Я знаю почему (и ты тоже) (гет)

Предполагалось, что миссия будет простой. Команда Лорна попросила Элизабет помочь перевести текст в неких Древних руинах на необитаемой планете.

Никто не мог и предположить, что она нажмет не на тот рычаг, соединяющий какой-то давно забытый кристалл с таинственным приспособлением, которое выстреливает в нее сгустком энергии, и Элизабет приходит в себя на каменном полу.

* * *

Что-то чувствуется неправильно.

Как будто шепот голосов, но без слов. Некая странная смесь между звуком, смыслом и формой, расположенной у нее перед глазами, словно головная боль без собственно боли.

Элизабет заставляет себя сесть и потирает лоб. Оно не уходит — гудение висит на задворках сознания, словно жужжащий звук, более низкий, чем ее ухо должно бы быть способно воспринимать, и он имеет форму и цвет, словно призрачный туман на периферии зрения.

Язык без слов. Смысл без формы. Большей частью замешательство.

Похоже на замешательство, но оно снаружи, а не внутри нее.

Элизабет тяжело сглатывает. Лорн протягивает ей руку, чтобы помочь встать. Ей удается встать, но у нее всё еще кружится голова.

Что-то не так.

* * *

Элизабет понимает, что именно, к тому моменту, когда команда добирается до Звездных Врат, и, честное слово, это одна из самых странных вещей, что случались с ней в этой галактике.

Она не может читать мысли.

Но уверена, что слышит чувства.

* * *

По возвращении в Атлантиду Карсон велит ей отправляться прямо в лазарет, а потом суетится вокруг, пока медсестры берут кровь и запускают сканирование.

Элизабет всё еще немного дрожит, но координация стала лучше, и она может сидеть, не качаясь. Медсестры, как всегда, аккуратны и умелы — Карсон очень гордится тем, как без сучка без задоринки работает его лазарет, — и ее устраивают на кровати, дают воды и велят расслабиться, пока они проверяют результаты.

Джон будет беспокоиться, думает Элизабет. Происшествия в других мирах бывают пугающими. Обычно это она выкручивает руки, меряя шагами коридор возле лазарета в ожидании чьих-то результатов.

Справедливости ради, в последнее время он очень старался избежать ранений.

Элизабет закрывает глаза, прислонившись спиной к стене. В лазарете тихо, и даже низкий гул внешних эмоций — скорее фон. Слабый. Далекий. Любопытство, смущение, даже намек на скуку. Она улыбается. Похоже, кто-то считает минуты до конца длинной смены.

* * *

Карсон наконец заканчивает совещаться с медсестрами и подходит сообщить новости.

— Что ж, это что-то новенькое.

Элизабет корчит гримасу и спускает ноги с кровати, чтобы сесть на краю.

— Как всё плохо?

— Это… странно. Не хочу показаться мелодраматичным, милая, но ты действительно можешь чувствовать эмоции окружающих, — Элизабет открывает рот, но Карсон поднимает ладонь, предупреждая вопросы. — И нет, я не могу объяснить. Я не нашел никаких повреждений, и, насколько могу судить, это следствие нaличия чужеродных частиц в твоей крови. Но они неуклонно убывaют, их число уменьшилось даже за последние несколько минут. Каким бы странным оно ни казалось, не думаю, что всё серьезно. И, похоже, временно.

Элизабет выдыхает:

— Звучит слишком просто.

Карсон смеется, потерев шею:

— Ну, ты же сказала, что был лишь короткий разряд. Уверен, это сыграло свою роль. Но как я сказал: у меня нет объяснений.

В коридоре раздается звук шагов, приближающихся к лазарету. Элизабет узнает походку, и конечно же, мгновение спустя появляется встревоженно нахмурившийся Джон.

Когда он подходит ближе, на нее обрушивается вихрь тревоги, плотный и темный. Она видит выражение, которое появляется на его лице, когда он обеспокоен, но чувствовать это: весь этот страх, направленный прямо в ее сознание — ошеломляет.

Элизабет понимает в тот момент, когда Джон останавливает на ней взгляд.

Волна тепла обрушивается на нее, яркая и ясная как стрела. Теплая. Глубокая. Нежная.

Любовь.

Она завихряется вокруг Элизабет, мягкая как облако. Потрясение от знания, какие чувства испытывает Джон, оглушает ее, и Элизабет нужно несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание.

— Она может ощущать эмоции, — объясняет Карсон. — Не считая этого, с ней всё абсолютно в порядке.

Джон моргает.

— Она может…

Элизабет видит мгновение, когда он осознает, доля секунды, когда он делает выводы и понимает, почему она краснеет.

Джон застывает на мгновение, наконец бросает на нее взгляд украдкой. На его лице вопрос, неуверенность в его сознании похожа на облако. Он замкнутый человек. Элизабет всегда знала, что он использует юмор, чтобы скрыть свои настоящие чувства.

Она нежно улыбается ему, желая, чтобы он понял.

Ответ — да, Джон.

Радость омывает его словно вспышка света, согревая ее изнутри. Счастье, удивление и облегчение, и оно оборачивает их обоих словно одеяло.

Никогда еще Элизабет не чувствовала себя настолько абсолютно и всецело любимой.

— Даже за последние десять минут мы зарегистрировали уменьшение активности, — продолжает Карсон, не замечая безмолвного разговора между ними. — Нам надо продолжать наблюдать, конечно, но, похоже, оно пройдет само.

— Хорошо, — голос Джона срывается, и он прочищает горло. — Хорошо. Рад слышать.

— Карсон, — просит Элизабет, — можешь оставить нас на минутку?

— Конечно, — Карсон сжимает ее плечо. — Я буду в своем кабинете, если понадоблюсь.

Элизабет смотрит ему вслед, пока он не исчезает за углом, а потом снова поднимает взгляд на Джона.

— Я не знала про твои чувства.

Джон выглядит смущенным, и, несмотря на завихряющееся вокруг них тепло, Элизабет всё еще чувствует намек на неловкость. В конце концов, он только что нечаянно выдал, что влюблен в нее. И, вероятно, он не планировал признаваться сегодня.

— Не знаю, что сказать.

У него такой вид, словно он хочет отойти от ее кровати, создать дистанцию. Отступить. Восстановить равновесие.

Но у Элизабет преимущество: она точно знает, как он чувствует. Он же не может читать ее эмоции.

А значит, она должна просто показать ему.

Элизабет кладет ладонь ему на щеку, мягко проведя по скуле, после чего притягивает его к себе для поцелуя.

Джон без колебаний отвечает на поцелуй. Один поцелуй превращается в два, потом в три, потом она теряет счет, когда он наклоняет ее голову назад и целует ее долго, и медленно, и глубоко.

Он целует ее так, словно думал об этом целую вечность. Между ними всегда существовала нить притяжения, мучительный гул взаимного чего-то, и вдруг больше не остается ничего тайного, и его язык у нее во рту, и она ощущает не только свои эмоции, но и его, и знает, что он хотел этого так же давно, как она.

Это дурманит, словно Элизабет вдыхает его желание, и жар расцветает под кожей, тело пробудилось и осознает, и…

— О, да Бога ради! — раздраженный голос Карсона разбивает момент.

Они виновато отстраняются друг от друга. Карсон стоит в дверях, уставившись на них.

Джон отодвигается от нее, будто доктор каким-то образом мог не заметить, как они целовались, точно возбужденные подростки. Он прочищает горло.

— Карсон…

— Элизабет, ты знаешь, что всё еще на кардиомониторе? — Карсон скрещивает руки. — И я уже решил, что у тебя сердечный приступ. Я мог послать целый взвод медсестер проверить, что происходит.

Джон не может скрыть ухмылку, и Элизабет пытается шлепнуть его по плечу, но он излучает радость. В конце концов, ее вина здесь не меньше, чем его.

— Прости, Карсон. Это не… мы просто…

— Я не нуждаюсь в лекции о пестиках и тычинках. Просто… — он беспомощно взмахивает руками, — не в моем лазарете, пожалуйста?

* * *

Карсон уходит, качая головой, и Джон наконец выпускает сдерживаемый смех.

— У тебя теперь будут неприятности?

Вокруг них легкое веселье, но Элизабет удается одарить его мрачным взглядом.

— Не большие, чем у тебя.

— Ты когда-нибудь раньше попадала в неприятности? Из-за чего-нибудь?

Элизабет вздыхает, проведя ладонью по лицу.

— Не так я себе это представляла.

— Ты думала об этом?

Его голос звучит небрежно, даже провокaционно, но Элизабет чувствует ядро неуверенности под вопросом. Джон не уверен в том, на какой они сейчас стадии, была ли это внезапная прихоть с ее стороны, или ее чувства столь же глубоки, как его.

Она переплетает свои пальцы с его. Честность заслуживает честности.

— Больше, чем ты можешь представить.

— В самом деле.

В его глазах снова появляется этот блеск. Медленное пламя долго лелеемого притяжения согревает обоих, и Элизабет приходится напомнить себе, что Карсон следит за ее жизненными показателями, и она не слишком стремится к тому, чтобы весь штат медсестер наблюдал, как они с Джоном занимаются неким… исследованием.

Так что Элизабет упирается ладонью ему в грудь, отодвигая его достаточно далеко, чтобы не искушаться. Ну, не слишком сильно искушаться хотя бы.

— Карсон собирается держать меня здесь, пока тесты снова не станут чистыми, — она бросает на Джона взгляд из-под ресниц, изобразив самый сладкий голос, какой только может: — Принесешь мне что-нибудь почитать?

Он притворяется потрясенным:

— Доктор Вейр! Ты используешь меня.

— Пожалуйста?

Джон лучезарно улыбается, и Элизабет снова поражает ясность и тепло его улыбки. Когда он счастлив, он кажется более легким, будто с его плеч снят груз.

Она видела эту улыбку тысячу раз, но сейчас чувствуется совершенно по-новому.

— Какие-нибудь предпочтения?

Элизабет качает головой:

— Удиви меня.

Джон наклоняется для еще одного долгого, медленного поцелуя, отодвинувшись, как раз когда ее щеки начинают гореть.

Джон Шеппард потрясающе целуется.

— Заметано.

В следующее мгновение он выходит, и Элизабет снова садится на кровать, потирая щеки, пытаясь прогнать краску с лица.

* * *

Вскоре она засыпает, а, проснувшись, обнаруживает на столике рядом с кроватью «Войну и мир». Под обложкой она находит записку:

«Напомни поблагодарить того, кто создал приспособление, выстрелившее в тебя разрядом».