Врата Дарсиды (джен)

Солнце.

Яркое, беспощадное, скупое на милость для любого, кто посмеет усомниться в его господстве на этих пустынных и прожжённых землях Марув.

Уже давно миновал полдень. Большой город, расположенный в огромной долине в горах Сарпал сейчас должен был кишеть бесчисленными толпами людей и гудеть от непрекращающегося шума. Воздух в это время наполнялся невероятными ароматами манящих благовоний, миазмами отходов жизнедеятельности и душком нескольких тысяч потных и изнывающих от жары людей. Но ничего из перечисленного сейчас не окрашивало славную долину. Улицы были пусты, а из всех звуков был слышен только шорох ветра, что нёсся по ним, собирая мелкий мусор и закручивая его в маленькие песчаные вихри. Здесь, через эти улицы и лежит единственный прямой путь сквозь горы, что разделяли север и юг словно острые неприступные стены из камня, тянущиеся на многие километры на запад от самого океана.

Но вскоре где-то с юга к мелодии ветра присоединилась ещё одна. Глухая и еле слышная. Похожая на гром, раскалывающий небо где-то вдалеке, на краю света. И с каждой минутой она нарастала всё сильнее и сильнее, пока не превратилась в отчётливый грохот огромной марширующей армии, что приближалась к городу со стороны пустынных земель.

Пять тысяч человек: пехота, лучники, копейщики, колдуны и кавалерия. Вся эта армия двигалась в сторону опустевшего города, внушая страх и трепет ударами своих ног по земле ещё до того, как приблизилась к массивным вратам.

Марш резко прекратился с командой десятка горнов, зывавших после взмаха руки генерала. Пять тысяч людей остановились, выстроившись в двухсотметровые шеренги перед входом в единственный город, что преграждал им путь на север.

Старый генерал Абу Манзи, одетый в лёгкие кожаные доспехи бурого цвета и с чёрным тюрбаном на голове, неспособным целиком скрыть обожжённую левую часть лица, вышел вперёд верхом на причудливом звере — мали.

Статные словно кони, но цветом и шкурой не отличающиеся от верблюда, мали были самым распространённым средством передвижения на этом жарком континенте. Их шеи очень крепкие и толстые, и это делало их неповоротливыми, зато мощные ноги с копытами помогали нести всадника на большие расстояния и с особой прытью преодолевать короткие участки пути в момент необходимости, а запасы жира в шейных складках, позволяли днями обходиться без воды.

Генерал оглядел нараспашку открытые врата. Десятиметровые башни из жёлтого камня, что высились по краям ворот, казались безлюдными. Не было видно ни стражи, ни дозорных. Могло бы показаться, что это какая-то ловушка, и город, словно венерина мухоловка, приглашал внутрь, чтобы захлопнуть свои листья-челюсти и поглотить доверчивых путников. Но убелённый сединами генерал Манзи знал — причина такой безлюдности была совсем иной. Он продолжал стоять, всматриваясь вдаль и обдумывая всё, что последует дальше, пока непослушный ветер продолжал играться с его длинной поблескивающей серебристыми нитями бородой.

Спустя пару минут он услышал сзади удары копыт другого верхового животного, обвешенного золотистой бронёй и украшениями. Королевский мали редкого белого цвета поравнялся с мали генерала. Молодой мужчина не старше тридцати лет с жидкой чёрной бородкой, острыми длинными бровями и таким же носом, в сияющей броне с тонкими золотисто-бронзовыми металлическими пластинами на груди, спине, предплечьях и ногах поинтересовался высоким и надменным тоном:

— Хм. Никакого сопротивления?

Генерал выдержал паузу, собираясь с мыслями. Но лишь пронзительный взгляд мог заметить, как непросто далось тому возобладать над собой и ответить на вопрос:

— Да, мой царь. Разведчики не ошиблись. Город не будет сопротивляться, — выдавил он с ноткой неуверенности в голосе.

Царь Аравад, сын Шадэра из великого рода Санкри не заметил никаких лишних эмоций в словах старого воина.

— Отлично. Первое сражение, и никаких потерь. К тому же, взяв этот город, мы сможем укрепиться здесь навсегда и заполучить в свои рукиглавный торговый путь Юга, — наслаждаясь своим, ещё не свершившимся, подвигом, заявил Аравад. Он снял свой неудобный сияющий на солнце шлем с острыми ушами и потянул поводья вправо, намереваясь выступить перед своей армией.

Старый генерал лишь покачал головой. Это не осталось незамеченным, и обеспокоенный владыка Санкри-Борум встал на месте, с опаской оглядев старого мужчину.

— Что-то не так? Не таи, Абу, разведка донесла что-то ещё?

Генерал, наконец, поднял глаза и посмотрел на своего предводителя.

— Нет. Других донесений не было. Просто этот путь... Всю свою жизнь я чтил традиции, а теперь…

Аравад закатил глаза и прервал откровение старика:

— У нас нет больше времени на эти сопливые байки про старые времена, — начал он нетерпеливо. — Мы вышли на войну, оставив эти цепи в прошлом. Мы освободились от грязных и провонявших за столетия пут. Это было нашим лозунгом! Ты забыл Манзи?

Юный правитель всегда обращался к генералу по названию рода, когда хотел показать свою решительность или хотел потребовать беспрекословного повиновения. И лишь изредка, словно хитрый змей, использовал имя, чтобы втереться в доверие и выведать мысли старика, сокрытые под маской верного подданного. Генерал уже давно раскусил этот трюк, и почти перестал обращать на него внимание.

— Мой царь, ещё не поздно…

— Мы на пороге переломного момента в истории всего континента, — грозно и чётко выговорил Аравад. — А история, мой верный друг, не терпит трусов и слабохарактерных предводителей.

Абу Манзи был оскорблён и уже хотел бросить на своего владыку дерзкий взгляд в ответ на такое высказывание, но лишь продолжил смотреть вперёд, понимая, что ничем хорошим такое поведение не обернётся.

Аравад отвернулся от генерала и бросил через плечо:

— Я дам им то, чего не сможет предложить ни один Царь. И они будут рады такому подарку, несмотря на все эти старые предрассудки.

После этих слов он поскакал вдоль длинной шеренги, намереваясь встать перед самым её центром. Когда белоснежный мали достиг нужного места, царь Аравад поднял в небо правую руку, приветствуя свою грозную армию.

— Мои бесстрашные и непобедимые воины Санкри-Борум! — начал он выкрикивать свою пламенную речь. — Сегодня мы войдём в историю! Сегодня мы превратимся в легенду! Как первые из тех, кто отринул былые учения. Как первые из тех, кто отказался от фанатичной веры и последовал вслед за новым миром вопреки блеяниям отожранных старцев, разбухающих от вина и яств у себя в роскошных храмах, — пять тысяч человек согласно вскрикнули и тут же смолкли, ожидая продолжения. — Сегодня я, великий царь Аравад, первым войду в этот город и подарю вам все его богатства, — в пустыне раздался ещё один радостный клич, а затем поспешно смолк. — Золото, женщины, уютный кров — всё это вы получите, когда мы войдём внутрь и заберём свою награду! Награду для тех, кто не боится быть первым! Для тех, кто не страшится старой веры! Сегодня мы завоюем врата Дарсиды!

Аравад снова вскинул руку вверх, сигнализируя, что закончил свою речь. На этот раз толпа взорвалась буйным и яростным криком, что почти минуту гремел перед входом в город, отскакивая от гор и многократно усиливаясь в каньоне, ведущем в город.

Великий царь развернулся к вратам, намереваясь единолично возглавить свою армию и сдержать обещание, войдя в город первым. Подошедший к нему генерал громко окликнул царя, пытаясь перекричать целую армию:

— Мой царь, из врат вышел человек!

— Что? Всего один? — улыбаясь, ответил Аравад. — Из всего города, только у одного человека хватило смелости, чтобы встретить нового правителя?

Молодой владыка верхом на белом мали приложил к лицу руку козырьком, пытаясь вглядеться вдаль. В нескольких сотнях метров впереди между высокими жёлтыми башнями, что удерживали раскрытые створки массивных деревянных ворот, виднелась одинокая тёмная фигура, едва различимая из-за нагретого у поверхности песка, танцующего воздуха.

— Отправь к нему герольдов. Пусть объявят о моём прибытии и примут капитуляцию. Не хочу лишний раз скакать туда. Победителю такое не подобает, — надменно приказал Аравад.

— Слушаюсь, мой Царь, — тут же отозвался Абу Манзи. Воины уже успокоились и принялись ожидать дальнейших команд.

— И пусть их возглавит Самшез. Мелкий подлиза уже давно пытается втереться ко мне в доверие. Пусть сегодня порадуется, что я возложил на него такое «важное» поручение, — на предпоследнем слове царь изобразил кислую мину.

— Будет сделано, мой Царь! — повиновался генерал.

Манзи поскакал к офицерскому составу, отдавая приказы, и вскоре к вратам двинулось четыре всадника, первым из которых шёл молодой человек в серебристом боевом облачении с такими же сверкающими как у Царя металлическими пластинами на теле. Остальные трое выглядели не так богато. Из всей защиты на них были лишь кожаные нагрудники песочного цвета, надетые поверх светлых рубашек, а в правой руке каждый удерживал длинное древко с подвязанным на конце флагом, развевающимся на лёгком ветру. На зелёном фоне каждого полотна в самом центре красовалось большое жёлтое солнце со множеством исходящих от него лучей, а в левом верхнем углу уместился небольшой серебристый полумесяц. Единственным схожим предметом гардероба у всадников были белые куфии, что удерживались на головах благодаря обмотанному вокруг лба чёрному шнурку.

Когда глашатаи приблизились к тёмной фигуре, то, наконец, смогли разглядеть человека, окутанного чёрным плащом, укрывавшего своё лицо под просторным капюшоном. Человек не сдвинулся с места и не издал ни единого звука, даже когда мали предводителя герольдов встал прямо перед ним.

Молодой наследник знатного рода Маил Самшез таким же высокомерным и дерзким, как у его Царя, тоном принялся громко объявлять:

— Несравненный государь Аравад, сын мудрейшего Шадэра из великого рода Санкри, объявляет своё право на владение этим городом, именуемым Дарсида, — юноша задрал нос, ожидая ответа, но, когда такового не последовало, он поспешно добавил: — Он также готов рассмотреть безоговорочную капитуляцию и передачу ему всех соответствующих городских титулов уполномоченными верховными лицами.

На этот раз человек в чёрном заговорил, и довольно тихо. Но каждое слово его было отчётливо, ибо неописуемая сила, наполнявшая его голос, доносила самую суть прямо в разум, не нуждаясь в большей громкости.

— Тогда и я, в свою очередь, рассмотрю безоговорочную капитуляцию твоего царя в ответ.

Самшез громко рассмеялся, а трое герольдов вокруг него заулыбались, услышав слова незнакомца, вышедшего из города.

— И почему же он должен рассматривать возможность сдаться? Из-за непобедимой армии, что вдруг преградила ему путь? Спрятавшаяся где-то тут в песке? — закончив хохотать, поинтересовался Самшез.

— А ты разве не видишь? Или тебе песок все глаза облепил?

Глаза Самшеза расширились от дерзости человека в чёрном, и он тут же выпалил:

— Знай своё место безродный, иначе тебе придётся…

Но его тут же перебили.

— Знаешь, я передумал. Если вы со своим царём поцелуете меня в зад, ты — в левую щёчку, а он — в правую, то тогда можете валить назад к себе домой. Вот тогда мы и будем в расчёте.

Самшез спрыгнул с мали и вытащил свой меч с красивой инкрустированной двумя изумрудами гардой из ножен. Он двинулся к скрывающему лицо нахалу, намереваясь покарать того за немыслимую дерзость в адрес его Царя, не говоря уже о том, что и его самого оскорбили ничуть не меньше.

— Невоспитанный ублюдок! — закричал Самшез, опуская лезвие на голову обидчика.

Фигура в плаще дёрнулась настолько быстро, что ни один из присутствовавших герольдов даже не успел рассмотреть, как всё произошло.

Незнакомец сделал один быстрый шаг назад, раскрывая левый край плаща, и вытащил свою саблю с нанесёнными вдоль клинка рунами, отбивая удар молодого человека. Скорость и сила, с которой он это сделал, были настолько велики, что меч Самшеза отскочил обратно в своего хозяина, погрузившись в его лицо прямо вдоль правого глаза. Любой другой обычный клинок просто бы распался на две половинки, но состоятельный юноша прямо перед тем, как отправиться на войну, отдал несколько семейных реликвий ради чудесного клинка высочайшего качества. Отчасти это и стало причиной его гибели. Лезвие выдержало удар, отделавшись большущей зазубриной, но другой своей стороной на несколько сантиметров ушло в голову парня. К удивлению раскрывриших рты зрителей он так и не отпустил рукоять, застыв на пару секунд на месте, словно только что сам себе нанёс фатальный удар.

Когда его тело повалилось на песок, одаряя безжизненную поверхность земли алыми струйками крови, разрубленный шнурок сорвался с головы Самшеза, и его куфия, подхваченная лёгким ветром, понеслась прочь. Её можно было бы принять за белый флаг примирения, если бы не алое пятно в месте разреза. Сейчас этот белый кусочек ткани символизировал окончание переговоров и начало войны между могучей пятитысячной армией Аравада и единственным защитником знаменитых Врат Дарсиды.

* * *

Мужчина в чёрном плаще приблизился к скалистому обрыву, с которого открывался неописуемый вид на бескрайние водные просторы океана. Он сбросил свой плащ и котомку с вещами у ближайшего валуна, оставшись в тёмно-буром кожаном нагруднике, испещрённом множеством порезов. На его левом предплечье виднелся такой же кожаный щиток с металлическими стержнями, вставленными в пазы, а его чёрные шаровары были заправлены в высокие пыльные сапоги такого же цвета, что и нагрудник. Он оставил вместе с плащом и своё оружие: изогнутую саблю с широким клинком и перламутровой рукоятью, метровый меч в эбонитовых ножнах и узкий пояс с петлёй, в которой красовался причудливый кинжал, похожий на заточенный зуб неведомого чудовища, с рукоятью в виде переплетённых жил.

Странник взял с собой лишь маленькую урну из лакированной красной глины с двумя светлыми полосками и выгравированными символами на них. С этим сосудом в руках он подошёл к самому краю обрыва, всматриваясь в красоту спускающегося к водной глади солнца и готовясь произнести речь. Прошло больше минуты, но ни одно слово так и не сорвалось с его уст.

Крепкий бриз раскидывал его чёрные сальные волосы длиной до плеч и хлопал тканью шаровар, что словно траурный флаг развевались от его дуновений.

Мужчина прикрыл глаза и открыл сосуд. Несколько секунд потребовалось, чтобы перевернуть его и отправить содержимое в последнее путешествие вместе с вольным юго-западным ветром.

Глаза странника теперь были открыты, но затуманенный взгляд подсказывал, что он находился сейчас не здесь, а где-то в глубине своих воспоминаний, нахлынувших после того, как последние крупицы пепла покинули свою темницу. На его испачканных щеках не было видно ни одной дорожки слёз. Осунувшееся от месяцев в пути лицо передавало глубокую скорбь и в то же время облегчение от исполненного обещания.

Он продолжал стоять на краю, наблюдая за белыми птицами в небе, слушая перекаты прибоя и ощущая игривый ветер на своей коже.

Странник хотел вернуть крышку на место, но та вырвалась из его рук от сильного порыва воздуха и исчезла где-то внизу, разбившись об острые камни. Прибой тут же подхватил осколки и скрыл их под пенистой водой. Незнакомец впервые взглянул себе под ноги. Там, более чем в тридцати метрах под ним, манящие обломки скал приглашали его последовать за упавшим предметом, а шёпот бурлящей воды вторил им, предлагая избавление от душевной боли.

Странник поднял глаза, всматриваясь вдаль, а затем развёл руки в стороны, продолжая удерживать урну в одной из них, и прикрыл веки. Он сделал глубокий вдох и представил себе, как медленно выставляет правую ногу вперёд. Ещё чуть дальше, ещё чуть-чуть, да, да. Теперь последнее движение и всё будет окончено.

— Прости меня сердечно, путник, — послышался мужской виноватый голос где-то сзади. — Я бы не стал тебя беспокоить, раз уж ты всё решил, но… — странник открыл глаза, но не повернул головы, замерев в положении на самом краю пропасти, одной ногой уже ступив в неё, — …это место для влюблённых. Здесь юные сердца признаются друг другу в чувствах, а вид мёртвого тела ничуть не укрепляет решимость в такого рода делах.

Странник мысленно вернул ногу на твёрдую поверхность и опустил руки. Ещё пара мгновений, и его голова повернулась направо, встретившись взглядом с полноватым мужчиной в красно-синем полосатом жилете, накинутом поверх бежевой дишдаши, в такого же цвета свободных брюках и странных сандалях со множеством ремешков. Тот смотрел на него грустными и виноватыми глазами, что было трудно различить из-за кустистых чёрных бровей. Очередной порыв ветра ударил по лицу мужчины, из-за чего тому пришлось схватиться за клетчатую куфию, дабы не лишиться головного убора. Когда ветер стих, он аккуратно стряхнул с ровной и короткостриженой бороды песок и продолжил говорить:

— К тому же мертвечина привлекает птиц. Они будут кружить здесь и гадить. Это тоже не добавляет романтики, если хочешь знать моё мнение, — после этой фразы лицо мужчины засияло, и он даже улыбнулся, радуясь собственной шутке.

Странник снова глянул вниз с обрыва, но на этот раз без каких-либо печальных мыслей.

— Тело не всегда смывает волнами, иногда оно остаётся насажено на верхушки скал, и тогда только с приливом волны смогут его унести, — мужчина дождался, пока странник снова посмотрит на него, а затем затараторил: — Я ни в коем случае не хочу тебя отговаривать, но с твоей стороны было бы великодушно сделать это чуть дальше. Можно спуститься ниже. Вон туда, — он указал в направлении другого выступа пальцем. — Высота там поменьше, но камни такие же острые, так что исход будет абсолютно таким же.

Странник ещё раз взглянул на бескрайнюю водную гладь, что сияла в лучах вечернего солнца, затем он отвернулся от обрыва и пошёл к камню за своими вещами.

Мужчина в куфии разглядел множество шрамов на руках незнакомца и приметил ещё один вдоль челюсти, что частично скрывала редкая растительность на лице.

— Ну а если ты вдруг передумал, то можешь присоединиться ко мне. Я почти закончил собирать травы для моего чудесного чая и направляюсь в город, — странник никак не отреагировал на предложение, но мужчина решил не сдаваться: — Знаешь, мой чай не поможет тебе справиться с горем и печалью, но, тем не менее, душу согреет. А в моей компании тебе будет не так одиноко. Я знаю несколько замечательных историй, после которых не то что краски в жизнь вернутся, но и проснётся зов мужской натуры. А там, куда я направляюсь, немало прелестных девиц, томящихся от одиночества и скуки.

Странник вернул пояс с кинжалом на талию, накинул плащ на плечи, сверху перекинул через плечо лямку с ножнами и снова повернулся к мужчине, одаряя болтуна пронзительным и печальным взглядом.

Тот понял, что надавил на больное место, и, дважды кашлянув, забубнил:

— В общем, я пойду по той дороге к спуску. Если решишься, то присоединяйся. Настаивать не буду.

После этого толстячок побрёл в указанном направлении, сжимая в руке длинную сухую палку, выступавшей для него сейчас тростью. Странник ещё раз взглянул на обрыв метрах в пятидесяти от его места, а затем закинул котомку на плечи, в левую руку ухватил обёрнутую в засаленный кожаный ремень саблю возле гарды, а правой подцепил пустую урну. Он ещё раз взглянул на заходящее солнце и покинул своё временное пристанище.

Полный мужчина продолжал медленно ступать по узкой протоптанной тропе вниз, спускаясь с возвышения, оканчивающегося скалистым обрывом. Когда он услышал позади себя лёгкое бряцанье металла и удары сапог по земле, то на его лице заиграла довольная искренняя улыбка. Он не менял свой темп, ожидая, что незнакомец вскоре поравняется с ним, и они продолжат путь вместе.

Когда странник добрался до него, мужчина остановился, развернулся и, широко улыбаясь, поклонился в знак приветствия.

— Моё имя Шам Аз Сихт, — представился он, поднимая голову.

Незнакомец не сказал ни слова, лишь устремил свой взор сквозь остолбеневшего на мгновение мужчину. Тот мог поклясться, что на радужке тёмных как уголь глаз время от времени сверкали маленькие молнии — от белков к зрачку. Выйдя из ступора, Шам Аз решил не давить на своего попутчика и, снова улыбнувшись, продолжил спуск, слушая как за ним по пятам следует спасённая им заблудшая душа.

Пройдя несколько шагов, он услышал позади себя тихий, но пронизывающий до глубины души, как и взгляд этих грозовых глаз, голос:

— Дейан.

Шам Аз аж прищурился от радости и, тихонько хихикнув, продолжил вести за собой нового товарища вниз в широкую долину внутри каньона. В его родной и горячо любимый город.

Двое герольдов волокли привязанное к их мали тело Самшеза обратно к своим офицерам, а третий вёл за собой оставшегося без всадника скакуна. Они так и не смогли отцепить руку знатного юноши от рукояти, так же как и не смогли вытащить клинок из его головы. В таком виде посланника Царя было бы трудно закинуть на спину верхового животного, а испытывать судьбу, оставаясь рядом с дерзким воином в чёрном плаще, не хотел ни один из глашатаев Аравада. Поэтому они наспех повязали тело за щиколотки и потащили по песку словно какого-то бродячего пса, а не наследника знатного рода. Когда они остановились перед своим генералом, то смиренно опустили головы вниз, ожидая наказания и новой команды.

Абу Манзи махнул рукой солдатам позади него. Четверо ближайших выскочили вперёд и принялись отвязывать тело посланника, а после понесли его между шеренгами к отряду из десятка человек, которых привёл с собой на войну Самшез.

Генерал проводил процессию взглядом, а затем повернулся к герольдам.

— Кто он? И как посмел нарушить священную традицию мирных переговоров перед битвой? — прогремел старый воин, сверля взглядом ни в чём не повинных всадников с копьями.

Те наконец подняли взгляд на своего генерала и один из них замямлил:

— Он не назвался, мой генерал. Даже не открыл лица. Лишь только… — герольд замялся, решаясь произнести следующие слова, — ...предложил армии сдаться, а после оскорбил покойного Самшеза и… — парень громко сглотнул, — ...нашего великого Царя.

Брови генерала сомкнулись. Он продолжал грозно глядеть на закончившего доклад глашатая, а потом посмотрел ему за спину, вперив взгляд в едва различимое тёмное пятно, что мелькало между двух башен перед открытыми вратами.

Ещё один герольд осмелился внести свою лепту в историю товарища:

— У него изысканный клинок с рунами, — начал он, и Манзи тут же принялся сверлить его глазами. — Он невероятно быстр и силён. Мы даже не увидели, что произошло, пока хаж Самшез не рухнул на песок, погибнув от собственного клинка, — закончив речь он снова опустил глаза, но тут же поднял их, вспомнив ещё одну важную, по его мнению, деталь. — У него был северный акцент. И говорил он слишком грубо. Этот воин явно не из этих земель.

В этот момент к ним приблизился Царь Аравад на белоснежном мали , только что покинувший свой заметный издали красочный шатёр с расшитым золотистым узором на стенках. Он поинтересовался:

— Что произошло, Манзи? Где Самшез?

Все трое герольдов опустили головы и куда ниже, чем это было при разговоре с одним лишь генералом. Абу Манзи, не поворачивая головы, сказал:

— Его убил тот бродяга перед вратами. Причём оружием самого хажа.

Аравад прищурился, вглядываясь вдаль, а затем с наигранной яростью в голосе объявил:

— Бесчестный выродок! Как он посмел нарушить неписанный закон о мирных переговорах перед битвой?

Не купившийся на этот спектакль Манзи сухо бросил:

— Видимо, не мы одни наплевательски относимся к традициям.

На этот раз ярость на лице царя была неподдельной. Казалось, что он готов вот-вот выхватить свой меч и сразить старого брюзгу. Трое герольдов почувствовали жар не только в воздухе, но и в обстановке вокруг. Все они покрепче сжали поводья, испугавшись, что и их может настигнуть гнев владыки.

Аравад решил простить генералу эту дерзость в присутствии солдат, переведя свой гнев в сторону убийцы его глашатая.

— Отправь небольшой отряд малитов. Пусть поймают наглеца. Лучше живьём, но можно и не церемониться, если будет слишком бойким. Тело пусть притащат сюда. Мы его четвертуем и будем таскать кусочки тела за мали на потеху нашим славным воинам.

Манзи обернулся к своему правителю и хотел было возразить, ибо жестокая расправа над одним единственным защитником города не казалась ему чем-то воодушевляющим. С ним бы согласилась большая часть солдат, учитывая обстоятельства, при которых они собирались захватить Дарсиду. Но он решил придержать недовольство при себе, чтобы ещё раз не выставлять Царя перед подчинёнными в плохом свете.

— Будет сделано, мой Царь, — отозвался генерал.

Он уже развернул своего мали и хотел было тронуться в сторону верховых, как его окликнул Аравад, дополнивший свой приказ:

— Постой! Поручи это задание всадникам Каралла. Пусть его малиты привезут бродягу сюда.

Манзи встал на месте и развернулся. Услышав уточнение, он лишь кивнул в ответ и подозвал одного из офицеров, приказав доставить волю Царя самому Караллу Санкри — двоюродному брату Аравада.

Теперь противное и неуместное желание владыки прилюдной казни казалось вполне логичным. Он хотел выставить своего родственника в плохом свете, послав его людей на выполнение грязного задания. Народ увидит, как малиты «кровожадного» Каралла расправляются с несчастным, и это пагубно скажется на репутации хажа. Когда воины в цветах его двоюродного брата будут разрывать на кусочки северянина, никто ведь и не подумает, что за этим стоял Аравад.

Каралл был одним из немногих хажей, кто выступал против войны. И с особым рвением доказывал свою точку зрения по поводу нарушения священных традиций. Но, оказавшись в политическом меньшинстве, как и все остальные высокопоставленные хажи последовал за своим Царём в этот поход. Иначе бы у Аравада появилась возможность обвинить брата в измене и избавиться, наконец, от надоедливого кузена. Аравад был не так глуп, как могло показаться изначально, при его восхождении на трон, и решил действовать исподтишка, планомерно уничтожая репутацию Каралла.

Спустя несколько минут девять всадников в чёрной броне с красными шестиконечными звёздами на наплечниках и нагрудниках пронеслись через передовую шеренгу, выполняя приказ своего господина, навязанный жаждой Аравада насолить брату.

Человек в чёрном плаще заметил приближение мали с всадниками. Он развязал прочный шнурок возле шеи, что удерживал плащ, и взял в правую руку свою саблю, левую же вооружив вычурным кинжалом и держа его за рукоять остриём вниз. Капюшон развевало от порывов ветра, и иногда на свету мелькало лицо с длинными чёрными сальными патлами и угольно-чёрными глазами. Дейан был готов к сражению.

Один из малитов вырвался вперёд, обогнав остальных и намереваясь первым нанести сокрушительный удар по дерзкому незнакомцу.

Лишь первые три шеренги могли издалека наблюдать за этим боем, хотя для солдат он казался лишь бессмысленной тратой времени и довольно нечестной схваткой. И они были всецело правы.

Бесстрашный малит словно наконечник стрелы мчался на фигуру в плаще, издавая устрашающий, по его мнению, крик. Когда до цели оставалось чуть более десяти метров, странник вдруг рванул навстречу. Настолько быстро, что оказался у морды мали ещё до того, как его накидка упала на землю. Казалось, что фигура просто растворилась в воздухе, отчего плащ медленно спускался на песок, сохраняя форму владельца. Невидимый удар по наконечнику копья направил орудие вниз, и оно воткнулось в землю. Всадник ещё не успел разжать руку и отпустить древко, как Дейан взбежал по нему вверх и одним молниеносным движением срубил голову смельчака. А та, разбрызгивая кровь, полетела назад и упала в седло скачущего следом бойца. От неожиданности второй малит уставился на лицо своего товарища, ничуть не изменившее своего воинственного выражения, продолжая с грозной гримасой и открытым ртом глядеть вперёд. Он не заметил летящий в его сторону тёмный силуэт, а тот, вытянув перед собой саблю, пронзил грудь воина и скинул его назад. Дейан приземлился ногами на опустевшее седло, пальцами левой руки схватившись за упряжку. От сильного удара и инерции, что потянула животное назад, мали тут же затормозил и встал на дыбы. Шея зверя была тяжёлой и крепкой и не только выдержала рывок, но и не дала завалиться ему на спину.

Оставшиеся малиты, проскакав вперёд, остановились или пошли на круг, в надежде обойти невероятного прыгуна. Первыми пали как раз те, кто встал на месте. Тёмная фигура взбежала по креплениям седла всё ещё вытянувшегося на задних копытах вверх мали и оттолкнулась от морды, взмыв ввысь. Солнце слепило лучами из-за спины Дейана. Копейщики прикрывали глаза руками, поэтому почти все выпущенные в сторону летящей угрозы копья прошли мимо. Одно из них всё же ударило по щитку на предплечье странника, вспоров кожаную защиту и оставив кровавый порез на левом плече.

Двое всадников так и не поняли, что их сразило, а третий успел вытащить меч, надеясь сразиться с дьяволом, что сейчас нёсся на него, оставляя за собой в воздухе след из кровавых капель. Дейан приближался с левой стороны, и боец даже успел перекинуть свою саблю в левую руку и блокировать первый удар, но клинок противника почти не ощутил сопротивления и оттолкнул препятствие в сторону, срубив ногу малита возле колена и оставив глубокий порез на боку животного.

Мали не сдержал себя в приступе боли и отскочил вправо. Его хозяин, лишившись опоры с одной стороны, завалился набок и упал за землю лицом вниз. Он попытался встать, оттолкнувшись руками, но одно из копыт раздавило его левую ладонь, а затем остальные принялись месить его тело, пока предсмертные вопли бедолаги совсем не стихли.

Один из четырёх малитов, что обошли противника кругом, выпустил своё копьё. Дейан стоял на месте и казался прекрасной мишенью, но в момент броска он вдруг подкинул свою саблю в воздух. Полсекунды позже он дёрнулся назад и вправо, перехватывая древко на лету, и тут же прокрутился вокруг себя, отправив снаряд обратно в своего владельца. Последний успел подумать о том, что подобный трюк просто невозможен и с такой скоростью двигаться невозможно, а потом принялся машинально прижимать дыру в шее, из которой маленьким фонтанчиком била кровь. Он так и проскакал вперёд мимо странника, успевшего подхватить падающую вниз саблю. Всадник продолжал сжимать рану, пока его глаза не угасли, а тело не свалилось на шею скакуна, уцепившись бронёй за сбрую.

Трое оставшихся малитов остановились в нерешительности. Тот, что был посередине, окрикнул соратников, и те принялись обходить врага, надеясь атаковать одновременно с двух сторон. Командовавший ими наездник с рассечённой ещё в молодости глазницей рванул на Дейана, намереваясь протаранить того грудью мали или заставить отскочить в сторону и дать своим воинам шанс нанести удар.

Бродяга выжидал на месте, пока зверь не оказался прямо перед ним. Первым движением он отрубил передние копыта, вторым — задние. Ревущий мали воткнулся мордой в песок, а его зад начал переваливаться вперёд. Всадник, тем не менее, не растерялся, высвободив ноги из стремени, и кувырнулся в сторону, тут же выхватив короткий меч и нож. Он подло кинул маленькое оружие в спину Дейана, выжидавшего синхронной атаки оставшихся верховых солдат. Не оборачиваясь, странник завёл саблю назад, плашмя отбив летящий нож, а потом кинул свой кинжал в одного из приближавшихся малитов, отразив удар второго саблей. Чудное лезвие-клык вонзилось в плечо бойца, из-за чего тот отвёл свой меч в сторону и схватился за торчащую из тела рукоять свободной рукой.

Всадники поменялись местами и принялись разворачиваться, пока их офицер отвлекал на себя Дейана. Старый одноглазый мечник наносил удары, проверяя защиту противника и не давая тому глядеть по сторонам на мчащихся к нему малитов. Один из его ударов прорезал воздух, не встретившись с саблей Дейана, после чего тот схватил замешкавшегося старика за предплечье и потянул на себя. Бродяга перекатился на спину, уперев ногу в живот одноглазого, и подкинул мужчину в воздух, когда наездники совершили совместный удар. Один из них успел среагировать и отвести клинок, второй же полоснул командира по голове, проломив череп возле уха.

Дейан отбросил тело за себя, продолжая выполнять перекат назад, и, оттолкнувшись руками, снова принял вертикальное положение. Раненный малит, что нанёс удар своему офицеру, в ярости позабыв о тактическом манёвре, бросился на странника. Дейан поддел лезвием песок и пустил его в лицо солдата. Тот пронёсся мимо, не успев ударить, и начал раненной рукой тереть глаза, что доставило ему немало неудобств, если не говорить ещё и об острой боли в плече, затуманившей разум.

Последний малит понял, что преимущества больше не осталось, и просто спрыгнул на землю, выхватив два коротких меча из-за пояса. Он медленно подходил к Дейану, с опаской поглядывая на опущенную вниз саблю. Тот стоял к нему боком, всем своим видом показывая пренебрежение к противнику. Малит не выдержал такого обращения и махнул мечом, намереваясь вспороть руку наглеца. Всё, что он увидел, так это блеск стали, после чего один из его клинков улетел прочь. Он перекинул оставшееся оружие в правую руку и начал обходить Дейана, подгадывая удачный момент. Когда солнце было у него за спиной, он провёл ещё один выпад. Очередная яркая вспышка, и горло спешившегося малита оказалось перерезано. Бродяга, стоявший у него за спиной, отвёл клинок от шеи и двинулся к единственному выжившему из всего отряда бойцу.

Красными, раздражёнными глазами малит наблюдал, как его товарищ упал сначала на колени, а потом рухнул наземь всем телом. Охватившая его паника заволокла сознание, он с надеждой посматривал в сторону огромной армии своих сотоварищей, надеясь укрыться там от непобедимого существа, сумевшего с такой лёгкостью одолеть весь его верховой отряд.

Он уже поднял руку, намереваясь ударить поводьями и унестись прочь, но остановился, когда чувство достоинства взяло верх над страхом. Вместо унизительного бегства он решил спуститься с мали и, глядя в лицо черноволосому дьяволу, выставил оружие перед собой, вставая в боевую стойку.

Наблюдая за раненным и истекающим кровью противником, Дейан почтительно кивнул головой, отдавая дань уважения отваге и доблести раненого воина. К удивлению странника, воин сделал то же самое в ответ.

Генерал Абу Манзи наблюдал за происходящим через подзорную трубу. Бесстрашный малит Каралла Санкри, вскинув меч, побежал на темноволосого человека, а затем неожиданно рухнул. Хоть генерал и не заметил фатального удара, но уже всецело осознал, что из отряда, который должен был сыграть свою постыдную роль в хитром плане царя Аравада, уже никто не вернётся.

Сам владыка снова отлучился в свой шатёр, ожидая прибытия карателей в тени и наслаждаясь сладкими фруктами.

Морщинистый напряжённый лоб старого Манзи, казалось, застыл, как камень. Он наблюдал за схваткой издалека и, хоть и не видел всего боя из-за поднявшейся в воздух пыли, сейчас всё же пришёл к мысли, что единственный защитник Дарсиды не какой-то там простой северянин без манер и уважения к традициям.

— Малов! — подозвал он своего помощника.

Темнобородый мужчина в красном тюрбане и коричневом кафтане с белой вышивкой приблизился к нему сзади верхом на своём мали.

— Да, мой генерал, — отозвался он.

— Сообщи Царю, что казнь уже состоялась, — угрюмо проронил Манзи.

Малов на мгновение замешкался, а генерал спустя пару секунд добавил:

— И все палачи уже лежат в песке, ожидая встречи со Всевышним.

Малов ничего не ответил, лишь спешно двинулся в сторону королевского шатра. А старый генерал остался на месте, не спуская глаз с открытых ворот, перед которыми стоял ужасный чёрный цепной пёс.

* * *

Шам Аз встал у самого края скалы и, радостно вздохнув, распростёр свои руки в приветствии. Дейан остался стоять позади, поглядывая из-за спины мужчины на широкую и на удивление полную зелени долину внизу.

— Родная Дарсида! — сомкнув веки, выдохнул мужчина. — Здесь любому найдётся пристанище. И блуднице, и пьянчуге, и безумцу. А потерянных душ здесь… — он открыл глаза и повернулся к патлатому страннику, — ...скажем, ты здесь будешь не одинок.

Дейан ещё раз поглядел на пышный город. Дома в нём почти все были возведены из песчаника. Плоские крыши не очень высоких строений (не выше трёх этажей) уже подсвечивались закатными лучами солнца. Такое ограничение было неспроста, ведь, находясь в каньоне, было трудно сохранить улицы светлыми, особенно когда светило довольно рано пряталось за горами. Да и нельзя было забывать про луну, что помогала подсвечивать город по ночам, раскрывая взору непотребства, творившиеся здесь после заката.

Дейан был заворожён зрелищем, хоть и не подавал вида. Поддавшись любопытству, он спросил у своего проводника:

— А почему здесь так много…

Он не успел договорить, ибо Шам Аз опередил его с ответом:

— Зелени? — широкая улыбка расплылась на лице толстячка, когда он ощутил, как холодное сердце странника оттаяло. — Вокруг города, да и в самой долине, множество пещер с источниками пресной воды. Когда-то здесь проходила река, многие тысячи лет назад. Но почва сохранила свою плодовитость, подпитываемая скрытыми под землёй каналами, — Шам Аз остановился и почесал бороду. — Конечно, тут бывает настоящий потоп после дождя, но в этих землях сам знаешь, как с осадками. Сколько Всевышнему не молись, он всё равно не пошлёт влагу с небес чаще раза лет эдак в пять.

Дейан внимательно слушал мужчину, а сам рассматривал большое пятно почти в самом центре долины, выделявшееся практически полным отсутствием зданий. Шам Аз проследовал за взглядом собеседника и тут же заметил:

— Да, это главная площадь Дарсиды. Замечательное место, особенно по вечерам, когда часть поля перекрывают и можно от души поиграть в фуркол.

Дейан расщедрился ещё на одно слово:

— Фуркол?

Пухлый мужчина поправил шнурок на куфии и удивлённо выдал:

— Ну, фуркол. Игра такая с мячом и воротами. Надо чтобы мяч в них попал, и кто получит больше очков...

Дейан продолжал смотреть на Шам Аза, не понимая, шутит ли тот или говорит всерьёз.

— Пропащие же люди живут на севере. Как же вы там развлекаетесь? А как деньги зарабатываете? Или у вас и про азартные игры вообще ничего не знают?

— Знают, — сухо отозвался странник, всё ещё обдумывая фразу про фуркол.

Шам Аз лишь покачал головой и продолжил спуск.

— Ладно, как-нибудь сам увидишь. Мы, кстати, будем проходить через площадь. Моя лачуга на том конце города, так что, если повезёт, я тебе всё покажу.

Часть пути они провели в тишине, если не считать пыхтений и вздохов полного мужчины. Вскоре впереди у обрыва показались большие плотно переплетённые корзины песочного цвета, подвешенные за толстые канаты. Человек возле скромной палатки рядом с корзинами привстал, заметив путников. Когда Шам Аз с Дейаном подошли поближе, привратник, одетый в светло-серый бишт, заговорил первым:

— Каждый раз уходишь в эти горы и всегда возвращаешься с какой-то находкой.

Шам Аз весело ответил:

— Видимо, пророки шепчут мне в уши по ночам, чтобы я отправлялся сюда на поиски.

— Нет, это ты просто жене надоел, вот и нашёптывает она, чтобы избавиться от тебя хотя бы днём.

Оба товарища звучно захохотали, а затем Шам Аз протянул безбородому привратнику пару монет.

— Нам сюда, — позвал толстячок, приглашая пройти в одну из корзин.

Дейан последовал за проводником, обменявшись взглядами со знакомым Шам Аза. Когда дверца, что служила одновременно и пандусом, поднялась, прикрыв одну из стенок корзины, толстячок подвязал удерживающую её в таком положении верёвку за специальный крюк.

— Бьюсь об заклад, ты никогда ещё не видел такого чуда инженерии, — корзину затрясло, а затем она начала медленно спускаться вниз на канате. — Что для уставших путников, бродивших по горам, ещё может быть приятнее, помимо такого приспособления?

Корзину иногда потряхивало, но она, на удивление, почти не раскачивалась.

— Лёгкой музыки, — ответил Дейан спустя полминуты.

Шам Аз на секунду задумался, а потом заговорил:

— Не думаю, что ездить каждый раз с музыкантами будет уместно. Лишний вес, знаешь ли. Быстрее перетирается канат.

Корзина опустилась вниз. Шам Аз опустил дверцу, и когда Дейан выбрался наружу, болтливый мужчина преградил страннику путь, показывая на саблю.

— Здесь нам не грозит опасность. Можешь убрать оружие под плащ. Самое страшное, что с нами может случиться, так это уличные карманники, но у нас есть для них свои методы наказания.

Шам Аз не сдвинулся с места, показывая всем своим видом, что эта процедура обязательна, и дальше им с оружием в руках пути не будет. Поэтому Дейан прицепил свой клинок к поясу, укрыв его как велено, и тогда они продолжили путь, перебирая ногами в шумном и пахучем потоке людей по узким улочкам цветущего города в зелёной долине.

* * *

Пока Дейан, добивая изувеченных мали, возвращался к одной из башен у врат города, не забыв вернуть свой кинжал и плащ, разъярённый Аравад сыпал руганью в небеса и раскидывал серебряную посуду у себя в шатре. Выплеснув все эмоции, великий Царь выбрался наружу и, забравшись на своего белого мали, поскакал на передовую, чтобы встретиться с Абу Манзи.

Солдаты дружно расступались перед своим владыкой, и вскоре, выйдя за первую шеренгу, он увидел семерых скакунов, возвращающихся в строй. Все они были без наездников за исключением последнего, тащившего на своей спине, залитой уже засохшей кровью, тело одного из воинов Каралла.

Аравад был вне себя от гнева, и не только потому что какой-то бродячий пёс только что разрушил его коварный план, но и по причине того, что он задержал всё его войско на подступе к одной из самых важных стратегических точек континента. Такого оскорбления владыка Санкри-Борум не мог выдержать, хотя и старался как можно менее явно проявлять свои разгоравшиеся эмоции.

Подойдя к старому генералу, Аравад процедил сквозь зубы:

— Возьми батальон солдат и сотри эти врата вместе с бродягой с лица земли.

Генерал продолжал смотреть на вернувшихся мали и чётко ответил на приказ царя:

— Боюсь, что это будет неразумно, мой Царь.

От такого высказывания глаза Аравада расширились, а сам он придвинулся ближе к Абу Манзи, чтобы его слова мог услышать только военачальник.

— Ты смеешь перечить моему приказу, старик? — угрожающе прошипел он.

Манзи, наконец, повернулся и уважительно посмотрел на своего владыку.

— Никоим образом, мой Царь, — отозвался генерал, — только высказываю свою озабоченность в связи с вашей пламенной речью.

Аравад непонимающе взглянул на старого вояку.

— Вы заявили, что первым войдёте в город и подарите его вашим славным воинам. Если я проведу в него целый батальон без вас во главе, то люди могут решить… — Абу Манзи оглянулся по сторонам, а затем наклонился к правителю, заканчивая фразу шёпотом, — …что вы не держите своё слово.

Нездоровый огонь разыгрался во всё ещё широко распахнутых глазах Аравада.

— Да кому какое дело, что я сказал в своей речи? — едва ли не рыча, проговорил он.

— Мой Царь, простые солдаты могут и забыть, что вы обещали, а вот знать будет помнить каждое слово. Многие из них желают урвать лакомый кусочек города, и сейчас, когда вы пообещали им эти дары, они с нетерпением ждут их.

Аравад громко выдохнул.

— И я вручу им заслуженное, но сначала нужно захватить этот проклятый город.

— Я согласен, но вы должны первым войти в него, как и было обещано. Если даже не сейчас, то потом ваше нарушенное обещание выползет наружу, когда хажам это будет выгодно. А вы сами прекрасно понимаете, что такие разговоры могут привести к… — Манзи не стал заканчивать предложение. По лицу царя он догадался, что тот отлично понимает, о чём шла речь.

— Прекрасно. Прикажи батальону выступать, я сам возглавлю его.

Манзи лишь покрутил головой.

— Это будет опрометчиво.

Глаза Аравада снова разгорелись, и генерал тут же пояснил:

— Этот воин, кто бы он ни был, не так прост, как кажется. Он играючи справился с опытными бойцами вашего кузена, сделав из этого представление. Он не только показал, что не боится вашей армии, но и сам хочет внушить ей страх.

Аравад задумался над услышанными словами, а старый генерал тем временем продолжил:

— Он не станет сражаться с целым батальоном в открытом поле. Будет выгоднее занять позицию за воротами, чтобы не быть окружённым и биться в узком проходе с гораздо меньшим количеством людей за раз. А так как войти в город должны сначала вы…

Великий Царь усмехнулся:

— Ты говоришь так, словно он действительно собирается сражаться против наших пяти тысяч воинов.

Абу Манзи снова устремил свой взор в сторону врат.

— Он уже вышел против них, — брови и лоб седовласого военначальника не переставали напрягаться. — И кто знает, что ещё припасено у этого дьявола в мешке.

Дейан тем временем подобрался к левой башне, возле которой оставил свой мешок с чёрным мечом, щиты и короткий лук. Он поковырялся в котомке и вытащил оттуда небольшой бутылёк с зелёной жижей и тёмно-синюю квадратную металлическую коробочку с белыми символами на каждой из сторон. Последнюю он отложил в сторону, вооружившись луком. Пробку из бутылька он вытащил зубами, а потом принялся аккуратно смачивать тетиву его содержимым, стараясь не проливать ничего лишнего. Он закупорил сосуд, когда с делом было покончено, и, не дожидаясь, пока натянутая, как струна, жила высохнет, принялся ударять по ней пальцем. Жижа на тетиве заиграла на свету, переливаясь всеми цветами радуги, а в воздухе был слышен причудливый звон, как от неизвестного доселе музыкального инструмента.

Когда звучание перешло в высокие тона, от которых начинало резать слух, Дейан подхватил одну из стрел, лежащих на земле. Он взглянул на коробочку с символами и, буркнув, принялся произносить фразу:

— Дорсэй Милани Аменахт Шурду.

Верхняя грань коробочки распахнулась наружу, словно бутон цветка. Странник отправил наконечник стрелы внутрь, проткнув что-то, отдалённо напоминающее сгнивший гриб, а затем, не теряя времени, приложил древко к оружию и нацелился в небо в направлении огромной армии.

Он спустил тетиву. Вокруг раздалось невообразимое жужжание, отголоски которого донеслись до первой шеренги войска. Маленький лук сумел послать стрелу на сотни метров, благодаря чудесной жидкости, и теперь грозный наконечник, поддавшись гравитации, начал опускаться вниз далеко за передовыми шеренгами Аравада.

Люди, услышавшие странный звук, заприметили в небе летящего чёрного посланника. Среди них были и царь с генералом. Стрела вонзилась в землю посреди плотно стоящих друг к дружке солдат, но никого не задела. Воины вокруг неё принялись хохотать, удивляясь жалкому подобию нападения. Аравад же, в свою очередь, не удержался от более грозного ответа.

— Лучники! По моей команде! — закричал он.

Ближайшие офицеры отдали приказания, после чего послышался гул боевых горнов, служилвших средством корректировки боевых действий на поле боя.

— Мой Царь, не стоит тратить на…

— Пли! — вымещая своё недовольство, заорал Аравад.

Почти синхронный залп привёл к тому, что темнеющее небо возле врат сейчас стало почти полностью чёрным. Дейан поднял оба круглых щита, наложив один на другой, и прикрылся ими, защищаясь от нескольких сотен острых жал.

Аравад выхватил подзорную трубу у генерала и принялся поглядывать на усеянное оперёнными чёрными цветами поле перед башней. Он не заметил никакого движения и уже начал радоваться своему спонтанному решению, как вдруг, откинув щиты в сторону, из-под чёрных стеблей показалась не менее чёрная фигура. Недовольный Царь вернул трубу владельцу.

— Что ты предлагаешь мне, Абу? — поинтересовался Аравад, сменив свой тон на учтивый.

— Солдаты провели в пути почти весь день. Уже темнеет, и мы можем пока устроить здесь стоянку.

Аравад снова недовольно взглянул на генерала.

— Встать прямо перед городом, когда он только и ждёт, чтобы мы вошли внутрь, как победители?

— Мы скажем, что из города на переговоры отправили послов с просьбой рассмотреть условия их капитуляции. Обсуждение может затянуться на всю ночь, что даст армии время передохнуть. А мы, тем временем, разработаем план нападения, который не поставит ваше высочество в неловкое положение.

Аравад пригляделся к генералу, словно оценивая его план. А затем кивнул:

— Хорошо. Прикажи войску встать лагерем. И поразмышляй над стратегией. Но не тяни слишком долго. Завтра мы должны войти в город.

С этими словами Аравад удалился обратно в свой шатёр, а Абу Манзи принялся отдавать указания.

Солдаты стали разбредаться по местности, выстраивая наспех палатки для ночлега. Никто из них не обращал внимания на торчащую посреди огромного лагеря стрелу, от которой в разные стороны уже разошлись крохотные канавки. Гриб, нанизанный на острие, ушёл в песок, и из него, после удара о землю, начали выползать мелкие насекомые, едва уловимые для глаза. Эти букашки стали расходиться всё дальше и дальше, попутно забираясь в сапоги и одежду ничего не подозревающих бойцов.

К тому времени, как солнце скрылось за горизонтом, с полтысячи солдат уже почёсывали натёртые, как им казалось, продолжительным маршем стопы и промежности.

Шам Аз продолжал идти вперёд, пробираясь сквозь толпы людей, а Дейан ступал за ним, посматривая вокруг. Они подошли к главной площади Дарсиды, сейчас была на удивление полной народа. Торговцы и воины, туристы и жители, немногочисленные стражники и воры с мошенниками — все они, казалось, собрались в одном месте, словно на парад, только вот ни о каком строевом движении не могло быть и речи.

Возле выхода на площадь, правее от улицы, из которой выбрались путники, виднелся просторный пруд, в центре которого бил небольшой фонтан. Дейан оглянулся и заметил перед прудом лестницу с рельефными колоннами, ведущую ко входу в роскошное белоснежное здание, из крыши которого торчала высокая башня с золотистой купольной крышей. Башня была гораздо выше всех остальных строений города, и Дейан даже удивился, что не смог разглядеть её на подступе к долине.

Шам Аз ушёл далеко, затерявшись в толпе, но вскоре вернулся назад, положив задумчивому страннику руку на плечо.

— Очаровательный вид, не правда? — Дейан так и не посмотрел на него, продолжая созерцать строение. — Это храм Дарсиды, место поклонения Всевышнему, пристанище для паломников и одна из наших достопримечательностей. Можно сказать, жемчужина города.

Дейан устремил взгляд наверх, оглядывая высокую башню. Шам Аз это заметил и поспешил добавить:

— Гадаешь, почему все дома тут такие маленькие, а башня нет? — толстячок усмехнулся и сам ответил на свой вопрос. — Просто зодчий компенсировал свой «маленький» недостаток.

Дейан повернулся, наконец, к мужчине, и уставился на него, скривив брови.

— Да шучу я, шучу, — тут же отбрехался Шам Аз. — Должно же у настоятелей храма быть что-то, внушающее уважение и трепет. Как будто без этого мы станем реже молиться. А вообще, Керп Фасыл сдаёт эту башню приезжим мазарам.

— Магам? — переспросил странник.

— Да. Магам, колдунам и прочим чародеям. Там внутри, говорят, для них всё обустроено, чтобы можно было проводить всякие обряды и эксперименты.

Шам Аз снова поправил куфию, хотя выглядело это, словно он просто пытался почесать голову.

— Почему башню не было видно с гор? — не унимался Дейан.

— А-а-а. Ты уже начал говорить предложениями. Это радует, — хохотнул мужчина. — Да приезжал тут один фокусник года два или три назад. Чудной был мазар. Но Фасыла это не особо волновало, они все такие. Так вот, у него мания была, что за ним следят постоянно. Так, по крайней мере, говорили. И решил он башню сделать невидимой. Силёнки, видимо, не рассчитал, и теперь издали её не видать, хотя в пределах города — вот, стоит как ни в чём не бывало. Фасыл после этого сам поселился в башне и больше её не сдавал. Вдруг новый постоялец ненароком, да разрушит жемчужину Дарсиды.

Дейан ещё раз глянул на самое высокое место в городе, но Шам Аз хлопнул его по плечу, отвлекая от дивной красоты белоснежного архитектурного чуда.

— Пойдём. Меня уже заждались. Да и ты, бьюсь об заклад, проголодался и не прочь подкрепиться.

Странник снова последовал за своим проводником. В один момент мужчина остановился, показывая на торчащий из земли столбик, окрашенный в белый цвет.

— Видишь его? Это разметочный столб. На площади таких с дюжину. Иногда её перекрывают и устраивают игры, а эти столбы показывают пределы игрового поля.

Дейан ничего не сказал, лишь снова последовал за толстячком, когда тот продолжил путь.

Они пересекли главную площадь, и у входа в самую широкую из всех виденных здесь улиц Дейан приметил незрячего мужчину, что сидел возле стены одного из домов, сложив ноги по-турецки. Грязный серый балахон на его теле истёрся на рукавах и возле пояса. Бритая голова была прикрыта лёгкой бурой цилиндрической шапочкой, а отросшая чёрная борода с проседью изредка подрагивала, когда тот что-то мямлил себе под нос. Его глаза были прикрыты, и со стороны могло показаться, что он просто прячет их от последних лучей заходящего солнца, но Дейан знал, что это было не так.

Он направился к слепому, опять забыв предупредить Шам Аза.

— Мы снова увиделись с тобой, Вьеирифон, — бросил странник в сторону сидящего на земле старца.

— Может и так, добрый друг. Но могу заверить, что я вас раньше уж точно не видел, — тот раскрыл веки, показывая блеклые мутные глаза, подтверждающие его слова.

Дейан присел на корточки перед Вьеирифоном, частично преграждая дорогу людям, но его это ни капельки не беспокоило.

— Что привело тебя сюда в чужие и жаркие земли? — спросил он.

— О, для меня нет чужих земель. Все они как один большой дом, в котором я живу, — хрипло усмехнулся слепой. — А пришёл я сюда за тем же, что и вы, мой любознательный друг.

— Чтобы выполнить обещание?

— Нет, — загадочно заулыбался Вьеирифон, — чтобы не забыть, кто я такой.

Дейан присмотрелся к старому знакомому, насупив брови и пытаясь понять смысл его слов. Ему помешала маленькая девочка с курчавой копной каштановых волос, неожиданно подбежавшая к незрячему и бросившая быстрый взгляд на странника подле него. Затем она достала маленькую монету из кармана и бросила её в разбитую тарелку для подаяний. Медяк отскочил от маленькой горсти монет на дне и вывалился из отломленного края посуды на землю.

— Спасибо, моя дорогая, — тут же поблагодарил Вьеирифон, одарив девчушку широкой искренней улыбкой.

Та ничего не ответила, лишь улыбнувшись в ответ. Она продолжала глядеть на страца своими ясными зелёными глазками несколько секунд, пока её улыбка медленно угасала, а затем принялась копошиться в своей пышной гриве и выудила оттуда цветок, что припасла у себя за ухом. Она взяла Вьеирифона за руку, развернула ладонью вверх и положила на неё свой подарок.

— О-о-о, — удивлённо отозвался слепой. — Благодарю тебя, моя звёздочка. Пусть смелость и вера не покинет в тяжёлые времена тебя и твоих родителей.

Девчушка продолжала заворожённо смотреть на Вьеирифона, пока сзади не послышался голос:

— Виза, пойдём. Нам пора.

Девочка отбежала к своей матери, схватив женщину за руку и продолжая смотреть на Вьеирифона, пока они не скрылись в толпе.

Странник, наблюдавший за всем этим, заметил:

— Вижу, ты всё также легко находишь друзей.

— Хех, такая уж у меня натура. Притягивает к себе людей.

Дейан постучал по разбитой тарелке.

— И не всегда приветливых, — напомнил он собеседнику.

Странник собрал все монеты на уцелевшем куске посуды, а затем ссыпал их в маленькую урну, что нёс до этого через весь город. Он взял незрячего за руки и приложил их к новой таре.

— Держи, мне она уже не понадобится.

Вьеирифон ощупал подарок со всех сторон, а затем поднял его в руках и слегка потряс, слушая звон внутри.

— Спасибо тебе, мой дорогой друг, — весело произнёс он.

— Бывай, Вьеирифон. Удачи тебе в… том, чтобы не забыть, — поднявшись на ноги, ответил Дейан и двинулся дальше по улице.

— И тебе, друг, и тебе, — донеслось до него сзади затихающее напутствие.

Шам Аз долго не мог отыскать своего попутчика, но теперь, когда Дейан поднялся на ноги, ему не составило труда разглядеть среди бесконечного потока людей единственную неприкрытую голову с засаленными патлами.

— А, вот ты где! А я уж было подумал, что ты решил остаться на площади или попросту сбежал от моей болтовни.

Толстячок снова положил руку на плечо странника, на этот раз стараясь не упускать того из виду, пока они шли вперёд.

Дейан ничего не ответил. Они так и брели в молчании (если не считать зачастивших возгласов с приветствиями, которыми Шам Аз осыпал всех знакомых людей на улице), пока не пришли к месту, где долина значительно сужалась, переходя во всё ещё довольно широкий каньон.

По правой стороне возле каменной природной стены, похожей на срез слоёного торта, стояло большое двухэтажное здание. Именно туда и вёл за собой своего попутчика приветливый Шам Аз.

Они прошли внутрь через деревянную дверь и оказались внутри просторного прямоугольного зала со множеством деревянных столов различной формы, вокруг которых восседали многочисленные посетители. Освещения из окон начинало не хватать. Светильники вокруг стен уже горели, но большая люстра возле потолка с десятком толстых свечей оставалась незажжённой.

— Ты не говорил, что живёшь в таверне, — проронил Дейан.

Шам Аз тут же ответил:

— Так ты и не спрашивал.

В этот момент к ним подошла женщина. Она была одета в тёмный балахон, выдававший её стройную фигуру, благодаря чёрно-белому поясу вокруг талии, а её голова была обёрнута в хиджаб, оставлявший лицо открытым.

— Вот ты где! А я уж начала переживать, что ты заблудился в горах, — её взгляд переместился на Дейана. — Вижу, ты опять с находкой. Вот не можешь ты просто так вовремя вернуться домой, да? Я только привыкла к вулканическим камням и прочим побрякушкам, как на тебе! Сначала птенец коронка, потом коза, а теперь ты решил людей с собой притаскивать?

Шам Аз был не в силах устоять перед таким напором.

— О, мой милый цветочек, этот путник заблудился в горах. Не мог же я оставить его там в одиночестве?

Женщина закатила глаза.

— Отвёл бы в город, да распрощался. Не обязательно было его за собой вести.

Взгляд Шам Аза стал очень тёплым, а его голос прямо зажурчал:

— Ручеёк ты мой горный, не всем заблудшим достаточно указать направление. Порой им нужно нечто большее…

Женщина понимающе посмотрела на супруга, а тот после короткой паузы добавил:

— К примеру, наш знаменитый пирог.

Она тут же вскинула руки вверх и повернулась в сторону кухни.

— У нас как раз всё готово, осталось отправить в печь, — вспомнила она, удаляясь, а напоследок крикнула мужу: — А ты займись пока светом, а то темно, как в пещере у кудангов.

— Присаживайся, друг. Я скоро вернусь.

С этими словами Шам Аз удалился вслед за женой. Дейан выбрал дальний квадратный столик, освободившийся за то время, пока жена отчитывала толстячка, и уселся спиной в угол, чтобы держать на виду весь зал и исключить возможность быть застигнутым врасплох сзади. Старая привычка, от которой уже было не избавиться.

Дейан оглядел все столы, за которыми, как могло показаться, собрались представители людей со всех концов света. Бородатые шумные северяне (настоящие северяне, а не те, кого местные без разбору так кличут оными), представители востока в изысканных красных одеяниях с поразительной вышивкой, группа темнокожих воинов из племени Зиу с юго-запада континента, высокие светловолосые и курчавые харлоу (искатели приключений, судя по двум наёмникам, что сидели вместе с ними за столом) и нельзя забывать о местных, пришедших просто весело провести вечер в компании приятелей.

Было странно видеть всех этих разномастных людей в одном месте, да ещё и не пытающихся завязать друг с другом драку (это особенно касалось взбалмошных северян). Но в тоже время привносило свою особую атмосферу в этот трактир. Отчего он казался не каким-то грязным пристанищем для всякого сброда, как было в большинстве заведений северных королевств. Нет, здесь чувствовался уют и умиротворение, которых Дейан не испытывал уже давно, и которые сейчас действовали словно бальзам на душу.

Он отставил оружие к стене, а сам, протяжно выдохнув, сложил руки на столе и положил на них голову, прикрывая глаза.

Какое-то время он просидел так, отстранившись от своих мыслей. Наслаждаясь моментом тишины внутри себя, странник не заметил, как кто-то подошёл к столу и поставил на него кувшин.

Услышав звуки ударяющейся посуды, Дейан резко подскочил на табурете и уставился на чудесную темноволосую девушку с милым личиком и прекрасными голубыми глазами, довольно редкими среди жителей юга. Она в свою очередь глядела ему в глаза, зачарованно всматриваясь в два грозовых облака, в которых сверкали маленькие молнии. Прошло довольно много времени, пока девушка не вышла из дурмана и не поставила на стол две кружки.

— Это рамза — напиток из ягод тоу. У вас их называют ринзардо, — вымолвила она, продолжая смотреть на Дейана.

— Спасибо, — тихо поблагодарил он.

Девушка наконец обернулась и понеслась к проходу на кухню. Странник наблюдал как та с невероятной грацией огибала столы и посетителей, умудряясь ни с кем не столкнуться, пока её бирюзовая туника с красно-золотистой оторочкой, в слабом свете казавшаяся синей, колыхалась при каждом крутом вираже.

Странник был так заворожён, что чуть не упустил из виду фигуру в тёмном плаще, выбравшуюся из кухни и спешно движущуюся к выходу. Глубокий капюшон не давал разглядеть лица, да и в целом накидка прекрасно справлялась со своей функцией, полностью скрывая владельца. Единственным, что приметил Дейан, были красные шнурки с золотистыми нитями, связанные в узел возле шеи и не дававшие плащу соскользнуть.

Таинственная фигура скрылась за дверью, затерявшись на улицах вечернего города.

В зал вышел Шам Аз. Он опустил люстру вниз и зажёг на ней все свечи, вернув круглое деревянное колесо, на котором они стояли, назад к потолку.

Закончив с освещением и поприветствовав нескольких местных в заведении, толстячок направился к Дейану, усевшись напротив него.

— Ты не сказал, что заправляешь трактиром, — заявил странник.

— Опять же, ты и не спрашивал. И вообще, из тебя не так просто вытянуть хоть слово. Хотя… — Шам Аз помедлил с продолжением, опустив голову, — ...тот, кто потерял смысл жить дальше, и не должен быть многословен.

Дейан не ответил, стараясь избегать взгляда хозяина таверны.

— Ну, раз уж тебе нечем со мной поделиться, давай хоть насладимся славным напитком. Как знать, может, заполнив пустое пространство внутри, на поверхность поднимется то, что горчило на самом дне, — хитро заявил Шам Аз, разливая рамзу по стаканам.

Это прозвучало как тост, поэтому они выпили сразу, подняв перед этим посуду в воздух.

Следующие минут двадцать прошли под байки, исторические заметки и забавные истории владельца трактира. Выпивали они не часто, так как Шам Аз больше болтал, чем прикладывался к стакану, но кувшин успел опустеть, когда к их столу вновь пронеслась прекрасная голубоглазая девушка с подносом в руках. На нём лежал круглый горячий пирог, посыпанный тёмной крошкой из каких-то трав, и от которого поднимался лёгкий дымок.

Когда красавица поставила чудно пахнущее румяное блюдо перед мужчинами, то почти что случайно коснулась руки Дейана. Он почувствовал необычайную мягкость кожи на её ладони, а также ощутил участившиеся удары сердца, что эхом прокатывались по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Их взгляды вновь устремились навстречу друг другу, но на этот раз Шам Аз не дал им насладиться долгим любованием.

— Немира, принеси, пожалуйста, ещё один кувшин. Боюсь одного нам не хватило, чтобы утолить жажду после скитаний по горам.

Девушка обернулась к отцу и смущённо пробормотала:

— Конечно, сарим. Сейчас принесу.

Она тут же унеслась назад на кухню, всё так же завораживающе кружась меж людей и столов. Дейан проводил её взглядом, а потом повернулся к своему гостеприимному товарищу, успев лишь открыть рот, чтобы задать вопрос.

— Да, она совсем не похожа на меня или мать. Хотя Ормейа утверждает, что они с её прабабушкой просто как две капли воды. Я прабабку, само собой, не встречал и даже портретов не видывал, но раз уж жена так уверена, то…

— У неё… — послышался тихий голос замешкавшегося странника, как его тут же снова перебили.

— Да, очень редкие голубые глаза, — тепло улыбаясь, продолжил Шам Аз. — Ормейа говорила, что прабабка была из древнего племени заклинателей воды. У них такой цвет очей был обычным делом.

— Был?

— Прабабка была одной из последних из этого племени. Заклинателей не видели в Дарсиде уже лет пятьдесят, а то и больше.

— Твоя дочь очень… — Дейан снова не смог закончить предложение.

— Я знаю, мой горный друг. Поверь, я слышал это уже много раз и видел множество таких же взглядов. Но я также хорошо разглядел и твои сапоги. Боюсь мне не дано представить, где только ты в них не побывал, но одно я знаю точно — когда-нибудь ты покинешь этот город и отправишься странствовать дальше. И меньше всего мне хотелось бы после этого собирать кусочки разбитого сердца своей единственной дочери.

Мужчины уставились друг на друга, приходя к негласному соглашению. Когда Шам Аз увидел лёгкий кивок странника, он тут же осушил свой стакан и заголосил уже весёлым тоном:

— Ну что же ты стесняешься? Не учтиво отказываться от даров хозяина дома. Пробуй же пирог!

Дейан подхватил рукой заранее отрезанный кусок и, не стесняясь, закинул его в рот. Он уже принялся пережёвывать изысканный десерт, как вдруг окунулся в потерянное воспоминание о далёком и, казалось, навсегда забытом детстве. Его глаза закрылись, в то время как на занавесе век засияла картинка с таким же тёплым и чудным пирогом. Стол перед ним был заставлен праздничной посудой. Из носика пухлого фарфорового заварника в его чашку на блюдце лился терпкий чёрный чай, от которого аккуратной струйкой вверх поднимался едва уловимый завиток пара. Слева из окна доносились звуки насекомых и шелест высокой буйной травы.

Заварник вернулся на своё место, и Дейан почувствовал на своих волосах морщинистую и мозолистую, но в тоже время нежную и любящую руку.

Он так и не открыл глаза, целиком погрузившись в омут памяти. Он даже перестал жевать. Но его широко растянувшиеся вместе с прилипшими крошками губы подсказали Шам Азу, что выпечка сегодня удалась на славу. Как никогда раньше. Толстячок даже не стал беспокоить странника, довольно поглядывая на него, пока тот, наконец, не открыл глаза.

— Наш семейный рецепт, — похвастался хозяин таверны.

Казалось, что сама жизнь поигрывает на радужке глаз ошеломлённого Дейана своими яркими лучами. Настолько чистыми и полными смысла они стали, по сравнению с моментом их первой встречи.

Странник продолжал наслаждаться невообразимым пирогом с травяной посыпкой, а Шам Аз не стал нарушать трапезу очередными своими историями.

Через несколько минут к столу подошла Немира, поглядывая на уплетающего уже третий кусок пирога Дейана.

— А вот и ты. Я уж думал, что ты снова потерялась где-то по дороге.

— Прости, сарим. Пришлось идти в погреб и открывать новый бочонок, — поспешила она оправдаться.

Шам Аз обернулся к своему попутчику и довольно протянул:

— Передай матери, что её сегодняшний шедевр поразил нашего гостя в самое сердце.

Девушка замялась, скромно улыбаясь.

— Вообще-то... сегодня пирог пекла я.

Оба мужчины уставились на неё, то ли с удивлением, то ли ожидая продолжения. Но их неловкую обстановку прервал молодой парень лет двадцати, что с грохотом вбежал в заведение.

Он тяжело дышал, широко раскрыв рот, абсолютно лишённый растительности вокруг него. Куфия парня немного слетела назад, из-за чего его чёрные волосы вылезли на лоб. Он упёрся левой рукой о деревянный столб, а другую опустил на колено, согнувшись в спине. Со стороны могло показаться, что парень долго бежал и сейчас пытался перевести дух, но Дейан отчётливо понимал, что его одышка и тремор были вызваны отнюдь не плохой физической формой. Он был в смятении и чертовски напуган.

— Армия Санкри-Борум движется к Дарсиде, — преодолев эмоции, выпалил паренёк, распрямив спину. — Они в двух днях пути от города.

В таверне воцарилась гробовая тишина. Каждый из присутствующих пытался усвоить новость и не осмеливался нарушить молчания.

Пока посетители и хозяева вперили свои недоумевающие взгляды в растерянного гонца, Дейан продолжал уплетать чудесный пирог. И, хоть уже не так отчётливо, но он всё ещё был погружён в то далёкое и затёртое воспоминание, наслаждаясь каждым моментом в этой тихой таверне охваченного тревогой города на дне большой зелёной долины.

* * *

Высокий мужчина в чёрном кожаном боевом облачении и таком же чёрном тюрбане с красной брошью чуть выше лба, похожей на звезду, быстрыми и уверенными шагами приближался к королевскому шатру, держа левую руку у пояса на набалдашнике своей изысканной сабли.

Блики от множества разведённых по всему лагерю костров играли на его суровом лице. Ночь была тёмной, и не каждый солдат мог разглядеть его фигуру, стремительно движущуюся на переговоры с послами Дарсиды. Он мог и вовсе остаться незаметным, если бы не его мерцающие карие глаза и поблескивающая от света огня аккуратная бородка с частыми рыжими волосками.

Каралл Санкри, двоюродный брат самого Аравада, добрался до нужного места, но его путь преградил один из царских стражников.

— Великий Царь Аравад не даёт сейчас аудиенций, — объявил тот.

Каралл проигнорировал охранника и, не замедляя хода, попытался пройти мимо него, надеясь оттолкнуть юного прислужника, но тот ударил перед собой о землю концом своего позолоченного посоха с навершием в виде сидящей совы. Хаж остановился, понимая, что дальше его не пропустят. И дело было даже не в самом жесте, недвусмысленно намекающем на это, а в плотности воздуха вокруг стража. Пространство перед Караллом словно загустело. Было не только сложно двигаться в нём, но и просто дышать оказалось затруднительно.

Благородный хаж отступил, вглядываясь в лицо совсем юного на вид парня, исполнявшего волю своего владыки. Он и двое других личных телохранителей царя не были полноценными мазарами, как многие считали по ошибке. Родители ещё младенцами отдали их на служение королевской семье, надеясь, что те получат не только престижную должность, но и заслужат особое положение в обществе. Такая практика давно велась в южных королевствах.

Всех, кто обладал магическим потенциалом, отправляли в секретные лагеря, где готовили таких особых королевских стражей. Их способности к магии были искусственно ограничены, чтобы не допустить помутнения рассудка из-за чрезмерного доступа к могуществу стихий. Но их защитные навыки (как магические, так и физические) были доведены до совершенства, что превратило их в идеальных телохранителей для королевских особ.

Каралл прекрасно знал об этом, ведь и сам был королевских кровей. Единственное, что ему оставалось сейчас, так это словом убедить стража и пройти внутрь.

— Мне сказали, что из города прибыли послы, дабы обсудить условия сдачи, — уверенно и спокойно объявил он. — Как член знатного рода и предводитель воинов Санкри, я обязан присутствовать на встрече.

Страж ответил таким же спокойным тоном:

— Великий Царь обсудит все вопросы с послами лично. Вмешательство знатных хажей и воевод не требуется.

Каралл пристально посмотрел на юнца, а затем перевёл взгляд на вход в пышный шатёр, сжимая набалдашник сабли с красным рубином так, что послышался хруст, а костяшки его пальцев побелели.

Стражник не обратил особого внимания на признаки недовольства хажа, продолжая спокойно глядеть в его сторону.

Каралл услышал в словах парня чёткий приказ от самого царя, но был взбудоражен не столь самим решением, которое тот принял, а тем, что начал смутно догадываться о причине, по которой никого из знати не допустили на встречу. Спорить и что-то доказывать охраннику он не собирался и, тем более, не горел желанием выжидать, пока его брат покинет своё укрытие, словно разбойник, ожидающий караван в засаде. Каралл лишь шумно выдохнул и пошёл обратно к своему лагерю. Таким же быстрым и уверенным шагом.

Сам же царь тем временем лежал внутри шатра на красной бархатной кушетке, одетый в просторный, но изысканный красно-золотой кафтан. Он уложил свою голову на подушку-валик, прикрыв глаза и начав разговор.

— Если бы не это чёртово обещание, мы бы сейчас наслаждались ужином в резиденции правителя Дарсиды и купались в одном из его знаменитых источников, — тихо и недовольно бубнил Аравад. — Что значит это обещание для знати? Я ведь не сказал, что единолично захвачу город и отдам им его на растерзание.

С торца кушетки к голове царя протянулись изящные и богато украшенные драгоценностями женские руки. В приглушённом свете свечей на них время от времени сверкали золотые браслеты и несколько перстней с драгоценными камнями.

Когда руки принялись массировать шею, виски, а затем и голову великого царя, рисунки, что тёмными узорами мелькали на тыльной стороне ладоней женщины как будто бы ожили и принялись двигаться в манящем танце, вторя нежным движениям пальцев.

— Для знати слово порой дороже любого сокровища, мой господин. Каждый уважаемый хаж следует этой поговорке. И всегда очень тщательно выбирает, что говорить, думая о последствиях, — раздался бархатный и успокаивающий голос владелицы чудесных рук.

— Ты утверждаешь, что я не аккуратен и поспешен в своих словах? — чуть громче обычного произнёс Аравад, пытаясь подняться с кушетки и развернуться к своей собеседнице.

Руки женщины устремились к груди царя, проводя по ним пальцами, а затем унеслись к плечам и снова вернулись к шее, отчего тот застыл, привстав на локтях, а потом лёг обратно, смыкая веки.

— Мой господин лишь следует зову своего сердца, прислушиваясь к донесениям его лазутчиков, — голос женщины даже не дрогнул, когда её владыка захотел вспылить.

— Они уверяли, что город остался без защиты, и мы войдём в него, не потеряв ни единого солдата, — залепетал Аравад прежним умиротворённым голосом, наслаждаясь ласками тёплых нежных пальцев.

— Мой господин доверился не тем людям, и был обманут, — прожурчала женщина. — Виной всему было лишь слово, которому мой великодушный правитель доверился, надеясь на честность человека, как и подобает великому хажу.

— Манзи только и делает, что заботится о своём статусе в глазах воинов, — перевёл тему Аравад. — Возится с ними и чуть ли не ублажает каждого. Как настоятель какого-то храма.

— Для генерала война и есть храм, а армия — его паства, — голова женщины, прикрытая полупрозрачным красным платком, наклонилась вперёд и её лицо остановилось прямо напротив лица царя. — А мой господин для него Бог.

Аравад открыл глаза и уставился на чудесное перевёрнутое лицо своей слушательницы. Её светло-зелёные глаза источали мудрость и спокойствие. Узкие розоватые губы сложились в загадочной улыбке, а множество нанесённых хной точек ниже глаз придавали её личику ангельский вид.

— Не устрашишься ли ты Всевышнего после этих слов? — вопросил царь.

— Я лишь молвлю то, что вижу, мой господин. Ничего более, — заверила его женщина.

— Надеюсь, наш настоятель поймёт, как справиться с псом, что тявкает перед моей будущей святыней.

— Возможно, решение стоит поискать в забытых традициях прошлого, — витиевато предложила женщина.

Аравад улыбнулся и на этот раз смог присесть на кушетке, держа за руки свою наложницу, одетую в огненно-оранжевые шаровары и такую же облегающую короткую рубашку, не способную прикрыть изгибы живота, от которых в жилах любого мужчины закипела бы кровь.

— Расскажи мне, Иммаренна, что у тебя на уме? — нетерпеливо попросил царь, словно ребёнок, выпрашивающий историю на ночь.

Она всё также загадочно улыбнулась и начала излагать свои мысли:

— Давным-давно владыки, не желая напрасно терять людей в битве, решали исход войны путём схватки двух своих лучших воинов. Проигравшая сторона признавалась вассалом победителя, но сохраняла жизни своих солдат.

— Ха, доверить исход всей битвы в руки одного единственного человека? Нужно быть в полном отчаянии, чтобы пойти на такой риск, — усмехнулся Аравад.

Иммаренна же только добавила:

— Или выставить того, кто не сможет проиграть.

Хитрая ухмылка расплылась на лице царя. Он посмотрел на свою советчицу с искренним благоговением и коснулся рукой её лица, медленно поглаживая по щеке.

— И подарить нашим бравым воинам зрелище достойного поединка. Воодушевить их, поднять боевой дух, а затем победоносно войти в город, — довольно протараторил царь. — О, моя коварная Иммаренна, будь в тебе хоть капля благородной крови, ты бы уже давно стала моей Царицей. Возможно, после захвата Дарсиды, я откажусь и от этого неуместного закона.

Они смотрели друг другу в глаза, пока у входа в шатёр не послышались чьи-то шаги, а вскоре раздался хриплый голос Абу Манзи:

— Мой Царь!

Аравад обернулся ко входу, а затем обратно к своей наложнице, но та уже исчезла за шторкой, прикрывающей вход в царскую спальню. Лишь только покачивание ткани выдавало место, где она скрылась, а также лёгкий аромат цветов в воздухе.

— Входи, — приказал Аравад.

Старый генерал прошёл внутрь и предстал перед правителем, который взял со стола кусок пергамента и принялся расписывать его пером с чернилами.

— Мой Царь, войска встали лагерем и уже отдыхают. Я приказал собрать два десятка лучших воинов, чтобы завтра…

Аравад поднял руку, прерывая донесение Манзи.

— Можешь не утруждать их. Я хочу, чтобы ты привёл ко мне самого могущественного из всей нашей армии мазара.

Манзи на секунду прищурился, соображая, что мог задумать его царь, а потом и вовсе нахмурился, когда вспомнил подходящую кандидатуру.

Тишина продлилась слишком долго, отчего Аравад поднял взгляд на генерала и спросил:

— Тебе что-то не ясно?

— Будет исполнено, мой Царь, но… — Абу Манзи немного замялся, собираясь произнести следующую фразу, — …вам не понравится тот, кого я приведу.

Аравад закончил с посланием и сейчас заворачивал пергамент в трубку, выискивая ленту и печать с сургучом. Во время поисков по столу он вопросительно поглядел на генерала, а тот выдал так тревожившее его имя:

— Ном Дор Шаахзи.

Лицо Аравада перекосило. Он нашёл зелёную ленту и принялся яростно запечатывать свиток.

— Найди другого.

— Мой Царь, из всех людей под нашим флагом он самый могущественный чародей.

— И самый скользкий змей! К тому же высокомерный, — Аравад закончил подготовку письма и поднялся с кушетки, нервно расхаживая по шатру. — Я собираюсь послать завтра на поединок с тем бродягой своего лучшего воина, и мне нужен кто-то надёжный, а не эта блудливая тварь.

Абу Манзи услышал задумку царя и теперь заявил с полным пониманием дела:

— О, Великий Царь, я мог бы подыскать другого кандидата, но теперь… Если вы собираетесь последовать старинному обычаю, то только Ном Дор сможет гарантировать победу.

Правитель Санкри-Борум всмотрелся в лицо старого воина, встав сбоку от него.

— Ты так уверен в силе этого дарсидского пса? — с пренебрежением вопросил он.

Абу Манзи не оборачивался, продолжая смотреть перед собой.

— Я не уверен в том, чего ещё не видел. А тот воин наверняка скрывает сюрпризы у себя под плащом.

Аравад снова принялся ходить по шатру, сцепив руки за спиной. Поразмыслив, он отдал ещё несколько приказаний.

— Ном Дора приведёшь после полуночи. И пусть сильно не распаляется по этому поводу. Пока он будет здесь, соберёшь дюжину колдунов, шаманов и прочих мазаров. Уведёшь их в сторону от лагеря и спрячешь за дюной. Утром я дам дальнейшие указания.

Абу Манзи напрягся, ибо ему не понравилась последняя часть. И хоть его лицо и выдавало недовольство, он никак не воспротивился приказу.

— Ступай. Можешь выполнять.

Генерал учтиво поклонился и вышел из шатра, а Аравад наконец остановился, сложив руки на груди и постукивая запечатанным свитком по плечу. Его раздумья прервало негромкое уханье совы, донёсшееся снаружи. Он оглянулся на прикрытый вход в спальню, а затем медленным шагом отправился к выходу.

Стражник, завидев своего царя быстро поклонился, а затем попытался последовать за ним, когда тот начал удаляться в сторону.

— Останься и охраняй вход, — услышал юноша приказ повелителя и без каких-либо пререканий вернулся на прежне место.

Аравад удалился от всей стоянки туда, где его не могли увидеть. На самый край лагеря. Он встал лицом к вратам, наблюдая за двумя жёлтыми башнями, что как два маленьких клыка скрывались в пасти высоких гор.

К нему сзади приблизилась фигура с чёрным шемагом, обмотанным вокруг головы. Человек был ниже царя почти на голову и двигался бесшумно, согнув ноги, отчего на фоне Аравада выглядел словно карлик.

Царь был готов к встрече, поэтому не удивился, когда позади него послышался мужской голос:

— Зачем же ты звал меня, если уже решил, как поступить с этой маленькой неприятностью?

Аравад ненавидел, когда безродные общались с ним как с равным, но в этом случае сдержал эмоции при себе. Его собеседник был слишком ценен, и ради выгоды он был готов пойти на такие уступки.

— Это будет запасной план. На случай, если ты потерпишь неудачу.

Низкий человек встал возле царя и гнусно захихикал.

— Не первый раз ты сомневаешься в моих хашиидах. Но именно сейчас? Неужели седой генералишка застращал тебя своими сомнениями? Этот боец не выстоит и против одного моего человека.

Аравад уловил посыл мужчины, и заключался он в том, что тот услышал разговор царя с Манзи даже сквозь магический звуконепроницаемый барьер, наложенный его охранниками на шатёр. Это ещё больше взбесило царя, но он проглотил и этот укол, намереваясь удивить дерзкого нахала.

— Я не сомневаюсь в способностях твоих убийц, Мудхез, но в этот раз прикажу отправить их всех.

Предводитель хашиидов, в свою очередь, не любил, когда им командовали. Но принимал правила их негласной игры и не выказал своего гнева.

— Как тебе будет угодно, Царь Аравад. Но тогда и цена возрастёт втрое, — решил проверить Мудхез решимость своего нанимателя.

Но тот лишь усмехнулся такому ответу.

— А ты, мой алчный Мудхез, лично убедишься в том, что они преуспеют.

От такого поворота событий главарь хашиидов потерял дар речи. Он раскрыл рот, уставившись на Аравада и не понимая, говорит ли тот всерьёз или шутит. Но, зная царя, догадался, что ни о каких усмешках не могло быть и речи.

— В таком случае, — начал кривозубый мужчина со множеством мелких шрамов от укусов на безбородом лице, — сумма возрастёт в пять раз.

— Меня это устраивает, — отозвался Аравад, поворачиваясь к жадному хашииду, — а в случае неудачи, сделай так, чтобы это послание оказалось у твоей цели, — он передал свиток обезображенному мужчине и под конец добавил: — У тебя есть время до полуночи.

Мудхез был оскорблён до глубины души. Он мог бы прикончить переступившего черту царя всего одним движением, но жадность перевесила чашу весов, заставив проглотить обиду.

Вместо того, чтобы сорваться и выпалить в сторону владыки Санкри-Борум что-то поистине оскорбительное, он лишь с улыбкой ответил, принимая послание:

— Мы справимся гораздо раньше, — хвастливо заявил он. — Мои люди уже давно в городе.

Мудхез натянул повязку на лицо, скрывая десятки своих маленьких шрамов, а затем скрылся из виду, растворившись среди песков.

Аравад снова всмотрелся в очертания двух башен, но на этот раз их подсвечивало слабое сияние начавшей выглядывать из-за гор большой луны.

Дейан не был готов к такому. Он не ожидал, что вместо того, чтобы бросить войска в атаку, после его небольшого представления, армия просто встанет лагерем всего в нескольких сотнях метров от входа в город. Множество огней от костров светили на той стороне, и лишь только редкие возгласы нарушали тишину этой безветренной ночи.

Тем не менее это было как нельзя кстати. Его маленький презент, отправленный с очень острым оперённым курьером, за ночь успеет наделать столько бед, что к утру чуть ли не половина армии станет менее дееспособна, нежели чем по прибытии.

Странник достал из котомки половину зачерствевшей булки хлеба, обёрнутой в полотенце, и положил обратно в мешок разрисованный куб с бутыльком. Разбить лагерь пришлось возле одной из башен, за которой стройным рядом вдоль стены каньона выстроились невысокие дома. Судя по отсутствию света в большинстве из них, владельцы либо покинули свои жилища, либо были с головой погружены в свой затяжной ритуал.

Дейан подвязал котомку за шнурок к небольшой изгороди возле стены. Там же закрепил и ножны с чёрным мечом, а затем уселся на землю прямо на этом же месте, намереваясь насладиться своим скромным ужином. Первые два кусочка были твёрдыми как камень, но вот дальше мякоть уже легче поддавалась пережёвыванию.

Трапезу странника прервало странное и неестественное уханье от какого-то неизвестного животного. Он отложил сухарь в сторону, наспех обернув его в ткань, и вышел из-за башни, глядя в сторону вражеского лагеря. Звук продолжал раздаваться с подозрительной периодичностью. Когда Дейан принялся вглядываться вперёд, зверь затих, а секундой позже гулкое уханье донеслось со стороны песков. Почти сразу же за его спиной послышался лёгкий свист, который странник смог распознать уже без особых проблем. Он сделал шаг вправо и повернул корпус. Стрела прошла мимо, зарывшись в песок метрах в трёх впереди.

Дейан обернулся к крышам ближайших зданий, где, по его мнению, засел лучник. Тот и не думал прятаться. Человек в чёрных одеяниях, скрывший лицо под таким же чёрным шемагом, встал во весь рост, ничуть не боясь встретиться со своей мишенью. Из этого мог выйти прекрасный отвлекающий манёвр, если бы чуткий слух странника не уловил ещё один едва различимый свист. Он дёрнулся на этот раз влево, но наконечник стрелы, отправленной со стороны лагеря, прорезал ткань плаща на плече Дейана в том же самом месте, где до этого оставило свою отметину копьё одного из малитов.

Попав под перекрёстный огонь, долго думать не стоило. Странник рванул к ближайшей крыше, скинув плащ и надеясь вступить в ближний бой с одним из убийц, чтобы пресечь попытки обстрела второго лучника. Дейан как следует разогнался и взбежал по стене двухэтажного дома, используя в качестве опор оконные проёмы и редкие концы балок, выпирающих из песчаника. Он ухватился пальцами за край крыши, намереваясь одним мощным рывком запрыгнуть наверх, но прямо над ним показался ещё один хашиид, что, быстро взмахнув саблей, попытался отрубить кисти странника.

Дейан подкинул себя вверх, оттолкнувшись ногами, и тут же убрал руки с крыши. Лезвие не достигло своей цели, чего убийца явно не ожидал, а оказавшийся на одном уровне с ним Дейан с силой врезал кулаком по лицу растерявшегося ассасина. Тот отпрянул назад, а странник опустился вниз, заняв прежнее положение и цепляясь за крышу. После одного изящного рывка руками, он уже оказался наверху, выхватив своё оружие. Бой вблизи оказался для подлого убийцы нелёгким. Удары Дейана были молниеносными, но противник каждый раз умудрялся парировать их. Закруглённое лезвие сабли хашиида при каждом столкновении отскакивало в сторону, но он как-то изворачивался, перенаправляя инерцию, чтобы встретить следующий удар.

Первый лучник уже спешил к товарищу, перепрыгивая через крыши. Заняв удачную позицию, он выпустил ещё одну стрелу, когда очередной мощный удар вывел его сообщника из зоны поражения. Дейан отклонил снаряд клинком, злобно зыркнув на стрелка, а затем обрушил ещё пару чудовищно сильных ударов на ближайшего врага. Лучник откинул лук в сторону, выхватив короткий меч, и ринулся в бой, перелетев на соседнюю крышу. Дейан же выхватил левой рукой кинжал, развернул лезвием вниз и встретил им меч нового противника, старавшегося атаковать в спину.

В отличие от малитов эти убийцы владели редкими южными и восточными техниками боя. Это позволяло им почти на равных фехтовать с превосходящим по силе и скорости врагом. Но даже вдвоём они не могли справиться с опытным и смертоносным странником, прекрасно владеющим своей саблей, и, если бы не постоянные нападки со спины, то уже давно бы справился с убийцами по одному.

Оба хашиида вскоре пришли к такому же мнению и, прекратив атаки, принялись спасаться бегством, сиганув на крышу соседнего дома и побежав прочь.

— Мы уже это проходили, — недовольно произнёс Дейан, а затем ринулся в погоню.

Три тёмные фигуры неслись в ночи по крышам Дарсиды, прыжками преодолевая провалы между домами. К удивлению странника, хашииды не разделились, продолжая двигаться вместе. Их преследователь мысленно усмехнулся, догадываясь о причине.

Парочка запрыгнула на крышу здания повыше и завернула за деревянные надстройки, что когда-то служили голубятней. Дейан оказался на той же крыше, но не последовал за беглецами по пятам, а пробежал поверх строений, срезая путь и намереваясь избежать ловушки. И у него это частично получилось. Третий хашиид выжидал в засаде за одной из будок, но услышал стук шагов сверху и покинул укрытие, полоснув своим загнутым клинком с зубцами поверх надстройки.

Дейан прыгнул вперёд, подтянув ноги к груди и избежав ранения. Он прокрутил в воздухе сальто и по приземлении выполнил кувырок, оказавшись возле края крыши довольно широкого здания. Он встал спиной к пропасти, чтобы на этот раз исключить возможность быть атакованным со спины.

Все трое убийц выстроились перед ним, готовясь к нападению. Стук сердца в ушах Дейана приглушал внешние звуки и не позволил вовремя уловить приближающуюся опасность. Ещё одна стрела была выпущена в его сторону. Он успел отклониться в последний момент и услышал ругательства лучника, когда стрела в очередной раз прорезала оголённое плечо странника. На его дельтовидной мышце теперь красовались три перекрёстных пореза, кровь из которых окрасила всю руку в алый цвет. Но сейчас некогда было думать о полученных ранах.

Вместо обороны, Дейан был вынужден наступать, пытаясь скрыться из зоны видимости врага снизу. Ему удалось прорваться через троицу обратно к будкам. Там он, прикрывая спину, выжидал, пока убийцы перейдут в наступление.

Они нападали парами, периодически меняясь между выпадами, пока третий срубал ножки и переворачивал будки, чтобы лишить странника прикрытия. Когда деревянных надстроек почти не осталось, Дейан перешёл из обороны в атаку, ошеломив врагов на несколько секунд. Он кружился между ними в ужасающем вихре, повернув в руке кинжал лезвием вверх и не прекращая атаки. Противники быстро адаптировались, выстроившись в треугольник, так что Дейан мог одновременно сражаться только с двумя, обнажая свой тыл. Он с силой ударил по саблям впереди, успев отклонить кинжалом острие меча, что обрушилось на него сзади. Он развернулся, пытаясь подкрепить блок ударом, но тут же получил пинок в спину. Это вывело его из равновесия, и, чтобы избежать летящего в него меча второго убийцы, он сделал кувырок, боком вписавшись в разломанную будку.

Все три клинка хашиидов разом понеслись в его сторону. Странник тут же ретировался и перевалился на крышу другого здания, на этаж ниже прежнего. Он шлёпнулся о деревянные доски, которыми была выстелена крыша и тут же перекатился вбок, так как один из убийц прыгнул следом, воткнув меч в то место, где только что лежал противник. Новое поле боя было гораздо меньше, почти не оставляя места для манёвра. Во время образовавшейся передышки, Дейан уставился на хашиида, что в безрезультатных потугах пытался вытащить свой клинок из доски. Второй убийца встал между ними, защищая своего товарища, а третий решил подсобить и принялся рубить настил возле меча, пока в крыше не образовалась небольшая дыра.

Вскоре вся троица снова встала перед Дейаном, готовясь к финальной атаке. Четыре бойца протяжно выдохнули в унисон, а затем убийцы набросились на свою жертву, осыпая её градом ударов. Дейан с трудом сдерживал натиск, выжидая удачный момент, а потом перешёл в атаку. Противники снова встали в треугольный строй, и Дейан опять с силой отбил две сабли перед собой, отводя кинжалом меч со спины, но на этот раз завернул правую руку вокруг себя, выставив свою саблю по диагонали от поясницы до плеча. Стопа одного из убийц ударилась об острое лезвие. Дейан почувствовал лёгкий пинок и сразу отпрыгнул в угол. Раненый хашиид уставился на свою наполовину отрубленную стопу, удерживаемую вместе лишь маленьким кусочком кожи его сапога. Особая мягкая подошва, способствовавшая бесшумному передвижению, не оказала никакого сопротивления невероятно острому клинку, так же как и кость. Хашиид не издал ни звука и через пару секунд как ни в чём не бывало снова вступил в бой. Но теперь он уже не мог двигаться с тем же рвением из-за потери устойчивости.

Дейан знал, что эти ассасины часто использовали наркотики и особые настои, увеличивающие выносливость и притупляющие боль. Поэтому не был удивлён такому поведению. Он также знал, что в таком состоянии люди не всегда способны адекватно реагировать, получив повреждения. И сейчас как раз наблюдал этот эффект, так как раненный пытался сражаться в прежнем темпе, не учитывая снижение мобильности.

Странник отбил несколько ударов, поднырнул под вражескую саблю и рубанул в обороте по второй ноге покалеченного хашиида. Тот упал на колени и выставил перед собой оружие, воткнув остриём в доску, чтобы не распластаться по крыше. Дейан сделал ещё один взмах наотмашь, и на обёрнутой чёрным платком шее калеки сзади, чуть ниже затылка, образовался разрез. Его голова упала лицом на грудь, удерживаемая спереди лишь небольшим лоскутом кожи, до которого не дотянулось лезвие сабли.

Оставшиеся убийцы даже не посмотрели на тело убитого, что уже распростёрлось на дощатом настиле, налетев плечом на повёрнутое плашмя лезвие собственной сабли и заливая поверхность настила кровью. Они перегруппировались, использовав заминку для короткого отдыха, и зашли с разных сторон, с опаской вытянув своё оружие перед собой.

Ещё один синхронный выдох от оставшихся на ногах бойцов и сражение продолжилось. Хашииды нападали по очереди, отвлекая противника в разные стороны.

Один из убийц стоял спиной к пробоине в крыше. Дейан мельком углядел по стыкам остальных досок, где находилась опорная балка. Отражая атаки, он словно невзначай совершал удары по той же самой доске, разрубая нужное ему место.

Отбросив обладателя сабли назад, странник накинулся на убийцу с мечом. Тот прекрасно помнил, где находится дыра в крыше, поэтому, пятясь под натиском Дейана, с лёгкостью избежал попадания в неё. Защитник Дарсиды вернулся к хашииду с саблей, снова откинув уже уставшего ассасина назад. Мечник тем временем двинулся в нападение. В этот самый момент Дейан с силой топнул по подрубленному им месту, отчего доска поднялась с другого края, словно качели, и захлопнула приоткрытый рот мечника с характерным клацаньем. Тот, в свою очередь, отклонился назад, задрав голову, и упал боком на край крыши, едва успев подставить локоть, чтобы не налететь лицом на выступающую на краю стену из твёрдого песчаника. Он уже начал поворачиваться, готовясь вернуться на ноги, как вдруг стопа Дейана с громким шлемпком опустилась ему прямо на левое ухо.

Мечник всё же не избежал столкновения с выступом. Он приложился головой об угол, отчего правую часть его челюсти раздробило, как и самый низ черепа. Странник же вернулся к последнему убийце, отклонив пару неуверенных ударов, а затем бросил быстрый взгляд на мечника, уже выронившего клинок из руки. По всей видимости у него был повреждён позвоночник. Его тело, лежавшее на краю крыши, сотрясалось в размеренных конвульсиях, обожжённые солнцем доски под ним поблескивали от крови с вкраплениями выбитых зубов, а из горла доносилось булькающее хлюпанье.

Дейан отбил ещё два удара, но в отблесках лунного света, что уже успел дотянуться до крыш, разглядел очередную выпущенную в него стрелу. Он отбил её саблей, а кинжалом отразил удар спереди. Только вот хашиид перед ним не стал останавливаться, углядев брешь в защите странника. Он навалился на него всем телом, столкнув с крыши, но и сам последовал за ним.

Они ввалились в окно второго этажа здания по соседству, проломив деревянные ставни. Комната, в которой они оказались, была освещена десятками свечей, расположенных возле стен. Люди, находившиеся внутри, выполняли ритуал поклонения, стоя на маленьких ковриках на коленях. Когда к ним пожаловали нежданные гости, они тут же вскочили на ноги, пытаясь отойти к дальней стене.

Дейан скинул с себя деревянные обломки и встал, но его противник уже давно поднялся и сейчас стоял всего в паре метров, держа перед собой женщину и приставив к её горлу лезвие сабли. Его повязка была сорвана, обнажая бледное и на вид безжизненное лицо, а пустые карие глаза не выдавали никаких эмоций.

— Брось, — сухо и хрипло проронил он, тяжело дыша.

Дейан застыл, обдумывая ситуацию. Хашииды не отличались жалостью или состраданием. Бросив оружие, он тут же обречёт на смерть заложницу, подставит под удар себя и остальных членов семейства, что сейчас держались в стороне, наблюдая за происходящим.

Дейан окинул последних взглядом. Обросший темноволосый отец и его три сына, все разного возраста, сейчас с мольбой в глазах глядели на него.

Странник снова обернулся к хашииду с заложницей. Он подкинул в воздух свою саблю остриём вверх в направлении убийцы. Отточенные годами тренировок рефлексы не подвели, и ассасин вытянул свободную руку, повернув голову чуть вправо и собираясь принять подношение. Этой секунды хватило, чтобы Дейан тут же кинул свой кинжал вперёд. Лезвие ударилось о край лба женщины и, слегка отклонившись в сторону, вошло в висок хашиида. Его раскрытая ладонь ждала в воздухе, прямо в том месте, куда должна была пронестись рукоять брошенного оружия. Сабля ударилась о пальцы убийцы, а потом соскочила на пол. Хашиид уже не мог сжать руку, а его безжизненное лицо замерло. Он на мгновение застыл, а затем принялся заваливаться назад, погружая острую сталь в кожу на горле заложницы.

Странник тут же рванул вперёд, ухватив лезвие пальцами и отклонив от шеи застывшей женщины.

В состоянии шока она даже взгляда не могла отвести от своего спасителя, пытаясь сделать нормальный вдох, но словно захлёбывалась каждый раз, когда пыталась это сделать.

Дейан подобрал с пола оружие и вытащил из головы убитого кинжал, а затем шлёпнул тыльной стороной ладони по лицу задыхающейся счастливицы. Её голову отвело направо, но способность дышать к ней тут же вернулась. Она ещё раз взглянула на своего спасителя, а потом к ней подбежал муж, заключив женщину в своих объятия. Тоненькие струйки крови стекали с порезанного лба на его плечо супруга, но тот не обращал на это внимания, радуясь чудесному дару Всевышнего, не давшего ему сегодня овдоветь.

Дейан же вытер своё оружие и выпрыгнул в разбитое окно на улицу. Остался ещё один лучник, крайне расстроенный своей меткостью в эту ночь.

Странник шёл по улице обратно к вратам, приводя дыхание в норму. Его грудь с каждым разом поднималась и опускалась всё медленней. Он наконец встретил последнего противника. Тот стоял на расстоянии в полсотни метров прямо между жёлтыми башнями. Подсвечиваемый высокой луной низкорослый хашиид вскинул свой лук, намереваясь произвести ещё один выстрел.

Дейан встал, недоумевающе наклонив голову набок.

Убийца опустил прицел и отправил стрелу к ногам странника. Света на улице было достаточно, чтобы разглядеть свёрнутый и нанизанный на древко лист бумаги, обёрнутый зелёной лентой.

Дейан ещё раз взглянул на хашиида, а тот, выругавшись на незнакомом языке, принялся бежать в направлении лагеря Аравада.

Ещё ни один человек на всём юге не удостаивался такого способа доставки послания. Глава тайного ордена ассасинов, после неудачной попытки покушения, передал письмо царя, как и было велено в случае фиаско.

Дейан раскрыл свиток и прочитал его содержимое, медленно двигаясь к своему подобию лагеря. Свернув письмо обратно, он прорычал то ли от недовольства от прочитанного, то ли от того, что отпустил последнего убийцу живым. Подойдя к своему мешку, он услышал позади какое-то движение и обернулся, ожидая встретить очередной сюрприз.

Так и вышло. Но вместо затаившихся в засаде хашиидов из-за угла одного из домов выглянула девушка в бирюзовых атласных штанах и тёмно-синей накидке. Дейан вернулся за своим плащом и потопал обратно к башне, а чудесная обладательница голубых глаз в это время бежала по ночной улице в его сторону.

Он скинул плащ на землю и уселся на него, прислонившись спиной к стене. Затем произнёс, когда Немира оказалась совсем рядом:

— Как ты сюда пробралась? — послышался его тихий голос.

Девушка скинула небольшой мешок с правого плеча и уселась перед странником.

— Отец с матерью не поднимаются с колен, пребывая в молитвах весь день. А я подумала, что тебе понадобится помощь, — ответила она, доставая небольшой кувшин, свёртки с едой и несколько бинтов.

— А как ты поняла, что я здесь?

— Потому что отец только и делал, что молился за тебя Всевышнему, и просил пророков направить тебя по правильному пути в твоей битве.

— И как, Он его услышал? — фыркнув, спросил Дейан.

Немира обернулась в сторону города и окинула взглядом улицу и прямоугольные дома из песчаника, освещённые ярким лунным светом.

— Ну, мы ведь всё ещё живы.

Она обернулась к страннику и взялась за его плечо, поворачивая так, чтобы разглядеть рану.

Дейан негромко прорычал, но скорее от недовольства, чем от боли.

— Я обработаю порезы, а потом зашью.

— Не нужно, — ответил он, глядя девушке в глаза, — они быстро заживут.

— Я всё равно промою, — упрямо заявила она.

Пока Немира обеззараживала рану, то не преминула спросить:

— Ты не сражаешься этим мечом?

Она указала в сторону изгороди, к которой был привязан чёрный меч в эбонитовых ножнах.

— Не хочу будить его по пустякам.

Глаза девушки расширились от удивления. Она решила, что это была первая с момента их знакомства шутка. Но быстро осознала, что это не так, снова взглянув на оружие, а потом на его невозмутимого владельца.

Продолжив промывать раны, она задала ещё один вопрос:

— Почему они ещё не вошли в город?

Дейан покачал головой, глядя куда-то в сторону.

— Не знаю. Но почему-то уверен, что дело в политике.

Девушка начала перебинтовывать порезы, перекидывая повязку через шею и грудь странника, отчего их тела придвинулись ближе, ощутив тепло друг друга. Дейан спросил:

— Почему ты пришла?

Та, не отвлекаясь от процедуры, залепетала:

— Я уже сказала. Решила, что тебе нужна помощь. Принесла еды и…

— Хватит, — он схватил Немиру за запястье, сверкая молниями в своём взгляде. — Почему ты пришла?

Девушка продолжала избегать зрительного контакта, но решила ответить откровенней:

— Потому что мне не всё равно.

— Ты же понимаешь, что это лишь вопрос времени, пока они не войдут сюда?

— Тогда почему ты это делаешь? — воскликнула Немира.

— Потому что мне нечего терять, — тихо и обречённо ответил Дейан. — А смерть в бою выглядит не так бессмысленно, как от падения на скалы.

На лице Немиры промелькнуло внезапное осознание. Теперь она поняла, почему отец привёл с гор этого загадочного воина с севера к ним в дом и уделял столь особое внимание.

Она развернула несколько свёртков и выложила пару больших кусков хлеба, вяленное мясо и немного фруктов на плащ рядом со странником.

Не поднимая головы, девушка произнесла:

— Твоя смерть для города ничего не изменит.

— Возможно, — отозвался Дейан, поглядывая в сторону массивных деревянных створок врат, что сейчас были открыты настежь, — но я хотя бы дам время одуматься и покинуть его тем, кто ещё не потерял в жизни смысл.

Произнося последние слова, он повернулся к своей собеседнице, взглядом намекая кому они были адресованы.

Немира же, взглянув на испачканное лицо странника, искренне улыбнулась, одаряя мужчину тёплыми лучами жизни, которых тому так не хватало.

— Ты ещё не понял? — печально, но в тоже время с озорством сказала девушка. — Они все думают, что Всевышний уберёг их сегодня от смерти, а пророки, внемля его воле, остановили целую армию.

Дейан громко выдохнул и покачал головой, а затем взял кувшин, откупорил его и выдал перед тем, как сделать большой глоток:

— Может, они и правы.

Пока он осушал сосуд с чайным напитком, Немира потянулась к его перебинтованному плечу, проверяя надёжность повязки и небрежно касаясь его кожи. Когда он закончил, она внимательно посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Царь Аравад предложил устроить завтра поединок с его лучшим воином. Если я одержу победу, он обещает не трогать жителей, когда войдёт в город. И все, кто пожелает, смогут покинуть Дарсиду по окончании священного праздника.

— А если ты падёшь? — спросила девушка.

— Тогда ему уже ничто не помешает спустить своих псов и вырезать всех подчистую.

Пальцы голубоглазой девушки скользнули по раненому плечу странника вниз, а потом спрятались в его раскрытой ладони. Спустя пару секунд, он нежно сжал их в руке, а затем они оба молча посмотрели в сторону сотен пляшущих огней, мелькающих на той стороне в лагере коварного Царя Аравада.

* * *

Благородный владыка Санкри-Борум расхаживал у себя в шатре, быстрыми шагами перебираясь из одного конца в другой и скрепив руки за спиной. В слабом свете десятков свечей, стоящих у стен на высоких металлических подсвечниках, было непросто разглядеть его лицо, но если бы это удалось, то на нём можно было бы прочитать серьёзную обеспокоенность и даже страх. Не многим было дано узреть великого царя в таком виде, но если бы сейчас под свод из плотной красной ткани, расшитой снаружи яркими узорами из золотистых нитей, ворвался нежданный посетитель, то он был бы неописуемо удивлён, каким уязвимым порой бывал правитель богатой южной страны.

Уже давно перевалило за полночь. И сейчас Араваду предстояла встреча с крайне неприятным чародеем, что уже не раз доставлял проблем ещё до начала этой войны.

Снаружи послышались шаги.

— Мой Царь, — раздался звонкий голос одного из стражей, — прибыл достопочтенный мазар Ном Дор Шаахзи.

Аравад немедля устремился к своей кушетке, скрывая прежнее выражение лица под маской уверенности и спокойствия. Когда он уселся, закинув ногу на ногу, то тут же отозвался, как следует вдохнув воздух через ноздри.

— Пусть войдёт!

У входа показался мужчина в серой мантии, края широких рукавов и подол которой были украшены красной бархатной оторочкой. В руке он держал длинный кривой посох из тёмного дерева, навершием которому служили полтора десятка корней, переплетающихся между собой в причудливом природном узоре и образующих толстый шар с торчащими из него вверх острыми иглами-веточками. Глубокий капюшон оставался на голове мужчины до тех пор, пока он не прошёл к великому царю в вальяжной и неторопливой походке.

Аравад взглянул в лицо довольно улыбающегося темноволосого мазара с такой же чёрной длинной косичкой на подбородке. Сын Шадэра всей своей душой желал убрать эту ухмылку с лица высокомерного чародея, но сейчас ему нужно было поручить мазару довольно важное дело.

— О, мой несравненный Царь, приветствую тебя в этот чуде-е-е-сный… — это слово он растянул, словно пытался насладиться его вкусом во рту, — … вечер. Чем я удостоился чести лицезреть вас в столь поздний час?

Аравад прикрывался уверенным и умиротворённым лицом, хотя внутри него кипела безразмерная злость.

— Твой Царь, — громко и в тоже время небрежно начал Аравад, — собирается выставить тебя завтра в поединке против лучшего бойца Дарсиды.

Ном Дор аж приоткрыл рот от наигранной неожиданности. Его узкие глаза, выдававшие восточную кровь, засияли, а впалые щёки, растянувшиеся от гримасы, придавали его лицу вид дряхлого старца, коим он и являлся, несмотря на отсутствие седины и довольно молодой вид.

Спустя несколько секунд театральная постановка перешла в такую же наигранную речь.

— Неужели среди тысяч храбрых и могучих воинов несравненного Владыки Юга не нашлось более достойных и умелых, чем ваш скромный слуга?

Аравад не был удивлён такому поведению. Старый мазар всегда знал больше, чем ему полагалось. Ветер быстро разносил слухи в этих землях, а Ном Дор как раз был одним из тех, кто мастерски умел подчинять себе эту стихию, заставляя двигаться воздух в нужном ему направлении.

— Эта честь выпала именно тебе, — процедил сквозь зубы царь, а потом снова взял себя в руки, вернув голосу прежнее спокойствие.

— Мой великодушный Царь, моей благодарности нет видимых границ, — с придыханием проронил Ном Дор, — но, насколько верно служит мне моя память, в старинном обычае в схватку никогда не вступали благородные мазары.

От слова «благородные» лицо Аравада на миг перекосило. В его собеседнике не было и капли благородных кровей. Его отец был жалким простолюдином, что в одну ненастную ночь повстречал чаровницу с востока. Она пригрела его, ублажила свою похоть, а затем выбросила посреди пустыни, где тот лишь чудом выжил, повстречав караван купцов. Женщина не стала избавляться от плода исковерканной любви. И будущий мазар провёл всё своё детство вместе с ней на Пути, пока однажды мать не отдала его в один из храмов на своей родине. Набравшись знаний и раскрыв свой магический потенциал, юноша вернулся на юг, где продолжил учиться у известных колдунов. Большинство из них погибли при таинственных обстоятельствах, но, по прошествии пары десятков лет, их ученик стал одним из самых могущественных и влиятельных мазаров во всём Санкри-Борум, и уже никто не смел задавать вопросы на тему подозрительной кончины его учителей.

Отец Аравада поведал эту историю сыну многие годы назад и настоял на том, чтобы тот никогда не спускал глаз с этого хитрого и коварного змея. Ещё будучи принцем, Аравад познал насколько мудрый Шадэр оказался прав.

— Традиции не вечны. На смену им приходят новые. И как знать, может быть, в будущем исход войны будут решать не простые воины, а могучие чародеи, — как можно сдержанней ответил царь.

Ном Дор схватился за посох обеими руками и сделал пару шагов навстречу своему повелителю.

— О, мой щедрый Царь, значит ли это, что после победы ваш верный слуга сможет удостоиться поистине великодушной награды за возвеличивание его сиятельства и завоевание одного из самых важных городов на юге?

Аравад закатил глаза. Этого момента он ждал больше всего и в тоже время меньше всего был к нему готов.

— Достойная награда всегда полагается славному воину.

Ном Дор отцепил левую руку от посоха и принялся размахивать ей в воздухе, подкрепляя смысл своих слов жестами.

— Я слышал, башня в знаменитом храме Дарсиды настолько великолепна, что многие мазары со всех концов света приезжали, только лишь чтобы насладиться одним её видом.

Великий царь быстро прикинул, что за устранение его проблемы отдать одну лишь башню, да и весь храм в придачу, было для него более чем приемлемо. Но пока он размышлял об этом, старый колдун вдруг продолжил:

— С её верхушки прекрасно виден весь город, так что можно будет с лёгкостью объять взором все свои владения.

Лицо царя стало пунцовым. Он сверлил Ном Дора взглядом, пока тот прохаживался по шатру, осматривая достопримечательности с совершенно непринуждённым видом.

Скользкий мазар всё знал и, судя по его запросам, вник в ситуацию даже глубже, чем сам Аравад и даже Абу Манзи. Требовать целый город в качестве награды… Зная старого ублюдка, царь также мог предположить, что тот просто блефует. Или ему было известно гораздо больше о настрое хажей и солдат, что вместо купания в обещанных дарах были вынуждены провести ночь за окраиной города, ожидая пока их предводитель сдержит своё слово.

Этот проклятый колдун, внимательно рассматривавший сейчас один из подсвечников, не был уважаем или влиятелен среди людей, но внушал им неестественный страх, из-за которого было трудно оставаться равнодушным при общении с ним. Не был исключением и сам царь. Аравад мог отдать прямой приказ, наплевав на обещанную награду, но не был уверен, что старый мазар его выполнит. И ещё больше он боялся, что, нарушив договор, поставит себя в крайне щепетильное положение, приобретя очень могущественного недоброжелателя.

Решение далось непросто. Ном Дор, может, и не видел лица Аравада, но прекрасно ощущал его напряжение в затянувшемся молчании.

— Такой подарок... — царь откашлялся, чтобы убрать дрожь в голосе, — ...можно заслужить лишь в схватке, достойной сложения легенды. Чтобы каждый воин в землях Санкри-Борум с честью мог поведать своим детям о великом подвиге храброго мазара пред вратами Дарсиды и его щедром Царе, что по заслугам наградил славного чародея.

Ном Дор вернулся на прежнее место, засияв после услышанных слов. Он низко поклонился своему владыке, одарив того хитрым взглядом. Маг прекрасно понял намёк Аравада. Хорошее представление только укрепит боевой дух армии. А последовавшее за ним развлечение внутри города возвысит царя в глазах солдат и достопочтенных хажей.

— Я готов исполнить волю моего повелителя, — распрямившись, проронил Ном Дор. — Завтра нас, без сомнений, ожидает одна из величайших побед мудрого Царя Аравада, — рука мага прислонилась к груди в районе сердца, — А также его отважного воина.

С этими словами мазар отправился к выходу, не дожидаясь указаний владыки. Тот всё же кинул ему вдогонку последнее слово:

— Завтра на рассвете, Ном Дор. Будь готов к сюрпризам противника.

Чародей встал, коснувшись полотна, прикрывавшего проход внутрь королевского шатра, и повернул голову, ехидно улыбаясь.

— Мой учтивый Царь, сегодняшняя ночь такая восхитительная, но в тоже время длинная и утомительная. Ваш славный воин должен как следует отдохнуть, чтобы завтра быть полным сил. Я не встану раньше полудня.

Закончив предложение, Ном Дор выбрался из шатра. Лицо Аравада было красным от ярости. Он был готов закричать, чтобы хоть как-то выплеснуть свой гнев. Стеклянная чернильница, попавшаяся ему под руку, тут же отправилась в ближайший светильник. Аравад опрокинул стол, раскидал подушки с кушетки и принялся пинать её спинку. В этом урагане эмоций он всё же расслышал сквозь пелену гнева отчётливое совиное уханье за стеной шатра.

Отдышавшись и приведя кафтан в порядок, он выбрался наружу, остановив стража рукой, а затем прошёл на прежнее место встречи со своим тайным помощником.

Предводитель убийц стоял к нему спиной, дожидаясь прибытия королевской особы.

— Говори уже, — грозно выпалил Аравад, оказавшись рядом с Мудхезом.

Низкорослый хашиид затянул, не поворачивая головы.

— Ты не сказал, что мы должны были убить опытного наёмника с севера.

— Это твоя обязанность изучать цель, а не моя. Хоть с последней задачей ты справился?

Мудхез был невообразимо зол. Он потерял троих своих лучших ассасинов, сумев лишь оцарапать наёмника. Тем не менее, он никак не проявлял свои чувства внешне, оставив в своём голосе лишь нотки недовольства.

— Послание доставлено.

Аравад фыркнул, а затем отправился обратно к своему убежищу.

— Надеюсь, хоть Ном Дор справится со своей задачей, — буркнул он, отдаляясь.

— Может, ему и не придётся, — ответил Мудхез, отчего Аравад остановился, чтобы дослушать того до конца. — Я доставил ублюдку ещё одну посылку на наконечнике своей стрелы. Если он даже сможет подняться к утру, то вряд ли дойдёт до места схватки.

Подлый оскал появился на лице предводителя хашиидов. Аравад же продолжил путь, размышляя об успокоительных ласках его ненаглядной наложницы.

Ном Дор оказался прав. Ночь действительно оказалась «восхитительной», но в тоже время была длинной и довольно утомительной для обеих сторон разгоревшегося перед вратами Дарсиды конфликта.

Главная площадь Дарсиды была забита людьми. Солнце сияло прямо над городом, но народ не заботился об укрытии в этот жаркий летний день. По заверениям Шам Аза такого ажиотажа среди жителей не было уже с полсотни лет. Собравшимся приходилось подниматься на крыши близлежащих домов, чтобы хоть как-то увидеть площадку перед храмом, на которой должны были выступить правитель города и верховный жрец. К счастью, никто не посягнул ступить в фонтан перед священным местом, хотя все его бортики и были заполнены детьми, успевшими занять места ещё до начала экстренного собрания.

Торговля в этот день была сведена к минимуму. Большинство приезжих либо уже покинули город, либо заканчивали собирать вещи и вот-вот готовы были отправиться в путь подальше от опасности.

Разномастные жители Дарсиды от мала до велика собрались сейчас в одном месте. Это была отличная возможность для воров и грабителей зачистить опустевшие дома, если бы они сами не решили присоединиться к мероприятию.

Дейан и Шам Аз с семейством стояли возле края площади. Странник их не покинул, несмотря на настойчивые предложения гостеприимного трактирщика. По большей части Дейана заинтересовал тот факт, что практически все жители остались в городе, периодически упоминая какой-то ритуал или праздник.

Сейчас вокруг стоял невообразимый шум. Люди старались обсуждать сложившуюся ситуацию негромко, но голосов звучало так много, что в итоге площадь гудела, как гнездо разбушевавшихся пчёл. Такого не случалось ни в один из самых удачных торговых дней.

Когда перед фонтаном на прямоугольную площадку, являвшуюся большим пролётом лестницы, спустился бледный седовласый мужчина в простой шерстяной накидке поверх жемчужного цвета робы, шум потихоньку начал угасать. Изысканный резной посох в руках старца с загнутым навершием в виде головы чудного зверя недвойственно намекал на его высокий статус. Он поднял левую руку, призывая соблюдать тишину, а затем громким голосом, усиленным эхом, отражавшимся от домов вокруг и одной из скалистых стен долины, принялся вещать:

— Истинно верующие жители Дарсиды, в это нелёгкое время мы собрались здесь, чтобы узнать всю правду о приближающейся с юга опасности.

Лёгкий ропот волнами прошёлся среди толпы. Дейан поинтересовался у Шам Аза:

— Кто этот старик?

Шам Аз ответил, продолжая смотреть вперёд:

— Керп Фасыл, верховный жрец города. Один из самых влиятельных людей в Дарсиде.

Звуки снова утихли, когда старец в очередной раз поднял руку.

— К сожалению, слухи оказались верны, — теперь его рука взлетела над головой, останавливая преждевременные возгласы. — К нашему родному городу приближается армия Санкри-Борум во главе с их, недавно вступившим на престол, Царём Аравадом.

Толпа снова принялась охать и роптать. Керп Фасыл теперь опустил длань, понимая, что сейчас будет бесполезно пытаться успокоить людей одним лишь жестом.

— А где градоначальник? — снова спросил Дейан.

— Аемах отправился на подмогу владыке Сорону вместе с небольшим войском. Дарсидиане обязаны ему за помощь во время вспышки коронковой лихорадки. Аемах не мог отказать.

— Где тогда его наместник? — не унимался странник.

Шам Аз указал пальцем в сторону храма, туда, где начинались колонны.

— Видишь маленькую фигурку, что выглядывает иногда из-за столба?

Дейан взглядом последовал в указанном направлении и заметил, о чём говорил трактирщик. Его острого зрения хватило даже, чтобы разглядеть совсем ещё юное бледное лицо, время от времени высовывающееся из укрытия, дабы оглядеть толпу.

— Это одиннадцатилетний сын Аемаха. Можешь считать его наместником, — дополнил Шам Аз.

Дейан лишь многозначительно нахмурился.

Керп Фасыл в это время оставил попытки успокоить жителей и просто прогремел хрипловатым, но усиленным акустикой площади голосом:

— Но все мы знаем, что уже завтра настанет Фай Сародэр. И ни один из людей юга не осмелится нарушить священную традицию и поднять оружие на другого человека. Пусть армия придёт. Мы проведём все три дня в молитвах Всевышнему, как и положено, а после встретим Аравада и сдадим ему город. Благородный царь не станет трогать жителей в честь священного праздника и во славу Всевышнего.

Шум на площади то стихал, то снова поднимался. Дейан же, продолжая хмуриться, уставился на Шам Аза, что застыл на месте, размышляя над словами жреца.

Суровый взгляд заметила Немира, стоявшая чуть позади мужчин, и поспешила ответить на немой вопрос странника:

— Фай Сародэр — древний обычай, превратившийся в праздник. Во время него целых три дня люди молятся Всевышнему, благодаря за все блага, что тот даровал им и испрашивая благословения на ещё один год. Обычно, в первый день все выходят на улицу и поздравляют друг друга, обмениваясь эмоциями от радостного события, а ближе к вечеру отправляются молиться, соблюдая пост в течение следующих двух дней.

Дейан сменил прежнее выражение. Сейчас он зачарованно наблюдал за девушкой, внимательно слушая её.

— Даже соседние королевства на севере уважают этот праздник и останавливают конфликты с югом на время Фай Сародэр.

Крики и возгласы толпы стали утихать и довольно быстро. Дейан повернулся обратно к храму и увидел в толпе людей полуметровое белое перо, поднятое над головами. Человек, державший его, двигался в сторону фонтана. Было не трудно догадаться, что внезапная тишина была связана именно с этим событием.

Дейан снова повернулся назад, но на этот раз Шам Аз заговорил первым. Так тихо, словно боялся разбудить уснувшего младенца:

— Это перо Тух — уважаемой и редкой птицы на юге. Тот, кто взял его в руки на таком собрании, собирается сказать что-то крайне важное и приносит клятву говорить только правду.

Человек с пером приблизился к ступенькам. Когда он поднялся наверх, то люди наконец смогли разглядеть женщину лет сорока, державшую символ правды перед собой и вставшую напротив Керпа Фасыла.

Жители ожидали от неё важных слов, и она начала свою речь, собравшись с духом:

— Жители Дарсиды, моё имя — Инэя Азурмат. Я родилась и выросла в этом прекрасном городе. Я изготавливаю чудесные подушки и покрывала…

Керп Фасыл, судя по всему, негромко покашлял, отчего женщина взглянула на него и перешла сразу к делу:

— Мне довелось побывать на коронации нового правителя Санкри-Борум. И я… — женщина немного замялась, но нашла в себе силы продолжить, — Я слышала ярую речь Царя Аравада. Он заявил о том, что собирается отвергнуть старые традиции и привести свой народ к небывалому величию. Он упразднил придворные обычаи и выдворил жрецов из своего дворца.

Инэя замолкла. Толпа повторила за ней. Керп Фасыл какое-то время смотрел на женщину с большим пером, а потом протянул к ней руку, предлагая передать предмет. Лёгкое и белоснежное оперение уже дотронулось его ладони, как вдруг женщина отдёрнула перо назад, почти прижав к своей груди.

— Я слышала от людей на улицах столицы, что Царь Аравад откажется от священной традиции празднования Фай Сародэр. Что он назвал его оковами, сдерживающими народы юга на цепи. А саму веру — темницей, в которой мы заперты.

Теперь удержать жителей от громких криков и вздохов было практически невозможно. В массах начала разрастаться паника. И даже Шам Аз принялся переговариваться со своей женой и дочкой. Дейан выждал удачный момент и задал важный вопрос:

— Нельзя послать весточку градоначальнику? Чтобы он вернулся и привёл с собой помощь?

— Даже если это сделали ещё вчера, то Аемах не сможет просто так возвратиться домой, не вернув долг. А если у него и выйдет, то ему понадобится не меньше трёх дней, чтобы добраться до Дарсиды, — ответил Шам Аз.

— Так пусть отправят послание вашему царю.

На это отозвалась Ормейа:

— У Дарсиды нет Царя. Мы живём сами по себе. Чуть больше двух сотен лет назад все великие правители юга поклялись перед Всевышним, что никто из них не посмеет посягнуть на наш город.

Шам Аз поспешил объяснить:

— Дарсида — единственный прямой путь через горы Сарпал. Тот, кто завладеет им, получит огромную власть. Это самый крупный торговый путь, ведущих на север. Прежние цари знали, что этот город может стать камнем преткновения и в тоже время кладбищем для тысяч воинов. Поэтому они решили связать себя клятвой и отказаться от посягательств на него. Они поклялись Всевышнему, что ни один отпрыск из их рода никогда не поднимет свой флаг над Дарсидой.

— Видимо, Аравад решил отказаться от этой клятвы, — вставил Дейан.

Казалось, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, и толпа, поддавшись панике, начнёт бушевать. Но Керп Фасыл, забравший перо Тух из рук Инэи, поднял символ праведности над головой, тем самым показывая свои намерения. И это подействовало гораздо лучше любого другого жеста или крика.

Тишина вернулась, хоть и не такая звонкая, как во время речи Инэи.

— Царь-богохульник! Такого наша земля ещё не видывала! — прокричал жрец. — Но как бы яро он не старался стереть старые традиции из памяти людей, он не сможет стереть их веру во Всевышнего! Уж сколько лет мы молимся в священный праздник Фай Сародэр о благополучии в следующем году, и каждый раз Он выслушивает нас и одаряет своей добротой, нашёптывая нам через пророков Его наставления на верный путь!

Толпа угасла и заворожённо выслушала верховного жреца, а тот, почуяв обретённую силу, не на шутку распалился:

— Всевышний видит Аравада! Он слышит его мерзкие слова. И в нужный час покарает неверующего Царя. Но мы, — Фасыл обвёл посохом всю площадь, — не убоимся богохульника. Ибо свято верим в то, что наши мольбы не останутся неуслышанными. Ибо знаем, что Всевышний никогда не оставит тех, кто нуждается в нём. Ибо помним, что в трудную минуту пророки всегда наполняли наши сердца решимостью и силой. Мы не убоимся невежественного отрока Шадэра.

И эта речь подействовала. Жители Дарсиды одобрительно закивали и принялись поддакивать заявлению жреца. Чуть более трёх тысяч людей, собравшихся на огромной площади, принялись восхвалять Всевышнего и его верного слугу в лице Керпа Фасыла. Лишь один человек оставался невозмутим и, немного поразмыслив, прогремел своим тихим, но невероятно внушительным голосом, собрав на себе тысячи пар глаз внимательных слушателей.

— Пять тысяч человек идут по пустыне сюда в Дарсиду. Голодные, жаждущие воды и утех. Они прекрасно знают, в какой день появятся у городских стен. И вы думаете, что, оставшись молиться у себя дома, сможете выпросить у бога их подождать?

Люди стали переглядываться друг с другом, а верховный жрец, уже опустивший перо, громко заметил:

— Что может знать северянин о наших обычаях? Наших традициях? Нашей вере?

Семья Шам Аза с удивлением смотрела на Дейана, но тот, не обращая на них внимания, ответил жрецу:

— Я знаю достаточно, чтобы заверить — эта армия идёт не для того, чтобы слушать как вы молитесь. Она идёт, чтобы забрать город в своё владение. И сомневаюсь, что солдаты собираются оставить его богатства нетронутыми, так же как и жителей, которым они принадлежат.

В очередной раз по площади пронеслись волны роптаний, перемешанные с криками и вздохами. Последнее слово за собой оставил Керп Фасыл.

— Никакая армия не страшна, когда за тобой стоит воля Всевышнего. Мы не откажемся от священного праздника и не покинем город. А богохульного Царя за дерзость постигнет такая кара, что ещё сотни лет из уст в уста будут передавать легенду о его невежестве и неверии.

С этой фразой Керп Фасыл ударил посохом по каменной площадке, опуская перо вниз. Это подразумевало конец собрания, и несколько тысяч человек принялись разбредаться по своим домам, продолжая обсуждать услышанные новости.

Дейан же оставался на месте, злобно глядя на верховного жреца. А тот, в свою очередь, одарив странника суровым прищуром, резко развернулся и отправился в прекрасный белоснежный храм, минуя с дюжину высоких рельефных колон.

* * *

Когда семья Сихтов вместе с их помрачневшим гостем вернулась в опустевшую таверну, Дейан был первым, кто решил нарушить молчание.

— Если вы не против, я бы присоединился к вам в путешествии.

Шам Аз и обе женщины несколько мгновений безмолвно смотрели на странника, а затем глава семейства ответил:

— Мы не уйдём, мой северный друг.

— Вы же не купились на речь этого седого безумца?

— Безумец или нет… Мы не можем бросить свой дом. Тем более накануне Фай Сародэр.

Дейан посмотрел на женщин. Взгляд Ормейи был таким же решительным, как и у её супруга. Немира же не смела поднять глаз, смиренно соглашаясь с волей отца.

— Ты ведь понимаешь, что погибнешь в первый же день, когда армия пройдёт через ворота? А твоя жена с дочкой будут служить потехой для солдат? — тихо и жёстко сказал странник.

Ормейа обхватила плечи своей дочери, отчего последняя вздрогнула. Шам Аз же присел на ближайший табурет, вздыхая так, словно собирался поведать упрямому ребёнку о превратностях жизни взрослых людей.

— Всю свою жизнь каждый год мы праздновали Фай Сародэр, восхваляя щедрость Всевышнего и моля его о милости в следующем. Так делал мой отец, и отец моего отца, и даже мой прадед. Ни разу в жизни не было такого, чтобы их мольбы не были услышаны и Всевышний оставил их в беде одних.

Он сделал короткую паузу, а затем посмотрел в сверкающие молниями глаза своего гостя и твёрдо заявил:

— Мы никуда не уйдём. Какой бы страшной и неотвратимой не казалась бы угроза, мы не покинем наш дом.

Дейан ещё раз окинул взглядом всё семейство. Казалось, что молнии в его глазах сейчас вырвутся и начнут разить всех, кто окажется перед ним. Но странник лишь накинул на голову свой капюшон, скрыв лицо, и вышел из трактира.

Немира метала свой взгляд от отца к двери и всё-таки не выдержала, рванув вдогонку за странником. Шам Аз лишь неодобрительно покачал головой, а затем встал и, обняв жену, отправился с ней на кухню.

Оказавшись на улице, Немира принялась быстро крутить головой, надеясь углядеть удаляющуюся фигуру в чёрном плаще, но её усилия оказались тщетны. Она пробежала в сторону площади, выискивая Дейана, но и здесь её постигла неудача. Он скрылся, словно тень в ночи, и желавшая попрощаться с ним девушка, едва сдерживая слёзы, побрела обратно в свою родную таверну.

* * *

Дейан стоял между двух жёлтых башен лицом к огромной пятитысячной армии и в очередной раз справлял нужду, избавляя организм от остатков яда. Закончив утреннюю процедуру, он снова оглядел порезанное плечо. Повязки уже давно были сорваны, и в свете утреннего солнца на слегка подзагоревшей коже виднелись три свежих белых рубца. От них расползлось несколько тёмных дорожек, похожих на пролитые чернильные жилки — единственное подтверждение того, что наконечники стрел были отравлены.

Дейан взглянул на поднимающееся над горизонтом солнце, а затем вернулся назад к своей небрежно раскинутой ночлежке. Ему хотелось ещё хоть чуточку утолить жажду, но кувшины с водой опустели ещё ночью. Выспаться как следует ему не удалось. Немира ушла почти сразу же после их короткого разговора, а он, подкрепившись принесёнными ей яствами, чуть ли не залпом осушил кувшины и почти каждый час выходил затем к воротам, избавляясь от незабываемого подарка, коим наградил его хашиид вместе с королевским письмом.

В нём не говорилось о том, в какое время состоится поединок, но Дейан не сомневался, что люди на той стороне обязательно оповестят его. Он расправился с несколькими фруктами и двумя большими кусочками хлеба, послужившими ему завтраком, продолжая мечтать об ещё одном сосуде с живительной влагой. Но вскоре он отбросил грёзы в сторону. Возможно, это была его последняя трапеза.

Он присел возле стены башни и прикрыл глаза. Стоило отдохнуть перед сражением. Дейан надеялся, что если ему не суждено будет увидеть следующий рассвет, то он хотя бы сможет сделать так, чтобы армия Аравада запомнила вторжение в Дарсиду на всю оставшуюся жизнь.

Сегодняшний поединок будет незабываемым.

* * *

Аравад стоял возле своего шатра, вглядываясь в тёмную фигуру, стоящую перед вратами. Минуту спустя к нему подошёл Абу Манзи, сверкая капельками пота, скатывающимися по его изувеченной левой стороне лица.

— Мой Царь, мазары собраны и ждут дальнейших указаний, — отчитался старый генерал.

Аравад глянул на солнце, что ещё не скоро будет в зените, а затем приблизился к старику и тихо произнёс:

— Отправляйся к ним и прикажи наложить на пса проклятия. Не смертельные, но неприятные. Он должен быть в состоянии сражаться, но не настолько, чтобы также легко скакать по песку, как и вчера.

Капельки пота, собравшиеся на бороде генерала, соединились в одну целую, а затем, оторвавшись от серебристого кончика, упали на песок. Абу Манзи застыл после приказа царя. Ему требовалось время, чтобы сложить картину воедино.

Как бы сильно генералу не было скверно в этот момент, он не посмел ослушаться приказа. Не найдя подходящих слов, он лишь медленно кивнул, когда Аравад, отпрянув назад, в ожидании смотрел на него.

Получив подтверждение в виде неуверенного кивка, великий царь снова устремил взор к, казалось бы, уже приветствующим своего нового владыку вратам города. Он заметил, что старый генерал так и не отправился исполнять его волю, поэтому раздражённо спросил:

— Что-то ещё?

— Наших солдат ночью охватила странная хворь. Почти треть воинов подцепила неизвестный грибок и сейчас мучается от воспаления стоп и… — Манзи слегка откашлялся, — срамных мест.

Аравад озадаченно уставился на генерала:

— Что-то серьёзное?

— Сейчас нет, мой Царь, — поспешил с ответом Манзи, — но, учитывая жару и малые запасы воды, это может обернуться для многих тяжёлым заболеванием.

— Пусть не переживают по этому поводу. Сегодня после поединка мы войдём в город, и они смогут получить заслуженное исцеление.

Манзи ещё раз кивнул, услышав заверение царя. Закончив разговор, он запрыгнул на своего мали и поспешил в сторону от лагеря, где за высокой дюной сейчас скрывалась дюжина мазаров.

Он не забыл также по пути окликнуть своего верного помощника:

— Малов!

— Да, мой генерал! — отозвался мужчина в красном тюрбане, закончивший сворачивать свою маленькую палатку.

— Следуй за мной.

Мужчина тут же вскочил на своего мали и последовал за седым воином.

Когда они добрались до места, то спустились на землю и дождались, пока весь отряд не соберётся вокруг них. Абу Манзи не стал соблюдать военный порядок и выстраивать людей перед собой в шеренгу, решив, что этот приказ царя он передаст без особых церемоний.

— Сегодня в полдень состоится поединок между лучшим воином Дарсиды и Ном Дором Шаахзи, — мазары принялись кивать. Большинство из них успело уловить слух об этом соглашении с посланниками Дарсиды. — Наш Царь приказал вам наложить проклятья на дарсидского избранника, чтобы ослабить его. Не применяйте ничего, что может выдать ваше вмешательство. Используйте слабые болезни и лёгкие чары.

Большинство из собравшихся здесь людей не были достаточно сильны, чтобы серьёзно навредить защитнику Дарсиды. Они лишь владели небольшим набором магических навыков, и никто из них не мог сравниться с Ном Дором в силе и мастерстве, но этого и не требовалось.

Мазары принялись негромко бурчать и перешёптываться. Все, кроме одного. Низкорослый, седовласый, однорукий старик с морщинистым лицом, одетый в грязные серые широкие штаны и лёгкую синюю рубашку, затёртую до такого состояния, что в некоторых местах аж просвечивала, на протяжении всей встречи продолжал смотреть прямо на генерала, сощурив один глаз.

Абу Манзи уставился на него в ответ, прогремев строгим голосом и обращаясь ко всему отряду:

— Вам что-то не ясно?

Мазары закончили роптать и почти хором ответили:

— Нет, мой Генерал. Будет исполнено.

Абу Манзи ждал ответа старичка, который до сих пор не шевельнулся и не издал ни звука.

Малов поспешил объяснить:

— Мой генерал, это шаман из племени Вугулов. Я думаю, он не говорит на всеобщем.

Манзи шумно выдохнул.

— Объясни ему на пальцах, что от него требуется, — генерал повернулся к остальным мазарам. — Можете начинать за час до полудня. И смотрите не переусердствуйте.

Толпа положительно откликнулась в унисон, а затем чародеи разбрелись, подготавливаясь к ритуалам. Малов же тем временем жестами пытался показать старому шаману, какой приказ передал их владыка. Только спустя пятнадцать минут старик с понимаем кивнул, подняв левую культю и принимая указание. Затем он отправился к своему мешку и вытащил из него маленький коврик. Он снял свои потёртые башмаки и, усевшись на ковёр, скрестил ноги и уставился в сторону врат.

* * *

За час до полудня мазары принялись исполнять свои ритуалы, насылая проклятья на единственного воина, что вышел защищать обречённый город. Абу Манзи стоял позади отряда вместе с Маловом, наблюдая за ходом исполнения приказа.

Уже через минуту крайний левый чародей истошно закричал, хватаясь за лицо. Манзи ринулся к мазару, прижав свою ладонь ко рту мужчины в белых одеяниях, а второй рукой удерживая его возле затылка. Он наблюдал как кожа на голове мазара стала покрываться волдырями, но так и не убрал руку, скривив губы и брови от отвращения, пока не почувствовал, что бедолага перестал кричать. Он убрал ладонь, и мужчина, лишившись опоры, рухнул на песок, хрипло хватая ртом воздух.

Сразу после этого бездыханным свалился ещё один маг. Он застыл словно каменное изваяние, а в его глазах виднелась сплошная белизна, лишённая зрачков и радужки. Вскоре почти весь отряд принялся корчиться в муках от самых разных болезней и наваждений. Целыми остались только двое: парень в лиловом балахоне и такого же цвета тюрбане и старый вугул с отсутствующей ниже локтя левой рукой.

Парень в тюрбане залепетал, когда Малов с генералом приблизились к нему:

— Мой генерал, я — прорицатель. Я не знаю ни одного проклятья.

Абу Манзи с недовольным видом уставился на парнишку, а потом кивнул в сторону выживших мазаров, изнывающих от боли.

— Так что ж ты этого не предсказал?

Прорицатель с ужасом глядел на своих товарищей, а потом повернулся к Манзи, умоляюще глядя влажными глазами.

— Я… Я…

Генерал отмахнулся и подошёл к старому вугулу, смотревшему теперь не в сторону врат, а прямо на седого воина. Шаман принялся что-то быстро объяснять, жестикулируя рукой и культёй.

— Малов?

Помощник генерала лишь развёл руками.

— Тогда приведи того, кто знает язык вугулов, да поживее.

— Есть, мой генерал.

Мужчина вскочил на своего мали и понёсся в сторону основного лагеря, а Абу Манзи повернулся к незадачливому прорицателю.

— Обработай раны выживших и подготовь погибших к сожжению. С этим-то ты хоть справишься?

Молодой мазар быстро закивал.

— Так чего ты ждёшь?! — недовольно рявкнул Манзи.

* * *

Аравад сидел на своей кровати, подставив руки под голову и уложив подбородок на сжатые кулаки. Он был напряжён, и не только потому что с трудом мог сдержать эмоции перед вторжением в город, но и по той причине, что проклятый Ном Дор запросил чересчур щедрый подарок. Победа колдуна принесёт бед не меньше, чем его поражение. Цена за услугу этого дьявола была слишком высока.

Царь старался не думать о самом худшем сценарии, поэтому резво вскочил на ноги и вышел из шатра, решив оглядеть своё войско и уловить настрой людей. Когда он выбрался наружу, то его внимание тут же привлёк всадник, медленно бредущий вместе с одним из пеших солдат в сторону от лагеря. Туда, где было приказано встать небольшому отряду мазаров.

Великий царь нахмурился и подошёл к одному из своих стражей. Он наклонился поближе к молодому охраннику и прошептал:

— Отыщи Мудхеза. И передай ему мои слова точь-в-точь.

Молодой страж внимательно выслушал приказ и никак не выразил своего отношения к нему. Он отдал свой посох другому телохранителю, а сам, укутавшись в простую серую накидку, отправился внутрь лагеря к месту, где скрывался предводитель хашиидов.

* * *

Малов привёл с собой темнокожего солдата в серебристом шлеме и с короткой курчавой бородой. Тот сразу двинулся к вугулу и принялся выслушивать бурчание шамана.

Старик же в процессе схватил один из своих дырявых башмаков и принялся бить им по руке солдата. Спустя минуту переводчик поведал своему генералу:

— Старый шаман сказал, что не будет насылать на того воина проклятье. Он сказал, что внутри того живёт древний демон, и любая тёмная магия вернётся обратно к нему, если он попытается демону навредить.

Вугул не унимался и продолжал свою речь, тыча башмаком в страдающих на песке мазаров, а потом вознеся обувь к небу.

— Он говорит, что демон вернёт проклятье десятикратно и наложит его не только на самого шамана, но и на его семью, и весь род.

Абу Манзи выслушал переводчика, а затем вытащил свой меч из ножен и поднёс его острие к шее старого вугула.

— Передай ему, что неповиновение приказу означает измену. А измена в военное время карается смертью, — твёрдо произнёс Абу Манзи.

Взгляды двух старых мужчин пересеклись, и никто из них даже не моргнул, пока солдат переводил слова генерала.

Послышался ответ. И через какое-то время солдат проговорил, стараясь сохранить интонацию:

— Он сказал, что готов принять смерть. Пожертвовать собой ради спасения своей семьи и своего племени — честь, пусть даже из-за того, что он ослушался подлого приказа.

Солдат поглядел сначала на генерала, а затем на его помощника. До него наконец дошло, что все эти люди здесь делали, и он с удивлением и непониманием на лице искал сейчас ответа.

Седовласые воины продолжали смотреть друг другу в глаза, пока Манзи не убрал оружие с шеи вугула.

— Малов, — подозвал Манзи, поглядывая на солнце, — останешься здесь и проследишь, чтобы никто не покинул укрытия. Я вернусь после поединка.

— Слушаюсь, мой генерал.

Манзи ещё раз одарил старика пронзительным взглядом, а затем забрался на своего мали. Он уже хотел было тронуться, как вдруг шаман проронил ещё одну фразу:

— Мамуай буза пере иф ту Ашгар.

Генералу даже не потребовался перевод. Он узнал последнее слово и тут же поскакал к королевскому шатру.

* * *

Аравад в окружении трёх своих стражей стоял перед армией, ожидая прибытия своего лучшего воина. Он был облачён в доспехи и был полностью готов выдвинуть свои войска сразу после окончания боя.

Манзи прискакал прямо к нему и, спрыгнув с мали на песок, принялся вещать:

— Мой Царь, кажется, я знаю, кто обороняет врата Дарсиды.

Аравад недовольно повернулся к нему, фыркнув:

— И кто же?

— Я считаю, что это легендарный мессари с севера, что участвовал в обороне Кайведуна.

— Нашествии из другого мира? Очередные байки, Абу. Ты, случаем, не подцепил чего вместе с солдатами?

— Мой Царь, Аравад, — Манзи приблизился к владыке, чтобы его слова стали слышны только им двоим, — верите вы или нет в то, что произошло в тех землях — не важно. Но слава об этом наёмнике разошлась далеко за пределы северных королевств. Если это он, то Ном Дору придётся выложить все свои козыри, чтобы справиться с этим воином.

Солдаты позади царя расступились, и на передовую вышел названный мазар, зевая и наигранно разминая руки с шеей.

— А вот и он, — объявил Аравад. — Мой храбрый Ном Дор, готов ли ты сразиться сегодня с легендарным и непобедимым… — царь затих, уставившись на своего генерала.

— Ашгаром, — закончил за него Манзи.

Ном Дор весело хихикнул, сузив глаза так, что их почти нельзя было увидеть.

— Надо же, этот бой действительно станет легендарным. Как жаль, что из моей башни будет видна только Дарсида, а не ещё один соседский город.

С этими словами он хитро посмотрел на Аравада, а затем вышел вперёд.

Великий царь сжал кулак, а потом поднял его над головой, сигнализируя о том, что их воин готов вступить в бой.

Десятки горнов протрубили о том, что лучший воин Санкри-Борум готов к поединку. Дейан уже шёл навстречу мужчине, одетому в серую мантию с красными оторочками на рукавах и подоле. Странник накинул на себя свой грязный плащ, прицепив к поясу сбоку небольшой мешочек на коротком шнурке. В левой руке он держал свою саблю прямо за кожаную ленту, обёрнутую вокруг лезвия. В правой же виднелся флакон из чёрного стекла, внутри которого плескалась прозрачная жидкость.

Единственными зрителями, удостоившимися чести наблюдать за этой битвой, были лишь солдаты Аравада с ним самим во главе. Все они выстроились на окраине пустыни возле высоких гор Сарпал. Большинство наблюдателей было не в самой лучшей форме. Часть из них с трудом удерживалась на ногах, превозмогая боль и зуд в стопах, другие же постоянно переминались с ноги на ногу, пытаясь облегчить жжение в паху и не поддаться соблазну расчесать всё рукой, содрав весь верхний слой кожи.

Вскоре дуэлянты встали в десяти метрах друг напротив друга посреди пути между огромной армией и двумя высокими жёлтыми башнями.

Дейан откупорил флакон большим пальцем и закинул его содержимое себе в рот, продолжая глядеть на своего врага. Он знал, что великий царь не упустит возможности смухлевать, поэтому, завидев издали деревянный посох в руках оппонента, стал заранее продумывать план действий.

Ном Дор продолжал улыбаться, снимая свой капюшон. Он приподнял своё оружие вверх, показывая свою готовность. Дейан отбросил пустой флакон в сторону и освободил саблю с чародейскими рунами на клинке от прикрывавшей его ленты.

Очередной вой горнов раздался у врат Дарсиды. Ему вторили пять тысяч воинов, чьи возгласы вместе со звуками боевых инструментов отскакивали от гор и эхом ударялись обратно в сторону бескрайних песков.

Ном Дор произнёс слабое заклинание, и воздуха вокруг Дейана вдруг резко стало меньше. Мазар обещал царю представление, и он хотел его преподнести, надеясь слегка удушить своего противника. Но тот, к большому удивлению, продолжал стоять на месте как ни в чём не бывало.

Чародей сощурился, а затем попытался расширить воздух в лёгких странника. Но у него ничего не вышло. Ном Дор понял, что мужчина обладает защитой от таких лёгких чар, и ему это не понравилось. В порыве недовольства от того, что враг не предоставит возможности поиздеваться над собой, мазар отбросил все свои простые уловки.

Дейан в этот момент скинул плащ и медленно пошёл в сторону мага, провернув саблю в руке. Ном Дор произнёс очередное заклинание, и тело противника поднялось в воздух. Его ноги сомкнулись, а руки вытянулись в стороны. Он словно был прибит к невидимому распятью. Чародей удерживал воздух вокруг конечностей противника настолько плотно, что тот не мог пошевелиться. Костлявая рука мага поднялась вперёд, ладонью вверх, а затем его пальцы сжались в кулак, после чего Дейан медленно пролетел в воздухе, пока не оказался перед лицом колдуна.

— Я хотел, чтобы о нашем поединке сложили легенду, — злобно выговорил Ном Дор, доставая левой рукой нож с пояса, — но придётся сделать всё менее…

В этот момент Дейан выпустил изо рта струю жидкости прямо в лицо чародея. Поначалу тот лишь пытался вытереть её тыльной стороной ладони с зажатым в ней ножом, но вскоре почувствовал, как кожу на лице начало нестерпимо жечь. Он начал терять контроль над своей магией, отчего правая рука Дейана пришла в движение, чтобы совершить один единственный удар, но Ном Дор увидел это и в панике оттолкнул от себя весь воздух вокруг. Послышался громкий хлопок. Взрывная волна откинула Дейана гораздо дальше того места, где он скинул свой плащ. Странник сделал оборот в воздухе и приземлился на согнутые ноги, продолжая скользить по песку назад. Он воткнул саблю в землю, оставив длинную борозду, а когда смог остановиться, то услышал душераздирающий вопль мага и тут же рванул вперёд.

Веки Ном Дора уже полностью разъело, и теперь жидкость взялась за его глазные яблоки, попутно расщепляя нервные окончания в глазницах. Он пытался вытереть остатки кислоты, бросив маленький клинок на землю и сдирая кусочки кожи с лица, а затем перевёл руку на навершие посоха.

— Суфай алгири.

Скрученные корни на верхушке начали расползаться в стороны, и два последних из них словно извилистые веки обнажили большой карий глаз, который принялся вертеться по сторонам, изучая обстановку вокруг. Он успел заметить приближение опасности, и Ном Дор снова вытянул руку в сторону врага.

— Шарум пай сангхди! — выкрикнул мазар.

Дейан вскинул левую руку, прикрывшись щитком с четырьмя металлическими стержнями, правым же кулаком с зажатой в нём рукоятью сабли упёрся о левое запястье, надеясь сдержать удар. Из ладони Ном Дора вылетела молния. Она достигла цели и вонзилась прямо в щиток. От удара Дейана отбросило назад, но на этот раз странник не смог сгруппироваться и кубарем пронёсся по песчаной поверхности земли.

Верхнюю губу мага прожгло настолько, что через неё начали виднеться его кривые зубы. Ном Дор черпнул песка и принялся сыпать его себе на лицо, задрав голову. Он пытался произнести ещё одно заклинание, но не мог правильно выговорить слова. Пока Дейан поднимался на ноги под взглядом расширившегося от удивления и недовольства глаза в посохе, мазар сосредоточился, заставляя острый и шершавый песок впитать всю влагу, а под конец заставил образовавшуюся жижу затвердеть. На его лице сформировалась глиняная маска, остановившая действие реагировавшей на магию кислоты. Но теперь он потерял способность говорить, что существенно ограничивало его магический арсенал, исключив любое применение особо мощных заклинаний. Он мог попробовать наколдовать хотя бы одно, но без голосового проводника это заняло бы слишком много времени.

Дейан уже поднялся на ноги, разглядывая дымящиеся стержни на своём предплечье. Маленькие прутья впитали магическую энергию, раскалившись добела. Рука странника получила сильный ушиб и, возможно, была сломана, но он всё же смог воплотить свою задумку в реальность.

Передышка окончена. Дейан снова устремился к врагу.

Ном Дор взялся за посох двумя руками и с силой воткнул его в землю. Используя своё оружие как посредника, он начал переправлять свою силу, чтобы превратить землю на пути к себе в зыбучий песок. Стопы Дейана с каждым шагом погружались всё глубже. Он вскинул левую руку и нажал другой на маленький рычаг спускного механизма, выстрелив в противника заострённым стержнем.

Карий глаз в посохе дёрнулся, глядя на летящий снаряд, а затем Ном Дор вытащил из земли оружие и резко взмахнул им. Плотный порыв воздуха в последний момент отвёл металлическую иглу в сторону.

Солдаты не сразу заметили, что в них что-то летит. Первые две шеренги были так заворожены битвой, что даже не обратили внимание на въедливый свист над головой. Стержень пролетел за них, ударившись в доспех одного из солдат в дальнем ряду. Яркая вспышка, резкий грохот, и трое бойцов Аравада упали на землю, поднимая в воздух столбы дыма. Двое из них испустили дух на месте, навсегда избавившись от дискомфорта в стопах и паху. Третий же продолжал прерывисто хватать воздух ртом, пытаясь подчинить своей воле поражённые лёгкие. Припавшие к нему два соратника пытались помочь бедолаге, и ещё трое констатировали смерть павших. В это время остальные воины продолжали глядеть в сторону битвы, что только начала набирать обороты.

Дейан бежал к своему врагу, готовясь совершить резкий удар саблей. Когда он казался достаточно близко, маг юркнул вниз и очень быстро проскользнул по песку, избежав смерти и оказавшись метрах в восьми от блестящего на солнце клинка и его владельца. Ном Дор скомбинировал чары земли и воздуха, благодаря чему сумел с огромной скоростью совершить рывок, используя затвердевший песок под собой как санки и уменьшив плотность воздуха впереди, сзади же подогнав себя порывом ветра.

Дейан тут же изменил направление и продолжил бежать к цели, но мазар послал в его сторону шквальный ветер, серьёзно замедливший странника.

Параллельно с этим Ном Дор принялся творить ещё одно заклинание. Его лицо, скрытое под затвердевшей маской, не могло передать эмоций, но трясущиеся тонкие пальцы, покрытые волдырями, подсказывали, что он изрядно напрягся в этот момент.

Странник продирался сквозь воздушный поток, наклонив тело вперёд, как вдруг справа на него понёсся небольшой смерч, вбиравший в себя с земли миллионы песчинок. Дейан не успел уклониться, и его захватил в ловушку магический вихрь, после чего принялся раскручивать своего заложника.

То, как складывался поединок явно не пришлось по душе великому царю. Он подозвал своего генерала к себе одним лишь жестом и, не поворачивая головы, тихо спросил:

— Как ты говорил, называют этого пса?

— Ашгар, мой Царь.

— И на что он, по-твоему, способен?

— Раз он защищал крепость Кайведуна от…

— Я спросил не об этом, — перебил Аравад старого воина. — Ты думаешь, что он одолеет Ном Дора?

Абу Манзи уставился на кружащуюся над землёй тёмную фигуру, подхваченную чародейским смерчем, а затем глянул на покалеченного мага и произнёс:

— Если у хитрого мазара и был шанс справиться с ним, то он его уже упустил.

Аравад помрачнел. Он не собирался сегодня пройти через врата Дарсиды, только ради того, чтобы удостоиться приветствия местных жителей. Солдаты жаждали трофеев и утех, а хажи надеялись урвать по кусочку славного торгового города. Они не знали о сделке, которую предложил их царь единственному защитнику врат, считая, что сие представление лишь должно было заменить массовое кровопролитие.

Смерч ослабил хватку и высвободил Дейана из своих лап. Странника подкинуло высоко в воздух, пока он продолжал раскручиваться вокруг себя. Ном Дор же ещё одним заклинанием поднял из песка десятки острых каменных шипов почти в метр высотой. Прямо в том месте, куда должен был опуститься его противник.

Дейан выхватил кинжал и, уже оказавшись у самых кончиков острых кольев, вонзил в один из них свою саблю, перенеся на неё весь вес своего тела. Второе оружие помогало замедлить кручение, врезаясь и отламывая острия других шипов. Это остановило падение, и сейчас странник каким-то чудесным образом удерживал себя над круглым колючим полем, стоя на клинках и балансируя ногами. Он избежал смерти, отделавшись лишь несколькими порезами на руках, но Ном Дор не стал терять время попусту и послал во врага с неба очередной порыв ветра вертикально вниз, намереваясь насадить на острые, как пики, шипы силой. Дейан, словно уличный акробат, прокрутил ногами в воздухе, собирая нужную для прыжка энергию, а затем, перекрутившись, отпрыгнул в сторону за пределы шипастой западни.

Плотный воздух ударился о смертоносные колья, а затем разошёлся между ними, одарив странника лёгким бризом. Дейан поднял левую руку и произвёл ещё один выстрел, но единственное око Ном Дора было начеку, и маг снова отразил снаряд, послав его в сторону песков. Острый стержень ударился о податливую поверхность дюны, но никакого взрыва не последовало.

Дейан уловил этот момент, сообразив, что высвободить магическую молнию можно было лишь при помощи заклинания или сильного удара. Он снова бросился на врага, надеясь измотать, а затем и прикончить мага, но тот лишь пронёсся по песку в сторону, увеличив дистанцию и давая себе время наколдовать защиту.

Очередной концентрированный порыв ветра прервал стремительное движение странника. Он уже видел приближение смерча, шатко гуляющего по песчаной поверхности земли. Дейан готовился уклониться от волшебного вихря, но в вытянутой руке Ном Дора в этот момент оттопырились два пальца, после чего смерч раздвоился. Размеры обоих были вдвое меньше предыдущего, но и их силы хватило бы, чтобы захватить и поднять вверх любого человека.

Сражение стало походить на неуклюжий танец перебравшего медовухи забулдыги. Дейан отскакивал от летящих на него смерчей, то сопротивляясь, то, наоборот, поддаваясь порыву защитного ветра мазара.

Ном Дор не мог поддерживать два заклинания одновременно достаточно долго. Вскоре он ослабил защиту, сосредоточившись на атаке, и его противник мгновенно отреагировал на это. Отскочив от быстро летевшего смерча в сторону и сделав перекат, он вытащил один из всё ещё горячих стрежней из крепления, подкинул в воздух и рубанул по нему саблей. Звук удара металла о металл вышел гораздо громче, чем можно было ожидать, и был похож, скорее, на выстрел из пушки.

Две половинки стержня упали на песок, а руны на сабле загорелись красноватым светом. Дейан снова увернулся от смерча и, оценив расположение врага, кинулся к нему.

Справа Ном Дору преграждало путь поле из острых шипов. Отскочить назад он не мог, ибо для этого пришлось бы надолго прервать зрительный контакт с магическими вихрями, а это, скорее всего, сделало бы их нестабильными. Он мог совершить рывок только по диагонали влево, и именно туда Дейан намеревался ударить, сократив расстояние.

Ном Дор также понимал всю шаткость своей позиции, и поэтому решил совершить рывок гораздо раньше. Он снова присел, выставив посох перед собой, и заскользил по песку. Дейан был слишком далеко, чтобы ударить. Вместо этого он кинул в мага свою саблю на упреждение. Лезвие ударилась о древко посоха с таким звуком, с каким молния бьёт в дерево. Ном Дор отлетел назад на полтора десятка метров, также далеко откинуло и зачарованное оружие странника.

Без магической подпитки от создателя вихри растворились в воздухе. Дейан же бегом вернулся за своей саблей, а затем снова ринулся к магу. Тот уже поднялся на ноги, удерживая треснувший вдоль основания посох. Глаз на навершии продолжал крутиться, изучая изменившуюся обстановку, но теперь был покрыт паутиной трещин, расходившихся по всей роговице. Магический посох хоть и был повреждён, но впитал большую часть энергии удара в себя, а излишков заряда молнии хватило, чтобы встряхнуть самого мазара. Об этом говорила почерневшая кисть, удерживавшая древко.

Дейан быстро приближался к контуженому чародею и уже подкинул последний стержень вперёд и вверх, но Ном Дор неожиданно выплеснул саккумулированную энергию, создав ещё один взрыв, что откинул странника назад почти на два десятка метров. Стержень же улетел гораздо дальше, скрывшись где-то в песке перед вратами Дарсиды.

Мазар принялся чертить на земле чудные иероглифы, а Дейан, поднявшись на ноги, устремил свой взор на противника. Внезапно руки чародея взмыли в воздух вместе с посохом, после чего в спину странника ударил чудовищно сильный ветер. Он потянул его вперёд прямо по песку, увеличивая напор, а через мгновенье из земли, на том самом месте, где маг нанёс символы, выросла широкая стена высотой почти в три метра, состоящая из острых каменных шипов, направленных в сторону странника.

Дейан припал к земле, стараясь замедлить скорость, но было уже поздно. Его неумолимо несло навстречу смертельной опасности. Приняв единственно правильное решение, он встал на четвереньки и с силой оттолкнулся вверх всеми конечностями. И этого прыжка хватило, чтобы перелететь через острую преграду.

Проносясь над измотанным мазаром, странник сорвал с пояса припасённый мешочек и кинул его под ноги Ном Дора.

— Дорсэй журду феравахт, — донёсся до мага крик с небес.

Когда мешочек ударился о сапог Ном Дора, то его тут же разорвало. На его месте осталась лишь квадратная тёмно-синяя коробочка с белыми символами, верхняя сторона которого разошлась в стороны.

Дейан ещё не коснулся земли, как под ногами чародея прогремел невероятный по своей силе рык. Его звучание ударило по ушам всех воинов, собравшихся под знамёнами Аравада, и даже в самой Дарсиде по стенам домов прошла лёгкая тряска. Серая мантия Ном Дора пошла рябью от сильных вибраций. Его посох окончательно треснул, а щепки, разлетевшиеся в стороны, подрагивая зависли в воздухе, пока отверстие в коробке не сомкнулось. Это длилось всего пару секунд, но и их хватило, чтобы поверженный чародей беспомощно упал на колени, бросив своё оружие и схватившись за голову с обеих сторон.

Когда рык отразился от гор и волной вернулся обратно, Дейан уже стоял на земле между могучей пятитысячной армией и самым сильным мазаром Аравада.

Странник медленно зашагал к своему противнику. Самоуверенный и коварный Ном Дор Шаахзи, сгорбившись, сидел на песке лицом к неприступным вратам Дарсиды. По его шее и предплечьям стекала кровь, прорывавшаяся сквозь прислонённые к ушам ладони. Глиняная маска на лице растрескалась и опала, обнажив изъеденное до кости лицо, а рядом на песчаной глади виднелись две осыпавшиеся половинки вертикально разломанного длинного посоха. Из расколотого карего глаза на навершии вниз стекали вязкие капли золотистой смолы.

Ном Дор ещё дышал, когда Дейан подошёл к нему сзади. Закруглённый клинок вонзился мазару в спину, пронзая сердце, но вместо хриплого предсмертного крика, тот сделал невероятно глубокий вдох. Воздух так и не покинул его лёгких, даже когда сабля вышла из раны, а тело упало на песок.

Перед вратами стало так тихо, что люди смогли услышать биение собственных сердец. Несколько мгновений спустя в уши солдат стал вторгаться противный звон. Непривычный шум начал разъедать сознание действовать на нервы. Так было до тех пор, пока в округе не прогремел громкий голос Аравада.

— Дарсида нарушила соглашение! — обратился великий царь к своей армии. — Они наплевали на уговор о сохранении жизни воину, если тот попросит пощады!

Недоумевающий Абу Манзи уставился на своего владыку.

— Также и мы не будем жалеть тех, кто не держит своё слово!

Солдаты принялись переглядываться друг с другом, недоумевая от услышанного. Аравад же надел свой шлем с длинными острыми ушами и повернулся к генералу, одарив того своим чрезвычайно мрачным и злобным видом.

— Бери батальон и отправляйся в город. Тело этого Ашгара можете растоптать или разорвать. Мне всё равно.

— Но… — попытался воспротивиться Манзи, но, встретив гневный взгляд царя, проглотил свои слова. Вместо этого генерал отдал приказ, и запоздалые горны протрубили о наступлении.

Около двух сотен человек выдвинулись вперёд, выставив перед собой копья и мечи и потряхивая головами, чтобы избавиться от назойливого звона в ушах. Не пройдя и сорока шагов, они стали замедлять ход, всматриваясь налево. Генерал заметивший странное поведение подчинённых, последовал взглядом за ними.

В сторону поля боя с запада неслась огромная, высотой с горы, песчаная стена — предсмертный подарок поверженного Ном Дора.

Обозлённый Аравад в бешенстве выкрикнул, нагоняя своих подданных:

— Убейте этого пса! Пусть буря заберёт его тело как жертву и смилостивится над нами.

Батальон продолжил движение, выполняя команду. Они встали перед единственным защитником Дарсиды, ожидая, кто первым из воинов осмелится нанести удар. Дейан поднял с земли чёрную коробочку и свой плащ, что был принесён к его ногам последним чародейским порывом ветра, сотворённым Ном Дором, а затем глянул поверх солдатских голов, прямо на блистающую в лучах пока ещё яркого солнца фигуру Аравада, окружённую троицей охранников.

Солдаты нервно посматривали на стремительно приближающуюся бурю, а потом несколько человек вышли вперёд, направив наконечники копий на единственного своего врага. Самый отчаянный из солдат рванул на странника с копьём наперевес, но тот лишь отвёл наконечник в землю, поддев древко стопой и выбив его из рук владельца.

Бедняга разинул рот и принялся пятиться. Его примеру последовали все остальные, продолжая посматривать на непроницаемую тёмную завесу на западе, пожиравшую всё на своём пути.

Спустя несколько секунд весь батальон рванул назад, пытаясь добраться до своих вещей и хоть как-то укрыться от беспощадной стихии. Дейан же, намотав вокруг головы ремни, что раньше защищали его клинок, подкинул ногой с земли копьё, перехватил в воздухе и понёсся навстречу самому опасному пустынному бедствию.

Аравад кричал и осыпал проклятиями сбежавших солдат. В порыве ярости он вытащил свой меч и принялся размахивать им, грозя казнью всему батальону, как того и заслуживали любые дезертиры. Извергая бранные слова, он заметил фигуру в чёрном плаще, несущуюся прямо на исполинскую стену из песка. Зрелище, которое заворожило его и на мгновение повергло в шок.

Абу Манзи стоял подле царя, испытывая точно такие же чувства от представшей перед ним картины. Трое королевских стражей выстроились вокруг них в треугольник, ударив посохами о землю. Спустя секунду они создали неприступную полусферу из слабо мерцающего защитного поля, укрыв в ней царя с генералом и самих себя. А мгновением позже сияющий купол поглотила стихия.

— Этот пёс… Он безумен, — негромко вымолвил Аравад, глядя на сверкающую тысячами маленьких взрывов магическую плёнку вокруг них.

Тем временем на западе, в сотне метров от королевского купола, под порывами беспощадного ветра и песка к земле припал Дейан. Он проткнул подол своего плаща копьём, намотав немного ткани на древко. Дождавшись очередного удара бури в нужном ему направлении, он вытянул левую руку с копьём в сторону, расправив край плаща и, словно на чёрном парусе, унёсся вперёд, отпрыгивая от земли и набирая необходимое ускорение.

— Ном Дор оказался никчёмен. Даже его магии не хватило, чтобы справиться с этим Ашгаром, — причитал Аравад.

— Мой Царь, если легенды не врут, то нам противостоит один из… — начал Манзи.

— Ни один человек не сможет выстоять против целой армии, будь он из легенд или… — в этот момент старый генерал перестал слушать своего владыку, заметив сквозь песчаные порывы ветра приближение чёрного монстра, расправившего свои крылья.

Дейан выставил саблю вперёд, вонзив остриё в блестящую полусферу. Его скорости хватило, чтобы пробить поле и пройти сквозь него, но от удара клинок повело в сторону. Лезвие со скрипом процарапало шлем на макушке царя и срезало одно из острых ушей. Абу Манзи успел отскочить от опасности в последний момент, утянув за собой царя, в то время как монстр пролетел дальше, разрубив одного из стражей пополам. Магическая защита потеряла стабильность и стала пропускать песок. Двое оставшихся телохранителей принялись перенаправлять потоки энергии, закрывая бреши в куполе.

Когда им это удалось, песок какое-то время ещё крутился внутри силового поля, но спустя время улёгся на землю. Манзи вытирал лицо рукавом, слушая брань своего царя, но смотрел он в направлении двух половинок тела, уносившихся ветром вдаль. Вскоре они скрылись в непроглядной тьме бури.

Укрывшиеся в палатках и под плащами солдаты в ужасе слушали предсмертные крики своих товарищей. И хоть ветер уносил их вопли за собой почти мгновенно, выжившие навсегда запомнили тот страх и трепет, когда посланник дьявола спустился к ним перед вратами Дарсиды и принялся забирать свою кровавую дань. Особо везучие даже смогли разглядеть его в беспощадных порывах ветра. Они на всю жизнь запомнили чудовищную чёрную фигуру с крыльями, что проносилась над головами людей, спускаясь за избранниками судьбы, чтобы забрать их с собой в преисподнюю.

Когда буря утихла, на окраине лагеря из-под песчаного завала торчала голова одного из павших солдат. Когда его раскопали, то увидели копьё, пронзившее грудь бедолаги и упёршееся в землю, отчего тот остался в той позе, в которой его и настигла кара: на коленях, вознеся голову к небесам. Он словно просил Всевышнего о пощаде, но получил в ответ жёсткий отказ.

* * *

Аравад разлёгся на кушетке у себя в шатре, подкидывая в руке круглый плод контри, похожий на гибрид спелого красного яблока и вишни. Он ожидал прибытия Абу Манзи с отчётом о состоянии войск после недавно прошедшей песчаной бури. Внутри его укрытия не было и намёка на недавнее стихийное бедствие, благодаря особым магическим чарам его охраны, что перед поединком наложила их на роскошный королевский шатёр.

Услышав слова стража снаружи о том, что явился генерал, Аравад присел, расправив искусно сшитый красный кафтан, и велел пропустить старого воина.

— Мой Царь, — встав перед владыкой, начал Манзи, — почти сотня людей не смогла пережить бурю, и почти половина всего войска пытается оправиться от хвори, распространившейся по лагерю ночью.

— Хм. Целая сотня не справилась с лёгким пустынным ветерком. Как будто наши солдаты выросли не на просторах дюн и впервые столкнулись с таким ненастьем.

Манзи потупил взор.

— Их погубила отнюдь не буря, — Аравад вскинул брови, откусывая кусочек контри. — Это сделал Ашгар.

Брызги сока разлетелись в стороны, когда челюсть Аравада с силой сжалась на румяной поверхности фрукта. Царь грозно уставился на маленький столик, на поверхности которого лежал его испорченный одноухий шлем. Затем он встал и принялся расхаживать по шатру, громко пережёвывая сладкий фрукт.

— Сколько времени нужно, чтобы подготовить армию к наступлению?

— Мой Царь, — колеблясь, отозвался генерал, — запасы воды на исходе. Люди скоро начнут изнывать от жажды, но быстрее всего их подкосит эта зараза. Если не промывать больные места и не оказать должную помощь…

Аравад прервал его, остановившись на месте и развернувшись к генералу:

— Ты хочешь сказать, что мы должны ещё одну ночь провести здесь? — воскликнул царь. — И оставить этого пса в покое, пока он потешается над тем, как великий Царь Санкри-Борум второй день не может справиться с одним!.. — он подошёл к Манзи повысив и без того громкий голос, — Одним единственным человеком, что вышел защищать этот проклятый город!?

Манзи не отвёл взгляд и лишь сухо ответил на претензию:

— Если мы отправим солдат туда в таком состоянии, то вместо обещанных даров они будут ходить по домам и выпрашивать помощи у жителей, надеясь дожить до следующего утра.

Аравад злобно рыкнул и вернулся к протаптыванию дорожки вдоль одной из стен шатра.

— Задействуй всех лекарей и мазаров, что могут врачевать. Пусть эту хворь истребят, выжгут, высосут из людей. Мне плевать! Завтра моя армия должна быть готова к наступлению. И не важно, кто первым пройдёт сквозь врата. Главное, чтобы этот выродок познал весь гнев могучего Царя Аравада.

Абу Манзи не собирался перечить и лишь задал последний вопрос:

— Вернуть ли уцелевших мазаров из-за дюны?

— Уцелевших? — резко вскинулся Аравад.

— Да, мой Царь, я уже говорил во время бури, что половина чародеев выжила после неудачной попытки проклясть Ашгара. Они ждут дальнейших указаний.

Выражение лица обеспокоенного владыки сменилось на надменное.

— Ты видел, что случилось с Ном Дором? Думаешь, что этот Ашгар пожалел тех мазаров, осмелившихся наслать на него свои чары? Тем более, что он напал на меня именно с той стороны. Боюсь, что его месть настигла уцелевших чародеев, как и ту сотню несчастных солдат.

Абу Манзи задумался над словами царя, а тот продолжил, отсылая генерала выполнять приказание:

— Ступай, и передай мою волю хажам и офицерам. Пусть восстанавливают силы, а завтра мы наконец войдём в Дарсиду и отметим это роскошным пиром.

Старый воин поклонился и выбрался из шатра. Аравад отправился в свою спальню, распластавшись на мягкой перине и прикрыв глаза. Пару мгновений спустя украшенные драгоценностями и рисунками руки освободили его ноги от роскошных кожаных сапог с причудливым цветным орнаментом. Затем они потянулись к его груди, медленно проводя по ногам и животу, и принялись расстёгивать кафтан.

Аравад схватил руками запястья своей наложницы, когда та закончила с самыми нижними пуговицами. Теми, что были на уровне его чресел. Он открыл глаза и приподнял голову, рассматривая чудесную женщину, что сидела на коленях у него между ног.

— Моя ненаглядная Иммаренна, ты всегда готова выслушать меня и утешить в трудную минуту.

Аравад потянул её на себя, так что женщина нависла над ним, и их лица теперь были друг напротив друга.

— Я всегда готова помочь моему владыке. И в ненастную погоду, и в чудесный солнечный день, и даже в такой непростой вечер.

Иммаренна уселась на живот царя, высвободив свои руки и положив их на голову мужчине. А затем принялась нежно массировать её, взъерошивая волосы.

Аравад сначала обхватил ладонями наложницу за оголённую талию, наслаждаясь теплом и мягкостью её кожи, а затем снова схватил за запястья, убирая её руки от своей головы.

— И это чистая правда. Но сегодня мне потребуется от тебя нечто большее, чем нежные ласки и слова утешения.

Глаза женщины сузились, а былая улыбка превратилась в ровную полосу слегка поджатых губ.

Она внимательно слушала Аравада, пока тот не закончил говорить, а после этого покорно наклонила голову вперёд, продолжив делать своему господину расслабляющий массаж.

* * *

Абу Манзи приблизился к потрёпанному и местами порванному шатру Каралла, что был намного меньше королевского и не мог похвастаться красочным видом даже в целом состоянии.

Двоюродный брат царя помогал своим солдатам промывать и перевязывать воспалённые ноги, отбросив в сторону все предубеждения благородных хажей. Завидев генерала, он передал бурдюк с водой ближайшему солдату, указав на синюшную ногу малита, которую сам только что омывал, и пошёл на встречу с Манзи.

— Аравад отдал приказ всем лекарям и мазарам вылечить или хотя бы предотвратить распространение болезни. За ночь нужно выходить солдат, а утром мы войдём в Дарсиду, и там уже избавимся от неё раз и навсегда.

Каралл направил руку к паху, намереваясь почесать срамное место, но спохватился в последний момент и вместо этого подхватил генерала под руку, уводя подальше от случайных слушателей.

— Абу, разве ты не видишь, что происходит? — старый вояка непонимающе уставился на хажа. — Второй день мы стоим возле врат и ещё ни один человек не прошёл внутрь. Всевышний… — Каралл обернулся по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает, — ...Всевышний на стороне Дарсиды. И он явно не хочет, чтобы мы продолжали наступление. Сначала этот бродяга у врат, потом этот бессмысленный поединок и смерть Ном Дора, и теперь эта буря. А что будет завтра?

— Завтра мы войдём в город, — сухо ответил Манзи, — и нам уже ничто не помешает. Разве что земля разверзнется и поглотит всех нас, не дав добраться до врат.

Мимолётный испуг отразился во взгляде Каралла, но он тут же скрыл его, отведя глаза в сторону.

— Ты так предан Араваду…

— Я предан своему народу, — с гордостью заявил генерал, а затем добавил уже более сдержанным тоном: — И Царю, что его возглавляет. Те, кто отказался служить своей стране, сверкают костями на виселицах в столице и кормят падальщиков.

Абу Манзи опередил хажа, недвусмысленно указав на своё оружие, и на то, что будет при продолжении этого разговора. Он выждал какое-то время, пока эмоции не уляглись, а потом добавил:

— Найдите лекаря, пусть поможет больным.

— Их слишком мало, чтобы обойти всё войско. А наши лекари погибли во время бури.

Манзи вскочил на своего мали, бросив Караллу напоследок:

— Я приведу пару мазаров на подмогу.

Старый генерал поскакал к окраине лагеря, сейчас превратившуюся в огромный лазарет. Он надеялся застать за вершиной высокой песчаной дюны Малова, который должен был успеть укрыться от бури вместе с выжившими мазарами. Слова царя о мести Ашгара его не убедили, хотя в душе он ощущал, что что-то было не так.

Когда генерал оказался на месте, то увидел засыпанную песком низину без малейших признаков жизни. Малов был опытным воином и верным солдатом. Он не посмел бы ослушаться приказа, а даже если бы и сделал это, то непременно доложил о проступке Манзи. Предположение Аравада, по всей видимости, подтвердилось.

Генерал спустился с мали и принялся ногой разбрасывать песок, надеясь наткнуться на погребённые под ним тела. Вскоре под песчаной поверхностью промелькнула лиловая накидка. Манзи подкопал вокруг, приметив тюрбан такого же цвета. Он перевернул тело прорицателя и увидел огромную резаную и уже подсохшую рану на груди молодого парня. Старый вояка встал на ноги, намереваясь отправить сюда солдат, чтобы отыскать все тела павших и с почестями проводить их в мир иной. Но ему захотелось перед этим лично убедиться в смерти товарища, поэтому он принялся дальше раскапывать стихийное захоронение.

Вскоре он отыскал тело старого вугула, а недалеко от него и Малова, потерявшего свой красный тюрбан.

Верный друг и преданный соратник даже не успел вытащить своё оружие, как оказался с перерезанным горлом. Абу Манзи и сам видел, насколько стремителен был легендарный мессари с севера. У Малова не было и шанса устоять, тем более во время песчаной бури.

Старый генерал стоял на коленях перед телом товарища, мысленно обращаясь ко Всевышнему, чтобы тот принял душу павшего воина в своё царство и не корил за то, что он выполнял богохульные приказы своего царя.

Когда Манзи снова опустил взгляд на тело, то его внимание привлекло странное тёмное пятно, проступавшее сквозь дырявую синюю рубашку однорукого шамана. Он подвинулся ближе к вугулу и пристальнее рассмотрел колотую рану в спине старика. Кровь, застывшая вместе с песком, мешала разобрать узор странных разводов, поэтому он протёр рану ребром ладони.

Манзи всю свою жизнь был воином и без особых усилий распознал проникающее ранение от наконечника стрелы. Но тогда вугул не мог быть убить во время бури. Ни одному лучнику не удалось бы поразить цель при такой видимости и таком ветре, будь он даже мазаром. А если и так, у Ашгара не было при себе лука во время поединка с Ном Дором. Это говорило о том, что однорукий шаман погиб до прихода бури.

Абу Манзи принялся переворачивать тело в поисках других ранений, но тот почерневший след на спине оказался единственным. Разошедшиеся под кожей чёрные жилки напомнили старому воину о временах, когда великий царь Шадэр ещё не изгнал со своих земель коварных и алчных хашиидов. Абу Манзи не раз видел их жертв, что настигла страшная участь — быть отравленными клинком, смазанным сильнодействующим ядом. Одни лишь члены касты убийц знали из чего готовился тот яд, поэтому выжить после отравления не удавалось почти никому.

И из всех тех, кто собрался здесь перед вратами Дарсиды, лишь одному человеку было выгодно избавиться от мазаров, не справившихся со своей подлой задачей. И только он мог послать на их устранение давно изгнанных с юга убийц.

Дейан укрывался в большом холле храма, прячась за одной из квадратных колон, что поддерживали красивый расписной свод. Белые и синие цвета придавали помещению живописный вид, но никак не помогали в маскировке. Чёрная фигура странника сильно выделялась на светлом фоне, даже несмотря на слабое освещение от факелов, зажжённых в эту тёмную ночь. Но странника этот факт почти не беспокоил. Храм никак не охранялся, вероятно, по той же причине, по которой никто бы не решился напасть на его служителей или обокрасть их. Дейан уже слышал от Шам Аза, что в Дарсиде существовало строгое наказание за такие проступки. И мало кто, включая приезжих, рискнул бы преступить закон, опасаясь подвергнуться суровой каре. Трактирщик так и не поведал, что конкретно ожидало преступника, но это было и не так важно. Он ведь ничего не сказал насчёт простого проникновения внутрь.

Все службы уже давно закончились, и жрецы разбрелись по кельям. Дейан выглядывал из-за колонны в сторону одной из трёх величественных позолоченных статуй, украшавших изысканный зал. Все они стояли на невысоком постаменте. От пола до макушки каждой статуи было почти пять метров. Эти исполинские изваяния были главным украшением в этом месте, и, судя по всему, именно им и поклонялись жители и жрецы. Огромные шедевры занимали своё место возле каждой из стен, за исключением той, где находился вход. И Дейана сейчас интересовала именно та статуя, что стояла у дальней стены. Статная женщина на постаменте, обёрнутая в пышную накидку, протягивала вперёд руку, словно предлагая свою помощь. Именно за ней час назад скрылся верховный жрец Дарсиды.

Странник ожидал, когда тот снова покажется в зале, а затем хотел тщательно исследовать стену, скрытую за статуей. Он прикинул расположение башни по памяти и догадывался, что именно за статуей находится вход в неё. Что-то подсказывало Дейану, что пламенная речь Керпа Фасыла была продиктована не слепой верой или приступом безумия, и лучшим способом выяснить причину было посетить логово одного из самых влиятельных людей города.

Ожидание странника было вознаграждено. Керп Фасыл вышел из-за статуи и, не торопясь, отправился к выходу из храма. Вальяжная походка указывала, что жрец никуда не спешил. Значит, времени на проникновение у Дейана было достаточно.

Оказавшись в нужном месте, странник принялся осматривать заднюю часть постамента, а вскоре переключился на мозаичную стену. Его обострённая интуиция подсказывала, что проход здесь, прямо перед ним. Но как его открыть? Если для прохождения требовалось произнести заклинание, то вся его затея была обречена на провал.

Дейан вернулся к постаменту. Лишь на самой его верхушке виднелись какие-то надписи, выгравированные вдоль верхнего края на золотой окантовке. Слова шли по кругу, повторяясь на трёх языках, в том числе и на всеобщем: «Не поворачивайся спиной к нуждающимся. Наступит день, когда помощь понадобится тебе самому, и тогда не придётся видеть их спины в ответ».

Эта фраза полностью подходила под описание величественной статуи, протягивавшей свою руку, предлагая помощь, но Дейан уж очень хорошо был знаком с творениями изобретательных архитекторов, не боявшихся использовать подсказки рядом со скрытыми ходами и тайниками в своих творениях. Он вернулся обратно к стене позади постамента и встал спиной к стене, сделал медленный шаг назад, а затем и второй. Он не почувствовал никакого сопротивления, проходя сквозь мозаичную стену и вскоре очутился в длинном коридоре с высоким потолком.

Странник развернулся и двинулся вдоль прохода, остановившись в том месте, где такой же мозаичный, как и магическое препятствие, пол переходил в квадратные мраморные плиты. Его остановка была не случайной. Он почувствовал магию впереди себя и опустился на колено, внимательно рассматривая тёмно-серые квадраты. Дальше идти было нельзя. Прикосновение к зачарованному полу было чревато по меньшей мере включением тревоги, а в худшем — активацией смертельной ловушки. Всё же можно было пролезть вперёд, опёршись руками в одну стену, а ногами в другую, но менее чем через десять метров виднелся поворот направо, который изрядно бы усложнил задачу.

Ловушки в полу показались довольно банальным препятствием, учитывая самое первое из них. Странник посмотрел налево на бежевую рельефную стену из камня, а затем достал с пояса бутылёк из черного стекла. Одна маленькая капля жидкости из сосуда упала на вертикальную поверхность, а затем начала вскипать и вскоре полностью испарилась.

Стены были также заколдованы, что подводило к одному единственному верному пути. Слабый свет, что падал с редких светильников, свисающих с потолка, играл огнями по всему коридору. При взгляде на конструкцию лампы, состоящую из полуметровой полупрозрачной чаши из стекла, прикреплённой цепями к потолку, возникали большие сомнения насчёт того, что светильники смогут выдержать вес Дейана. К тому же они могли быть точно также зачарованы.

Теперь всё это показалось страннику слишком накрученным. Такая защита могла справиться с большинством грабителей, особенно тех, кто не владел магией. Но даже пролевитировав по коридору, не было видно конечной цели. Эти ловушки словно бросали вызов, крича, что только достойный сможет с ними справиться.

Дейан отошёл назад. Он снова опустился на колено, глянув на бело-синий мозаичный пол, а затем закрыл глаза и хлопнул ладонью по его холодной поверхности. Громкий звук прошёлся по всему коридору, отражаясь и усиливаясь от стен. Лишь в одном месте звук был подозрительно приглушён, справа от входа в самом начале коридора.

Странник подошёл к этому месту, глядя на причудливый барельеф на стене, на котором похожие на мали существа перепрыгивали через пропасть. Он просто толкнул стену, и та поддалась, отъехав на петлях как обычная дверь и открыв невысокий прямоугольный проход к небольшой лестнице.

Дейан прошёл наверх и оказался на первом этаже башни. Единственным источником света здесь было трёхметровое золотое кольцо, распростёртое на полу. Оно также являлось магическим артефактом, судя по его расписанному иероглифами ободу. И, скорее всего, оно же и выступало в роли подъёмника.

Вдоль белых стен круглой башни торчали сотни небольших ступеней, спиралью уходивших наверх. Но было бы странно, если бы магам, да и старому жрецу, приходилось бы каждый раз пешком взбираться в свою обитель. Там наверху, на высоте пятидесяти метров, виднелся круглый проём, из которого вниз прорывались слабые лучи света. Именно туда, по предположению Дейана и должно было поместиться кольцо при подъёме. Но, в отличие от двух других испытаний, в этом обойтись без заветной фразы не представлялось возможным. Может быть, с этой проблемой удалось бы справиться с помощью магического проводника и правильного мысленного посыла, но Дейан не был искушён в магии.

Картина теперь сложилась воедино. Первая преграда должна была остановить случайных посетителей, вторая предназначалась для тех, кто хотел проникнуть в башню, но не обладал магическими навыками, ну а третья исключала дальнейший проход для любого непрошенного мага.

Были ли продолговатые ступеньки альтернативным маршрутом или просто декорацией, оставалось только догадываться, но, зная любовь коварных архитекторов к вычурностям, Дейан очень сомневался в первом варианте. В его памяти слишком плотно осели воспоминания о гостеприимстве обителей чародеев. Это и подсказывало, что не стоит ждать лёгкого подъёма.

Деваться, тем не менее, было некуда. Он поднялся на первую ступень, почувствовав потоки магии, заструившиеся вдоль стен, а затем решительно встал на вторую, после чего вместе с ней взмыл вверх. Вся лестница пришла в движение, сменив свой спиральный узор на волнообразный. Дейан уже преодолел половину подъёма, очутившись на середине башни, а потом совершил прыжок на соседнюю ступень, что была чуть выше и находилась в паре метров от него. Как только его стопы ударились о каменный выступ, лестница снова сменила свой вид. Теперь волны сменились острыми пиками, а странник оказался всего в метре от пола.

Дейан подпрыгнул на месте и опять понёсся вверх. Узор лестницы превратился в два синусоидных кольца, разделивших стены башни на три части. Странник оказался на нижнем кольце и на минуту приостановил движение. Даже если он разгадает принцип работы двигающихся ступеней, то, почти наверняка, потратит на это слишком много времени. Магический трюк с лестницей при активации обязательно должен был оповестить хозяина о попытке проникновения. Керп Фасыл наверняка должен быть на пути сюда.

Отчаянный план, пришедший в голову патлатому взломщику, был не единственным решением, но вполне мог сработать. Если предположить, что нижние ступени должны были подниматься выше, то их можно было использовать как трамплин.

Дейан наметил самую низкую ступень на другой стороне стены и прыгнул на неё. Он всё же перестарался и влетел в стену, подставив вперёд ноги и руки, но белоснежная поверхность камня была чрезвычайно скользкой, настолько, что странник догадался об ещё одном ускользнувшем от него магическом трюке. Но всё это произошло уже после того, как он распластался по холодной поверхности стены, сильно ударив по ней грудью и щекой. Падая вниз, он всё же сгруппировался и, словно кот, мягко опустился на продолговатую ступень всеми четырьмя конечностями.

Лестница пришла в движение. Дейан резко пошёл вверх и прильнул к ступени. Удача была на его стороне, и расстояние между ним и проёмом в потолке стало стремительно сокращаться, но он почувствовал, что скорость начала падать ещё до того, как ступень оказалась в верхней точке. Ещё одним недочётом его идеи было то, что круглый проём в потолке был единственным местом, через которое можно было добраться до заветной комнаты.

Перед тем как трамплин окончательно потерял своё ускорение, Дейан собрал все свои силы и выпрыгнул вверх, вытянув левую руку. Его пальцы ухватились за покатый край проёма, и он повис над пропастью.

Закинув вторую руку и подтянув себя внутрь, странник оказался в просторной комнате двенадцати метров в диаметре, вдоль стен которой стояло множество деревянных столов, стеллажей и причудливых приспособлений. Это место действительно выглядело как логово чародея. Некогда белые стены были испачканы в тех местах, где эксперименты прошлых постояльцев терпели неудачу. Это особенно хорошо было заметно рядом с алхимическим столом, заставленным десятками мензурок и колб с разноцветными жидкостями, а также возле решётчатых вольеров, за которыми отвратными кляксами стену заляпали тёмно-красные пятна давным-давно засохшей крови.

Здесь также имелось два больших витражных окна в форме купола, точно такого же, что украшал верхушку самой башни, а также выход на небольшой балкончик с резными каменными перилами. Ещё одной изюминкой чародейского логова была простая деревянная кровать, приставленная к стене. Подойдя ближе, Дейан разглядел возле неё следы в виде двух процарапанных вмятин на полу, а приглядевшись, увидел точно такие же и под самой койкой. На этом месте раньше стояло настоящее двуспальное ложе, и, судя по тому как его ножки подпортили каменное покрытие, а также по подозрительным пятнам вокруг, можно было додумать, чем любили заниматься на этой постели.

От круглого проёма в полу в разные стороны расходились четыре позолоченных металлических балки с канавками по центру. Эти балки шли вровень с полом, а затем переходили в стены и под углом соединялись друг с другом на высоте десяти метров прямо под потолком в самом центре комнаты. Они придавали прочности возвышаещемуся над городом куполу, что сверкал яркими бликами на солнце в дневное время. Расположение и форма балок наводили на мысль, что у них есть и другое применение и, скорее всего, магическое.

Время на любование было истрачено, и странник приступил к обыску. Он выискивал на столах и стеллажах любые подозрительные свитки или предметы и, спустя пару минут, схватил со стола скрученный в трубку свиток, срывая с него зелёную ленту с треснувшей печатью.

В нём говорилось, что великий Царь Аравад готов пойти на предложенные условия, только если благоразумный верховный жрец Дарсиды сделает так, чтобы никто не посмел выйти сражаться с его армией, а часть жителей останется в городе.

Предположение Дейана подтвердилось. Он скрутил свиток обратно и просунул в узкий карман плаща. В этот самый момент позолоченное кольцо вошло в проём в полу, а в его центре на прозрачной стеклянной поверхности стоял тот самый человек, что продал свою душу богохульному царю.

— Вы, северяне, воистину невоспитанные, как дикие мали, — процедил сквозь зубы старый жрец.

— Тебе воспитание не помешало предать свой народ и бросить город на съедение голодному хищнику, — сухо ответил Дейан. — На такое даже дикие мали не способны.

— Что ты можешь знать о предательстве? Ты здесь чужак. Тебе не узреть путей нашей веры и не познать волю Всевышнего, — прогремел Керп Фасыл.

— Неужели? Так сложно понять человека, собирающегося убить своих соотечественников. Будь ты помоложе, я бы решил, что всё дело в богатстве или власти, но вряд ли тебя они интересуют.

С этими словами странник указал рукой на старую односпальную кровать с грязным покрывалом.

— Ты попросил Аравада пощадить твой храм и послушников, а взамен предложил отдать весь город на блюдечке?

— Ты не поймёшь, северянин, — сбавив тон, проронил Фасыл. — Дарсида и его жители обречены в любом случае. Никто не посмеет выйти во время Фай Сародэр на битву. Даже если бы я сказал на площади иначе, это бы ничего не изменило.

Лицо старца выглядело печальным. Он действительно раскаивался в том, что совершил.

— Мог бы приказать им убраться из города и спасти их жизни.

— Часть людей уже покинула его. Но остальные верят в волю Всевышнего так же как и я, и не оставят родину даже под угрозой смерти, — жрец покачал головой.

— Ты бы мог сдать город Араваду при условии, что он пощадит жителей!

Голос Дейана стал выше и грозно прогремел под куполом башни.

— Ты не понимаешь, — выдохнул Фасыл. — Аравад хочет показать всему Югу, что старые традиции теперь бессильны, и те, кто истинно верит в них, не устоят перед волей богохульного Царя Санкри-Борум. Ему не просто нужна Дарсида, ему нужен символ. Символ падения веры. Пример того, что Всевышний беспомощен перед отказавшейся от былых устоев силой. И нет ничего лучше, чем показать это, вырезав целый город во время священного праздника. Весь Юг услышит об этом, и тогда зерно сомнения поселится в сердцах тысяч людей. И с каждым новым градом, что падёт перед Аравадом, это семя будет прорастать, пока не уничтожит нашу веру раз и навсегда.

— Но, если он не тронет храм и его служителей… — начал Дейан, но дальше продолжил уже Керп Фасыл.

— То останется надежда, слабый огонёк в душах тех, кто продолжает верить. И тогда найдётся тот, кто сможет остановить Аравада, прервать его поход и загнать еретиков туда, где они больше не увидят солнечного света.

Дейан замолчал, уставившись в пол, а спустя полминуты произнёс:

— И ты думаешь, что твой бог простит это?

— Я готов предстать перед его судом за то, что совершил. Но если мои деяния помогут сохранить нашу веру, то я не буду жалеть о содеянном.

Странник кивнул, положив руку на рукоять сабли. Керп Фасыл заметил это и поспешил заверить:

— Я не буду мешать тебе покинуть башню. Ты всё равно не сможешь уже ничего изменить. Ступай.

С этими словами старый жрец отошёл в сторону, приглашая занять его место в центре кольца. Дейан быстро взглянул на старика, а потом убрал руку с оружия, медленно двинувшись к лифту.

Ступив одной ногой на кольцо, он краем глаза заметил, как дрожали пальцы жреца, обхватившие посох. Слишком поздно он почувствовал, как Фасыл собирает силу, чтобы довершить свой план.

Дейан выхватил саблю за долю секунды, но магическое кольцо вдруг встало вертикально, заняв позицию на одной из балок и стремительно понеслось к стене, скользя по канавке и потащив перед собой самого странника.

Он не успел отпрыгнуть и сейчас, прижатый к стеклянной поверхности, двигался вместе с кольцом, что вот-вот расплющит зазевавшегося взломщика о стену.

Рука странника ухватилась за металлический край, а затем он в последний момент выдернул себя из ловушки, не сумев погасить инерцию и ударившись спиной о полки стеллажа. Он замешкался на пару секунд, перед тем, как ринуться в бой, но этого времени хватило, чтобы старик выкрикнул непонятную фразу, и стекло внутри лифта тут же превратилось в чёрную непроглядную бездну. Одновременно с этим внутрь кольца стало засасывать всё, что было в комнате, включая самого Фасыла. Дейан воткнул лезвие сабли между балкой и каменным полом, остановив движение, а затем вытащил кинжал и вонзил его туда же, но ближе к центру комнаты.

Верховный жрец не просчитал свои действия, и хоть он и находился гораздо дальше от сотворённого портала, но и его принялось затягивать внутрь. Он уцепился за стол, к которому успел отбежать после произнесения заклинания, но силы постепенно покидали его пальцы. Стеллажи и клетки отправились в портал вслед за книгами и колбами. Вскоре даже кровать принялась сдвигаться с места. Стол, за который удерживался жрец, заскрёб ножками по полу, а через пару секунду они оба понеслись к неумолимому провалу в пустоту.

Дейан уже ухватился за край проёма и почти успел подтянуть себя внутрь, как вдруг заметил приближение жреца верхом на мебели. Он перекинулся влево, цепляясь лезвием кинжала за каменный край, а невероятно прочный стол в это время проскочил круглое отверстие в полу и, немного провалившись внутрь, уцепился за него ножками. Керп Фасыл удерживался за столешницу обеими руками, оскалив от напряжения зубы.

— Закрой портал! — крикнул Дейан старику.

Превозмогая усталость, тот сумел проронить лишь одно слово:

— Посох.

Верховный жрец, спасаясь от опасности, не удержал свой символ власти. Посох с навершием в виде головы чудного зверя отправился в бездонную пасть портала. Без него беспомощный старец не мог сконцентрировать энергию и использовать заклинание.

Странник прочитал в глазах старика сковавший того страх, но кроме него он увидел и отблески смирения. Верховный жрец Дарсиды Керп Фасыл не мог больше удерживать себя. Его последними словами стали:

— Милостивый Всевышний, прости меня.

Он отпустил руки и устремился в портал. Ещё не коснувшись чёрной поверхности, его тело принялось вытягиваться, словно стало резиновым, а затем, скрывшись внутри обода, покрытого загадочными иероглифами, застыло в карикатурной позе на фоне пустого пространства. Портал продолжал всасывать в себя всё, что находилось в башне, но все эти предметы как будто замирали внутри него.

Дейан мог ещё долго удерживать себя, но, глядя на последние моменты жизни жреца, понял, что его затягивало не в вакуум. Портал, вероятно, открылся возле какой-то чёрной дыры, и теперь само пространство утягивало внутрь него, с каждой секундой всё сильнее искривляя материю. Не было известно, как долго кольцо способно держаться открытым, но, вполне могло статься так, что завтра на месте славного зелёного города Аравад узрел бы огромную червоточину, впитывающую в себя всё сущее.

Из этой ситуации оставался лишь один выход. Дейан подтянул себя в проём, а затем перелез между ножками невероятно крепкого чародейского стола. Сила всасывания несколько ослабла, и он стащил с пояса чёрный бутылёк. Странник подцепил кулаком край стола, а затем скинул его в бездну, одновременно откинув в сторону бутыль. Сосуд ударился о золотой обод и почти сразу же оплавил часть иероглифов. Прочнейшая массивная мебель застыла вместе со жрецом, но портал вдруг резко затянулся стеклом. Проводник был испорчен и теперь не мог выполнять свою функцию. Именно на это и надеялся Дейан.

Но он не ожидал, что устройство вдруг поднимется к потолку вдоль всё той же балки и встанет напротив проёма в полу. Символы на металле принялись разгораться, а сквозь стекло в центре был виден слепящий свет солнца, постепенно становившийся всё ярче и ярче. Параллельно с этим стал отчётливо слышен усиливающийся гул. Магическое кольцо собиралось взорваться.

Дейан посмотрел в проём и увидел, что все ступени внутри башни опущены вниз. Вероятно, жрец сделал это, чтобы не дать нарушителю уйти обычным путём. Другим вариантом спасения являлся открытый балкон, но летать странник за это время не научился, так что и тут его ждала неудача.

Оставался лишь один старый проверенный способ. Странник скинул плащ на пол, оставив в руках только саблю, а кинжал вернул в ножны на поясе. Как следует разбежавшись, он забрался на стену, воткнув лезвие сабли между балкой и каменным основанием. Используя рукоять как упор, он преодолел оставшиеся до сгиба несколько метров в прыжке, затем схватился за золотую балку руками и мгновенно забрался на неё. По ней он добрался до кольца, гудевшего теперь с такой силой, что у странника начали путаться мысли. Он сел на золотистый обод и перевесил через край правую ногу и руку. Позиция была не самой удобной, но иначе добраться до символов внизу он не мог.

Дейан принялся сбивать кинжалом иероглифы, надеясь, что металл магического проводника окажется достаточно податливым. Сама же поверхность кольца успела серьёзно раскалиться. Левую ладонь, что удерживала странника от падения, нестерпимо жгло, но он не обращал на это внимания. Вскоре ему удалось-таки исковеркать несколько символов. И когда последний из них изменился до неузнаваемости, свет внутри кольца приобрёл холодный синий оттенок. Магический артефакт начал резко остывать. Настолько, что вместо прежнего гула стал слышен треск и скрежет сужающегося металла.

Блиставшая до этого на свету поверхность кольца теперь покрылась инеем. Изо рта Дейана начали выходить струи пара. Преобразование мощнейшей бомбы в неконтролируемый холодильный агрегат выглядело не таким уж плохим результатом, но странник понадеялся, что сможет отключить его полностью, если испортит ещё несколько символов. Он перебрался на другую сторону кольца и взялся за работу.

Закончив с очередной группой символов, Дейан почувствовал, как портал потерял связь с балками и, лишившись поддержки, устремился в проём внизу. Странник отскочил в сторону, ударившись об пол и перекатившись по нему.

Кольцо не провалилось вниз, а осталось на уровне пола. Послышался свист. Затем портал начал раскручиваться внутри проёма, набирая немыслимые обороты, так что через пару секунд на его месте виднелись очертания золотой полусферы.

Резкие перепады температуры нарушили целостность металла, и, вскоре, не выдержав огромной центробежной силы, кольцо разорвало на части.

Дейан пригнулся к полу, стараясь избежать летящих осколков, но оставшийся в магическом проводнике заряд высвободился с небольшим взрывом, от которого странника откинуло назад. Он влетел спиной в перила балкона, в то время как несколько больших кусков золота пробили часть ограждения, едва не задев патлатого взломщика.

Поднявшись на ноги и отряхнувшись, Дейан посмотрел на город внизу и увидел несколько огоньков бегущих ко входу в храм. Он вернулся в башню, подобрал с пола откинутые взрывом к стене вещи, а затем принялся думать, как спуститься вниз и, по возможности, сделать это скрытно.

* * *

Шам Аз услышал шум открывающейся двери и поспешил выбраться из кухни, чтобы встретить поздних посетителей. Он вышел в просторный зал своего трактира и застал там Дейана — единственного человека, решившегося наведаться этой ночью в безлюдное заведение.

— А-а-а, я так и думал, что ты вернёшься за своими пожитками, — пробурчал трактирщик.

Странник подошёл к Шам Азу и кинул на ближайший к мужчине стол скрученный свиток.

— Что это?

— Доказательство, что ваш верховный жрец вступил в сговор с Аравадом и отправил весь город на заклание.

Шам Аз нахмурился и присел за стол, раскрутив пергамент и принявшись разглядывать текст послания. Когда он положил письмо обратно, Дейан тут же заговорил:

— Завтра утром нужно созвать весь город. Ты возьмёшь перо Тух и расскажешь о предательстве Фасыла. Затем выведешь людей из города. Король Сорон наверняка не откажет беженцам, тем более, когда узнает о подлости Аравада и нападении во время праздника.

В проходе на кухню показалась Немира. Её ясные глаза блестели от радости, но Шам Аз грозным взглядом оборвал её попытку войти в зал. Девушка неуверенно посмотрела на отца, а потом на Дейана и через несколько мгновений подчинилась немому приказу главы семьи, вернувшись на кухню.

Странник продолжил:

— Я помогу разнести новость по домам. Если начнём сейчас, то управимся…

Хозяин таверны прервал своего единственного посетителя.

— Ты не понимаешь, — выдыхая, проронил Шам Аз.

Дейан не сказал ни слова, лишь устремив озадаченный взгляд на мужчину.

— Предательство Керпа Фасыла ужасно и повергнет каждого жителя Дарсиды в шок. Я даже боюсь представить, ради чего старый жрец решился на такое.

Странник знал ответ и готов был им поделиться, но предпочёл выслушать трактирщика до конца, понимая, что тот ещё не закончил.

— Но мы здесь остаёмся не по велению порочного служителя. Мы не покинем своей родины, ибо верим в силу Всевышнего.

Непроницаемое лицо странника перекосило. Он с силой ударил кулаками по столу, а потом прогремел на весь зал, надеясь, что его услышит не только фанатичный Шам Аз, но и его дочка с женой, что наверняка слушали разговор, стоя за стенкой.

— Ты совсем выжил из ума? Ты понимаешь, что вас как овец удержали здесь для бойни? Только лишь для того, чтобы показать всему Югу бессмысленность и бесполезность вашей религии!

Шам Аз смотрел прямо в глаза грозному страннику. Отблески молний в них в самый раз подходили для ситуации. Хозяин таверны расплылся в улыбке, увидев эмоции своего гостя, что наконец прорвались сквозь толстые стены темницы безразличия.

— Пойдём со мной, — пригласил Шам Аз, встав с табурета и отправившись к выходу.

Дейан слегка растерялся от такого предложения, но вскоре последовал ему.

Когда мужчины оказались снаружи, полноватый трактирщик обвёл руками все дома на их улице, до каких доставал взор, а затем заговорил:

— Ты видишь сколько огней этой ночью горит в окнах?

Дейан посмотрел вокруг и по количеству огоньков внутри домов начал догадываться, к чему был этот разговор, а трактирщик тем временем продолжил:

— Люди собрались вместе, зная, что завтра в город войдёт огромная армия. Почти все они останутся в городе, чтобы провести священный праздник с любящей семьёй. И не Керп Фасыл заставил их остаться, а непоколебимая вера в волю нашего Всевышнего.

Шам Аз повернулся к Дейану.

— Мы свято верим в нашего Бога не потому, что привыкли слепо следовать его учению, а потому что Он ещё никогда не бросал в беде тех, кто отчаянно в Нём нуждался. Сколько бы войн и ненастий не обрушивалось на Дарсиду в прошлом, её жители каждый раз справлялись со всеми испытаниями, подталкиваемые волей свыше.

Мужчина ненадолго замолчал и уставился на ночное небо, усыпанное звёздами. А затем закончил свою речь:

— Не покинет Он нас и завтра. Пусть воля Его такова, что город должен захватить царь-еретик, но Всевышний не позволит навредить жителям Дарсиды.

Дейан, что тоже всматривался в сияние маленьких огоньков из других миров, опустил голову и смиренно выдохнул. Как бы абсурдно не звучали для него слова Шам Аза, он полностью уловил их смысл и не собирался переубеждать собеседника.

Керп Фасыл оказался прав. Дейан был чужеземцем и не мог постичь душой того, что двигало этими людьми. Единственное, что ему оставалось, так это принять обычаи и решение жителей Дарсиды, пусть даже все они обрекут себя этим на страшную смерть.

Двое мужчин продолжали безмолвно смотреть вверх, пока Шам Аз не опустил голову и не сказал своему внимательному слушателю:

— Мы были бы очень рады, если бы ты остался на ночь здесь. Немира… — толстячок замялся, пытаясь обойти щепетильную тему, — Я хотел бы одарить тебя ещё одним чудесным ужином напоследок. Фирменного пирога не обещаю, но вот в остальных блюдах можно себе не отказывать.

Дейан посмотрел на Шам Аза, посверкивая голубыми искрами в глазах, а затем легонько кивнул. Они оба вошли обратно в таверну и вскоре вместе с остальными членами семьи трактирщика устроили шумный и весёлый ужин, позабыв этим вечером обо всех опасностях, поджидавших их с завтрашним рассветом.

* * *

Может, Дейан и совершал сейчас очередное запрещённое законом действо, но его это мало волновало. Ведь на улице не было никого, кто бы смог его обвинить в неподобающем поведении. Он бултыхался в фонтане прямо перед знаменитым дарсидским храмом, избавляясь от назойливого песка, который смог пробраться даже в самые укромные места на его теле. Он также не забыл ополоснуть одежду, что в не меньшей степени подверглась надругательству песчаной бури, а затем, не торопясь, отправился обратно к вратам.

Он не боялся внезапного наступления армии Аравада, ибо подозревал, что солдатам сейчас приходится гораздо хуже, чем ему. Паразиты, разносившие редкий противный грибок, должны были исполнить свою роль, наградив большую часть людей болезненным и противным воспалением. А буря дополнила это неудобство, забив все доступные места и принеся ещё больше дискомфорта. Даже если бы запасы воды у войска были велики, им понадобилось бы довольно много времени, чтобы привести себя в порядок.

В любом случае, он бы без проблем расслышал боевые горны, трубящие о наступлении. Но так как они молчали, то у странника появилось куда более важное дело на этот вечер. Пробираясь мимо пустующих улиц, он рыскал в поисках пресной воды и провианта. И вскоре разжился двумя полными бурдюками с живительной жидкостью, а также несколькими большими кусками вяленого мяса.

Вернувшись на прежнее место возле одной из жёлтых башен, он разложил трофеи на своём плаще и прошёлся обратно по улице, собирая пригодные для растопки балки и ветки. Уже вечерело, и одежда не могла быстро обсохнуть. К тому же немного тепла этой ночью не помешало бы, чтобы восполнить силы.

Дейан проходил мимо невысоких каменных домов из песчаника, наблюдая как в них постепенно загорался свет. Жители Дарсиды, как и полагалось, провели весь день в мольбах, и сейчас, осознавая, что их бог даровал им ещё одну ночь, готовились продолжить странное празднование при тусклом свете свечей.

Собрав дрова, Дейан вернулся в свой вынужденный лагерь, развёл огонь, развесив на палках рядом с ним одежду, и отдыхал до самого темна, лёжа на своей подстилке.

До полуночи было чуть больше часа, когда до его слуха донеслись шаги со стороны пустыни. Человек двигался медленно, не спеша переставляя ноги, и совсем не старался скрывать своё приближение. Странник уже облачился в свой наряд и вышел из-за башни, держа саблю за обмотанное кожаным ремнём лезвие.

К нему навстречу шла женщина. Она была обёрнута в лёгкую шёлковую накидку чёрного цвета, из-под которой виднелся яркий оранжевый наряд. Её лицо было скрыто чёрным платком, а светло-зелёные очи ярко светились в ночи, словно глаза хищника. Женщину было непросто разглядеть в темноте, ибо луна ещё не показалась из-за гор, а света разгорающихся в лагере костров было попросту недостаточно.

Посланница встала перед вратами, уставившись на единственного защитника Дарсиды, а затем почтительно поклонилась и опустила край платка, явив взору своё необычайно красивое лицо со множеством чёрных точек на скулах и загадочной улыбкой.

— Мой Владыка шлёт тебе поклон и оказывает уважение за то, что ты вышел на защиту города, — сказала она успокаивающим и нежным голосом.

— Зачем ты здесь? — сухо спросил Дейан.

— Мой Владыка прислал меня с предложением, легендарный Ашгар. Он проявил почтение, предложив сразиться один на один со своим лучшим воином за возможность спасти жизни жителей. И надеялся в ответ на милосердие и сохранение жизни павшего, в котором ты бесцеремонно отказал.

Она забыла упомянуть, что Аравад отправил в бой могущественного мага, который мог в мгновение ока расправиться с любым другим обычным человеком, и это, не говоря ещё о попытке околдовать Дейана перед самим поединком. Странник не стал упоминать эти факты и лишь громко фыркнул.

В этот момент он услышал шаги ещё одного человека, но доносившиеся уже сзади, со стороны города. Дейан напрягся, ожидая очередной уловки коварного царя, но вскоре перевёл своё внимание обратно на посланницу, когда распознал знакомый и похожий на танец ритм, в котором двигался неизвестный.

Иммаренна тем временем продолжила:

— За проявленную отвагу и в качестве дани уважения за твои былые заслуги мой Владыка готов даровать тебе жизнь и вознаградить в три раза щедрее, чем жители Дарсиды. Всё, что тебе нужно сделать, так это оставить эти врата и вернуться на север.

— Хм. Как щедро. Значит, Аравад отверг моё предложение поцеловать меня в зад и вернуться к себе домой?

Глаза наложницы разгорелись, и она повысила голос, произнося следующие слова:

— Ты ещё не понял, что завтра вся эта армия будет маршировать по улицам Дарсиды? Или тебя просто охватило безумие? — Иммаренна звучала угрожающе и как будто была лично оскорблена предыдущей фразой странника. — С первыми лучами солнца все эти воины пойдут к городским вратам, а ты будешь стоять на коленях здесь… — женщина указала рукой на место между башнями, — В агонии сжимая руками песок и надеясь, что мой господин подарит тебе быструю смерть от своей руки.

Дейан посмотрел на то место у врат, затем на лагерь позади Иммаренны и, наконец, одарил саму посланницу холодным взглядом.

— Тогда передай Араваду, что увидимся завтра.

Лицо женщины переменилось. Её веки почти сомкнулись, а на лице расплылась былая загадочная улыбка.

— Что же тогда тобой движет? Если ты здесь не из-за денег, то что заставило тебя выйти и защищать всех этих людей? — непонимающе вопросила наложница.

В голове Дейана промелькнуло одно из самых приятных воспоминаний его жизни, после чего он со слабой улыбкой набрал через нос в лёгкие воздух, а затем откровенно вымолвил:

— Здесь готовят самый вкусный в мире пирог.

Иммаренна слегка приоткрыла рот от удивления и застыла, пытаясь осмыслить ответ. Они оба стояли в ночи перед вратами Дарсиды, пребывая в молчании и пытаясь объять мотивы друг друга одним лишь взглядом. Спустя минуту женщина легонько поклонилась и, как и прежде, не торопясь, отправилась назад в лагерь.

Дейан продолжал стоять на месте, смотря вслед посланнице. Он также заметил большие разгорающиеся кострища где-то на окраине лагеря Аравада. Солдаты готовились к прощанию с погибшими сегодня соратниками.

Закончив переговоры, странник вернулся назад к башне и совсем не был удивлён Немире, пристроившейся на его плаще рядом с костром и прижавшей колени в груди.

— Значит, завтра всё будет кончено? — спросила она, не спуская глаз с огня.

— Видимо, да.

Она ещё какое-то время сохраняла прежнее положение, а затем принялась вытаскивать из своего мешка принесённый провиант. Дочь трактирщика не забыла взять с собой и новые бинты с чистой водой, чтобы промыть новые раны странника.

Дейан уселся рядом с ней, взяв приятно пахнущий свёрток с едой, но не успел его открыть, как девушка схватилась за его руки, разглядывая раны, полученные сегодня в бою с чародеем.

Не теряя времени, она принялась обрабатывать порезы, а странник лишь недовольно заметил:

— Завтра это уже не будет иметь значения.

— Раз уж Всевышний послал тебя к нам на помощь, то не стоит отправляться в бой с покалеченными руками. Может, пророки нашепчут тебе, что делать завтра, когда ты столкнёшься с…

Голос Немиры сорвался, а руки задрожали. Дейан хотел успокоить девушку, поэтому решил отвлечь её вопросом:

— Вы все тут часто говорите о каких-то пророках. Я ещё могу понять идею какого-то бога, что наблюдает за всем с высоты, но кто такие эти пророки?

Немира подсобралась и, взяв себя в руки, принялась закутывать ладони Дейана белыми бинтами.

— Три Пророка — единственные, кто слышат Всевышнего и ведают его волю. Они бродят по миру среди нас, незримо помогая всем, кто искренне верит в Него.

Она закончила с ладонями и обратила внимание на левое предплечье, довольно сильно опухшее после попадания в щиток молнии. Девушка расцепила ремни, удерживавшие защиту и приложила к ушибу один из бурдюков с водой.

— Их кто-нибудь вообще видел?

— Нет, они нашёптывают волю Всевышнего людям по ночам, наставляя на правильный путь.

Немира переместила руки к уже зажившему плечу, на котором виднелись три белых рубца. Её пальцы задержались на его бицепсе, нежно ощупывая и поглаживая испещрённую рубцами кожу.

— И что же они нашептали тебе?

Девушка заворожённо уставилась в глаза Дейана, приоткрыв губы и слегка подрагивая, когда произносила следующие слова:

— Что, если завтрашняя ночь для меня может не наступить, то эту я должна запомнить на всю оставшуюся жизнь.

Она наклонилась чуть ближе, пока ясное голубое небо в её глазах не заволокли чёрные грозовые тучи Дейана, а затем их губы слились в долгом и страстном поцелуе.

Эту ночь они провели, наслаждаясь друг другом в хаотичных отблесках горящего костра, в то время как в другом лагере воины провожали своих товарищей в последний путь, с почтением предав тела погибших священному пламени.

Около полудня Шам Аз с семьёй и в сопровождении Дейана вышли из дома на улицу, чтобы присоединиться к празднованию одного из главных торжеств на юге — Фай Сародэр. Странник наблюдал, как сотни людей точно так же покинули свои жилища и с улыбкой на лицах поздравляли друг друга с ещё одним чудесным годом, дарованным им Всевышний.

Вместе с Сихтами он шёл в сторону главной площади, с изумлением рассматривая беззаботные толпы жителей, идущих в том же направлении. В их глазах читался страх, а некоторые так и вовсе не могли сдержать слёз, поддавшись эмоциям. Но, несмотря на это, они продолжали излучать тепло и доброту, одаряя всех вокруг улыбками, даже сквозь слёзы.

Также вели себя и Шам Аз с Ормейей, и лишь одна Немира держалась скромнее всех, изредка поглядывая на Дейана. Он старался избегать её взгляда, чтобы не смущать девушку и не распалять в ней лишних чувств.

Когда они достигли главной площади, на которой собралось довольно много народу, Шам Аз крепко ударил по плечу странника.

— Ступай прямо на север и не заблудишься. Дорога к вратам отсюда ведёт только одна.

Дейан подтянул заплечный мешок вместе с лямкой от ножен чёрного меча, а затем протянул руку трактирщику.

— Я…

— И я тебе тоже, Дейан, — весело закончил за него Шам Аз.

Тот схватил его за предплечье, как было принято на севере, и они обменялись крепким рукопожатием, а затем к облачённому в чёрный плащ мужчине подошла Ормейа.

— В дороге проголодаешься, — она протянула страннику небольшой свёрток, источающий приятный аромат. — Я рада, что этот добряк привёл тебя и наставил на правильный путь. Уж не знаю, что ему там нашептали пророки, но это явно было лучше, чем в прошлый раз с той козой.

Её супруг откашлялся, а сама женщина похлопала по ладони Дейана, что лежала поверх подаренного свёртка.

Последней к Дейану подошла Немира.

— Я хотела бы вручить тебе наш фирменный пирог, но…

Внутри девушки бушевал ураган эмоций, который она никак не могла утихомирить. Вместо продолжения фразы она лишь крепко обняла странника, а тот аккуратно обхватил её правой рукой в ответ.

Шам Аз потупил взгляд, а глаза Ормейи вдруг стали влажными. Когда Немира отстранилась, то продолжала разглядывать резвые молнии, плясавшие в глазах странника. Под конец Дейан низко поклонился всему семейству, получив такой же поклон в ответ. Затем он развернулся и пошёл в сторону северных врат, попутно рассматривая радостных жителей Дарсиды, коим сегодня грозила неминуемая гибель.

Чем дальше он ступал, тем сильнее поражался их силе воли. Вместе с ним в сторону выхода из города двигалось ещё около двух десятков человек. Не многие в этот день положились на доводы разума и отринули веления сердца. И никто из жителей не замечал отсутствия на празднике верховного жреца, за исключением разве что служащих храма.

Выйдя с площади, Дейан отправился дальше по широкой улице. Людей на ней было чуть ли не больше, чем у храма. И все они точно так же весело, но в тоже время с ноткой печали, поздравляли всех своих соседей. Тех, кто решил покинуть город, не одаряли презрительными взглядами, проклятьями, и не проявляли к ним любого другого неуважения. Их провожали лёгким кивком понимания, попутно желая удачи, и чтобы Всевышний наставил их на правильный путь.

Возле одного из домов Дейан увидел маленькую девочку, ту самую, что подарила его незрячему знакомому свой цветок. Она с улыбкой бегала по улице, пока её мать с умиляющимся лицом и со слезами на глазах наблюдала за дочерью. Девочка поздравляла всех своих соседей и тех, кто шёл к вратам. Пожалуй, она была одной из немногих, кто не знал об огромной армии, что собиралась сегодня захватить Дарсиду. А может, просто была слишком мала, чтобы понять смысл этого события.

Странник представил какая участь ожидала малютку, когда солдатам наскучит забавляться с её матерью. Не в силах остановить поток дурных мыслей, он подумал о семье Шам Аза, чьё будущее было не менее мрачным. Когда в его сознании всплыло лицо Немиры, он тут же взял себя в руки, прогоняя наваждение из головы, и продолжил путь.

Он остановился прямо посреди северных врат, вокруг которых было разбросано оружие стражников, и решил в последний раз взглянуть на радостные и полные жизни улицы Дарсиды. На его обычно непроницаемом лице теперь отчётливо читалась печаль от того, что сегодня из-за какой-то религии должно погибнуть столько людей. И всё это, чтобы доказать её бессмысленность.

Он уже поворачивал голову обратно на север, как вдруг уловил возле стены знакомый узор. Дейан подошёл поближе и увидел небольшую глиняную урну с двумя полосками и символами на них. Он наклонился и подобрал находку, закрыв глаза и погружаясь в далёкие воспоминания.

Когда он снова повернулся в сторону города, яркие молнии ударяли в его суженные зрачки, освещая тёмную душу странника голубым светом.

* * *

Закончив общее празднование, Шам Аз с семьёй вернулись назад в таверну. Толстячок первым вошёл внутрь и задумчиво встал возле ближайшего стола, всматриваясь в знакомый глиняный сосуд на нём. Он опустил в урну руку, проводя пальцами по внутренней стороне стенок, а затем поднёс к лицу измазанную пеплом ладонь.

— Что это, сарим? — спросила Немира.

Шам Аз задумчиво ответил:

— Это выбор. Выбор, который делает каждый из нас, глядя в лицо смерти.

И Ормейа, и Немира непонимающе смотрели на главу семейства, а тот лишь повернулся в сторону южных врат, глубоко вздыхая.

* * *

Немира сидела на краю постеленного на земле плаща, придвинув колени к груди. Костёр давно погас, а солнце ещё не показалось из-за горизонта, поэтому девушка пребывала в темноте, погружённая в свои мысли.

Небо на востоке начало светлеть, когда Дейан, наконец, проснулся и присел, разглядывая спину девушки. Она периодически вздрагивала, даже несмотря на то, что была закутана в свою накидку. Эта ночь была гораздо холодней, чем другие.

Дейан уселся рядом с Немирой, обхватив её за плечи и пытаясь согреть. Его оголённый торс, испещрённый десятками шрамов, был на удивление тёплым. Это заставило девушку слегка улыбнуться.

— Я не хочу возвращаться назад, — тихо прошептала она. — Лучше встретить свой конец здесь, рядом с тобой.

Дейан взглянул на невысокие дома Дарсиды, что в слабом свете разгорающегося неба выглядели давно заброшенными, и так же тихо произнёс:

— Ты всё ещё можешь уйти из города.

Немира обернулась.

— И бросить родителей здесь и тебя вместе с ними? Какая жизнь меня будет ждать после этого? В вечном сожалении, в кошмаре, который будет преследовать меня даже днём.

Дейан молчал. Он понимал девушку, как никто другой, и даже был рад тому, что она отказалась. Простить себя после такого было под силу немногим.

Уже много лет прошло с событий на той горе, а он до сих пор мучился от содеянного. И ещё больше корил себя за то, что сохранил страницы той книги. Но, возможно, сегодня настал его час расплаты, и он заслужит долгожданное прощение.

— Мне нужна будет твоя помощь.

Немира слегка отстранилась, готовая выслушать следующие слова. Дейан потянулся к своей котомке и вытащил из неё тёмно-синий куб. Он повернул его нужным символом кверху, а затем сказал:

— Дорсэй рахт эмпани шаору дху.

Стенка куба разошлась в стороны, и странник скинул себе на ладонь сложенный в несколько раз кусочек плотной бумаги и серебристую металлическую флягу.

— Нанеси все символы на моё тело, как указано на листке, а потом возвращайся к родителям.

— Но я… — Немира уже хотела вскинуться, но остановилась под сверкающим, в самом прямом смысле слова, взглядом Дейана.

— Ты не должна увидеть то, что будет происходить дальше. И я не хотел бы, чтобы ты погибла от моей руки.

Этот спокойный и в тоже время пробирающий до самого нутра голос настолько сильно врезался в душу, что испуганная девушка даже не решилась противиться. Она приняла в руки сложенный лист и развернула его. На нём был изображён силуэт человека, на разных участках тела которого были нанесены неизвестные Немире руны.

Абсолютно нагой Дейан поднялся на ноги и пальцами указал на фляжку. Дочка трактирщика поначалу чуть не раскраснелась, но быстро взяла себя в руки, вспомнив об их близости этой ночью. Она слегка перевернула открытый сосуд, и на её пальцы вылилась густая тёмно-красная кровь. На её лице не было и намёка на испуг, она лишь взглянула на Дейана, получив в ответ только слабый кивок, а затем начала наносить первый символ на верхнюю сторону его стопы.

Небо уже вовсю светлело. Как только первый символ был завершён, кровь тут же застыла и словно впиталась в кожу странника. Девушка поняла, что участвует в каком-то ужасном ритуале. И только теперь по её телу стала пробегать дрожь.

Чем больше символов въедалось в кожу Дейана, тем страшнее становилось Немире. Вскоре её прекрасные голубые глаза заблестели от влаги, а по щекам побежали слёзы. Никто из них не замечал, как вместе с этим небо принялось заполняться кустистыми облаками. Солнце хоть и выглядывало всё сильнее из-за края земли, но ярче от этого теперь не становилось.

Когда осталось нанести последнюю руну на лбу, из-за ворот послышался грозный гул боевых горнов.

Дейан шумно выдохнул и одними глазами попросил завершить ритуал. Немира уже не могла сдержать плача, сильно содрогаясь в приступах, но продолжала наносить последний кровавый знак на лоб мужчины в промежутках между ними. Знак, похожий на дикие глаза демона.

Когда она закончила, то просто упала на колени, громко всхлипывая и прикрывая лицо руками. Дейан присел рядом с ней, закрыв флягу. Лист бумаги с рунами был разорван на мелкие кусочки и развеян по ветру, а сам странник раскрыл ладони Немиры, посмотрел на её всё ещё чудесное личико и вытер его большими пальцами.

— А теперь ступай домой. Обними покрепче родителей и помолись за всех людей, что не увидят следующего рассвета.

Немира хотела ответить хоть что-то, но у неё просто не было сил и подходящих слов. Дейану хватило лишь одного печального взгляда в её изумительные очи, чтобы понять всё, что было у девушки на душе. Он искренне улыбнулся, а затем поднял её на ноги, легонько оттолкнув от себя.

Немира сделала пару шагов назад, а затем, всхлипывая, повернулась и побежала домой. Дейан же облачился в свой боевой наряд и уставился на привязанный к ограде чёрный меч, что как будто дрожал в предвкушении предстоящего кровавого пира. К его услугам и раньше прибегали во время жестоких баталий, но сегодняшний случай был особенным. Сегодня клинок собирался вновь встретиться со своим хозяином и обратить это поле битвы в хаос. Только он не подозревал, что в этот раз игра будет проходить по совсем иным правилам.

* * *

Слегка поредевшая армия владыки Санкри-Борум выстроилась в нескольких сотнях метров от города. Великий Царь Аравад вместе со своими телохранителями и генералом Абу Манзи встал на вершине одной из дюн, чтобы наблюдать за продвижением своих войск.

Сам Аравад уже наплевал на своё обещание первым войти в Дарсиду, решив разобраться с единственным её защитником самым бесчестным и в тоже время безумным способом. Присоединяться к шествию, даже в последних рядах, он не пожелал, и Манзи, что за всё утро не проронил ни слова, прекрасно понимал причину. Великий царь боялся. Несмотря на абсолютное преимущество в числе воинов и на, казалось бы, отсутствие хоть какого-то шанса на поражение, по спине неустрашимого сына Шадэра прямо под его сияющей бронёй пробегал неприятный мерзкий холодок.

Небо было затянуто тучами. В засушливых и не щадящих слабых духом землях Марув вот-вот собирался разразиться настоящий ливень.

Аравад поднял руку вверх, а затем резко опустил её, отдав приказ к наступлению. Пронзительные горны протрубили для всей уже не пятитысячной армии команду «вперёд», которая эхом ударилась о первые ряды солдат, после чего всё войско в едином строевом марше двинулось на захват города.

Команда прозвучала не только для армии. Как только раскатистый звук утих, по доспехам людей принялись ударяться первые капли невиданного в этой пустыне уже несколько лет дождя.

— А вот и спасительная вода, которой нам так не хватало, — с усмешкой объявил Аравад.

Манзи продолжал молчать, лишь задумчиво глядя на проходящих внизу завоевателей.

Приблизившись к вратам, шеренги солдат принялись без команды перестраиваться, вытягиваясь клином и приняв форму острия копья, которое вот-вот вонзится в оголённую плоть города. Лишь один Дейан преграждал путь острому наконечнику. Никчёмная маленькая точка на фоне гигантского чёрного орудия. Но он не выказывал страха и волнения, просто сосредоточенно вглядывался вперёд и собирал силы для финальной битвы.

Дождь усилился. Разглядеть что-то с высоты высокой дюны было сложно. И это немного волновало Аравада.

Первые воины-копьеносцы тем временем приблизились к страннику, выставив своё оружие перед собой. Дейан держал в левой руке саблю за неприкрытое лезвие, а в правой — чёрный меч за ножны. Острые металлические жала врагов были всего в паре метров от странника, когда он вдруг резко подкинул свои клинки в воздух и перехватился за рукояти. Чёрный меч тут же принялся забирать его жизненную силу, распространяя по телу противное ощущение. Но это продлилось недолго.

Копейщики перешли на бег, вытягивая древки вперёд, а Дейан рванул на них в ответ, отклонив с десяток копий саблей и мечом пройдясь по шеям атакующих. Не замедляя движения, он принялся кружить между солдатами в завораживающем и смертельном танце, прорубая мечом сквозь толпу людей и разбрызгивая фонтаны крови.

Ряды солдат были довольно плотными, и в образовавшемся месиве из летящих в разные стороны отрубленных конечностей, алых брызг и падающего с неба дождя было трудно увидеть свою приближающуюся смерть. Последним, что видели убитые в первых рядах, был чёрный, словно ночное небо клинок, с разгорающимися на нём красными жилами. И с каждой новой душой, силой вырванной из тел этим оружием, жилы сияли всё ярче и ярче.

Чудовищный смерч с двумя клинками двигался из стороны в сторону, не давая зайти к себе со спины. Людям было сложно даже нанести удар по противнику, ибо в попытке избежать смерти, они начинали пятиться и сталкиваться друг с другом, а странник в это время расчленял тех, кто был не так расторопен. Казалось, что его оружие не замечает преград и просто разрубает броню и клинки воинов, что пытались заблокировать едва уловимые для взора красные блики.

Аравад не мог объять всей картины целиком, но отчётливо видел кровавые красные всполохи, проходившие по рядам его армии, оставляя за собой бездыханные тела. Даже шум дождя не мог полностью заглушить десятки предсмертных криков, ежесекундно раздающихся на поле боя.

Абу Манзи прервал молчание, обратившись к своему повелителю:

— Мой Царь…

Аравад, не отрываясь, смотрел на красное зарево, заслонённое пеленой воды, и со свистом выплюнул:

— Уничтожьте его.

Манзи отдал приказ ближайшему горнисту. Послышался одинокий гул, которому вскоре пришли на подмогу ещё с полдюжины.

Чёрный меч Дейана напитался энергией настолько, что вокруг него начало образовываться едва уловимое для глаза багряное поле. Вбирая в себя всё большее количество душ, клинок вскоре покрылся прозрачной оболочкой, подсвечиваемой изнутри алым светом. Капли воды с шипением испарялись при ударе о чёрную сталь, а обречённые солдаты, попавшиеся на её пути, словно масло, разрезанное горячим ножом, рассыпались на части.

— Лучники, — негромко выдавил Аравад.

— Мой Царь, наши солдаты…

— Мне плевать, — процедил сквозь зубы Аравад, прервав генерала.

Манзи трясущейся рукой приказал открыть огонь.

Из-за плохой видимости и при таком скоплении людей, град стрел обрушился не только на странника, но и на всех, кто был в радиусе трёх метров от него. Немногим счастливчикам удалось увидеть, как, продолжая крутиться, Дейан отбивал десятки стрел своими клинками. Часть из снарядов всё же достигла цели, врезавшись в нагрудник или порезав его оголённые руки. Но ни одна из них не смогла хоть сколько серьёзно навредить страннику.

Солдаты принялись отступать, освобождая место для обстрела. Второй команды «пли» не последовало, но в битву вмешались мазары. В Дейана понеслось несколько огненных шаров, а также пара острых блестящих сосулек, впитывавших в себя дождевые капли и увеличивающихся в размере прямо в полёте.

Часть из горящих снарядов была поглощена чёрным мечом. Сосульки же пронеслись мимо, вонзившись в землю возле врат, а последний шар огня был отбит саблей обратно. Он ударился в одного из мазаров, взорвался и лишил жизни сразу троих чародеев.

После этого слабое алое сияние стало исходить и от фигуры мрачного защитника Дарсиды. А сам он, прорезая темноту красным заревом, устремился в атаку.

Его меч теперь убивал касанием своей раскалённой оболочки, похожей на хрусталь в лучах закатного солнца. И эта оболочка ширилась и удлинялась с каждым убитым солдатом. Вскоре вокруг странника отчётливо стала различима алая броня, от которой в воздух поднимались нескончаемые клубы пара.

Манзи увидел сияющее красное пятно и незамедлительно приказал сделать ещё один залп. Стена из стрел обрушилась на покрытое адской бронёй создание, но все они лишь на несколько сантиметров смогли пройти вглубь, не достав её владельца. Древки снарядов почернели и осыпались, а застрявшие наконечники раскалились добела и начали плавиться, впитываясь в крепчающую броню.

Стопы Дейана перестали касаться земли. Теперь он был обёрнут в огромный трёхметровый доспех, источающий невыносимый жар. Одно лишь прикосновение к нему вызывало сильнейший ожог и могло повергнуть врага в бегство.

Чудовище зашагало к людям, срубая одним ударом почти десяток солдат. И с каждым таким взмахом броня его сияла всё ярче и ярче, приводя в ужас всех, кто осмеливался остаться у твари на пути.

Манзи беспомощно наблюдал, как жуткое существо прорывается сквозь толпы воинов, беспощадно раскидывая по сторонам их обожжённые останки. Он перевёл испуганный взгляд на Аравада и громко закричал:

— Мой Царь, нужно отступать!

Аравад заворожённо смотрел на посланника преисподней. Он был поражён им и в тоже время до смерти напуган. Ещё ни разу в жизни он не видел такого могущества, способного повергнуть в прах целые армии. И он не смел отвести от него взгляда, продолжая пялиться на чудовищный шлем с длинными загнутыми назад рогами и светящиеся жёлтые глаза под ним.

— Аравад, прикажи людям отступать! — снова прорычал Абу Манзи, но ответа всё так же не последовало.

Демон продолжал прорываться сквозь ряды людей, уничтожая всё живое на своём пути.

Старый генерал схватился за свой меч. Он смотрел то на своего Царя, застывшего на месте, то на монстра, вырезающего сотни его людей. В один момент в глазах седого воина отразилось гневное и ясное решение. Он освободил свой клинок от ножен и уже собирался сразить своего повелителя, как вдруг алый сияющий демон остановился.

Человек внутри него закричал, высвобождая из себя похожую на чёрный дым сущность. Сквозь редкие прозрачные пятна доспехов можно было увидеть, как нутро монстра заполняется тьмой. Броня начала трескаться. Демон поднял свой длинный кровавый меч к небу, перевернул его лезвием вниз, а затем, ухватившись двумя руками за рукоять, со всей силой вонзил в землю.

В этот момент раздался грохот. Сильнейшая взрывная волна раскидала всех людей от себя, пройдясь по всему полю битвы и образовав большой купол со стенками из кипящей воды. Телохранители Аравада успели поднять защиту, но её оказалось недостаточно. Вместе с оглушительной ударной волной вокруг раскидало осколки раскалённой брони. Они прожигали всё, что попадалось у них на пути, превращая людей и зверей в пепел. Один с кусков прорвался сквозь силовое поле и испепелил одного из стражей. Всё, что осталось от бедняги, так это две ноги, обрубленные чуть ниже колена, что почти сразу же унесло взрывной волной. Отбросило так же и Аравада с генералом.

* * *

Абу Манзи потребовалась почти минута, чтобы прийти в себя. Дождь утратил свою силу, одаряя землю лишь маленькими редкими каплями. Когда генерал смог подняться на ноги и вернуться на верхушку дюны, то узрел невероятное по своей красоте и ужасу зрелище. В паре сотен метров от врат Дарсиды виднелось большое застывшее чёрное пятно из плавкого остыващего стекла. От него в стороны расходились такие же высокие стеклянные волны, что под силой притяжения опадали и превращались в жуткие чёрные изваяния.

Сотни людей копошились на земле, пытаясь привести себя в чувства. Но Абу Манзи сейчас волновал только один человек.

Аравада нигде не было видно. Встряхнув головой, старый воин ещё раз присмотрелся к тому, что осталось от огромного войска и смог, наконец, приметить золотую сверкающую фигуру, движущуюся к вратам. Он последовал за ней.

Спустившись с дюны, Манзи увидел шевелящуюся руку, торчащую из-под кучи наваленных друг на друга тел. Он схватился за ладонь бойца и вытянул того наружу. Одетый во всё чёрное низкорослый мужчина со множеством шрамов от укусов на лице принялся жадно глотать воздух.

— Помоги остальным, — скомандовал генерал.

Он посмотрел в глаза счастливчика и повторил приказ, но тот никак не отреагировал. Манзи пощёлкал пальцами перед лицом мужчины и понял, что тот сильно контужен. Он оставил раненного на месте и продолжил прежний путь.

Приближаясь к центру взрыва, Абу Манзи приметил знакомое лицо. Каралл Санкри пытался помочь своим воинам, вытаскивая их из-под кусков уже остывшего стекла или останков других людей. В половине случаев он доставал лишь их конечности, что ещё продолжали дымиться после столкновения с обломками демонической брони.

— Аравад! Ты видел Аравада? — громко крикнул генерал прямо возле хажа.

Тот обернулся и так же громко заорал:

— Он пошёл к вратам! Туда! — рука Каралла указала направление.

Взгляды мужчин пересеклись, и Каралл увидел в глазах старого мужчины с обожжённым лицом то, что уже давно крылось и в его собственной душе. Хаж скинул с головы уцелевшую половину тюрбана, взъерошив спаленные волосы и обнажая покрасневшую кожу на макушке, а затем оба воина пошли вслед за своим царём.

Они обошли большое чёрное озеро. Оно продолжало двигаться, не приняв окончательной формы. Едва различимая на его тёмном фоне рукоять меча почти полностью скрылась в глубине оплавленного стекла, но до сих продолжала сиять алым зловещим светом.

По дороге к мужчинам присоединился последний королевский страж, что также приметил сияющую спину своего господина. Вскоре вся троица оказалась перед вратами Дарсиды, встав возле своего царя. Тот поглядывал на две слегка пострадавшие при взрыве башни, а также на пустынную улицу впереди, приглашавшую победителей войти внутрь.

Прямо у самих врат в песке закопошилась почерневшая человеческая фигура. Она с трудом смогла встать на четвереньки, вгрызаясь пальцами в песок и оставляя на нём борозды. Лишь присмотревшись к этой бледной тени, можно было бы узнать легендарного Ашгара, того, что в одиночку решился оборонять город от могучей армии.

Каралл и Манзи переглянулись. Оба они сжимали рукояти на поясе и готовы были закончить этот поход, но голос старого генерала оборвал их задумку.

— Мой Царь, — уверенно начал Манзи, — Врата Дарсиды не пересёк ещё ни один воин, — он провёл рукой в направлении города, указывая, что там нет ни одного тела. — Вы всё ещё можете сдержать своё слово.

Каралл только крепче сжал своё оружие. Он не верил своим ушам, уже вернувшим былую чуткость после взрыва, и с яростью пронзал своим взглядом струсившего генерала.

Аравад же с усмешкой заявил:

— И с гордостью вручить его богатства своим людям.

Он двинулся вперёд, взмахом руки остановив своего стража на месте, и медленно приблизился к обожжённому Дейану. Странник пересилил себя и смог оттолкнуться руками, встав на песок, будучи на коленях. Его тело дымилось, словно до сих пор не могло остыть. Броня на груди местами оплавилась, обнажая чёрную кожу, а запах вблизи него вызывал рвотные позывы. Голову Дейан поднять не мог, устало глядя перед собой в песок.

Аравад обнажил свою саблю, остриём приподняв подбородок поверженного врага. В этот момент из-за башни показалась Немира, вскинувшая лук в направлении великого царя.

— Не смей к нему прикасаться, — еле справляясь с прерывистым дыханием, выпалила девушка.

Аравад посмотрел в её сторону, словно на муху, мешающую ему насладиться трапезой.

— Или что? Ты убьёшь меня? И нарушишь священную традицию не поднимать руки на создание Всевышнего в этот ваш великий праздник?

Руки Немиры тряслись, но отнюдь не от натяжения тетивы, смазанной магической жижей. Её голубые глаза сияли двумя яркими огоньками, прорывавшимися сквозь тьму этого мрачного утра. Она с полминуты стояла с поднятым оружием, а затем выронила его из рук и припала на колени. Слёзы заполнили её глаза, пока она со всхлипами смотрела на покалеченное тело Дейана.

— Как я и думал. Пока вы все стоите на старых и глупых традициях, то всегда будете слабы.

Аравад перевёл взгляд на лицо дарсидского цепного пса, но глаза странника были закрыты. Великий царь сделал замах, намереваясь отсечь голову легендарному Ашгару, но его вновь прервал голос рыдающей девушки:

— Не надо. Прошу!

Аравад посмотрел на неё со злобной ухмылкой, а затем повернулся к Дейану. Два бездонных колодца со сверкающими внутри него молниями открылись его взору. Правая рука странника со сжатым кулаком, покрытым слоем влажного песка, была поднята перед ним. Пересиливая боль, Дейан произнёс обугленными губами:

— Добро пожаловать в Дарсиду.

Его средний палец отщёлкнул от большого и вытянулся вверх. С ногтя соскочил сверкающий металлический стержень, после чего ударился о золотистый нагрудник Аравада. Разряд молнии с лёгкостью прошёл через металл и промокшую рубашку в тело, а затем ускользнул в землю.

Трое мужей позади увидели лишь яркую вспышку, а секундой позже тело их повелителя свалилось на песок.

Шокированный страж подбежал к Араваду, бросив по пути свой посох, и принялся ощупывать шею дымящегося владыки Санкри-Борум. Он смотрел на его заплывшие кровью глаза и спустя какое-то время повернулся к Абу Манзи и Караллу. По напуганному взгляду молодого парня они поняли, что Великий Царь скончался.

Немира со всех ног понеслась к Дейану и припала на землю, приобняв его. Она отстранилась, когда с его плеч начали осыпаться чёрные обугленные слои кожи, и принялась бормотать слова, которых было не разобрать. Девушка не обращала внимания на остальных мужчин.

— Что прикажете делать, мой Царь? — спросил твёрдым голосом Абу Манзи.

Каралл Санкри протяжно выдохнул, а затем отдал своё первое распоряжение:

— Нужно собрать всех выживших и позаботиться о раненных. Разобьём лагерь возле города и пошлём в Дарсиду посла с извинениями и просьбой о помощи. Надеюсь, они не откажут нам во имя Всевышнего и священного праздника Фай Сародэр.

Абу Манзи кивнул и поспешил с другим вопросом:

— Что делать с ним? — генерал указал на Дейана.

Лицо Каралла было мрачным, но вскоре просветлело и приняло почти благоговейный вид.

— Рискнёт ли кто из нас коснуться десницы божьей…

Все трое мужчин, включая стража, низко поклонились страннику, что с трудом удерживался на коленях, благодаря поддержке одной лишь плачущей девушки. Дейан лишь моргнул, не смея опустить головы.

После этого Манзи указал стражу на тело Аравада и вместе с Караллом ушёл в направлении раскиданной по полю битвы наполовину поредевшей армии. Страж закинул тело мёртвого царя на плечо, даже не удосужившись снять с покойного доспех. Ноша оказалась непомерной, и юноша сбросил груз на мокрый песок, а затем, смиренно выдохнув, схватил тело Аравада за запястья и медленно, пыхтя то ли от горя, то ли от тяжести, отправился следом за своим новым повелителем.

Немира хотела помочь страннику, пытаясь обхватить и оттащить его в сторону. Она не переставала неразборчиво лепетать, пока Дейан не сказал очень тихим голосом, уже лишённым былой силы:

— Иди в город… Передай им, что всё кончилось…

— Я не брошу тебя здесь. Я не…

— Ступай, — чуть громче потребовал странник.

Всхлипывая и вытирая слёзы, девушка повиновалась. Она чуть ли не с обидой поглядела на Дейана, а затем понеслась вдоль улицы, стуча в окна и двери, крича об окончании осады, и том, что всё закончилось.

Люди стали выходить из домов не сразу, с опаской осматриваясь сквозь приоткрытые двери. Но вскоре первые из них показались на улице, вопрошая то ли у соседей, то ли у самих небес, что же всё-таки произошло. Даже Шам Аз с Ормейей, обнимая друг друга, выбрались из таверны, с недоумением и шоком взирая на свою дочь, которая со слезами кричала о чуде, том самом, о котором они несколько дней молили Всевышнего.

Никто из людей не обращал внимания на обугленного человека и фигуру в чёрном плаще с золотисто-красным шнурком вокруг шеи, вставшую подле него.

Послышался тихий всхлип, который лишь отдалённо можно было принять за смех. Когда Дейан разглядел в тёмном провале капюшона лицо, он просто не мог не засмеяться. Тот, кто бродил среди них, незримо помогая всем, кто искренне верил. Тот, кто нашёптывал волю Всевышнего по ночам, наставляя на правильный путь. Тот, кто заранее знал чем всё закончится, или подстроил так, как было велено свыше. С потрескавшихся и растянутых в улыбке губ начали стекать алые дорожки крови, а затем Дейан спросил:

— Рецептом ты навряд ли поделишься?

Человек в чёрном аккуратно откинул свой капюшон назад.

— Дочь трактирщика действительно готовит изумительный пирог, — загадочно улыбаясь, ответила Иммаренна.

— А ты изумительно точна, когда стоит намекнуть, где вскапывать песок, — сострил странник, сжимая покрытые мокрым песком пальцы рук.

После очередного всхлипа Дейан спросил:

— Что теперь будет с Дарсидой?

— Его жителей ещё долго никто не тронет. Легенда о том, как Всевышний покарал богохульного Царя Аравада будет передаваться из поколения в поколение, так же как и сказание о его посланнике с севера.

Странник шумно выдохнул:

— Не люблю быть пешкой… Но раз уж они останутся живы…

Иммаренна присела, посмотрев прямо в искалеченное огнём лицо Дейана.

— Ты видишь здесь только их спасённые души, а я вижу среди всех ещё одну.

Кровь изо рта мужчины уже вовсю капала на песок. Иммаренна встала и сказала, напоследок одарив Дейана своей загадочной улыбкой:

— Прощай, Дейан, легендарный мессари с севера.

Она повернулась и медленно пошла в сторону чёрного озера, от которого расходились десятки таких же чёрных волн застывшего стекла.

С трудом сдерживая хрипы, странник ответил:

— Прощай... Пророк...

Иммаренна остановилась и повернула голову. Дейан уже не мог разглядеть её лица, но и так знал, что увидел бы на нём.

Когда фигура женщины в чёрном плаще смешалась с причудливыми чёрными изваяниями и волнами вдали, странник упал на песок. В тот момент, когда светящаяся от счастья Немира уже бежала назад к Дейану, единственному человеку, вышедшему на защиту легендарных Врат Дарсиды против пятитысячной армии царя Аравада.