответить на это было нечего, так что Козимо просто пожал плечами с виноватым видом. Мэри устало махнула:

— Иди — мне надо заново укачивать Элайзу.

Козимо почел за лучшее послушаться ее. Определенно, надо срочно забирать Кристофера у Миранды. Если сделать упор на ее актерскую деятельность и неподобающую для наследника респектабельного рода среду, судья скорее всего удовлетворит его иск и передаст опеку над сыном.

* * *

Суд длился всего несколько дней. Миранда попыталась подкупить судью щедрыми взятками. Козимо обратился за помощью к высокопоставленным влиятельным знакомым. Миранда устроила целое представление, со слезами и надрывом вещая в зале суда, что человек, погубивший ее, теперь еще хочет отнять у нее последнюю радость — сына. Козимо нашел свидетелей, показавших, что эта «последняя радость» в реальности не нужна ей, и Кристофер целыми днями находится без всякого присмотра за кулисами театра. Это в два с половиной года!

После долгих и утомительных разборок наконец было объявлено решение:

— Опека над несовершеннолетним Кристофером Чантом передается его отцу мистеру Козимо Чанту в связи с тем, что его мать мисс Миранда Аржан не в состоянии обеспечить мальчику приемлемые условия жизни.

Совсем недавно еще изображавшая из себя трагическую жертву, Миранда восприняла заключение судьи с потрясающим равнодушием. Зато присутствовавшая на суде Мэри повернулась к Козимо с сияющей улыбкой. Он был уверен, что только впитанные с младенчества понятия о приличиях не позволили ей тут же кинуться ему на шею.

Козимо с благодарностью сжал ее ладонь и пошел к Миранде забрать Кристофера. Естественно, тот ничего не понимал в происходящем, но сидел тихо и почти неподвижно. Козимо даже заподозрил, что Миранда наложила на него какие-то чары, потому что ну невозможно же, чтобы маленький ребенок столько времени не двигался и даже не капризничал.

И только когда Козимо приблизился, Кристофер потянулся к нему с радостным:

— Папа!

— Добился своего, да? — прищурившись, процедила Миранда, когда он взял Кристофера на руки. — Что ж, можешь торжествовать.

Козимо покачал головой, с жалостью посмотрев на нее:

— Если у тебя всё же проснутся материнские чувства, ты знаешь, где нас найти. Я не стану препятствовать тебе видеться с Кристофером. Но ваши встречи должны проходить строго в моем присутствии. А в остальном будь добра меня больше не беспокоить.

Отрывисто кивнув, Козимо развернулся и ушел к поджидавшей его Мэри.

 

Несколько дней спустя он решил составить гороскоп Кристофера заново и обнаружил, что угроза серебра исчезла. Значит, он верно тогда истолковал это понятие как фамилию Миранды. И правильно сделал, что забрал у нее сына.

Поначалу Кристофер считал свои путешествия по Везделкам простыми снами и никому о них не рассказывал. Ему часто дарили подарки разные люди, но Кристофер ни один из них не мог донести до дома, потому что терял их в Месте Между. Точнее, тогда он думал, потому что всё это лишь сны и вещи из них не могут появиться в реальности.

Так было до тех пор, пока глупые леди не подарили ему ожерелье, и Кристофер повесил его на шею, чтобы освободить руки. Он подумал, что, если бы это происходило на самом деле, здорово было бы подарить его Элайзе — она любила такие штучки.

Утром его, как всегда, разбудила мама, ласково потрепав по голове:

— Кристофер, просыпайся, дорогой.

Он начал улыбаться на ее голос раньше, чем открыл глаза.

— Доброе утро, — сонно пробормотал он.

— Доброе утро. Вставай давай, — мама поцеловала его в щеку и ушла будить девочек.

На самом деле, Кристофер знал, что Мэри ему не мать. Но свою родную мать он даже не помнил. Папа говорил, она актриса и постоянно на гастролях. Наверное, поэтому не может навещать его. Впрочем, он не жаловался — он считал мамой Мэри, и вовсе неважно, что она не родная.

Кристофер потянулся и сел в кровати. И только тогда обнаружил, что ожерелье глупых леди по-прежнему висит у него на шее. Он озадаченно взял его в руки, провел пальцами вдоль крошечных жемчужных черепов — оно чувствовалось совершенно настоящим.

Несколько раз задумчиво пропустив ожерелье сквозь пальцы, Кристофер выбрался из кровати, чтобы умыться и одеться, оставив его на столе. О нем определенно стоило рассказать родителям. Кристофер не был несмышленым младенцем и понимал, что из сна не могут появляться настоящие предметы.

Когда он спустился в столовую, папа читал газету, а горничная Люси накрывала на стол.

— Доброе утро, — Кристофер сел за стол рядом с папой, который отложил газету, чтобы приветственно потрепать его по голове.

— Доброе утро, мастер Кристофер, — улыбнулась ему Люси, ставя перед ним чашку и тарелку.

Пока Кристофер размышлял, с чего начать свой рассказ, в столовую влетели Ровена с Элайзой, а следом вошла мама с Летти на руках. А когда в помещении появлялись младшие сестренки, ни о чем серьезном говорить становилось невозможно. По зрелом размышлении Кристофер решил, что начинать эту тему за завтраком всё равно не стоит — лучше спокойно обсудить вечером, после школы.

Летти закапризничала, не желая есть кашу, и Кристофер хлопнул в ладоши, создавая стайку разноцветных пузырей, которые принялись летать рядом с ней, не даваясь в руки. Летти завороженно уставилась на них, приоткрыв рот, чем тут же воспользовалась мама, сунув ей ложку с кашей. Летти проглотила, даже не заметив. Кристофер хихикнул. Мелкая была ужасно забавной.

Мама благодарно улыбнулась ему и подмигнула. Кристофер ухмыльнулся в ответ и откусил тост с джемом.

Элайза с Ровеной принялись обсуждать размножение лягушек. Пару месяцев назад Элайза увлеклась книгами молодого натуралиста Даррелла и увлекла Ровену. На волне своего нового пристрастия обе с огромным интересом наблюдали за природой. В Лондоне, правда, им для этого представлялось не так много возможностей, но вот лягушки в саду их дома водились и вызывали у девочек бурный восторг.

— Если каждая лягушка откладывает тысячу икринок, где все эти лягушки потом помещаются? — спросила Ровена, озадаченно нахмурив такие же рыжие, как и ее длинные косы, брови.

Элайза задумалась, замерев с тостом в руке.

— Ну, наверное, часть их съедают хищники, — ответила она и вопросительно посмотрела на Кристофера.

При любом затруднении они всегда обращались к нему — даже прежде чем к родителям. Авторитет старшего брата в глазах девочек был непререкаем.

Кристофер кивнул:

— Это тоже. А еще не из всех икринок вылупляются головастики и не все головастики вырастают. Поэтому лягушка откладывает их так много — про запас.

— Нашли о чем говорить за столом, — выразительно вздохнула мама.

Но Кристофер знал, что на самом деле она не сердится, поскольку глаза у нее смеялись, когда они с папой переглянулись.

— Но, мам, — возразила Элайза, широко распахнув карие глаза, — это же так интересно!

— Действительно, — усмехнулся папа и тут же сделал вид, что очень занят чаем, когда мама пронзила его взглядом.

Лягушачья тема продолжалась до конца завтрака и прекратилась только потому, что после девочки разлучались — Элайзу и Кристофера папа отводил в школу по пути на работу, а Ровена оставалась дома с мамой и Летти.

День в школе прошел в обычной суматохе — уроках и играх с приятелями на переменах, — так что Кристофер забыл об ожерелье глупых леди. Вспомнив о нем, только когда мама с младшими пришла встретить его из школы. После обеда она ходила на прогулку с Летти и Ровеной и забирала из школы Элайзу, а потом — Кристофера. И они всей толпой возвращались домой.

— Мам? — позвал Кристофер, когда Элайза с Ровеной отбежали на газон, чтобы понаблюдать за кузнечиками.

— Да? — мама усадила уставшую от ходьбы Летти в коляску и повернулась к нему.

— А может быть такое, — осторожно начал Кристофер, — что мне во сне что-то подарили, а потом это что-то оказалось рядом, когда я проснулся?

— Если это обычный сон, то нет, — она явно была озадачена его вопросом.

— А если необычный?

— Если необычный… — мама одарила его задумчивым взглядом, а потом встревоженно нахмурилась. — Кристофер, этот вопрос ведь не просто так? С тобой что-то случилось?

— Ничего страшного, ты не думай, — поспешил он заверить ее. — Просто странное.

Мама бросила взгляд на увлеченных своими наблюдениями Элайзу и Ровену, на заснувшую в коляске Летти и кивнула ему, давая понять, что слушает.

— Понимаешь, иногда я во снах путешествую…

Кристофер как мог последовательно рассказал про свои странствия по Везделкам и про ожерелье от глупых леди. Мама слушала, прикусив губу, временами задавала уточняющие вопросы и явно встревожилась. Последнее совсем не нравилось Кристоферу.

 

— Не знаю, что и думать, — сказала она, когда он закончил. — Даже если предположить, что ты прирожденный спирит — из спиритических странствий невозможно приносить вещи.

— Что значит «спирит»? — с любопытством спросил Кристофер.

— Человек, обладающий особым талантом во время транса духом переноситься в другие миры.

Другие миры? Кристофер пришел в восторг.

— Значит, я не спал на самом деле, а путешествовал?

Мама кивнула, но всё еще хмурилась, и он осторожно добавил:

— Это плохо? Я не должен был этого делать?

Мама улыбнулась и покачала головой:

— О нет, милый, ты ни в чем не виноват — даже не думай. Просто порой это бывает опасно.

Кристофер задумался. О том, что визиты в Везделки могут быть опасны, до сих пор ему в голову не приходило. Даже несмотря на то, что несколько раз он попадал там в переделки. Они казались ему просто увлекательными приключениями. Ведь он был уверен, что это просто сны. Но если предположить, что всё происходило на самом деле… Кристофер пообещал себе, что впредь будет крайне осторожен.

— Ладно, отложим этот вопрос до вечера, — мама махнула рукой, будто отметая до поры все вопросы, и взъерошила Кристоферу волосы, — его надо обсудить с папой. А сейчас пойдем домой. Вы все наверняка проголодались.

И только тогда Кристофер осознал, что действительно хочет есть. Мама позвала увлекшихся своими наблюдениями девочек, и они пошли дальше.

 

Вечером, когда папа вернулся с работы, мама после ужина отправила Элайзу с Ровеной погулять с Летти в сад и устроила в столовой семейный совет. Кристофер сбегал в свою комнату и принес ожерелье в качестве доказательства — не то чтобы ему и без этого не верили, но так его слова звучали весомее.

— Кто, говоришь, тебе его подарил? — спросил папа, внимательно изучая ожерелье.

— Глупые леди.

Родители посмотрели на него с недоумением, и Кристофер объяснил:

— Ну, такие — с зеленой кожей, вместо ног хвосты и всё время хихикают.

— Русалки? — папа обменялся с мамой странным взглядом. — А как выглядит то место, где ты их встретил?

— Как пляж на море. Там здорово! — с энтузиазмом ответил Кристофер — Везделка с глупыми леди была одной из его любимых. — Можно найти очень красивые ракушки — я попробую принести в следующий раз. И из песка можно строить отличные замки.

— А ты не заметил — суша там, случайно, не из множества островов состоит?

Кристофер немного поразмышлял и пожал плечами:

— Возможно. Я далеко никогда не ходил — всегда на берегу играл.

— Пятая серия — скорее всего, — папа снова бросил на маму тот странный взгляд. — Невероятно.

Он долго еще расспрашивал Кристофера про его путешествия, и Кристофер рассказал про другие Везделки, в которых бывал, и про Место Между и долины, и про то, как он отличает одну Везделку от другой, и про то, как потом Место Между всегда выталкивает его домой.

— Никогда о подобном не слышала, — растерянно пробормотала мама.

— Я тоже, — согласился папа — вид у него был серьезный и озабоченный. — И потому, я считаю, нам следует посоветоваться со специалистом.

Кристофер в свою очередь встревожился, глядя на родителей.

— Я не должен больше ходить в Везделки?

Эта мысль расстроила его — в Везделках было интересно и весело. Родители снова переглянулись, после чего папа наклонился к нему, положив руки ему на плечи и заглянув в глаза.

— Пока, во всяком случае, лучше подождать с этим. Понимаешь, сын, мы должны выяснить, что происходит и не опасно ли это для тебя, — на мгновение прервавшись, он добавил: — Кстати, ты можешь контролировать эти «сны»?

Кристофер подумал и кивнул:

— Да, я хожу, когда хочу.

— Прекрасно, — папа ободряюще улыбнулся. — Тогда не ходи туда, пока я не найду знающего человека, который проверит тебя. Договорились?

Кристофер снова кивнул. В конце концов, может, и не придется прощаться с Везделками навсегда.

* * *

Спустя почти месяц, когда Кристофер уже страшно соскучился по Везделкам, папа объявил, придя с работы:

— Я нашел специалиста: лучший спирит Англии согласился посмотреть тебя.

Поскольку папа пришел домой один, Кристофер озадаченно посмотрел на него:

— А где же он?

— Ему не надо приходить сюда лично: он встретится с тобой духом, — пояснил папа.

Кристофер поморгал еще более озадаченно:

— Как это?

Папа улыбнулся, явно позабавленный его недоумением, но объяснил серьезно:

— Всё, что от тебя требуется — отправиться в — как ты их называешь? — Везделки? Он будет ждать тебя у входа в Девятую серию: там, где тропические джунгли. Сможешь?

— Конечно, — ответил Кристофер. — Это просто.

— Поменьше самоуверенности, сын, — заметил папа, но он по-прежнему улыбался, и Кристофер ухмыльнулся в ответ, а потом добавил уже совсем серьезно: — И помни об осторожности.

Кристофер клятвенно пообещал, что будет крайне внимателен, и весь оставшийся вечер с нетерпением ждал времени отхода ко сну.

Наконец, наступила пора ложиться спать, и Кристофер погрузился в сон, а потом, как обычно, выбрался из постели, обошел камин и попал в лощину. Он никогда не надевал обувь, поскольку она мешала взбираться по скалам.

Место Между было таким же бесформенным, как всегда: склоны и нагромождения скал, простирающиеся во всех направлениях и высоко над головой. Волновался туман — столь же бесформенный как скалы.

Поежившись от холода, Кристофер начал карабкаться к Везделке с джунглями, которую папа назвал Девятой серией. Он медленно продвигался по скале, почти прижавшись к ней лицом и ощущая ее холодный резкий запах. Почему-то вдруг стало страшно. Раньше Кристофер никогда не боялся, лазая по скалам Места Между. Возможно, потому что раньше он не считал их вполне реальными.

 

Еще не успев добраться до входа в нужную лощину, он разглядел сквозь туман темную фигуру. Наверное, это и был специалист, про которого говорил папа.

— Эй? — неуверенно окликнул Кристофер.

— Это Кристофер? — ответил сильный и молодой мужской голос. — Давай выйдем туда, где сможем увидеть друг друга.

Они спустились в лощину, наконец-то стало тепло. Далекий закат окрашивал траву в розовый.

— Ну, здравствуй, Кристофер, — произнес папин специалист, ухмыльнувшись. — Я Такрой.

У него были веселые карие глаза на круглом лице и кожа цвета кофе — до сих пор Кристоферу еще не доводилось встречать людей с такой темной кожей. Волосы туго завивались массой мелких светло-каштановых пружинок. Он сразу понравился Кристоферу. Такрой задумчиво сузил глаза, изучая его, отчего вокруг них появились маленькие смеющиеся морщинки. Симпатия Кристофера возросла.

— Скажи-ка, — сказал Такрой, махнув рукой на остальную часть лощины, — что ты здесь видишь?

— Лощину с зеленой травой, — ответил Кристофер, озадачившись, что видит Такрой. — Садится солнце, и из-за него ручей кажется розовым.

— Серьезно? Тогда, думаю, ты будешь удивлен, узнав, что я вижу здесь только розовый туман.

— Почему? — спросил Кристофер.

— Потому что я здесь только духом, тогда как ты, похоже, присутствуешь во плоти. Хотя я и не понимаю, как такое возможно. Мое тело сейчас лежит на диване, завернутое в одеяло и согреваемое грелками, а прекрасная леди играет для меня на арфе. Как думаешь, ты тоже лежишь в кровати, завернутый в одеяло?

Кристофер озадаченно моргнул. Такрой снова сузил глаза.

— Что ж, ладно, давай войдем в этот мир — мне надо понаблюдать за тобой. Я поставил свою метку. Поставь свою, и мы спустимся.

— Метку? — еще более озадаченно переспросил Кристофер.

— Метку, — подтвердил Такрой. — Если не поставишь метку, как ты собираешься найти путь в этот мир и из него, или как узнаешь, который это мир, когда подойдешь к нему?

— Лощины легко найти, — возразил Кристофер, пожав плечами. — Я раньше бывал в этой Везделке. В ней самый маленький ручей.

Такрой одарил его пронзительным взглядом:

— Мальчик мой, ты меня пугаешь. Будь добр, доставь мне удовольствие: нацарапай цифру девять на скале или еще на чем.

Кристофер по-прежнему не понимал, зачем это нужно, но услужливо подобрал заостренный камень и процарапал им по грязи на тропе, выводя большую кривую девятку. Подняв взгляд, он обнаружил, что Такрой уставился на него с таким выражением, будто увидел привидение.

— Что?

— О, ничего особенного, — коротко хохотнул Такрой. — Я вижу ее, вот и всё. Это неслыханно, вот и всё. А ты видишь мою метку?

Кристофер осмотрел всё, что мог, включая небо, но ничего не увидел. Он помотал головой.

— Хвала небесам, хоть это нормально! — воскликнул Такрой. — Но я всерьез озадачен тем, что ты из себя представляешь. Неудивительно, что твой отец был так обеспокоен.

Пока они спускались в лощину, у Кристофера возникло стойкое ощущение, что обычно Такрой попадал в Везделки каким-то совершенно другим путем и гораздо быстрее. Несколько раз он бросал на Кристофера такие взгляды, словно ждал его действий.

Наконец, они оказались на изрезанной колеями дороге, окруженной громадными деревьями. Здесь было жарко и влажно. Солнце почти село. Впереди, в окнах старого полуразвалившегося постоялого двора горел свет. Интересно, вспомнит ли его хозяин постоялого двора? Это была одна из первых Везделок, в которых Кристофер побывал.

Веранда постоялого двора, представлявшая собой безумную конструкцию, поросла шариками разноцветных грибов, которые еще в прошлый раз очаровали Кристофера.

— Зайдем сюда? — с надеждой спросил он. — У них есть очень вкусный шоколадный напиток.

Такрой странно посмотрел на него:

— Ты и есть здесь можешь?

— Ну да, — Кристофер искренне не понимал, что в этом необычного.

Такрой хмыкнул, задумчиво посмотрев на него, а потом на постоялый двор. Пока он думал, оттуда вышел хозяин и радушно улыбнулся им:

— Чего желаете, господа?

— Можно шоколадного напитка? — тут же спросил Кристофер.

— Кристофер, — одернул его Такрой, — у меня нет денег. Полагаю, у тебя тоже.

— О, не беспокойтесь, — добродушно отмахнулся хозяин. — Такого очаровательного мальчика я могу и угостить.

Кристофер довольно улыбнулся и посмотрел на Такроя. Тот пожал плечами, и они устроились за столиком на веранде.

— Я тут бывал уже, — пояснил Кристофер. — Хозяин всегда меня угощает — он добрый, — немного подумав, он добавил: — Мне часто в Везделках что-нибудь дарят, только потом я эти подарки теряю. Понимаешь, с ними сложно в Месте Между: чтобы карабкаться по горам, мне нужны две руки.

Такрой кивнул с таким видом, словно до сих пор с трудом верил своим ушам и глазам. И сидел на стуле так, будто на самом деле стул не чувствовал и только делал вид, что сидит.

Пока Кристофер медленно потягивал напиток, чтобы растянуть его подольше, Такрой расспрашивал его про путешествия по Везделкам. Правда, он называл их Родственные миры. Кристофер охотно повторил то, что уже рассказывал папе. Такрой выглядел всё более впечатленным, и это вызывало приятное ощущение собственной значимости. Кристофер всегда знал, что у него хорошие способности к магии — папа говорил, он наверняка будет кудесником, — но он никогда не думал, что эти способности настолько необычны, что вызовут подобную суету вокруг него.

Допив, Кристофер вскочил и спрыгнул с веранды на землю:

— Пойдем, я покажу тебе город. Там на каждом крыльце растут похожие на кораллы грибы.

Уже почти стемнело, но это не помешает им полюбоваться городом. Такрой покачал головой:

— Нет, нам надо возвращаться. Я не смогу дольше держать транс.

 

Только в этот момент Кристофер заметил, что Такрой выглядит полупрозрачным и трепещущим, как будто вот-вот растворится в темноте или превратится в одного из мотыльков, бьющихся в окно постоялого двора. Сильно этим встревоженный, Кристофер положил ладонь на рукав Такроя, чтобы удержать его на месте. Одно мгновение рука едва чувствовалась под его ладонью — точно легкие комки пыли под кроватью, — но затем замечательно уплотнилась. Очертания Такроя стали четкими и черными на фоне темных деревьев.

Такрой застыл неподвижно, как статуя.

— Верю, — произнес он таким тоном, словно вовсе не верил, — что ты что-то сделал, чтобы зафиксировать меня. Что ты сделал?

— Уплотнил тебя. Тебе это нужно было, чтобы посмотреть город. Пошли.

Такрой мгновение поколебался, а потом решительно кивнул и бесшабашно улыбнулся:

— Пошли.

Кристофер радостно улыбнулся в ответ и зашагал вперед.

Они бродили по городу до поздней ночи, любовались розово-голубыми грибами, которые мягко светились в темноте, немножко заблудились на извилистых улицах, послушали волшебное пение невидимой ночной птицы и бродили бы еще долго, если бы Такрой не сказал:

— Вот теперь точно пора возвращаться.

Кристофер был немного разочарован прекращением веселья — с Такроем было интересно, совсем не то что гулять одному, — но он на самом деле сильно устал к тому моменту и потому не стал спорить.

Когда они поднимались обратно в лощину, Такрой всё время оглядывался.

— Если бы не было так темно, уверен, я бы тоже видел окружающее в виде лощины. Я слышу ручей. Изумительно!

Но он явно не видел Место Между. Когда они добрались до него, Такрой продолжил идти, будто думал, что это по-прежнему лощина. А когда ветер сдул туман, он исчез.

Мгновение Кристофер смотрел на то место, где только что находился Такрой, а потом позволил Месту Между вытолкнуть себя обратно домой.

 

На следующий день, когда Кристофер спустился завтракать, папа встретил его вопросом:

— Ну, как всё прошло?

— Отлично, — с восторгом ответил Кристофер. — Мы здорово погуляли. Такрой — замечательный, с ним было гораздо интереснее, чем одному. Но, кажется, он всё время удивлялся тому, что я могу.

Улыбнувшись на первую часть его речи, папа приподнял бровь на последнюю фразу:

— Даже так?

Кристофер покивал и подвинул к себе чашку с чаем, которую перед ним поставила Люси.

— Определенно, ты гораздо талантливее, чем я думал до сих пор, — медленно произнес папа и посмотрел на маму.

Но она кормила Летти и не заметила его взгляда. Зато заметила Ровена.

— А что случилось? — с любопытством спросила она, намазывая тост джемом.

— Ничего особенного, — папа улыбнулся и подмигнул ей. — Просто у Кристофера обнаружились весьма необычные способности.

Ровена с Элайзой дружно одарили его восхищенным взглядом. Кажется, они гордились, что у них такой талантливый старший брат.

Летти схватила ложку, требуя есть самостоятельно, и мама позволила ей, хотя так половина еды оказывалась на ее переднике, а не во рту.

— Думаешь, это опасно? — спросила мама, посмотрев на папу.

Он покачал головой:

— Не уверен, но скорее всего, нет. В любом случае, рано паниковать. Посмотрим, что скажет сегодня мистер Робертс.

— Кто такой мистер Робертс? — спросил Кристофер с набитым ртом.

— Кристофер, — упрекнула его мама, — не говори, не прожевав.

Он проглотил кусок тоста и смущенно улыбнулся:

— Извини.

— Мистер Робертс — тот человек, который встречался с тобой в Родственных мирах сегодня ночью, — ответил папа.

— Но он сказал, его зовут Такрой! — пораженно возразил Кристофер.

Папа пожал плечами:

— Возможно, это имя его духа. Так бывает.

Кристофер не особенно понял, но уточнять не стал. Вместо этого он спросил:

— А я могу с ним еще встретиться?

— Не знаю, сын, — ответил папа. — Мистер Робертс — занятой человек: он работает на Крестоманси, так что не думаю, чтобы у него было много свободного времени на прогулки с тобой. Разве что он возьмет тебя на обучение.

Кристоферу тут же захотелось попасть на обучение к Такрою. Какой из него вышел бы учитель! Не то, что в школе. Но больше его заинтересовало незнакомое слово.

— Кто такой Крес… Крес-то-ман-си? Правильно?

Папа кивнул:

— Правильно. Человек, который контролирует использование магии в нашем мире и нескольких других. В настоящее время эту должность занимает монсиньор де Витт. Он сильнейший кудесник в мире.

Кристофер удивился. Он никогда бы не подумал, что веселый и компанейский Такрой работает на столь важного человека.

 

На следующий день папа вечером пришел домой не один.

Мама позвала Кристофера в гостиную, когда он занимался уроками в своей комнате, пытаясь не обращать внимания на ужасно отвлекавшую чудесную погоду за окном. А особенно на Ровену, которая в саду каталась на качелях прямо напротив его окна. С облегчением отложив учебники, Кристофер поспешил вниз, но, едва войдя в гостиную, пораженно замер.

Там в кресле рядом с папой расположился самый странный человек, что Кристофер когда-либо видел. Худой старик с копной седых волос и невозможно белыми руками и лицом. Его брови нависали, а скулы выступали широкими гребнями, отчего глаза казались запавшими и пристальными. Нос походил на крючковатый клюв. Нижняя часть лица старика сходилась в маленькую острую точку подбородка, с длинным жестким ртом над ним.

Пока Кристофер невежливо пялился на гостя, папа начал говорить:

 

— Вот, монсиньор де Витт, это мой сын Кристофер.

Кристофер вытаращился еще сильнее. Тот самый монсиньор де Витт, про которого папа рассказывал накануне утром? Самый сильный кудесник в мире? Что он здесь делает? Кристофер немного запаниковал.

Де Витт встал, оказавшись ужасно высоким, отчего выглядел еще более худым, и шагнул к Кристоферу. Тот едва подавил желание попятиться.

— Вижу, — произнес де Витт, не спуская с него пронзительного взгляда. — Теперь многое становится понятным.

Папа тоже поднялся и, видимо, заметив панику Кристофера, встал рядом с ним. Де Витт перевел взгляд с Кристофера на папу и произнес:

— Дело в том, мистер Чант, что у вашего сына девять жизней. Так что Мордехай был прав, когда сказал, что мальчик присутствует в странствиях телесно: он просто использует для этого одну из своих жизней.

Кристофер поморгал и посмотрел на папу. Похоже, он был одновременно горд и озабочен. Поняв, что от него сейчас объяснений не дождаться, Кристофер решился спросить де Витта:

— Простите, сэр, как это — девять жизней?

— Дело в том, молодой человек, — де Витт снова обратил на Кристофера пронзительный взгляд голубых глаз, — что иногда рождаются люди, у которых больше одной жизни. Они всегда бывают очень сильными кудесниками. Однако рождаются они крайне редко. И, признаюсь, я испытываю сейчас огромное облегчение, поскольку уже почти отчаялся найти преемника.

— Преемника? — удивился Кристофер и услышал, как папа рядом тяжело вздохнул.

Де Витт кивнул:

— Должность Крестоманси может занимать только кудесник с девятью жизнями. В настоящий момент таких известно двое: я и ты. И потому тебе придется стать следующим Крестоманси, когда вырастешь.

Паника Кристофера вышла на новый уровень.

— А если я не хочу? — спросил он.

Не то чтобы у него были какие-то особые планы на будущую профессию — это казалось ему слишком далеким, чтобы задумываться сейчас, — но хотелось бы все-таки выбрать ее самому.

— Боюсь, у нас с тобой в этом отношении нет выбора, — ответил де Витт.

— Сэр? — произнес папа, и, повернувшись к нему, Кристофер обнаружил, что он выглядит еще более озабоченным.

Де Витт покачал головой, словно сразу понял, что папа собирался спросить.

— Нет, я не собираюсь забирать мальчика прямо сейчас — он слишком мал. Но лет через пять ему необходимо будет начать обучение в Замке.

Папа кивнул со странным видом одновременно воодушевления и покорности судьбе.

— Но… — попытался возразить Кристофер.

Однако де Витт не дал ему ничего сказать, безапелляционно заявив:

— Встретимся через пять лет, Кристофер. А пока я буду приглядывать за тобой.

После чего он откланялся и вышел из комнаты. Кристофер растерянно посмотрел на папу:

— Я обязательно должен становиться Крестоманси?

— Боюсь, да, — папа покачал головой, будто всё еще не веря в только что услышанное, а потом положил ему ладонь на плечо. — Но это весьма достойная будущность, сын мой.

Кристофер вздохнул. Он по-прежнему не был уверен, что хочет этой достойной будущности, но, похоже, его желания здесь совсем не учитывались.

Вещи Кристофер предусмотрительно собрал накануне. И потому в день отъезда мог спокойно и не спеша насладиться привычным завтраком в кругу семьи. Последним. Он всё еще не определился насчет того, что чувствует по поводу своей будущности в качестве Крестоманси, но что он знал наверняка — так это то, что будет скучать по родителям и сестрам. Как и они по нему.

Мама старалась выглядеть бодрой и веселой, но было заметно, как ей грустно. Да и папа был взволнован гораздо больше, чем хотел показать. Что касается девочек, они по очереди осыпали его тысячью вопросов и предположений и ежесекундно просили не забывать писать обо всем.

В гостиной, свернув ковер и отодвинув стол и кресла, нарисовали мелом пентаграмму. Около десяти часов в ней материализовалась туманная человеческая фигура. Кристофер с интересом наблюдал за этим действием — телепортироваться даже с подсобными средствами ему еще не приходилось. Хотя папа сказал, что в свое время он научится это делать. Фигура кристаллизовалась в бледного пухлого молодого человека с длинным лицом, в очень строгом костюме с накрахмаленным воротником.

— Доброе утро, — произнес молодой человек, выходя из пентаграммы. — Меня зовут Флавиан Темпл. Габриэль де Витт послал меня забрать Кристофера.

Кристофер вздохнул и шагнул вперед.

— Здравствуйте, сэр.

Теперь уже дороги назад точно нет. Впрочем, вряд ли она была и раньше, но Кристоферу нравилось думать, что он еще может что-то изменить, если захочет. Настало время расстаться с этой иллюзией.

Все — даже папа — по очереди обняли Кристофера на прощание, а Летти вдруг заплакала:

— Хочу с Кристофером!

— Ну, ты чего, Летти? — Кристофер шутливо дернул ее за темно-рыжую косичку. — Я вернусь на каникулы.

— Да-а-а-а, — проныла Летти, — ты там будешь учиться всяким интересным вещам, я тоже хочу!

Кристофер хмыкнул:

— Знала бы ты, чего хочешь, мелкая.

Летти тут же перестала плакать, надулась и показала ему язык. Она терпеть не могла, когда он называл ее мелкой, и это было самым действенным способом вывести ее из любой истерики. Правда, потом она долго обижалась.

— Кстати, это интересная мысль и, вероятно, можно будет устроить, — вдруг сказал Флавиан Темпл.

Все с недоумением посмотрели на него, и он пояснил:

— Я имею в виду пригласить в Замок еще детей — обучаться вместе с Кристофером, чтобы у него была подходящая по возрасту компания.

— Правда? — кажется, девочки произнесли это все хором и дружно уставились на Флавиана.

Тот слегка растерялся под прицелом трех пар глаз.

— Эм… Я сказал: вероятно. Мне надо сначала посоветоваться с Габриэлем. А сейчас нам пора.

И он поспешно отступил обратно на пентаграмму, поманив за собой Кристофера, видимо, опасаясь девчачьих слез. Кристофер усмехнулся. В общем-то опасение было не лишено оснований.

В последний раз улыбнувшись всем, он шагнул следом за Флавианом. Тот взял его за руку, и в следующее мгновение они оказались в совсем другом месте.

Они стояли на другой пентаграмме, выложенной белыми плитками на полу. Наверху со стеклянного купола на длинной цепи свисала громадная хрустальная люстра. Прямо перед ними на второй этаж поднималась величественная лестница из розового мрамора. Позади обнаружилась большущая входная дверь. Очевидно, помещение являлось вестибюлем.

Возле пентаграммы их встречало несколько человек. Они явно были впечатлены парадным костюмом Кристофера. Он довольно улыбнулся — не зря так тщательно подбирал наряд. Мама даже сетовала, что в плане одежды он хуже девчонки, но это его не остановило. Ему нравилась красивая одежда, нравилось, как прохожие одаривали его восхищенным взглядом. И он знал, что на самом деле мама в такие моменты гордится им.

— Ну, здравствуй, Кристофер, — из группы встречающих выступил Такрой, который весело улыбнулся ему и подмигнул: — Рад наконец познакомиться с тобой во плоти.

Все те пять лет, что прошли с их первой встречи в Междумирье, они продолжали регулярные прогулки в разные миры. Кристофер подозревал, что де Витт поручил Такрою присматривать за ним, но ему было всё равно. В лице Такроя он обрел замечательного друга, который многому его научил. И открыл ему крикет!

Правда, в жизни он выглядел не совсем тем Такроем, которого знал Кристофер. У него появились морщины, которых никогда не было у его духа, придавая лицу немного горькое и жесткое выражение. У Кристофера возникло странное ощущение, что в нем чего-то не хватает, будто какая-то пустота.

Тем не менее он ухмыльнулся в ответ и шагнул вперед, чтобы пожать ему руку.

— Привет, Такрой.

Тот удивленно приподнял бровь:

— Это имя моего духа?

Кристофер в свою очередь озадачился:

— А ты не знал?

Он покачал головой:

— Почти никто не помнит имя своего духа. Не знаю, почему так получается, но факт остается фактом. В этом мире меня зовут Мордехай Робертс.

— Да, папа говорил мне. Но можно я буду звать тебя Такроем?

Он рассмеялся и кивнул:

— Конечно. Если тебе так нравится.

— Добро пожаловать в Замок, Кристофер, — из-за спины Такроя выступила невысокая пухлая леди в серых митенках. — Пойдем, я провожу тебя к Габриэлю.

— Слушайся ее, — театральным шепотом произнес Такрой, расширив глаза в притворном ужасе. — Розали — страшная женщина.

«Страшная женщина» с утомленным видом закатила глаза:

— Не говори глупостей, Мордехай.

Кристофер фыркнул и обменялся с Такроем веселым взглядом. Несмотря на ее строгий официальный вид, он видел, что Розали — добрый человек. Развернувшись, она направилась к мраморной лестнице, шурша юбкой, и Кристофер последовал за ней. Замок нравился ему уже тем, что здесь есть Такрой. Хотя это и не отменяло того факта, что он будет скучать по дому.

 

Де Витт только сообщил Кристоферу, что его будет обучать Флавиан и он сам, после чего попросил Розали проводить Кристофера в его комнату. Чему он был только рад. Сумрачный кабинет, обшитый темно-коричневым деревом не вызывал желания задерживаться в нем надолго. Да и сам Габриэль де Витт не был приятным собеседником. Кристофер решил, что когда станет Крестоманси, его рабочий кабинет будет гораздо светлее.

Комната, в которую привела его Розали, была ненамного лучше: почти пустая, скучная, коричневая. Кристофер с тоской подумал о своей спальне дома. Но здесь он, по крайней мере, мог что-то изменить прямо сейчас. И как только Розали оставила его одного, Кристофер принялся колдовать, меняя интерьер.

В результате стены приобрели гораздо более приятный бежевый цвет, ковер на полу перекрасился в бордовый и стал больше и пушистее. Стол тоже расширился, а книжные полки растянулись на всю стену. Правда, пока они были почти пустыми — поставить туда Кристофер мог лишь пару книг, которые захватил из дома, — но он собирался исправить это упущение. В Замке же наверняка есть библиотека.

Удовлетворенный своей работой, Кристофер выглянул в окно, обнаружив там красивый ухоженный парк с бархатной лужайкой. Что ж, пожалуй, здесь не так плохо, решил он и сел писать письмо домой. Ему не терпелось поделиться первыми впечатлениями.

* * *

Кристоферу было невыносимо скучно. Нет, уроки были очень даже интересными: и с Флавианом, и с де Виттом, — но всё остальное время серьезным занятым взрослым было не до него, и Кристофер оставался сам по себе. Еще скучнее было на совместных обедах, когда взрослые обсуждали дела, не обращая на него ни малейшего внимания.

С тоски он даже как-то попытался вникнуть в суть разговоров, но понял только, что некий контрабандист, за которым вроде бы давно охотились, попался на зубок дракону в Десятой серии. Он оттуда перевозил драконью кровь, и вот во время очередной операции ему не повезло: дракон отомстил вору, сожрав его. В общем, ничего интересного.

Немного веселее становилось, когда на обедах присутствовал Такрой, но это случалось не так часто. Он выполнял какое-то задание в Лондоне.

Чтобы чем-то себя занять, в свободное от уроков время Кристофер принялся за исследование Замка. Правда, первый его поход закончился неудачно: он сорвался с полуразвалившейся башни и потерял свою первую жизнь. Опыт был не слишком приятным. Особенно суровый выговор и длинная речь о безответственности, которую прочитал ему рассерженный Габриэль. Правда, в конце он сказал:

— Я понимаю, что тебе скучно одному среди взрослых и собираюсь исправить это. В скором времени я должен получить разрешение и тогда приглашу в Замок на обучение несколько детей твоего возраста. А пока будь добр, прояви немного больше осторожности и осмотрительности.

Кристофер тут же оживился и спросил:

— А можно пригласить моих сестер? Ну, или хотя бы старшую? Она очень талантливая, правда.

Губы де Витта едва заметно дрогнули, будто в сдерживаемой улыбке.

— Я подумаю, — ответил он.

Кристофер воспрянул духом и совершенно забыл бы об этом эпизоде, если бы на следующий день в Замке не появились встревоженные родители.

Когда одна из горничных сообщила ему об их приезде, Кристофер подумал, что они просто решили навестить его. Он радостно помчался в малую гостиную, но радость несколько померкла, когда он увидел выражение их лиц. Настолько испуганными он не видел их еще ни разу. Даже когда в прошлом году Летти упала с крыши сарая, и Кристофер едва успел подхватить ее левитационными чарами.

Когда он вошел, напряженный страх сменился на их лицах облегчением, и мама тут же кинулась к нему, чтобы стиснуть в объятиях. Кристофер опешил.

— Что случилось? — полузадушенно спросил он, даже не пытаясь освободиться.

Мама всхлипнула, отстранившись от него, и это встревожило Кристофера еще больше.

— Что-то с девочками? — спросил он.

Мама покачала головой, разглядывая его с таким выражением, словно уже не надеялась увидеть. Папа тоже смотрел странно — будто проверял, всё ли цело.

— Нет, — ответил он. — Дома всё в порядке. Что-то случилось с тобой.

— Со мной? — удивился Кристофер.

— Понимаешь, сын, — медленно произнес папа, — я никогда тебе этого не говорил, но когда ты родился, я наложил на тебя чары жизни. Поскольку тогда ты еще жил с Мирандой, и у меня были основания опасаться за твою сохранность.

Кристофер понимающе кивнул. Не так давно он спрашивал у отца про свою биологическую мать, и тот решил, что он достаточно взрослый, чтобы знать правду. Хотя Кристофер подозревал, что эта правда была сильно смягченной, однако оставалась достаточно неприятной, чтобы отбить у него всякое желание ее искать.

— Так вот вчера, — продолжил папа, пристально глядя на него, — эти чары вдруг активировались и показали, что ты умер.

Ой. Вот такого последствия своего приключения Кристофер не ожидал. Теперь понятно, почему родители так взвинченны. Он смущенно опустил взгляд, но заставил себя сразу же снова поднять его.

— Сожалею. Я сорвался со старой башни и действительно потерял жизнь, — и беспечно добавил: — Но у меня их девять — помните? Так что ничего страшного.

— Уже восемь, — тихо произнесла мама таким тоном, что Кристоферу стало невыносимо стыдно.

Все нотации Габриэля не произвели на него такого впечатления, как мамины слезы.

— Обещаю, что впредь буду осторожен! — пламенно заверил он.

Мама улыбнулась и снова обняла его, потрепав по голове. И хотя Кристофер считал, что слишком большой, чтобы его гладили по головке, как младенца, сейчас не стал возражать.

Дальнейшая беседа проходила в гораздо более спокойной атмосфере. Кристофер с удовольствием узнал новости из дома и поделился своими. И страшно не хотелось расставаться с родителями, когда они собрались обратно. Кристофер постарался скрыть эти чувства — он ведь не маленький ребенок, чтобы убиваться из-за того, что «не может быть один».

 

История с башней заставила его быть осторожнее, но не отвратила от исследования Замка как такового. Особенно когда начались дожди, и в парк стало не выйти.

В один из таких дней Кристофер возвращался из увлекательного путешествия по правому крылу, в ходе которого обнаружил совершенно замечательную заброшенную комнату, когда его внимание привлекла суматоха в вестибюле.

Кристофер спустился посмотреть, что происходит, и обнаружил Флавиана и Розали, склонившихся над бесчувственным Такроем, лежавшим прямо на пентаграмме. Его обычно темно-коричневая кожа так побледнела, что сейчас была цвета кофе, сильно разбавленного молоком. И даже упругие кудри казались поникшими и безжизненными.

Кристофер бегом преодолел оставшиеся ступени и встревоженно спросил:

— Что с ним?

Флавиан и Розали вздрогнули от неожиданности, резко обернувшись на него. Лица у обоих были расстроенные.

— Мы не знаем пока, — покачал головой Флавиан. — Похоже на магическую кому.

— Я могу помочь? — с готовностью предложил Кристофер.

— Не думаю, дорогой, — мягко произнесла Розали. — Доктор Симонсон и Габриэль разберутся с этим. Ступай.

— Но…

Тысяча возражений уже крутились у Кристофера в голове, но она не дала ему продолжить:

— Обещаю, мы сообщим тебе, если что-то изменится.

Они вдвоем подхватили Такроя и унесли его, оставив Кристофера растерянно смотреть вслед. Что такое могло произойти с Такроем? Несчастный случай на задании? На него напал какой-нибудь преступник, которого он выслеживал? И насколько всё серьезно? И почему его здесь вечно считают ребенком, которому не следует рассказывать ничего важного? Это жутко раздражало.

Раздражение, смешанное с беспокойством за Такроя, вылилось во вспышку магии. Кристофер быстро подавил ее, но окружающие вестибюль двери слегка подпрыгнули, а хрустальная люстра над головой задребезжала. Кристофер скрипнул зубами и, перепрыгивая через ступеньку, зашагал в свою комнату. Не хотят говорить — он сам выяснит!

 

Поздним вечером Кристофер пробрался в комнату Такроя, предварительно убедившись, что все разошлись, включая доктора Симонсона. В комнате было абсолютно темно, и Кристофер щелкнул пальцами, зажигая свечи на столе. В таком тусклом освещении Такрой выглядел еще ужаснее, чем днем в вестибюле, и казался мертвым. Кристофера передернуло.

Преодолевая внезапно накативший страх, он осторожно приблизился, напряженно всматриваясь. Грудь Такроя едва заметно, но всё же поднималась и опускалась. Он дышал. Кристофер тихонько выдохнул. А потом заставил себя сосредоточиться и сотворил диагностические чары, как учил его Габриэль. В следующую секунду его на мгновение словно выкинуло в другое пространство, где всё было невыносимой мукой и болью.

Оказавшись вновь в своем теле, Кристофер отшатнулся, тяжело дыша и быстро моргая. Что это было? Обычно диагностические чары давали представление о состоянии человека, давая возможность почувствовать его тело. Но сейчас… Кристофер не знал, что произошло, но это было точно не ощущение тела Такроя.

Он замер, озаренный внезапной догадкой. Если не тела, то, может, каким-то образом ему удалось почувствовать дух? И что тогда происходит с Такроем? И тут Кристоферу пришла в голову мысль, что он может попробовать поискать дух Такроя. Немного поразмышляв над этой идеей, он погасил свечи и тихонько вернулся к себе, чтобы лечь в кровать и обычным способом отправиться в Место Между.

Оно встретило его проливным дождем и промозглым холодом. Кристофер поежился, обняв себя руками, и огляделся, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь, что подсказало бы, где искать Такроя. Увы, кроме мокрых серых скал за пеленой дождя, он не смог ничего разглядеть.

— Такро-о-ой! — крикнул он так громко, как мог, приложив ладони рупором ко рту.

Но в ответ услышал только эхо. Однако сдаваться просто так Кристофер не собирался. Он принялся осторожно карабкаться к ближайшей лощине, жалея, что Флавиан еще не проходил с ним поисковых чар — они бы значительно упростили задачу.

Кристофер провел в бесплодных поисках всю ночь. И только когда руки ослабели настолько, что в любую секунду рисковали соскользнуть с мокрых камней, он вернулся домой, решительно настроенный продолжить позже.

В результате, когда одна из горничных (Иоланта, кажется) разбудила его утром, Кристофер чувствовал себя абсолютно разбитым. Колоссальным усилием воли он заставил себя встать, умыться, одеться и спуститься завтракать.

Горничная, которая принесла завтрак, заметила его состояние и участливо спросила:

— Вы расстроились из-за мистера Робертса, да?

Кристофер кивнул, не собираясь вдаваться в подробности.

— Бедняга, — вздохнула горничная (вроде бы ее звали Эрика), расставляя еду на столе, — мы все за него ужасно беспокоимся.

— Правда? — с точно рассчитанным интересом спросил Кристофер.

Эрика была ужасной болтушкой, и если ее немного подтолкнуть, можно было узнать много всего интересного.

— О, конечно! — воскликнула она. — Здесь почти все девушки были в него влюблены в тот или иной период.

Об этом Кристофер до сих пор не подозревал и удивился вполне искренне.

— Ну, вы должны признать, — с воодушевлением ответила Эрика, прижав к себе пустой поднос, — что мистер Робертс очень хорош собой, и при этом такой джентльмен. Не хочу называть имен, но было здесь несколько девушек, которые из кожи вон лезли, чтобы столкнуться с мистером Робертсом в коридорах. Глупышки! Все знают, что он не видит никого, кроме мисс Розали.

— Мисс Розали! — воскликнул Кристофер, по-настоящему заинтересовавшись.

А он и не замечал, что Такрой испытывает к мисс Розали особые чувства.

— О да, это мистер Робертс научил мисс Розали играть в крикет. Но они почему-то никак не могут прийти к взаимопониманию, — после чего она, к разочарованию Кристофера, добавила: — Но мне пора идти, а вам доедать завтрак, пока вы не опоздали на урок.

Он вынужден был согласиться.

 

Когда Флавиан появился в классе, он выглядел таким же измотанным, каким Кристофер себя чувствовал.

— Как дела у Та… Мордехая? — первым делом спросил Кристофер.

Флавиан удрученно покачал головой:

— Никто не может понять, что с ним. Мы не нашли никаких следов: ни чар, ни зелья, ни физического воздействия… Просто мистика какая-то!

Поколебавшись, Кристофер решился озвучить свое предположение:

— А что, если кто-то держит в плену его дух?

Флавиан явно хотел отмахнуться, но вдруг замер с приподнятой рукой, уставившись невидящим взглядом в стену.

— Держит в плену его дух… — медленно повторил он, а потом резко повернулся к Кристоферу — в его серых глазах сверкало воодушевление: — А ведь ты, возможно, прав!

Кристофер удивленно моргнул: впервые в Замке кто-то всерьез отнесся к его словам. Флавиан вскочил.

— Извини, сегодняшний урок придется отменить.

И чуть ли не выбежал из класса. Пораженно посмотрев несколько мгновений на хлопнувшую за ним дверь, Кристофер помчался следом.

Он резко затормозил у поворота коридора, когда понял, что Флавиан направляется в кабинет де Витта. Секунду поразмышляв, Кристофер наложил на себя чары невидимости и осторожно, стараясь ступать как можно тише, приблизился к кабинету. Конечно, и Флавиан, и уж тем более Габриэль вполне могли проникнуть сквозь его чары и заметить его, но Кристофер понадеялся, что они будут слишком заняты для этого.

Флавиан не прикрыл за собой дверь до конца, и Кристофер прекрасно слышал, как он поведал де Витту его теорию. Тот воспринял ее с некоторым скептицизмом, но согласился, что проверить можно. Кристофер поспешно отошел от двери подальше, когда она распахнулась, и де Витт с Флавианом направились к комнате Такроя.

Когда они подходили к ней, оттуда вышел доктор Симонсон.

— О, сэр, — улыбнулся он, — я как раз шел к вам. Мордехай очнулся. По всем показаниям он вполне здоров, только сильно ослаблен. Однако утверждает, что на него никто не нападал, и он не знает, что с ним случилось.

Кристофер чуть не подпрыгнул от радости. Очнулся!

— Хм, — произнес де Витт, нахмурившись. — Что ж, думаю, мне надо с ним поговорить.

— Конечно, сэр, — доктор Симонсон поклонился и ушел.

Габриэль задумчиво посмотрел на Флавиана.

— Вы хотите поговорить с ним наедине, — догадался тот.

— Да, — кивнул он, — вероятно, случилось что-то, о чем он не может рассказывать. Поэтому лучше я буду один.

Флавиану явно не хотелось уходить — Такрой был его лучшим другом, и он беспокоился, — но он признал правоту начальника. Таким образом, в коридоре остались только де Витт и невидимый Кристофер, который хотел проскользнуть в комнату следом за наставником, но не сумел. Пришлось слушать из коридора.

Из-за плотной двери голоса доносились приглушенно, и Кристофер никак не мог разобрать слов. Он собирался уже попытаться тихонько приоткрыть дверь, как пропал даже гул голосов. Тишина установилась такая, словно он внезапно оказался в вакууме. Заглушающие чары, понял Кристофер после нескольких мгновений растерянности. Это встревожило его больше, чем всё остальное. Зачем, находясь в Замке, окруженном мощнейшей магической защитой, де Витт наложил заглушающие чары? Кого он опасался? Что вообще происходит?

Кристофер стоял, прислонившись спиной к стене, напротив двери в комнату Такроя, от нетерпения и волнения чуть ли не грызя ногти. Время тянулось невероятно медленно.

Наконец, Габриэль вышел из комнаты и выглядел при этом таким мрачным и озабоченным, что сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Дождавшись, пока его шаги стихнут в коридоре, Кристофер снял с себя невидимость и осторожно заглянул в комнату.

Такрой с закрытыми глазами сидел в кровати, подложив под спину подушку, и выглядел так, словно только что прошел через пытки.

— Такрой? — неуверенно позвал Кристофер.

Тот вздрогнул и распахнул глаза, уставившись на него чуть ли не с ужасом. Кристофер нахмурился. Это была слишком странная реакция. Но Такрой уже взял себя в руки и улыбнулся:

— Кристофер. Привет.

— Что с тобой случилось? — Кристофер подошел и сел на стул рядом с кроватью, вероятно оставленный Габриэлем.

Такрой невесело усмехнулся и покачал головой:

— Я не могу тебе сказать.

Кристофер нахмурился: опять его считают ребенком! А потом подумал, что возможно дело не в этом.

— Тебе не дает рассказать тот, кто пленил твой дух? — спросил он.

Такрой вздрогнул и уставился на него таким взглядом, что Кристофер чуть не отшатнулся.

— Кто тебе это сказал? — напряженно произнес Такрой, глядя ему прямо в глаза.

Кристофер пожал плечами:

— Никто. Я сам догадался. Значит, я прав?

Несколько мгновений Такрой пораженно смотрел на него, а потом прикрыл глаза и с едва заметной улыбкой покачал головой.

— Иногда я думаю, что ты слишком умен для своего собственного блага.

В другое время Кристофер преисполнился бы самодовольства от такого комплимента, но сейчас ему было не до того.

— Я могу помочь? — с надеждой спросил он. — Я пытался сегодня ночью найти твой дух, но не смог. Может…

Договорить он не успел, поскольку Такрой резко подался к нему, схватив за руки, в его карих глазах вспыхнул страх.

— Нет, Кристофер! Не вмешивайся в это!

— Но…

— Никаких «но»! Габриэль разберется со всем. Он взрослый, опытный кудесник. Крестоманси, в конце концов. Такие вещи как раз являются его работой.

— А я будущий Крестоманси, — упрямо возразил Кристофер.

— Вот именно: будущий, — с нажимом произнес Такрой. — А сейчас ты еще ребенок…

 

— Я не ребенок! — возмутился Кристофер. — Мне четырнадцать.

Такрой улыбнулся и отпустил его руки, откинувшись обратно на подушку.

— Хорошо, подросток. Но всё равно ты слишком юн и неопытен. Пожалуйста, Кристофер, очень прошу тебя: не лезь в это дело. Оно слишком опасно.

Кристофер недовольно нахмурился. Сдаваться не хотелось, но ему вдруг ясно вспомнилось мамино испуганное лицо, слезы в ее глазах и свое обещание.

— Ладно, — вздохнул он. — Обещаю не лезть.

Такрой улыбнулся шире:

— А когда всё закончится, устроим хороший матч в крикет, да?

И Кристофер улыбнулся в ответ, с энтузиазмом закивав.

* * *

Он честно собирался выполнить свое обещание. И даже когда в кабинете де Витта велась какая-то суматошная подготовка, не стал прокрадываться, чтобы посмотреть, что происходит. Хотя очень хотелось. Но когда Кристофер увидел де Витта, одетого в леопардовые шкуры, увешанные блестящими женскими побрякушками, вроде бус и сережек, это оказалось последней каплей для его любопытства. Впрочем, и тогда Кристофер не планировал вмешиваться в процесс — чем бы там Габриэль не собирался заниматься. Он хотел только посмотреть, куда наставник собрался в таком виде.

Вместе с Такроем (одетым как обычно) де Витт зашел в свой кабинет, куда следом за ними вошли Флавиан, мисс Розали и еще пара человек. Все они на затаившегося в конце коридора Кристофера не обратили внимания. Он подождал минут пять, но обратно так никто и не вышел.

Тогда он подкрался к массивной черной двери и осторожно приоткрыл ее, заглянув внутрь.

Прямо посреди темного кабинета стояла высокая квадратная металлическая рамка с двумя зеркалами сзади, склоненными друг к другу так, что получался треугольник. Люди собрались рядом с этой конструкцией, напряженно вглядываясь в нее. Габриэля и Такроя не было видно.

Кристофер так озадачился этим фактом, что сам не заметил, как проскользнул в дверь и подошел поближе. Тогда-то его и заметили.

— Кристофер, что ты здесь делаешь? — строго спросила мисс Розали.

Он вздрогнул, оторвавшись от созерцания загадочной конструкции, а потом очаровательно улыбнулся:

— Я хотел только посмотреть. Я же должен учиться, правильно?

Мисс Розали одарила его скептичным взглядом, зато Флавиан усмехнулся и кивнул:

— Думаю, вреда не будет.

Кристофер тут же воспользовался этим, чтобы спросить:

— Что это такое?

Флавиан тут же машинально перешел в режим учителя:

— Врата. Служат для поисков кого-то в других мирах и для прохождения в них. Сейчас они настроены на Одиннадцатый.

— Одиннадцатый? — удивился Кристофер. — Тот, который никого к себе не пускает?

Он шагнул чуть в сторону, пытаясь разглядеть то, что отражается в зеркалах и замер. Там виднелся странный лес с очень ровными рядами одинаковых деревьев, в котором находились Габриэль и Такрой. Похоже, они кого-то ждали.

— Да, — подтвердил Флавиан. — Оказалось, Мордехай родом оттуда.

— Что? — Кристофер резко повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Флавиан, я не уверена… — вмешалась мисс Розали.

Но он отмахнулся:

— Рано или поздно он всё равно узнает. Так почему бы не сейчас?

Мисс Розали неодобрительно поджала губы, но спорить не стала. Так что Флавиан продолжил свой рассказ. О странных людях, живущих в Одиннадцатом мире и их странном социальном устройстве. О Драйте. О том, что долгие годы Такрой был вроде как их шпионом. А когда захотел освободиться, они наказали его.

— Так вот что с ним было! — воскликнул Кристофер.

Флавиан мрачно кивнул:

— И теперь Габриэль пытается выкупить у Драйта его душу, чтобы освободить его.

Кристофер кивнул и, прикусив губу, снова повернулся к зеркалу. Он очень хотел, чтобы Такрой стал свободным. Он был хорошим человеком и не заслуживал всю жизнь быть марионеткой в руках могущественного психа. За это время в зеркале, похоже, ничего не изменилось: де Витт с Такроем по-прежнему кого-то (или чего-то) ждали.

А потом Кристофера вдруг дернуло и потянуло, и в следующее мгновение он оказался на странной поляне рядом с Такроем и де Виттом. Пока он ошарашенно моргал, пытаясь понять, как здесь оказался, Габриэль раздраженно вопросил:

— Кристофер! Что ты здесь делаешь?!

Но хуже то, что Такрой посмотрел на него чуть ли не с разочарованием:

— Я же просил тебя не вмешиваться.

— Я и не вмешивался! — возмущенно возразил Кристофер. — Я просто стоял вместе со всеми и смотрел на Врата, а потом меня выдернуло сюда. Я ничего не делал. Клянусь!

Де Витт посверлил его пронзительным взглядом, но кивнул:

— Верю. Вероятно, это опять влияние Драйта.

И они с Такроем обменялись многозначительным взглядом.

 

Ждали они невероятно долго — Такрой сказал, что Драйт любит заставлять людей ждать, чтобы они устали и разозлились. И если Кристофер с Такроем могли посидеть прямо на ровной бархатной траве, то Габриэлю приходилось стоять, поскольку в этом мире почему-то считалось, что важные люди никогда не сидят.

Вокруг них появлялись какие-то люди с похожей на Такроя внешностью, но делали вид, будто не замечают их троих. Это жутко раздражало, но Габриэль молчал, тоже не обращая ни на кого внимания, а Кристофер обещал не вмешиваться и старательно не вмешивался.

Как вдруг на дальнем конце поляны появился высокий грузный человек, одетый в львиные шкуры, увешанные яркими звякающими украшениями.

— Это Драйт, — выдохнул Такрой, и они с Кристофером вскочили с земли, а де Витт повернулся к новоприбывшему.

Пока Драйт медленно приближался, Кристофер сузил глаза, активируя колдовское зрение. Он уже заметил, что магия в этом мире почти не работает, и пытался понять, в чем тут дело. Как ни странно ему это удалось. Кристофер обнаружил, что Драйт переставляет деревья — примерно так, как делал сам Кристофер, забавляясь с деревьями рядом с домом, пока папа не заметил и не отругал его за баловство с магией.

 

— Сэр, — прошептал он Габриэлю, — чтобы магия здесь работала, надо будто бы отклоняться в сторону от обычного способа, сгибая и сминая ее. Словно смотришь в граненый стеклянный шар.

Габриэль бросил на него быстрый взгляд и кивнул, после чего снова уставился на Драйта. Тот подошел достаточно близко, чтобы заметить, что на его гладком коричневом лице отсутствовало какое бы то ни было выражение. Кристофера передернуло. Он ни разу еще не встречал настолько неприятного человека. Драйт напоминал высокий холодный ледник.

Де Витт вступил с ним в диалог, и Кристофер старался держаться тихо и незаметно, одновременно изучая окружающее. Вокруг появилось еще множество людей, будто Драйт ненавязчиво демонстрировал свою армию, что, возможно, соответствовало истине. Всё — и люди, и деревья — казалось неживым, неестественным, будто декорации в театре.

— Если член моего Клана объявлен как твой человек, ты должен знать имя его души, — услышал Кристофер слова Драйта и вернул внимание к разговору. — Он сообщил тебе это имя?

— Да, — что бы ни испытывал в этот момент Габриэль, выглядел он абсолютно равнодушным, — Такрой.

Кристофер подумал, как это удачно, что благодаря ему весь Замок знал имя души Мордехая Робертса. Конечно же, Драйт не собирался отдавать душу просто так — он предложил найти ее. Люди принесли и расставили по поляне полукругом какие-то штуки. Некоторые были почти черные, некоторые желтоватые, а другие — белые или блестящие. Некоторые смутно напоминали людей, большинство были бесформенными.

Де Витт сохранял прежнюю невозмутимость, но Кристофер чувствовал, что он сбит с толку. Тем не менее, он собирался шагнуть к полукругу штуковин, когда Кристофер остановил его, зашептав:

— Сэр, позвольте мне.

Он сам не очень понимал, зачем попросил заняться поиском души Такроя — он понятия не имел, как ее определить среди этих штук, — но почему-то был уверен, что справится лучше Габриэля. Тот остановился, внимательно посмотрел на него и кивнул.

— Даже мой ученик найдет душу Такроя, — небрежно объявил он Драйту.

У того на мгновение на лице промелькнуло какое-то выражение, но Кристофер не успел уловить, какое именно — лицо Драйта снова стало бесстрастным.

— Хорошо, — милостиво согласился он.

У Кристофера возникло ощущение, что он именно этого и ждал. Но он отмахнулся от этого ощущения и медленно пошел вдоль полукруга душ, пытаясь узнать Такроя. Он попробовал использовать колдовское зрение, но это мало что дало. Души оставались такими же противными, бесформенными штуками. Под стать местным людям — холодным и неприятным. Такрой был единственным приятным человеком среди них. И тут Кристофер понял.

Он продолжил идти, как ни в чем не бывало, сохраняя на лице рассеянно-отстраненную маску. Хорошо, что он в последнее время натренировался в ее использовании. Еще пару лет назад выражение лица наверняка его выдало бы. А так Драйт, похоже, ничего не заметил, продолжая презрительно-насмешливо наблюдать за ним.

Приблизившись к нужной душе, Кристофер ринулся вперед и схватил ее, крепко прижав к себе. Драйт дернулся, будто хотел остановиться его, но Кристофер почувствовал, как Габриэль что-то сделал. Они застыли в немом противостоянии, а Кристофер потащил душу к Такрою — она оказалась тяжелой, будто в самом деле сделана из серебра.

— Держи, — выдохнул он, толкнув в него странную статую.

Такрой смотрел так, словно не мог поверить глазам. Его руки дрожали, когда сомкнулись вокруг души, и она тут же растаяла, впитавшись в его руки. На мгновение Такрой стал серебристым, а потом вернулся к обычному виду. Вот только теперь он стал тем Такроем, которого Кристофер знал в Месте Между.

— Что ж, хорошо, — произнес тем временем Драйт. — Моим вторым условием будет одна из твоих жизней. И тогда я отпущу вас всех домой.

Кристофер повернулся посмотреть на Габриэля. Тот, прищурившись, внимательно смотрел на Драйта. И Кристофер видел, что он тоже понял: Драйту нужна его жизнь, чтобы контролировать Крестоманси. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Но ведь если Драйт не отпустит их, сами они не смогут выбраться из этого странного мира.

Габриэль повернулся к нему так, чтобы Драйт не видел его лица, и одними губами произнес:

— Огонь.

Не дожидаясь реакции Кристофера, он вернул внимание Драйту, объявив:

— Хорошо. Я принимаю условия сделки.

Кристофер нахмурился. Что хотел сказать Габриэль? Что Драйта можно уничтожить огнем? Обдумать он не успел, поскольку одновременно произошло два события. Драйт потянулся магией к де Витту, собираясь забрать одну из его жизней, а тот в свою очередь задействовал магию, чтобы вызвать огонь. Огненная стена взметнулась перед Драйтом, опалив его шкуры. Тот отшатнулся, явно дезориентированный и даже слегка испуганный. Кристофер понял, что он по какой-то причине не владеет магией огня, и присоединился к Габриэлю, усилив его огненную стену своей.

— Уходим. Быстро, — отрывисто велел де Витт, и они со всех ног помчались к Вратам.

Краем глаза Кристофер успел заметить, как Драйт пытался потушить огонь, но не слишком в этом преуспел. А потом Кристофер перестал смотреть, сосредоточившись на том, чтобы добраться до Врат. Они трое одновременно нырнули в них, после чего Габриэль оборвал чары, захлопывая за ними Врата.

Их сразу обступили находившиеся в кабинете люди, а Такрой тут же схватил в охапку мисс Розали. Кристофер вдруг понял, почему они до сих пор не могли «прийти к согласию», как выразилась Эрика. С душой во власти Драйта Такрой просто не считал себя вправе связывать жизнь с другим человеком. А теперь он получил возможность признаться в своих чувствах. Не то чтобы это было таким уж открытием для кого бы то ни было, включая саму Розали.

— Кристофер, — голос Габриэля заставил невольно напрячься, и Кристофер придал лицу серьезное выражение, поворачиваясь к наставнику.

— Сэр?

Несколько мгновений он задумчиво смотрел на Кристофера, а потом уголки его губ приподнялись в едва заметной улыбке.

— Должен признать, до сих пор я недооценивал твои способности. Ты действовал прекрасно и очень помог.

 

Кристофер моргнул, а потом расплылся в довольной улыбке. Заслужить похвалу от Габриэля де Витта — это вам не раз плюнуть. О лучшем завершении дня и мечтать нельзя. А когда Кристофер вспомнил, что Такрой обещал устроить крикетный матч, настроение и вовсе стало радужным.

Хотя нет, поистине заоблачных высот оно достигло, когда Габриэль добавил:

— Я получил разрешение на обучение в Замке нескольких подростков, и твои родители согласились отправить сюда старшую из твоих сестер. Если не ошибаюсь, она приезжает завтра.