Три маньяка (гет)

Теперь она точно знала, что следовало делать.

— Прыгай в машину, — услышала Верочка и стала всхлипывать с прежней силой. — Прыгай, быстро!

Пока неслись по подмосковной трассе, Есеня с трудом пыталась вернуть себе самообладание. Её руки на руле дрожали, встречные машины проносились мимо как невнятные тени. В зеркало заднего вида она по привычке посматривала на дочь, отмечая её мокрые щёчки и растерянные глаза. Но думала только о том, как теперь было объяснить их с Верой внезапный отъезд, больше похожий на паническое бегство?

В тяжелых мыслях о случившемся она почти не заметила, что машина давно покинула пределы МКАДа и летела по магистрали, отражаясь силуэтом в серебристых листах отбойников. Солнце в боковом окне без устали гналось за ними, оседлав темное облако у самого горизонта, и постепенно клонилось все ниже и ниже. Когда в первый раз они остановились на заправке, небесное светило уже начало тонуть за краем земли, а позже дорога гостеприимно осветилась ровными рядами фонарей.

Есеня устало провела рукой по щеке, машинально заправила за ухо прядь волос и вернула руку на руль. Тревожным взглядом покосилась в зеркало: дочь уже спала, свернувшись на заднем сиденье как котёнок. Котёнок, которого она...

Глубоко вздохнув, Есеня тряхнула головой, словно отгоняя мысли о том, что случилось всего несколько часов назад. Это уже было не так важно. А вот, что действительно являлось важным, так это точка на карте, куда её вёл навигатор. И до этого места, в котором она ещё ни разу не была, теперь оставалось всего пара километров.

После выезда с магистрали машина по инерции пронеслась по пустой дороге, миновала какие-то открытые ворота. По сторонам поднялся бетонный заводской забор, фонари заметно поредели, покрытие под колёсами резко испортилось, и Есеня отпустила педаль газа, а потом и вовсе остановила машину. Привстав с места, подалась вперёд, вглядываясь в темноту, что будто съела все окружающее пространство и не подавилась.

"Этого ещё не хватало", — подумала Есеня, пытаясь вспомнить, брала ли она с собой карманный фонарик?

Оглянувшись, она проверила, спала ли дочь. И, посмотрев по сторонам, решительно тронулась с места, включив не только ближние, но и дальние фары. Два мощных луча света метнулись в темноту, выхватив разбитую дорогу, и отразились впереди в металлических листах забора по обе стороны, разом осветив пространство, как блестящий коридор. Облегчённо вздохнув, Есеня повела машину дальше, туда, где из кромешного мрака выступали ещё более темные очертания каких-то строений.

— Мы приехали, зайка, просыпайся, — вскоре услышала Верочка и села, потирая глаза.

— К дедушке? — с надеждой спросила она, подозрительно оглядываясь на незнакомый пейзаж за окном.

Есеня вздохнула.

— Нет, не к дедушке. Давай на выход.

Дочь с неохотой спрыгнула на пыльный асфальт. Оглянулась вокруг.

— Ма-ам, а почему так темно? — недовольно протянула она.

Та ничего не ответила: подсвечивая себе пространство телефоном, она искала в багажнике карманный фонарик. Когда нашла — торжествующе захлопнула крышку и поставила машину на сигнализацию.

Отогнув полу куртки, Есеня убедилась в том, что пистолет был на месте. И не стала застёгивать "молнию", а ещё раз проверила, насколько быстро получилось бы выхватить оружие, если возникнет такая необходимость.

— Пойдём, — бросила она и осветила лучом ближайшую секцию забора. — Давай! Руку!

Верочка покорно сунула пальчики в её ладонь, и Есеня быстрым шагом направилась к строениям вдалеке, то и дело сверяясь с навигатором на телефоне.

— Ма-ам, — канючила дочь, сбиваясь с быстрого шага на бег. — А куда мы идём?

— К единственному человеку, который может тебе помочь, — тихо ответила та.

— И он живёт здесь? — искренне удивилась малышка, оглядываясь по сторонам и резко сбавляя темп. — Ма-ам, мне страшно! Я не хочу!

— Ну пойдём, я прошу тебя! — нервно отозвалась Есеня, чуть ли не волоча дочь за собой. — Ну ты ещё упираться тут начни! Вера!

Она остановилась, отпустив девочку, быстро ощупала световым лучом пространство вокруг. Верочка стояла в совершенном ошеломлении, а её личико все сильнее сморщивалось в плаксивой гримасе, как у гномика..

Вздохнув, Есеня присела на корточки, взяла дочь за ледяные ладошки.

— Мне тоже не по себе, — призналась она, вглядываясь в испуганные глаза. — Но было бы куда страшнее, если бы я стояла здесь одна. Мы же вместе, правда? Вдвоём совсем не страшно.

Этот аргумент оказался для Веры существенным. В ладонях матери она сжала свои пальчики в кулачки и посмотрела на неё уже без былой растерянности. Есеня удовлетворенно вздохнула и поднялась на ноги. Дочь была не из пугливых, и это ей всегда нравилось.

— А я совсем не боюсь, — сообщила та, когда они продолжили путь.

— Правда? — рассеянно спросила Есеня, размышляя о том, в правильную ли сторону они шли?

— Совсем-совсем не страшно, — важно подтвердила Вера. — А чего бояться? Темноты? Из неё могут выскочить нехорошие монстры, но ты же их всех постреляешь? Правда?

— Правда. Не думай о монстрах. Лучше помоги мне: видишь все эти домики? Как думаешь, в каком из них можно жить?

Вере игра понравилась. Теперь она с интересом разглядывала темные строения по сторонам, даже пару раз отстала, чтобы сойти с дороги и рассмотреть их внимательнее.

— Вон там, — наконец, раздался в тишине её голосок.

Есеня усмехнулась: она и сама смотрела на этот ряд освещённых окон. В груди едва ощутимо кольнуло, а по позвоночнику вниз соскользнул холодок.

— Вера, не отходи от меня, — попросила она, с трудом заставляя свой голос звучать ровно и уверенно. — Руку дай.

У девочки заметно загорелись глаза, и на этот раз она послушалась с неохотой. Восторженно поинтересовалась:

— А тут есть привидения?

— Надеюсь, что есть... одно, — загадочно ответила Есеня, сжимая её пальчики.

По приближении это единственное обитаемое строение оказалось не таким внушительным, как его соседи, но таким же неприветливым. Подёргав входные двери, Есеня, к своей радости, обнаружила их незапертыми. В груди на миг будто кольнуло иголочкой.

— Настоящее привидение! — вдруг воскликнула Верочка и проскользнула в приоткрытую створку первой. — Я его найду! Смотри!

— Вера! — тревожно вскрикнула Есеня и, резко распахнув двери, метнула луч фонарика вдогонку за дочкой.

Но освещённый круг выхватил только ровную стену — девочка уже скрылась за углом, гулко протопав ножками по полу.

— Вера! — закричала мать, бросаясь следом.

Обогнув ряды каких-то закрытых стеллажей и оборудования, она наконец смогла вновь увидеть дочь. Всего на мгновение — впереди показалась железная лестница, и маленькие ножки быстро замелькали по ступенькам вверх.

— Вера! Вернись!

А следом темноту прорезал истошный детский визг. Есеня чуть не споткнулась на ступеньках. В секунду опомнившись, выхватила пистолет и наставила его на неизвестную угрозу впереди, поднялась на этаж.

Одинокая лампа под потолком, подрагивая, освещала марш лестницы, короткий коридор и закрытую дверь. А перед ней, на фоне этого единственного кружка света, стоял тёмный силуэт мужчины, что держал девочку перед собой, на вытянутых руках.

Вера молчала, расширенными глазами глядя на мать. В них читалась безграничная уверенность в том, что её обидчик сейчас же падет, сражённый огнём из служебного "Макарова".

Однако Есеня только моргнула в прицеле пистолета. Выдохнула и медленно опустила оружие. Бородатый силуэт так же медленно спустил свою добычу на пол.

Удивлённая таким поворотом дела девочка вмиг позабыла о том, что ещё секунду назад, намеревалась вывернуться из чужих рук и убежать. Запрокинув кудрявую головку, она с любопытством рассматривала незнакомца, в которого её мама почему-то не решилась стрелять.

Есеня облегчённо вздохнула. И невольно улыбнулась, заметив, как мужчина, прищурив глаз, таким знакомым движением отогнул полу плаща и достал старый серебристый портсигар.

— Здравствуй, — сказала она.

Меглин закурил, выпустил струйку дыма. Щёлкнул крышкой, убрал имущество в карман. И пророкотал:

— Дочка твоя?

— Твоя, — буркнула она. — Вера, это Родион... Викторович. Поздоровайся.

— Привет! — бодро произнесла девочка, глядя на мужчину уже без былого страха.

Тот ответил малышке своим внимательным, изучающим взглядом. И, переведя его на Есеню, сказал укоризненно:

— Пистолет-то убери.

Мгновенно вспомнив про оружие, та сконфуженно закусила губу. И поспешила вернуть его в кобуру.

— А ты — привидение? — между тем осведомилась Вера у своего нового знакомого.

Тот усмехнулся и, закусив сигарету, пробормотал:

— Ну, вроде того. Знаешь — дикое, но симпатичное.

Есеня с трудом сдержала улыбку. Только уголки её губ чуть раздвинулись и приподнялись. И это, разумеется, не ускользнуло от внимательного взгляда легенды московского уголовного розыска.

— Ты — симпатичный, — важно подтвердила девочка и поинтересовалась: — А чай у тебя есть? Я замёрзла совсем.

Она выразительно поёжилась.

— Найдём, — спокойно пообещал Меглин.

* * *

Немного позже, устроившись за небольшим кривоногим столиком втроём, они действительно пили чай, в старых подстаканниках, какие обычно можно увидеть только в поездах. Но у Есени и в мыслях не было интересоваться происхождением всех этих предметов обихода. Она приехала сюда с конкретной целью, просто раз за разом, минуту за минутой заставляла себя подождать ещё немного, повременить. Парой цепких быстрых взглядов — приёмом, которому он сам когда-то её научил, — окинуть сумрачную обстановку комнаты, силуэты предметов и мебели, мимоходом отметить тот же неожиданный уют, что создавали все вещи, к которым он прикасался. Эти разные старые стулья, самодельные полки, книги и кактусы, картины и пустые бутылки, сочетание которых будило столько воспоминаний о другом месте, которое она, Есеня, когда-то называла своим "домом".

Теперь разве что расположение всех этих объектов было другим да кактусов поменьше. Само помещение сильно уступало размерами лофту старого завода. Да и хозяин его постарел, озабоченные морщинки на лбу и в угрюмом уголке рта стали заметнее, пролегли трещинами, а волосы на висках совсем поседели. Только глаза светились той же спокойной уверенностью и внутренней силой, что, на счастье, вернулись к нему после того, как он пришёл в себя окончательно.

— Кто помог меня найти? — было первым, что он спросил после весьма продолжительного молчания за столом.

Верочка удивительно успокоилась, разомлела от тепла, что исходило от большой металлической бочки, где плясали языки пламени. Её глазки понемногу начинали слипаться, и она бессильно подперла щёку кулачком.

— Как будто ты не знаешь, — усмехнулась Есеня, неотрывно глядя в глаза наставника. — Кстати, он передаёт тебе привет. Ты хорошо устроился.

— Не жалуюсь, — был хмурый ответ.

— Я так и не поняла, зачем нужно было переезжать? — покачала она головой. — Смысл? Я бы всё равно тебя нашла. Рано или поздно.

Отсветы пламени отразились в глазах Меглина загадочными огоньками. Он без слов кивнул на засыпающую за столом Верочку и произнёс:

— Я сказал, где меня искать в самом крайнем случае. И твой случай, видимо, такой?

Эти слова будто заставили Есеню опомниться. На миг прикрыв глаза, она подтвердила:

— Да, такой.

И, протянув руку, осторожно тронула дочь за плечо. Та мгновенно проснулась и стрельнула глазками по сторонам как зверёк.

— Вера, — осторожно начала Есеня. — Расскажи, что случилось с Боней? Сегодня утром?

Остатки сна мигом слетели с дочери, она испуганно подалась назад и прижалась к спинке стула. Глядя на мать с ужасом, решительно помотала головой. Меглин приподнял бровь, забросил в рот папиросу и потянулся в карман за зажигалкой.

— Ему было очень-очень больно, — наконец, глухо произнесла Вера, глядя в стол. — А потом он... умер.

Есеня беспомощно посмотрела на наставника. Тот ничего не сказал, не ответил взглядом, даже не шевельнулся. Только молча попыхивал сигаретой.

— А почему ему было больно? — глубоко вздохнув, спросила мать.

— Потому, что он... напоролся на ножик, — пробормотала дочь.

— Какой? — наконец, подал голос бородатый сфинкс.

Повернул голову и уставился на девочку пристальным немигающим взглядом.

— Вот этот, — подавленно ответила Есеня.

Она вытащила из кармана и со стуком бросила на стол окровавленное орудие преступления в пластиковом пакете. Вера даже не моргнула. А Меглин взглянул мельком.

— Зачем нож взяла? — хмуро поинтересовался он.

Девочка, не отрываясь, смотрела ему прямо в глаза и молчала.

— Ну?

— Я хотела... отрезать ему голову, — наконец, пробормотала она.

Есеню прошибло холодом.

— Зачем? — спокойно спросил сыщик.

Вера заметно воспрянула духом.

— Посмотреть, — уверенно ответила она.

Подержав мать и дочь в длинной тревожной паузе, Меглин затянулся сигаретой и осведомился:

— Тебе сколько лет?

— Семь, — отчеканила девочка.

— Когда мне было семь лет, я не думал о том, будет ли больно коту, — задумчиво произнёс он. — Я просто сделал это. Жалко было. Но я хотел разобраться.

Если Есеня была близка почти что к обмороку от всего того, что услышала, то Верочка наоборот — как будто успокоилась. И явно почувствовала доверие к этому странному бородачу, с которым наконец-то можно было поговорить на животрепещущие темы.

Настолько, что девочка вдруг соскочила со стула, подбежала к новому собеседнику и без спроса вскарабкалась тому на колени. Меглин едва заметно изменился в лице, но всё же не воспротивился такой яростной атаке. Усмехнулся в усы и раздавил папиросу в пепельнице.

— Ты тоже так делал? — с интересом спросила Вера, глядя на него с приоткрытым ротиком. Покосилась на мать. — Но это же... нельзя.

— Нельзя, — согласился он. — Но ведь тебя это не остановило? Решила что, сама посмотреть? Что толку, что там люди говорят? Надо было самой всё почувствовать. Шишку набить. Правильно?

Его собеседница охотно и важно покивала.

— Ну и как? Тебе понравилось?

Повисла пауза. Верочка опустила глаза и шмыгнула носом.

— Нет, — надув губки, наконец ответила она.

И, поёжившись, бочком прижалась к груди сыщика, отвернулась. А Есеня с изумлением увидела, как на глазах у дочери заблестели слёзы.

— Ещё так делать будешь?

Вера решительно помотала головой.

— Ну и хорошо.

* * *

Есеня стояла у окна и смотрела в чёрную пропасть сумерек. В комнате было темно, дочь спала, свернувшись калачиком на старом диване, укрытая чем-то, похожим на плед. И спала удивительно сладко.

Помедлив, Есеня тихо прошла до двери и осторожно прикрыла её за собой. Повернула ручку.

В соседнем помещении свет был погашен, горело только невысокое пламя в железной бочке, почти такой же... С монотонным шумом огонь бился о её стенки и бросал в комнату дрожащие отблески.

А хозяин всё так же сидел за столом и курил, как никогда похожий на зловещий призрак. В темноте задумчиво вспыхивал и гас красноватый огонёк папиросы, по комнате плыл прозрачный тёплый дымок.

Не поднимая взгляда, Меглин пророкотал:

— Пришла-то зачем?

— Проверить, как ты, — тем же тоном ответила она.

— Хотела бы проверить — давно приехала бы, — резонно возразил он.

Потушив папиросу в пепельнице, поднялся из-за стола и подошёл к одному из окон, опёрся рукой о подоконник.

Есеня медленно подошла, встала рядом. Её переполняли самые разные чувства. Многое хотелось сказать, объяснить, задать вопросы, и в то же время она не решалась ни на что. Полагая, что прошло уже шесть лет с того момента, как они виделись в последний раз, решив, что многое уже было упущено и потеряно, что она сама была способна справиться со своей жизнью и с собой, она как обычно просчиталась.

Стоило увидеть его вновь, услышать его голос, почувствовать то необыкновенное близкое тепло его присутствия и того забавного уюта, что он создавал всюду, где располагался с комфортом, испытать на себе знакомый пронзительный взгляд, — и она поняла. Случившееся днём с их дочкой было всего только поводом. Причиной, по которой можно было наконец-то его отыскать...

— Что собираешься делать? — вдруг услышала Есеня.

Вздохнула и резко повернулась к нему. Горло будто тотчас перехватили невидимые пальцы.

— Вот это, — хрипло прошептала она.

И подалась вперёд, поцеловала в губы. Он не отвечал, не двигался, словно перед ней стояла молчаливая каменная глыба.

Но Есеня слишком хорошо его знала, как и знала о его, может быть, единственной слабости. Его губы, даже такие напряжённые и плотно сомкнутые, будили в ней сонм воспоминаний, заставляли сердце колотиться всё быстрее и быстрее.

Охваченная этим прежним огнём, она с наслаждением целовала их, его скулы и щёки, задыхаясь и закрывая глаза.

И этот жар, этот пламень наконец словно разморозили Меглина. Руки, что упирались ей в плечи, не отталкивая, но и не подпуская к себе, вдруг ослабли, соскользнули, обвились вокруг — как горячие лианы, путы, раскалённые цепи — и с силой притянули её ближе. Есеня забросила локти ему на плечи и зарылась пальцами в его волосы, с ликованием, со стоном ловила ответные прикосновения его губ. Угольки былой страсти в один миг разгорелись с прежней силой, и она утонула в его руках, как семь лет назад...

Позже, когда они сидели на маленькой кушетке у окна и вдвоём смотрели в темноту, Есеня всё не могла поверить в то, что произошло.

Сердце до сих пор неслось куда-то вскачь, дыхание сбивалось. По комнате плыл аромат сигаретного дымка, а в тёмное стекло светили уличные огни, озаряя комнату мимолётными урывками, как разбитое зеркало.

Вздохнув, она скользнула рукой под полу расстёгнутой рубашки и прикоснулась к его груди. Именно там, где восемь лет назад появился небольшой затянувшийся шрам.

Её пальцы тотчас накрыла горячая ладонь.

— Извини, — прошептала Есеня. — Хочу ещё раз убедиться, что это всё... не сон...

— Это — суровая действительность, — пророкотал Меглин. — И то, что твоя дочка — убийца в трёх поколениях, — тоже.

— Думаешь, она может...

— Рано или поздно, — ответил он и усмехнулся. — Хомячок, котёнок? Всегда одно и то же.

Вздрогнув, она прижалась к нему бочком, пытаясь согреться. Повернулась и уткнулась носом в широкое плечо.

— Не следовало этого делать, — с улыбкой прошептала она.

— Этого и тогда не следовало делать, — заметил он.

— Жалеешь?

— Не знаю.

Вновь воцарилась тишина, в которой тихо перекликались уличные гудки и отзвуки далёких сирен.

— Ты же обо всём знала, — наконец, произнёс хрипловатый баритон.

Есеня посмотрела на Меглина вопросительно. Как и прежде, она сильно уступала наставнику в умении видеть в темноте подобно дикому зверю. Но хорошо понимала, что ему будет нетрудно прочесть выражение её глаз.

— Знала, но решила рожать, — продолжил Меглин, покачивая головой. — Ты — смелая.

— Не забывай, что тогда я тебя благополучно похоронила, — с укором напомнила ему Есеня. — Как я могла избавиться от единственной памяти о тебе?

— А теперь приходится эту память с собой носить, — фыркнул он. — Не страшно?

Она опустила глаза.

— Ты уже придумала, что делать будешь, когда она...

Есеня нервно сжала пальцы.

— Даже не представляю, — честно призналась она. — Я надеялась, ты мне подскажешь.

Меглин помолчал. А потом велел:

— Расскажи ей.

Она похолодела:

— Что?

— Ну, что ты чувствуешь. Когда убиваешь.

— Зачем? — её голос пугливо дрожал и вот-вот грозил мгновенным увеличением громкости.

Он фыркнул:

— Ну, она же сказала, что разобраться хочет? Ты чем слушаешь, вообще?

— Родион, о чём ты говоришь? — ахнула Есеня. — Ей — семь лет!

— И что? Всё ещё думаешь, что она слишком мала для того, чтоб задаваться такими вопросами? — в любимый голос проскользнули нотки раздражения. — Или подождём, пока она проверит свою теорию на ком-то с двумя ногами? Так сказать, на человеке разумном?

Есеня прикрыла глаза и заставила себя успокоиться. Его аргументы как обычно не терпели возражений.

— А когда ты... убил в первый раз?.. — тихо поинтересовалась она. — Человека... Я у тебя никогда не спрашивала.

— Лучше тебе не знать, — угрюмо ответил он.

Есеня покачала головой.

— После вот таких слов восемь лет назад случились события, из-за которых я чуть было не потеряла тебя. Хватит с меня этих страшных семейных тайн. Что бы это ни было, я должна знать! Я давно готова...

Она почувствовала, как чуть дрогнула рука на её пальцах. И накрыла её своей ладонью.

Меглин вновь помолчал. Словно как раньше раздумывал, говорить ли что-то или предпринять тактическое отступление?

— Для твоего спокойствия: знай, что со мной это случилось не в семь лет, — уклончиво сказал он. — И даже не в восемь. И вообще, обстоятельства тогда были совсем другими. Совсем.

Он встал и подошёл к окну, застёгивая рубашку.

— И кто это был, мне тоже знать не нужно? — догадалась Есеня.

И погрустнела, начиная жалеть о том, что вообще завела этот разговор. С ним всё было точно так, как всегда, как она помнила. И ничего не менялось, это — тоже. Она знала этого непостижимого человека настолько хорошо, что даже по его напряжённой спине сейчас поняла: других объяснений либо уточнений ей уже не добиться. Меглин всегда отвечал только тогда, когда хотел, и считал это необходимым. И никак иначе.

К счастью, его единственная ученица знала, на какую тему можно было перевести разговор.

Движимая приятным предчувствием, она поднялась на ноги и подошла к небольшому рабочему столу. Тот стоял в дальнем углу с погашенной настольной лампой, и потому в полумраке комнаты Есеня заметила его не сразу.

Усевшись на край, она включила лампу и удовлетворённо улыбнулась, увидев на столешнице несколько служебных папок знакомого вида. Руки потянулись к ним, словно сами собой, и в секунду развязали верёвочки, подняли крышку.

— Что-то интересное? — поинтересовалась она, разглядывая фотографии и наклоняя голову, чтоб прочитать судебное заключение. — После "Ты меня не поймаешь" тебе, наверное, стало смертельно скучно? Но вот это дело смотрится любопытным...

— Думаешь? — спросил он, не оборачиваясь.

Есеня сладко потянулась и устроилась на столешнице поудобнее.

— Вижу. А я думала, ты типа в отставке? — произнесла она. — Всё переживала, как ты без работы живешь?

— Выходит, зря переживала, — хмыкнул он.

— Значит, ты теперь — сыщик-любитель? Без начальства обходишься?

Он усмехнулся, закурил.

— И что из всего перечисленного тебе не знакомо?

Есеня улыбнулась.

Помедлив, он приблизился. Медленно выпустил струйку дыма, произнёс:

— Жертвы — молодые девушки. Пятый случай уже.

— Отличительных признаков нет, — заметила Есеня, бегло просматривая листы. — Убивает всех по-разному. Почему ты решил, что это "серия"?

— Это полиция так решила, — фыркнул Меглин, облокотившись на край совсем близко от неё. — Но тут я, пожалуй, соглашусь. Что видишь?

Есеня вздрогнула. Усмехнувшись, секунду вглядывалась в фотографии. После перевела взгляд на зелёный краешек топографической карты, что выглядывал снизу. Решительно сдвинув папки в сторону, она достала карту, отметив жирные круги вокруг городов и сделанные чернилами пометки знакомой рукой. Зашуршала листками протоколов, торопливо пробегая глазами по рядам букв и ощущая на себе внимательный пронизывающий взгляд Меглина, как и приятное, странно умиротворяющее тепло его присутствия. То самое, что и поныне будило в её воображении и памяти картины, сотканные из чувств, прикосновений, оков все еще крепкой стальной хватки на ее запястьях, все еще искусных пальцев и живого пламени его губ, жаркого дыхания и соединения, слияния на всех уровнях...

Её злой волшебник и фокусник, мучитель и защитник, советчик и наставник, её темное счастье и неотступное проклятие... Загадочная и необъяснимая любовь до гроба и дальше — как их совместная добровольная пытка... Как она могла так долго ждать? Так долго жить, так плохо спать и замерзать... без него?

— Поза, — наконец, уверенно произнесла она. — И география. Получается, он по одной дороге ездит? Всегда одна и та же последовательность. Нижний, Тверь, Новгород...

— Или имеет любимые места для охоты, — усмехнулся наставник. — Со Стрелком, помнишь, крест был? А тут прямо какое-то Золотое кольцо выходит.

— Не хватает только Питера, — заметила Есеня.

Наставник ответил ей понимающим, одобрительным взглядом. И оба вновь склонились над зловещей папкой, почти соприкоснувшись лбами.

Верочка затаила дыхание, с любопытством и восторгом глядя на обоих в щёлку приоткрытой двери. Она хотела было прошмыгнуть внутрь, но передумала. Тихонько прикрыла створку и на цыпочках вернулась на диван. С улыбкой свернулась на пружинистых подушках и натянула на подбородок маленький плед, оставив ноги открытыми.

А те же приглушённые голоса за дверью продолжали свой деловой разговор, потихоньку убаюкивая её.