Are we too young for this? (джен)

Возможно, мы становимся в такие минуты по-детски наивными. Но зима и вид только что обрушившегося снега всегда наполняет нас, людей, каким-то необъяснимым блаженством. Может, потому, что будучи детьми мы связывали со снегом праздник Рождества? Я, во всяком случае, глядя на снег, представлял себя героем, побеждающим драконов, спасающим прекрасных дев. И когда мы отправились на схватку с врагами, я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, желающим освободить мир от зла.

С неба падают невесомые снежинки, кружась в вальсе, а лёгкий морозец колет щёки Регулуса. Сегодня знаменательный день. Он покажет Тёмному Лорду, чего стоит Блэк. Рядом топчутся в предвкушении Мальсибер и Эйвери — они старше его всего лишь на год, но каждый из них готов доказать, что достоин метки и места во внутреннем круге.

— Не подведи, я просила за тебя, — шепчет Беллатриса, жестко сжимая длинными пальцами его подбородок. — Быть Блэком тоже самое…

— …что быть королевской крови, — продолжает на выдохе Регулус, отличая одобрительные искорки в тёмно-карих, практически чёрных глазах Лестрейндж.

— Я не сомневалась в тебе, дорогой, — говорит Беллатриса, отпуская его.

Никто из них не знает, в чем заключается задание.

Они оказываются перед магловским домом. Догадка начинает царапать его сознание, но он отказывается в это верить. Регулус оглядывается на Мальсибера и Эйвери — на их губах сверкает ухмылка, в этот момент они похожи на хищников, которые готовы напасть.

Дальше он помнит урывками. Агонизирующее тело маленькой девочки бьется на полу под воздействием Круциатаса, который насылает он, Регулус. Ему и самому хочется кричать, но он — Блэк, он не может быть слабым. Мальсибер и Эйвери вовсю входят во вкус, Регулус практически осязает разлившееся в воздухе вязкое удовлетворение, отчего ему становится тошно. Разве в этом и есть величие чистокровных? Не в знаниях и ритуалах, что передаются из поколения в поколение, а в пытках над маглами?

Он никогда не был маглолюбцем, более того — Блэк их отчасти презирал, но садизм не являлся его чертой.

Регулус не знает, сколько длится эта пытка. Следующее, что он помнит — знак темной метки, который уродливо расползается на левом запястье. Кожу сильно жжет и покалывает, но на его лице нет ни капли эмоций. Обратного пути нет.

Он не с первого раза понимает просьбу Лорда.

— Конечно, мой Лорд, — хрипло говорит Регулус, наконец различая требование в его словах.

В глубине души Регулус чувствует, что не хочет отдавать Кричера в услужение Волан-де-Морту, но отказывать ему — чистой воды безумие.

Он аппарирует рядом с домом, совсем не заботясь о том, что его могут увидеть маглы. Регулус проходит пару шагов заплетающейся походкой и падает в снег. Его накрывает осознание случившегося. Ему хочется кричать во всю глотку, но легкие будто заморожены — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Его долго выворачивает, отчего конечности начинают ощутимо подрагивать от судорог, а глаза застилает пелена слез. Краем сознания Регулус улавливает причитания Кричера, отчего ему становится еще больнее — он даже боится предполагать, что Темный Лорд сделает с его домовиком.

* * *

Крестраж. Этот ответ приходит в голову сам, когда он подробно расспрашивает вернувшегося Кричера. Регулус снова, будто наяву, ощущает холодное давящее касание ауры Темного Лорда, абсолютно потустороннее и нечеловеческое. Блэк быстро принимает решение.

Холод пещеры сковывает его. Ему хочется отступить — первобытный страх, страх смерти, душит его сознание. Но Регулус не отступает — находит в себе частичку храбрости. Или безрассудства, если быть точнее (брат-гриффиндорец гордился бы им). Грусть затопляет его сознание. Он так и не успел помириться с ним.

Он сам должен выпить это зелье. Кричер противится, но не может ослушаться приказа своего хозяина.

Оно абсолютно безвкусно. Первые три плошки удается выпить без особого труда. Но вскоре зелье начинает действовать, заставляя Регулуса биться в конвульсиях, будто на него наложили Круциатус. Только ощущения во сто крат хуже. Фантомная боль раздирает тело и сознание до кровавых звёздочек перед глазами. Блэк совершенно не видит окружающей мрачной обстановки и Кричера, который со слезами подает ему зелье — перед глазами встает призрак убитой им девочки. Он хрипит, пытаясь отмахнуться от виденья, но оно не исчезает.

— Я не хотел, я не хотел, я не хотел, — исступленно шепчет Регулус, чувствуя холодные дорожки слёз на щеках.

Девочка молчит, не обвиняя его, но в глазах застыло недоумение. Разве она была в чем-то виновата? Разве она заслужила смерти?

Регулус отчаянно просит прощения, ощущая, как цепкая хватка вины начинает ослабевать. Кричер облегченно всхлипывает — пытка хозяина закончилась, чаша страданий выпита до дна. Как и было обговорено заранее, домовик подменяет медальоны — он с омерзением подбирает проклятую вещь, словно касаясь чего-то очень грязного, а не величайшей реликвии одного из основателей Хогвартса.

— Уничтожь эту вещь, Кричер, — просит Регулус из последних сил, замечая, как возбужденно кивает домовик на его приказ.

Призрак девочки тает, но на её место приходит сильнейшая жажда. Не в силах встать, он ползет к озеру. Ледяная вода слаще нектара с амброзией, что заставляет забыть обо всем на свете. Регулус не сразу ощущает холодные прикосновения инферналов, и они, не давая ему опомниться, быстро утаскивают его под воду. Блэк не находит в себе сил сопротивляться. Он просто не хочет этого. Дыхание смерти щекочет ему затылок, но Регулус впервые за последнее время горько улыбается.

Но когда я вернулся, мне стало ясно, что я сам являюсь частью того зла, от которого надо защитить мир. Убивать невинных — позор. Они были абсолютно беззащитны. Они были совсем детьми, и мы их убили.