Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Официальный клип с текстом песни: https://www.youtube.com/watch?v=-6G6AW7oApA
Поэт-песенник, всесоюзно известный исполнитель и лауреат нескольких музыкальный премий сидел с недовольной миной на своем лице. Всеволода несомненно радовало побыть вдали от камер и стереть эту мерзотно-прилипчивую «физиономию морды». В этот вечер душа рвалась написать очередной шлягер, но записанные еще прошлой ночью строки больше не колыхали ум.
Все эти наивные и откровенно заезженные еще лет двадцать (а то и тридцать!) назад явно шли вразрез с разверзнувшейся баталией на несчастном истыканном карандашом тетрадном листе. Таким и был тот самый Всеволод Старозубов — тихим даже скромным мужчиной с горьковатой улыбкой на устах, с тонкой тетрадью на столе и самым обыкновенным техническим карандашом в длинных тонких пальцах. Как такое вообще возможно? Такая знаменитость, однако Всеволод жил в родном Катамарановске, в самой обычной хрущевке, причем не в самом центре. Отказавшись от всех выгодных предложений, Старозубов остался в родительской квартире. Никаких экстравагантных костюмов, новомодных напевов или красивых женщин.
Кстати, о женщинах.
В жизни Всеволода была лишь одна — Муза, которой он посвящал все свои даже самые глупые напевы и легкомысленные мелодии. Вместе делили быт и жили в той самой квартире на проспекте Энтузиастов.
Он тихо позвал тебя по имени, а ты даже не смела сказать что-либо против. Понимала, что Севушка, а именно так ты называла его, явно не тот мужчина, что будет вить из тебя и себя веревки или закатывать скандалы. К счастью, он не был таким и не поймал «звезду». Ты ценила это, потому молча подошла к нему, привычным жестом положив руки на его тонкие хрупкие плечи.
Раз уж на то пошло, то это ты должна была вить из Севы веревки и канаты с обеденным перерывом на скандал и битье посуды, но и тут не сложилось. Вообще ваша семейная жизнь на двоих была тихой и размеренной гаванью — Севушка чурался компании других женщин, в любую поездку старался брать и тебя, а ты тихо создавала уют в вашем жилище с редкими перерывами на работу. Но в те самые редкие моменты, когда не удавалось поехать следом за любимым, в его верности сомневаться не приходилось — никакая слава не могла сломить любовь к своей Музе. Более того, Сева привозил всякие сувениры из поездок и обязательный магнитик из путешествия. А ты каждый раз ждала его, чтобы потом допоздна с упоением слушать его долгие-долгие рассказы о приключениях того самого Всеволода Старозубова и вместе пристроить сувениры где-нибудь на полке или на дверце холодильника. Но это было тогда.
Сейчас же Севушка сидел, опустив голову на руки. Такой хрупкий и беззащитный. Ты хотела найти для него нужное и нежное слово, но лишь короткого взгляда в его глаза было достаточно — Сева сейчас был весь в своей голове, в своем творчестве.
— Опять на твоей земле плохая погода? — тихонечко спросила ты, погладив его по плечам.
— Представляешь, вчера такая хорошая рифма в голове крутилась, — Севушка усмехнулся с нескрываемой досадой, — а вот теперь понимаю, что рифма эта не моя. Разве это похоже на мою лирику? Что вообще с этим делать?
Ты взглянула на листок с простеньким четверостишием. Достаточно простые предложения, но явно более глубокомысленнее, чем подавляющее большинство текстов Старозубова. Действительно, непохоже.
— …ты заставляешь меня верить в своего Бога, — вслух прочла ты, затем задумалась. — Больше никаких черновиков у тебя нет? Может, отложим это на потом, а пока попьем чаю с вареньем клубничным, а? Знаешь, какое вкусное…
— Ты же понимаешь, что я так просто не сдамся.
О, нет! В глазах Севы блеснул нездоровый азарт, а это значило то, что его битва только начинается. Прав, бесконечно прав — он явно не тот человек, что так просто опустит руки. Ведь даже если из этого наброска выйдет простое стихотворение, то едва ли Всеволод откажется от своей идеи. Допишет, отложит, а уж потом куда-нибудь пристроит.
Вообще Старозубов был крайне странным человеком — свои черновики он хранил в тумбах с определенными отсеками. Будто бы картотеки в каком-нибудь архиве или библиотеке — год, дата, название заметки, папка с записанными хитами. В секции пониже были уже использованные черновики, в самом нижней — неудачные записи. Сева отправился на поиски нужных записей. По глазам было видно, что было у него что-то такое, что можно добавить.
— Тебе разве что осталось сохранить самого себя в своих картотеках, — ты улыбнулась и осторожно поставила кружку перед Всеволодом, убедившись, что никаких записей рядом с ним не было. — А потом хитрыми путями из разных отсеков и разделов твои последователи будут собирать тебе новые хиты.
Он заметно стушевался, выхватив из разговора очень тонкий лейтмотив для следующего достаточно простого четверостишия, которое и вовсе можно в две строки уместить, но все равно чего-то не хватало. Да и хватало ли?.. Ведь все творчество Всеволода, все стихи, мелодии и шутливые рифмы, так или иначе вращались возле одной тебя — Музы. Вращалось снова и снова. Богиня, надежда, муза, путеводная звезда… Но за что ему, Севке Старозубову, такое счастье? Это отношение к себе, эта напрасно потраченная молодость ради какого-то музыканта, которому она безмерно верила и смотрела в рот, доверяя каждому слову? Сами собой появились две строки:
Сохрани себя в сотнях картотек,
Проложи новый путь и исчезни насовсем
Тот самый детский глупый страх вырвался наружу. Ради этого не нужно было даже доставать из архивов свой наивный дневник со стихами к Музе. Такими взрослые люди не бывают, да и вообще в этот момент Всеволод почувствовал себя уязвленным и несколько беспомощным. Казалось, что в ход пошло все, что болело внутри Севы: от светлой любви до горького отчаяния, вплоть до самых темных настроений. Вообще сложно быть взрослым и самодостаточным человеком, оберегая того самого ребенка внутри самого себя. Впрочем, он уже давно не ребенок — сидел со своей женщиной на кухне, освещаемой лишь одной свечой, стоящей в стакане посреди стола. Все как у взрослых людей. Сначала глупая школьная любовь, а затем такая же глупая, но уже взрослая… Так к двум выстраданным строкам добавилось еще три.
Наше счастье храня,
Пронеси в новый век.
Сквозь нелепицу быта, социальных проблем.
А если говорить совсем уж честно, то Всеволоду хотелось избавиться от этого образа с блажной улыбкой, глуповатыми песнями и экстравагантными нарядами, перешитыми тобой по каким-то одной лишь тебе известным схемам из модных журналов поздних шестидесятых вплоть до конца семидесятых — такого же наивного времени, как и сам образ Старозубова.
Там, где будет свет,
Там же будешь и ты.
Нет, за мной не иди,
Твое время — сейчас!
И пока он с упоением пил чай с вареньем, ты взяла листок и с интересом взглянула на записи, а затем и вовсе взяла карандаш и подписала:
На моей земле плохая погода
Ты заставляешь меня верить в своего Бога
Такие простые две строки и повторяющиеся мысли, что даже он не додумался бы вписать, стараясь выломать себе руки или мысли. Разве что знаки пунктуации, которые ты не слишком любила. Честно говоря, это было слишком — влезть в мысли Севушки, что-то исправлять, переиначивать. И как бы маменька не уверяла, что «любого мужчину надо строить под себя, особенно Севку твоего», ты явно ощутила укол совести, хотя Всеволод отреагировал на внесенные коррективы решительно никак — продолжал пить чай, изредка посматривая в неспешный полет снежинок за окном. В такие моменты хотелось подойти к нему, тихонечко опустить голову на его хрупкое плечо и млеть от счастья. Вот только так не хотелось хоть чем-то нарушить его тишину.
Такой вот он, мужчина моей мечты, — подумала ты, легко улыбнулась, затем тихонько покинула кухню и вернулась в свою комнату. Сева даже не заметил, все смотрел за тем, как сумерки и снег постепенно погружают город в ночь.
Таким грустным получилось это четырнадцатое февраля. То-то завтра девочки с работы будут хвастаться своими подарками и знаками внимания от своих молодых людей или мужей… А что ты? Даже не обиделась на то, что с самого утра Севушка был хмурым и пасмурным, словно дождевая туча. Такие уж они, люди с хрупкой творческой натурой — ради хорошей рифмы готовы весь день гореть над очередной строкой.
Включив светильник на прикроватной тумбочке, ты взглянула в окно, где легкий снегопад разыгрался в беспросветную вьюгу. Также, как и Севушка. Впрочем, это все глупости, нужно было ложиться спать — так незаметно время перевалило за десять часов вечера.
Только дрема коснулась твоих век, как из коридора послышались звуки поспешных сборов. Сева, сорвавшись словно в каком-то горячечном порыве, порывался умчаться среди ночи. Не нужно было быть семи пятниц во лбу, чтобы понять — Всеволод Старозубов понемногу возвращал свой образ и собрался на студию звукозаписи. Безрассудство, безумие. Кто же может ждать его в столь поздний час?
— Но Севушка, — взмолилась ты. — Это могло бы подождать до утра. За окном сейчас такая вьюга, вдруг заболеешь, хотя бы шарф прихвати…
— Муза моя, — проникновенным голосом произнес он, отчего по твоей спине пробежали мурашки. Он подошел к тебе и нежно обнял. — От этого зависит судьба одного очень талантливого коллектива. Не нужно.
Севушка также осторожно освободился из твоих объятий, сухо чмокнул в уголок губ и, не дожидаясь лифта, помчался по ступеням вниз.
Ты посмотрела в окно и увидела, как Сева сел в такси, что оказалось возле подъезда, словно по воле случая. Машина стремительно умчалась в ночь, рассекая непроглядную пелену снега, унося твоего избранника. На твоем лице была лишь глупая улыбка.
— Все что угодно, лишь бы с тобой все было хорошо, солнце мое.
* * *
Она и понятия не имела, насколько эти строки были важны для одного небольшого вокально-инструментального ансамбля. Не знала и того, в какие темные тона окрасились эти болящие внутри строки. Даже тот болезненный черновик, что удалось вырвать из объятий тревожного сна с явным перебором чуть более «светлых» мотивов, не возымел должного восторга у требовательного взгляда Всеволода Старозубова. Уже в дороге одно из четверостиший претерпело несколько немаловажных изменений, топя последнюю надежду.
Там, где будет свет смерть,
Там же будешь и ты буду и я.
Нет, за мной не иди Ты за мной не иди,
Твое время — сейчас!
Кое-что все равно не складывалось между собой, однако все еще могло превратиться в не самую типичную песню о светлой любви. Невзаимная, долгожданная, похожая на сон, неподвластная невзгодам или виноватая во всем… О чем же еще петь, как не о любви?
Его уже ждали на студии старый друг и скромный коллектив с названием «Молчат дома». Перспективные ребята, но музыка и тексты явно не от мира сего, грустные и даже мрачноватые. Солисту было достаточно лишь одного взгляда, чтобы согласиться. Именно в эту ночь и решили записаться, тем более у них была одна мелодия, к которой остро не хватало слов.
— А можно исправить ваш текст? — спросил музыкант, нервно теребя в руках шнур от микрофона.
— Конечно, как вам нужно, — спокойно ответил Всеволод. — Если что, то могу свою помощь предложить.
Так болящие внутри Севы строки заиграли в новых красках. То, что казалось болью и неугодным текстом, стало для других шансом на спасение. Ведь не каждый день можно получить руку помощи не от кого-нибудь, а от самого Всеволода Старозубова. Почти всю ночь музыканты пытались собрать песню воедино — от слов до ритма для драм-машины.
Сева вернулся домой лишь на утро, весь расхристанный и взмокший, а руке чуть помятый букет из тюльпанов с мимозами, будто в спешке из одного букета хотели сделать один, зато какой… Впрочем, Муза была милосердна, пусть и попеняла, мол, заболеешь. Да разве это важно? Важным сейчас была лишь она… И та самая песня, что просто обязана была попасть на радио.
Это потом он сляжет с температурой, а тебе в самый последний момент пришлось отпроситься с работы и отпаивать любимого Севушку чаем с малиновым вареньем, украдкой утирая слезы. Сам себя не сберег, теперь заболел. А Сева молча терпел не совсем приятные процедуры. Зато на ближайшие пару дней они были вместе.
* * *
Эта история так бы и затерялась среди множества событий, однако в один из мартовских дней Севушка примчался домой и сразу же попросил включить радио. Интересно, к чему же такая спешность?
…А сейчас по просьбе нашего дорогого радиослушателя песню исполнят ВИА «Молчат дома».
Сева молча присел рядом и приобнял тебя, а ты молча опустила голову на его плечо. С первых нот музыка казалась непривычной, а ритм слегка монотонным. Сам текст песни казался отдаленно знакомым, пусть и тема явно была не такой уж жизнерадостной. Впрочем, если эту мелодию просят радиослушатели, значит, что крутят не в первый раз.
Наше счастье храня,
Пронеси в новый век,
Сквозь нелепицу быта, социальных проблем.
Сохрани себя в сотнях картотек,
Проложи новый путь и исчезни насовсем.
Только теперь ты смогла понять, что это были те самые стихи Севы, что ВИА явно подгонял под свою стилистику. Тот самый запоздалый подарок на день святого Валентина, и пусть на календаре явно близилось восьмое марта.
Это уже потом, много лет спустя, эту песню вспомнят и наложат на болезненные сердцу виды руины рухнувшей страны и эпохи… а пока рядом с тобой был Севушка, никакие беды ни по чем.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу