Паук делает ход (джен)

У Курапики перевитые тонкими цепями пальцы. Кролло ломает их один за другим, вздернув руки к уровню его глаз, чтобы он точно не пропустил ни одной детали. Ноги уже переломаны и беспомощно лежат на земле, вывернутые под неестественными углами. Точно на картине художника, напортачившего с анатомией. Или как там называется это выставляемое в галереях дерьмо, где каждый объект выглядит так, будто его пытал Фейтан? Модернизм? Сегодня Кролло как раз такой художник.

Он сидит на корточках, чтобы быть на одном уровне с привалившимся к решетчатой ограде Курапикой, и сжимает его руки в своих ладонях. Как если бы они вместе молились или были любовниками. Безымянный палец выгибается под напором силы и ломается точно пополам. Сухой треск гаснет в хлюпающем звуке, когда кость выходит наружу. И к абстрактному узору из кровавых брызг на щеках Курапики добавляются новые капли.

Он дёргается и отчаянно мычит что-то — наверняка несущественное — в кляп, свернутый наспех из оторванного рукава его делового костюма.

Кролло не вслушивается. Пропускает через себя чужие конвульсии и выталкивает обломок фаланги ещё дальше наружу. Чтобы торчала эффектней. А потом переключается на трясущийся мизинец и жадно следит за реакцией.

У Курапики искаженное болевым шоком лицо. В сумерках побелевшая кожа выделяется даже ярче, чем торчащие из покалеченных пальцев кости. Отсветы заката дрожат на краях радужки, почти скрытой расширившимися зрачками. От чего кажется, что глаза тоже пылают кроваво-красным. Как и должно быть.

Точнее, пылает глаз. Один. Второй заплыл после мощного прицельного удара и едва виден в глубине набухшего лилового века.

В огромном чернильно-черном зрачке, перекрывая горящий там пожар, хищно улыбается отражение Кролло. И это тоже правильно. Он — последнее, что Курапика должен видеть перед смертью. Кролло хватает его за грудки и вздергивает вверх, едва закончив с руками. Кровь с ладоней пропитывает белый хлопок рубашки насквозь, расползаясь неаккуратными пятнами в тон уходящего солнца.

Тело инстинктивно пытается опереться на ноги, едва приняв горизонтальное положение. Глупая ошибка. Сломанные кости приходят в движение, и лицо искажается очередной мучительной гримасой. Кролло так близко, что чувствует конвульсии всем телом. Он угадывает усилившееся кровотечение по сгустившемуся в воздухе железистому запаху. Так же пахнут мелкие монетки, если долго сжимаешь их в горсти. И, конечно, цепи.

Есть некая извращённая ирония в том, что цепи, деньги и кровь пахнут одинаково. Кролло смакует эту мысль, перекидывая стальные звенья поперек тяжело вздымающийся груди, пропуская их под руками, цепляя широкие петли за острые пики ограды, чтобы подвесить будущий труп поживописнее.

Рваное чужое дыхание оседает на коже теплом и звучит как музыка. А вот звуки из под кляпа уже лишние. Наверняка они содержат неуместные мольбы о пощаде. Кролло считывает их через сладковатый запах страха, сочащийся из пор, видит в отчаянно пытающемся привлечь его внимание взгляде.

Потому что тешить фантазию можно сколько угодно, но, как ни жаль, этот парень — вовсе не Курапика. Просто какой-то невезучий говнюк, работающий на семью Ностраде. Достаточно никчёмный, чтобы вместо особняка босса охранять склад с контрабандой у северо-западной окраины Йоркшина. На Курапику он даже не похож. Высокий, сутулый шатен с густыми низкими бровями, россыпью бледных веснушек и уже заметными морщинами. Старше самого Кролло лет на десять, не меньше.

Под распоротой рубашкой наливаются свежие синяки и красуются два уродливых старых шрама. Один на животе, другой чуть ниже левой ключицы. Интересно, а есть ли шрамы у Курапики? Кролло располосовал бы его всего. С особым наслаждением вырезая имена Увогина и Паку на смазливой, как у девчонки, мордашке.

Но пока он просто оставляет ему послание. Вскрывает острием выкидного ножа кожу над заполошно бьющимся сердцем и опять изображает из себя художника, вырезая крупное изображение двенадцатилапого паука на трясущемся полотне кожи. Ему не мешает дрожь. Он привык работать с такими материалами. Хотя недоступный сейчас Фейтан сделал бы качественнее.

Кролло смотрит, как морщится гармошкой переносица, как болезненно сдвигаются брови, дёргаются рябые щеки в попытках закричать — и снова видит в жертве Курапику. Это его изящные черты корчатся в агонии, пока кровь течет у Кролло между пальцев.

Ради того, чтобы увидеть такое не в мечтах, а по-настоящему, он готов ждать. Тем более на таких привлекательных условиях.

Ведь как только вооруженный цепями ублюдок занял в Ностраде главенствующее положение, любое нападение на людей семьи автоматически стало бить и по нему.

— Я хотел бы, чтобы на этом месте был твой босс, — признается Кролло, приматывая правую руку незадачливого охранника к ограде.

И в устремленном на него взгляде вспыхивает надежда.

— Нет, — Кролло качает головой, — такая мелкая сошка, как ты, ничего не сможет мне предложить.

Переломанные пальцы сплошь обвиты тонкими серебряными цепочками. Кролло стащил их по пути к складу, в подвернувшейся конторе ростовщика. Теперь они затянуты надёжно, чтобы точно не слетели. Блестящие женские побрякушки оплетают всю правую кисть. Тут куда больше, чем таскает на себе способный материализовывать цепи Курапика, но увидев получившуюся инсталляцию даже самые тупые из шестёрок Ностраде догадаются, кого имели в виду, вздергивая их коллегу.

— У тебя есть родные?

Кролло закрепляет конечности на ограде, методично оплетая ее на манер паутины длиннозвенной тяговой цепью. Тоже краденой, но уже на близлежащей стройке. Вор — всегда вор.

Он не ждёт ответа. Но парень с готовностью кивает, и надежда снова загорается на измученном лице. Вот же глупое чувство! Насколько бы фатальной ни была ситуация, большинство людей не прекращают верить в избавление и цепляются за жизнь до конца.

— Я убью их тоже, — обещает Кролло.

И теперь к эмоциям его жертвы добавляется подобие злости. Слишком слабое. Как раз под стать посредственности. Но это немного ближе к обжигающей ненависти Курапики и потому добавляет в кровь эндорфинов.

— Этот мальчишка, возглавивший вас, решил, что может справиться с Геней Рёдан. — Кролло затягивает последний завершающий виток цепи вокруг беззащитного горла. — И теперь вы умрёте. Все, кто связан с именем Ностраде. Члены ваших семей, друзья, соседи, домашние животные, почтальоны, носившие вам почту, официантки, обслуживавшие вас в кафе, дворники, работающие на ваших улицах...

Слова врезаются в вечернюю тишину, а металл в шею, прямо над дергающимся кадыком. И кляп становится не нужен. Кролло вытаскивает пропитавшуюся слюной тряпку изо рта... Курапики — конечно, Курапики, — чтобы слышать предсмертные хрипы. Кажется, у всех, кого он убивает, с тех пор как красноглазый ублюдок заблокировал его нэн, одно и то же лицо.

Тонкие изящные губы Курапики накладываются поверх линии крупных обкусанных и кривятся вместе с ними в отчаянных попытках втянуть хоть немного воздуха. Кролло накручивает прохладные звенья на кулак, точно кастет, а звуки, вырывающиеся из пузырящегося кровью рта,кажутся расслабляющей музыкой. Сломанный человеческий орган.

Затихающие хрипы вплетаются в стук цепей, подергивающихся от предсмертных конвульсий. Именно так, как надо. Кролло затягивает петлю до ломоты в руке и никак не может насмотреться. Давно он не получал такого удовольствия от убийства. Что же будет, когда к нему в руки попадет оригинал?

Нечто интересное определенно будет. И так просто, как его шестерка, Курапика не отделается. Кролло вталкивает в ухо наушник отобранной у покойника телефонной гарнитуры, наугад включая на его мобильном первый попавшийся трек.

Склад заполненный контрафактным алкоголем и привезенной буквально вчера — если верить источникам — крупной партией оружия, Кролло взрывает час спустя, под писклявые завывания о вселенской любви какой-то попсовой певички. Ударная волна так сильна, что частично разрушает стены ближайших зданий. Кролло салютует зареву с безопасного расстояния — купажированным виски трехлетней выдержки, позаимствованным из почивших складских запасов, и сворачивает в сторону железнодорожного вокзала. Вой сирен приближающихся пожарных машин отлично ложится на очередной музыкальный трек.

А вот голос Курапики по телефону удручает. Кролло набирает его номер ближе к двум часам ночи и по тону с сожалением констатирует, что не разбудил. В трубке раздается сухое, по деловому безликое и очень собранное:

— Слушаю.

Впрочем, причина бессонницы ясна. После массовой сентябрьской резни на подпольном аукционе власти Йоркшина стали куда щепетильнее в вопросах борьбы с организованной преступностью. Сейчас замять содержимое взорванного склада для семьи Ностраде будет непросто.

— Соболезную твоей потере, — говорит Кролло, старательно имитируя пафосную трагичность.

И довольно смеется, когда в ответ прилетает ядовитое:

— Мразь!

— Кажешься взвинченным. Дай угадаю: быть боссом сложнее, чем тебе казалось? — выдает он сквозь смех.

— Я справляюсь, — фраза звучит, как плевок.

Кролло перехватывает телефон поудобнее и жадно уточняет:

— Ты видел мое послание? Труп, конечно, обгорел при взрыве... Моя ошибка. Признаю. Я не ожидал, что на складе даже противотанковые гранатометы окажутся. Обещаю: следу...

— В следующий раз на цепях я подвешу тебя, — перебивает Курапика. — Понаделаю в теле дыр буду смотреть, как ты корчишься. Может даже послание вашей банде из твоих внутренностей сложу.

Понемногу захватывающая его ярость наполняет голос хриплым рычанием. Будоражит до желания прямо сейчас схлестнуться в бою. Кролло видит это как наяву: гибкая фигура в строгом черном костюме уклоняется от его атак. Смертоносные плети цепей со свистом рассекают воздух. И горящий алым огнем демонический взгляд с которого все и началось.

Жаль, пока силы не вернулись, ничего не получится. Но можно пощекотать нервы.

— Убивая этого парня, — вкрадчиво тянет Кролло, — я представлял вместо него тебя. Когда избивал, когда ломал кости, когда душил и резал... И сценарий с потрошением я тоже попробую. И сжигание. Четвертование. Замачивание в кислоте... У тебя так много подчиненных, Курапика. Как раз хватит, чтобы определиться с выбором пыток для тебя.

— Я тебя не боюсь, — доносится презрительный ответ. — Даже если кто-то еще умрет, мои люди загонят тебя, как бешеную собаку. Без своей банды, с заблокированным нэн, ты — ничто. Пустышка. Грязь на мостовой.

Кролло прикрывает глаза и с удовольствием кивает:

— Продолжай так думать, Курапика. Знаешь, чему первым делом учатся выходцы из Метеор-Сити? Уничтожать тех, кто считает нас грязью. Любыми доступными способами.

Пальцы нажимают на сброс, обрывая беседу. Кролло поправляет бандану прикрывающую лоб, и заходит в одно из принадлежащих семье Ностраде подпольных казино.

— Скоро сам убедишься, — уверенно обещает он.