Розовая помада (гет)

Эжени довольно наблюдала, как Антуан смакует песочное пирожное, щедро намазанное кремом. Он чуть ли не зажмурился от удовольствия. Эжени ощутила приятное возбуждение, садясь ближе и проводя пальцами по его груди.

Странно подумать, но Антуан — изнеженный, смущённый и капризный, — значил для неё теперь гораздо больше, чем она изначально могла предположить.

Она прекрасно помнила тот визит маркиза два года назад. Наверное, она была единственной, кто не единожды посмел отказать ему в любви. Эжени объясняла это своей незаинтересованностью в плотских утехах. К тому же, она прекрасно фехтовала и благодаря деньгам была достаточно независима от всех и вся — это позволяло маркизу в конечной степени перестать видеть в ней объект обожания (женщины такого сорта его не интересовали). Они стали друзьями.

— Я привёз вам подарок, дорогая Эжени, — сказал тогда маркиз и хитро усмехнулся. — Очаровательного юношу. Мне он ни к чему, а вот вам… Почему бы не развеять скуку?

— Как вы любите сюрпризы, дорогой маркиз, — ответила Эжени. — И кто он такой?

— Незаконнорожденный сын какого-то графа. Беднягу выставили из дома… Весьма утомительная история. Он неплохо образован, играет на фортепиано, и у него прекрасный голос… Думаю, он сумеет вас развлечь.

— Вы же знаете, любезный друг, я не из тех, кто окружает себя прекрасными юношами, — мягко улыбнулась Эжени.

— Позвольте мне вас представить.

Эжени хотела было возразить, но только кивнула. Об упрямстве маркиза ей было давно известно.

Антуан оказался высоким и немного плотным молодым человеком с изящными чертами лица. Он робко взирал на Эжени своими большими голубыми глазами. Она сделала ему жест подойти, в одночасье решив оставить его у себя.

У него действительно был прекрасный голос, высоковатый для юноши, но из-за этого он нравился Эжени ещё больше. Антуан играл ей, они читали друг другу вслух (оказалось, что он разбирается в поэзии) и говорили обо всём на свете; с ним было интересно, а главное, Эжени явственно чувствовала своё превосходство (что обычно в мужском обществе было невозможно, даже когда её воспринимали на равных). Она сама не заметила, как робость и красота Антуана начали вызывать в ней странные чувства. Сначала она подумывала сделать Антуана своим пажом, но потом решила, что он слишком хорош для этого.

Кажется, всё началось с того случая в библиотеке, когда Антуан сидел рядом с Эжени, склонившись над книгой, а она вдруг им залюбовалась. Он немного пополнел в последнее время, и это ему очень шло, делая весь его облик ещё более податливым и нежным. Несмотря на то, что Эжени никогда не искала плотских утех, сейчас ей захотелось прикоснуться к Антуану, обласкать его, хотя ласки в ответ она не желала.

Теперь Эжени смотрела, как он развратно закладывает в рот третье по счёту пирожное. Она спустилась пальцами от груди до его живота, белого, мягкого, несильно округлившегося, и стала его оглаживать. Антуан уже почти стонал от наслаждения, он обожал такие ласки. В уголке губ у него остались следы крема, которые Эжени стёрла ажурной салфеткой, а на пухленьких щеках заиграл румянец. Прелестнее, чем он был сейчас, для Эжени никого не существовало. Она взяла из хрустальной вазочки ещё одно пирожное и игриво улыбнулась Антуану.

— Хочешь ещё, моя сладость?

Он кивнул, снова залившись краской. Как её возбуждало это алчное выражение на его кругленьком нежном личике — алчное до ласк, до вкусной еды, до её внимания. Он призывно приоткрыл рот, и она позволила ему откусить кусочек.

— Остальное потом. Поиграешь мне?

Она знала: Антуан хочет больше ласк, но их надо заслужить.

— Может быть, сначала…

— Нет, — жёстко оборвала его Эжени.

Антуан поднялся. Она откровенно любовалась им, его избалованностью и смущением, его пышными бёдрами, аккуратным мягким животом, хрупкими чертами. Она поднялась вслед за ним и довольно хлопнула его по сытым, сбитым бокам. Он легонько улыбнулся и прошёл к инструменту.

Эжени уже самой не терпелось замучить его всего, залюбить и изнежить, но одновременно с этим она хотела оттянуть сладостный момент.

Он запел; Эжени села рядом на банкетку, не отрывая взгляда от его изящных пальцев, скользящих по клавиатуре, словно бабочки.

Закончилась одна мелодия и началась другая, но Эжени оборвала его.

— Раздевайся, — сказала она.

Она обожала видеть его обнажённым, такого робкого — и одновременно раскованного, большого, но хрупкого и податливого. Располнев, он наконец оформился и расцвёл; его красота стала ещё более роскошной. Сейчас он был таким, каким Эжени с самого начала мечтала его увидеть. Эти бёдра и нежный живот, эти руки, мягкий подбородок и розовые губы сводили её с ума.

От Антуана пахло цветочными духами; он кокетливо выставил вперёд плотную правую ножку, и Эжени лукаво потянула подвязку. Да, он знал её слабые места, и это делало их игру только восхитительнее. Он не стал раздеваться, а просто распахнул шёлковый халатик, под которым обнаружилась короткая кружевная сорочка. Она была явно ему маловата и соблазнительно обтягивала его тело. Эжени повело. Она поцеловала Антуана в губы, расцеловала ему щёки, подбородок, шею и округлые плечи.

— Красивый, красивый, красивый… — повторяла она, лаская его тело, лаская его всего, срывая тихие стоны с его губ, наслаждаясь умоляющим взглядом и упавшей на лоб потной кудряшкой.

Антуан тяжело дышал, то порывисто хватаясь за Эжени, то убирая руки. Они оба сладко вздрогнули, когда их схватила одуряющая нежность. Эжени для этого почти ничего не понадобилось, достаточно было только смотреть на него, не отрываясь, и мучить, мучить, мучить…

Они лениво целовались. Потом Антуан подошёл к зеркалу и принялся разглядывать себя, слегка откинувшись назад. Эжени подумала, что так он выглядит больше, и усмехнулась.

— Теперь я достаточно хорош? — капризно спросил Антуан.

— Ты совершенство, — Эжени поманила его пальцем. — Иди сюда, дорогой.