Дефективное качество (джен)

Ну вот, ещё одну схватили — так думал Моно, крепко вжимаясь в ветку.

Охотник сипло дышал снизу, в его лапище трепыхалась маленькая девчонка. Моно монстр не видел — тот сидел неподвижно и сливался с сумраком, характерным для лесной местности, которую давно не освещало солнце. Мало того — коробка на голове мальчика слегка шуршала на ветру и напоминала шелест листьев. Видимо, знакомые шумы успокоили Охотника — он, всхрапнув, поудобнее перехватил добычу, повесил ружьё за спину и ушёл. А Моно наконец смог расслабиться.

Физически, конечно: морально мальчик был выжат, как губка. Хлюпая носом, он прижимался к стволу и мечтал провалиться сквозь землю. Ещё одного ребёнка поймали по его вине. Девочка наверняка успела бы убежать от Охотника, если бы не заметила его, следившего за ней с дерева, и не потеряла бдительность. А он, трусливый Моно, даже не помог. Хотя, если подумать, что он мог бы сделать?

Крикнуть. Он мог выдать себя, но предупредить девочку. Охотник не умел лазать по деревьям, он бы никогда не достал его, разве что стрелять стал, но от пуль можно было спрятаться. А вот что теперь этот монстр сделает с пойманным ребёнком... Моно прикрыл глаза.

Трусливый трус. Таким он всегда был. Даже тогда, когда Око выбрало его преемником Тощего мэра, он не принял бой, как сделал это тот, кто был до него. Нет, он бежал из Бледного города, охваченный ужасом, не желая становиться монстром или погибнуть, защищая свою свободу. И он стал проклят. Все, кто встречался с ним, были пойманы или убиты. Те дети, с которыми Моно пережидал дождь в каком-то богом забытом сарае. Мальчишка, добродушно поделившийся с ним куском хлеба, когда Моно, пошатываясь от голода, сидел с ним в кустах. И вот теперь девочка с забавно серьёзным взглядом.

Вдалеке неуверенно закричала какая-то лесная птица. Обычно они начинали свои переклички тогда, когда опасность исчезала. Моно осторожно спустился с дерева, прислушиваясь к шорохам, но всё было тихо. Из головы не шла девочка и то, что с ней мог сделать Охотник. Если раньше Моно чувствовал себя одиноким, то теперь к этому ощущению примешивалось ещё и гадливое чувство никчёмности. Всё он портил. Нет, так жить невозможно. Конечно, отсутствие сострадания — верный путь к спасению: забота лишь о себе повышала шансы на выживание. Но Моно помнил, что Тощий был самым настоящим бесчувственным уродом, а разве он не сбежал потому, что не хотел быть похожим на это страшилище? Нет, он должен был помочь пойманной девочке и доказать — хотя бы самому себе — что может быть чем-то большим, чем трусом.

Лес был полон ловушек, но за месяцы бесцельных скитаний по округе Моно изучил их все. Он аккуратно обходил затерянные в палой листве капканы, приближаясь к месту ужаса — покоцанному временем и сыростью лесному домику. Обители Охотника. Дым не валил из чёрной трубы, похожей на изогнутую палку — и это обнадёживало: значит, Охотник ещё не убил пленницу. Моно знал, что любимым хобби монстра было создание чучел из трупов пойманных детей. Охотник был вегетарианцем и из принципа не употреблял пленников в пищу. Всё, что ему было от них нужно — это их кожа. Из неё монстр выделывал ужасающих кукол, украшая ими свой дом. А то, что оставалось от несчастных детей, он просто-напросто сжигал в печи.

Дрожа, как осиновый лист, Моно пересёк двор и мышью юркнул в приоткрытую дверь. Видимо, Охотник не любил закрываться, да и кто полезет к нему, в самом то деле. Скрип стола и громкие тупые удары чего-то острого раздавались глубоко в недрах дома, а откуда-то из чердака Моно услышал мелодичные звуки, похожие на чьё-то пение.

Мальчик замер. Больше всего ему хотелось сейчас развернуться и убежать, куда глаза глядят. Но какая-то его часть упрямо желала спасти девочку и уже вместе с ней отправиться в безопасное место. Долго бы ещё Моно колебался, наверное, если бы всё не решил случай. Порыв ветра залетел в прихожую и с громким грохотом захлопнул дверь, едва не прижав в ней мальчика. Звуки из дома утихли. Опомнившись, Моно стремглав бросился вперёд. Едва он успел схорониться в покосившимся комоде для обуви, как в прихожую заглянул Охотник. Подозрительно оглядев её, монстр утробно хрюкнул и снова ушёл, как раз вовремя — поселившаяся в комоде крыса новичка не оценила и попыталась цапнуть его за пятку.

Выбравшись, Моно ничего не оставалось, кроме как отправиться на поиски певца. Почему-то он был уверен, что эти звуки не мог издавать монстр. Впрочем, так и оказалось.

Пленная девочка удивлённо воззрилась на Моно, прижимая к себе играющую шкатулку. Моно замер. Конечно, только теперь он подумал, что совсем не продумал, как именно будет предлагать девочке свою помощь. В этом мире доброта была редкостью даже среди самых маленьких детей, и меньше всего её было у взрослых. Сам же Моно решил быть настолько добрым, насколько это возможно. Может быть, тогда Око передумает и найдёт нового кандидата на роль Тощего.

— Эй! — тихо позвал он и протянул руку, предлагая её девочке.

Та вскочила на ноги так быстро, что Моно даже растерялся. Отпихнув его, девочка рванула к выходу и загремела чем-то в коридоре. Моно поёжился.

— Т-с-с-с! — Он хотел было сказать девочке, что та должна быть осторожней, но в этот момент девочка и сама вспомнила о его присутствии.

— Эй! — она махнула рукой, указывая на уходящую куда-то на чердак лестницу. Вдвоём они смогли опустить её, правда, это мало помогло — чердак оказался тухлой комнаткой без окон и без выходов. Делать было нечего.

Единственный выход вёл их в сторону врага.

* * *

Девочка невозмутимо собирала веточки, чтобы развести костёр. Моно завидовал её хладнокровию — сам он едва держался на ногах, дрожа так, что зубы стучали друг о друга. Охотник был страшен сам по себе, но ещё страшнее он был, когда избрал себе жертву.

— Эй! — Девочка бесцеремонно ткнула его в бок.

Моно перевёл на неё взгляд и вздрогнул, когда блестящие тёмные глаза сердито прищурились. С минуту девочка оглядывала его, словно неведомую зверушку, особенно пристальное внимание уделив коробке. Потом вздохнула, махнула рукой, обрывая зрительный контакт, и, взяв Моно за руку, подвела его к костерку. Щёки Моно вспыхнули. Выглядело так, будто девочка жалела, что вообще с ним связалась. И в самом деле — судя по тому, как она пробиралась в топях под прицепом ружья, создавалось впечатление, словно она знала эти места. Так чего сама не сбежала? Видимо, выжидала нужный момент. Даже здесь он всё испортил...

— Эй! — Этот окрик был куда более громким и сердитым. Девочка буквально дала ему подзатыльник, да так, что коробка чуть не слетела с головы Моно. Придержав её, мальчик недоуменно и с долей обиды воззрился на девочку — чего дерёшься?! И поперхнулся, поймав её взгляд, ведь в этот раз там не было злости. Убедившись, что её слушают, девочка покачала головой и добавила — немного хрипло, слегка картаво, словно разговаривала впервые за долгое время: — Ты откуда взялся? Я тебя не видела раньше.

— Я... Я Моно. — Моно замолчал, его навыки общения были ещё хуже, поскольку дети, с которыми он встречался, не очень-то любили болтать. Закон детства был суров — чем меньше говоришь, тем меньше привлекаешь внимание, а это было самым важным в выживании.

— Моно? Ясно, — девочка фыркнула. — Я Шестая.

— Шестая, — повторил Моно с лёгким удивлением. Он впервые слышал подобное имя. Видимо, Шестая сама выдумала его, основываясь на каких-то своих предпочтениях.

— Ты был смел, — заметила Шестая, протянув ладошки к костру — над лесом сгущались ночные туманы, и стало ощутимо холодать. — Я бы не рискнула пойти туда. Зачем ты хотел меня спасти?

— Я... — Моно прикусил губу. Внимательные глаза Шестой, полные недоумения, внезапно вызвали робость. Не засмеёт ли она, услышав причину? — Я... хотел помочь, — наконец выдавил он, не решившись сказать правду.

— Да? Ну... спасибо. — Шестая помолчала. Потом дёрнула плечом и неуверенно предложила ему кусочек яблока, стащенного из сарая Охотника. Моно жест оценил. Как минимум, это значило, что его поняли и приняли.

* * *

Эта ночь вновь была полна кошмаров. Моно снова брёл по длинному туманному коридору, в конце которого загадочно блестела дверь. Посередине неё чьей-то неаккуратной рукой был вырезан глаз — Око бдило, следило за всем и всеми, не давая никому шанса. Моно ступал вперёд, медленно, словно увязшая в киселе муха, не сводя взгляда с блестящей стальной ручки. Ещё немного... повернуть... Но зачем? Что его ждало за этой дверью?

— Эй! — Шестая тормошила его, нетерпеливо поглядывая на небо. — Моно!

Моно резко открыл глаза. Он лежал возле тлеющих углей — ночному костерку пришёл конец. Шестая пристально смотрела на него, переступая с ноги на ногу.

— Кошмар? — уточнила она, когда взъерошенный Моно подскочил, поправляя коробку. — Вот как... — Она неуверенно, словно делала это впервые, похлопала его по плечу. Стандартный жест сочувствия, но почему же тогда в носу внезапно зачесалось, а в горле застрял комок? Моно обхватил себя руками в беззащитной попытке спрятаться. Никто ещё не проявлял к нему сочувствия.

Как же мало надо детям для того, чтобы почувствовать привязанность. Шестая лишь проявила должное внимание — жест не сложный и не больно то личный, — а Моно уже готов был идти куда угодно, лишь бы девочка продолжала быть рядом. И если надо будет, он готов был горы свернуть!

Шестая молчала, но ей, похоже, нравилось то, с каким жадным вниманием Моно наблюдал за ней. Встретилось два несчастья. Дети были несчастны в этом мире, где им был никто не рад. Но лично у этих двух детей был шанс стать больше, чем случайными попутчиками.

* * *

Крыса выскочила из-под завала, злобно вереща на забравшихся в квартиру ребят. Конечно, куда ей было до монстров, которые жили в этом городе. Моно всё ещё не мог поверить, что добровольно вернулся в Бледный город. Он стал ещё хуже с тех пор, как он его покинул: мёртвые дома заваливались друг на друга, как пьяные попутчики из кабаре, дороги во многих местах были выщерблены постоянным дождём и ветром, которые, казалось, никогда не покидали этого места. Монстров пока не было видно, но Моно уже был здесь и знал, чего ждать.

— Эй! — Шестая указала пальцем на ещё двух крыс, выпрыгнувших из зловонной дыры в полу. — Это нехорошо.

Моно поудобнее перехватил фонарик.

— Прищурься, — попросил он.

Яркий свет не любил никто. Солнца не существовало в Бледном городе, и мало кто уже помнил, как оно вообще выглядело. Эти крысы, очевидно, и вовсе не застали его. Когда свет от фонарика ударил их по глазам, грызуны завизжали и бросились врассыпную, слепо налетая друг на друга. Их протяжные писки разбудили кого-то: в глубине дома что-то зачавкало, захрипело, и половицы прогнулись под немаленьким весом...

— Бежим! — шепнула Шестая, бросаясь вперёд.

Моно последовал за ней. Преодолевая завалы кирпичей, досок, старых брошенных вещей и сломанных стульев, он думал лишь об одном — как бы убежать. Что бы не догоняло их, оно не теряло интереса: сзади раздавались грохотающие шаги и смачное порыгивание. Сверху капало. Пол под ногами внезапно стал скользким, настолько, что Моно не удержался и завертелся волчком, пытаясь сохранить равновесие.

— Эй! — Шестая перепрыгнула через огромную ямищу, словно выросшую из ниоткуда, и протянула ему руку. — Сюда!

Моно упал, но быстро вскочил и бросился на голос подруги. Треск двери, что они преодолели совсем недавно, придал ему ускорения. Перед самим прыжком он заколебался было, но Шестая нетерпеливо позвала его, сильнее вытянув руку, и Моно не оставалось ничего, кроме как прыгать. К его удивлению, Шестая была куда сильней, чем казалась на первый взгляд — она лишь поморщилась, пока он вцепился в неё, как клещ, и одним движением вытащила его из пропасти. Перевести бы дух, да некогда — это для них ямища была большой. Вряд ли преследователя она остановит надолго.

Бег вперёд. Влево. Ещё раз влево. На подоконник — и вот уже ребята, задыхаясь, расположились на крыше. Дождь тут же промочил их до нитки, но зато они были живы, живы! Первой пришла в себя Шестая. Смахнув с рубашки кусочки сгнившей древесины, она осмотрелась.

— Ну и где мы? — удивилась она, разглядывая местность с высоты.

Моно подошёл к ней, устремил свой взор на темнеющую вдалеке Башню. Его сердце предательски сжалось. Око было слишком близко — Моно чувствовал его незримое, но неприятное присутствие, и у него болела голова.

— Там школа, — заметил он, указывая на высокое здание, в окнах которого — о чудо! — горел тусклый свет.

Шестая прищурилась.

— Там много монстров? — спросила она.

Моно пожал плечами. Он не знал. Людей там не было — это точно. Единственное, что помнил Моно из своего совсем раннего детства — узость клетки, в которой он сидел, и смрад трупов, с которыми развлекался некто, кого Око звало Вершителем. Сбежать Моно удалось по случайности — он заболел и лежал пластом на дне своей маленькой камеры. Монстр, прибирающий клетки, посчитал его мёртвым и вышвырнул вместе с мусором. Дождь, под который попал Моно, как ни странно, придал ему сил, и мальчишка уполз в безопасное место, где его лихорадило ещё какое-то время. Хорошо, что у местных детей всё заживало, как у собак. Едва только голод прояснил разум, Моно убрался как можно дальше от Башни и её обитателей.

Шестая обхватила себя руками — на улице было холодно.

— Идём, — решительно скомандовал Моно. Кто бы не был там, мальчик был уверен, что они смогут найти безопасный уголок. Не хватало ещё, чтобы Шестая заболела.

* * *

Дождевик ей шёл. Шестая крутилась возле пыльного разбитого зеркала, рассматривая себя со всех сторон. Наблюдая за этим, Моно не мог сдержать довольной улыбки. Как хорошо, что он вспомнил о таком месте, как заброшенный магазин одежды — именно здесь, побродив меж покосившихся стеллажей, они отыскали этот дождевик — желтый, как яркое солнце, и достаточно тёплый, чтобы Шестая прекратила дрожать.

— Моно, — девочка налюбовалась собой и подошла к другу. Её глаза сияли в сумерках магазина. — Это... спасибо. — Она зарделась и неловко, будто реально делая это впервые в жизни, ткнулась губами в его коробку.

Моно почувствовал, как жар опалил щёки, и под коробкой стало душно. На миг захотелось снять коробку, чтобы остудить смущённое лицо, но Моно так и не решился. Коробка была его защитой от мира и защитой мира от него — мальчик не хотел, чтобы проклятье коснулось Шестой, которая уже достаточно долго была рядом с ним.

— Тебе идёт, — неловко признал он и вопросительно сжал её ладонь в своей. Шестая напряглась, но не отодвинулась — прогресс. Раньше она не была довольна, когда Моно прикасался до неё. Теперь же этой преграды не существовало, и Моно почувствовал вдруг необычайную лёгкость.

К школе они подбирались аккуратно, боясь ловушки, но их никто не преследовал. Осмелев, дети забрались в окно по верёвке, что была через него переброшена, и оказались внутри. Вовремя — на улице рокочуще загрохотал гром, и дождь превратился в полноценный ливень.

* * *

В тряпках, найденных в одной из заброшенных подсобок, было тепло. Шестая тщательно закопалась в них, готовясь ко сну. Моно же не спешил присоединяться к ней. Сидя на краю короба, он внимательно вслушивался в окружающие звуки, но ничего, кроме дождя за окном и далёких скрипов, с которыми умирало некогда величественное здание, не слышал.

— Эй! — Шестая высунула из тряпок голову. — Иди сюда!

Моно нехотя закопался в тряпки. И правда, так было намного теплей. Но он не хотел спать. Ночные кошмары мучали его всё сильней и сильней, и мальчик не был уверен, что в очередной раз, дойдя до двери, не рискнёт открыть её. Он не знал, что тогда случится, но ощущал, что ничего хорошего.

— Ты чего? — Шестая, поколебавшись, приложила пальцы к коробке, под которой был его лоб. — Заболел?

— Нет... — Моно неуверенно шмыгнул носом. — У тебя когда-нибудь... были... кошмары? — тихо поинтересовался он.

— Нет... — Шестая внимательно посмотрела на него. — А у тебя?

Моно вздохнул.

— Эй! — Шестая осторожно приблизилась к нему, так, что мальчик чувствовал её дыхание на своей коробке. — Всё хорошо. Это же просто сон. Да?

— Да? — честно говоря, Моно не был в этом уверен. Коридор казался смутно знакомым, будто он уже был там, но не помнил этого.

— Да, — более уверенно повторила Шестая. Приблизилась ещё и, неожиданно для Моно и, кажется, самой себя, приобняла его рукой. — Я... я разбужу тебя, если ты увидишь плохой сон, — выговорила она необычайно большую фразу. Да и вообще, сегодня она была куда более словоохотлива, чем обычно. — Спи, — Шестая улыбнулась, неловко, явно не умея делать это по-настоящему, и положила голову на плечо Моно.

И Моно сам не заметил, как задремал.

* * *

— Вернись. — Худой, необычайно высокий человек неприятно сверлил его взглядом. Да и был ли это человек? Моно никогда не видел взрослых людей, только детей, так что, вероятно, это был просто огромный монстр. Ещё одно порождение Ока. Только оно могло требовать его возвращения.

Моно промолчал. Он сидел на стуле в каком-то непонятном месте. Вокруг разливался резкий фиолетово-розовый свет, цепкий, гадский, словно внутренности, ещё покрытые кровью. Тёмный силуэт худого гиганта высился над ним, угрожающе нависал, словно хотел броситься и убить. Моно поёжился, но продолжал хранить молчание в той самой, наивной и детской, уверенности, что молчание отведёт от него взгляд монстра.

— Глупец! — Худой — а ещё вернее, Тощий, ибо его худоба была аномальной — со свистом втянул носом воздух. Моно съёжился, стараясь занимать как можно меньше места. Хотелось вскочить со стула и броситься прочь, но ноги словно стали ватными и не хотели никуда двигаться. А Тощий продолжал, и каждое его слово эхом отдавалось в голове Моно: — Тупая крыса! Думаешь, доброта спасёт тебя от хозяина? Тебе не нужно это качество. Это лишнее. Это не улучшение, ухудшение всего, к чему мы стремимся. — Пустые глазницы словно выдернули из Моно позвоночник. — Избавься от доброты, мальчик, она убьёт тебя.

Моно упрямо сжал губы. Он не хотел иметь ничего общего ни с одним созданием Ока. И раз уж оно не одобряло доброту, значит, именно её он и будет взращивать. Знать бы ещё, как. Но он должен справится. Пусть Око ищет другого.

Тощий поднял голову и громко, неприятно захохотал — его хохот больше напоминал бульканье и хрип одновременно.

— Я предупредил тебя, глупая маленькая крыса, — заметил он, и Моно проснулся.

За окном по-прежнему барабанил дождь. Шестая крепко спала, прижавшись к его боку. Её тёплое дыхание щекотало его шею, проникая под коробку. Моно вздохнул. Ну, хотя бы не кошмар.

* * *

Монстров в школе всё же было предостаточно. Дикие ученики с головами-фарфором, и их огромная учительница, которую боялись, похоже, и сами монстрята. Шестую и Моно Учительница не трогала — лишь потому, что те, едва услышав её тяжёлые шаги, юркнули в приоткрытый шкафчик.

Фарфоровые ученики были куда опасней. Мелкие, они проникали во все щели, кроме самих узких. Увидев детей, они устроили настоящую охоту за теми, кто не был похож на них. Когда Моно шёл вперёд, проверяя полы и стены на наличие ловушек, эти маленькие поганцы скинули на него шкафчик.

Сначала Моно не понял, что произошло — свет внезапно померк, оставив лишь тонкую полоску у самого пола —валяющаяся на полу книга чуть приподняла край шкафчика. Громко завизжала Шестая, послышался многоголосый мальчишечий гогот. Моно сердито вскрикнул, надавил плечами на стенку шкафчика, пытаясь выбраться, но ничего не получилось. Один из учеников, видимо, сидел сверху, бдительно следя, чтобы он не выбрался.

Крики Шестой затихли вдали. Чувствуя всё нарастающее отчаяние, Моно рванул вверх со всей силы. Раздался грохот, а следом — смачный "Чмяк!" об стену. Шкафчик приподнялся. Моно осторожно вылез, так, чтобы громада вновь не рухнула, прижимая его под собой. Его трясло.

Шестая! Он обязан найти её!

Что-то больно попалось под ногу. Моно посмотрел вниз и увидел железную кочергу. Видимо, она принадлежала кому-то из учеников. Решившись, он с пыхтением приподнял её. Да уж, весила такая штучка значительно, но зато при нападении была незаменима, ведь Моно собирался пойти на поиски подруги. Он не мог просто развернуться и уйти.

Школа поскрипывала и стонала, словно была живым существом из плоти и крови. Моно брёл по коридору, сцепив зубы. Тяжеленная кочерга оттягивала ему руки и в целом приносила больше вреда, чем пользы, ибо мальчик не мог быть уверенным, откуда и в какое мгновение выскочит враг.

Топот тяжёлых огромных ног заставил его сердце испуганно сжаться. Моно уронил кочергу — в стонательной тишине этот звук отразился громоподобно — и панически заозирался. Топот прекратился, а совсем рядом, буквально за стенкой, раздалось сиплое старушечье дыхание. Ближайшая дверь, некогда ведшая в класс, с медленным скрипом отворилась...

Моно бросился наутёк, слыша сзади, как старуха Учительница мощно нюхала воздух, пытаясь определить источник запаха. А потом раздалось утробное "Р-р-р!", и Учительница кинулась вдогонку. Она была в сотню раз больше своих учеников, и грохот её ножищ заставлял полы, и без того переломанные, сгибаться, словно волны в океане. Моно, как заяц, кидался в стороны, сбивая монстра с толку. Он успел увидеть то, что придало ему дополнительную вёрткость — шея Учительницы росла и росла в длину, будто змея. Быстрые перемещения мальчишки путали Учительницу — она злобно визжала и делала бросок за броском, пытаясь схватить его ртом, полным острых зубов. Ученики, высыпавшие на шкафчиках, улюлюкали и поддерживали свою Учительницу, кидаясь в Моно всем, что попадало в их гадкие фарфоровые ручки.

Наконец произошло то, что и должно было произойти. Пальцы свело болью, когда они встретились с приподнявшейся доской. Моно вскрикнул и упал лицом в пол, чудом ничего себе не повредив. Чёрная тень накрыла его. Смрадный запах изо рта Учительницы стал просто невыносимым. Взревели ученики, готовясь увидеть кровавое месиво. И в этот момент Моно почувствовал, как куда-то падает. Их пробежки с Учительницей стали последним, что этот пол вытерпел — пара досок лопнула, удачно втянув мальчика в зияющую чёрную дыру. Моно не успел понять, что спасся едва ли не изо рта монстра, когда его тщедушно тельце ударилось о каменное дно подвала. Этот удар выбил из него весь дух, и следующие минуты Моно лежал без движения, борясь со сбившимся от боли дыханием.

Рядом послышалась возня и приглушенные стоны. Моно скосил взгляд набок. Каким-то образом он упал не один — фарфоровый ученик, чудом не разбившись, шипел сквозь сжатые зубы, пытаясь выползти из-под досок, которые, упав, прижали его под собой. Моно подтянул локти к коленям и медленно сел. В теле ещё отдавалась глухая боль, но разум был чист и необычайно остёр.

Ученик увидел, как сел Моно, и замер. Пустые нарисованные глаза замерли тоже, напряжённо следя за мальчиком. Моно молчал, рассматривая... хм... товарища по несчастью. Фарфоровый ребёнок пыхтел, не сводя с него взгляда.

Наконец боль отступила. Моно встал, намереваясь уйти. Взгляд его снова упал на пришпиленного к полу ученика. Не отдавая себе отчёта, действуя больше по наитию, он взялся за доску и с трудом приподнял её.

Ученик тотчас вылез на свободу и отскочил в тень. Его глаза вспыхнули, как два зловещих красных огонька. Моно сверлил его взглядом, крепко сжимая доску, и ждал нападения. Одна шло мгновение... другое... Прошло несколько долгих мгновений. Ученик не нападал. Странно посмотрев на Моно, он развернулся и исчез в темноте.

Ну и славно, подумал мальчик, ещё не хватало драки. Моно был реалистом — ему вряд ли бы хватило силы взять верх хотя бы над одним учеником. И зачем он только его отпустил? Сейчас приведёт дружков... Моно вздохнул. Он просто не мог уйти, оставив хоть и монстра, но маленького, умирать в одиночестве. Вряд ли бы за ним кто-то пришёл, монстры не отличались альтруизмом.

Ну, помощь помощью, а Шестую искать надо было. Столько времени прошло, как бы её ещё не съели! Подумав об этом и вздрогнув в ужасе, Моно откинул все сторонние мысли и вновь занялся поисками. Он осторожно обходил комнаты, держась подальше от мест, где слышалось ворчание Учительниц и крики учеников. Одно из помещений заинтересовало его. За закрытой дверью слышались голоса, но они принадлежали не здешним монстрам. Моно почувствовал, как его волосы встали дыбом. Он точно услышал голос Тощего! Второй был ему неизвестен, но звуки, которые перемежались с этими разговорами, заставили его буквально прильнуть к двери. Ребёнок. Там, в клетке, сидел ребёнок — Моно слышал детское дыхание, слишком лёгкое для монстров, и скрежет решётки, которую пленник пытался — увы, бесполезно, — выломать.

Это могла быть Шестая или любой другой ребёнок, нуждающийся в помощи. Но как же ему проникнуть туда?

Над его головой резко просвистела тарелка — и разбилась на сотни осколков, соприкоснувшись с дверью. Моно мгновенно обернулся и успел увидеть ученика, злобно зыркнувшего на него в ответ. Ещё одна тарелка полетела в Моно — или в дверь? — после чего ученик испарился. Лишь прогремел вдалеке, соприкасаясь с деревянным полом, неудобный фарфор.

Тощий не стал утруждать себя открытием двери — выглянул прямо через неё. С секунду их с Моно взгляды встретились. Тощий тотчас телепортнулся в коридор. Зазвенел воздух, насытившись магией. Моно попятился, но было поздно — Тощий протянул руку, костлявую, как у смерти, и мальчик почувствовал, как неведомая сила бросила его вперёд. Пустые глазницы монстра вперились ему прямо в душу. Длинный нос ткнулся в коробку.

— Пришёл... — выдохнул монстр и широко улыбнулся, обнажив полную пасть тонких игольчатых зубов.

* * *

— Моно? — Шестая прильнула к решётке, пытаясь дотянуться до него. — Моно!

Моно поморщился и открыл глаза. Комната, в которой они находились, была погружена во мглу. Лишь у их клеток, на небольшом ящике, стоял фонарик. Благодаря нему мальчик смог разглядеть бледную подругу, которая с беспокойством наблюдала за ним, морща лоб.

— Цел? — отрывисто поинтересовалась она.

Моно кивнул. Потом, опомнившись — вряд ли кивок был хорошо виден сквозь коробку — хрипло выдохнул:

— Да.

Он снова был в клетке. Бывший её владелец явно долго не страдал: на прутьях кое-где виднелись засохшие за время кишки и бурые пятна крови. В Башне не заморачивались с правилами санитарии и прочими штуками. Чаще всего детей держали в клетках, даже не отмыв их от предыдущих партий. Впрочем, жизни таких ребят были недолги, так что никто не жаловался.

Появление уборщика заставило Моно побледнеть и вжаться в дальний угол. Монстр, некогда жравший детей прямо через прутья, собирал пустые клетки и уносил их куда-то в неизвестность. На Моно и Шестую он пока не обращал внимание, но это было лишь пока, Моно в этом не сомневался.

— Что же делать?.. — прошептала Шестая едва слышно. Видимо, она сильно боялась.

Моно кусал губу, на которой уже выступили капельки крови. Его взгляд всё чаще падал на пол — каменная поверхность была щербатой и выглядела очень прочной.

— Сейчас, — шикнул он, — толкай клетку.

Шестая без лишних слов принялась биться о прутья, пододвигая свою тюрьму к краю ящика. Моно принялся делать то же самое. Его расчёт оправдался — упав, клетки повредились достаточно, чтобы перепуганные дети смогли выбраться наружу. Едва ноги соприкоснулись с полом, Моно схватил подругу за руку и бросился в сторону сваленных в кучу коробок. Вовремя — на грохот прибежал уборщик и принялся неистово разгребать клетки, выискивая сбежавших пленников.

Ребята тихо выбрались в коридор. За их спинами слышался рёв и утробное урчание — монстр распалялся. Рано или поздно он поймёт, что дети уже вне комнаты, и тогда им придётся несладко.

Моно коснулся руки Шестой и указал на себя. Что толку скрывать очевидное — так или иначе Шестая вскоре догадается, что он уже был здесь. А раз так, стоило забыть о секретах.

Шестая приподняла бровь. Потом широко открыла рот. Сжала губы в тонкую линию и кивнула. Её рука в плену тонких пальцев Моно дрогнула, но Шестая не отпрянула и не отмахнулась от его руки. Напротив, в её глазах появилось нечто вроде понимания. Она крепко обхватила его ладонь и ободряюще улыбнулась.

* * *

Дети брели сквозь Башню. Внутри она была целым лабиринтом. Куча дверей, каждая из которых, подчиняясь странной магии, вела в совершенно неожиданные места. Моно знал, что правильным был тот вход, который вёл к музыке. Монстры, обитающие в Башне, ненавидели музыку, и она охраняла выход от тех, кто решился бы выбраться. Чем ближе к выходу, тем сильнее и громче разгоралась песня, а сердца двух детей начинали предвкушающе биться.

Однако выход из Башни охраняла не только песня.

Когда до заветной двери оставалась пара метров, Шестая вдруг застыла, вцепившись в руку Моно. Тот уже и сам увидел, что её напугало. Тёмный, аномально высокий силуэт неподвижно стоял на фоне выхода. Тощий не шевелился, но Моно буквально чувствовал его взгляд, полный злобы.

— Мы трупы, — произнесла Шестая. Это не было паническим выдохом. Скорее, это напоминало спокойную констатацию давно непреложной истины.

Моно почувствовал, как сердце, суматошно забившееся вначале, вдруг успокоилось.

— Это мы ещё посмотрим, — глухо ответил он. Высвободившись из хватки подруги, он дотронулся до коробки и медленно снял её.

Тощий протяжно втянул в себя воздух. Шестая, казалось, перестала дышать. Моно её понимал. Око не раз говорило, как он похож на Тощего. Видимо, именно поэтому его и избрали преемником.

— Я никогда не стану таким, как ты! — храбрясь, выкрикнул Моно, не сводя взгляда с Тощего.

Тот ухмылялся, не делая попыток напасть.

— О чём ты? Ты — это я, — заметил он.

— Нет!

— Да. Доброта — дело наживное. Быстро исчезнет, уж поверь.

Сказав это, Тощий вдруг оказался совсем рядом. Здесь, в Башне, его силы были невероятными. Моно протянул вперёд руки, стремясь ощутить. И он ощутил. Магия схлестнулась с магией, но Тощий явно был готов к подобному. Быстро меняя положение, он пытался достать до Моно или прятавшийся за ним Шестой. Моно, сжав зубы, отбивал его атаки, чувствуя, как быстро уходят силы. Это и ясно — он был ещё совсем мелким по сравнению с всесильным монстром.

Ещё одна атака — и Тощий с равнодушной жестокостью рассматривает трепыхающуюся в его руке Шестую. Его глаза горят торжествующим алым сиянием.

— Впрочем, мы это знали, — его голос напоминал скрежещущее железо.

— Не-е-ет!!! — Моно впервые кричал так, будто от этого зависела судьба всего мира. Ведь его мир сосредоточился в девочке, корчившейся от боли. Он никому не был нужен до тех пор, пока не встретил Шестую. Она одна пыталась приободрить его. Одна она увидела в нём мальчика, нуждающегося в друге. Ради неё он стал храбрее и смог дать отпор своим страхам.

Тощего буквально смело чистой детской энергией. Может, дети и не были сильны телом, как взрослые, но недаром во многих самых сильных и жутких ритуалах использовали именно детей. Они были чистыми и невинными созданиями. И хотя этот мир сделал многое, чтобы заполнить сердца ребят мраком, многие из них ещё не растеряли своих лучших качеств. Качество Моно было преданностью — и добротой, той самой, которая толкнула его отправиться выручать девочку, с которой он даже не был знаком. Той самой, которая заставила его приподнять доску, вызволяя чудовище. Той самой, которая отвела руку, не давая убить ещё более ужасного монстра.

— Я — не ты, — выдохнул Моно, глядя на поверженного врага. Тощий валялся на полу без движения. Он был жив — но магия покинула его: высшие силы не приняли его желание напасть на ребёнка. Пустые глаза озлобленно смотрели на Моно, а мальчик, тяжело дыша, пытался унять тело — оно буквально вибрировало от переизбытка энергии.

Глухой рокот раздался вокруг. По стенам пошли трещины. Шестая резко вскочила на ноги.

— Сейчас всё рухнет! — крикнула она.

Тощий прикрыл глаза. Его тело стало пористым, как рваная тряпка. Ещё мгновение — и монстр исчез, будто его никогда и не было.

Пол разваливался буквально на глазах. Башня словно расходилась по швам. Трещали камни, гремели, летя во все стороны. А прорехи заполняло... нечто. Красно-мясистая биомасса с кучей глаз, похожая на чью-то кровавую блевотину, вылезала сквозь зияющие раны Башни. Мерный рокот стал оглушительным и больно давил на уши.

Дети неслись вперёд, перепрыгивая через ямы, отскакивая от жуткого глазастого монстра, который заставлял пол качаться в жутком подобии океанских волн. От пола практически ничего не осталось. Одинокая балка, обрываясь у самого входа — это всё, что отделяло Моно и Шестую от гибели... или того, что было хуже гибели.

Шестая, как более лёгкая и воздушная девочка, быстро выскочила вперёд. Тонкие ноги давали ей мощный толчок. Буквально перелетев через пропасть, она обернулась и протянула Моно руку. Детский доверчивый жест. Они уже проворачивали этот трюк — давно, в Бледном городе, и тогда у них это вышло, так почему бы не выйти теперь? Моно кинул все свои оставшиеся силы на разбег. А после оттолкнулся ногами так сильно, как только мог. Потная ладошка крепко обхватила его ладонь. Подруга вновь поймала его.

— Ты лучший Тощий, — признала Шестая, помогая себе второй рукой. Под ними раскрывала свой вонючий рот бездонная пропасть, скалящаяся сотнями горящих в темноте глаз.

Моно напрягся, чтобы помочь подруге вытащить себя, когда почувствовал что-то не то. И он быстро понял, что именно.

Шестая не делала никаких усилий, чтобы вытянуть его.

— Что? — он непонимающе посмотрел ей прямо в глаза и недоуменно замер, наткнувшись на полный безразличия взгляд.

С минуту в мире, где время будто остановилось, Шестая пристально смотрела на него. А потом просто улыбнулась... и разжала руки.