Идеалы Империи (гет)

Джин Эрсо никогда не нравился кабинет психолога — он казался ей холодным и слишком строгим. Сидя на неудобном стуле перед большим столом, восьмилетняя девочка казалась самой себе ошибкой, грязным пятном в безупречно стерильном пространстве комнаты. Однако с приходом Алрой Ферри это гадкое чувство покидало Джин, и даже ненавистный кабинет переставал безмолвно обвинять ее в «неправильности».

Алрой нравилась Джин по многим причинам. Она единственная никогда не смотрела на девочку как на новый интересный случай в своей практике и всегда была ласковой. Ее рассказы о собственной дочери помогали Джин отвлечься от истинной сути сеанса, и, даже зная, что им никогда не встретиться, она всегда с удовольствием слушала истории о девочке-ровеснице с таким похожим именем Джили. Но главным преимуществом над другими докторами и психологами, как казалось ей тогда, был один немаловажный факт: Алрой носила белый мундир. Совсем как у Орсона, и это был знак безопасности. Рядом с этой женщиной Джин чувствовала себя защищенной.

Никаких больше землянок на чужих планетах. Никакого голода, холода и постоянного страха. В первое время Джин часто говорили о том, как ей повезло, что ее семью спасли. Что все остались живы несмотря на то, что мать явно стремилась к иному. Она и сама стала верить в это. Повезло.

— Скажи, Алрой, почему я все еще должна ходить на эти сеансы?

— Я тебе так не нравлюсь? — В темных глазах женщины промелькнула тревога, но Джин поспешно покачала головой, привычно раскачиваясь на своем стуле.

— Конечно, нравишься. Просто… Я тоже заболею, как мама?

Миссис Ферри обошла стол по кругу и взяла ледяные ладошки Джин в свои добрые теплые руки. Глядя испуганной девочке в глаза, она с убежденностью в голосе сказала:

— Наши встречи, Джин, нужны не для диагностики психических заболеваний, которых у тебя, к слову, нет. Просто ты пережила много плохого. Такое иногда случается, и человек, не получивший вовремя помощь и поддержку, прячет мучительные воспоминания глубоко внутри. — Пальцы Алрой коснулись виска Джин. — Они продолжают изводить его даже тогда, когда он, казалось бы, уже забыл о своей травме.

— Я не хочу забывать маму.

— Никто не требует от тебя этого, милая. Напротив, раз в несколько месяцев ты будешь навещать ее вместе с отцом или куратором. Но ты пойми: я здесь не для того, чтобы лечить тебя. Я хочу помочь.

Джин доверчиво позволила Алрой обнять себя. От женщины приятно пахло дорогими духами.

— Как твои сны, милая?

— Я сплю нормально уже две недели. — Джин наконец довольно улыбнулась, словно отрапортовав об отличном выполнении задания.

Алрой еще раз крепко обняла свою подопечную и вернулась к столу. Делая какие-то пометки в журнале, спросила немного рассеянно:

— Ты выполняешь все упражнения? Какие, по твоему мнению, помогают лучше заснуть?

— Дыхательная гимнастика.

— Отлично, продолжай в том же духе. Тебе нравится новый дроид-воспитатель?

— Ди-восемь занудный, — пожаловалась Джин. — Он постоянно требует выполнения заданий. Делай так, не делай то!

Алрой сложила руки поверх журнала и терпеливо улыбнулась.

— К сожалению, твоя семья не поддержала инициативу поступления в обычную школу, поэтому придется потерпеть. Я прекрасно понимаю, что домашнее обучение не заменит общения со сверстниками, но… Если твой отец не подпишет соглашение, до четырнадцати лет тебе придется учиться под присмотром протокольного дроида.

Джин недовольно нахмурилась. Она вспомнила, как накануне вечером в гостиной велся спор на повышенных тонах, а она замерла за дверью своей спальни, прислушиваясь. Орсон настаивал на переводе Джин в одну из ближайших гимназий, приводил доводы и плюсы такого обучения, однако папа был непреклонен. Джин будет обучаться на дому. Он даже не счел нужным объяснить свое решение!

— Все наладится, — уверенным тоном пообещала Алрой. И неожиданно спросила: — Он поддерживает тебя?

Они обе знали, о ком идет речь, и Джин отрицательно покачала головой.

— Дай ему время. Понимаешь, милая, душевные болезни одного человека могут причинять боль его близким. Ты еще очень юна, твоя психика гибкая, но твоему отцу приходится нелегко. Его холодность и отстраненность — не твоя вина. Просто запомни это.

Специальный кар доставил девочку к ее дому. Точнее, это была квартира Орсона Кренника, ее куратора и близкого друга отца. Только вот для Джин он был не просто другом семьи и человеком, обеспечивающим ее благополучие и содержание. Для нее он был тем, кто спас ее однажды и продолжал делать это до сих пор.

Ди-восемь, сверкая глянцево-черным покрытием корпуса, уже накрывал на стол, лишь слегка позвякивая приборами. Дроид являлся не просто воспитателем и гувернером для Джин, но и выполнял практически всю работу по дому. Папа находился в гостиной и только кивнул на приветствие Джин, тут же снова уткнувшись в свой планшет. Она знала, что не стоит мешать ему в такие минуты: Гален Эрсо не терпел, когда его отрывают от работы, в данном случае — от проверки домашних работ студентов. В последнее время он редко бывал чем-то доволен, хотя те из психологов, что были еще до Алрой Ферри, считали, что семье Джин очень повезло с куратором и его связями, позволившими потерявшему статус ученому не только остаться в проекте, но и посвящать себя лекциям в Институте прикладных наук Корусанта.

Джин схватила со стола яркий фрукт и, несмотря на нудные стенания Ди-восемь о ее манерах, вгрызлась крепкими зубами в сочную мякоть. Дроид поставил на стол третью тарелку и аккуратно расположил на салфетке приборы. У Джин радостно екнуло сердце, и, вихрем развернувшись к отцу, она спросила взволнованно:

— Орсон будет сегодня?!

Гален неодобрительно посмотрел на дочь, но все же кивнул, явно не испытывая такого же энтузиазма по этому поводу. Джин, напротив, рванула в свою комнату и вновь появилась оттуда уже в новеньком комбезе, так похожем на форму кадетов имперской летной Академии.

— Твой милитаризм смешон, — сухо прокомментировал Гален.

Однако в этот момент в квартиру вошел Орсон Кренник, и Джин радостно бросилась в его объятия. Его не было почти восемь дней, которые показались девочке вечностью, и теперь за ужином она без умолку тараторила о своих успехах с психологом.

— Джили передала мне подарок! — Джин продемонстрировала плетеный браслет на запястье, чем вызвала насмешливое фырканье Галена, внезапно остро ранившее ее.

Не дожидаясь очередной колкости от отца, она стыдливо опустила руку, натягивая на браслетик рукав комбеза. Заметивший это Орсон мягко сказал:

— В этом сезоне это очень модный аксессуар для девочек, не так ли? Твой отец непременно знал бы это, если бы разрешил тебе учиться среди сверстников.

— Я вам не мешаю? — ядовито осведомился Гален.

Его челюсти сжались, а карие глаза мрачно сузились, но Кренник лишь безмятежно улыбнулся в ответ.

— Мы очень ценим твое мнение, Гален. Настолько, что готовы терпеть последствия твоих решений.

Джин с интересом оглянулась на окаменевшего папу, затем — на все так же улыбающегося Орсона. Она не понимала, почему все это происходит. Не понимала, почему папа не благодарен другу, почему воспринимает любую его инициативу в штыки. Но главное — почему он по-прежнему остается здесь, хотя явно чувствует себя некомфортно, в отличие от нее самой.

Наконец Гален судорожно сглотнул и опустил взгляд в тарелку. Дальнейшая беседа проходила без его участия, и Джин было даже немного стыдно за то, что она испытала от этого облегчение.

* * *

Лаборатория по исследованию кайбер-кристаллов была просто восхитительна: огромные залы, в которых шумели колонны автоклавов, стерильная чистота коридоров и невероятное количество всевозможных мониторов, вычислительных машин и прочих непонятных Джин пультов. Тенью следуя за отцом, она слушала, как он говорит о чем-то с коллегами, и не понимала ни слова, будто они разговаривали не на общегале, а на каком-то инопланетном языке. И если сначала ей было действительно интересно посмотреть, где работает папа, то уже через час, деятельной, подвижной девочке стало смертельно скучно и она начала обращать внимание на приборы, лежавшие на столах. Подходила и внимательно рассматривала, не обращая внимания на вымученно вежливые попытки коллег папы отогнать ее от своих рабочих мест. Все это время ей было крайне любопытно: если отец смог провести ее сюда, то может ли она попасть на место работы Орсона?

Джин понимала, что задавать этот вопрос бестактно, поэтому просто молча слонялась между рабочих столов, подолгу задерживаясь у голографических приемных платформ. Комплекс лабораторий был подземным, поэтому здесь нельзя было даже выглянуть в окно. И тогда девочка принялась воображать, что она находится на борту космического крейсера, плывущего в космическом пространстве в режиме тишины, и поэтому капитан приказал задраить все иллюминаторы! Об этом было написано в тех приключенческих книгах, которые Джин предпочитала скучным учебникам.

Вдруг в одном из залов зазвучал громкий сигнал, и все, включая папу, встрепенулись и помчались туда. Разумеется, Джин не захотела оставаться в скучном вычислительном центре и побежала вслед за ними, чтобы увидеть, как по одному из огромных автоклавов пробегают голубоватые разряды, напоминающие молнии. Ученые в панике кричали что-то, по громкой связи подавались какие-то команды, перекрывавшие мяукающий звук сирены, — ряды цифр, словно секретный пиратский код.

Джин забилась в угол между двумя кожухами, укрывавшими приборы, и с разинутым от удивления ртом наблюдала за начинающейся эвакуацией. Правда, она только потом, после долгих объяснений Орсона, поняла, что это было, а тогда боялась лишь одного — чтобы ее случайно не затоптали. Голос отца слышался откуда-то издалека, и Джин решила выбираться из укрытия, пока массивная взрывозащитная дверь не закрылась полностью.

К счастью, ей удалось сделать это вовремя и даже найти озабоченного и встревоженного отца, который наблюдал за приборами и трансляцией с камер покинутого помещения. Гулкий, глухой взрыв не стал для всех неожиданностью, и только Джин невольно вздрогнула, схватив отца за рукав. Гален опустил взгляд и удивленно спросил:

— Разве я не велел тебе оставаться в вычислительном центре?

— А что это взорвалось? — в свою очередь, поинтересовалась Джин.

— Какого криффа, Гален?! — сквозь толпу обслуживающего персонала и растерянных ученых протолкнулся разъяренный Орсон. — Снова дисбаланс на второй камере! Это недопустимо! У нас нет столько материалов, чтобы… Джин? Великие звезды! Ты додумался взять ребенка на секретный объект?

— Вторая камера была ненадежной с самого начала. Я говорил, что испытания лучше всего проводить на полигоне Малпаза. Доктор Губачер прислал позитивный отчет о постройке испытательного стенда…

— Гален!

Орсон подхватил Джин на руки, будто она была не восьмилетней девчонкой, а малышкой. Он часто и неглубоко дышал, вспотевшие волосы темными прядками прилипли ко лбу, а от воротника белого мундира пахло озоном, совсем как в том зале, где совсем недавно сверкали страшные зарницы.

— Ты в порядке? — его голубые глаза со страхом всматривались в лицо Джин, и она, побледнев, кивнула.

Передав Джин своей охране в очень крутых черных доспехах, он повернулся к Галену и что-то тихо, зловеще произнес. Джин не расслышала, что именно: солдаты споро вывели ее, постоянно оборачивающуюся, на улицу, где и посадили в личный кар директора. Мягко, но непреклонно.

Орсон пришел только спустя час, когда Джин уже извелась от безделья и скуки. Он сел на мягкий диван кара рядом с ней и некоторое время молчал, покусывая ноготь большого пальца, а затем повернулся к девочке.

— Знаешь, Джин, — с нервным смешком сказал Орсон, — мы с тобой заслужили немного сладкого, правда?

Джин восторженно вскрикнула. Ей было запрещено сладкое, потому что она плохо выполняла указания домашнего дроида по уборке в своей комнате, а Орсон, как она знала, тоже не особенно себя баловал. Поэтому тот вечер, когда они сидели на балконе его квартиры и ели мороженое, глядя на ночные огни столицы, запомнился Джин надолго, и вовсе не как день, в который она чудом осталась цела, а лаборатория едва не взлетела на воздух… Джин запомнила домашнее, уютное тепло объятий, сладкий вкус карамели и раздражающе гудящий коммуникатор Орсона, который он не собирался брать.

Несмотря ни на что, это был превосходный вечер.

* * *

Мама билась в стекло, словно огромное, пугающее насекомое. Она что-то кричала: Джин видела, как брызги слюны, вылетающие из ее рта, мутными капельками оседают на стеклянной преграде. Кулаки Лиры Эрсо раз за разом врезались в невидимую для нее стену, она изрыгала проклятья и делала это до тех пор, пока в комнату по ту сторону смотровой не вбежали санитары и не скрутили ее, оттащив брыкающуюся женщину подальше.

Весь этот кошмар длился не больше нескольких минут, которые, впрочем, показались напуганной и ошеломленной Джин тошнотворной вечностью. Она стремилась спрятаться за спину папы, но Гален, застыв на месте, до того крепко сжимал руку дочери, что даже не почувствовал ее жалких трепыханий. Поэтому Джин была вынуждена смотреть на то, как обезумевшая от ярости и ненависти женщина, что была когда-то ее матерью, выкрикивает все новые оскорбления, пытаясь дотянуться до нее своими скрюченными пальцами. Косматая, с перекошенным лицом, в длинной белой больничной рубахе… Этот жуткий образ, словно ожог на сетчатке, почти ослепил плачущую, трясущуюся от страха Джин.

Дверь в смотровую со свистом отъехала в сторону, в комнату вбежала Алрой и тут же загородила собой то, что происходило по ту сторону стеклянного экрана. Рядом послышался взволнованный баритон Кренника, хватку Галена разжали, и Джин оказалась, наконец, свободна. Психолог подхватила девочку на руки и почти бегом выскочила в коридор. Обнимая ее за шею и вдыхая знакомый успокаивающий аромат парфюма, Джин видела, как за медленно закрывающейся дверью Орсон наотмашь бьет ее отца по лицу, то ли пытаясь привести его в чувство, то ли наказывая за что-то. А затем серая металлическая створка окончательно скрыла от нее ужасную комнату.

Ненавистный кабинет психолога был погружен в темноту. Едкий запах нашатыря привел Джин в чувство, и она открыла глаза. Веки ощущались опухшими, глаза неприятно жгло, а в теле поселилась какая-то страшная тяжесть. Жесткая кожаная обивка кушетки холодила ладони.

— Лежи, не вставай, — предупредила Алрой и, поспешно подойдя к письменному столу, включила небольшой светильник и стала торопливо записывать что-то в журнал.

— Мама меня ненавидит? Почему? — хрипло выдохнула Джин, и губы ее вновь задрожали.

Миссис Ферри оставила записи и вернулась к своей маленькой пациентке. Присев на край кушетки, она принялась мягко поглаживать съежившуюся девочку по плечу и волосам.

— Твоя мама серьезно больна. Помнишь, мы говорили об этом? Это не ее и, тем более, не твоя вина.

— Мама стала такой после моего рождения?

Алрой тяжело вздохнула и сказала:

— Понимаешь, Джин, твоя мама боролась с душевным недугом уже очень давно. Тебе никогда не говорили, где ты родилась?

Когда озадаченная Джин отрицательно качнула головой, миссис Ферри с сожалением продолжила:

— Это произошло на Валлте. Беременная Лира Эрсо, несмотря на предупреждения врачей, последовала за твоим папой на научную станцию, находящуюся на ледяной планете с очень суровым климатом. Это… совсем не то, что обычно делают беременные женщины. Спустя несколько дней Валлт оказался под властью сепаратистов, и твоих родителей посадили в тюрьму. Мне очень жаль, Джин, но ты родилась именно там.

Джин легко представила себе, как мягкая, деликатная Алрой производит на свет свою дочь Джили в комфорте и безопасности, под присмотром не военных тюремщиков, а квалифицированных медработников, и впервые ощутила гнев и обиду на собственную мать.

Словно угадав ее мысли, Алрой сказала:

— Видишь, ты совсем не виновата в том, что случилось с мамой. К счастью, теперь ты в полной безопасности.

Джин осторожно села на кушетке и сжала белоснежный рукав психолога тонкими пальцами.

— Можно я… Можно я не буду приходить к ней так часто?

— Я понимаю твое беспокойство и сообщу куратору о твоем желании. Впрочем, ты прекрасно справишься с этим и сама, верно? — Алрой впервые улыбнулась, мягко поглаживая пальцы девочки.

— И он послушает меня?

— Орсон Кренник никогда не пойдет против твоего желания, Джин. Ты можешь доверять ему.

Некоторое время они молча сидели в полумраке кабинета: усталая, потрясенная случившимся маленькая девочка и измученная заботами женщина в белом кителе. Вдруг Джин подняла на Алрой умоляющий взгляд и спросила:

— Я теперь плохая, да?

— Из-за того, что не хочешь видеть маму в таком состоянии? Конечно, нет, милая. Это тяжело даже взрослым. Жаль, что вы застали начало ее приступа. Ты вовсе не должна была стать этому свидетелем. Вот, возьми. — В ладонь Джин опустился блистер с какими-то таблетками. — Не забывай о дыхательной гимнастике и принимай этот препарат за час до сна.

* * *

Джин не могла уснуть. Она ворочалась в коконе из одеяла, вздыхала и мучительно пыталась прогнать поселившуюся в душе тревогу. Повторяя про себя релаксационные фразы, которые она заучила у психолога, Джин, тем не менее, так и не сумела избавиться от противного ощущения нарастающей паники. Она рывком села в постели, прижимая ладонь к груди. Сердце бешено колотилось.

Спустив босые ноги на холодный пол, девочка вышла из своей комнаты. Просторная квартира была погружена в мягкий сонный полумрак: подсветка кухонного островка не резала глаз, а за панорамным окном, занимавшим почти всю стену, мириадами огней сверкали огромные башни небоскребов правительственного квартала Корусанта. По строгим улицам и светящимся меридианам трасс проносились метеоры каров, а голографическая реклама вспыхивала ярким многоцветьем и гасла, на миг погружая гостиную во тьму.

— Не спится?

Джин не вздрогнула, а просто повернула голову и увидела, что на низком подоконнике сидит Кренник и задумчиво курит, глядя на сверкающую суету столицы Империи. Он в шутку называл это место своим любимым наблюдательным пунктом. Джин медленно подошла ближе, поджимая озябшие пальцы, без спроса забралась на подоконник и села рядом.

— Тебе тоже.

Джин даже не стала смотреть в его лицо, чтобы увидеть тонкую, кривую ухмылку. Такую родную и знакомую. Посмотрев в коридор и увидев красный огонек запертой спальни папы, она внезапно совершенно ровным голосом сказала:

— Я хотела бы такого отца, как ты.

— Чертовски плохая идея, — тут же отозвался Орсон, делая очередную затяжку и стряхивая пепел в стоявшую рядом пепельницу.

— Почему?

— Все очень просто. Я плохой человек.

Джин фыркнула, будто не соглашаясь, а он не стал ничего доказывать. Просто сидел на своем месте и смотрел на неспящий город.

— Ты никогда не забываешь о днях моего рождения. — Джин угрюмо смотрела в пол, будто признаваясь в чем-то постыдном. — Никогда не упрекаешь в мелочах. Когда тебя нет дома, я скучаю…

— Не вини Галена, милая. Он просто… такой человек.

Все вокруг так настойчиво твердили Джин, что она не должна винить отца и мать, что порой ей просто до ужаса хотелось пойти им наперекор, чтобы возложить хоть на кого-то ответственность за то, что происходило с ее жизнью.

От Орсона пахло горьким сигаретным дымом, но Джин, тихо всхлипывающая на его плече, чувствовала и другой запах. Он был тонким, но очень пронзительным. Наверное, именно так пахнет одиночество.

— Когда мы хотим, чтобы наши близкие любили нас с той же силой, что мы любим их, одиночество становится острее.

* * *

Джин не поднимала взгляда от тетради. Электронные страницы едва заметно мерцали, а незаконченные столбцы формул расплывались белыми пятнами. Слова отца гулко звенели в ушах, будто зловредное эхо, снова и снова проигрывающее надоевшую запись.

— Тебе уже четырнадцать. Возьмись, наконец, за ум!

Джин медленно моргнула. Под веками поселилась скребущая боль, но она продолжала молча пялиться в электронную деку с заданиями, лишь бы не видеть брезгливой гримасы на лице отца. Гален не прощал своей дочери ошибок, каждый раз жестко критикуя ее. И ей приходилось слушать его нотации довольно часто, потому что, поступив в этом году на курсы профориентации, Джин уделяла больше времени общению со сверстниками, а не учебе.

Ди-восемь дисциплинированно доложил, что Джин не сделала уроки, и отец внезапно решил лично проконтролировать этот процесс. Спустя три часа моральных пыток Гален, казалось, окончательно разочаровался в умственных способностях дочери и убедился в том, что она не собирается следовать по его стопам и становиться ученым, и это переполнило чашу его терпения.

Джин угрюмо молчала, пока на нее сыпались обвиняющие фразы, стойко выдержала всплеск отчаяния и позволила себе расслабиться только тогда, когда раздосадованный Гален покинул дом, чтобы в одиночестве пережить очередной приступ раздражения. В носу щипало. Джин шмыгнула и поспешно вытерла скопившиеся в уголках глаз слезы. Она больше не заплачет.

С тихим шорохом отъехала в сторону створка двери, ведущая в кабинет Орсона, оборудованный звукопоглощающим барьером, и он остановился на пороге, озадаченно моргнув.

— Где Гален?

Джин отчетливо слышала в хриплом голосе Орсона смертельную усталость и фальшиво улыбнулась, не желая тревожить его еще и своими проблемами.

— Он решил прогуляться, — холодно сообщила она, но пережитое недавно унижение так и норовило проявить себя. — Ему нужно время, чтобы осознать, что дочь в очередной раз не оправдала его ожиданий.

Медленно, тяжело ступая, Орсон подошел к ярко освещенному кухонному столу, за которым занималась Джин, устало опустился на высокий стул и внимательно посмотрел в лицо смутившейся девочки.

— Эй, — мягко позвал он. — В чем дело?

Джин почувствовала сырость в носу и, к своему ужасу, шмыгнула снова. Боги, только не это! Ей не хотелось выглядеть жалкой малолетней плаксой перед Орсоном. Она уже успела пожалеть о своих детских желаниях и теперь точно знала: как хорошо, что Кренник ей не отец. Потому что она во всем хотела равняться на него — сильного, харизматичного, справляющегося со своей сложной работой… Быть ближе, возможно, даже посвященной в те тайны, что оставались за порогом его кабинета. Ей хотелось быть для него особенной — не дочерью друга, не воспитанницей…

— Пустяки, — буркнула она наконец и замерла, едва дыша: теплые, сухие пальцы, от которых приятно пахло табаком, ласково коснулись ее подбородка, вынуждая поднять загоревшееся румянцем лицо.

— Ты плакала?

Синие глаза Орсона потемнели, тонкие губы сжались в бледную жесткую линию, и Джин нашла в себе силы отрицательно качнуть головой.

— Не могу решить задачу. Глаза устали.

Он задумчиво кивнул, будто принимая ее оправдание, но не спеша ему верить, взял со стола электронный учебник и вгляделся в ровные строчки.

— Вот дерьмо, я тоже тут ничего не понимаю!

Джин не смогла удержаться и рассмеялась.

— Ты просто держишь книгу вверх ногами.

— Крифф, и правда! — Орсон тоже рассмеялся, а потом, внезапно посерьезнев, сказал: — Ты не обязана становиться его копией, Джин, не обязана быть его отражением. Ты такая, какая есть, и это правильно.

— Папа хочет сделать из меня гения.

— Он хочет невозможного, мучая и себя, и тебя. Я не раз говорил ему об этом. К сожалению, я не имею права вмешиваться в его методы воспитания. Просто послушай, Звездочка: гениев в Галактике, может, и мало, зато Джин Эрсо — одна-единственная.

— Он не может полюбить меня, верно? Если бы я была такой, как он хотел…

— Это все равно не принесло бы ему облегчения, — довольно жестко оборвал ее Орсон. — Люди иногда ломаются внутри. — Он поднес пальцы к своей груди и безотчетно сжал рубашку, комкая ее в горсть. — И если безумцев вроде твоей мамы еще можно вылечить, подобрав правильные препараты, то… Другие недуги не лечатся.

Джин испуганно смотрела в его глаза, не думая в этот момент о своих родителях. В свои четырнадцать она давно поняла, что все уже никогда не будет так, как в детстве, и боялась за Кренника, потому что видела в его взгляде жгучую боль.

— Просто прости его и не держи зла. Вот, посмотри, что покажу.

С этими словами Орсон вытянул из-под ворота цепочку, на которой закачалась странная подвеска в виде хрустального полумесяца.

— Красиво, — выдохнула девочка, тронув кулон пальцами. — Что это?

— Это призма, — непонятно ответил Орсон. — А сейчас — фокус!

Движением кисти он заставил кулон вращаться над своей ладонью, и тот послушно замерцал, превращаясь в прозрачную сферу, в центре которой вдруг проявилось голографическое изображение: Гален, держащий за руку маленькую Джин.

— Ух ты…

— В гранях кристалла зашифрованы нужные образы. Если хочешь, я подарю тебе такой же.

— И я сама смогу выбрать изображение? — оживившись, воскликнула Джин.

Орсон согласно кивнул, наблюдая, как замедляется вращение призмы. Опомнившись, Джин помрачнела.

— Папа не любит украшений.

— Тогда пусть это будет нашим секретом.

* * *

— Что?.. — тихо переспросил Гален, уставившись в протянутую дочерью бумагу. — Имперская академия на Эриаду? Военная карьера? И это — вершина твоих способностей? Младший офицерский корпус…

Горечь звучала в каждом слове отца, и Джин буквально физически ощущала его недовольство, но ей впервые было наплевать на его мнение. Она смотрела в сияющие аквамарином глаза Орсона и глупо улыбалась.

— У меня будет белый мундир, — совершенно счастливо выдохнула Джин. Тепло разливалось в груди, согревало до щекотных искорок. Такое забытое чувство.

— На нем отлично смотрятся брызги крови, — едко ответил отец, глядя при этом в лицо Кренника.

Тот не дрогнул, никак не показав, что слова Эрсо задели его, а, напротив, тепло улыбнулся Джин и сказал:

— Ты станешь отличным кадетом. Твои результаты впечатляют: академия на Эриаду — одна из лучших.

— Лучших? — разгневанно прошипел Гален. — Тупая муштра и дрессировка молодежи — достойный выбор?!

— Да, — внезапно громко сказала Джин. — Хватит решать все за меня, отец. Это решение принимала именно я, и мне наплевать, что тебе оно не по душе. Довольно.

Ее первый осознанный протест прозвучал совсем не так смело и твердо, как она рассчитывала. Лицо Галена потемнело от гнева, но Джин не опустила вызывающий взгляд, пусть ее и колотила нервная дрожь.

Кренник стремительно шагнул вперед, оттесняя плечом возмущенного Галена, и, взяв Джин за руку, одобрительно произнес:

— Завтра же мы отметим твое назначение. Я закажу столик в «Звезде Империи» и твои любимые блюда. Какой десерт предпочитаешь?

Джин крепко держалась за его руку, словно тонула в бушующем море, а Орсон был ее спасательным кругом, поддерживая на свой мягкий манер. И она любила его за это. Куда сильнее, чем сама могла себе в этом признаться.

— Ты, наверное, устала? — откашлявшись, спросил отец. — Ступай, отдохни, а мы подумаем, как можно исправить…

С трудом заставив себя повиноваться, Джин, понурившись, поплелась в свою комнату. Прежде чем включить звуконепроницаемый барьер, она прислушалась к тому, что происходило в гостиной. Глухо звучали голоса Орсона и отца, постепенно повышая тон. Джин давно привыкла к тому, что мужчины часто спорят друг с другом по совершенно разным поводам. Иногда их ссоры заканчивались тщательно скрываемыми от нее ссадинами и синяками, но утаить что-либо от любопытной девчонки было невозможно, и в первое время каждая такая стычка причиняла ей боль.

— Это ты виноват! — внезапно совсем рядом с дверью прозвучало обвинение Галена. — Ты и твои ручные психологи, которые промывали ей мозги лояльностью к Империи! И что теперь? Военная, мать ее, академия, Кренник! Доволен? Джин не должна была оказаться в числе кадетов, она должна была стать ученым, жить тихой и мирной жизнью…

— Послушай себя, — зло рассмеялся Орсон. — «Должна, должна, должна»… Ни криффа она тебе не должна, Гален! За что? За то, что родилась в тюрьме? Или, может, за то, что два года прозябала на суровой планете в компании инфантильного отца и безумной матери, успешно игнорировавших развитие опасной болезни? О, я понял! Джин должна тебе за то, что все заботы о ее воспитании ты свалил на протокольного дроида! Да ты отец года, задери тебя Абелот!

— Заткнись, Кренник! Не смей упоминать Лиру.

— Может, мне еще нельзя пожалеть о том, что ты не развелся с ней, когда следовало? Если бы мы объединили наши фамилии, у Джин было бы больше шансов поступить в твой гребаный Институт прикладных наук. Ей накинули бы пару баллов в счет будущих открытий. — Орсон издал издевательский смешок. — Но знаешь что, Гален? Посмотри еще разок в аттестат профориентации. Ее баллов и так хватило бы, но она сделала свой собственный выбор. Теперь-то ты понимаешь? Академия на Эриаду — то, чего хотела Джин. Быть может, хоть теперь ты готов услышать желания дочери?..

— Объединить фамилии, — глухо повторил Гален. — Это — то, к чему ты стремился, верно? Узаконить наши больные, неправильные отношения и заполучить доступ к образованию и воспитанию Джин в качестве полноправного опекуна. Так я тебя поздравляю, Орсон. Ты с успехом реализовал свою идею, пусть на это и ушло куда больше времени, чем ты рассчитывал. Ты получил Джин.

— Но не тебя…

Джин прислушивалась изо всех сил, но внезапно за дверью все стихло. Лучше бы они шумели, орали друг на друга, даже дрались… Все, что угодно, кроме этой тишины. Она прислонилась лбом к холодному металлу дверной створки, сдавленно всхлипывая. Пусть они думали, что Джин ничего не понимает, обманываясь ее беспечным видом, но она знала: отец и Орсон были любовниками. Природа этой связи иногда занимала Джин, и она, ловко обходя надзор Ди-восемь, взламывала пароли на домашнем терминале в поисках информации. То, что она находила, приводило ее в ярость. Уже тогда Джин Эрсо поняла, что не позволит отцу и дальше отнимать у нее Орсона.

Она решилась выйти из комнаты лишь через полчаса. Первый же взгляд на дверные консоли заставил ее сердце болезненно сжаться. Над дверью Орсона горели красный и синий огоньки — заперто и установлен полог тишины. Дверь отца сиротливо открыта нараспашку. Джин села на подоконник на любимое место Кренника, взяла из пепельницы наполовину докуренную сигарету, прикурила лежавшей тут же зажигалкой и сделала первый вдох. Слезы брызнули из глаз, горло сдавило спазмом, и Джин некрасиво, надсадно закашлялась, размазывая слезы по лицу. Горький вкус осел на языке, в глотке саднило, но она упрямо поднесла сигарету к губам и вдохнула новую порцию дыма. Это помогало Орсону — значит, поможет и ей.

Моран Бейн еще раз смерил сидящего перед ним кадета Эрсо безэмоциональным взглядом, после чего опустил его в журнал наблюдений.

— За этот год вами достигнуты определенные успехи не только в учебе по выбранной специальности, но и по контролю над своими эмоциями. Ни одной драки за весь семестр.

Джин криво усмехнулась, заверив психолога:

— В этом больше нет нужды, сэр.

— Я вижу, — кивнул он, делая пометки в каких-то графах.

Как бы Джин ни вытягивала шею, ей все равно не удалось разглядеть, что именно мистер Бейн указал в ее резюме, и потому она решила спросить напрямик:

— Так мне можно поступить на факультет аналитики?

Старик посмотрел на нее поверх тонкой оправы старомодных очков, сцепив руки и положив на них подбородок, и поинтересовался:

— Почему именно туда?

Джин слегка раздраженно пожала плечами, будто то, что ей предлагали объяснить, было очевидно.

— Мои тесты показали наилучший результат в группе. В отделе аналитики я смогу принести Империи существенную пользу.

Психолог задумчиво кивнул и неожиданно сказал:

— Вы отозвали свое прошение о посещении Корусанта на период между циклами обучения. Почему? Не желаете встретиться с семьей?

Джин угрюмо уставилась на собственные начищенные до блеска носки сапог.

— Я ведь имею на это право.

— Совершенно верно.

Бейн со вздохом закрыл журнал, прихлопнув его ладонью, будто ставя точку, бледно улыбнулся и сообщил:

— Для поступления на выбранный вами факультет необходимо посетить декана и выправить несколько бумаг в административном корпусе.

Джин вскочила, просияв. Уже у самой двери ее догнал голос психолога:

— Пожалуйста, кадет Эрсо, будьте осмотрительны и не испортите себе карьеру какой-нибудь необдуманной блажью.

— Есть, сэр!

Уже в коридоре она столкнулась со своей соседкой по комнате Тарри. Та, собрав дорожный рюкзак, в нетерпении переступала с ноги на ногу.

— Ты точно не хочешь провести каникулы со мной на Чандриле? В Ханне у меня отличный дом, и можно гулять в городе без постоянного надзора…

— Нет, Тарри, — качнула головой Джин, — не в этот раз.

— Но ты же все равно не поедешь домой, так? И все из-за той записи.

Джин автоматически прикоснулась к груди, где под уставным мундиром кадета пряталась хрустальная подвеска-призма. Она получила послание от Орсона две недели назад — простое двухминутное головидео, в котором он извинялся, что снова, как и год назад, не успевает приехать на Корусант к ее возвращению из академии. Ничего необычного: он работает, постоянно в разъездах. А Джин все понимала и не собиралась обвинять. Ведь просмотрев, к удивлению соседки, запись не менее сотни раз, она видела, как тяжело дается Креннику подобный рабочий график: его светло-каштановые волосы стремительно седели, на лице все четче обозначались морщинки… Хотелось увидеться, наконец, вживую, рассказать, как она скучает, поделиться своими успехами, а вот желания вернуться на Корусант, где его не будет, Джин не ощущала. Поэтому, как и год назад, записала такое же суховатое извинение для отца.

Отделавшись от навязчивой соседки парой шуток, она поспешила во двор академии, чтобы перейти в административное крыло: бюрократический аппарат Империи неповоротлив, а собрать необходимые для зачисления на факультет документы — не так-то просто.

Пока восемнадцатилетняя Джин Эрсо легкой походкой шла через залитый солнцем двор, Моран Бейн внимательно наблюдал за ней из окна своего кабинета. Он действительно считал, что Джин провела прекрасную работу по контролю над своими чувствами. Ее уже давно не мучали кошмары, наладились отношения со сверстниками, первоначально бывшие просто ужасными… Она даже оказалась замечена в паре интрижек с однокурсниками, впрочем, кратковременных и несерьезных. И это беспокоило психолога. По его профессиональному мнению, Джин Эрсо не могла или не хотела устанавливать тесную духовную связь с кем бы то ни было. Это могло объясняться тем, что у девушки уже был возлюбленный дома, однако она второй год подряд отказывалась уезжать из академии на каникулы.

Моран Бейн потер подбородок, провожая взглядом ладную фигурку кадета. Джин все еще нуждалась в помощи.

* * *

Гален хмуро наблюдал за тем, как вернувшаяся из военной академии совсем взрослая дочь стоит у широкого окна и курит, стряхивая пепел прямо на подоконник. Это зрелище порядком раздражало его, и вовсе не потому, что Джин разговаривала с ним холодно и неприветливо с того самого момента, как зашла в дом. Она курила ту же марку сигарет, что и Кренник, — этот запах табака Гален узнал бы среди прочих безошибочно. Джин держала спину прямо, несмотря на усталость от многочасового перелета с Эриаду. Она была совсем чужой, незнакомой молодой женщиной, которой удивительно шли кадетский китель со значком выпускника, черные бриджи и военного образца сапоги.

Ди-восемь, позвякивая приборами, привычно накрывал на стол на три персоны. Гален понимал, что Джин здесь именно из-за того, другого, кто так же привычно опаздывал, пропадая на своих совещаниях. Не ради Галена, и он сам был виноват в этом. Скорбь по Лире затмила его разум на долгие годы, и он предпочел погрузиться в нее, вместо того чтобы заниматься воспитанием Джин. К своему горькому стыду, Гален вынужден был признаться самому себе: он не смог бы поступить иначе. Подсознательно виня дочь в том, что случилось с ее матерью, он до сих пор не чувствовал себя оправившимся от трагедии. Предпочитая не думать о том, каково было все эти годы разом осиротевшему ребенку, Гален был вынужден именно сейчас столкнуться с последствиями собственных решений.

Раздавшийся сигнал от входной двери заставил Джин резко развернуться и почти бегом броситься к вошедшему Креннику. Она едва не сбила его с ног, порывисто налетев и обняв. Галену такой теплой встречи не досталось — всего лишь пара приветственных слов и вопрос: во сколько прибудет Орсон?

Гален тяжело опустился на свое место за столом, желая оглохнуть и ослепнуть, чтобы не видеть, как живо общаются его собственная дочь и тот монстр, в плену у которого все это время жил он сам. Джин не могла не понимать их сложной ситуации. Это было бы простительно, будь она все еще ребенком, однако… Она выросла и вполне отдавала отчет своим действиям, особенно если судить по полученному перед ее приездом аттестату.

— Закончила с отличием? — ворвался в сознание весьма довольный голос Кренника. От того, как очевидно он счастлив, Галену хотелось блевать, поэтому он лишь размазывал изумительно приготовленное Ди-восемь рагу по тарелке. — Я никогда не сомневался в твоих способностях, милая.

— Церемония присяги будет через два месяца. — Джин, напротив, ела с аппетитом, купаясь во внимании Кренника. — Приурочили ко Дню Империи, и я надеюсь, что сам Император будет присутствовать.

— Он любит такие мероприятия, — живо откликнулся Кренник, подкладывая воспитаннице овощной салат. — К кому в отдел хочешь поступить? Адмирал Савит, я слышал, нуждается в компетентных специалистах, так как своих мозгов не имеет. Гранд мофф Лозен Толрак также был бы неплохим выбором — Кашиик обладает приятным климатом и пойдет тебе на пользу…

Джин только загадочно улыбалась, словно уже заранее знала, к кому и на какую должность пойдет служить.

Едва тягостный для Галена ужин закончился, Кренник вдруг встал и, сверившись с хронометром, с лукавой улыбкой произнес:

— Насколько можно доверять стандартному времени, только что ты стала именинницей, а потому прими от меня подарок уже не как от куратора, а как от друга семьи.

В ладонь изумленной Джин упал брелок с ключ-картой, на которой голографически мерцало изображение гравицикла новой модели. Девушка не смогла удержаться от восхищенного возгласа, Гален же в возмущении уставился на Кренника. Какого криффа этот кретин себе позволяет?!

— Джин, я бы не…

— У твоего отца тоже есть подарок, — предупреждающе перебил Галена Орсон, и тому ничего не оставалось, кроме как вынуть из кармана плоскую коробочку, неумело перевязанную лентой.

Взгляд Джин стал подозрительным и колючим, словно она не ожидала от отца никаких подарков, но она все же приняла коробочку и открыла ее, немного повозившись с туго затянутой лентой. Перед глазами на короткой цепочке закачался тускло-прозрачный осколок камня с гравировкой на ауребеше, гласящей «Веруй в Силу».

— Этот кулон принадлежал твоей матери, — тихо сказал Гален, не заметив, как болезненно дернулся уголок губ дочери. — Знаю, что она хотела бы передать его тебе.

— Спасибо, но у меня есть уже один. — Джин продемонстрировала отцу сверкающий полумесяц-призму. — И он нравится мне больше старого камня, даже если это наследство. А в Силу я не верю, уж прости.

Джин зашвырнула кулон в коробочку и оставила его на столе. Стремительно поцеловав Орсона в щеку, она крутанула на пальце ключ-карту от гравицикла, весело сказав:

— Надеюсь, вы не будете против, если я прокачусь по городу. Надо навестить пару знакомых.

Дверь с шипением закрылась за ней, оставив двух мужчин наедине друг с другом.

— Гравицикл, Кренник? Ты серьезно?

— Джин — выпускник военной академии, Гален, и дочь самого известного в Галактике ученого. Неужели ты думал, что в двадцать лет она удовлетворится каким-то старым кулоном? В этом возрасте девушек интересуют или украшения попрезентабельнее, или более статусные вещи. Например, отдельная квартира в престижном районе. И она это получит.

— Ну ты и сволочь, Кренник.

— Неужели? — Орсон неприятно улыбнулся, подходя к Галену почти вплотную. — Скажи, чего ты ожидал от нее? Покорности забитой и запуганной девочки? Джин — боец, ей пришлось стать такой, потому что ее собственный отец…

— Заткнись, — угрожающе произнес Гален. — Заткнись, Кренник.

— А то что?..

Хриплый шепот просвистел возле самого уха, и Гален сжал в кулаке ворот строгого френча Орсона, не зная, чего хочет сильнее — ударить по его красивому лицу или поцеловать. К счастью, выбирать не пришлось.

Джин тихонько прокралась на кухню мимо подключенного к терминалу Ди-восемь. Прогулка затянулась до трех ночи, и ей не хотелось, чтобы дотошный дроид поднял на ноги всех обитателей квартиры. Протокольный дроид остался слеп и неподвижен, видимо, проводя самодиагностику систем. Наскоро перекусив остатками ужина, девушка открыла мини-бар и вдруг услышала сиплый голос:

— Там давно уже не осталось ничего стоящего.

— Крифф, Орсон! Ты напугал меня.

Сидя на диване в гостиной, он только молча, виновато улыбнулся, отсалютовав ей наполовину пустым бокалом.

— Если хочешь выпить, присоединяйся ко мне: у меня есть свои запасы.

Джин прихватила с собой низкий бокал с толстыми стенками и присоединилась к бывшему куратору.

— Надеюсь, ты не против «Звездного пламени»?

Джин удивленно хмыкнула, но с готовностью подставила бокал под струю мутной коричневой жидкости. Напиток оказался обжигающе крепким, и, поперхнувшись, она потянулась к лицу, чтобы смахнуть выступившие слезы.

— Что это за дрянь?

— Очень крепкая дрянь, — пьяно рассмеявшись, пояснил Орсон. — Как раз то, что нужно, чтобы отметить день рождения такой потрясающей девушки. Боги, до чего ты выросла, Джин…

— Ты не видел меня пять лет, — мягко напомнила она.

Орсон отвел ей за ухо выбившуюся из короткого хвоста прядь, и от мимолетного прикосновения горячих пальцев внутри у Джин все разом затрепетало, словно наполняя ее томительным теплом. Пришлось на пару секунд задержать дыхание.

— И не переставал жалеть об этом. У тебя наверняка от кадетов отбоя не было.

— Не так, как ты думаешь.

Остро нуждаясь еще хотя бы в одном прикосновении, Джин ласково тронула пальцы Орсона, и он, крепко сжав ее руку, переплел ее пальцы со своими. Она осторожно расположила острый подбородок на его плече и прошептала свою самую постыдную тайну:

— Я скучала по тебе.

Орсон медленно закрыл глаза, делая глубокий вдох. Услышал ли он? Понял ли ее, будучи одурманенным выпитым алкоголем? Это было неважно для Джин: она испытывала облегчение только от того, что смогла сказать эти слова. Осторожно укрыв заснувшего мужчину пледом, она некоторое время тихонько наблюдала за ним. Во сне его лицо казалось расслабленным и по-прежнему красивым, хоть возраст и оставил едва заметный след на его коже.

Джин вернулась в свою старую детскую комнату и собиралась лечь спать, когда заметила на столе белую карточку. На лицевой стороне было написано ее имя, а на обороте… Осторожно открепив пластиковый ключ, она еще раз пробежала глазами по строчкам, не веря собственному счастью. Своя квартира. Свой собственный дом и свой счет в межгалактическом банке.

Только в этот момент Джин Эрсо наконец поняла, что действительно выросла и свободна от всех ограничений. Пора уже делать то, чего хочет именно она.

* * *

Оставалась неделя до праздника Дня Империи, до официальной и торжественной присяги Джин, и Галену было горько думать об этом. Но все вокруг не позволяло забыть: Институт прикладных наук охватило радостное возбуждение. Предпраздничная суета коснулась привычного распорядка лекций, внося хаос в любимый Галеном размеренный ритм. Группы студентов снимались с занятий, задействованные в различных мероприятиях, посвященных Дню Империи, разучивались торжественные речи, и даже ему поручили сказать несколько слов. Все это здорово нервировало ученого и сказывалось на его настроении.

В очередной раз задержавшись в офисе до вечера, Гален торопливо собирался домой, в раздражении бросая в кейс журналы и электронные деки. Но, едва выйдя из Института и спустившись вниз по парадной лестнице, он увидел Джин, призывно машущую ему рукой. Конечно, она была на своем любимом гравицикле: глянцево блестящий корпус с логотипом известной компании, изящные обводы и мощный движок — Орсон явно не поскупился на подарок.

Несмотря на то, что Гален был рад видеть дочь, внутри противно заскреблись тревога и подозрительность. Что она делает здесь? Именно в этот день, ведь как раз сегодня один из студентов — Бодхи Рук, его контакт с Альянсом — получил очередную порцию зашифрованных данных от Галена. Данных, способных изменить ход военных действий между сопротивлением и Империей!

Эрсо сглотнул горькую слюну, направляясь к ожидавшей его Джин. Никому нельзя верить. Особенно тем, кто был ближе всего. Джин давно уже не его Звездочка. Она принадлежит Орсону и служит лишь инструментом для удовлетворения амбиций этого ненасытного чудовища. В глазах дочери Гален видел отражение Кренника.

— Подвезти? — Джин приветливо улыбалась.

— Этому она тоже научилась от Орсона, — с болью в груди подумал Гален, закрепляя ремни безопасности. — Красивая фальшивка, пропитанная запахом никотина и чужих идеалов.

Он глубоко вздохнул и легко улыбнулся в ответ, отвечая на ничего не значащий вопрос. Так они беседовали на совершенно неинтересные темы, пока гравицикл скользил по ярко освещенным линиям и меридианам улиц Центра Империи в потоке таких же маневренных машин. Джин интересовалась его преподавательской деятельностью, и он ожидаемо жаловался на возросшую нагрузку. Она сочувствовала безразличным голосом, передвигая зажженную сигарету из одного угла рта в другой. Вдруг Гален спросил:

— Ты же понимаешь, Джин, что он просто использует тебя?

Прежде чем ответить, она припарковала гравицикл на специальной стоянке у дома и обернулась к отцу с насмешливой полуулыбкой.

— А разве не так все устроено? Все так или иначе используют друг друга. Взять хотя бы тебя: ты любишь позанудствовать на тему социальной и классовой несправедливости в Империи, милитаризма и наращивания военной мощи, угнетения аборигенов на планетах, на которых даже не бывал… Но продолжаешь жить в доме Орсона, преподавать там, где он тебя устроил, и тебе не жмет пользоваться всеми благами, получаемыми от твоего статуса имперского военного инженера. — Джин любовно похлопала по глянцевому боку гравицикла. — Поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы выполнять поручения Орсона и иногда использовать его влияние в своих собственных целях. Первое, чему учат в академии: соблюдай свою выгоду и действуй во благо Империи.

Гален промолчал, опустив взгляд. Ему нечего было возразить. Джин избавилась от тлеющего окурка и внезапно сказала:

— Мы были у нее два дня назад. У мамы.

Гален замер, вперив испытующий взгляд в совершенно спокойную дочь. Он все еще помнил, какими истериками оборачивались ее предыдущие визиты в психиатрическую лечебницу, и прекрасно знал: Джин пойдет на любую уловку, лишь бы избежать этого испытания. Что изменилось?

— Мы?.. — осторожно переспросил он, уже зная ответ, и тут же задал второй вопрос: — Почему ты не сказала мне о своем намерении раньше?

Джин смотрела на него, чуть склонив голову. Поднявшийся ветерок ерошил ее коротко стриженные темные волосы.

— Видишь ли, я совершеннолетняя и уже не обязана отчитываться перед тобой. Но я помню и другое: эта неделя крайне напряженная для тебя — экзамены в Институте, отчет по проекту, приближающийся День Империи… К тому же, у Орсона было только два разрешения на посещение.

— Как мило, что вы решили не беспокоить меня, — желчно процедил Гален.

— А когда ты сам в последний раз навещал ее? — в серо-зеленых глазах дочери сверкали ледяные грани. — Кстати, ей значительно лучше. Она даже узнала меня.

— Джин, ты…

— Я буду в порядке, — отрезала она. — Собственно, я встретилась с тобой вовсе не для того, чтобы поболтать о жизни.

— Тогда зачем?

Гален заинтересованно посмотрел на дочь, и она огорошила его резким ответом:

— Отдай мне Орсона.

— Что? — не веря своим ушам, сипло выдавил Эрсо.

Джин досадливо вздохнула и пояснила:

— Отдай, уступи, отпусти его.

— Он не вещь, чтобы вот так…

— Ты его не любишь и никогда не любил. Ты только пользуешься им, верно, отец? Чем я хуже? К тому же, как я уже говорила, в моей будущей карьере мне нужен спонсор и покровитель, поэтому просто отдай его мне.

Гален молчал, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, словно мир вокруг него исчез, а он парит в невесомости, потеряв все ориентиры.

— Почему это всегда должен быть он? — будто со стороны услышал собственный глухой голос Гален. — Разве мало того, что он отнял у меня свободу, жену, дочь…

— Просто перестань, наконец, жалеть себя! — хлестнул по нервам насмешливый возглас. — Ты не сделал ничего для того, чтобы иметь все это, и я не собираюсь повторять твои ошибки.

— Значит, ты уже не вернешься домой? — почему-то спросил Гален, и Джин покачала головой.

— У меня теперь своя жизнь.

* * *

Джин снова была в смотровом зале: холодный кафельный пол, неестественный белый свет, отражающийся от прочного стекла… Вот только она с ужасом поняла, что по ту сторону прозрачной преграды — вовсе не палата, а посетители. В палате была она сама, прикрученная к креслу и облаченная в больничную рубаху до пят.

Джин холодно и страшно. Она зовет на помощь, бьется в путах, словно маленькая глупая птица, и от ее бешеных рывков кресло падает на пол. Стоящая за стеклом Алрой что-то отмечает в своем электронном журнале и поворачивается, обращаясь к мужчине, которого скрывает густая тень. Чудовищным усилием, от которого болят все мышцы, Джин подтаскивает себя вместе с креслом к самой преграде и стучит освободившейся ободранной о ремни ладонью о стекло, умоляя выпустить ее.

Здесь какая-то ошибка. Она не должна быть здесь, это место матери — больной, безумной матери, потерявшей зубы, поседевшей и глупо хихикающей над какой-то только ей понятной шуткой.

Это просто ошибка! Джин до крови рассадила руку, и теперь красные капли размазываются по гладкой поверхности. Пожалуйста. Пожалуйста, это неправда! Это не может быть правдой, ведь она здорова! Помогите!

Вбегают санитары и без усилий ставят кресло на ножки. Они грубо привязывают ушибленную руку к подлокотнику, и Джин чувствует мгновенную боль от инъекции. Сознание начинает меркнуть, а ей так и не удается узнать, кто же стоит там, рядом с Алрой. Воспаленное воображение подкидывает ей разные варианты, наиболее страшным из которых был…

Она проснулась от собственного крика, скидывая путы промокшей от пота простыни. Сердце бешено колотилось в груди, в ушах стучала кровь. Почувствовав кислый вкус во рту, Джин наклонилась над краем кровати, и ее вырвало желчью и остатками ужина. Трясущимися ватными пальцами она попыталась набрать знакомый номер на коммуникаторе. Это удалось ей только с третьей попытки.

Орсон приехал быстро, всего через несколько минут. Воспользовался собственным ключом, распахнул дверь и, не обращая внимания на беспорядок в квартире, прижал Джин к своей груди, успокаивающе поглаживая ее по голове, по трясущимся плечам, по напряженной спине. Он терпеливо выслушал тот бессвязный бред, что она несла, заикаясь и проглатывая окончания, и лишь крепче сжал ее в объятиях, тихонько укачивая и бормоча утешающие слова.

Позднее, когда ей стало лучше, Орсон заставил Джин принять прохладный душ и, пока она стояла под тугими струями воды, проследил, чтобы домашние дроиды навели порядок в квартире и перестелили постель. К тому времени, как опустошенная после истерики Джин появилась в комнате, он уже ждал ее со стаканом неразбавленного бренди в руках.

— Прости, что я… — начала она сиплым голосом, часто моргая покрасневшими глазами.

— Пустяки, — перебил ее Орсон. — Я как раз собирался заканчивать с отчетами. Джин, тебе следовало сказать мне, и я бы порекомендовал отказаться от посещения Лиры.

— Нет! — твердо сказала Джин, делая изрядный глоток напитка и с сипом втягивая в себя воздух. И повторила уже тише: — Нет, Орсон. Это было правильно. Теперь все в порядке, и ты…

— Уже прогоняешь? — усмехнулся он, отпивая из своего бокала.

Джин удивленно моргнула и все же спросила:

— Ты точно не сердишься?

Вместо ответа он привлек ее к себе и поцеловал в висок. И Джин, еще в детстве пообещавшая себе никогда не плакать и не показывать свои слабости, внезапно почувствовала, как все внутри у нее щемит и болит от этой грубоватой нежности. Подняв лицо, она шмыгнула припухшим носом и быстро клюнула его в губы. Совсем не романтично, даже неловко, но Орсон не стал смеяться. Он только покачал головой, словно говоря, что еще не время, так что Джин даже не поняла, следует ли ей считать себя отвергнутой, поэтому просто подчинилась его рукам, бережно укладывающим ее на подушку.

* * *

День Империи выдался поистине праздничным: орбитальные зеркала усиливали солнечный свет и направляли его на столицу, а метеорологические службы изрядно потрудились, разгоняя весенний туман. Но, несмотря на все эти праздничные ухищрения, украшенные флагами и разноцветными лентами улицы и торжественные гимны, звучащие из мегафонов, Галену было необыкновенно тревожно.

Новоиспеченные офицеры военных академий со всей Империи строевым шагом проходили по площади перед дворцом, оцепленной вездесущей охраной. Они лихо отдавали честь Императору, а тот благосклонно взирал на молодежь из глубины своего капюшона, время от времени перебрасываясь короткими репликами с гигантом в черных доспехах. Парившие гравитационные платформы со зрителями чутко отслеживались соответствующей аппаратурой, а на каждой ступени, ведущей к тронному возвышению, застыли безмолвные фигуры в алых плащах, кирасах и глухих шлемах. Гален даже мог распознать в полуденном сиянии короткие вспышки дефлекторных щитов, защищающих Императора от дерзких попыток покушения. Да и какой безумец решился бы на это, зная, что рядом с Повелителем Галактики находится сам Дарт Вейдер?!

Эрсо отвел взгляд, пытаясь угадать, в какой из одинаковых шеренг кадетов, чеканя шаг, идет Джин. Думал ли он когда-нибудь о том, что будет стоять в почетной ложе и воочию наблюдать военный триумф Империи? Непобедимое чудовище режима поглощало все новые и новые жизни… Вот и его Джин стала одним из винтиков в этом жутком механизме.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть воплощение своих кошмаров. Ужасно болела голова. Гален чувствовал себя старым, бесполезным и разбитым. Даже то обстоятельство, что он косвенно приближает победу Альянса повстанцев, передавая через связного новейшие редакции чертежей боевой станции, не приносило облегчения. Он считал, что поступает правильно, идя против Империи, но это не избавляло его от угрызений совести, потому что он предавал Орсона, при этом продолжая пользоваться им.

Парад был в самом разгаре: Император принимал присягу новых офицеров, и те добровольно клеймили свои души знаком «шестеренки». На это было тяжело смотреть, и Гален прикрыл слезившиеся от солнечного сияния глаза. За спиной неожиданно послышался стук каблуков, и рядом с ним встал сам Уилхафф Таркин, губернатор Внешнего кольца и вдохновитель политики геноцида и массового террора. Если бы Эрсо хватило смелости, он отшатнулся бы, но он остался стоять, невольно чувствуя себя жалким насекомым на ладони этого могущественного существа.

— Прекрасное зрелище, не так ли? — холодный голос с безупречным корусантским акцентом выражал что угодно, кроме истинного восхищения.

Гален нехотя кивнул, поддерживая образ послушного инженера.

— Полагаю, вы вправе гордиться своей дочерью. Несомненно, она — украшение вашей династии.

— Разумеется, — придав своему голосу убедительности, согласился Эрсо.

Таркин отвлекся от созерцания парада и уставился немигающим, как у хладнокровной рептилии, взглядом в лицо Галена. Помолчав немного, он насмешливо произнес:

— Никогда не думал, что скажу это, но ваш приятель действительно умеет грамотно использовать ресурсы.

— Моя дочь — не ресурс, — сквозь зубы процедил Гален.

— Надеюсь, ради вашего же блага, что на самом деле вы так не думаете, — тонко улыбнулся Таркин. — Все мы — лишь материал, из которого можно сотворить либо величие Галактики, либо то, что не жаль выбросить. Чтобы второе не произошло с вашей дочерью, я, пожалуй, возьму ее в свой штат. Она показала невероятные успехи в аналитике, а Кренник… Он ее избалует. У нашего общего знакомого есть такая черта — слишком оберегать то, что ему дорого.

Не дожидаясь ответной реплики Галена, будь то согласие или отказ, Таркин добродушно хлопнул ученого по плечу и удалился.

* * *

Джин стояла у панорамного окна и, открыв одну из секций, меланхолично курила, сбрасывая пепел прямо на подоконник. В горле горчило от дыма, однако девушка не придавала этому значения, сосредоточившись на той информации, что она может доверить бывшему куратору. Еще в академии она крепко усвоила одно правило: не стоит раскрывать свои карты сразу и особенно — доверять тем, кто рядом с тобой и может использовать каждое твое слово в своих целях. Однако она хотела верить Орсону, несмотря на тот уровень допуска, который ей предоставил ее новый руководитель.

Разумеется, губернатор Таркин знал, что в первую очередь Джин обратится к тем сведениям, которые касались ее куратора, и только во вторую — отца. Орсон Кренник был опасен. Тем, что имел слишком много власти на вверенных ему объектах и расставлял на ключевых постах верных исключительно ему одному людей. Тем, что был достаточно умен и хитер, чтобы избежать около двух десятков покушений на свою жизнь, безжалостно подставляя своих политических противников под удар. Тем, что пользовался малейшей возможностью, чтобы сохранить и умножить любое свое преимущество в борьбе за власть. Но даже у него были слабости.

Джин выдохнула горький дым и еще раз мысленно составила план будущего разговора, понимая теперь, как долго она ходила по лезвию бритвы, будучи буквально заложником в яростной гонке за успехом в передовых разработках нового вида оружия. Вот только вряд ли ее несуществующее влияние на отца стоило таких усилий со стороны спецслужб.

Зашипев, входная дверь отъехала в сторону, и вошел Орсон, на ходу отстегивая свой великолепный белый плащ и небрежно роняя его на пол новенькой квартиры Джин. У него был приоритетный доступ и ключи от всех дверей, и Джин не собиралась менять это даже после того, как узнала много нового о своем возлюбленном. Напротив, она улыбнулась ему ласково и тепло, обняла, вдыхая знакомый аромат древесно-цитрусового парфюма. Озорно усмехнувшись, он позволил ей сбить уставную каскетку со своих седеющих волос. Джин знала, что ей можно все, и приняла окончательное решение.

— Ты оказался прав, — немного хриплым голосом сообщила она, делая очередную затяжку. — Почти сразу после церемонии присяги повстанцы нашли способ связаться со мной.

Орсон приподнял брови в ожидании продолжения. Джин бросила ему силикат-флешку, и он проворно поймал ее и спрятал в поясной карман.

— Здесь вся подробная информация: видео и аудиозаписи разговоров, попытка вербовки, имена… Не думаю, что они пользуются настоящими, но твои спецы это выяснят, верно?

— Конечно, — кивнул Орсон. — Но, может быть, есть что-то, о чем ты хотела бы поговорить без протокола?

— Ты имеешь в виду мои собственные выводы?

Джин отвела взгляд, чтобы он не увидел, как она благодарна ему за это внимание. Орсон всегда предпочитал узнавать ее собственное мнение, и ей нравилось то, что с ним ей не нужно было притворяться.

— Судя по тому, как топорно все было обставлено, они явно считают, что на дочери гениального Галена Эрсо природа отдохнула.

— Надеюсь, ты не стала их переубеждать? — мягко хмыкнул Кренник.

— Ну что ты, я, как могла, изображала наивность и всецело поддерживала имидж обеспеченной девушки, которую куратор и отец с громкими именами пристроили на непыльную работу в штат самого Уилхаффа Таркина. Разумеется, повстанцев это заинтересовало. Они пели красивые песни о свободе и равенстве в Галактике после свержения режима — шпарили, как по методичке, да только я их пропаганду наизусть выучила еще в академии, поэтому мне не составило сложности поддакивать в нужных местах.

Орсон внимательно слушал, а еще, кажется, заинтересованно принюхивался к тому, что именно курит Джин. Наконец он спросил:

— Это они дали тебе эту дрянь?

— Ага, целую пачку, представляешь? Аттракцион невиданной щедрости. Будто я не знаю, что зициум при регулярном применении вызывает привыкание и ослабление воли.

— Ты уже отправила Таркину отчет?

— Пару часов назад. — Джин выкинула окурок в форточку и посмотрела Орсону прямо в глаза. — Что? — с вызовом спросила она, нервным жестом поправляя жесткий воротничок. — Осуждаешь?

— За что именно?

Орсон плавно сделал шаг и оказался совсем рядом с Джин. Так, что она почувствовала его чистое, теплое дыхание на своей щеке. Он осторожно привлек девушку к себе, и она расслабленно уткнулась носом в его плечо, прекрасно понимая, как часто такие вот нежные объятия превращались в смертельный захват. Для других.

— Может быть, ты ждешь, что я буду добиваться твоей верности теперь, когда Таркин, без сомнения, предоставил тебе мое досье? Или думаешь, что виновата в том, что отчет для губернатора будет более полным, чем тот, что ты только что отдала мне?

— Я виновата, — тихо буркнула Джин.

— Нет. Просто ты слишком хорошо усваиваешь все уроки. За это нельзя ругать. Кстати, если впредь тебе понадобится наркота… Не бери этот дрянной мусор у своих новых «друзей». Я всегда смогу обеспечить тебя всем необходимым без вреда для твоего здоровья.

Щелкнул красивый серебряный портсигар, откинулась крышка, и Джин с удивлением подняла глаза на Орсона.

— Ты не шутишь?

— Рекомендую вот эти, — его пальцы пробежали по ряду из сигарет черного цвета с узкой синей полоской по фильтру. — Рилий помогает расслабиться и не ведет к зависимости.

Криво улыбнувшись, Орсон добавил:

— Я же не твой отец. Я даже больше не твой куратор. А ты, Джин, уже большая девочка, так что решай сама.

Прикуривая с его помощью новую сигарету со спайсом, Джин внимательно всматривалась в такое знакомое с детства лицо, подмечая, как он, оказывается, изменился. Заметив ее пытливый взгляд, Кренник почти виновато развел руками.

— Да, я постарел, а вот ты расцвела, моя Звездочка.

Джин коснулась ладонью его щеки, пригладила большим пальцем сеточку морщин в уголке глаза. Глаза Орсона по-прежнему сияли глубоким и чистым синим цветом, и она любила все оттенки этой синевы, от предгрозового темного до шального искристо-голубого. Орсон казался ей странно напряженным, и Джин чувствовала, знала, что если прямо сейчас она отпустит его, то он никогда больше не придет, и дверь, разделявшая их все эти годы, навсегда останется закрытой. Даже если Орсон использовал ее в своих целях, Джин не могла отказаться от того болезненного влечения, что испытывала к нему, не могла отказаться от него.

Мягкий, полынно-травяной запах спайса забивал ноздри, туманил зрение, смешивал чувства, пока сладкая истома не охватила все ее существо. Джин медленно потянулась и поцеловала губы Орсона, и на этот раз он не отстранился, а сам подался навстречу и тихо, коротко застонал. Его большие теплые ладони обняли лицо Джин, и к ней вернулось почти забытое ощущение безопасности. Она дома.

Они стояли у окна, за которым красочные блики рекламных вывесок и проносившихся мимо каров прогоняли темноту ночи, и неспешно наслаждались этим поцелуем. А затем он плавно перерос в нечто большее. Джин с улыбкой отвечала на нежные прикосновения губ, которыми Орсон дразнил ее, увлекая в какую-то головокружительную игру — сладкую, совершенную…

— Что, и не будешь отговаривать? — с насмешкой спросила она.

Орсон фыркнул.

— Я что, похож на сумасшедшего? — с мягкой иронией в хрипловатом голосе спросил он. — В моем возрасте, дорогая, если мужчине предлагает секс молодая девушка, он обычно считает это за честь.

— Не преувеличивай, Кренник! И да, ты вовсе не безумец — ты просто безнравственная сволочь.

Джин нетерпеливо потянулась к нему, стараясь прижаться теснее, и услышала в ответ тихое:

— Полагаю, раз уж ты читала мое досье, нет повода и дальше это скрывать.

— Не то чтобы я не знала об этом раньше, — ответила она, — но, в отличие от отца, для меня это никогда не имело значения.

— Джин, — хрипло выдохнул Орсон, прижимая ее к себе. — Джин…

Джин скучала, прислонившись спиной к гравициклу. Время от времени она поглядывала на распахнутые ворота Института прикладных наук, но отца все еще не было видно. Ей хотелось принести извинения за их последний разговор: в конце концов, ссориться с ним не входило в ее планы — только договориться.

Горячий бок байка приятно грел поясницу. Джин проследила кончиком пальца хитроумную вязь аэрографии на глянцевом покрытии, обвела замаскированную в ней анаграмму ее имени и тихонько улыбнулась. Орсон всегда так внимателен к деталям… То, как поступает с ним отец, — подло. Она просто хотела объяснить это Галену, но ее вспыльчивость заставила зайти дальше задуманного.

Джин бросила еще один взгляд на двор института, заполненный расходящимися студентами, и торопливо пересекла зону парковки. Подняв руку в приветствии, она устремилась к отцу, беседующему о чем-то с худым смуглым парнишкой. Тот встретился с Джин взглядом и отчего-то суетливо вжал голову в плечи. Заметивший это Гален обернулся как раз вовремя: она уже была рядом и, дружелюбно улыбаясь, произнесла:

— Добрый вечер, отец. Я подумала, ты будешь не против прокатиться в моем обществе.

— О, Джин… — Гален слабо улыбнулся, по своему обыкновению не удержавшись от упрека: — Для подобных прогулок вовсе не обязательно надевать рабочую униформу.

Джин недоуменно опустила взгляд на свой белый мундир, черные бриджи-галифе и военного образца сапоги и равнодушно пожала плечами, откровенно не понимая, что не так.

— Профессор…

Дрожащий голос юноши-студента резанул слух. Словно беспомощное блеяние, право. Джин с интересом уставилась в его лицо: глазастый мальчишка мог бы даже показаться милым, если бы не нервный тик, терзающий уголок его губ, и беспокойные руки, которыми он прижимал к себе папки с бумагами.

— Прости, Джин, в следующий раз. — Гален с сожалением покачал головой. — Мне нужно провести пару дополнительных лекций, и Бодхи должен ассистировать.

— Вот как? — Голос Джин заледенел, сразу утратив половину напускного добродушия. Смерив смущенного парня внимательным взглядом, она дерганым жестом пожала плечами. — Что ж, тогда до следующей встречи. Отец.

Обратный путь до гравицикла Джин проделала в холодном бешенстве. Ладони коснулись гладкого теплого бока байка, но на сей раз она не почувствовала ничего, кроме раздражения. Отец не шел на контакт, будто намеренно отгораживаясь от нее работой, испытаниями в лабораториях, теперь вот этим… Бодхи. Как всегда.

Джин заставила себя расслабиться и разжать челюсти. Тщательно контролируя свой гнев, она то и дело повторяла про себя: так было и раньше, просто тогда она не могла этого понять. Джин всегда была лишней в жизни Галена. Раздражающий, мешающий фактор, который он никогда не брал в расчет. Кто угодно мог вызвать в ученом интерес. Кто угодно, кроме его родной дочери.

Приведя дыхание в норму, Джин оседлала гравицикл, вновь коснувшись своего замаскированного имени на рисунке. Она не одна. Отец больше не сможет бросить ее, потому что сделал это уже давно, а принять горькую правду будет удобнее в компании новых «друзей».

Гравицикл стремительно сорвался с места и затерялся в потоке машин, направляющихся на нижние уровни города. Туда, где никогда не гасли огни, зазывающие в сомнительные заведения, где она могла отвести душу, постреляв по вомп-крысам, кишащим на улицах и в лужах раскисшей грязи. Теперь ее работа была связана с пребыванием в подобных местах: Джин была глазами и ушами Империи на нижних ярусах и выполняла свои обязанности с вдохновением художника. Голографическая маскировка скрыла белый цвет и фасон ее мундира, превратив его в усредненно-серые тряпки, а ее красивый байк — в паршивый дешевый свуп. Она погружалась во мрак и беззаконие Нижнего Корусанта, одновременно натягивая на себя фальшивую личину перевербованной недалекой девчонки, с готовностью подсевшей на зициум и смазливую мордаху капитана Андора.

Бар «Стадиор», у которого оставила свой «свуп» Джин, являлся обычным злачным местом из сотни таких же на этом ярусе. На верхнем этаже — дешевый бордель, сдававший свои комнаты не только для действительно желавших быстро потрахаться, но и для заключения сомнительных сделок и встреч со шпионами всех мастей от картеля хаттов до виго «Черного солнца». В подвале — химическая лаборатория, производившая пару-тройку видов наркотиков для людей и экзотов. Некоторые из них и сейчас сидели на влажном пермакрите мостовой, загоняя отраву в свои вены. Вонь и смрад, стоявшие в переулке, даже не заставили Джин поморщиться. Она брезгливо отпихнула от себя алкаша, гнусавившего что-то о подаянии, и нырнула в прокуренный зал бара, подсвеченный кислотными красками прожекторов у подиума.

Почти обнаженная тви’лека извивалась вокруг пилона под томную, тягучую музыку, двигаясь так призывно, что даже Джин заинтересованно обратила внимание на шоу. Высокий барный стул давал отличный обзор, и она прикрыла глаза, позволяя себе расслабиться и впустить в нутро тягучий, плавный мотив. Тени струились за фигурой тви’леки, повторяя изгибы и резкие взмахи стройных ног, а затем плавно опускались на сам подиум в дрожащем от зноя воздухе.

— Ликка — лучшая танцовщица, — раздался рядом насмешливый баритон Кассиана.

Джин откинула голову мужчине на грудь и согласно кивнула.

— Ты принес? — жадно спросила она, чувствуя, как чужие пальцы забираются под покров голограммы и ощупывают массивную пряжку ремня.

— Если думаешь, что отдам сразу, можешь валить, — предупредил Кассиан. — И что, ты настолько отбитая, что являешься сюда под голокамуфляжем?

— А мне надо было прийти с работы прямо в прикиде ИСБ? — лениво спросила Джин, расслабленно улыбаясь.

Она знала, какое впечатление производит: чуть покрасневшие белки глаз, выходящая из-под контроля мимика, нервические подергивания пальцев рук… Нет ничего проще, чем сыграть наркомана, ожидающего очередную дозу.

— Даже не думал, что тебя так заберет, — фыркнул Кассиан, разворачивая Джин к себе и властно, собственнически целуя. — Твой куратор ничего не заметил?

— Мой куратор — старпер, который вечно занят на работе, — промурлыкала Джин, заводя ладони за спину Андора и провокационно оглаживая его задницу. — Спорим, он и сейчас над чертежами зрение просаживает. А мне хочется чего-то поинтереснее. Знаешь, мы, домашние и послушные девочки, можем быть ОЧЕНЬ плохими…

Кассиан только рассмеялся. Смех у него был красивый — бархатный, вкрадчивый. Джин настойчиво потянулась еще за одним поцелуем. Кассиан трахался, как животное: разнузданно, ярко, жестко… Ей даже нравилось, вот только это было совсем не то, чего она хотела. Смывая с себя пот и запах секса в дешевой пластиковой кабинке акустического душа, Джин размышляла о том, почему все именно так. Удовлетворенное тело еще хранило сладкую послеоргазменную истому, а холодный аналитический разум метался в поисках ответов.

Что с ней не так?! Она встречалась с Кассианом три раза в неделю, сливала ему крохи информации, которую начальник ее отдела позволял использовать для завоевания доверия повстанцев, а взамен получала не менее скудные сведения, из которых потом пытались выжать все возможное. И, конечно, она расплачивалась за это сексом с Андором. Самые длительные, мать их, отношения с парнем.

Джин сухо хмыкнула, ероша волосы и позволяя потокам теплого воздуха просушить непослушные пряди. Удивительно, сколько всего интересного могут выдать мужчины во время секса и сразу после него! Вот только она не чувствовала ничего, кроме физического удовольствия. Никакой привязанности, никаких слабостей… Кассиан был молод, красив, силен и способен трахаться всю ночь, но он думал в первую очередь о своих потребностях. С ним было забавно, и только. Настоящую близость это даже не напоминало.

Выйдя из акустического душа, Джин принялась быстро, сноровисто одеваться, в то время как Кассиан все еще расслабленно лежал на подушках.

— Тебе чертовски идут эти белые имперские тряпки, — вдруг произнес он, меланхолично выдыхая наркотический дым через ноздри.

— Я знаю, милый, — рассмеялась она. — Именно поэтому и пошла в аналитику.

— Вот, как договаривались.

Джин намеренно промахнулась и, ворча, подняла с пола брошенную пачку сигарет со спайсом, рассмешив при этом Кассиана.

— Не кури так много, а то станет заметно, — наставительно произнес он.

— Как скажешь, папочка, — отмахнулась она.

Собранная за вечер информация надежно хранилась в миниатюрных чипах, установленных в ее ранговую планку. Запись велась беспрерывно, а благодаря исключительно чувствительной электронике на ней даже можно было расслышать разговоры, ведущиеся поодаль. Джин не испытывала никакого стыда или угрызений совести, когда отсылала пакет данных в свой отдел. Все, что только можно будет выжать из добытой ей информации, стоит затраченных усилий, а секс с врагом — всего лишь работа.

Спускаясь по ветхим, крошащимся ступеням в барный зал, она заметила знакомое лицо и суетливые движения. Как там звали того парня? Бодхи. Бодхи, любимый студент Галена Эрсо, сидел за стойкой бара и беспечно трепался с каким-то незнакомым мужчиной, которого Джин не раз видела в обществе Кассиана.

Внутри словно образовалась ледяная глыба. Тщательно контролируя дыхание, Джин постаралась успокоиться. То, что этот Бодхи имеет контакты с Альянсом, еще не значит, что в этом замешан отец, верно? Страх накатывал тошнотворными волнами, разрушая уверенность Джин, и ей становилось все труднее сохранять спокойствие. Она миновала барную стойку, даже не повернув головы, ничем не показав, что увидела знакомое лицо. Ничего не значит. Пока нет конкретных доказательств, это ничего не значит.

* * *

В ее жизни были и совершенно особенные вечера. Время, когда в новенькую квартиру возвращалось тепло и уют из детских воспоминаний, а Джин не хотелось никуда торопиться. Тогда в гостиной горел золотистый свет и слышался спокойный, низкий голос Орсона, который пересказывал ей последние новости со свойственными лишь ему меткими комментариями и с изрядной долей черного юмора. В такие моменты Джин жалела лишь об одном: за ночью непременно наступит холодное утро, и Кренник вновь уедет контролировать свой драгоценный проект, а она останется здесь. Одна.

— Шэйт снова паникует. — Орсон отложил коммуникатор и тяжело вздохнул. — В последнее время зачастили с проверками.

Он откинул голову на спинку диванчика, закрывая утомленные глаза. Тени хронической усталости притаились под его ресницами, сделали резче морщины на лбу и в уголках губ. Иногда Джин даже казалось, что невыносимо синие глаза Орсона потускнели, и от этой мысли ей становилось тяжело на сердце.

— У тебя есть куча заместителей, вели Брайерли присмотреть за последним этапом.

Джин села Орсону на колени и с тихим вздохом удовольствия погрузила пальцы в его седые волосы, ласково, бережно массируя кожу головы. Ей нравились эти ощущения, его запах, его вкус… Все в нем. Наверное, она и в самом деле ненормальная.

Орсон издал короткий стон и все же медленно открыл глаза, встречая взгляд Джин, поднял натруженную руку, касаясь ее щеки.

— Брайерли — хороший сотрудник, но он слишком суетливый. Ему можно поручить далеко не все, и уж тем более не монтаж фокусировочной тарелки. Если бы там была ты… Я мог бы доверить это только тебе.

Джин наклонилась и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, поцеловала Орсона, чувствуя, как его горячие ладони скользят по ее бедрам. С ним было не так, как с Андором. Он чаще заменял страсть бережной нежностью, был внимателен и стремился доставить удовольствие именно Джин. Она немного смутилась, отодвинувшись: ей не хотелось сравнивать Орсона с другими мужчинами. Это было как-то неправильно.

— Что, твой молоденький повстанец делает это иначе?

Орсон понимающе усмехнулся, но руки не убрал, и Джин поняла, что плавится от его откровенных и вместе с тем медленных ласк.

— Кассиан — просто работа.

— Приятная работа, м?

— Кренник, не нервируй меня, — притворно рассердилась Джин. — Если бы ты на самом деле ревновал, то ни за что не позволил бы мне участвовать в этой операции.

Он подался вперед, целуя изгиб ее шеи, и она вдруг спросила, внутренне напрягшись:

— Так почему ты здесь, а не с моим отцом?

Орсон судорожно вздохнул, еще крепче обняв Джин, и пробормотал в ее плечо:

— Наверное, просто устал годами стучаться в закрытые двери.

Джин беспокойно нахмурилась: ей все никак не давала покоя одна мысль.

— Скажи, Орсон, — спросила она, — если однажды я сойду с ума, как моя мать, ты запрешь меня в психушке и забудешь туда дорогу?

Глядя в ее расширенные, наполненные иррациональным страхом глаза, он уверенно ответил:

— Тогда я просто найду способ сойти с ума вместе с тобой.

Джин уткнулась лицом в его серебристые волосы, пахнущие таким родным, знакомым ароматом цитруса и мяты, и всхлипнула, рассмеявшись сквозь слезы.

— Что, будем перекликаться через коридор, выдумывая секретные шифры?

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — невнятно ответил Орсон, слишком занятый расстегиванием пряжки ремня на ее брюках.

* * *

У «Стадиора» было как-то по-особенному шумно и многолюдно. Это насторожило Джин, и она решила понаблюдать за нездоровым оживлением, остановившись в тени соседних зданий. У входа в бар стояла довольно большая компания, состоявшая из рослых мужчин и нескольких парней помладше, они о чем-то переговаривались, периодически разгоняя завсегдатаев-наркоманов. То и дело подлетали грузовые лендспидеры, и на них грузили какое-то оборудование, а половина вывесок не светилась. Все это напоминало скорые сборы и переезд. Едва увидев Кассиана, Джин решительно оттолкнулась от стены и направилась в его сторону.

Капитан Андор пытался утихомирить скандально настроенных тви’лек, шумно выяснявших причину увольнения. Кое-как отделавшись от стриптизерш, он натолкнулся на Бодхи Рука, едва не отдавив щуплому парнишке ноги. В царившей вокруг бара суматохе было не разобрать, что именно говорит студент-заика, и потому Кассиану пришлось наклониться ближе.

— В Институте, завтра! — почти прокричал Бодхи на ухо разведчику.

— Ты уверен? Это точно?

— Аб-бсолютно! П-профессор…

— Заткнись! Скройся!

Кассиан увидел приближающуюся к нему Джин и поспешил оттолкнуть от себя студента. Тот понятливо нырнул в ближайшую подворотню и исчез из вида, а Кассиан натянул на лицо привычную улыбку. Вот только сегодня лицедейство давалось ему особенно отвратительно. Девушка привычно повисла у него на шее, пьяно хихикая, и в их сторону неодобрительно покосился старший группы. Андор сухо сглотнул и поспешил избавиться от приставучей наркоманки, прошипев:

— Отвали, Джин. Не до тебя сейчас.

— Эй! — возмущенно воскликнула она, теряя свою веселость и, как любой наркоман, подсевший на зициум, легко впадая в агрессию. — Какого криффа, Андор? У нас же сделка…

— Слушай, ты… — Кассиан сделал глубокий вдох и, выдохнув через нос, продолжил: — Видишь, сегодня бар не работает.

Джин повела вокруг себя невменяемым, затуманенным взглядом. Кассиан отметил потрескавшиеся губы девчонки, сеть лопнувших капилляров в белках глаз… Абсолютно конченая. Даже жаль: с ней было весело трахаться. Такая тупая, что смешно, если вспомнить, что эта жалкая шлюшка с наркотой вместо мозгов — дочь галактического гения. Впрочем, Альянсу она принесла пусть не ощутимую, но все-таки пользу. Как говорится, с паршивого нерфа…

— Как это — не работает? — заторможено протянула Джин. — А как же…

— Не работает, значит — закрыто! — не выдержав, рявкнул Кассиан. — Проваливай, убирайся отсюда!

— Но ты обещал мне дозу! Знаешь, у меня есть информация…

— Пошла вон, — сквозь зубы процедил Кассиан и, схватив вяло сопротивляющуюся девушку за предплечье, оттеснил ее к байку. — Больше никаких доз, поняла? Ищи другого поставщика.

Он отвернулся от плачущей и размазывающей по лицу сопли и слезы девчонки и почти бегом вернулся к рабочей группе, почти закончившей вывозить оборудование из подвала бара.

— Проблемы? — закурив, спросил капитан Эрро.

Кассиан пожал плечами и криво улыбнулся.

— Только не у нас. Бодхи передаст недостающие файлы завтра.

— Прекрасно, — одобрительно кивнул старший, делая новую затяжку.

Джин наскоро привела себя в порядок, глядя в мутное, потертое зеркало. Туалет находившейся неподалеку дешевой забегаловки невыносимо смердел, и ей стоило опасаться, что запах въестся в ткань ее униформы. Избавившись от остатков макияжа и линз, она продолжала стоять на разбитом кафельном полу, изгаженном до потери изначального цвета. Джин тупо смотрела на свое отражение и все вертела в руках ранговую планку, оглаживая холодные красные квадратики кончиками пальцев. Несмотря на царившие у бара шум и суету, ее тренированный слух уловил все, что нужно.

Джин была воспитана в верности имперским идеалам. Она знала, что даже родственники могут вести двойную игру и оказаться скрытыми врагами. В глубине ее души отвратительным тоненьким голосом пела давняя обида: «Так ему и надо! Сдай его! Сдай, и Орсон будет только твоим!». Но одного подозрения могло быть достаточно не только для того, чтобы уничтожить Галена Эрсо. Все случившееся могло ударить и по Орсону Креннику, а этого Джин допустить не могла.

Дрожащими пальцами она в последний раз огладила абрис ранговой планки и, решившись, нажала на первый красный квадрат. Информация ушла в аналитический отдел гранд-моффа Таркина. Идеалы Империи прежде всего.

* * *

Гален вернулся домой позже обычного. Он закрыл квартальный отчет по чертежам северной секции Звезды Смерти всего неделю назад и теперь стремился подтянуть студентов по своему предмету. В последние годы кристаллография стала для Галена отдушиной: занимаясь с талантливыми студентами, он мог отчасти надеяться на то, что его изобретения, его наследие, не будут использованы только лишь в военных целях, несмотря на все усилия Империи.

Квартира была погружена в голубоватый полумрак: в гостиной работал голопроектор. Насторожившись, Гален бесшумно прошел в комнату, застав необыкновенно хмурого Кренника за перелистыванием виртуальных страниц. Подняв на вошедшего взгляд, вместо приветствия Орсон сухо поинтересовался:

— Как ты думаешь, что это?

Внимательнее вглядевшись в пакет схем, отображающихся над приемной панелью, Гален непослушными губами произнес:

— Это мой последний отчет.

— В точку, крифф побери, — невесело усмехнулся Кренник.

— И что с ним?

— Ну, это ты мне скажи. — В голосе Орсона появились звенящие нотки ярости, смешанной с непонятной горечью. — Сегодня меня вызвали к самому гранд-моффу и полчаса возили носом по его столу в присутствии Бездной драного Лемелиска и еще парочки корифеев инженерных наук!

Гален ощутил незнакомую резь в желудке. Во рту пересохло, но он все равно сглотнул, лихорадочно пытаясь сориентироваться в ситуации. Он настолько уверовал в то, что все будет в порядке, что его подлог в чертежах не будет раскрыт из-за неповоротливой медлительности бюрократического аппарата Империи… И теперь он просто стоял с растерянным видом, а Кренник неумолимо приближался, и его искаженное гневом лицо инфернально освещалось все еще работающей голограммой.

Желая оттянуть неизбежное, Гален протянул:

— Ты не говорил о том, что будет проверка.

— Сюрприз, — мрачно осклабился Орсон. — Повстанцы в последнее время подозрительно активны, и подразделение Исарда сбивается с ног, пытаясь выяснить причину. Контроль ужесточили на всех уровнях, и знаешь… Результаты смогли удивить.

Гален ненавидел себя за то, что вынужденно отступает перед разъяренным Орсоном. До тех пор, пока не уперся спиной в дверную панель.

— Я все еще не понимаю…

— Резервная система охлаждения с выводом на обшивку. Ничего не напоминает?

— Ты одобрил этот проект, — угрюмо напомнил Гален, все еще пытаясь оставить себе путь к отступлению.

— Действительно, там стоит моя гребаная подпись, — кивнул Орсон, но после ядовито зашипел: — И целая ветка записей, предшествовавшая принятию этого решения, исчезла из архивов. Почему?! Если я не смогу доказать специальной технической группе состоятельность этого решения, под суд пойдем мы оба, Гален! Потому что вот это, — Орсон сделал свирепый обличительный жест в сторону голограммы, — пахнет государственной изменой!

— Ты был в архивах? — заторможенно переспросил Эрсо, с ужасом понимая, что больше не выйдет из этой комнаты, не сможет завтра передать Бодхи Руку недостающую часть чертежей. Отныне у него не было времени ни на что, кроме осознания собственной неспособности помешать Империи.

Орсон, казалось, не замечал, насколько бледным стало лицо друга. Его сжигала ярость, душила обида… Он совершенно потерялся в водовороте собственных эмоций и хотел лишь одного — остаться в живых.

— После того, как меня церебрально трахнули на ковре губернатора, я просто обязан был проверить… А теперь убеди меня, Гален. Скажи, что это дерьмовое техническое решение. Что это — временная мера для контроля по теплоотводу реактора. Все, что угодно, Гален!

Умоляюще глядя в бесстрастное лицо Эрсо, Орсон жалобно повторил:

— Все, что угодно… И я поверю тебе в последний раз.

Гален промолчал. Он не мог найти в себе сил лгать дальше. Двадцать лет этой бесконечной лжи замарали его, вываляли в грязи, и он уже едва узнавал себя в зеркале, поэтому просто качнулся вперед и мягко обнял Орсона, будто прося прощения. И Кренник все понял. Он заскулил от страха и боли, а Гален чувствовал, как дрожат его плечи, и молчал. Ему больше нечего было сказать этому человеку.

— Ты… Ты! — Орсон задохнулся, пытаясь сохранить остатки самообладания, а затем потерянно выдохнул, отшатнувшись: — За что, Гален?

Злая, жестокая усмешка исказила губы Эрсо.

— Не думаю, что есть смысл уточнять.

— Ты же понимаешь, что я должен сообщить.

— Конечно, — бесстрастно кивнул Гален. — Займись любимым делом.

Челюсти Орсона сжались, он оттолкнул Галена с дороги и скрылся за дверью. Огонек на консоли сменился на алый — приоритетный запрет. Это означало только одно — домашний арест. Даже если по каким-то нелепым причинам Орсон Кренник придержит обвинение, Гален не сомневался: совсем скоро за ним придут. Вряд ли ему позволят увидеться с Джин, но так даже лучше, — с облегчением подумал он, опускаясь на пол и прислоняясь спиной к холодной стене. Она уже давно не его дочь.

В одном Гален Эрсо был уверен точно: он облажался. Из-за его самоуверенности Альянс повстанцев оказался под угрозой, Звезда Смерти останется неуязвимой, и уже никому в Галактике не будет под силу остановить созданного им монстра. Ему не было страшно. Гален чувствовал внутри всепоглощающую пустоту и просто ждал, когда все, наконец, завершится.

* * *

Покинув жилой комплекс, Орсон дошел до стоянки каров, где и столкнулся со знакомыми фигурами в черных доспехах. Повинуясь неслышному сигналу командира, двое прошли мимо, направляясь ко входу в здание, а оставшаяся пара направила на Кренника свои лазерные карабины.

— Матиз.

— Простите, шеф. — В искаженном вокодером голосе штурмовика слышалось искреннее сожаление. — Приказ поступил час назад.

Орсон без лишних слов протянул начальнику своей охраны сомкнутые запястья, и тот защелкнул на них кольца магнитных наручников. Матиз прижал к черной нагрудной пластине доспеха три пальца, а затем быстро сжал их в кулак и уже раскрытой ладонью — к сердцу.

— «Мне жаль».

Орсон кивнул, давая понять, что принял извинения. Уже в салоне кара спросил:

— Куда мы едем?

— В Управление, — невозмутимо откликнулся Матиз, коснувшись указательным пальцем того места на шлеме, где располагались встроенные наушники. — «Прослушка».

Серией быстрых жестов, которые заучил уже очень давно, Кренник спросил:

— «Остальные тоже арестованы? Где они находятся?»

— «Архивы Управления».

— «Джин?»

Матиз отрицательно качнул головой, и на Орсона накатило дикое, ни с чем не сравнимое облегчение. Он откинул голову на спинку диванчика и закрыл глаза. Кар мчался по воздушным улицам Центра Империи, лавируя в плотном потоке таких же глянцево блестящих машин. С севера ночное небо теряло яркие огни звезд — надвигался грозовой фронт, и тьма приветственно распахивала свои объятия.

Поднимаясь по мраморным ступеням Управления отдела передовых вооружений под присмотром конвоя, Орсон чувствовал в воздухе напряжение и запах озона. Совсем скоро все решится.

Сирро Аргонн, Расетт Милио, Влекс Онопин, Амес Ураван, Фейн Ванн и Уйон, занимавшиеся вместе с Галеном исследованием свойств и способов применения кайбер-технологии, действительно находились в архивах. Увидев вошедшего Орсона, щеголяющего магнитными наручниками, ученые побледнели и вскочили со своих мест.

— Кренник, что происходит? — тихо спросил Аргонн. — Где руководитель группы?

— Под домашним арестом. — Орсон обвел взглядом застывшие лица ученых. — Господа, поздравляю: нас всех подозревают в госизмене, и наша с вами задача — грамотно разработать линию защиты своих шкур. Если ни у кого нет возражений, я попрошу вас перевернуть весь архив в поисках нужной информации.

Еще целый час он провел, посвящая кристаллографов в суть их поисков, после чего под тем же неусыпным контролем штурмовиков поднялся в свой кабинет. Только тогда его освободили от наручников и позволили остаться наедине с собственными мыслями. Темное, прохладное помещение содержалось в идеальном порядке. Орсон редко бывал здесь и, разумеется, не хранил никаких важных документов. Пройдя мимо рабочего стола и мазнув по его полированной поверхности пальцами, он разблокировал створки панорамного окна одним нажатием на консоль и остановился прямо перед хрупкой стеклянной преградой.

Гроза надвигалась на столицу. В отдалении уже были видны голубоватые вспышки молний и слышно ворчание грома. Отличные декорации к его персональному кошмару. Орсон прислонился лбом к холодному стеклу. Перед ним и под ним распростерлась многоэтажная бездна, в которой медленно гасли огни, подавляемые распространяющимся мраком. Как долго он прокладывал путь с самых низов сюда, наверх? Как много потерял, чем жертвовал? Он считал себя в безопасности, достигнув немыслимых высот, но оказалось, что путь впереди залит кровью тех, кто пытался до него, и ступени стали опасно скользкими.

От двери внезапно пришел короткий сигнал, и створка отъехала в сторону. На пороге стояла запыхавшаяся Джин. В ее кулаке до сих пор был зажат кодовый цилиндр.

— Работает! — звенящим голосом воскликнула она, с истерическим торжеством демонстрируя цилиндр. — У меня еще есть допуск!

— Джин…

Орсон даже не успел ничего сказать. Пахнущий грозой и свежестью вихрь налетел на него, толкнул к окну, прижимая лопатками к гладкому холодному стеклу. Ее поцелуи были отчаянными и какими-то сумасшедшими. Джин беспорядочно гладила ладонями его лицо и плечи, будто снова стала потерянной маленькой девочкой, стремящейся зацепиться за что-то стабильное в бурном потоке жизни.

Орсон понимал, что все это несвоевременно, однако выпустить ее из объятий не мог. Ему тоже было страшно. Если завтра он не сможет быть достаточно убедительным, то никогда больше не увидит свою Джин.

Они раздевали друг друга в напряженном молчании. Рывками, лишенными осторожности, деликатности… Для этого не было времени. Мир сжался до размеров этой самой комнаты — их личного убежища, сохраняющего иллюзию безопасности. В эпицентре грозы, торжествующей над небоскребами столицы, Орсон и Джин сжимали друг друга в объятиях, словно пытаясь найти то единственно важное, что объединяло их.

И это даже не любовь, какой бы безумной и неправильной она ни была, — внезапно поняла Джин, глядя в его прозрачно-голубые глаза. Просто они были роднее, чем отец и дочь, брат и сестра. Ближе, чем друзья или любовники. Они были целым миром друг для друга, и прямо сейчас этот мир раскалывался на куски под оглушительную канонаду грома и небесные электрические разряды. Обрушившийся с небес ливень хлестал в панорамное окно мутными потоками, тьму освещали лишь вспышки молний. Голубовато-белые, они на миг ослепляли, оставляя в памяти увиденное, словно на голофото.

Сквозь призму страха и отчаяния пронзительной нотой звучал немой крик, и тогда их прикосновения и жадные поцелуи приносили небольшое, но такое желанное облегчение. Орсон что-то сбивчиво шептал в самые губы Джин, но проклятый гром мешал расслышать его слова. Единственное, что не имело двойных толкований, — отчаяние в его взгляде, губительное и ядовитое. Она всхлипнула, притягивая его ближе. Главное — не отпускать.

Расстеленный на мягком ковре белый плащ — такая нелепая забота, но в этом был весь Орсон. И они занимались любовью, двигаясь в унисон с бушевавшей бурей, а удовольствие пронзало их беспомощные тела подобно каскаду молний. Воздух звенел, напоенный запахом секса и звуками их близости — иногда тихими, едва различимыми вздохами, иногда — томными стонами.

Джин вплела пальцы в седые волосы Орсона, направляя его, и он с легкостью подчинялся, целуя ее напряженные соски, жадно вбирая их в горячий влажный рот. Он двигался резко, даже грубо, находя в этих беспорядочных толчках свое освобождение. От холодного ужаса перед грядущим. От собственной беспомощности перед карательной системой. От терзающего душу страха не вернуться назад.

Здесь и сейчас Джин помогала ему забыться, утопить все сомнения и сожаления в слепящей волне надвигающегося оргазма. Орсон чувствовал, как покалывает кожу на затылке, как внутри будто рвутся цепи, которыми он добровольно сковал себя когда-то. Понимает ли она, что происходит с ними? С ним?! Боль и удовольствие в равной степени подхлестывали Орсона, когда он потянул Джин на себя, заставляя усесться на свои бедра.

Гром за окном гремел, наращивая свою мощь, и стекла тонко, опасно звенели под напором ледяной воды. Джин кончала сильно и ярко, хрипло выдыхая и ловя губами его пальцы, слепо гладившие ее лицо. Подхватив ее под спину, Орсон ускорился, пытаясь достигнуть собственного пика, и коротко вскрикнул, уткнувшись лицом в ее шею. Джин потянула его за волосы, чтобы видеть, как хищное напряжение в его лице сменяется жалобным облегчением. Она чувствовала его удовольствие в коротких, сладких спазмах его бедер. Это было просто — иначе. Такое огромное, потрясающее открытие, принадлежавшее только им двоим.

…Завернутая в плащ, Джин полулежала на коленях Орсона, расслабленно наслаждаясь тем, как его шершавая ладонь оглаживает ее оголившуюся грудь. Мягко, неторопливо. Кресло, повернутое к окну, позволяло им наблюдать за все еще бушующей грозой и короткими золотыми вспышками, затерявшимися в черном мраке туч. Орбитальные зеркала сражались с непогодой, и буря уходила на восток, теряя свою силу. Выплеснув всю ярость, умыв и очистив этот город, она постепенно растворялась в темноте ночи.

— Что теперь будет? — тихо спросила Джин, боясь поднять взгляд на лицо Орсона.

Он лишь неопределенно пожал плечами.

— Ты же вернешься, Орсон? Вернешься ко мне?

— Я очень надеюсь на это, родная, — прошептал он в ее теплую макушку.

Ладонь, лениво путешествовавшая по ее телу, спустилась ниже, проникнув между бедер девушки, и она захныкала, уткнувшись ему в шею. Ей не понадобилось много времени.

Когда Джин Эрсо проснулась на узкой и жесткой кушетке в соседней комнатке, все еще завернутая в белоснежный плащ, рядом не было никого.

* * *

Над огромной голоприемной платформой парили кадры с видом на злополучный створ системы охлаждения. Техническая комиссия уже три часа кряду обсуждала необходимость и эффективность подобного решения, пытаясь оценить его потенциальную опасность.

— Больше всего тревожит даже не факт столь вопиюще варварской конструктивной особенности, — ядовито улыбнулся известный архитектор и инженер Уоллекс Блиссекс, — а то, что обнаружить ее удалось совершенно случайно.

Кренник бросил взгляд на сидящего во главе стола гранд-моффа Таркина и огромную черную фигуру, возвышающуюся за спинкой кресла губернатора. Респиратор Лорда Вейдера издавал сипящие звуки, которые странным образом казались Орсону аритмичными и ужасно раздражали. Он поднял над поверхностью приемной платформы ладонь, и под ней тут же начал формироваться массив данных по возбужденному председателем комиссии вопросу.

— Ни о какой случайности или предумышленном сокрытии системы охлаждения речи не идет. — Орсон смерил надменного Блиссекса холодным, уверенным взглядом.

Тот приподнял темные брови, сделав жест в сторону данных.

— Поясните.

Орсон глубоко вздохнул и развернул перед собой целый веер виртуальных страниц отчетов и докладов, подсветив красным упоминания плана шахты.

— Начиная с того момента, как решением производственного отдела был утвержден, а затем и завизирован план помещений, обслуживающих реактор, теплоотводы для удаления газов, обеспечивающие необходимое охлаждение реактора, всегда… Я подчеркиваю, господа, всегда находились в перечне чертежей, к которым любая из инспекционных комиссий имела доступ в любое время.

— В пакете данных от этих звездных дат ваша шахта отсутствует. — Блиссекс протянул руку и, еще раз сверившись с информацией на своем терминале, выделил из ряда отчетов, поднятых Кренником, пять, действительно не подсвеченных алым. — Какое совпадение, но именно в эти даты проводились генеральные проверки соответствия объекта чертежам.

— Вы ошибаетесь. — Орсон оставил над панелью только отчеты, заинтересовавшие председателя комиссии. — В подкаталогах к этим отчетам стоит маркировка, указывающая на справочную информацию по всем коммуникациям, выходящим на обшивку станции.

Бевел Лемелиск, молчавший все это время, наклонился ближе, открывая виртуальную ветку одного из отчетов и проходя по ней до указанной маркировки. Его протезированный глаз вспыхнул, анализируя информацию по подкаталогам.

— Это правда, — наконец признал он, обменявшись взглядом с Блиссексом.

Тот нахмурился и открыл следующий отчет. Добравшись по крайне запутанной ветке до нужного объекта, он протянул:

— Но почему для того, чтобы оценить эффективность этого решения, стоит так тщательно его искать?

— Это всего лишь несовершенство административной системы и каталогизирования информации, — тихо ответил Орсон.

Ему казалось, что сипящий звук дыхания Вейдера становится громче… и нетерпеливей. Таркин же, напротив, являл собой образец ледяного спокойствия.

— Или попытка скрыть недостатки, — продолжал настаивать Уоллекс.

— Такие, например, что помогли вам запустить в серийное производство целую серию ПЗР «Победа» с фатальным «конструктивным решением» о сокращении количества ударных авиагрупп и заниженными показателями скорости в счет усиленного бронирования корпуса? — парировал Орсон.

Уоллекс покрылся красными пятнами гнева и досады. Рядом с Орсоном тихо хмыкнула Лира Вессекс, оценив изящный выпад против ее отца. Они всегда были конкурентами, и в последние годы эта вражда только обострилась.

— Я не понимаю, какое это имеет значение в рассматриваемом нами…

— Битва при Денабе была проиграна из-за этих недостатков, — внезапно громыхнул Лорд Вейдер, и Блиссекс мгновенно притих, побледнев. — Если у Звезды Смерти есть такое же уязвимое место, его следует ликвидировать немедленно, а не рассуждать, насколько скрытым в бумагах оно оказалось.

Лира Вессекс еще раз вывела створ шахты на всеобщее обозрение.

— В принципе, диаметр отверстия позволяет пропустить боевую единицу протонной торпеды. Тила Каарз считает такой момент опасным, но… Директор Кренник, насколько именно сейчас, на финальной стадии стройки объекта, актуальна эта шахта? Ведь, если судить по вашему отчету, это было временным решением?

— Совершенно верно, — кивнул Орсон. — Я прошу учесть тот факт, что основная группа ученых, работавших над планом системы охлаждения, — гражданские. В их приоритете стоит повышенная безопасность персонала и перестраховка в тех случаях, когда дело касается радиационных всплесков. Если закрыть створ этой резервной шахты тройным слоем квадания, боевой потенциал станции не снизится, но останется небольшой шанс увеличения периода перезарядки главного калибра. Реактору необходимо длительное время на остывание.

— Насколько увеличится время? — недовольно нахмурился Таркин.

Легким движением ладони Орсон направил в сторону губернатора сформированный пакет данных, и тот, открыв его, погрузился в изучение графиков и диаграмм.

— Считанные минуты, сэр.

Бевел Лемелиск, все это время изучавший сравнительную документацию по параметрам отверстия шахты и вариантам возможно применимых к нему снарядов, поднял взгляд на Кренника.

— Соглашусь с директором в том, что касается слишком малых шансов попадания торпеды. В девяноста процентах симуляций данной ситуации протонная торпеда взрывается на поверхности обшивки, не нанося существенного вреда. И вообще, в масштабах станции попадание в этот сектор экватора стремится к нулю.

— Это если не знать, где искать, — вдруг холодно улыбнулся Таркин.

От этой понимающей улыбки у Орсона кровь заледенела в жилах. Он и без того провел на ногах несколько утомительных часов, доказывая этим высокомерным ублюдкам невиновность команды ученых и свою собственную. Но каждый раз реплики Таркина, сказанные в нужный момент, сводили на нет все его усилия, и спор начинался снова.

— Всегда есть те самые десять процентов. — Внезапно прозвучавший бас Вейдера снова погрузил конференц-зал в почтительную тишину. — Только джедай мог бы загнать торпеду под нужным углом и так, чтобы она прошла весь узкий ствол шахты.

— К счастью, джедаи вымерли не без вашей помощи, Лорд Вейдер, — подобострастно произнес Блиссекс, но темный лорд лишь с сомнением покачал головой.

— За последние годы они научились скрываться в Силе. Эта «уязвимость» опасна, и от нее следует избавиться.

Кренник вновь развернул перед комиссией виртуальный концепт необходимой коррекции, который составили запертые в архивах ученые.

— Это не займет много времени. Станция будет в идеально рабочем состоянии к моменту демонстрации ее огневой мощи. Фокусировочная тарелка уже установлена, нам нужен лишь финальный тест программного обеспечения и оборудования.

Не говоря ни слова, Дарт Вейдер развернулся и покинул зал. Сочтя это за завершение разбирательств, стали собираться и инженеры. Уходя, Лира дружески хлопнула Орсона по плечу, словно признавая его заслуги, но… Как только последний член технического совета удалился, со своего места поднялся гранд-мофф.

— Останьтесь, Кренник.

Орсон медленно повернулся к губернатору Внешнего кольца, пытаясь сохранить на лице остатки невозмутимого достоинства. Эти часы были поистине мучительны для него. Несколько раз сжав и разжав пальцы в черных перчатках, он заложил руки за спину, чтобы не показывать Таркину степень своей усталости.

— Хороший ход с упоминанием Денаба. Лорд Вейдер оценил близкую ему тему.

— Никто не хочет демонстрации слабых сторон своих проектов, и Блиссекс — не исключение.

Таркин склонил голову к плечу, наблюдая за Кренником немигающим холодным взглядом древней рептилии.

— Что ж, вы доказали комиссии свою непричастность к потенциальной угрозе станции. Поздравляю.

— Моя рабочая группа тоже не должна пострадать, — угрюмо напомнил Орсон.

Жесткий воротничок кителя впивался в горло, как удавка, но он не имел права давать слабину. Только не при Таркине.

— Сирро Аргонна и его подопечных освободят уже сегодня, но за одним исключением. Допускаю, что Лорд Вейдер не обнаружил в ваших изворотливых объяснениях лжи, зато я прекрасно вижу, когда люди недоговаривают.

— Н-не понимаю, о чем вы. — Голос Орсона дрогнул, и взгляд метнулся прочь от лица губернатора, упираясь тому в грудь, а в висках заполошно забился пульс.

— Понимаете, конечно. Иначе вы не продержались бы на своем месте столь долго. Разумеется, речь идет о Галене Эрсо. В отличие от вашей, его вина полностью и абсолютно доказана. Связи с Альянсом, сочувствие повстанческому движению… В этом свете подобная маскировка уязвимого места станции видится уже не так безобидно, как «несовершенство административной системы», не правда ли?

Орсон промолчал. Он не мог оторвать взгляда от ранговой планки гранд-моффа. Глянцевая и блестящая, она словно была символом его унижения и ужаса.

— Впрочем, вы смогли удивить меня, Орсон. — Таркин обманчиво мягко улыбнулся, заставив директора вздрогнуть. — Я считал вашу привязанность к другу более драматичной, но вы даже не попытались дать ему шанс сбежать. Более того, отрезали ему путь к отступлению собственным кодом доступа. Это несколько изменило мое мнение о вас.

— Каким образом? — едва слышно спросил Кренник, и Таркин все еще мягким, почти сочувствующим тоном пояснил:

— Раньше я считал, что у вас напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Приятно ошибиться хоть в чем-то.

Грудь сдавило обручем боли, и Орсон коротко вздохнул, но это не принесло облегчения. Отступив на шаг, он почти упал в кресло и поднял затравленный взгляд на наступающего губернатора. Теперь Таркин возвышался над ним, словно ледяное изваяние, лишенное любых человечных черт, и только его голос продолжал звучать, ядом вливаясь в уши.

— Вы уже догадались, каким образом стало известно о предательстве Эрсо?

— Джин.

— Да, именно она собрала всю необходимую информацию для ареста собственного отца. Это даже иронично. Можете гордиться, директор: ваш второй проект «Лояльность» полностью оправдал себя. Психологические программы, составленные сотрудниками отдела передовых вооружений, уже запущены в работу, и у нас есть не меньше двух сотен абсолютно верных агентов. Таких, как Джин Эрсо, способных без стыда и ложных рефлексий выполнить возложенную на них задачу. И Император весьма доволен результатами. Скажите, Кренник, каково это — сознавать, что проект гораздо совершеннее своего создателя, и художник, написавший изумительный шедевр, может оказаться гадкой, трусливой мразью? В Джин Эрсо силы куда больше, чем в вас.

Таркин вдруг протянул руку и, вцепившись в седые волосы на затылке Орсона, заставил его поднять бледное лицо.

— Благородный человек на твоем месте застрелился бы, Кренник. Но ты далеко не благороден, поэтому живи с этим.

Всю дорогу до жилого комплекса, в котором располагались его апартаменты, Орсон провел в подавленном молчании. Его кар плавно двигался в потоке других машин, за штурвалом — неизменный Матиз, который тоже был не из болтливых и, судя по всему, все еще испытывал неловкость за недавний арест начальника. Кренник равнодушно скользил взглядом по огромным телестерео, парившим перед фронтонами зданий. В прямой эфир шли новости об арестах негласных лидеров Альянса повстанцев: Мон Мотмы, Гарма Бел Иблиса, Бейла Органы… Триумф правоохранительной системы. И если в любое другое время Орсон непременно полюбовался бы этим зрелищем, сейчас он не мог думать ни о чем, кроме Галена.

Квартира встретила его тишиной. Он сразу же ощутил пугающую пустоту этого места. Тусклый свет над терминалом, у которого стоял деактивированный Ди-восемь, позволял рассмотреть достаточно для того, чтобы внутри Орсона поднялась волна захлестнувшей его скорби. Исчезло все, что хоть как-то указывало на существование Галена Эрсо: безделушки с каминной полки, совместные голофото, любимые книги… Стараясь не сорваться на бег, Орсон пересек гостиную и остановился перед дверью в комнату Галена. Теперь здесь царила абсолютная чистота, выскобленная до стерильного крахмального хруста. Сняли даже постельное белье.

Орсон не помнил, как дошел до кровати и лег на нее, широко раскинув руки и закрыв глаза. Он думал, что горе будет неподъемным, что оно раздавит его, выпотрошит, оставив пустую, хрупкую оболочку, но сейчас чувствовал лишь усталость и застарелую боль в груди. Он все еще дышал, его сердце билось, а в мыслях царила космическая пустота.

Может, Таркин и хотел бы увидеть его сломленным, но, несмотря на груз вины, Орсон Кренник не хотел умирать даже сейчас. Лишившись всего — карьеры, смысла жизни, любимого человека, — он все еще упорно продолжал бороться.

Сколько времени он провел там, свернувшись клубком вокруг разбитых осколков своей жизни? Пустая перламутровая раковина, подобная той, которую Джин нашла однажды на белом пляже Аркадии. Почти прозрачная — ее было страшно взять в руки, чтобы не раздавить.

Мысли Орсона лениво блуждали, все чаще возвращаясь к более счастливым временам. Ведь он был счастлив когда-то, верно? Усталость сильно мешала сосредоточиться, но почему-то ему казалось, что только появление в его жизни Джин позволило ему стать лучше, забыть о холодности Галена. Ведь ей он был нужен всегда.

— Орсон?..

Его волос коснулась теплая ладонь, пригладила мягко, так знакомо и по-домашнему. Он поймал ее руку, сжал в своей ладони, не желая отпускать. Джин легла рядом, обняла. Они оба молчали, и только время от времени она тихо всхлипывала, прижимаясь к нему теснее. Наверное, он пугает ее, — догадался Орсон. Он открыл глаза, встретив тревожный взгляд Джин.

— Все закончилось?

Орсон молча кивнул.

— Ты простишь меня когда-нибудь?

Он внимательно смотрел на испуганную, зареванную Джин и думал о том, как же он все-таки сильно ее любит. Даже зная, что она сделала, он принимал ее всю, потому что это была Джин. Его Звездочка.

— Ты — все, что у меня есть, — тихо ответил Орсон. — И на этот раз я точно не буду ждать под дверью.

Джин шмыгнула носом, стараясь не разрыдаться. Она давала себе обещание, ведь правда? И все же слезам было наплевать на все обеты, и они катились по щекам, срывались с кончика покрасневшего, распухшего носа.

— И что же ты сделаешь?

Прыгающие губы никак не складывались в улыбку. Джин хотелось кричать, безобразно и отвратительно плакать, размазывая по лицу сопли и слезы, чтобы выскрести из памяти то, каким она нашла его несколько минут назад. Неподвижным, с пустыми, мертвыми глазами и совершенно белыми губами. Она никогда в жизни так за него не боялась.

В родных глазах затеплился робкий огонек, и Орсон прошептал:

— Я построю такой дом, где не будет этих криффовых дверей, так что тебе не спрятаться. А в это место мы никогда больше не вернемся.

Старший офицер по лояльности Джин Эрсо торопливо шла по широкому светлому коридору Центрального штаба ИСБ, время от времени кивая знакомым офицерам. В огромных окнах можно было видеть закатное небо Столицы, пересеченное строгими трассами воздушного движения. Над горизонтом уже появилась медленно дрейфующая по орбите Корусанта новая луна — Звезда Смерти. Гарант всеобщего спокойствия и безопасности в эти тревожные времена.

Семь долгих лет назад, когда было покончено с террористическими бандформированиями, именующими себя Альянсом повстанцев, казалось, что кризис преодолен и все волнения и угрозы остались позади. Однако внутренние проблемы и не думали исчезать. Да, основные ударные силы повстанцев были разгромлены в результате их самоубийственной атаки на боевую станцию нового типа, но их пассивные ячейки остались скрытыми и время от времени проявляли себя.

Был сформирован новый отдел Имперской службы безопасности под кодовым наименованием «Лояльность», куда вошли офицеры, подвергшиеся особой психологической обработке и показавшие наивысшую сопротивляемость техникам внушения вербовщиков повстанцев. Джин Эрсо занимала в этом отделе одну из ведущих должностей: к ее мнению прислушивалось руководство ИСБ, а ее люди находились на ключевых постах в армии и флоте, выявляя изменников среди солдат и офицеров. И вот теперь Галактика стояла на пороге новой войны.

Джин проскользнула в открывшуюся дверь, ведущую в один из конференц-залов, в котором проходил спешно созванный кризисный совет, состоявший из моффов звездных систем, советников Императора и, разумеется, силовиков от армии и флота. Заняв место рядом с представителями Имперской службы безопасности — полковником Юлареном и Исанн Айсард, — она негромко сказала:

— Харус задерживается. Велено начинать без него.

Вуллф недовольно покачал седой головой.

— Нам бы пригодился его авторитет. Моффы настроены крайне скептически.

— Может, это потому, что каждое такое заседание заканчивается выбиванием из них финансирования? — Джин нахмурилась и приготовилась слушать докладчика.

Лорд Джанус Гриджатус, сложив ладони пирамидкой на уровне груди, начал скорбным голосом:

— Многим из вас, господа, уже известно, что над Империей нависла угроза куда масштабнее, чем жалкое восстание. Все это время мы тщательно изучали обрывки информации, доходившей до нас через беженцев из Неизвестных регионов в результате стычек на Дальних рубежах с некоей расой, технологически или равной нам, или, по некоторым новым сведениям, превосходящей наш уровень развития в том, что касается биотехнологий.

Среди моффов прошел недоверчивый шепоток, который тут же утих, стоило советнику Императора продолжить.

— Прямо сейчас ведутся напряженные переговоры с Доминацией Чиссов, столкнувшейся с этой угрозой раньше нас. Вы прекрасно знаете, какими великолепными воинами являются представители этой гордой расы. И они в ужасе. У гранд-адмирала Гранта есть доказательства того, как быстро йуужань-вонги, как они себя называют, разделываются с теми, кто встает у них на пути.

Место лорда-советника занял высокий темноволосый мужчина с планкой гранд-адмирала на груди. Он обвел совет моффов мрачным, тяжелым взглядом и, включив объемную голограмму, произнес:

— Активными действиями йуужань-вонгов против Империи можно считать разжигание конфликта между Роммамулем и Осарианом. Геноцид этих народов целиком и полностью лежит на нашем новом враге. Уничтожена исследовательская станция на Белкадане, но вместе с этим мы получили ценные сведения о вооружении противника. Как вы думаете, что это такое?

На голограмме завис огромный астероид, вращаясь вокруг своей оси и позволяя зрителям разглядеть себя во всей красе.

Кол Сирдон пожал плечами, ответив за всех в зале:

— Очевидно, астероид.

Грант жестко усмехнулся и возразил:

— Все далеко не так очевидно, гранд-мофф. Как выяснилось позднее, это — не что иное, как корабль-мир, на котором в наше пространство вторглась первая волна пришельцев. Их вооружение позволяет разносить наши корабли в ошметки за считанные минуты. Боевое соединение капитана Амрода столкнулось с ними у системы Хелска и потерпело сокрушительное поражение.

На голограмме звездный разрушитель класса «Император» покрылся язвами огненных разрывов, после чего погиб в мощнейшей вспышке. В зале воцарилась тишина.

— Они наступают со стороны Рукава Тингела и корпоративных секторов. Автаркия уже просит помощи и защиты. У гранд-моффа Таркина есть информация о том, что йуужань-вонги смогли обрушить луну Сернпидаля на планету и тем самым разрушили всю систему.

— И вы говорите нам об этом только сейчас?! — возмущенно выкрикнул со своего места мофф Панака.

Адмирал Грант уступил место лорду-советнику Гриджатусу. Тот тяжело вздохнул, и его старческий голос проскрипел сокрушенно:

— Угроза была подтверждена только в последние годы. После безуспешных попыток наладить контакт с руководством пришельцев удалось выяснить следующее: они абсолютно не заинтересованы в дипломатическом решении конфликта. Их нападение — великий джихад против рас, осквернивших себя использованием технологий. Те немногие пленники, которых удалось захватить, предпочитают покончить с жизнью, чтобы не выдавать своих тайн, поэтому информации так унизительно мало.

— Но у нас есть оружие, способное уничтожать объекты размером с планету. — Адмирал Мотти торжествующе воздел палец вверх, намекая на кружащуюся по орбите Корусанта Звезду Смерти.

Джин еле слышно фыркнула, подивившись, как резко меняется мнение людей. Еще недавно проект Орсона Кренника моффы называли не иначе, как черной дырой для бюджета Империи и неподъемными веригами. Теперь же только на него и уповают. Впрочем, — и этого она тоже не могла простить напыщенным идиотам из совета, — у Орсона отняли его создание, понизили в звании и навсегда смешали его имя с грязью всего лишь за подозрение в госизмене. Теперь директором Звезды Смерти считался Бевел Лемелиск, и Орсон долго и болезненно переживал это унижение. Однако сегодня все изменится. Джин ни за что не позволила бы себе пропустить тот момент, когда все эти люди поймут, от кого зависят их жалкие жизни. Одно осознание этого вселяло в нее какую-то злобную радость, и это трепещущее чувство рождало внутри почти детский восторг.

Между тем, советник скривил тонкие губы в насмешливой улыбке.

— Одной Звезды Смерти на всех не хватит, адмирал. Галактика настолько огромна, что даже сведения об упавшей луне Сернпидаля доходят до нас только сейчас.

— И что вы предлагаете? У Императора есть решение?

— Помимо помощи корпоративных секторов, сейчас активно переводящих свои производственные мощности на изготовление вооружения и средств защиты, объединения с Чисской Доминацией и любого посильного участия космоса хаттов в совершении более выгодных торговых сделок, у нас есть только один ответ. — Джанус сделал многозначительную паузу и продолжил: — Император в мудрости своей предрек появление врага и позволил ученым разработать проект совершенного нового типа кораблей — «Кластерная призма».

Джин подалась вперед, закусив губу. Как она и ожидала, провести презентацию «Призмы» позволили самим ее создателям — Орсону Креннику и Лире Вессекс. Их голограммы в полный рост возникли за спиной советника, и тот представил их как знаменитых инженеров-конструкторов и архитекторов Галактики. Жадный взгляд Джин заскользил по родной фигуре. Она залюбовалась тем, как держится ее мужчина, как гордо расправлены его плечи. Теперь ему нечего стыдиться — полное и триумфальное возвращение на вершину известности! Джин отметила, что, несмотря на качество голограммы, видно, что Орсон выглядит отдохнувшим и помолодевшим. Сеансы в бакта-камере явно пошли ему на пользу. Она невольно улыбнулась, когда услышала его низкий, хрипловатый голос. Такой любимый.

— Корабли нового типа сочетают в себе ранее открытые кайбер-технологии и опыт кластерных роевых дредноутов. Любая «Призма» способна генерировать луч суперлазера, подобно Звезде Смерти, и, соответственно, уничтожать авианосцы противника класса А-век Иилууну, фрегаты Чуун М’ар и гранд-крейсера.

— Кроме того, — подхватила Лира Вессекс, — благодаря новейшим разработкам в использовании кайберов мы нашли способ наносить на обшивку слой из измельченной крошки кристаллов. Такое напыление придаст дополнительную степень защиты и позволит «Призме» атаковать корабли противника таранным методом.

Над голоплатформой появилось первое трехмерное изображение корабля типа «Призма». Его форма ничем не напоминала величественные треугольники ИЗР. Это был в корне иной дизайн — сверкающий в темноте космоса изящный и смертоносный полумесяц. По залу прокатился единый вздох удивления и даже восторженные возгласы. На симуляции «Призма» сгенерировала луч лазера из фокусировочных камер на концах полумесяца, и созданный поток энергии уничтожил астероид. Следующая каменная глыба погибла в тот момент, когда другой корабль просто прошел через нее насквозь, словно нож сквозь масло.

Орсон продолжил презентацию:

— Роевый принцип управления позволяет сократить экипаж до двух тысяч против тридцати шести, как на ИЗР класса «Император».

— Галактика уже имела опыт с подобным типом управления. Неудачный, — напомнил мофф Дисра, скептически подняв брови. — Черный флот «Катана» тому пример.

— Мы учли в своих разработках все слабые стороны дредноутов прошлого, — уверенно парировал Орсон. — Все системы продублированы и снабжены тройной степенью защиты от несанкционированных прыжков в гипер. Флот «Кластерная призма» станет ответом на агрессию пришельцев.

— В чем же подвох? — уточнил въедливый Панака.

— У нас в распоряжении только сто тридцать полностью готовых вымпелов.

— Но этого ничтожно мало!

— Несомненно.

Кивком поблагодарив инженеров, лорд-советник отпустил их, и голограммы исчезли. Однако Джин Эрсо могла бы поклясться всем самым дорогим в ее жизни, что напоследок Орсон бросил взгляд в сторону ее ложи и чуть заметно улыбнулся. Она не смогла удержаться от ответной улыбки. Как же ей не хватало его все это время!

— Всем известно: государственный бюджет не резиновый. Чтобы эффективно противостоять угрозе вторжения, нам необходимы частные инвестиции для постройки новых кораблей. И теперь самый важный вопрос, моффы. Во сколько каждый из вас оценит безопасность своего звездного сектора?

Джин довольно откинулась на спинку своего кресла. Несмотря на очевидное недовольство секторальных губернаторов, было ясно: никто не хотел терять планеты и их население, а значит, совсем скоро потоки финансов потекут в проект «Кластерная призма», сливаясь в неудержимую и полноводную реку.

* * *

— Входите, мисс Эрсо.

Холодный, ровный голос гранд-моффа Таркина заставил Джин повиноваться. Она приблизилась к письменному столу губернатора, заметив, что он над чем-то работает: странный механизм, состоящий из крошечных, изящных шестеренок и деталек, разглядеть которые был способен лишь сам Таркин. Сняв увеличительный прибор, он окинул фигуру Джин неожиданно острым, цепким взглядом. Она же всегда чувствовала себя некомфортно под слишком пристальным вниманием этого могущественного человека.

— Работа отдела под вашим руководством за последний год показывает снижение эффективности.

— «Это потому, сожри тебя Абелот, что я не была дома криффову прорву времени!»

Однако вслух Джин лишь почтительно наклонила голову и сказала:

— Я приму необходимые меры, губернатор.

Она не позволила даже тени страха и неуверенности возникнуть в своем сознании. Таркин любил играть в психологические игры, и она напоминала себе об этом всякий раз, когда готовилась войти в эту клетку с коварным нексу. В конце концов, Джин Эрсо больше не сопливая девчонка.

— Полагаю, ваш перевод на флагман «Призмы» решит этот вопрос, — констатировал Таркин, препарируя лежащий перед ним механизм.

Джин казалось, будто она ослышалась.

— Простите, сэр, я правильно…

— Если бы у вас были проблемы со слухом, вы вряд ли и дальше занимали бы свою должность, — не скрывая сарказма, ответил Таркин. Он выбрал из кофра, обитого дорогой замшей, миниатюрный пинцет. — Ваш… партнер тоже проявляет меньше рвения в последнее время, так что, надо думать, ваше присутствие его, кхм, взбодрит.

— Не партнер, сэр. Супруг, — твердо поправила Джин, втайне до сих пор глупо радуясь этому обстоятельству.

Таркин поднял голову и взглянул на нее со странным выражением в прозрачно-голубых глазах.

— Примите мои соболезнования, — наконец, желчно усмехнулся он. — Как бы то ни было, но, отправляя вас на «Розу ветров» в качестве уполномоченного генерал-инспектора по лояльности, я ожидаю, что вы донесете до Кренника всю серьезность поставленной перед его отделом задачи. То обстоятельство, что его помиловали однажды, не гарантирует повторения чуда. Чудеса вообще редки в нашем мире, Эрсо. Император планирует посетить Флот «Призмы» через один стандартный месяц.

— Все финальные испытания будут проведены к его прибытию, губернатор, — отчеканила Джин.

Таркин удовлетворенно кивнул, возвращаясь к инструменту, который он до сих пор держал в руках.

— Вы знаете, что это? — внезапно спросил он.

Джин подавила порыв пожать плечами, вежливо предположив:

— Сломанный механизм, сэр?

— Это — древний хронометр. Он принадлежал еще моему прадеду. Иногда он выходит из строя, и его нужно чинить. Совсем как вас двоих.

Джин тяжело сглотнула вставший в горле ком и тихо спросила:

— Что вы имеете в виду?

— Знаете, меня забавляет нездоровая природа вашей связи, — меланхолично сказал Таркин. — Вы — как две непоправимо сломанные вещи, которые, будучи вместе, почему-то работают исправно. Но что станет с одной из этих шестеренок, если другая вдруг перестанет двигаться?

Крошечный изящный пинцет прижал двигающуюся деталь в механизме, и тут же послышался жалобный дребезг и скрип — вторая шестеренка мучительно содрогалась в попытках провернуться. А Джин вдруг поняла, что ей не хватает воздуха. Сердце ломилось в грудной клетке, кровь стучала в висках. Обрушившийся на нее ужас наравне с пониманием смысла угрозы мешал внятно думать. От ее уверенности не осталось даже следа — только дикое желание немедленно связаться с Орсоном: увидеть его, услышать его голос, знать, что он не исчез.

Таркин, все это время внимательно наблюдавший за ней, довольно кивнул.

— Запомните это ощущение, Джин Эрсо. Пока мне необходимо, чтобы вы исправно работали, но… — Пинцет отодвинулся, позволив шестерням возобновить привычный бег, и в тишине кабинета Джин отчетливо услышала тихий, но ритмичный звук: тик-так… тик-так…

Таркин скупо улыбнулся — одними уголками губ.

— Но как только это изменится, я обещаю, что вы узнаете об этом немедленно. Ваша зависимость друг от друга — удобный инструмент, если знать, как им пользоваться.

Джин щелкнула каблуками, коротко кивнула и четко развернулась через плечо, покидая кабинет гранд-моффа с ощущением стального капкана на беззащитном горле. Всю дорогу до ангара «Исполнительницы» — личного разрушителя Уилхаффа Таркина — ее сопровождал стук каблуков по стальному полу: тик-так… тик-так…

У шаттла ее встретил улыбчивый офицер.

— Куда на этот раз, мэм?

— Домой, Птерро. Мы возвращаемся домой.

* * *

«Роза ветров» — величественный флагман нового флота, хрустальная драгоценность во мраке космоса. Напыление из кайбер-кристаллов на обшивке льдисто искрилось, словно иней. Обманчиво хрупкое совершенство. Ни единой лишней детали, идеальные пропорции, смертоносное очарование — все это создал тот, кого Джин любила всю свою жизнь. А он по-прежнему называл свои творения в ее честь⁽¹⁾.

Шаттл опустился на посадочную площадку и выдвинул рампу. Сквозь клубы пара работающих систем охлаждения репульсорных стоек Джин Эрсо сошла на палубу навстречу парадному строю штурмовиков и старших офицеров корабля. Однако ей пришлось разочароваться: Орсон на торжественной встрече не присутствовал, и вместо него генерал-инспектора по лояльности приветствовали капитан Эррол и Лира Вессекс. Обменявшись обычными в этих случаях любезностями, Джин разрешила капитану распустить солдат и направилась на мостик «Розы» в компании Лиры.

— Что же, вы — наш новый офицер по лояльности? — Голос у Лиры был с очаровательной хрипотцой, а взгляд темных глаз — весьма проницателен.

— По распоряжению гранд-моффа Таркина я обязана проследить за приготовлениями к визиту Императора, — откликнулась Джин, испытывая все нарастающее беспокойство. — Почему я не вижу коммодора Кренника?

— Он в своем кабинете, пытается навести порядок в бумагах. — На губах Лиры вдруг появилась хитрая, даже в чем-то кокетливая улыбка. — К вашему приезду, генерал-инспектор. Это правда, что вы женаты?

— Правда, — отрезала Джин.

— Как жаль, — вздохнула Вессекс, но улыбку со своих полных губ стирать и не подумала.

Начиная испытывать раздражение, Джин сказала:

— Обычно с этим принято поздравлять.

Лира вежливо кивнула, вдруг остановившись на перекрестке двух коридоров.

— Пятая дверь налево. Полагаю, мостик подождет.

Первое, что услышала от своего супруга Джин после целого года разлуки, — короткое и злое:

— Я занят! Матиз, я же просил меня не…

— Матиз передает, что ему очень жаль, коммодор, — ядовито произнесла Джин, и Орсон наконец поднял взгляд от бумаг.

— Джин!

Он успел отодвинуть кресло от стола до того, как Джин по старой привычке оседлала его колени. Прижавшись своим лбом к его, она прошептала:

— Я дома.

Вместо ответа Орсон только крепче обнял ее, торопливо, сладко целуя. Понимая, что еще немного, и встреча перейдет в горизонтальную плоскость, Джин отодвинулась, переводя дыхание. Но касаться его лица не перестала, чувственно, мягко поглаживая его скулы или возвращаясь к коротко стриженным по военной моде седым волосам.

— Знаешь, я бы хотела, чтобы у трапа меня встречал именно ты, а не Лира Вессекс. Кстати, вы уже переспали?

— Дорогая, я безумно доволен тем, что меня еще можно к кому-то ревновать, но здесь ты фатально ошиблась. Во-первых, после смерти мужа госпожа Вессекс уделяет свое внимание исключительно женщинам, а во-вторых… Я навсегда зарекся иметь дела с кем-то по имени Лира, так что с ней у тебя шансов гораздо больше, чем у меня.

— Таркин угрожал мне, Орсон.

Джин маленькими поцелуями касалась его виска, вновь чувствуя себя капризной девочкой на его коленях. Не главой службы лояльности Империи, а просто Джин, которой иногда бывает страшно, и она умоляет его об утешении, потому что он всегда разрешал ей абсолютно все. Даже такие слабости.

— Расскажи мне.

Джин послушно вспоминала разговор с губернатором, наблюдая за тем, как Орсон закуривает сигарету. Ноздри защипало от знакомого аромата табака с нотками ментола. Она наклонилась к его губам, наслаждаясь таким знакомым вкусом. Жадно, алчно, словно в последний раз.

— Это еще не угроза, — оторвавшись от ее губ и медленно выдохнув, проговорил Кренник, — только напоминание о том, что все мы должны быть очень осторожны.

— Они и правда могут это сделать? — Джин содрогнулась от ужаса, представив себе опустевшую виллу на Набу, где проходил их с Орсоном медовый месяц, или эту каюту…

Он поймал ее ладонь и прижал к губам, согревая своим дыханием, даря крошечные, щекочущие поцелуи.

— Второй раз я свою семью не потеряю.

Джин тихо вздохнула, испытывая чудовищное облегчение. Ведь они всегда были семьей, без официальных и громких церемоний, подтверждающих этот статус. Все, что у них есть. Самое ценное в Галактике. И Уилхафф Таркин не прав, потому что чудеса случаются: вот это — настоящее чудо. Хмурится, когда читает отчет, хрипло смеется ее удачной шутке, курит свои сигареты, выглядя при этом бессовестно эротично… И ластится к ее ладоням, словно изголодавшийся нексу.

Словно что-то вспомнив, она вдруг встрепенулась и выложила на стол перед Орсоном бархатную коробочку.

— Что это?

Его голубые глаза умели улыбаться — задорно, с серебристыми искорками в прозрачной глубине. Джин смущенно засопела ему в макушку:

— Ты часто баловал меня подарками, а теперь и я могу это сделать.

Она старалась не ерзать на его коленях от нервного предвкушения, когда Орсон с интересом откидывал крышку шкатулки.

— О! — сорвался с его губ испуганно-восторженный возглас.

Джин посмотрела на хрустальную призму на бархатной подложке и заставила себя сказать:

— Я знаю, ты разбил свою тогда… тогда…

«Разбил». Какое невинное слово. Орсон ломал свою призму с остервенением, разрезая пальцы в кровь, раня ладони бритвенно-острыми осколками, потому что за одно только хранение голографии военного преступника могли прийти и за ним, и за Джин. Он своими руками уничтожил последнее воспоминание о Галене.

— Джин!

Ей отчего-то было трудно посмотреть в его глаза, когда она умоляюще попросила, нервно кусая губы:

— Просто посмотри.

Орсон бережно поднял хрустальную призму и резко крутанул над ладонью, словно боясь передумать. В сверкающих гранях появилась голограмма: Гален Эрсо улыбается кому-то за кадром. Совсем еще молодой, без седины в волосах и разочарованных складок у губ.

— Но как?.. — потерянно спросил Орсон. — Они же уничтожили все.

— Я ведь генерал-инспектор ИСБ, — немного хвастливо, но на самом деле всего лишь пытаясь скрыть нервозность, сказала Джин.

— Это очень опасно, милая. До сих пор.

— Я переделала проектор. Теперь это фото появится только в твоих или моих руках. Я знаю: ты любил его, просто иначе — не так, как это у нас с тобой. После стольких лет я, наконец, смогла это понять…

— Джин… — Орсон выглядел страшно ранимым и вместе с тем абсолютно счастливым, словно последний фрагмент их странной головоломки встал на свое место, завершая всю картину. — Моя маленькая Джин… Но это значит, что для тех, кто попробует взять проектор без разрешения, откроется другое фото?

— Да, — кивнула она, вдруг сильно смутившись. — Прежде чем ты увидишь это, мне надо пояснить. В последние месяцы персонал в Адмиралтействе развлекался одной программкой. Знаешь, когда люди брали генетические карты свои и своих любимых, и я тоже решила…

Запутавшись в ее объяснениях, Орсон заставил призму вращаться во второй раз и потрясенно замер, рассматривая появившегося на голограмме мальчугана. Голубоглазого, темноволосого и с совершенно очаровательной улыбкой.

— Так выглядел бы наш сын, если бы мы… Ну, когда-нибудь… — Голос Джин упал до шепота, и она с опаской покосилась на Орсона, с отчаянной надеждой добавляя: — Красавчик, правда?

Орсон вдруг сел в кресле ровнее, так что Джин едва не слетела с его колен. Вызвав над поверхностью стола трехмерное изображение их виллы на Набу, он начал торопливо вбивать в виртуальное окно какие-то данные, в азарте прикусив фильтр сигареты.

— Орсон, что ты делаешь? — возмущенно воскликнула Джин, но добилась лишь скомканного пояснения:

— Надо изменить планировку. Тебе очень нужна вторая гостиная? Сделаем из нее детскую. Две.

— Родной, у нас на носу нападение агрессивных пришельцев, — не удержавшись от улыбки, напомнила Джин, вплетая пальцы в его растрепанные седые волосы. — Ты уверен, что для этого будет время?

— Значит, еще ангар. Я не позволю своей семье остаться на планете, на которую падает гребаная луна! Тем более, что у Набу их целых три.

Гораздо позже, уже засыпая в объятиях Орсона, Джин еле слышно пробормотала:

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.

И совсем не удивилась, услышав в ответ:

— Поверь, милая, я знаю.

1) Rose — анаграмма фамилии Эрсо (Erso)

Вернуться к тексту