Запятнанная лобелия (гет)

Его рука нежно парировала на рубашке, выглаживая складки и концентрируя все свое тепло в ладони. Он проходил пальцами от ключиц до бедер, и возвращался обратно. Исследовал ее, подстраивался под ритм ее ровного дыхания. Чувствовал покалыванием в пальцах — она неподдельная. Несущественные, невидимые багровые пятна оставались на пальцах, и только он их ощущал. Ощущал их вещественную тяжесть.

Неестественно-фарфоровое девичье тело расплывалось на койке. Ее грудь невинно вздымалась, а вместе с ней его грузная рука. Парень ловил каждый ее вздох. Она будто отбирала его воздух, сжимала легкие томными цепями, царапала глотку. И он не мог отойти, все также водя рукой по ее безмятежному телу.

Голова становилась все тяжелее, а мысли гуще. Застланные воспоминания тянули вниз. Гнев окутывал тело, оттого на запятнанных руках выступали напряженные мышцы. Зубы неумышленно скрипели, а зрачки сужались, вглядываясь в пришлое умиротворение. Он ненавидел ее появление здесь. Хотелось взять ее руки в свои и с силой выгнать туда, где спело обливает солнце и процветает геройство. Туда, где они больше не пересекутся.

— Изуку, — парень интуитивно отпрянул от койки, поворачиваясь на зов.

Химико наблюдала исподтишка. Ее безумные янтарные глаза изучали каждую мелочь. Пытались разглядеть то, чего нет. Появлявшееся сумасшествие было манерно завуалированно от мира сего.

— Мы сделали все, что ты сказал, — замурлыкала Тога, по лисьему сощурив глаза. Она прошла в комнату, больше похожую на больничную палату. Взгляд метнул на отключенную девушку, и Химико негласно хмыкнула. — Досадно за нее, — начала она, поднося указательный палец к ее глотке, — но, все мы однажды умрем. Кто виноват, что она к этой участи на ступень ближе? Разве что фортуна.

Тога глупо водила пальцем по ее шее, криво улыбаясь и что-то бубня про ее внешность. Парень улавливал каждый «порез», который погано пилил глаза. К горлу поступали рвотные комы от дотошного изображение двух девушек, которые никак не должны были пересечься. Он ненавидел их двоих: одну — за существование здесь, и вторую, кажется, по такой же причине.

— Вышла, — четко, почти шепотом резанул Мидория. За пеленой в глазах выглядывал ее помутневший взгляд. Вспышка глуповато искажающихся губ пробежала по лицу. Рот немного приоткрылся, но язык стал тягостным и вязким, поэтому она прикусила его, заглотнув свои прихоти по самое «не буду». Слова Изуку были выше и слаще, чем кого-либо еще, поэтому следовало молниеносно повиноваться и проглатывать все его амбиции. Он был главнее нее. Он был всем — она, может, стоила его четверти.

Цокание маленького каблука эхом отдавалось по комнате, въедаясь в черепную коробку, навязчиво отскакивая от ее стенок. Химико плавно оббежала койку и встала рядом с дверью, получая зрительное неодобрение. В голове пролетало множество вопросов, на которые ей хотелось получить прямолинейный ответ, а не немое прожигание спины сзади, но, одно Химико знала точно — она оступилась. Данное ей задание было провалено, и, если он не промолвил об этом вслух, это не значит, что он поставил точку. Точно-точно все просечки будут возвращены их основателям. Его режущий тембр голоса всегда оставляет жгучий осадок в помещении, а глаза-как-чертов-млечный-путь загоняют в тягучую воронку, что с души воротит. Ногти въедаются в юбку неистовей, когда он последний раз бросает на нее чуждый взгляд.

Химико выходит из комнаты, так и не поняв, в чем ошиблась.

* * *

Немного раннее...

Мидория алчно кусал нижнюю губу, скрупулезно вырисовывая тревожные круги на деревянной поверхности. Тысячи мелких игл педантично въедались в сознание, попадая в центр немой агонии и волоча за собой приторное понимание всех реалий. Он жмурился, пытаясь вытеснить застывшее потрясение. Он ненавидел сегодняшний расклад также, как и вчерашний.

— Изуку, — за переговорным столом сидели почти все участники Лиги Злодеев, и Курогири, не смея больше терпеть душащую со всех сторон тишину, поднял голос первым. — Ты хотел нам что-то сказать?

Искусанная алая губа зудила. Он точно хотел что-то сказать пару минут назад, но сейчас все разумные мысли улетучивались, будто их никогда и не было. Изуку чувствовал себя болваном на месте, которое ему не предназначено.

— Хотел, — он судорожно поправил галстук, встав на ноги, и, выждав нагнетающую паузу, продолжил. — Всем нам и так приходится нелегко, но в последние дни жизнь нанесла нам существенный удар, — парень оглядел молчаливых присутствующих, — совсем недавно пропал наш важнейший человек — Томура Шигараки. Ничего неизвестно о его местонахождении, состоянии, и, — на миг Мидория замялся, — жив ли он. Я уверен, что никто из вас неравнодушен к этой ситуации, поэтому мы должны принять какие-либо меры.

— Мы не знаем совершенно ничего, — поникло подытожил Даби. Ряды стежков, тянущиеся от уголков его рта до ушей, придают ему улыбчивый вид, совсем не подходящий к ситуации, в которой они утопают. — Он исчез, и, — в его задумчивом взгляде гаснет что-то человечное, — может быть, намеренно.

— Он бы никогда не бросил Лигу, — бесстыдно вмешался Курогири. Его раздражало апатичное поведение других. — Он главенствующие лицо здесь, какой в этом чертов смысл?

— Злодеи, — слащаво протянула Химико, — на то они и злодеи. Может, — она поднесла палец к нижней губе, — он устал? Или он где-то задержался, или его кто-то поймал...

— Если бы придурковатые герои поймали его, то информация о поимке «самого Шигараки» лезла бы во все щели, — Даби сделал глуповатый акцент на кричащий слоган. — В любом случае, какой-то бы слушок пробежал в досягаемости наших ушей.

— С их стороны было бы разумным ходом умолчать о содеянном, — Изуку уставился в центр стола, анализируя и взвешивая все сказанное. — Если Шигараки на их крючке, то выгоднее для них будет спрятать его в самом темном убежище, куда не проходит солнечный свет и не достигают людские разговоры. Ведь, они знают, что будет плохого, вскрой они всю правду — мы не останемся равнодушными.

— Нам нужны глухие связи с героями? — Химико невинно похлопала ресницами, отворачиваясь от пристального, задумчивого взгляда Мидории.

— Да, и, лучше связи, ближе спутанные с Всемогущим. Мы не можем знать точно, их ли это рук дело, но нам предстоит это узнать, — Изуку сумасшедше улыбнулся своим мыслям. В такие моменты следовало притихнуть, проглатывая ком в горле, и ждать, ждать, ждать... — Вы ведь знаете, что раньше я был тесно связан с Юэй?

— Хочешь вновь присоединиться к геройской академии? — насмешливо хмыкнул Даби.

— Химико, — обратился Мидория к девушке, пропуская никчемные реплики. Разговоры о его геройском прошлом порой выводили настолько, что он мог придушить своего собеседника просто потому, что его присутствие было тягостным для парня. Не вдумываясь в последствия. Вдумываясь только в движения своих рук. — Вы с Даби должны будете выкрасть кого-то из класса 1-А. Они теснее всех связаны с Всемогущим.

— Будешь пытать недо-героев? — подал голос Курогири. — Глупых студентов?

— Сомневаюсь, что кто-то из тех пустоголовых смолвит что-то дельное, — Изуку поморщился, вспоминая своих бывший «товарищей». — Студент нужен не за тем, что бы вымаливать из него словечко, а за тем, что бы Химико смогла продолжить его учебную деятельность, и за одно помочь нам с выяснением нашей проблемы.

Негласная тишина заполнила пространство. Деку всегда был многоликим, имея по несколько тузов в рукаве. Он готов был бежать по чужим головам, получая то, чего так жаждал. Идти на безумства было неким клише для каждого злодея, но быть безумцем — целое искусство.

— Что? — Тога отпрянула от спинки стула, наклоняя голову вправо. Она любила туманных людей: любила вглядываться в пелену чужого сознания, любила двусмысленные диалоги и завуалированные эмоции, любила загадки — любила искать ответы на них. Ей нравились загадочные персоны, и, посему, загадочные безумцы. — Что ты имеешь ввиду?

— Мы похитим одного из студентов, — раздраженно повторил Мидория. — Напичкаем его препаратами, удваивающие соединительную ткань, и будем до погибели брать с него кровь. До его последнего вздоха Химико будет ходить за него в Юэй и пытаться найти то, что нам нужно.

Смели быть возражения, когда сам Мидория отдает тебе такое значимое поручения?

* * *

— Она приходила в себя? — Мидория скептично поднял бровь, наблюдая за потухшей, некогда безмолвной девушкой через стекло с односторонней видимостью. Некоторые каштановые пряди покойно свисали с койки, другие же невежественно лезли в лицо, но это не беспокоило ее в благорастворении сна. Иногда она что-то глупо бубнила себе под нос, иногда тихо смеялась, находясь в потустороннем мире. Снотворное схватило ее крепкой хваткой, привязав к постели.

— Пока нет, — стоящий рядом доктор поправил очки. — Но с дня на день это должно произойти. — Мужчина перевернул страницу в документах, сверяя все расчеты. — Когда следует приступать к выполнению задания?

Изуку приходил сюда каждый день. Наступал на иглы прошлого каждый раз, при виде ее постоянного образа. Что-то абсурдно покалывало в груди, когда он замечал различия между сегодняшней Уравити, и вчерашней. Часто она выгибала шею, переворачиваясь на другой бок. Иногда ее нога свисала с койки, посему приходилось класть ее на место. Совсем редко она улыбалась, озаряя серую комнату своим «тщетным» присутствием.

— После завершения каникул в Юэй, — Мидория надменно посмотрел на доктора, требующего конкретики. — Через неделю.

— Вам сообщить, если она очнется? — доктор странно отвел взгляд. Нужно было быть идиотом, чтобы не заметить повседневных докучных визитов от «самого Изуку Мидории» — нынешнего лидера Лиги Злодеев. Или он трепетно относился к своей работе, или...

— Спасибо, — Мидория поежился на месте. — Но мне нет дела до того, когда она отойдет. Я переодически буду заходить, следя за обстановкой тут, — парень положил руку на плечо доктору. — Вы же не думаете о задании, связанное с Шигараки, как о чем то легкомысленном? — плечо доктора немо хрустнуло под давлением чуждых пальцев.

...или он трепетно относился к своей работе. Других вариантов и быть не могло.

— Всего доброго, — Изуку расплывчато улыбнулся.

Он вновь покидал это место, без сопротивления вмазывая свой разум в стену, разбиваясь в щепки и дрянные осколки-пережитки. Веки слипались от хронического недосыпа, становясь тягостней. Парень не мог уснуть третий день, погружаясь в свое состояние, в свои рассуждения и монологи. В его скудной жизни было много загадок и задач, и последнее о чем он подумал, выйдя с здания:

«Какие, блять, каникулы?»