Сказка ложь (гет)

В ПолДесятом государстве поднялся переполох — объявил царь, что пора невесту искать для сына любимого, Иванушки. Завопили бабы, зарыдали, скатерти да лапти покидали в сундуки и начали срочную эвакуацию в соседнее царство, Девятое-С-Половиной. Царь на троне сидит, ногами топочет, орёт на всех. Министрам грозится бороды оборвать — никак не могут, понимаешь, невестушку найти для Ивашки. А он разве плохой? Ну да, умом слабоват. Ну да, роняли его няньки косорукие… три раза… вниз головой… Так то ж давно было! Уж и не помнит никто. А то, что царевич двадцати двух лет от роду, в носу ложкой ковыряет да портянками утирается. Ну бывает, замечтался! Что ж сразу дурнем-то кликать? Добрый он зато, отзывчивый. Вот давеча показалось ему, что корове в хлеву холодно, так он это, костерок в уголке разжёг да соломки подкинул. Такой добрый. До сих пор говядину едим запечённую… Угольком припахивает немного, но под медовуху пойдёт! А чем ещё послов лукоморских потчевать? Времена нынче, сами понимаете, тяжёлые. А послы только и делают, что жрут!

— Тя-я-я-ять, а тять… Где трещотка моя? Голубей гонять пойду! — Иван-царевич заглянул в тронный зал.

— Ой, сынок мой любимый, заходи-заходи. Ой, а куда лапти дел?

Царь поправил сползающую на уши корону и величественно двинулся навстречу сыну.

— Дык это, мы с Емелькой из них кораблики делали. На реке Смородине пускали их. Хы! Смешно так. — Глаза Ивана мечтательно блеснули, — Паруса колышутся… Плывёт лапоть, плывёт…

Подкралось к царю предчувствие нехорошее. Сощурил он глаза водянистые и спросил ласково:

— А из чего паруса-то делали, сынок?

— Дык это, пергаментные они, легкие. Такие паруса хорошие получились!

Вздохнул царь, промокнул платочком лысину и уточнить решил, правда ли, что плохо всё так:

— А где пергамент-то взял, несмышлёныш мой любимый?

— Дык это, на столе у тебя лежал, красивый такой, с рисунками.

— Не с рисунками, а с мирным договором между мной и султаном Тархистана! Ну, сынок, хорошо ты наигрался… Эй, Фёдор! Ивашку под замок, а Емельку выпороть!

Стукнул в сердцах царь Ивашку по башке дурной, топнул ногой и вылетел из зала тронного, аки ветер степной.

Стоял-стоял Иванушка, думал-думал. Ничего не надумал, да и разревелся.

Эх, и как такого дурня женить?

На следующий день царь пришел к сынку мириться, сачок для бабочек подарил. То-то Иванушка радовался! Глаза блестят, щёки румянятся, на усах капуста из щей прилипла. Да-а-а-а, жених… Почесал царь затылок и стал думу думать, как бы Иванушку-царевича женитьбой заинтересовать. Решил он издали зайти, чтобы молодого да робкого сына не спугнуть.

— Иван, тебе пора жениться! — Сказал, как отрезал. Ай да царь у нас! Всем царям царь.

— Тя-я-я-я-ять, ну чего ты начинаешь опять? Так ведь хорошо сидели, пряники медовые кушали.

— Ну, Иванушка, ну положение же обязывает. Негоже молодцу холостым ходить. Надо хозяйку в дом, да и детишек тоже завести не мешало бы.

Улыбается царь, а сам раздумывает, где бы ещё дуру такую взять, чтобы за царевича пошла.

— Дык это, мне и без жены хорошо. А ежели вам завести некого, то кошечку заведите, или собачку, или вон, служанку новую. — Неохота Ивашке жениться, ох, неохота.

— А старая служанка чем тебя не устроила, сынок?

— Дык это, полотенцем мокрым меня отстегала, баба злобная! — шмыгнул Иван носом да пригорюнился.

— А с чего это Фёкла тебя полотенцем-то? А? — насторожился царь.

Не будет просто так Фёкла сынка царского мутузить. Знать, было за что. Опять, наверное, за вареньем на кухню лазал. Или за медовухой.

— Дык это, Емелька предложил чудо заморское сделать, параша… параша… парашют! Вот! На нём летать можно! Так мы и решили панталоны Фёклины под это приспособить и прыгнуть с колокольни. Летать я хочу, тятенька.

— А… Ну да, хорошее изобретение. Только ты так больше не делай без меня, ладно? Как только решишь что-нибудь изобрести, так сразу ко мне! А с Фёклой я поговорю. — У царя дёрнулся глаз. Срочно, срочно женить дурня надо!

— Поговори-поговори, а то совсем житья не даёт мне, изобретателю талантливому. Это она от зависти, тятенька! Набираешь деревенщину всяческую, а они только и думают, как страну наследника лишить.

Царь, не мешкая, кинул по стране клич, что, кто невесту Ивашке приведёт, тот получит мешок золота и огромное царское спасибо. Ну, и десяток коров — для стимула к поискам. Да только не пришёл никто, ни на первый день, ни на второй. Только на третий, ближе к вечеру, постучались в царские хоромы.

— Ну-с, кто это тут у нас?

Увидел царь милейшую девчушку. Светловолосая, голубоглазая, носик аккуратненький, сама изящненькая, лет пятнадцати от роду. Ну, принцесса! Принцесса!

— Как зовут тебя, милая?

— Евушкой кличут, царь-батюшка.

— Ой, какое имя-то необычное. А как по батюшке вас?

Обрадовался царь, вот она — невеста-то!

— Евсей Ефимович, царь-батюшка.

— Что-о-о-о?! Ах, содомит треклятый! Марш отседова, пока на кол тридцатифутовый посадить не велел!

Затопал ногами государь, покраснел, аж самому страшно сделалось. Слыханное ли дело, уже парни свататься ходят!

— Не гневайся царь-батюшка, вели слово молвить! Не сам я свататься пришёл, а невесту привёл!

Охолонул царь, насупился.

— Показывай, — говорит, — невесту.

Полез Евушка за пазуху, достал тряпицу, развернул, а в ней лягушка завёрнута, жирная, зелёная, да с бородавкой здоровенной на носу.

— Что-о-о?! Ах, скотоложец… лягушколожец! Пшёл вон, говорю! Лучше бы сам свататься пришёл, чем нечисть эту болотную приволок!

— Дай слово молвить, царь-батюшка. Не простая это лягушка, а волшебная! Красавица заколдованная! Василисушкой звать. Говорить она пока не может, а уж когда женится на ней Иванушка — расколдуется она, и тут уж он не отвертится. И невестка умница-красавица у вас будет, а там и детишки пойдут.

Сверкнули глазищи хитрые, талант у мальчишки был торгашеский. Царь сам не заметил, как согласился. Только спросить хотел, как невесту-то расколдовывать, а мальчишки уж и след простыл. Да мешок денег и десяток коров исчезли. Осталось у царя только спасибо и лягуха, в тряпку завёрнутая.

— Ну что, зелень болотная, разминай лапки! Завтра свадебку сыграем!

— Кв-ва.

* * *

— Эй, Машка, Глашка, Дашка! Каши мне да ватрушек мягких! Царь завтракать изволит!

Вот уж неделю бьются над лягухой волшебной лучшие маги царства. Уже всё перепробовали, а не расколдовывается она. Сидит, жабища треклятая, глазами ворочает, квакает оскорбительно.

— Надул, как есть, надул! А я-то, хрыч старый, поверил ему! Ай, Евушка, ай, попадись ты мне! И золото, и коров взял. На лягуху обменял! На зелень болотную! Ох, раздавлю мерзость! Раздавлю!

— Тятенька-а-а, чёй-то ты криком кричишь? Болит что? — Иванушка заглянул в тронный зал.

— Да нет, сыночка, сплюнь-сплюнь. Иди погуляй лучше.

— Ква-а-а! — Мерзкая лягуха подала голос из шкатулки расписной.

— Что это, тятенька? — Иванушка уже не просто заглядывал в залу тронную, а подходил к столику со шкатулкою.

— Ничего такого, сыночка.

— Ква-а-а-а! Ква-ква!

— Ой, тятенька, лягушка же это! Красивая какая. Можно, себе её заберу? — Глаза Ивашкины надеждой засветились. Вот дурной, а добрый. Животину любит всякую.

Подумал-подумал царь, да и согласился. Пусть хоть дитя потешится, раз уж пользы никакой от этой лягухи. Царевич был от новой питомицы в восторге неописуемом: за обедом с ложечки кормил, по спинке зелёной гладил, платочком нос слизлый вытирал. Заигрался с ней, да и не заметил, как ночь наступила.

Лёг Иванушка спать, а лягушку рядом на подушке примостил. Поцеловал на ночь любимицу свою, погладил. Только очи сомкнул, как озарилась горница светом ярким. Открыл глаза Иван и узрел диво-дивное — сидит на подушке девка. Стройная, длинноносая, глаза зеленью горят. Волосы цвета непонятного — то ли чёрные, то ли рыжие, — а на лбу и вовсе белая прядь вьётся. Одета девица бесстыдно, Ивашке аж противно стало! Это ж надо, мужские одежды напялить вздумала! Камзол зелёный бархатный, штанишки под стать, да сапоги сафьянные… Ещё и шпага к поясу приторочена. Царевич даже позавидовал: ему отец не то что шпагу — вилку не доверял, говорил, боится, что порежется сынок любимый. А девка смотрит насмешливо и зубы скалит.

— Ты кто это? — решил царский сын оторопь не показывать: бровь супит, а у самого колени дрожат. Кто её знает, девку эту? Шпагой взмахнет — и нет ушей у Ивашки! А он их любит, уши-то, не видел ни разу, а любит.

— Кто-кто? Василиса я! А ты молодец, догадался, как заклинание снять! Теперь я — твоя невеста. Рад? — Длинноносая девка потрепала царевича по щечке и похабно подмигнула.

* * *

Взошло солнышко красное, продрал ясны очи царевич. Зевнул басовито, потянулся. Смотрит, на подушке лягуха-Василиска сидит, смотрит, ухмыляется. Странный сон царевичу приснился — любимица его зелёная в девку наглую превратилась. А потом обратно перекинулась, сказавши, что утром пойдём с батюшкой знакомиться. Приснится же такое! Не надо было всё же на ночь квашеную капусту с пряниками медовыми откушивать.

— Чего вылупился? Срам-то прикрой, охальник! — Лягуха встала на задние лапки и подбоченилась.

Ивашка испугался так, что чуть было не опорожнился на месте. Юркнул под одеяло, смотрит на лягушку, а та по подушкам, шелками шитыми, расхаживает, лапками размахивает.

— Некогда нам разлеживаться, идём с батькой знакомиться! Сейчас свадебку сыграем, да и будем жить-поживать! Ты не думай, что я вредная, мне просто замуж невтерпёж.

— Дык… это… Не приснилась ты мне?

— Не приснилась. Я царевна заколдованная. Бабка моя разозлилась на меня сильно — в лягушку превратила. Условие поставила: если найдётся царевич, полюбивший меня в лягушачьем обличии, то чары исчезнут. Только надо мне ещё три ночи в лягушачьей шкуре проходить, тогда уж точно заклятие спадет. А пока представь меня батюшке. — Сладкие речи ведёт лягуха, а у самой глазищи так и рыщут по лицу Ивашкиному.

«Вот смотрит и смотрит, как будто в нос вцепиться хочет…»

«Да он классический балбес! Узкий лоб, глазки в кучку, нос картошкой! Эх, бабуся, удружила! Я бы лучше уж за Болотника или за Лешака замуж пошла…»

Наскоро собравшись, Ивашка подхватил невесту и понёс к отцу.

— Батя-я-яня! Ба-а-ать!

— Чего тебе, соколик мой ясный? Заболел чай? Как-то ты сбледнул, осунулся.

Царь сидел у окна и пил чай с ватрушками.

— Дык это, невеста вот нашлась! — Царевич выпустил на стол лягушку.

— Что-о-о?! На лягухе мерзопакостной жениться? — Блюдце выскользнуло из артритных царских рук и разбилось об пол.

— Сами вы… Некрасивый.

На столе восседала девица и щурилась на оторопевшего царя.

— Приятно познакомиться, Василисушка я.

Девка спрыгнула со стола и поклонилась. Опосля блюдце подняла разбитое, провела пальчиками тонкими — вновь целое оно стало! Подивился царь на чудо-чудное, да и молвил:

— Царь. Царь-батюшка.

Да руку протянул девице. Изогнула она бровь соболиную, да пожала руку старческую.

«Мда-а, тяжеловато мне будет в этом медвежьем углу. Если здесь царь с царевичем такие, что уж о прислуге говорить!»

Однако вслух ничего царевна не сказала, улыбнулась лишь да вздохнула украдкой.

— А чевой-то не в сарафане ты, Василисушка? — Царь оглядел девицу повнимательнее. Одета, как щёголь из Страны Изумрудов.

— А так в стране нашей все ходят, батюшка, — в тон ему отвечает девка бесстыжая. Головой тряхнула — взметнулись волосья разноцветные, аж в глазах зарябило.

«Как бы невестушку-то нашу мужики на подворье кольями не забили. Проследить надобно».

Задумался царь не на шутку. Вроде и девка красивая, волшбе обученная, умная, видать. Самое то для дел государственных! Будет вместе с Ивашкой править. Да только одежды у неё уж больно странные, да и говор ядовитый! Не будут её любить при дворе, эх, не будут!

— Василисушка, я тут это, заклятие с тебя снял! — Гордый голос царевича по палате белокаменной разнесся.

Василисушка остолбенела аж, развернулась на каблучке, руками белыми всплеснула и заголосила, как баба деревенская:

— Что ты наделал, идиот?!

— Дык это, сжёг я шкуру лягушачью! Огонь, ить, от бесовских заклятий самое оно будет! В безопасности ты, Василисушка!

Расстроился Ивашка, что на доброе его дело кричит так невеста любимая.

Опустилась на полы дубовые Василисушка, застонала-заголосила пуще прежнего!

— Ах дура-а-а-ак! Что ж тебе трёх дней не подождать было?! Теперь меня Кощей к себе заберёт! Бабка моя с ним уговор имела: не просижу трое суток в шкуре после того, как меня жених расколдует — достанусь я Кощею со всеми потрохами! Ы-ы-ы-ы! — Запустила девушка белы руки в волосы, мечется, криком кричит.

Выдрала клок волос, бросила оземь и сама на пол кинулась. Загрохотал гром, заходил ходуном дворец, распахнулись ставни, влетел вихрь чёрный, подхватил красну девицу, да исчез в мгновение ока! Так и остались царь да царевич посередь зала стоять.

* * *

Свищет ветер в ушах, страшно Василиске. Дым тёмный окутал её, крепко держит. Глянула она вниз — поля да леса мимо проносятся, реки да озера сверкают так, что аж в глазах рябит. Возопила Василисушка ором неблагозвучным, да и сознания лишилась.

Очнулась она в комнате светлой. Из окошка солнышко светит, птички на подоконнике скачут. На стуле рядом юноша сидит красоты невиданной. Волосы светлые, растрепанные, прядями неровными до плеч свисают, глаза синие, ехидные, губы тонкие кривятся насмешливо. Тощий, в талии, наверное, как ляжка Ивашкина, зато камзол богатый — тёмно-синий, серебром расшитый.

— Долго лежать собираешься? — Говорит негромко, властно, слегка улыбаясь.

Василисушка на ноги вскочила, хотела за шпагу схватиться, а нет её на поясе!

— Это ищешь? — И шпагу Василискину на пальце покачивает.

— Отдай! — рванула вперёд девица, приличия позабыв, да только сила неведомая обратно на кровать её отбросила да подушкой сверху прижала.

— Тихо-тихо. Успокоилась? — Дождавшись положительного мычания, убрал злодей подушку.

— Ты кто? — Супит бровь девка, а саму любопытство разбирает. Она и сама колдовством промышляла, но чтобы другого мага с ног сбить, да подушкой припечатать… Да ещё и бровью при этом не пошевельнуть!

— Кастильен Бернье. А ты Василиса Лукоморская? — спокойно говорит колдун, а губы так и подрагивают в усмешке.

— Да. А почему я здесь?

Мысли нехорошие овладели девицей красной. Видит она, что кудесник молод да собою хорош, а в душе всё равно страх ворочается.

— Так бабка твоя договор со мной заключила. Шкуру беречь надо было, а не уши развешивать, — улыбнулся юноша, показав клыки острые. Глаза его небесные на миг красными стали, со зрачком кошачьим. — Ты теперь моя, Василисушка.

Так и опустились ручки белые у Василисы. Поняла она, что это за красавец напротив неё сидит! Сам Кощей пришёл пленницу проведать. А ведь не такой он, как про него сказывают. Тощий, но не живой скелет, как рассказывали. Глаза голубые, волосы светлые, как золото переливаются…

— И что же теперь, надругаешься надо мною, колдун проклятый? — Выпятила грудь Василисушка, щурится ехидно.

— Нужна ты мне. — Кощей и сам глаза сощурил. — Будешь полы мыть да обеды готовить. Песнями-плясками меня веселить.

Взвилась от обиды Василиска. Чтобы её, кудесницу лукоморскую, Бабы-Яги внучку, поломойкой делали?! Не бывать этому!

— И не подумаю! Тоже мне, маг, наколдовать ничего не может!

— Я-то могу, но не держать же в хоромах нахлебницу? Как поработаешь, так и поешь. — Поднялся со стула колдун, дал себя в рост оглядеть. Высокий, стройный, двигается плавно, как кот лесной. Да и продолжает как ни в чём не бывало: — Волосы у тебя занятные. Это так нынче модно в Лукоморье?

Смутилась Василиса. Из-за волос разноцветных долго она с бабкой ругалась. Хоть и ворчала старуха, но признавала, что ни одна девица теперь на неё не похожа. Помнит Василиска, как с кикиморами соком мухоморным пряди вытравливала, как басмой да хной заморскими волосы красила, да колдовством цвет закрепляла. Настоящий-то цвет свой не нравился Василисе — русый, обычный, девок с косами такими пруд пруди. Вот и решила она гриву себе разноцветную сделать.

— Не модно. Меня в Лукоморье чуть камнями за такое не закидали.

И это правда. Было такое. Вышла Василиска из леса, где жила с бабкой, в город прогуляться — на ярмарку поглазеть, леденцов да пряников поесть, женихов присмотреть. Тут на неё народ и накинулся, сжечь ведьму хотели… Кто ж знал, что ведьма крыши у домов подожжёт, вскочит на самого дорогого жеребца ярмарочного — да и умчится, только её и видели.

— Ха, а мне нравится. Необычно так. Ладно, можешь отдыхать пока, сегодня ужин с меня. С завтрашнего дня начнёшь работать по дому. — Вмиг Кощей деловым стал.

— Погоди, Кощей.

— Льен, — поправил юноша и переспросил: — Чего тебе?

— Так зачем ты меня забрал? Неужели полы тебе мыть некому?

Не верилось Василисе, что бабка могла её вот так в прислужницы отдать.

— Всё-то ты знать хочешь. Поживём — увидим.

Хлопнул колдун дверью, послышались шаги торопливые по коридору.

Идёт колдун по коридору, раздумывает. Ну, не говорить же девке, что и вправду жениться на ней хотел? Закружит ей голову, а на деле окажется она глупой да скучной. Нет, пусть пока уж на птичьих правах поживёт, а там уж и посмотрим.

Сидит Василиска в комнате, вздыхает. По нраву ей чародей пришёлся. Красивый, умный, на язык острый, как она любит прямо. Не то что Иван, даром что царевич, дурак дураком ведь.

Встретились Льен с Василисушкой за ужином, поели, поговорили, показал он ей хоромы свои, парк вокруг. По спальням разошлись уж заполночь.

Так и стали жить они вместе: днём колдуют вместе, заклинания придумывают да испытывают, вечером гуляют да в дурака на желания режутся. Что готовить Василиска должна, забыли уж на третий день. Полюбился Льен Василисе, дня без него не мыслит. Да и он всё чаще её за руку держать стал да обнимать крепко.

* * *

— Открывай, Кощей, биться будем! Василису назад заберу! — Стучит в ворота Иванушка, горланит, а у самого коленки ходуном ходят.

А в хоромах Василиска воем воет:

— Льен, не отдавай меня дураку! Я и готовить, и стирать буду! Оставь меня жить здесь!

А колдуну и самому не хочется с девицей расставаться. Больно уж хороша она оказалась, да и не приживётся она при дворе царском. Не по нраву она слугам придётся — одна страсть к костюмам мужским чего стоит. Обратился он в старичка древнего и пошаркал к воротам.

— И-и-и-и, мила-а-ай, чевой-то кричишь, забор шатаешь? Случилось чевой?

— Дык… это, — опешил Ивашка, — Кощей где?

— И-и-и-и, милай! Не живут такие давно уж. Ступай в горы Самоцветные. Там Василиска твоя. — Старичок мило улыбался и показывал рукой направление поисков.

Поклонился Иван до земли, поблагодарил дедушку доброго и пошёл дальше Василису искать. Вернувшись домой, Льен сбросил личину и проговорил:

— Мда-а-а, действительно — дурак. Ну, пока до гор дойдёт — забудет, зачем шёл.

Обрадовалась Василиса, поцеловала колдуна в уста сахарные, и стали они жить-поживать в мире да согласии.

* * *

Долго ли, коротко ли шёл Иван, и пришёл к горам Самоцветным. Страшно ему, нехорошие слухи ходили о горах этих. Да и идти не особо хочется — отправился он за Василисой-то, а уж потом подумал, что неохота ему жениться. Постоял он, почесал затылок, подумал. Плюнул, отковырнул от горы камушек красивый да домой повернул. Выветрилась из дурацкой башки мысль, охолонул Иван, да и пряников медовых захотелось.

* * *

В горах Самоцветных, в пещере глубокой сидели драконы да следили за богатырём нерадивым.

— О! Смотри-смотри, пошёл к Льену. Интересно, как быстро тот ему голову снесёт?

— Да не-е-ет, Льен добрый, он и пальцем дурака не тронет. Куда-куда он его послал? К нам? Аха-ха-ха, вот ведь поганец! Ладно, подождём.

Красивый, зелёный с золотом дракон разлёгся у выхода в пещеру. Младший из трёх братьев, он обладал даром превращаться в человека.

— Евран, может, ещё к царю смотаешься? Давай мышь поймаем? Её на коров да золото выменяем? У тебя это хорошо получается.

— Нет, Арравелл, второй раз меня не пустят в хоромы царские. И так «скотоложцем» обозвали. Да и принцесса в итоге сбежала — не думаю, что стоит появляться мне поблизости.

Посмеялись драконы да порадовались за Василиску с Льеном. Обещали они Бабе-Яге, подруге своей старой, что найдут девке жениха хорошего. Да проблема была — осерчала Яга на внучку своенравную, да и обратила лягушкой её. А расколдовать мог только добрый молодец крови царской. Да только не говорилось нигде, что Василисушка в спасителя влюбится. А Яга-то и придумала, что если уж дурак-муж попадётся, не утерпит три дня — так пускай её Кощей забирает. Давно он жениться хотел, да никак умную и красивую не находил.

Вот и сказке конец. Кощей с Василиской живут, горя не знают. Свадьбу сыграли, всех в гости позвали. Баба-Яга довольна — жениха хорошего нашла себе внучка. Драконы на свадьбе пили-гуляли три дня, а потом три месяца всем рассказывали. Ивашка домой вернулся, к отцу да пряникам. Невесту ему нашли — Марфутку, дочь боярина столбового. Да устроил царевич в саду пруд, лягушек напустил туда, сидит на бережку, смотрит… Повздыхает-повздыхает, да пойдёт к Марфутке своей, она к обеду пироги печёт вкусные.