Слетают на плечи обрывки... (гет)

«Пишу тебе письмо, хотя знаю, что уже никогда не получу на него ответа. Я много лет хранила свою тайну, через сотни пройденных путей, через сотни тысяч слов и улыбок, через события, которые приносили нам счастье и горе…

Мне всегда было странно осознавать, что наше знакомство началось так странно, нелепо, даже несколько жутковато. Я была по одну сторону длинного простого стола, а ты по другую, и я помню этот день как сейчас. Красивый, холодный, совсем юный на вид парнишка, который допрашивал меня, нарушительницу границы. Тогда мы были чужими друг для друга, и только позднее я задавала себе вопрос, почему же те часы нашей беседы врезались в мою память и навеки отпечатались в ней. Ты испытывал меня, проверял, я знала, что надзор за мной был неумолим и неусыпен, и не доверяла никому из вас. Ни тебе, ни твоим сопровождающим, ни солдатам гарнизона. И, с высоты ушедших лет моей долгой жизни я понимаю, что лучше бы та двадцатилетняя девушка, которой я была, так и не начала тебе доверять. Возможно, так было бы куда проще, впрочем… Моя тайна была моей клеткой и все же — моим светом…

Твои люди везли меня на встречу с вашим правителем, помогали освоиться в новой, чужой для меня стране, готовили к аудиенции и, скрытно, но я-то знала правду, вновь и вновь проверяли меня. Я не осуждаю тебя и тех ребят, многих из которых, быть может, уже нет в живых. Это была ваша работа, ваша прямая обязанность, и я сама не могу сказать, в какой момент мое спокойное приятие вашего присутствия рядом превратилось в симпатию к тебе. Пожалуй, в тот самый день, когда ты пригласил меня, уже после аудиенции, познакомиться с городом поближе (ты только много лет спустя признался, что выполнял приказ своего правителя, но я понимала, что приглашение такое получено совсем неспроста). Ты оказался интересным собеседником, весьма циничным, жестким, но безумно эрудированным, с широким кругом самых разных интересов, и часы общения пролетали незаметно, и выстроенная мной стена против моей воли таяла, уступая сперва человеческой, а затем и дружеской симпатии…

В те первые мои годы в вашей стране многое крутилось безумными вихрями в мире вокруг, события, знакомства и впечатления сменяли друг друга, какие-то из них оказывались светлыми, добрыми, но какие-то наносили моему и без того потрепанному еще до знакомства с тобой духу новые раны… Впрочем, все это только суета, глупая, когда-то казавшаяся безумно важной и единственно правильной. Мы многое успели сделать, когда наши глаза видели еще ясно, и руки не дрожали так, выписывая ровные завитки букв. Я надеюсь, они ровные, хотя и представляю очень ясно, как ты сейчас фыркаешь, отмечая все самые маленькие изъяны. Ты ведь большой любитель порядка, и это одно из тех твоих качеств, которые я так ценю в тебе…

Тогда мы были молоды, полны сил, тогда мы перевернули весь мир, изменили границы на картах, одолели могущественного врага, потеряли многое и многое обрели. И сквозь все эти годы и события я несла то, что так и не решилась однажды сказать тебе, возможно, упустив свой единственный шанс, но я знаю теперь, что, струсив тогда, я сделала хотя бы одного из нас счастливым. Ведь, возможно, сейчас бы счастлив не был никто из нас.

Ты сейчас хмуришься, почти незаметно на глаз, и пытаешься понять, о чем это пишет тебе, даже в столь почтенном возрасте такому рассудительному, с ясной головой, такому сильному духом и мозгом, крепкому телом выжившая из ума старуха. Я всегда была самокритична, правда? Впрочем, тело мое уже давно совсем не то, что в юности, но ум, вроде бы, на месте. Хотя когда ты будешь это читать, все уже не будет иметь значения. А тайна моя проста как день, и все же я только сейчас, готовясь уйти в мир мертвых, хочу открыть ее тебе. Так будет честнее, ведь ты сам мне всегда говорил, что с секретами за душой с друзьями не прощаются. Я все эти годы называла тебя своим другом, говорила, что очень люблю тебя, как брата, всегда была рядом… Но я все эти годы лгала, хотя очень часто в моих словах звучала правда. Ведь лучшего способа ее сокрыть нет, чем… чем ее сказать, не так ли, мой Советник? Я действительно люблю тебя, и всегда любила. И именно поэтому я никогда не говорила тебе, что к тебе испытываю, я ведь знала, что ты не ответишь мне взаимностью, что будешь чувствовать себя виноватым.

Я ни в чем тебя не виню, напротив, я тебе благодарна — за тот наш единственный поцелуй, что ты подарил мне, пытаясь спастись от своих, казавшихся тогда безнадежными чувств, я всю жизнь помнила эти минуты, прикосновения твоих губ, их вкус, похожий на выдержанное доброе вино. Я благодарна тебе за то, что ты всегда был моей опорой в самые трудные дни, в самые суровые невзгоды и тяжелые испытания. Ты всегда был готов выслушать меня, помочь, поддержать, защитить, ты всегда был единственным, кто по-настоящему глубоко понимал, даже когда я не говорила ни единого слова. Тебе не удалось понять только одно, то самое, что я так старательно таила от тебя в дебрях своей души — то, что крылось за моим молчанием в те наши редкие минуты вдвоем. Ты всегда считал себя моим лучшим другом, и ты всегда был им. Вот только ты был еще и тем единственным, кого я любила.

У нас так удивительно много общих моментов, общих воспоминаний, и так мало тех, что я могу теперь назвать «нашими». И от этого каждое из них только ценнее в сотни раз. И даже странно сейчас писать такое неуклюжее признание в любви, когда и у меня, и у тебя растут внуки, но у нас никогда не могло быть общих внуков, ведь ты любил не меня. У тебя замечательные сыновья, и такие же прекрасные дочери, очень похожие на нее, ту, что забрала мое счастье задолго до того, как я обрела его.

Я не виню и ее, теперь, хотя тогда, в молодости, я злилась на нее в глубине души, за то, как ты смотрел на нее, как улыбался ей, с каким теплом произносил ее имя. У вас тоже была своя боль, свои причины, заставлявшие почти от всех прятать эти чувства, но так сложилось, что я в вашу грязную тайну была посвящена. Ты любил ее, исступленно, преданно, обреченно и бережно, страстно и… Удивительно нежно, всегда умудряясь удержаться на самой кромке грозившей вам пропасти. Со временем мы из незнакомцев стали настоящими друзьями, и именно со мной ты делился вашей болью, разделяя со мной мою, от прежних предательств, от хлестких новостей и открытий, от новых и новых потерь. Я сочувствовала вам, я хотела помочь, но это не было ни в чьей власти, но я же безумно завидовала ей, ведь я знала, всегда, что ты никогда не будешь смотреть на меня с той же нежностью, что объятия никогда не станут из дружеских страстными, что никогда я не пойду с тобой к алтарю, никогда не разделю с тобой ложе…

И все же именно поэтому я никогда не стремилась отнять тебя у нее, ведь я видела, как верно она любит тебя, какое волнение сияет в ее серых глазах, какая нежность и забота. Возможно, она любила тебя гораздо чище и сильнее, чем я. Я не знаю, был бы ты счастлив со мной, и не хотела бы это проверить…

Однажды передо мной поставили странное условие, обязательство в обмен на помощь моим подданным, условие это было — выйти замуж за небольшой срок. Я до сих пор помню тот вечер, когда ты сделал мне предложение, как друг, стараясь помочь. И теперь ты, наверное, сможешь представить, как трудно мне было тогда не сказать тебе «да». Но я не могла отнять тебя у той, кто любила тебя даже больше, чем я. Я не могла разбить еще две жизни, и, умирая внутри, я тебе отказала. В этом браке не было бы любви, в этом браке не было бы счастья, в этом браке были бы три разрушенных мечты, три поломанных жизни, и платить такую цену за то, чтобы формально, только формально, стать твоей, я не хотела…

Замуж я тогда вышла, и ты этому поспособствовал, за твоего близкого друга, да и… моим другом он к тому моменту тоже стал. С династических позиций все было уместно и правильно, я безгранично уважала этого человека, я искренне ценила его, и, быть может, в какой-то степени даже любила. Но… Ты возразишь, что нельзя любить двоих, и снова будешь прав. Ты всегда оказывался прав во всех наших спорах, потому что ты намного умнее меня. Так или иначе, он любил меня, он окружал меня такой нежностью, опекой и заботой, что мне очень стыдно знать, что все эти проведенные с ним годы я хранила в сердце совсем другую любовь. Но я надеюсь, он был со мной счастлив, я была ему хорошей женой, я рада, что он подарил мне таких славных детей, и я даже рада, что они больше похожи на него. Я не заслужила такой награды. Я счастлива, когда вижу, как он возится с нашими внуками и малютками-правнуками, ведь это то, о чем он всегда мечтал — большая дружная семья. Я счастлива, что прошла с ним такой долгий путь, полный тернистых дорог и светлых аллей, и что встретила с ним седину в волосах… Он хороший человек. Вот только я не очень…

Ты искренне за нас радовался на нашем венчании, и не знал, что в ночь перед ним я плакала у тебя на плече совсем не потому, что боялась замужества, я прощалась с мечтой о тебе, мечтой, которая всегда была несбыточной. Я помню, как ты потерял все свое хваленое хладнокровие, узнав, что имеешь право на счастье с любимой, открытое, без оговорок, и как я поздравляла тебя, вновь и вновь беззвучно умирая внутри. Я была к тому моменту глубоко замужней женщиной, но сердце так и продолжало считать иначе. А потом я снова безмолвно кричала от боли на вашей свадьбе, находя в себе силы улыбаться и желать вам счастья… Даже искренне, как ни странно, желать.

Я не хочу обвинять тебя и исповедоваться в страшных грехах, ты и сам понимаешь, любовь моя носила не только духовный характер, не хочу обвинять ее, уже оставившую наш мир несколько лет назад. Знаешь, тогда я снова умирала от боли, понимая, что ничем не смогу тебе помочь… Я могла только тебя поддержать, и надеюсь, у меня это получилось. Я хочу сказать тебе спасибо за тот свет, которым ты наполнял мою жизнь, за те многочисленные бессонные ночи в наших молодых дорогах, когда мы сидели рядом и говорили-говорили до самого рассвета обо всем на свете, за тот наш единственный поцелуй, когда ты попытался думать, что я тебе нравлюсь, за наши споры, в которых ты всегда выигрывал, ты ведь всегда все просчитывал на сто шагов вперед, за то, что я так и не выиграла у тебя ни одной шахматной партии… За то, что ты всегда был рядом, но никогда не давал мне, сам того не зная, ложной надежды. За то, что моя жизнь однажды обрела смысл, и у этого смысла глубокие черные глаза и ехидная улыбка. И все-таки с друзьями не прощаются, оставляя за душой тайны. Между нами с тобой тайн больше нет… Я только прошу тебя, поддержи его, когда я уйду. Я так надеялась, что он уйдет первым, и я не заставлю его страдать обо мне…»

* * *

Большой торжественный погребальный костер, множество людей вокруг, многие из которых уже давно поседели, и их когда-то ровные спины согнули годы, скупые слезы на морщинистых щеках старика в белом, которого заботливо поддерживает за плечи молодой довольно мужчина, ваш младший сын, так похожий на своего отца. И ты, в лучшем своем платье, венчальном, тот самом, что я тогда жестоко критиковал, а ты дулась и швыряла в меня диванными подушечками, но все-таки переделала. Тебя не испортили годы, они только придали тебе зрелости, и определенного шарма. Ты всегда была красивой, и даже сейчас, когда кажется, что ты просто спишь, и вот-вот откроешь свои большие зеленые глаза…

Я очень любил с тобой спорить, ведь я всегда выигрывал, но один спор ты все-таки у меня выиграла. Помнишь, когда ты заболела, я сказал, что ты очень быстро встанешь на ноги, а ты сказала, что это твой последний недуг? Вчера утром он унес твою жизнь. Вчера утром твоя верная служанка передала мне запечатанное письмо, которое я теперь прячу под твоим покрывалом. Так лучше. Я его прочел, Черныш, но все-таки… Знаешь, я бы с тобой поспорил. Но спорить мне уже не с кем, ведь тебя больше нет. И я только целую уже остывший восковой лоб, и едва слышно шепчу тебе «Спасибо». За то, что не говорила мне всего этого раньше, за то, что и теперь рассказала только мне, за то, что была моим лучшим другом. И все-таки ты ошибаешься, и сейчас, когда я смотрю, как ваш старший сын, тайком смаргивая слезы, готовится зажечь твой последний факел, я в последний раз тебе улыбаюсь, прежде чем отойти к твоему мужу, которому сейчас и впрямь будет нужна поддержка.

Ты ошибалась, исповедуясь мне в безответной любви, ты ошибалась, когда думала, будто бы я совсем ничего не замечал. Я ведь и правда все просчитываю на сто шагов вперед, и то, в чем ты призналась мне, я понял еще тогда, в ту ночь после моего отвергнутого тобой предложения. Но я увидел в тебе то, чего ты сама в себе так и не смогла увидеть… Ты действительно любила всю жизнь, но все-таки не меня. И я благодарен тебе за то, что ты, в глубине-то души и сама понимая правду, сделала правильный выбор. Ты настолько отвыкла жить не умом, что сама не увидела того, что таилось в твоей душе. И этот спор я бы выиграл тоже. Но спорить, ведь охватывает погребальные ветви жаркое пламя, уже не с кем.

А ведь я знаю, что ты на самом-то деле только думала, что любила меня. Но есть то, чего я не знаю… Я ведь тоже однажды выбирал между вами, много лет назад. Я не знаю, сделал ли тогда правильный выбор я сам. Впрочем, теперь в этом уже нет смысла…

Помнишь, мы однажды спорили, кто из нас проживет дольше? Этот спор я тоже выиграл. Но сегодня, впервые, я совсем не рад своей победе.