Папа Оля (джен)

Ирина Владимировна оттягивала написание докладного письма. В вордовской вкладке компьютера был открыт шаблон образца с шапкой с прописанными исходными данными учреждения. Ей нужно было после стандартного обращения "Уважаемая…" довести до сведения вышестоящего руководства результаты обследования жилищных условий одного из воспитанников. Но она уже добрых минут двадцать — непозволительная роскошь! — смотрела в окно и слушала через приоткрытую фрамугу обрывки вечерних очень важных разговоров:

— Что на обед давали?

— Суп с макаронами и каклету с гречкой!

"Не «каклету», а котлету. И вообще, это были тефтели".

— Занятия были сегодня?

— Ага! Мы лепили подводных жителей. Я слепил Губку Боба!

— Кто это?

— Ну, мам, ну ты чё, вообще?

"Действительно… Ну как можно быть не в курсе? Спанч Боб сквэр пэнтс! Хотя Спанч Боб уже не в тренде…"

— Почему перчатки сырые? У вас что, не сушат одежду после прогулки?

— Сушат-сушат! Я просто в кармане их забыла нечаянно, а надо было на лавочку положить в раздевалке.

"Сколько раз говорить девчонкам, чтобы проверяли в тихий час во всех шкафчиках. В прачечной всё до вечера бы высохло".

— Пап, а почему ты пришёл? А мама где? Она обещала мне "Сникерс".

— Мама на работе. Не нравится, в следующий раз оставлю в садике со сторожем, будешь маму ждать.

"Шантаж не сработал… Так, ладно, на чём я там остановилась?"

Запрос на семью Серёжки Бондаренко поступил из органов опеки после сигнала о том, что семья не проживает больше по ранее указанному адресу. Требовалось уточнить, где теперь находятся Бондаренко и всё ли у них в порядке.

Семьи из категории социально опасного положения всегда находились на особом контроле. Сколько уж докладных и характеристик отправила Ирина Владимировна за годы работы.

Сейчас — медлила. Слишком непростая вырисовывалась ситуация. Слишком сложно было в стандартных формулировках отразить человеческую жизнь.

Её размышления прервал осторожный стук в дверь. Ирина Владимировна с облегчением свернула вкладку с неоформленной докладной, отозвалась.

На пороге — молодой человек. Или девушка? Поди разбери эту молодёжь: у них сейчас и одежда унисекс, и стрижки короткие, и стрелки вокруг глаз могли нарисовать и парни, и девушки, да и серьги в ушах и носу носили и те, и другие.

— Можно? — спросил посетитель, и Ирина Владимировна теперь уж определилась с его гендерной принадлежностью. Голос женский. Хотя и походка, и манеры, скорее, пацанские.

Парень-девушка нерешительно замялась на пороге, Ирина Владимировна решила помочь:

— Да вы проходите, садитесь. У вас ко мне какой-то вопрос?

— Нет, — помотал головой странный посетитель. — Чего проходить? Воспитательница сказала к вам подойти. Мне ребёнка не отдают.

— Представьтесь, пожалуйста, — попыталась внести ясность Ирина Владимировна. — Какого ребёнка? Из какой группы?

— Да Серёжку мне не дают. Упёрлась эта… Говорит, только родителям можно.

Ирина Владимировна пристально посмотрела на девушку. Ответ на свой следующий вопрос она уже знала, но всё же уточнила:

— Вы про Серёжу Бондаренко?

— Ну да, — кивнула девушка.

— И всё же, как ваше имя? — мягко спросила Ирина Владимировна.

— Оля, — пожала плечами та. — Ольга Савельева.

— Скажите, Ольга, а кем вы доводитесь мальчику? — продолжила задавать вопросы Ирина Владимировна.

— Ну… я его тётя, — как-то не очень уверенно ответила Ольга Савельева.

— А можно узнать, с чьей стороны? — подалась вперёд Ирина Владимировна. — Тётя со стороны матери? Или отца?

Ольга растерянно посмотрела на неё, покачала головой.

— Ну не тётя. Ну подруги мы с Милкой. И что? Она на работе до семи, почему мне Серёжку забрать нельзя?

— Видите ли, Ольга, — терпеливо разъяснила Ирина Владимировна. — Ребёнка из детского сада может забрать только родитель или законный представитель. У вас есть нотариально заверенная доверенность на право сопровождать Серёжу Бондаренко и представлять его интересы?

— Нафига мне эта доверенность? — удивилась Ольга Савельева.

Ирина Владимировна вздохнула.

— В таком случае, мы не можем отдать ребёнка постороннему человеку.

— Да какая ж я ему посторонняя? — обескураженно спросила Ольга Савельева.

— Простите, Ольга, но передайте Людмиле Викторовне, что мы не сможем отдавать её сына вам. У нас есть дежурная группа. Пусть напишет заявление и принесёт справку с завода, что она работает до семи, — вежливо подвела итог Ирина Владимировна.

Ольга Савельева хотела сказать что-то ещё, но передумала. Попрощалась и вышла из кабинета.

Ирина Владимировна с минуту сидела молча, потом открыла вновь свёрнутую вкладку, придвинула поближе тонкий файл с характеристиками и актом обследования, то и дело отвлекаясь на аллею под окнами своего кабинета, где расхаживала взад-вперёд Ольга Савельева, разговаривая с кем-то по телефону.

Вот она какая, оказывается, Ольга Олеговна Савельева. Наследственная собственница крохотной комнатки в коммуналке в аварийном доме, где в прошлом году случился пожар. Говорят, там и жить-то невозможно — никаких условий. Но вот живут же люди. Ещё и на квартиру к себе пускают…

Людмила Викторовна с отцом Серёжки официального брака не заключали, но в графе "отец" имя Андрея Петровича Бондаренко присутствовало. Семья, каких сейчас множество. Приехали в их городок в поисках лучшей жизни. Доход — концы с концами, жилья своего нет. В категорию "социально опасного положения" попали как раз из-за отсутствия постоянного места жительства, да ещё любви к алкоголю старшего Бондаренко. Вечно снятые углы, случайные заработки. Да только уехал недавно глава семейства, вернулся в свой регион. Казалось бы, ситуация не самая радужная, но понятная. Мало ли, что там произошло между пусть и не официальными, но супругами. Однако на вопрос по телефону, почему оставил семью, Андрей Петрович дал исчерпывающий ответ: "Да потому, что Людка ушла жить к бабе. Я ей сказал — либо я, либо она. Ну, она и выбрала. А я что? Терпеть буду? Вот и уехал".

Ольга Савельева тем временем закончила разговаривать по телефону и села прямо на металлический заборчик, ограждающий участок для прогулки. Ирина Владимировна знала, что с улицы её не видно, и потому спокойно смогла теперь разглядеть девушку получше.

Чуть полноватая, но не в значении "толстая", а скорее "плотная". Среднего роста. Тёмные волосы, не прямые, а слегка вьющееся, но из-за короткой стрижки это замечалось не сразу. Примечательными в её внешности были глаза. Большие и грустные. Такие, как у собак породы бассет. И невероятно добрые. Сейчас Оля не видела, что за ней вероломно наблюдают из окошка, поэтому сняла с лица маску настороженности, с которой вошла в кабинет заведующего. Вот она кинула взгляд на парадный вход — Ирина Владимировна догадалась, что кто-то вышел из здания детского сада — и её лицо тронула улыбка. Через несколько секунд мимо окна по аллее пропрыгала девчушка с косичками — косички тоже прыгали по её плечам. Соня — а уж заведующий детского сада знала всех своих воспитанников в лицо — держала маму за руку и тараторила без умолку, не забывая подпрыгивать.

Что писать в докладной?

Что Людмила Викторовна с сыном Серёжей временно разместились у гражданки Ольги Савельевой до тех пор, пока не подыщут более пригодное жильё для проживания? Перечислить, что в комнатке нет горячей воды, туалет на улице во дворе?

Или что Серёжа в свои четыре года умеет немного читать, очень активный и любознательный мальчик, но на вопрос о своих родителях отвечает, что у него есть мама Люда и папа Оля?

Или что, по словам соседки, "эти бесстыжие совсем совесть потеряли, Сталина на них нет, и куда только начальство смотрит, это где ж видно, что две бабы спят вместе на одном диване".

Ирина Владимировна теперь вместе с Ольгой Савельевой проследила за яркой точкой, стремительно приближающейся от ворот садика.

Людмила Викторовна — эффектная миниатюрная блондинка в красной куртке, узких джинсах и ботильонах на шпильке — чуть не бегом подбежала к Ольге. Та поцеловала её в щёку, а затем они скрылись из поля зрения Ирины Владимировны, удалившись по аллее в сторону входа.

Перед окном теперь находился только сиротливый металлический заборчик жёлтого цвета, но Ирине Владимировне всё ещё чудился взгляд Ольги, тёплый и радостный, с которым она встретила Людмилу.

А в ушах звучали слова Ираиды Павловны, ныне пенсионерки, а в прошлом социального педагога, с которой Ирина Владимировна вчера поделилась своими размышлениями по поводу нетипичной ситуации.

"Знаю я, Ирочка, эту Олю. Очень хорошо знаю. Бедный ребёнок. Она же приёмная, её семья Савельевых из Энского дома малютки взяли ещё крошкой. И имя ей сменили. Настоящее имя её Таня, мать от неё в роддоме отказалась, девчонка совсем молоденькая. Никакой генетики у неё усложняющей не было, алкоголизма матери или ещё чего, так что усыновили её быстро. На таких "чистых" деток всегда очередь.

Взяли её, значит, Савельевы, имя другое дали, когда документы оформляли. Ведь не опекунство, а именно усыновление. Может, не будь всё в нашем маленьком городке, никто и не узнал бы ничего, да только сама знаешь, как у нас слухи быстро летят.

Савельевы работящие были. Неплохие люди. Сначала на заводе нашем работали, потом магазинчик свой открыли после перестройки, рыболовными снастями торговали. У них и лодка была, оба рыбачить любили. Тихие люди, спокойные. Непьющие.

И всё хорошо было, да только, когда Оле шестнадцать исполнилось, "добрые люди" правду ей рассказали. Она всегда как мальчишка одевалась, платья не любила. В футбол гоняла, на рыбалку опять же завсегда только "за". Ну вроде, ничего ведь страшного, верно? Так доброхоты сказали ей, что ничего удивительного, мол, что ещё в такой семье могло вырасти? Слово за слово, вытащили из шкафа Савельевых скелет. Оказывается, родители её приёмные были одноклассниками. Мать Наталья и отец Олег. Только Олег Олегом стал после уже, а сначала он Олей был. В те годы советские случай, можно сказать, беспрецедентный. Родилась девочка, которая чувствовала себя мальчиком. Да так всё серьёзно, что родители этой Оли в Москву свозили её, операцию ей сделали. Деталей не скажу, но факт налицо — была Оля, стал Олег. Хоть и манеры остались у него женские, но это уж если приглядеться. А эта Наталья, видать, дружила с Олей-Олегом. Не отпугнула её такая странность. Они и поженились, да переехали с глаз долой подальше от людских пересудов. Ребёночка захотели, вот в Энске и усыновили… Видишь, как оно обернулось.

С Олей, в смысле, я про Олю-ребёнка, когда узнала правду, плохо сделалось. Все органы опеки городка нашего за ней чуть не сутками ходили, следили, чтобы она до беды не дошла. Родителей своих наотрез отказалась видеть, пришлось её из семьи срочно изымать, оформлять на два года в детский дом. У нас, почитай, единственный случай, когда был процесс обратного разусыновления. Савельевы уехали, даже не знаю, в какую сторону. А Оля выпустилась из детдома, в техникум пошла. Комнатку ей дали на Владимирской улице, да ты видела, что там за дом. Слёзы, а не жильё.

Вот такая, Ирочка, жизненная трагедия. А теперь скажи, можно ли таким семьям давать деток на воспитание? Или, может, все имеют право быть родителями, да только не скоро ещё в нашем обществе на некоторые вещи не будут смотреть как на извращение? Или лучше, когда отец-алкаш каждый вечер детей и жену в угол ставит за плохое поведение? Молчишь? Вот и у меня нет ответа…"

— Папа Оля, папа Оля! Смотри! — услышала Ирина Владимировна звонкий детский голосок под своими окнами.

Серёжка Бондаренко сидел на плечах у Ольги Савельевой и показывал ей на огромную ворону, которая сидела на берёзе и декламировала басню о лисе и сыре, судя по её возмущённому виду.

Ольга сняла мальчика с плеч, поставила его на аллею, присела возле него на корточки.

— Серёжка, твой папа — Андрей, — сказала она, глядя ему в глаза.

— Папа Андрей — придурок! — выдал ребёнок.

— Кто это тебя такое сказал? — удивилась Оля, но в голосе её Ирина Владимировна уловила смешок.

— Мама так говорит, — важно ответил четырёхлетний Серёжка.

— Мама пошутила, — сказала Оля. — Твой папа — хороший.

— Идём уже, философы, — догнала Олю с Серёжкой Людмила, которая, видимо, задержалась в саду, — на автобус опоздаем. Потом полчаса ждать придётся.

— Ну и что! — радостно запрыгал Серёжка. — Оля сказала, завтра я не пойду в сад, мы с ней на рыбалку пойдём!

И они подались по тропинке к воротам. Маленький мальчик, держащий за руки двух взрослых. Маму Люду и… Ольгу Савельеву. Иногда он подгибал колени и повисал на их руках с визгом и хохотом.

"У каждого ребёнка две руки. Одной он держится за маму, другой — за папу…" — всплыли в голове Ирины Владимировны слова растиражированной модной цитаты.

Ираида Павловна вчера сказала, что Оля Савельева подала запрос в розыск. Хочет разыскать свою родную мать.

Ирина Владимировна в который раз вздохнула, закрыла фрамугу, перекрыв звуки с улицы и села за компьютер дописывать докладную.

"Уважаемая… В ответ на Ваш запрос сообщаю следующее…"