Не было бы счастья... (гет)

— ...Обвиняемый Северус Снейп, вы согласны представить суду личные воспоминания, переданные Гарри Поттеру, в качестве доказательства вашей невиновности?

«Нет! — хотел я выкрикнуть. — К дьяволу вас всех! К дементору ваши души, нет! Не согласен!»

Сделав глубокий вдох, чтобы утихомирить поднимающуюся ярость, я на мгновение прикрыл глаза и нехотя, практически сквозь зубы выдавил:

— Согласен.

Вот и все, через несколько мгновений я превращусь в посмешище для всей магической Англии. Взгляд, как назло, выхватил из зала лицо мадам Максим и чуть поодаль сгорбленную фигуру Крама. По всей видимости, не только Англии, но как минимум Франции и Болгарии тоже.

Невыразимцы, сожри их дракон, установили какой-то артефакт у Омута памяти, и все, что вывалило Поттеру мое неадекватное агонизирующее сознание, стало достоянием общественности, транслируясь на большое полотно, как в кинотеатре. Настроение публики, особенно женской его части, стремительно начало меняться. Послышались охи и вздохи, кто-то всхлипнул. Даже Поттер, который, наверное, смотрел воспоминания не единожды, заблестел глазами и посмотрел на меня с благоговением. А ведь я пытался ему объяснить истинное положение вещей, но он, как обычно, верил только в то, что сам вбил себе в голову.

Я еле сдержался, чтобы не скривиться в отвращении.

Вот где?! Где они увидели страдающего от неразделенной любви героя? Чувство вины — да, это то, что останется со мной навсегда, но остальное?!

Свирепо взглянул на Кингсли, готовый убить его взглядом. Но новоявленный министр только дернул губой в усмешке: мол, я знаю правду, а ты терпи, терпи, для дела надо. Он мне так прямо и сказал в камере незадолго до суда:

— Если не хочешь поцеловаться с дементором, придется выставить себя влюбленным страдальцем. В просто раскаявшегося Пожирателя люди не поверят. Что ты кривишься? Раз уж взялись тебя обелять, то делать это надо по полной программе.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы тебе еще и Орден Мерлина выдадим, и награждение публичное устроим вместе с Поттером и всей его командой.

— Кингсли! — я в ужасе уставился на министра.

— Что Кингсли? Я, знаешь ли, тоже пекусь о своей репутации. Скажи спасибо, что я вообще пошел на поводу у мальчишки. Но он герой, деваться было некуда. Лично мне выгодней было оставить тебя в Азкабане...

Я отвернулся — видеть не могу эту самодовольную министерскую рожу. Но лучше совсем закрыть глаза, иначе меня стошнит, если буду разглядывать зал дальше. К счастью, через мгновение мне полегчало — ободряющая улыбка и сочувствующий взгляд Грейнджер подействовали удивительным образом, позволив дышать свободней.

Вот уж никогда не думал, что буду рад ее поддержке. Да, собственно, я никак не ожидал, что она вообще поспособствует моему спасению и ввяжется в утомительную канитель по освобождению своего бывшего профессора. Я бы точно не стал пихать в рот врагам безоар, а потом зарываться в магическое законодательство и лишний раз торчать в Азкабане. Скорее всего, сразу добил бы на месте, и вовсе не из сострадания, чтобы не мучился, а исключительно для собственного спокойствия, ибо как любил повторять Долохов: «Хороший враг — мертвый враг».

Когда Грейнджер в первый раз зашла в камеру, я ее сразу не узнал. Вернее, узнал, но в голове не укладывалось, что эта повзрослевшая девушка и есть моя бывшая ученица. В ее глазах не было ни намека на былой задор и наивность, передо мной стояла юная женщина с выражением лица Макгонагалл. Мне, несмотря на отвратительное настроение, даже грубить расхотелось. Сначала она смотрела настороженно, но моя покладистость постепенно сделала свое дело — в Грейнджер загорелся энтузиазм, необычайно ее преобразивший, что неожиданно для себя я залюбовался.

— Я боялась, что вы меня не будете слушать и не согласитесь на мою помощь, — призналась она через некоторое время.

На что я искренне ответил:

— Мисс Грейнджер, я, безусловно, не в восторге, что мою жизнь выставят на обозрение и будут копаться в грязном белье. Но, как любому нормальному здравомыслящему человеку, мне не хочется стать кормом для дементоров. И выбора, к сожалению, мне не оставили. К тому же больше никто не горит желанием идти навстречу злобному Пожирателю. А в вашей старательности я уверен.

Она после моих слов почему-то покраснела, а энтузиазма прибавилось еще больше. Неужели из-за похвалы? Я, конечно, раньше ее не поощрял, но вроде бы и в тупости не упрекал.

Грейнджер, кстати, почти сразу поверила моим словам насчет воспоминаний.

— Однако со стороны все выглядит по-другому.

Для лучшего объяснения мне не пришлось долго подбирать пример:

— Мисс Грейнджер, у вас с Поттером романтические отношения?

Она передернулась и задумалась:

— Гарри мне очень дорог, мы с ним словно одна семья, но представить его в таком плане мне неприятно. Если подумать, то почти все однокурсники воспринимаются как кузены разной степени родства. Особенно близкие друзья.

— А Уизли? — поинтересовался я.

— И Рон тоже, — нахмурилась она. — Пытаться сблизиться было нашей ошибкой.

Судя по мимике, она, видимо, вспомнила эти самые моменты близости. И радости они ей явно не принесли. Не знаю почему, но я почувствовал удовлетворение.

Грейнджер очнулась:

— При чем тут мои отношения?

— Хотел, чтобы вы поняли. Мы с Лили были сопливыми детишками, когда познакомились. И нас связывали подобные чувства, как вас с Поттером. Уверен, покажи вы или Поттер воспоминания о ваших приключениях, со стороны они вряд ли выглядели бы абсолютно дружескими.

— Пожалуй, — кивнула она. — А Патронус?

Я хотел раздраженно ответить, что это элементарно, но Грейнджер меня опередила:

— О, ну конечно! Как я могла забыть. На изменение формы может повлиять любое сильное чувство, не обязательно любовь.

— Вот именно, — буркнул я.

— А какой у вас был раньше? — ее глаза заблестели от любопытства. — Если не секрет.

— Когда-то вместо лани у меня был ястреб. И, если честно, он мне нравился гораздо больше, — взглянул на ее лицо и хмыкнул: — А вы думали про летучую мышь или какую-нибудь другую подземную тварь?

Она смутилась, затем коротко засмеялась:

— Да.

И почему, спрашивается, мне нравится подобная легкость в общении? И с кем?! С подругой Поттера! Что со мной не так?

А ведь, пожалуй, все закономерно. Теперь нас не разделяли условности, на данный момент мы были связаны общим делом, а сами достаточно развиты умственно, чтобы найти общий язык и темы для разговоров. Мы даже стали иногда звать друг друга по имени. Да и в порядочности Грейнджер сомневаться не приходилось.

— Хорошо, — она решила все прояснить до конца, — а как же Джеймс?

— Гермиона, как бы отреагировал ваш друг, начни вы встречаться с Малфоем, например?

— О да, я поняла, — засмеялась Грейнджер. — Война не на жизнь, а на смерть.

Следующие разговоры были более предметными и касались непосредственно предстоящего процесса. Большей частью благодаря Грейнджер меня на законных основаниях не мурыжили на суде дополнительными вопросами, а почти сразу переходили к сути и доказательствам. Кингсли наверняка тоже подсуетился, но основную работу проделала именно она.

Однажды Гермиона влетела злая и стала трясти газетой:

— Скитер! Противное насекомое! Она собирается выпустить книгу о вас! Ненавижу!

Прочитав статейку с анонсом, я скривился. Действительно, тварь. Отрывок будущего опуса выставлял меня откровенным отморозком. Мне было бы без разницы в любое другое время, но только не перед судом.

— Дайте-ка бумагу и перо, черкну ей пару слов. Посмотрим, что она ответит.

Грейнджер выполнила просьбу, затем взглянула на лист.

— Медвежонок рассказал много интересного про Жужу, — прочитала она и вопросительно посмотрела на меня. — Жужу — это, понятно, Скитер, а медвежонок?

— Как-то нам стало интересно, — хмыкнул я, — куда таинственно пропадает Долохов. Люциус предложил вознаграждение.

— И вы проследили?

— Проследил, — не стал я отпираться, — было непросто, но я справился, только информацию на всякий случай придержал.

На следующий день пришел ответ, развеселивший нас обоих: «Что, Снейп, хочешь быть святым?! Сволочь!»

— Книгу Скитер все равно напишет, — вздохнула Гермиона и улыбнулась: — Не удивлюсь, если она так ее и назовет «Сволочь или святой». Ей нравятся громкие заголовки.

— Возможно, — видя ее радость, я тоже не сдержал улыбку. — Остается надеяться, что грязи все же будет поменьше, чем она запланировала.

Гермиона встретилась со мной взглядом и порозовела. Наверное, еще до конца не привыкла, что я могу общаться по-человечески. А почему нет? Противостояние закончилось, никто не давит, притворяться смысла нет, никуда не надо бежать и кого-нибудь спасать, или еще хуже — наказывать.

Скитер потом все же отомстила, написав неприятную статью о Гермионе. Припомнив Турнир трех волшебников, она выставила ее охотницей за новой знаменитостью, то есть за мной, да еще посетовала, что ей надо быть разборчивее в связях и не забывать, что я был Пожирателем. Нам с Гермионой после этого пришлось отбиваться от множества сочувствующих и гневных писем, и не все они были безобидными.

Когда-нибудь я разберусь с этой вредной букашкой.

Выматывающий суд закончился, мне вернули палочку, осталось без помех добраться до дома, а потом пережить клоунаду с награждением.

— Сэр, в атриуме толпа и журналисты. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— В министерстве хорошо ориентируетесь?

— Более-менее.

— Насколько мне известно, рядом с отделением аврората есть экстренный камин.

— Точно! Я знаю короткий путь.

Коротким путем оказался лифт в неприметном закутке. В результате мы переместились в «Дырявый котел», затем я сразу же за дверями аппарировал в Коукворт, бесцеремонно прихватив Грейнджер с собой. Сразу же извинился, но ее заинтересованный вид ясно говорил, что она не в обиде.

— Все нормально, я отсюда аппарирую домой.

— Благодарю за все, что вы для меня сделали, мисс Грейнджер. Если вам что-то понадобится, то в меру своих сил постараюсь помочь.

Наконец я это сказал. Неохотно, но сказал. Хотелось бы, чтобы она проявила гриффиндорское благородство и отказалась, но долги надо отдавать, и чем скорее, тем лучше. Хватит мне одного, растянувшегося почти на двадцать лет.

Гермиона замялась и виновато сказала:

— Мне и правда нужна помощь.

Я было насторожился, но оказалось ничего страшного. Всего-то выпускные экзамены по зельеварению. Из-за пропущенного седьмого курса у нее только была возможность изучать теорию, практика же отсутствовала полностью, а для высших зелий это неприемлемо.

Что тут поделать, пришлось согласиться.

Зайдя внутрь, схватился за голову. Хогвартс недоступен из-за ремонта и моего неопределенного статуса в нем, выходит, мне придется приглашать ее сюда!

— Значит, — я недовольно посмотрел на облупившуюся краску, — пора перестать отлынивать и привести дом в порядок.

Через два дня, окидывая взглядом свою берлогу, поразился, что мое жилище, оказывается, может выглядеть нормальным. Видимо, раньше мне не хватало хорошего стимула, чтобы взяться за него всерьез.

* * *

Выйдя из душа, я в раздражении бросил полотенце на кресло. Грейнджер ушла час назад, а я все не мог успокоиться.

Началось все достаточно ровно. Я давал задания, она сначала готовилась, затем отрабатывала приготовление. Гермиона втянулась довольно быстро: движения при обработке и варке перестали быть неловкими, а выбор ингредиентов, которые ей самой пришлось приобретать, стал более осознанным и качественным. Позже мы разбирали ошибки, иногда за чашкой кофе. Учить ее индивидуально было сплошным удовольствием.

С каждым разом я стал замечать за собой неладное. Всегда был уверен в своей выдержке, но тут начал неадекватно реагировать на простую улыбку, внимательный, особенно восторженный взгляд и на самые невинные случайные прикосновения. Рука потом так и тянулась к Гермионе, чтобы провести по ее щеке или плечу.

Даже в начале моей преподавательской карьеры старшекурсницы, пытающиеся смутить молодого профессора, были мне абсолютно безразличны, а тут появилась обновленная Грейнджер в летнем платье с открытыми коленками — и весь мой самоконтроль полетел к чертям. Как сегодня, например. Она мне что-то объясняла, но мои мысли блуждали в сфере, далекой от зельеварения.

— Северус, вы, кажется, недовольны. Я что-то не так сказала?

Что ей ответить? Что все прослушал, потому что больше думал о ее ногах, чем о том, что у нее в мозгах?

Надо признать, она действительно преобразилась. Поменялись и прическа, и одежда, а движения приобрели плавность взрослого и уверенного в себе человека. Кто, интересно, способствовал изменениям? Видимо, после меня Гермиона убегала на свидания с каким-нибудь олухом.

— Изучите статью Старки о роли лунных фаз в производстве зелий, поговорим послезавтра.

Сославшись на неотложные дела, поскорее выпроводил ее за дверь, а сам сразу встал под холодный душ...

С каждым занятием мое настроение портилось, я стал чаще брюзжать и придираться. Но Гермиона только тихонько вздыхала и со смирением принимала мои выходки, отчего мне становилось еще хуже, и я начинал чувствовать себя последней скотиной. Не удивлюсь, если ей все надоест и нашим занятием придет конец. Тут еще награждение подоспело с торжественным фуршетом в министерстве, на котором Кингсли намекнул мне о возвращении в Хогвартс, и мой настрой совсем испортился...

...В определенный день и час ее не было. Сначала я решил, что так мне и надо, а потом начал метаться как загнанный зверь и клясть себя последними словами.

Довел девушку? Вот и пожинай плоды своей склочности, идиот!

Не знаю, сколько бы я еще сходил с ума, выстраивая в сознании список с будущими извинениями, но тут на пороге моего дома нарисовался бледный Драко.

— Северус, — умоляюще начал он, — забери Грейнджер, только, пожалуйста, папу не убивай.

— Что?!

— Он ничего ей не сделал. Они просто разговаривают.

Не став слушать дальше, вне себя от бешенства я схватил Драко и переместился к Малфоям.

— Где?!

— В гостиной, — Драко уцепился за мой рукав. — Папа немного не в себе. Пожалуйста...

Вид в гостиной открылся очень странный. Люциус что-то говорил Гермионе тихим голосом, а она сидела в соседнем кресле и внимательно слушала. Но по напряженной позе и тому, как она сжимала свою палочку, я догадался, что ей тут, мягко говоря, не нравится.

Палочка?! Ничего не понимаю.

— Вот и Северус пришел, — Люциус посмотрел на меня глуповато-блаженным взглядом и, улыбнувшись, вновь обратился к Гермионе: — Я же говорил, что он за вами придет.

— Люциус, — угрожающе начал я, — тебе не стоило этого делать.

— Знаю, — печально вздохнул он, — я просто хотел понять.

— О чем ты?

Я подошел к Гермионе и подал ей руку. Она без промедления подалась мне навстречу.

— Вот об этом, — кивнул Люциус на наши сцепленные ладони, поднял обиженный взгляд, — Северус, что в них особенного? Как твоим грязнокровкам каждый раз удавалось убивать Лорда?

— Ты сожалеешь, что он мертв?

— Нет, — отмахнулся Люциус, — говорю же, мне важно было понять.

— Волдеморта упокоил Гарри, — проворчала Гермиона.

— Ах, мисс Грейнджер, — снисходительно, как умственно отсталой, ответил Люциус, — всем известно, что без вас Гарри Поттер бы не справился.

— Мы уходим. И если еще раз задумаешь похищение или что-нибудь похуже, будь уверен, я не стану слушать твои оправдания.

— А я думал, ты в меня сразу Аваду кинешь, — коротко и неестественно засмеялся Люциус. — До свидания, мисс Грейнджер, благодарю за беседу.

Драко нагнал нас на выходе:

— Спасибо, Северус.

— Драко, — процедил я, — определяйте отца на лечение, иначе я за себя не ручаюсь.

— Мама как раз в Париже, — кивнул он, — с клиникой договаривается.

Больше здесь было делать нечего, мы переместились в Коукворт.

Гермиона в изнеможении плюхнулась в кресло:

— Я не ожидала, что так получится. Малфой прошел мимо, но вдруг развернулся и схватил за плечо. Он действительно ненормальный.

— Война закончилась, но все равно нельзя быть такой беспечной! Или ты забыла, что произошло после статейки Скитер?

— Да, я расслабилась, но все же обошлось.

— Почему сразу не ушла? У тебя была палочка!

— Он сначала тоже размахивал палочкой, а потом Драко сказал, что позовет тебя. Я решила не провоцировать психа.

— А если бы не позвал? А если бы Люциус успел что-нибудь сделать?

— А, может, хватит мне выговаривать?

— Тебе плевать на свою жизнь?

— Мне нет, но я не понимаю, почему тебе не плевать.

— Я несу за тебя ответственность.

— С каких пор? — разозлилась Гермиона. — Я совершеннолетняя и сама за себя отвечаю! А ты возмущаешься, будто я твоя заблудшая жена! Не надо изображать, что я для тебя что-то значу.

— С чего ты взяла, что я изображаю? — теперь злился я.

— С того, — ядовито ответила она и, вскочив, наставила на меня палец: — Последнее время, Северус Снейп, ты меня игнорируешь. Мог бы сразу сказать, что тебе надоело со мной возиться!

— А нечего было так наряжаться, — не выдержал я. — На свидания можно и потом было переодеться.

— Не было у меня никаких свиданий!

— Не было? — озадаченно переспросил я.

— Нет! Не считая Гарри, встречалась я только с одним мужчиной — с тобой! И при чем тут наряды? Хочешь сказать, что выгляжу как шлюха?!

— Нет! Но можно и поскромнее.

— В лабораторию я надевала мантию.

— А потом ты ее снимала.

— Да какое тебе дело?! Почему ты прицепился к моей одежде?

— Потому что мои мысли были о том, что у тебя под юбкой, а не в голове!

Я тут же мысленно отвесил себе оплеуху. Это же надо! Дамблдор с Лордом никогда не могли докопаться до моих истинных мотивов, а эта девчонка при первом же скандале вывела меня на чистую воду!

Гермиона задохнулась от гнева:

— Ты такой же, как все!

Чтобы скрыть смятение, как можно невозмутимей я ответил:

— Неправда, я особенный. Орден Мерлина кому попало не дают.

— Я имела в виду, как все мужчины.

— Не понимаю данного утверждения. Надо, чтобы я был каким-то неправильным мужчиной или вообще не мужчиной?

Она простонала:

— Почему ты все время передергиваешь? Я хотела сказать, озабоченный.

— Гермиона, я озабочен исключительно тобой. Не обобщай.

Пока мы спорили, я подходил ближе, а она понемногу пятилась. В конце концов ее спина уперлась в стену, я практически навис над Гермионой.

— Ты отвратительно циничный.

— Скорее, рассудительный.

Сделал шаг еще ближе, и ее ладонь уперлась мне в грудь:

— Наглый.

— Тогда уж настойчивый.

— Нахальный!

— Откровенный, — возразил я.

Сколько можно обзываться?! Но я с интересом ждал, что она еще придумает.

Гермиона пристально посмотрела мне в глаза, убрала руку и возмутилась:

— Ты будешь меня целовать или нет?!

Опешив, я недоуменно выгнул бровь и пытался сообразить, как реагировать на такой внезапный переход. Гермиона, уловив мою недоверчивость, опустила взгляд и застенчиво, мать ее Моргана, призналась:

— Я и правда не просто так одевалась.

Я чуть не выругался вслух и, кажется, теперь хорошо понимал далеких предков, которые не разменивались на реверансы, а сразу использовали дубинку и тащили своих избранниц в пещеру на шкуры. Но отказываться от предложения, конечно же, не стал.

Все случилось быстро и бурно. Поцелуи сразу стали жадными и агрессивными, а одежду мы начали терять намного раньше, чем добрались до кровати. По пути непостижимым образом спотыкались о стулья, натыкались на углы и никак не могли выйти в коридор, потому что мешал косяк. Мне это надоело, рыкнув, я перекинул Гермиону через плечо и чуть ли не прыжками стал подниматься по лестнице. А она только хихикала и дергала ремень на моих брюках.

— Пряжка спереди, если ты не знала, — съехидничал я.

— Мне нравится вид.

— Тебя привлекает только эта часть?

— Ну, другую-то я еще не видела, — продолжала она хихикать.

Вот зараза!

— Сейчас увидишь...

Наконец-то! Все-таки потеряться в простынях гораздо комфортнее, чем блуждать среди мебели.

Ах, как упоительна власть над женщиной! Ощущать под собой трепещущее тело, ловить губами стоны и капельку пота, стекающего по виску, услаждать свой слух ее рваным дыханием. А потом растекаться от самодовольства, доведя до апогея, и, как награду, самому взять причитающееся и раствориться в восхитительном опустошении...

— Я уж и не надеялась, — покосилась на меня Гермиона позже, когда мы, довольные и удовлетворенные, перевели дух и отдышались. — Думала, все бесполезно и мне ничего не светит.

— Вероятно, я могу сказать то же самое.

— Мне стоит отправить благодарственное письмо Малфою? — иронично предложила она.

— Предварительно дай мне, я замочу его в котле с ядом.

Гермиона возвела глаза к потолку:

— Как я могла догадаться, что я тебе нравлюсь? Я, по сути, о тебе вообще ничего не знаю.

Нет, слабый пол все равно остается слабым полом, даже самые умные его представительницы. Вместо того чтобы насладиться моментом, им обязательно надо выяснять отношения.

Попенять или нет? Пожалуй, на всякий случай воздержусь.

— Для этого люди и встречаются, чтобы лучше узнать друг друга, — смиренно высказал я очевидную вещь.

— Да. И мне очень хотелось бы знать, что ты любишь помимо зелий или, например, что на самом деле думаешь о детях.

— Детях? При чем тут дети?

Мысли лихорадочно заметались. Зачем она упомянула детей?! Мерлин всемогущий! Ослепленный желанием, я не подумал о последствиях!

Гермиона засмеялась:

— Видел бы ты свое лицо, Северус. Я не имела в виду ничего такого, просто к слову пришлось. Не беспокойся, все нормально, дни благоприятные, — я напрягся, но она, мотнув головой, поправилась: — То есть, в обратном смысле.

Я облегченно вздохнул, но где-то глубоко внутри отчего-то кольнуло легким сожалением. Очень необычно.

Неужели дает знать о себе возраст, как бы говоря, что пора обзаводиться потомством? Или это желание ощутить себя полноценным и во всех смыслах обладать объектом своего интереса?

Окинул Гермиону оценивающим взглядом, примеряя на нее роль матери моих гипотетических отпрысков. И, надо признать, воображаемая картина не вызвала у меня какого-либо отторжения. Гермионе мой изменившийся взгляд не понравился, она непроизвольно стала отодвигаться.

— Не надо так смотреть, я еще не готова к пеленкам.

Раздался грохот.

— Ай!

Я потянулся к краю и посмотрел вниз:

— Ушиблась?

— Немного.

— Дай посмотрю.

— Ничего страшного, место мягкое.

— Я настаиваю.

— Нет.

— Ну как хочешь, — я откинулся обратно на подушку.

Она поднялась, присела на кровать, тут же стыдливо прикрылась простыней. Я усмехнулся — можно подумать, я там что-то не видел.

— Я вот все думаю, — она заправила мешающую прядь волос за ухо, — хватит ли мне жизни, чтобы понять тебя до конца, Северус Снейп...

Жизни? Звучит многообещающе.

— ...Только не знаю, хватит ли у меня терпения!

А это уже не очень. Правда, мое терпение опять было на исходе. Я повалил ее на спину:

— Что мешает попробовать?

Гермиона облизала губы и игриво ухмыльнулась:

— Ничего не мешает.

— Абсолютно ничего, — подтвердил я внезапно осипшим голосом.

И со всей старательностью занялся тем же самым. Облизыванием ее губ.

И не только…