Другое тридцать первое октября (джен)

Мистер и миссис Дурсль считали себя нормальными людьми во многих отношениях. Хотя любой сосед по Тисовой улице отозвался бы об этом почтенном семействе исключительно в превосходной степени: самые уважаемые, спокойные, порядочные и дружелюбные, — Дурсли всё же хранили небольшой секрет.

Услышав характерный скрип из кухни, Петунья подхватила сына и поспешила туда.

— Не надейся, Вернон Дурсль! Печенье в этом доме ты не найдёшь!

Её муж с очень виноватым видом выглянул из недр кухонного шкафа и забубнил:

— Неужели ничего не осталось? Пети, ты ведь не раздала детям совсем всё? Их пришло, конечно, больше, чем в прошлый раз, но так и ты подготовилась.

Петунья выразительно посмотрела на супруга, который переминался с ноги на ногу, как застигнутый во время шалости школьник. Разумеется, после вчерашнего Хэллоуина у неё осталось прилично печенья. В том году вышло крайне некрасиво: распробовав выпечку миссис Дурсль, к их дому стеклась детвора со всех окрестных улиц, и угощения не хватило. Поэтому в нынешнем октябре Петунья подошла к делу ответственнее и заручилась помощью двух племянниц миссис Брук из Дубового проезда, чтобы сделать побольше запасов. Из вечера в вечер в течение нескольких дней Вернон стойко наблюдал за священнодействием на кухне и посмеивался, что их домашней едой можно накормить всю Королевскую гвардию и ещё останется. Но утащить хотя бы штучку и не пытался: проинструктированные Петуньей девицы бдили, гордые оказанным им доверием и возможностью прикоснуться к тайне рецепта. Передавать в чужие руки фамильное знание было не жалко. Конечно, хотелось бы оставить пухлую книгу с записями и собственный опыт в семье, но пока Дадли вырастет, пока женится, да неизвестно, какая девушка ему попадётся. Вопрос о втором ребёнке, разумеется, девочке, периодически всплывал с тех пор, как Дадли исполнился год, однако Медея предполагала (и Северус поддерживал её), что с наследственностью Петуньи малыш мог родиться и волшебником. К этому нужно было подготовиться.

— Пети, милая! От пары штук ничего не будет, а подсластить рабочий день хочется!

— Ты возьмёшь сначала две штуки, потом три, а потом и сам не заметишь, как снова перестанешь себя ограничивать.

— Дя! — радостно выкрикнул Дадли у неё на руках и захихикал.

— Мне не жаль печенья, Вернон, но ты же столько усилий приложил, чтобы похудеть. И всё впустую?

Насупившийся супруг засопел точь-в-точь как его сын с той лишь разницей, что полуторагодовалому Дадли это было простительно, а вот взрослому, степенному и уважаемому бизнесмену обида совсем не шла.

— Ну, можно же выпить одно из тех чудодейственных снадобий от Северуса на крайний случай.

— А кто говорил, что приведёт себя в порядок без чужой помощи?

Петунья поддразнивала его, наверное, исключительно из чувства противоречия. Ничего страшного от небольшой порции печенья и в самом деле не случится, как и от приёма зелья. Северус готовил средства настолько качественные, что ими можно было угостить и Королеву, а уж здоровье своей семьи Петунья давно доверяла ему без опаски. Она и сама пила зелья, особенно рекомендованные Медеей — уж доктор-то в любом случае доктор, неважно, обычный или волшебный.

Это и была та тайна, что делала семью Дурслей чуточку ненормальной — знакомство, нет, дружба с настоящими волшебниками. Слава Богу, приличными, в отличие от сестрицы Лили и её муженька.

— Хорошо, дорогой, — ещё раз посмотрев на его умоляющее лицо, Петунья подумала, что грех лишать мужа этой радости, и сдалась, — можешь взять в шкафу в жестяной банке, которая в шотландскую клеточку. Но только две штуки, не больше!

Повеселев, Вернон крепко расцеловал её в обе щеки и, пощекотав рассмеявшегося Дадли, двинулся к выходу. Как же мало нужно мужчине для счастья. Вернон ежедневно очень напряжённо трудился, обеспечивая семью и выплачивая кредит за дом, так неужели не заслужил побаловать себя? Это же выпечка, а не алкоголь, упаси Господи. Начнёт опять набирать вес, тогда и выпьет зелье. Магия в умелых руках и при умелой голове действительно облегчала жизнь. Взять хотя бы многочисленные колдовские штучки для детей — Петунья на них молиться готова.

— Что-то не так, милый?

Уже подойдя к машине на подъездной дорожке Вернон почему-то остановился.

— Не знаю, — задумчиво проговорил он, перебирая ключи в руке. — Странное ощущение. Как будто что-то должно произойти, а не происходит.

Встревоженная его словами Петунья на всякий случай огляделась. Вроде ничего подозрительного или опасного.

— Вообще-то интуиция — это моя привилегия в нашей семье. Не отнимай мой хлеб, Вернон.

Не очень удачная шутка не помогла: супруг молчал и пристально разглядывал участок напротив. Жившие там Уилкинсы недавно уехали в командировку. Кто-то забрался в дом в их отсутствие? Уже всерьёз забеспокоившись, Петунья только хотела сказать, чтобы Вернон не геройствовал, когда он вздохнул и с усилием отвёл взгляд.

— Не бери в голову, Пет. Сегодня сложный день для фирмы, и я всеми силами пытаюсь оттянуть его начало. — Вернон слабо улыбнулся. — Да, интуиция всё-таки по твоей части. Что-нибудь скажешь?

Она прислушалась к ощущениям. Если дорогому супругу проще считать это интуицией, то пожалуйста, хотя сама Петунья уже практически признала у себя слабенький дар магического видения, как его научно именовали Снейпы. Какая разница, как называть; главное, что необычное умение приносило пользу семье.

— Думаю, ничего плохого сегодня не случится. По крайней мере, на работе. Езжай спокойно, всё будет хорошо. А мы с Дадли будем ждать тебя к ужину, да, сладкий?

Дадли, которого Петунья поцеловала в щёчку, смущённо захихикал, но помахал папе на прощание. Когда Вернон уехал, она ещё какое-то время постояла на крыльце, рассматривая улицу и соседний дом. Как выразился однажды чёртов Поттер, Вернон был стопроцентным маглом и по определению никакими предчувствиями страдать не мог, но... Прогнав неприятные, непонятные мысли, Петунья вернулась в дом. Глупости всё это. Вернон беспокоился из-за работы, его нужно поддерживать и не дёргать сомнительными умозаключениями. Тем более, что беспокоили Петунью не видения, а огромный список дел на сегодня. Кроме занятий с Дадли, требовалась полная влажная уборка (которую пришлось отложить с прошлой недели), для супруга надо бы приготовить что-нибудь из его любимых блюд, да и с Марной нужно наконец встретиться! Та вчера заговорщицким тоном поведала по телефону, что миссис Хьюз узнала от своей подруги (а та от двоюродной тётки владелицы овощной лавки) кое-что о миссис Майерс, жене викария. Миссис Майерс Петунья недолюбливала: их семья переселилась на Тисовую улицу чуть больше месяца назад, но Изабелла Майерс уже активно старалась подмять под себя местное сообщество. При этом, как соглашались уважаемые дамы, не обладала ни выдающимися знаниями, ни умениями, только хотела быть главной. Выскочка! А ещё жена викария! Где её добропорядочность, где скромность? Ужасно, в самом деле. Но чаепитие с Марной могло и подождать до вечера. Вот на обед что выбрать?

Её день, ничем не отличавшийся от предыдущих дней этих полутора лет, закрутился со скоростью стрекочущей швейной машинки. Петунья и не думала жаловаться; напротив, она давно уже нашла в рутине свою особую прелесть. Это вечно активная Лили не терпела однообразия и быстро утрачивала интерес к монотонным, ежедневным занятиям. Чёткое планирование же и накопленный опыт позволяли едва ли не каждое дело заканчивать чуточку быстрее, чем в прошлый раз, а высвободившееся время Петунья всецело посвящала сыну. Её кровиночка рос так быстро!

Ещё девочкой Петунья не верила маме, слыша от неё что-то подобное. Как мама могла говорить это всерьёз, если они с Лили взрослели ужасно медленно? Тогда казалось, они очень нескоро смогут красиво одеваться, подкрашиваться, привлекать внимание мальчиков — однако Петунья уже давно замужем, Дадли целых семнадцать месяцев, а вроде она ещё вчера впервые взяла на руки его маленькое тёплое тельце, дрожа от умиления и страха. Разве какое-нибудь другое дело сравнится с возможностью быть рядом со своим малышом, играть с ним и учить чему-то новому? Вернон, как настоящий мужчина, не показывал этого, но он очень жалел, что из-за работы не мог больше времени уделять сыну. Интересно, а как поступила бы Лили на её месте? Изменила бы своим привычкам ради ребёнка или вела бы себя по-прежнему?

Замешивавшая тесто для пирога Петунья остановилась. Который раз за сегодня ей вспомнилась Лили. От сестры не было ничего слышно больше двух лет. После того, что её приятели устроили на их с Верноном свадьбе, оставалось только радоваться, что эти волшебники исчезли из её жизни. Почему же Лили стала приходить на ум?

— Ма! Ма, ма!

Оставив тесто, она поспешила на зов сына. Достала Дадли укатившуюся за дверь ванной машинку и вернула его на кухню, в манежик, чтобы оставался на глазах. Настроение испортилось моментально, как только и умела Лили. Нельзя так говорить о родной сестре, но порой казалось, что как раз та Петунью за родственницу и не считала. В детстве были мелкие шалости, но чем старше становились девочки Эванс, тем омерзительнее поступала Лили. А уж едва не испорченную свадьбу Петунья ей никогда не простит, неважно, что колдуны, помахав своими волшебными палочками, что-то сделали с воспоминаниями, и гости всё забыли. Петунья-то помнила. Как помнила и то, что младшая сестра не пришла проститься с погибшими родителями. А вот Северус примчался аж из самой Италии, получив потом от мастера серьёзную взбучку. Кто бы мог подумать, что вечно полуголодный бедняк, сын пьяницы и забитой домохозяйки, окажется куда более приличным, адекватным и совестливым человеком, чем выросшая в любви и достатке Лили.

В обед, который в «Дженнингс» наступал в час дня, традиционно позвонил Вернон. Голос у него звучал гораздо веселее и бодрее, чем утром; супруг явно уже и думать забыл о незначительном происшествии перед отъездом. Невольно Петунья успокоилась и сама. Непонятно же, с чего завелась. Никаких дурных предчувствий она не испытывала, а то, что вспомнилась Лили, — простое совпадение. Северус как-то упоминал, что даже волшебники с даром предвидения далеко не всегда выдают точные предсказания, а Петунья от себя, обычной сквибки, чего-то сверхъестественного хотела.

Надо уже избавляться от вредной привычки поминать сестрицу в минуты душевного беспокойства.

Воспрянув духом, Петунья пообещала мужу на вечер кое-что особенное и вдохновлённо сотворила мясо с подливой, потушила овощи и испекла не только пирог для посиделок с Марной, но и два противня сконов. Когда дома есть полная аптечка высококачественных зелий, стыдно ею не пользоваться. Управившись в рекордный срок со всеми делами, Петунья пообедала вместе с сыном, и они отправились в парк. На местный пруд, оказывается, перебралась пара уток, и Дадли так живо заинтересовался, что его с трудом удалось уговорить пойти дальше, к Полкиссам. Помогло только обещание взять на следующую прогулку хлеб для птичек.

У Марны они задержались на добрых полтора часа. Полкиссы были ужасно рады гостям. Маленький Пирс, в отличие от Дадли, рос болезненным мальчиком, и Марна вынужденно большую часть времени проводила дома. Пирсу достаточно было лёгкого дуновения ветерка, чтобы подхватить простуду, поэтому подруги, имевшие детей, к Марне приходили с опаской. Слава Богу, та всё понимала и никогда не обижалась, что приятельницы в первую очередь интересовались здоровьем отпрыска, а уж потом переступали порог. Сегодня Пирс чувствовал себя прекрасно и при виде Дадли вывалил перед ним на ковёр кучу игрушечных машинок, которые оба мальчишки тут же принялись водить, жужжа на разные голоса. Марна, соскучившаяся по общению, спешно разливала чай к сливовому пирогу, который принесла Петунья, и трещала не меньше сына. Сплетен у неё накопился целый ворох и не только про жену викария. Жадно слушавшая Петунья ахала и качала головой, особенно, когда речь зашла об Уилкинсах. Они, оказывается, уехали в командировку на год, а коттедж решили сдать молодой паре, которая — тсс! — даже в законном браке не состояла. Ну и ну! На их порядочной улице — и такие жильцы! Будут ходить в одну церковь с Дадли и Верноном, сталкиваться в магазинах и на подъездной дорожке, наверняка попытаются подружиться… кошмар!

— Нужно что-то делать! — с горящими глазами подытожила свой рассказ Марна.

Само собой, этим особам не место на Тисовой. Пусть перебираются в Лондон, там вроде на окраинах как раз процветают свободные нравы. Подумать только, жить с мужчиной во грехе, без брака. Пусть на дворе и восьмидесятые, но совесть и чувство приличия у людей должны быть!

— Думаю, мы посвятим миссис Майерс в проблему. Как супруга служителя церкви, она просто обязана вмешаться.

И, разумеется, продемонстрировать лидерские качества, в наличии которых она пыталась убедить местных жительниц. Справится Изабелла — что же, возможно, её стоит принять в свой круг, а если нет — займёт соответствующее место в низу здешней иерархии. Петунья улыбнулась столь изящному решению. Несмотря на всё своё нежелание иметь в соседях неженатую пару, ещё меньше она хотела лично проводить душеспасительные беседы. Откуда-то в ней жила твёрдая уверенность, что эффект будет как от нравоучений для Лили, то есть, никакой.

Марна от её предложения простодушно пришла в полный восторг.

К возвращению Вернона Петунья успела искупать Дадли и заранее покормить. Настроение было преотличное, и дорогой супруг выглядел спокойным и даже довольным, что Петунья редко за ним подмечала в последнее время: у «Дженнингс» постоянно возникали проблемы то с поставщиками, то с сотрудниками.

— Не так уж ужасно всё и прошло, — делился он, с аппетитом поглощая ужин. Сидевший рядом в высоком стульчике Дадли тянул из кружки-непроливайки вечернее молоко и с любопытством наблюдал за жестикулировавшим в порыве чувств отцом. — Если и дальше не оплошаем, Пети, получим выгодный заказ. Очень выгодный! Погасим часть кредита за дом.

Петунья счастливо вздохнула. Раз дорогой сказал, можно не сомневаться — обещание он выполнит. Как истинный англичанин, Вернон Дурсль был человеком слова. В отличие от некоторых.

— А у тебя тут как, Пети? Всё нормально?

— А… — она вдруг запнулась. Спокойствие и расслабленность вечера испарились после такого вопроса, и ядовитой змеёй подняла голову тревога. — Что должно было быть ненормальным?

— Не знаю. Я себя пару раз ловил на мысли, как будто что-то не то происходит. Я не про утро, нет, Пети. На обеде, после того, как мы с тобой поговорили, встретился мне один чудик в разноцветном балахоне. Вроде из тех, кого Северус величал местными волшебниками. Я, понимаешь, на него как дурак пялился минут пять, чего-то ждал. Да и радио… глупо, конечно, но каждый выпуск новостей прослушал сегодня, а что диктор ни скажет — не то! Вот я и подумал тебя спросить. Вдруг у меня тоже какое волшебное предчувствие?

Под конец Вернон вроде свёл всё к шутке, но Петунья уловила в его голосе нотки беспокойства и совсем запереживала. Полный неожиданных новостей разговор с Марной затмил и случившееся утром, и воспоминания о Лили, однако теперь отмахнуться уже нельзя было. Вернона преследовали какие-то недобрые предчувствия, а её интуиция молчала. Как так?

— Я не припомню ничего из ряда вон сегодня. Я ведь сразу скажу, у меня от тебя секретов нет. Может, просто нервы шалят?

Другой версии у Вернона, видимо, не было, потому что он, поразмыслив, кивнул и вновь принялся за еду. Его волнение Петунья понимала. За два года, прошедшие с открытия её дара, Дурсли научились относиться к нему с должным вниманием. Пришлось научиться. Интуиция предупреждала о многом, начиная от проблем со здоровьем и заканчивая неприятностями для фирмы Вернона. Случались и радостные события, но, положа руку на сердце, их было куда меньше, поэтому-то Петунья реагировала на малейшие сомнения. Почему сегодня она ничего не чувствовала? Вернон, поблагодарив за ужин, перебрался в гостиную вместе с Дадли, а Петунья, моя посуду, всё пыталась разобраться. Ощущения Вернона точно относились к категории ненормального, у Петуньи из подозрительного была только неожиданно вспомнившаяся Лили. И что-то супруг упоминал, что видел сегодня одного из волшебников. Хотя Петунья с высоты своего опыта не считала здешних магов никем иным, кроме как клоунами. Ох, как бы не предстояла в ближайшие дни встреча с колдунами!

Едва она закончила с мытьём, как из прихожей послышался звонок.

— Пети, я сам открою!

Остановить Вернона Петунья не успела. Предчувствие — то самое, что предательски молчало весь день, — сжало её горло, лишив голоса. Отсчитывая секунды по стукам своего сердца, Петунья с болезненной жадностью вслушивалась в шаги мужа и молилась, чтобы догадка, пришедшая на ум в последний момент, не оказалась верной. Только бы не волшебники! Только бы не Лили!

Щёлкнула, открываясь, входная дверь, и Петунья услышала до боли знакомый голос.

— Вы, наверное, Валентин?

— Вернон. Вернон Дурсль. А вы...

Ноги сами понесли Петунью в прихожую. На полном автомате она подняла Дадли и прижала к груди — сынок придавал сил и мужества, — и, подойдя к Вернону, инстинктивно придвинулась ближе.

— Лили. Что ты здесь делаешь?

Лили переступила на месте. Выглядела она странно, даже жалко: потемневшие от дождя волосы облепили её лицо, глаза нездорово блестели, взгляд панически перескакивал с Петуньи на её мужа и обратно. Бледные, ненакрашенные губы подрагивали. Умей Лили чувствовать себя неуверенно, наверное, примерно так бы и выглядела, только неуверенность и Лили плохо сочетались между собой. У ног сестрички стоял большой чемодан, и, заметив его, Петунья едва не покачнулась.

— Я… мне не к кому больше обратиться, — не своим голосом пролепетала та, громко шмыгнув носом. — Пет, ты ведь впустишь меня? Мне нужна помощь!

Вцепившись в локоть мужа, Петунья устояла на ногах. Сохранить самообладание оказалось сложнее, однако она справилась и не позволила сорваться с языка ядовитым словам. Видит Бог, Петунья не была готова ко встрече с Лили. Не после того, как сестра игнорировала существование их семьи столько времени. Не после того, как презрительно, подражая Поттеру и Блэку, обзывала её и Вернона маглами. Что же Лили прибежала к маглам, когда припекло? Вот о чём хотелось спросить, но Петунья знала, что от неё ждали другого ответа.

— Раз нужна помощь… заходи.

Лили проскользнула в дом бесшумно и незаметно, как мышка. Её чемодан занёс Вернон, он же закрыл дверь. В электрическом освещении прихожей Петунья смогла ещё лучше разглядеть нежданную гостью. Под мокрым пальто, которое забрал Вернон, обнаружилось скромное домашнее платье приглушённого голубого цвета. Его длинная, до середины голени, юбка прилепилась к ногам Лили, а кружево на рукавах должно было смотреться, наверное, кокетливо, но тоже напиталось влагой и походило на грязные салфетки. И что совсем странно для любившей выглядеть эффектно сестрицы — никаких украшений.

С её сапожек натекла приличная лужа, и Лили, выудив будто из воздуха волшебную палочку, скороговоркой пробубнила какое-то заклинание. Вода исчезла, а Петунью ощутимо затрясло. Словно не было лет, поведённых порознь, словно они — не взрослые замужние женщины, а вновь беспомощная магла и её младшая сестра с волшебным даром и далеко не волшебными пакостями. Дружба с Северусом приучила Петунью к совсем другому отношению. Ни он, ни его супруга или приятели — никто не смел колдовать в доме Дурслей без разрешения! Но когда Лили было дело до желаний простой маглы?

— Лили, я думаю, вам стоит привести себя в порядок. Ванная комната в конце коридора. Мы пока разогреем ужин и потом поговорим, да, Пети?

Она промолчала. Господи, какой Вернон молодец, что взял всё в свои руки. У Петуньи не оказалось сил заговорить с Лили.

— Это мой племянник?

Дёрнувшись, Петунья крепче прижала к себе сына, притихшего при виде незнакомой женщины. А Лили смотрела на Дадли с ревнивой жадностью и одновременно тоской матери, насильно разлучённой с ребёнком. Совладать с этими ощущениями Петунья не смогла. Только каркнула:

— Да, приведи себя в порядок, Лили, — и трусливо сбежала на кухню.

Посадив Дадли в его стульчик, Петунья включила холодную воду и прижала мокрые ладони к горящим щекам. Господи, какой кошмар! Лили тут, непонятно, что с ней произошло, а Петунья вместо того, чтобы разобраться, как ребёнок, лопалась от злости и обиды.

— Пети? — Петунья с облегчением повернулась к мужу. — Пойдем. Я заварил чай, а тебе стоит выпить вот это.

В её ладонь лёг фиал, зелье внутри которого мерцало серебристой дымкой. Что-то успокоительное. Петунья вообще хорошо помнила наставления Северуса по аптечке, но сейчас соображала очень туго. Напиток она проглотила залпом, не успев почувствовать вкус, но поняла, что последние минуты, оказывается, вся дрожала. Молчавший до сих пор Вернон сжал её в объятиях и успокаивающе зашептал:

— Что же ты, родная моя? Ну что? Не надо так нервничать, Пети. Пойдём, поговорим с твоей сестрой. Всё образуется, я уверен.

Лили появилась в гостиной спустя десять минут, умытая, причёсанная и в высушенной явно магическим способом одежде. Но зелье действовало, и к этому применению колдовства Петунья отнеслась совершенно равнодушно. Она по-прежнему обнимала Дадли, только без прежнего зверского отчаяния, да и Лили, видимо, что-то поняла и больше не демонстрировала так ярко свой интерес. Непривычно тихая и скромная, тень себя прежней, она почти ничего не ела и односложно отвечала Вернону, который пытался завязать разговор. А затем и вовсе отставила тарелку, закрыла лицо руками и заплакала.

История, которую поведала Лили сквозь рыдания, Петунью не шокировала. Нечто подобное, как-то разоткровенничавшись о своей бывшей возлюбленной, предположил Северус, и Дурсли, поразмыслив, с сожалением согласились. В самом деле, слишком подозрительно, что богатая, старинная и чистокровная семья без возражений позволила единственному сыну жениться на нищей маглорождённой. Подходящим объяснением могли стать выдающиеся магические способности Лили, но звёзд с неба в этом плане она не хватала, хотя и считала иначе, будучи любимицей многих преподавателей Хогвартса.

— Мы поженились с Джимом. Я думала, всё было здорово, — бормотала та, размазывая по лицу непрекращающиеся слёзы. Такая жалкая сейчас, Лили ничем не напоминала ту гордую девицу, которая на свадьбе Петуньи заявила, что уж она-то выйдет замуж за обеспеченного человека и никогда не будет нуждаться. — Родился Гарри, и я… я не хотела, чтобы над ним проводили ритуалы. Кровная магия… она запрещена у нас, но Джим твердил, что родители знают лучше. Я пыталась отказаться, пыталась защитить Гарри! А вчера они с ним что-то делали, какой-то обряд. Меня заперли в спальне! И… и Джейми сказал, что я им никто! Будто наш брак был фикцией, только чтобы я родила его семье сильного волшебника! И что никто не отдаст мне Гарри! Они выкинули меня из дома! — вскрикнула Лили, зарыдав ещё громче. — А я же жена его… и мама Гарри.

Испуганно замерший Дадли тоже ударился в рёв, и Петунья, извинившись, заторопилась с ним в спальню. Разнервничавшийся сынок никак не желал укладываться спать, плакал и тянул к маме ручки, не помогал и висевший над кроваткой волшебный мобиль с лёгкими сонными чарами. Успокаивая Дадли, Петунья всё возвращалась мыслями к сестре; даже тут, на верхнем этаже, чудился её плач. Вот Лили и получила. Хотела обхитрить всех, думала, что заполучила в женихи богатого волшебника, а в итоге оказалась без мужа, сына и дома. Её использовали и выкинули вон. Неужели сестричка верила, что Поттер влюблён в неё без памяти? Петунья хорошо помнила спесивого и заносчивого парня. Даже не будь его жестокой выходки во время свадебной церемонии и рассказов Северуса о проделках очкастого хулигана в школе, Поттер не понравился бы ей. Слишком уж он был показной, слишком бессердечный и эгоистичный.

Наконец Дадли, совсем устав, беспокойно заснул, и Петунья ещё несколько минут постояла возле кроватки. Как же не хотелось возвращаться! Но нужно спасать Вернона, а то она бросила его наедине с малознакомой плачущей женщиной. Только как быть с Лили? Отправить её обратно к обожаемым волшебникам? А вдруг Лили изменилась? Материнство очень серьёзно влияет на женщин, у многих, говорят, мозги на место встают. С другой стороны, Лили всегда считала волшебную себя и своих не менее волшебных приятелей важнее, сильнее и правильней, поливала обычную Петунью и родителей презрением. Так пусть сама свои проблемы разгребает, королева-ведьма!

Услышав её шаги, Лили вскинулась и, затравленно глядя, выпалила:

— Ты ведь мне поможешь? Поможешь, Пет? Мы же сёстры! Я… я пойду к Дамблдору, пойду в Министерство! Я буду бороться за своего сына! Но я не могу одна!

Просьба не была неожиданной, но всё-таки застала Петунью врасплох. У них не так много свободных денег, чтобы прокормить ещё одного едока, и времени у Петуньи тоже нет, всё забирали Дадли и домашние хлопоты. Пустить к себе сестру, которой требовалась поддержка и которая прежде воротила нос… Что же, теперь Лили в полной мере почувствовала беспомощность и бесправность перед теми, кто сильнее. Ей полезно спуститься с неба на землю, а то сестрёнка, видимо, думала, что волшебный мир — это детская сказка, и она там главная принцесса. Но всё-таки она родня и попала в беду. В детстве Петунья всегда кидалась на выручку и даже помыслить не могла, что однажды откажет Лили в помощи.

— Пет, пожалуйста! — едва не опрокинув стул, та вскочила и повисла у Петуньи на шее. — Сестрёнка, родная моя! Только ты у меня осталась! Если бы родители…

Петунья прикрыла глаза. В её душе разливалась саднящая тоска, позабытая и оттого ещё более болезненная. Правда, что сказали бы родители? Разве они так воспитывали дочерей, чтобы одна выставила за порог другую?

— Хорошо, Лили, хорошо. Думаю, ты можешь остаться на пару дней. Мы потеснимся немного и…

— Спасибо! Спасибо, спасибо! Родная! Я знала, ты меня не оставишь! Я ненадолго, обещаю. Найду только управу на этих Поттеров!

Лили всё плакала и бормотала слова благодарности, Петунья за целую жизнь не слышала столько. Открыв глаза, она поймала взгляд мужа. Вернон смотрел не сердито — скептически. Почему вдруг? Окажись он на её месте, что, прогнал бы Мардж? Это же смешно!

После принятого решения Петунье всё равно было неспокойно. Она очень надеялась, что брак и материнство заставили сестру повзрослеть. Что будет в противном случае… пока не хотелось думать.

Сон в эту ночь пришёл в их дом поздно. Беззаботней всех посапывал Дадли. Вернон завалился спать, опрокинув в себя полфлакона Умиротворяющего бальзама и заранее заготовив на утро Бодрящее зелье. Перенервничал он тоже изрядно, даже отложил разговор на следующий день. Петунья догадывалась, что супругу пришлось совсем не по душе то, что она всё решила самостоятельно, не посоветовавшись.

Лили уложили в гостевой комнате, которую обычно занимала Мардж, приезжая в гости. Петунья бы и сестре выпоила немного успокоительного зелья, но Вернон упёрся и сказал, что если и давать той какие-то лекарства, то исключительно обычные, немагические.

— Ты же раньше сама говорила: не надо Лили знать, что мы общаемся с нормальными волшебниками, — бурчал он Петунье. — Это чертовски правильное мнение, Пети! Не вздумай его менять. В тебе сейчас говорят эмоции, а тут нужен холодный расчёт.

Спорить Петунья не стала — не хотела лишний раз волновать супруга. Медея со своими коллегами-колдомедиками вылечила его больное сердце, но советовала поберечься, чтобы не спровоцировать рецидив. Вот и пришлось согласиться с Верноном. А Лили от таблеток отказалась, сказав, что не хочет магловское.

Спала ли она? Возможно. Слёзы и истерика, которые Лили пережила вечером, отобрали у неё очень много сил. Заметно уставшая сестра стала путаться в словах и вместо того, чтобы рассказать что-то стоящее, только и повторяла, что пойдёт в Министерство и что Поттеры за всё ответят, так как она — законная супруга Джеймса. Да, наверное, Лили заснула сразу, как только легла. Петунья же не могла сомкнуть глаз. Действие зелья закончилось, и в её голове было столько предположений, противоречивых догадок и сомнений, что казалось, эта самая голова вот-вот распухнет и лопнет. Правильно ли Петунья поступила? Не пожалеет ли потом? Вдруг был какой-то другой выход, который она, поддавшись родственным чувствам, не увидела?

Лили… она всегда получала всё, что хотела, почти всё. Родители поддерживали её начинания и часто повторяли, что обязательно будут помогать, неважно, какого рода помощь потребуется. Петунья пыталась объяснить, что это как минимум глупо: а если заигравшаяся в волшебницу Лили попросит умолчать о преступлении? — но её не поняли. Решили, что завидует и наговаривает на сестрёнку. Теперь Лили прищемило хвост, она прибежала домой, но родители умерли, и впрягаться, помогать придётся именно ей, Петунье. За что? Почему Петунья должна ущемлять себя и своих близких, чтобы сестра смогла жить так, как хотела? Лили взрослая женщина, жена и мать. Она сама должна думать, как сохранить семью, как заботиться о муже и сыне, общаться со свёкрами. Если Лили пыталась вести себя как обычно, неудивительно, что ей указали на дверь. Даже Петунья, сквибка, чуждая миру магии, давно уяснила, что местные волшебники ужасные консерваторы и пуритане. Чопорные, зажатые и крайне нетерпимые ко всем инакомыслящим. В школе яркая Лили привлекала внимание внешностью, манерой поведения и независимым характером, и среди подростков это было приемлемо, но взрослая жизнь совсем другая! Надо быть умнее, хитрее, а сестра привыкла к статусу королевы и не заметила, как оказалась для якобы близких людей племенной кобылой. Петунья не удержалась от злорадного смешка. Великая любовь, да, Лили? Поттер луну с неба достанет, родителей-ретроградов приструнит, дорожку лепестками роз выстелет! Вернон и Северус луну не доставали, оборотней на прогулку не выводили и не заваливали горами подарков, но каждый из них был готов умереть за свою семью. Они заботились, любили и точно не выкинули бы жену, только получив ребёнка! Обычно сдержанный Вернон трясся над Петуньей и сдувал с неё пылинки, пока она носила Дадли под сердцем, и сейчас оберегал по максимуму. Медея Снейп находилась только на третьем месяце беременности, а Северус уже превратился в сумасшедшего, гиперзаботливого отца и мужа, и не скажешь, что он же наводил ужас на студентов (и не только) Римской академии магии одним своим именем.

В кроватке закряхтел Дадли. Мигом оказавшись рядом, Петунья поправила сползшее с сына одеяльце и замерла, как сторожевая статуя. Сон её крохи ничто не должно нарушить. Сжимая маленькие кулачки, Дадли уморительно серьёзно хмурил бровки. Будущий большой начальник! Пройдёт пара месяцев, и эта кровать станет ему мала. Вернон уже не раз намекал, что пора бы сыну понемногу обживаться в собственной комнате, но Петунья не представляла, как Дадли переедет куда-то от неё. Конечно, когда-нибудь его придётся отпустить в жизнь, ничего не поделаешь, но пока сын ещё несмышлёныш, зачем торопить события?

Неожиданно в груди стало очень горячо, и сердце отчаянно застучало, наполняясь ужасом. Сколько лет Гарри, племяннику, которого Петунья никогда не видела? Вряд ли больше, чем Дадли. Он такой же крохотный, такой же беззащитный! И этого малыша отняли у матери?! Изверги! Бедная Лили! Петунья не могла переселить сына в соседнюю комнату, а когда нужно было отлучиться по делам и оставить Дадли на Марну, сходила с ума от беспокойства. Но обрадовалась, когда сестре прямо сказали чудовищную вещь, что она больше не увидит своего ребёнка. Она обхватила себя руками за плечи, всхлипнула и тихо заревела. Как можно было? Ругала сестру, костерила Поттеров, но оказалась монстром похлеще их.

— Петунья? — сонно спросил Вернон и тут же сел. — Пети, ты почему не спишь? Ты плачешь, что ли?

— Ох, Вернон, — еле выдавила Петунья, сотрясаясь всем телом. Муж бережно обнял её, но от нежности стало лишь хуже. Петунья, чёрствая, бессердечная, не заслуживала подобного. — Я ужасна. Я плохая сестра. Лили в беде, у неё такое горе, а я ещё сомневалась, пускать ли её в дом.

— Не понимаю. При чём тут…

— Если бы на месте Гарри был Дадли? — спросила она, горячась. Слёзы пытались вымыть из её души всё злорадство и пренебрежение к чувствам сестры, и это было неправильно, Петунья не имела права на такое быстрое успокоение.

— Ш-ш-ш, милая, успокойся. Успокойся. С Дадли ничего такого никогда не случится.

— А если что-то другое произойдёт? Что-то, что нам потребуется помощь волшебников?

— Ну, у нас есть целая прорва знакомых магов. Уж не знаю, по какой причине мы побежали бы за помощью к твоей сестре.

— Вернон, ну как ты можешь так говорить?

Может, в словах супруга и был смысл, но Петунья не хотела его понимать.

— Пети, послушай меня, — твёрдо, с едва различимыми нотками раздражения, проговорил Вернон, — прекрати думать всякие глупости. Вы с Лили сколько лет не общались? Она никак не останавливала своих дружков, когда те глумились над нами. Не появилась не похоронах ваших родителей. Не поздравила тебя ни с одним праздником! Ты за ней всё детство приглядывала, сама говорила, и ни разу не дождалась благодарности. Когда ты успела Лили так задолжать-то?

— Ты не понимаешь. Сестра же.

Тот отвернулся и подозрительно фыркнул, вложив в этот звук всё отношение к тому, какой сестрой была Лили.

— Да, сестра. Взрослая, со своей головой на плечах. Думать надо было! К тому же, может, мы чего и не знаем. Извини, но ни один нормальный мужчина жену просто так не выгонит.

Продолжая всхлипывать, Петунья медленно закивала. Тут не поспоришь, однако Поттер нормальностью не отличался, да и Лили тоже. В семье Эвансов за двоих отдувалась одна занудная и примерная девочка Петунья. Она всегда отвечала за младшую сестру; за долгие годы это не просто вошло в привычку, а въелось в душу на уровне инстинктов. Не пустить Лили, не помочь ей — Петунья бы не сумела поступить так.

— Что же мне делать, Вернон? — прошептала она, вытерев последние слёзы.

— Прежде всего отдохни. Ничего хорошего не выйдет, Пети, если ты начнёшь наказывать себя бессонницей и волноваться. Потом мы посмотрим, милая. Не бойся, я не буду выгонять Лили на улицу, раз ты решила иначе. — Преисполнившись благодарности за его великодушие и понимание, Петунья смогла лишь слабо вздохнуть. На что-то другое уже не было сил. — Попробуем разобраться и, если она изменилась, выручить, конечно. Но унижать тебя и нашу семью я Лили не позволю. Хочет помощи — пусть уважает маглов, которые защищают её от волшебников.

Умиротворяющий бальзам пришлось пить повторно — без зелья переполненная тревогами Петунья бы не заснула. Слишком многое менялось с появлением Лили, начиная от того, что нужно сохранить в секрете их тесное знакомство с волшебным миром, и заканчивая тем, что дорогая сестра в самом деле могла попытаться вернуться к прежним привычкам. Северус примирил Петунью с магией, но страх перед колдовством, что творила Лили, никуда не делся.

Проснулась она намного раньше обычного и ещё долго лежала, пребывая в мучительных раздумьях. То, что Вернон сказал ночью, звучало одновременно жёстко и справедливо. Только разве так можно: определять, достоин человек помощи или нет, по его поведению? Вдруг, пока они будут сомневаться, Поттеры уедут из страны, забрав маленького Гарри? Как Петунья тогда посмотрит в глаза сестре? С другой стороны, она выросла с Лили и знала её, что именно так и надо действовать, чтобы сестрица не села на шею. Ох, как всё сложно и страшно. Петунье нужно вставать и готовить завтрак, а она отчаянно не хотела выходить из спальни и встречаться с сестрой. Вернона ведь рядом уже не будет.

Мысленно надавав себе пощёчин за недостойные мысли, она всё-таки поднялась, в привычном ритме умылась и приняла душ, словно ничего ужасного и необычного вчера не случилось. Нужно быть сильной, показать Лили, кто хозяйка в доме, и что сквибы или маглы ничуть не хуже колдунов. И как-то умудриться поберечь сестрёнку: ей и так досталось, а впереди утомительные переговоры и судебные тяжбы.

Пока Вернон собирался на работу, Петунье удавалось держать себя в руках. Волнение разыгралось, когда она вышла провожать мужа, и он перед поцелуем на прощание пробормотал:

— Держись, дорогая. Мы справимся.

Петунья только кинула на него затравленный взгляд. Хоть бы Вернон остался дома! От него и говорить ничего не требовалось бы, достаточно было одного присутствия, но озвучить свою просьбу вслух Петунья всё же не решилась. Сделать так означало сразу признать свою слабость и поражение перед Лили. Нет, нельзя этого допустить.

Глупое детское соперничество до сих пор отравляло Петунье жизнь.

Лили появилась к завтраку, одетая весьма скромно, и вела себя как-то даже смиренно, что ли. У Петуньи немного отлегло от сердца. Она ничего не могла с собой поделать, при одной мысли о Лили превращалась в сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться и поразить ту за малейшее оскорбление. Пока сестрёнка ничего дурного не сказала, но нужно держаться настороже, ведь… О, Господи, как это прекратить?

— Поешь хорошенько, — поспешно сказала она, когда Лили села за стол. — Тебе нужны силы, много сил, Лили. Булочки очень хорошие вышли.

Кивнув, та разрезала одну пополам и принялась намазывать джемом.

— Вкусно. Совсем как у мамы. — Лили замолчала и вроде сосредоточилась на еде, но украдкой осматривала обстановку кухни и видную с её места часть гостиной. — Красиво ты всё обустроила. Светло и так… спокойно.

Надо было ответить, но Петунья распознала в прозвучавшем комплименте невысказанное сравнение с домом, где последние годы жила Лили. Сравнение это явно оказалось не в пользу жилища Поттеров. Злое удовольствие тут же распустило пышный павлиний хвост, и Петунья опять убежала, отговорившись, что пора будить Дадли. Уже прижимая к груди уютно тёплого со сна сыночка, она костерила себя за слабость и глупость. Нельзя избегать Лили вечно! Кто виноват, что Петунья была полноправной хозяйкой, а сестра перешла в чужой дом на правах невестки и не сумела стать там своей?

Когда она вернулась на первый этаж, Лили колдовала. Грязные тарелки и чашки, танцевали в воздухе, направляясь к мойке, откуда во все стороны радостно лезла обильная мыльная пена. Восторженный Дадли захлопал в ладоши, а Петунья сжалась, будто ей только что залепили пощёчину.

— Лили, пожалуйста, убери палочку.

— Почему? — обернулась та. — Быстрее же.

— Может, и быстрее, но я, если ты не помнишь, не переношу эту вашу ненормальщину.

— Ты так и не переросла те глупые обиды, Пет?

— В моём доме не колдуют, Лили.

Одарив её скептическим взглядом, сестра пожала плечами, но послушалась и спрятала волшебную палочку. Посуда напоследок спланировала на столешницу и со звоном развалилась на ней, хорошо хоть, что на пол не свалилась. Петунья, которая невольно задержала дыхание, наконец смогла выдохнуть. Её на миг дёрнуло в прошлое, когда Лили преспокойно творила дома волшебство — исключительно разнообразные пакости — а Петунья могла ответить лишь обидными словами. Ничего не изменилось за прошедшие годы.

Но Лили просто привыкла делать так, а не иначе, робким голоском запротестовала надежда. Живя в окружении волшебников, мыть посуду руками как минимум глупо. От такой магии Петунья и сама бы не отказалась, как и в принципе от помощи по дому, однако Лили должна была спросить разрешения. Знала ведь, сколько ужасных воспоминаний связано с её «даром»!

Чувствуя, что тягостное молчание затягивалось, Петунья собралась с духом:

— Куда ты сейчас?

— В Министерство! — яростно выдала Лили, вся преобразившись: вместо молодой и скромной женщины оказалась огненная фурия, страшная в своём гневе. Одно слово — ведьма! — Ты не думай, Пет, я не совсем дура была. У меня есть бумаги. Брак законный, так что Поттеры, — она презрительно сморщилась, — ой как попляшут. Я их засужу! Джеймс больше никогда сына не увидит, козёл сохатый! Не жди меня рано, сестрёнка, у волшебников бардак в Министерстве ещё тот!

Энергично кивнув на прощание, Лили схватила со спинки стула сумочку и унеслась в прихожую. Там она наспех накинула пальто и, позабыв о прозвучавшей просьбе не колдовать, с возгласом «Аппарейт!» и палочкой в руке закружилась волчком.

— Тётя бум! — завопил Дадли, когда Лили с громким хлопком исчезла.

Петунья с трудом усадила развеселившегося малыша в его стульчик, а сама неожиданно без сил привалилась к стене. Прошло только несколько часов, но у её уже не покидало ощущение, что всё вернулось на много лет назад. Даже дом как будто успел пропитаться Лили и её магией и восставал против настоящей хозяйки.

— Не торопись, Пети, не торопись, — негромко сказала она, надеясь успокоиться и выйти из того ступора, в который её настойчиво увлекали мрачные мысли. — Это лишь первое утро, а Лили не привыкла жить без магии. Не надо спешить с выводами.

Самоуговоры не помогли. Домашние дела в кои-то веки не приносили никакого удовольствия, Дадли хмурился и то и дело принимался плакать, не понимая, почему мамочка перестала улыбаться и, чем-то озабоченная, носилась по дому, всё роняя. Дошло до того, что Петунья полезла в аптечку за Умиротворяющим бальзамом, но испугалась передозировки и не стала его пить. Сомнения как будто именно этого и ждали, потому что принялись глодать Петунью с новой силой. Правильно ли она поступила, приютив Лили? Не разрушит ли сестра её семью, как сделала это со своей? Вернону уже категорически не понравилось самоуправство супруги в таком важном решении, и в то, что Лили поменялась, он слабо верил. Его нельзя было игнорировать. Интуиция же, столько раз выручавшая и предупреждавшая Петунью, в столь критический момент молчала, оставив её разбираться саму.

Кое-как дождавшись одиннадцати часов, Петунья решительно сняла трубку телефона и набрала номер. Ей нужно было услышать ещё одно мнение.

В полдень по итальянскому времени Северус обычно находился в лаборатории. Та хоть и считалась частной, но работала на магическое правительство страны и потому защищалась, наверное, не хуже золотовалютного хранилища. Тем не менее, Петунью соединяли с «синьором Снейпом» без проблем, однако сегодня она ужасно долго слушала противные гудки и с каждой секундой нервничала всё больше.

— Петунья? — сквозь шорох в трубке раздался слегка удивлённый голос Северуса. — Здравствуй. Что-то случилось? Ты редко мне сюда звонишь.

Обрадованная Петунья торопливо и немного сумбурно изложила ему последние события. Раздиравшие её противоречия требовали ответа, решения, чтобы что-то или кто-то склонил чашу весов в одну из сторон: её или Вернона. Разумом она принимала правоту мужа, а сердцем плакала, что нельзя бросать Лили, сёстры должны поддерживать и защищать друг друга, какая бы беда ни случилась. Как быть? Уверенная, самодостаточная и ставшая очень решительной с тех пор, как родился Дадли, Петунья никак не могла обрести себя, стоило вернуться Лили.

После долгого молчания Северус тяжело вздохнул.

— Как я и боялся. Мерлин, Лили действительно дура?

Петунья возмутилась. Легко ругать кого-то, позабыв, как сам чуть было не пошёл по кривой дорожке! Но если задуматься, то наивность Лили ни на что другое, кроме дурости, и не тянула.

— Может, она и вправду так любила этого Поттера, что верила ему безоговорочно.

— Пет, я тебя очень уважаю, — перебил тот, — но безумной любовью там и не пахло. Вспомни, ты сама рассказывала, что вам с детства вбивали в голову, каким должен быть жених у порядочной девушки. Достойным и обеспеченным.

Да, было такое. Северус — для Петуньи тогда ещё «нахал Снейп» — собирался в Италию учиться мастерству, как это принято у волшебников, и неожиданно пришёл к ней. Как он выразился, хотел избавиться от долгов и попросить прощения за все обиды, чтобы ничто не отягчало магию и душу. Петунья не поверила, даже разозлилась: она-то думала, что оставила неприятные воспоминания о колдовстве в Коукворте, но нет, Снейп её и в Литтл Уингинге умудрился отыскать. О, как она над ним посмеялась, сколько ядовитых слов наговорила! Будучи уверенной, что Снейп надеялся ученичеством у именитого зарубежного мастера вернуть Лили, Петунья открыла глупому юнцу, что в качестве спутника жизни дорогая сестричка его никогда не рассматривала. До сих пор стыдно вспоминать, а ведь сколько лет уже прошло. К чести Северуса, удар он выдержал с достоинством: не вспылил, не обругал, не проклял — напротив, поблагодарил за откровенность. Разве что смертельно побледнел, так, что Петунья запоздало испугалась, как бы влюблённый придурок ничего с собой не сотворил. Слава Богу, он не сотворил. Даже признался потом, что благодаря её жестоким словам окончательно снял розовые очки в отношении Лили, всё осмыслил и… после окончания учёбы остался в Италии, где встретил свою Медею.

— Но я до последнего надеялся на иное. Лили всё всегда просчитывала: со мной, с Поттером, а тут… — Северус с чувством выругался по-итальянски. Языка Петунья не знала, но тон и экспрессия не оставляли сомнений. — Как она?

— Пока держится. Очень боевая. Она аппарировала в это ваше Министерство, сказала, что Поттеры поплатятся.

Северус фыркнул.

— Гриффиндор, этим всё сказано.

— Сев, у неё есть шансы? — взмолилась Петунья. Ей вдруг пришло в голову, что никто из них не задумался, как тяжело отобрать опеку над ребёнком у другого родителя. Особенно, если у тебя ни денег, ни связей, ни собственного жилья. При таких условиях и в обычном мире дело заведомо проигрышное, а уж у волшебников!

— А ты как думаешь? Конечно, ни единого. Кто Лили, и кто Поттеры! Это же всё равно, как если бы ты, например, получила гражданство Ватикана и захотела стать Папой Римским. У Поттеров деньги и имя, а Лили для магов никто.

— Но она сказала, что пойдёт к Дамблдору.

— И что? Дамблдор пусть и глава Визенг… эээ, то есть верховный судья, но этим судом у магов семейные дела не рассматриваются, только, ммм, уголовные. Даже если бы и рассматривались, я уверен, Поттеры бы легко доказали, что действовали в своём праве. Помнишь, я рассказывал про виды брака, министерский и магический?

— Да-да, помню такое.

Настоящий, магический брак, заключавшийся ритуалами или обращением к Магии, не расторгался. В общем-то, правильно, ведь семья должна создаваться на всю жизнь, а не с бухты-барахты, чтобы супруги разбежались в разные стороны через пару лет. В этом плане с ненормальными волшебниками Петунья Дурсль была согласна. Но так называемый министерский брак она сравнивала даже не с аналогичным союзом у обычных людей, а просто с сожительством. У маглов бумажка с печатью на официальном бланке имела силу, однако для волшебников всё иначе: мужчина и женщина, женатые таким браком, по Магии (вот что сложнее всего оказалось принять — Магию как живое высшее существо) оставались совершенно посторонними друг другу.

— Лили на последних курсах буквально помешалась на кровной и родовой магии, ей эта «тьма», по-моему, везде мерещилась. Поттер от неё не отставал. Уверен, что сочетались эти олени именно министерским браком. Но обычно ребёнка потом всё равно вводят в род отца или матери.

— Да, Лили упоминала про ритуалы. Она была против, а Джеймс её не послушал.

— Сколько лет мальчику? Примерно полтора года? Тогда понятно. В этом возрасте проводят последний обряд из цепочки, окончательно отсекая магическое ядро ребёнка от ядра матери. Значит, маленький Поттер — и по магии Поттер. Так что согласно старым магическим законам Лили прав на этого ребёнка действительно не имеет. Никакой Дамблдор, будь он хоть трижды председателем Визенгамота, этого не изменит.

— Какой… какой ужас, — прошептала Петунья. Северус только что растоптал её последнюю надежду на более-менее благоприятный исход дела. Бедная Лили! Бедная сестрёнка! — Но ведь нужно что-то делать! Можно же как-то… Так нельзя!

В тишине, долгие секунды пугавшей её из телефонной трубки, легко считывалось всё то, что Северус думал о Лили, Поттере и ситуации, в которую они себя загнали. Господи, лучше бы он ошибся в своих рассуждениях! Ведь если Северус прав, то…

— Пети, я повторяю — без вариантов. Максимум, на что может рассчитывать Лили, так это просто видеться с сыном. Поттеры имеют право вообще не рассказывать мальчику, кто его мать, и другим запретить говорить. Расторгнуть министерский брак для таких волшебников, как они, раз плюнуть. Предлог какой угодно можно подобрать, хоть плохой хозяйкой обозвать, хоть в презрении законов Магии обвинить. Поведение Лили, если она осталась, какой я её помню, только усугубит её положение.

Петунья уже и не рада была, что завела этот разговор: слишком безрадостную картину рисовал Северус. Пусть он и учёный-зельевар, а не юрист, но всё же волшебник и всяко лучше разбирался во всех волшебных заморочках. Шутить такими вещами он бы не стал.

Скомкано попрощавшись, она ещё долго сидела, приходя в себя. Ощущения были, словно Петунью чем-то огрели по голове. Неужели ничего нельзя сделать? Лили будет для родного сына «чужой тётей», а ненормальные маги даже не скажут ребёнку, что мама не по своей воле его бросила? Правда оказалась чудовищнее самых кошмарных её догадок. Петунья всегда знала, что волшебный мир, привлекательная сказка в глазах Лили, на деле — та ещё клоака, но это было уже за гранью вообще человеческого. Отнимать ребёнка у матери! На словах ратовать за маглорождённых, как Лили, а обращаться с ними хуже, чем с рабами! И в эту дрянь сестричка влезла по самое… мда. Что же, разговор с Северусом принёс Петунье немало горести, но она добилась, чего хотела. Решено: Петунья обязательно поможет, хватит сомнений. Лили только на них с Верноном и могла рассчитывать. Какой бы глупой, недальновидной и противной прежде она ни была, главное — Лили по-прежнему оставалась родной сестрой. Боже, как вообще Петунья могла радоваться, что жизнь преподала ей долгожданный урок? Северус тоже отличился: узнав, что Лили поселилась у Дурслей, тут же предложил прислать почтой антидот к любым зельям. Петунья настолько опешила, что забыла отчитать наглеца. Да за кого он принимает Лили? Она, может, и взбалмошная, и хитрюга та ещё, но не стерва же! Лили пришла просить помощи в борьбе за сына, а не охмурять чужого мужа. И в сущности, не так уж и принципиально, изменилась она или нет, на чём настаивали Вернон и Северус. Даже если нет, этот урок сестрёнка запомнит на всю жизнь.

Вернулась Лили поздно. Петунья уже уложила Дадли, оставив рядом с ним радионяню, и спустилась к Вернону. Муж традиционно сидел у телевизора, но куда чаще смотрел на часы, чем на экран.

— Что-то она долго, — протянул он.

Петунья, изрядно взволнованная долгим отсутствием сестры, ответить не успела. Резкий хлопок в прихожей заставил их обоих вздрогнуть, и в гостиную, разбрасывая вокруг холодные капли ноябрьского дождя, влетела рассерженная и растрёпанная Лили.

— Ур-роды! Твари продажные!

— Тише! — шикнул на неё Вернон. — Дадли разбудишь.

Привставшая было с софы Петунья устало села обратно. Сердце у неё заколотилось, но от безысходности и тоски, а не от ожившей надежды. У Лили ничего не вышло. Как будто могло быть иначе.

— Они сказали, что у меня нет прав на Гарри! Моего Гарри! Маглорождённым не пристало наводить напраслину на членов старинного и уважаемого рода, — передразнила сестра кого-то и, как была, в пальто и уличных сапожках, упала в кресло. — Со мной и разговаривать не хотели нормально! Пет, у нас есть что на ужин? Я умираю с голоду! Весь день оббивала пороги заносчивых жирных хамов.

У Вернона было такое лицо, словно он из последних сил удерживался от неприятных высказываний. Петунья, пристально посмотрев на мужа, предупреждающе покачала головой. Она не стала делать тайну из разговора с Северусом (наверняка Вернон и сам с ним свяжется в ближайшее время, посоветоваться), но твёрдо сказала, что своего мнения не изменит, привела все аргументы про воспитание, заветы родителей, про то, что Лили не на кого больше надеяться. Супруг понял, но не принял её точку зрения, остался при своей.

— Есть. Я разогрею сейчас. Лили, всё настолько плохо?

Та сердито кивнула.

Во время позднего ужина Лили не рассказала ничего нового: Петунья уже слышала то же самое от Северуса, лишь другими словами. Её комментарии не требовались, и Вернон тоже помалкивал, пока та изливала душу, только кривился, слыша очередное вульгарное, времён коуквортской дружбы со Снейпом, оскорбление в адрес нерадивых и бездушных магов. Осуждать сестру за злой язык Петунья и не думала: после пережитого Лили имела право быть грубой.

Напомнить о своём присутствии Вернон решил, когда Лили совершенно выдохлась.

— Ну-с, дорогая родственница, и куда ты теперь?

— К Дамблдору! Он мне точно поможет. Дамблдор — председатель Визенгамота! Стоит мне ему пожаловаться, и он мигом поставит всех аристократишек на место.

— Чего председатель?

Лили закатила глаза.

— Главного магического суда.

— Значит, верховный судья? И он пройдёт против аристократии, которая его, скорее всего, и выбрала? — Вернон присвистнул. — Что за бред?

— Это не бред! Профессор Дамблдор любит маглорождённых! Он единственный что-то делает, чтобы к нам относились нормально! — разъярившись, воскликнула Лили. Вернон уже примирительно поднял руки, а она и не думала останавливаться, говорила и говорила срывающимся от обиды и злости голосом: — Профессор друг нашей семьи, он на нашей свадьбе был. Он обязательно поможет!

— Я думаю, Дамблдор тебе не откажет, конечно, — Петунья поспешила вклиниться в монолог сестры, пока та не довела Вернона до белого каления, — раз вы с ним так дружны.

Хотя ей самой неприятно было слышать, что какой-то директор школы, чужой Лили человек, удостоился приглашения на её свадьбу, а старшая сестра — нет.

После этой сцены вечер разладился совершенно. Вернон, ещё немного посидев и подумав, сообщил, что ему рано вставать утром, и откланялся. Медленно успокаивавшаяся Лили цедила крепкий чай, а Петунья прижала пальцы к вискам, тщетно надеясь побороть начинавшуюся мигрень. Ночь из-за приступов мучительной боли обещала быть долгой: все зелья надёжно спрятали в чулане под замком, а обычные лекарства Петунье давно уже не помогали.

Спать она пошла последней, далеко за полночь, трусливо объясняя самой себе, что вот эту кастрюльку и ту сковородку отмыть нужно немедленно. Было просто-напросто страшно оказаться один на один с Верноном. Дорогой супруг много чего мог сказать. Лили вела себя далеко не так, как хотелось бы, а делать скидку на стресс Вернон не собирался. Но выставить сестру вон Петунья уже не могла. Мучения и метания схлынули сегодня без оглядки, оставив в её душе чёрным осадком только одно.

Вину.

Петунья была старшей. Она поучала и воспитывала младшую, старалась проследить, чтобы Лили не попала в беду, не оказалась в плохой компании, не опозорила родителей. И всё равно не уберегла. Неважно, что Лили сама отдалилась от неё. Неважно, что даже общайся они по-прежнему, сестрёнка и не прислушалась бы к чужому совету. Нет, Петунья непременно попыталась и вытащила бы Лили из того… из тех нечистот, в которые сестра вляпалась. Стоило всего на несколько лет оставить её без присмотра! Петунья себе этого никогда не простит. Вернон мог сколько угодно ворчать, что она ничего не должна сестре, но в семье Эвансов было заведено иначе! И раз Петунья виновата, что не доглядела, ей и исправлять последствия.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Лили предсказуемо пряталась в своей комнате, пока не ушёл Вернон. Провожая его, Петунья прятала глаза: она ожидала упрёков или хотя бы вопросов, однако супруг молчал и этим пугал её. А перед тем отъездом вместо традиционного поцелуя Вернон вполголоса попросил:

— Денег только сестре не давай, ладно?

Мучимая виной ещё и перед мужем, Петунья согласно закивала, но по глазам Вернона видела, что он не очень-то поверил. К счастью, Лили ничего не потребовала: быстро позавтракала, выпила чай с остатками хэллоуинского печенья, отложенного для Вернона, и снова исчезла из дома.

Петунья постирала рубашки мужа и домашние кофточки Дадли, тщательно всё выгладила с двух сторон и накрахмалила Вернону воротнички, приготовила обед, накормила сына и, опомнившись, ещё и себя, а мысленно считала минуты до того, как Лили вернётся с очередной неудачей. Тогда Петунья снова встанет перед выбором: промолчать и позволить сестре и дальше бессмысленно сражаться за сына или открыть правду. Стоило бы признаться, Лили не заслуживала обмана. Однако борьба давала той силы, да и Петунья не чувствовала в себе того мужества, которое нужно, чтобы сообщить матери о навсегда потерянном ребёнке. У неё и так на глаза постоянно наворачивались слёзы. Как Лили будет жить дальше? Есть у неё друзья или знакомые, которые бы поддержали её? Глупый вопрос! Иначе бы сестра не примчалась в Литтл Уингинг. А вдруг случится чудо, и Альбус Дамблдор всё-таки переупрямит Поттеров?

Вечером, сразу после возвращения Вернона, Лили ворвалась в дом с красным лицом и красными же глазами, возмущённо крича про старого, бородатого козла. Верховный судья, директор школы и просто друг семьи ничего не стал делать для любимой ученицы.

— Девочка моя, но Джеймс хочет лучше для сына, — передразнивала его Лили, вытирая катившиеся из глаз слёзы. — Гарри нужна хорошая, ответственная мать. Подумай, может, это ты что-то сделала не так? Ещё не поздно исправиться! Мне?! Исправиться?! Да я… я их всех засужу! Поттер мне по гроб жизни обязан, что я его выбрала! Очкарик коротконогий! Рогатый импотент! И родители у него — заносчивые снобы! Я всего лишь хотела, чтобы мой сын рос без всех их кровавых заморочек! Да они в ногах у меня валяться должны! Я… я ведь за кого угодно могла выйти, и побогаче, и покрасивее были женихи!

Схватив сына в охапку, Вернон молча ретировался наверх. Он не проронил ни слова, хотя Петунье почудилось в этом спешном бегстве невысказанное «Ты хотела помочь сестре, ты и разбирайся». Бог ты мой, Лили с ними всего ничего, а уже доставила столько неудобств. Но кто, кроме Петуньи, её поддержит? У сестры никого не осталось.

Лили всё так же по утрам аппарировала в Лондон и возвращалась только вечером. Чем больше проходило дней, тем раньше она оказывалась обратно на Тисовой улице, всякий раз растерянная, раздражённая и просто злая, полная слёз. Сестра так убивалась по сыну, что Петунья окончательно решила ничего ей не рассказывать, не лишать последней надежды. Правда, какая могла быть надежда, если все, к кому обращалась Лили, отказывали ей, а Петунья в качестве помощи предлагала лишь слова утешения. Она думала было привлечь сестрёнку к домашней работе: именно так сама спасалась от горя, когда скончались родители, — но совесть не позволила требовать от переживавшей трагедию Лили готовить или убирать дом. Понемногу та успокаивалась (видимо, безысходность притупляла остальные чувства) и даже начала делиться некоторыми подробностями жизни в магическом мире, что было хорошим знаком: Лили не собиралась впадать в депрессию или сдаваться. Настаивать на большем Петунья опасалась.

Замуж сестра вышла летом после окончания Хогвартса. В тот год Лили и возвращаться домой не стала, сразу перебралась к Поттерам, благо они с Джеймсом уже были помолвлены. В магическом мире наступали очень неспокойные времена: набирал силу могущественный тёмный маг с труднопроизносимым именем. О нём Петунья слышала ещё от Северуса, собственно, не желая служить тому человеку, парень и сбежал в Италию. В объяснениях Лили злодей вообще представал каким-то безумным чудовищем из чуть ли не из самого Ада. Бороться с ним магическая полиция то ли не могла, то ли не желала, аристократическая верхушка всецело его поддерживала, и, разумеется, глупая сестрёнка вместе с не менее глупым муженьком и приятелями радостно бросилась в бой против тёмных сил. Как сообразила Петунья по некоторым оговоркам — оказавшись при этом в оппозиции к действующей власти в отличие от Северуса. Его, кстати, сестра почему-то твёрдо относила к последователям того волшебника.

Что конкретно погубило несостоявшегося тёмного властелина, из рассказов Лили понять было сложно. Об этом та говорила неохотно, мямлила сквозь зубы или переводила тему. То ли он убился сам, пытаясь стать ещё сильнее магически, то ли служители волшебного закона всё же сделали свою работу. В любом случае злодей исчез, а Поттеры вместе с Сириусом Блэком внезапно остались не у дел. Парни от скуки подались в аврорат, ту самую магическую полицию, но задержались там ненадолго — их выгнали за несоответствующее статусу авроров поведение. Лили злорадно посмеивалась, вспоминая, а Петунья никак не могла понять такую реакцию. Поттер уже тогда (да что там, ещё и раньше!) вёл себя как высокомерная, эгоистичная и жестокая сволочь, а Лили ничего не замечала? Или в то время сестру всё устраивало, потому что выходки супруга не касались её?

Оставшиеся без работы и денег Поттеры вернулись к родителям Джеймса, жить у которых сестре не нравилось совершенно. Свёкр и свекровь были людьми довольно пожилыми и старой магической закалки. От молодых они хотели внуков и подчинения. Петунья подумала, что скорее всего взрослого и разумного поведения — не дети малые же, — но Лили, фыркнув презрительно, повторила:

— Подчинения. Как будто я им рабыня какая!

Дом Поттеров был старым, дряхлым и скрипучим, кухня — допотопной, ванная — позапрошлого века, и все стены особняка украшали портреты предков, которые совсем не жаловали Лили. А ещё — и чуть ли не самое главное! — родители Джеймса не имели домовика. Петунье пришлось, изобразив незнание, уточнить, что это такое, и Лили снисходительно объяснила, но, кажется, на свои жалобы она ждала какую-то другую реакцию, не молчание. Только что Петунья могла сказать, если для сестрицы главной проблемой в замужестве оказалось отсутствие бессловесного слуги, который бы следил за домом? А ведь верно, с грустью осознала она, в детстве у Лили такой слуга был: сначала сама Петунья, затем Северус. Глупо удивляться, что сестра, очутившись в непривычных условиях, злилась и возмущалась.

Молодые съехали в Годрикову лощину, стали жить отдельно, но деньги брали у Поттеров. Родился Гарри. Лили сразу заявила мужу и его родителям, что заниматься ребёнком будет исключительно сама, чтобы те не испортили малыша своими старушечьими традициями и устаревшими обычаями. Волшебники до сих пор кормили младенцев грудью и использовали пелёнки, когда по всему миру триумфально шагали молочная смесь и подгузники. Петунья в тот момент кинула заполошный взгляд на сына. Она сама всего два месяца как отлучила Дадли от груди. Зато наконец стало понятно, почему у Лили такая роскошная фигурка после рождения ребёнка. Дело совсем не в зельях.

Неприятно, но Поттеры действительно не просто так не захотели мириться со строптивой невесткой. Лили, правда, этого не понимала, а Петунья каждый день считала часы до её возвращения, когда оставалась дома наедине с сыном. Все мысли пожирал ядовитый страх, что однажды сестре уже незачем будет уходить. Горло и грудь уродливыми, не менее ядовитыми щупальцами обвивало чувство вины. Петунья знала, что все попытки Лили бесполезны, но молчала, лишь сочувственно выслушивала её переживания. К Сириусу Блэку, «надменному аристократишке, даром что с Гриффиндора», Лили обращаться не захотела. Как же, лучший друг Джеймса! Второго дружка своего мужа, Люпина, Лили не видела несколько лет и возобновлять общение не стремилась: он ведь оборотень, а тёмным тварям — никакого доверия. Все же школьные приятельницы, которых, учитывая характер Лили, у неё было немного, давно повыходили замуж, обзавелись собственными детьми и без зазрения совести отвечали, что сейчас очень, чрезмерно, совершенно заняты. Одна Мэри МакЛагген, бывшая МакДональд, честно сказала, что Лили сама во всём виновата и надо было думать, прежде чем привносить в жизнь чистокровного семейства магловские замашки. Это в Хогвартсе такое поведение Лили смотрелось не слишком вызывающе, но они уже выросли, пора и остепениться.

На тему «предательницы МакДональд» Лили шипела особенно долго, настолько, что Петунья всерьёз пожалела, что не знакома с этой девушкой. Они наверняка нашли бы общий язык… Нельзя было так думать! За спиной у переживающей семейный кризис сестры воображать, как познакомиться с её бывшей подругой. То, что миссис МакЛагген — единственный голос правды среди знакомых Лили волшебников, не оправдание. Петунье мало было своих грехов? Казалось, она и так собрала всё, что возможно. Не предупредила Лили, не объяснила ей, что опасно шагать в чужой, пусть и волшебный, мир без гроша за душой, не заставила вести себя чуточку менее эгоистично… не поддержала, когда Лили лишилась Гарри, злорадствовала, всерьёз размышляла, как не пустить сестрёнку в дом. Родители пришли бы в ужас, узнав, в какой ситуации оказалась их младшая дочь из-за безразличия старшей. Петунья подвела мать с отцом, позабыв об их наставлениях и своих обещаниях. Потому-то, когда Лили стала проводить на Тисовой большую часть дня, сидя перед телевизором в гостиной или своей комнате, Петунья не смела просить её о чём-то по дому или хотя бы рассказать, как идут дела. Казалось, что стоит справиться о подвижках в борьбе против Поттеров, как Лили тут же раскусит её. А глажка, готовка и стирка… это жалкие мелочи, но пока что — единственные, которые она могла предложить сестре во искупление вины.

Несколько раз приходили письма. Обычно совы садились на подоконник гостевой спальни, и Петунья замечала птиц, когда те уже улетали. Лили никогда не делилась, что там, в посланиях из волшебного мира, но из-за двери спальни видны были вспышки магического огня. Письма сестра уничтожала сразу, а потом давала волю чувствам — бесилась, плакала и ругалась. Пару раз просила денег, и Петунья, несмотря на запрет мужа, давала немного из того, что удавалось откладывать. Просила одолжить одежду, чтобы было в чём показаться волшебникам, а то Поттеры забрали практически все её вещи. Платья и костюмы Петуньи перевешивались в шкаф в гостевой комнате и обратно не торопились. Желая помочь сестре после очередной надрывной истерики, Петунья даже приготовила её любимый пирог по маминому рецепту. Ей после Лили не досталось ни кусочка, но хотя бы сестра стала чуть-чуть веселее. Всё было более чем понятно, и Петунья ещё больше презирала себя за слабость. Следовало признаться раньше! Возможно, из-за её молчания Лили, метавшаяся по знакомым и чиновникам, только нажила себе врагов и потеряла все шансы просто видеться с Гарри. После такого Лили точно возненавидит Петунью.

В четверг почтовая птица неожиданно прилетела днём и долго колотилась в форточку гостиной, пока Петунья не впустила её. Лили, которая таращилась в телевизор пустыми глазами, оживилась, разорвала конверт и отбросила на пол, вчиталась в пришедшее письмо. Послание было длинным и на гербовой бумаге. Что-то крайне важное.

— Что там такое, Лили? — осторожно спросила она.

Побледневшее было личико сестры пошло красными пятнами гнева, рот выдал абсолютно звериный оскал, и Лили отшвырнула письмо как готовую взорваться бомбу.

— Лили!

Но та стремглав кинулась в прихожую, где сорвала с вешалки пальто и исчезла с таким оглушительным хлопком, что игравший в гостиной Дадли напугался и заплакал.

Успокоив его, Петунья вспомнила о письме. Пергамент на полу мучительно притягивал взгляд, обещая ещё большую беду, однако пройти мимо него она была не в силах. Господи Боже, Петунья достаточно уже провинилась перед сестрой, и чтение чужой переписки вряд ли повлияет, в каком конкретно круге Ада ей гореть! Подобрав листок, она принялась разбирать мелкий и витиеватый почерк. Письмо оказалось от Поттеров. Старших, мысленно поправила себя Петунья, глянув на роскошные подписи-вензеля в самом низу. А тиснение, стало быть, их герб. Но вычурное изображение отошло на второй план, стоило осознать смысл написанного. Ох, Лили, Лили, ты и вправду думала, что сможешь противостоять такой семье?

Все давно уже улеглись спать, даже Лили, которой пришлось выписывать из колдовской аптеки успокоительное зелье. Петунья сидела в кухне, не зажигая света. Злополучное письмо лежало перед ней на столе, в темноте не было видно ни словечка, но она могла процитировать полные презрения и угроз строки почти наизусть. Теперь однозначно стало ясно, что сына Лили не увидит, что ему никогда — никогда! — не расскажут, кто такая Лили Поттер, а ей, «глупой, наглой и безответственной грязнокровке» лучше вообще не возвращаться в волшебный мир после того, что она хотела сотворить. Читать оскорбления было гадко и унизительно, но ещё больше — страшно. Лишь сейчас Петунья в полной мере осознала, что имел в виду Северус под словами «Кто Лили, а кто Поттеры». Опасно переходить дорогу любому старинному чистокровному семейству, но именно это и сделала Лили.

— Петунья? Пети? Нет, так больше продолжаться не может.

До сих пор пребывавшая в прострации она не сразу услышала собственное имя и вздрогнула от неожиданности, когда стул напротив отодвинулся и на него сел Вернон.

— Боже, Вернон, ты почему не спишь? — опомнившись, Петунья посмотрела на часы. — Половина второго ночи!

— То же самое могу спросить и я, — ответил тот недовольно. — Сколько можно, Пети? Сколько ещё ты будешь себя изводить? Какой теперь повод? Письмо?

— Разве ты не понял? — у неё задрожал голос. Недоверие и обида на супруга сплавились в раскалённый непроходящий комок в горле. — Мы ведь читали вместе. Лили…

— Брось! Я слышу это уже неделю. Да, Лили потеряла своего сына. И она, только она в этом виновата. Не ты, не я и не Северус.

Петунья поджала губы и отодвинулась, смаргивая непрошеные слёзы, что были тут как тут. В своих мучительных размышлениях она столько раз повторяла то же самое, но отчего-то у Вернона это звучало куда злее и обиднее. Или так в ней говорили беспомощность и непримиримый стыд? Хоть бы Вернон ещё что-нибудь сказал или сделал, Петунье физически больно было терпеть очередное напоминание, что она не уследила за сестрой. А Лили вот-вот осядет в их доме окончательно. Если сейчас уже неспокойная жизнь временами превращалась в ночной кошмар, то когда сестра всё поймёт… Петунья шмыгнула носом. Она настолько устала и запуталась, что не хватало сил представить бурю, которую в состоянии устроить обманутая Лили.

— С твоей сестрой нужно что-то решать, — Вернон потёр виски. По имени Лили он уже несколько дней как не называл. Петунье это не нравилось, но она не считала себя вправе тут указывать мужу.

— Не можем же мы выставить её на улицу, Вернон.

— А что мы можем? Я согласился с тобой, Пети, я тоже думал помочь бедной пострадавшей женщине. Но что получилось? Лили тебя подавляет целиком и полностью, а не только дар предвидения, как Сев предположил. Ты в её присутствии боишься слово сказать, лишь бы очередную истерику не спровоцировать. Совсем забросила Дадли. Не выходишь в город. Превращаешь себя в… в… в домового эльфа!

Сравнение далось ему нелегко. Даже во тьме кухни оно отразилось в глазах Вернона болезненным блеском, что такое приходится говорить любимой женщине.

— Ты говорила, что в роду Эвансов воспитание иное и ты не можешь бросить родную кровь. А этому тебя тоже родители научили: положить свою жизнь на алтарь имени младшей сестры?

Возразить ему Петунья хотела. Очень хотела! Она много чего сказала бы, только не сумела издать ни звука, когда открыла рот. Слова и аргументы обратились в ничто. Нет, всё не так. Никто Петунью этому не учил. Она, как старшая сестра, обязана была. Так все семьи делали в Коукворте. Старшие должны помогать родителям присматривать за младшими детьми. Кем так было заведено, Петунья не знала, но никогда не подвергала этот постулат сомнению. Он был одной из основ, на которых зиждилась семья. И совсем ни при чём здесь родители, всегда выделявшие более милую, яркую и волшебную Лили. Лили покупались лучшие платья, а потом мантии. Лили доставался тот заветный кусочек пирога с монеткой. Лили была гордостью родителей, любимой дочкой. А Петунья только и слышала, что она старше, так что должна уступить сестре понравившуюся вещь, игрушку, наряды, ведь ей они вряд ли нужны, а Лили хочется. И она не хотела бы помнить, но въелся, в подсознании отпечатался родительский наказ оберегать младшую сестрёнку, когда их не станет.

Только если быть честной, Петунья никогда не слышала, чтобы родители учили Лили любить и заботиться о старшей сестре в ответ.

Вернон бережно взял её за руки, даря благословенное чувство защиты.

— Послушай, милая. Ты сама была в ужасе от того, что может натворить Лили, живя с нами. Один Статут этот нарушить — и уже проблем не оберёшься. Я не говорю о том, что не будь у нас Северуса, мы были бы совершенно беззащитны перед её магией. Посмотри объективно. Лили не помогает тебе по дому…

— Она просто умеет только волшебством, а я не переношу, когда Лили колдует.

— О да, зато ест она не по-колдовски, не воздух и не солнечный свет. К Дадли твоя сестра тоже ни разу не подошла.

— Да как Лили сможет, если наш сын напоминает ей Гарри?

— И я почти уверен, что она далеко не за опеку над сыном борется. Ты внимательно читала сегодняшнее письмо? Там есть одна очень добрая, по сравнению со всем остальным деталь: если Лили Поттер не угомонится и не отзовёт свой иск, эта милая семейка подаст на неё в суд в ответ. Понимаешь? В ответ! Это помимо того, что они уже обнародовали достижения Лили на семейном поприще: пренебрежение магическими традициями, препятствие жизненно необходимым ритуалам для наследника рода и, хм, банальное неумение вести хозяйство.

Вернона как будто из всех недостатков Лили зацепил именно последний, но удивиться этому Петунья не успела. До неё внезапно дошло, что сестра не хотела проводить над сыном не просто какие-то непонятные ритуалы, а необходимые. Необходимые! Как сквиб, Петунья мало что смыслила в волшебстве, но если от тех обрядов, которые сестра величала тёмными, устаревшими или запрещёнными, зависела жизнь маленького волшебника, её родного сына, как могла Лили от них отказываться? Как? Да Петунья ради Дадли на сделку с самим дьяволом пошла бы, а она…

— Это ещё не всё, — виновато произнёс Вернон, дав ей время прийти в себя. — Знаешь, я на следующий день, как Лили поселилась у нас, попросил мистера Розье кое-что разузнать. Нам в волшебный мир хода нет, Северус за морем, а в любом конфликте всегда стоит выслушать обе стороны. Так вот, миссис Поттер, когда её только выставили из дома, обратилась в колдовскую газету и выдала свою историю на-гора, как и нам. Как же, мать-героиня, хотела защитить сына от ужасной запрещённой магии, а жестокие и беспринципные аристократы погнали её вон. Тьфу! И Дамблдор тоже пару слов в её пользу вякнул, а вот потом… — многозначительно протянул он, не скрывая усмешки, и тут же сбавил тон: — потом подключилась вся магическая общественность, но совсем не так, как рассчитывали твоя сестра и её кумир. Мальчишке-то без тех ритуалов действительно не жить нормально, а то и вообще не жить. Чудо, не иначе, что Лили до сих пор открыто не назвали убийцей. А она ещё и иск в их Виде… Визел… суд волшебный подала против Поттеров. Требует признания родовых ритуалов опасными, денег, возмещения морального вреда. Опека над Гарри там тоже есть. Последним пунктом в немаленьком списке.

— Ты не можешь этого знать. Никакой адвокат не выдаст тайны клиента!

От потрясения у Петуньи вскриком прорезался голос, и Вернон шикнул:

— Разбудишь же всех. Тихо. Конечно, нормальный адвокат нормального клиента будет защищать пуще собственной жизни. Только Лили в магическом мире никто за свою не считает. Для них она магла с палочкой. Мистер Розье сказал, ему особо и напрягаться не пришлось, чтобы информацию собрать. Волшебники косточки Лили перемывают с радостью. Подожди. — Он поднялся и скрылся в темноте гостиной. Послышался звук открываемого секретера. Когда же Вернон вернулся и включил в кухне свет, то положил перед Петуньей несколько листов пергамента. — Вот документы. Выдержки, показания, копии газет. Гоблинской магией всё заверено. Я думаю, тебе стоит это прочесть, Пети, чтобы ты не думала, будто я на Лили наговариваю.

Трясущимися руками она схватилась за горло. Петунья не могла понять Лили. Мозаика той ситуации, в которой очутилась сестра и которую Петунья собирала по крупицам, в одночасье разбилась на кусочки, не собрать. Лили не любила сына? Почему она готова была принести его в жертву ради своих убеждений в магии? Чего хотела добиться оглаской в газете, понятно, но зачем решила судиться, если многие уже публично объяснили её заблуждения? Этого Петунья не знала. Зато она знала — но до этого мига боялась признать — что Лили с каждым днём всё меньше говорила о желании забрать ребёнка. Имя Гарри было практически невозможно услышать от неё, а вот то, что Поттеры и «остальные» поплатятся, — сколько угодно.

— Я никогда не хотел поставить тебя перед выбором: мы с Дадли или сестра, — но не вижу иного выхода.

— Дай мне прочесть, пожалуйста, Вернон, — неожиданно спокойным голосом попросила Петунья. — Я должна узнать всё сама.

Тот подчинился беспрекословно: склонив голову, сел напротив в ожидании. Петунья подрагивающими руками подтянула к себе документы и погрузилась в чтение, борясь с отвращением и ощущением чего-то крайне гадкого и липкого, что медленно покрывало её с головы до ног. Гоблины своей магией гарантировали подлинность записей, а мистер Розье, адвокат их семьи, отличался скрупулёзностью и собрал действительно много всего о маленьком Гарри и его родителях. Заключение специалистов из больницы Святого Мунго не оставляло сомнений: действия миссис Поттер, препятствовавшей кровным ритуалам, нанесли очень серьёзный урон магии её сынишки. Ему уже не стать сколько-то ни было сильным волшебником, хотя родился малыш с очень высоким потенциалом. Свести последствия к минимуму можно было, начав лечение раньше, но до полутора лет Гарри магически полностью зависел от матери, а глупый Джеймс Поттер, поддерживавший жену, опомнился, только когда первенец начал резко слабеть и чуть не умер прошедшим летом. К чести Поттера, он всполошился (в отличие от Лили) и примчался с сыном к родителям, а те обратились к докторам. Тогда-то всё и вскрылось, и над мальчиком стали проводить обряды, которые он пропустил из-за никчёмной мамаши. Но окончательно избавиться от её влияния смогли лишь после последнего, в этот Хэллоуин.

Ужас. Безумие! Вернон не обманул, не сказал ни единого лживого слова в адрес Лили — только правду. А что ничего не объяснил раньше… наверное, надеялся и ждал, что Петунья сама разберётся. Но она вместо этого погрузилась в прошлое и чуть не позволила Лили — и косвенно, и прямо — разрушить ещё и свою семью. Не будь Вернон настолько терпелив, не люби её по-настоящему, кто запретил бы ему забрать Дадли и уехать, оставив Петунью отдавать несуществующий долг сестре? Из этой пучины ей было бы уже не выбраться. А сколько раз Петунья думала, что если бы не Лили, её несносный характер и колдовской дар, то всё было бы по-другому? Без обидного неравенства, сравнений с более удачливой, по мнению матери и отца, младшей сестрой… раннего одиночества, ведь именно после того, как Лили открыто бросила своих магловских родственников, родители сильно сдали. Отец, стремясь забыться, начал пить и в один далеко непрекрасный вечер пьяным вёз маму с ярмарки в соседнем городке. Лили не было с ними в машине, не она потеряла управление и врезалась в дерево, но это она погубила родителей. Уничтожила Эвансов, затем — Поттеров, и что? Следующие на очереди они, Дурсли? Петунья превратится в прислугу, а Вернон будет снабжать Лили деньгами для воплощения её безумных фантазий в магическом мире? А то, что всё будет так, Петунья не сомневалась: Лили не работала, дохода никакого не имела, но для самого судебного процесса, даже не для победы в нём, требовалось очень много средств. Такого Петунья хотела? Нет-нет-нет.

С трудом оторвавшись от пергаментов, она окинула кухню невидящим взглядом. Семь дней, всего семь, но их хватило, чтобы забыть, с каким удовольствием Петунья готовила еду для своих самых главных мужчин, как наводила порядок в комнатах, баловалась и училась новому вместе с Дадли, обменивалась ценнейшей информацией во время посиделок с Марной, и всё почему? Потому что могла случайно потревожить бедную, пострадавшую от жестоких родственников мужа Лили!

Если кого и можно назвать дурой в этой истории, то ею была Петунья, а никак не Лили. А ещё сестра! Наворотила столько всего, навредила собственному сыну, но посмела выставлять себя несчастной и невиновной.

Петунья ждала, что разочарование, боль и стыд прорвутся слезами, но нет. Напротив, накатило облегчение, такое сильное, что ей хотелось засмеяться. Вот и всё. Правда известна, все козыри легли на стол. Что бы ни задумала Лили, ей это не удастся. Никто ей ничего не должен. Захочет обидеться и уйти — пожалуйста! Лучше одной, чем с такой родственницей, что бесстыдно лгала и юлила.

— Прости, что я так на тебя всё вывалил, но сил нет смотреть на это безобразие. Не хочу оскорбить мистера и миссис Эванс, только они как будто думали, что у них одна дочь, и это не ты.

— Не извиняйся, дорогой. Мне тоже частенько так казалось, — Петунья тяжело вздохнула и смахнула с щеки всё-таки прорвавшуюся слезинку. Под конец жизни родители осознали, насколько заблуждались в отношении своих дочерей, но та авария помешала им произнести долгожданные извинения вслух, а Петунье — простить. — Спасибо, что сказал правду. Не знаю, как бы я выбралась из своих мыслей без тебя.

Он улыбнулся — поначалу несмело, затем своей широкой искренней улыбкой. Петунья отчаянно крепко вцепилась в ладонь мужа. Как же трудно пришлось Вернону во время этого разговора! Но он не махнул рукой на неё, такую слепую и доверчивую идиотку, а помог. Вот настоящий мужчина. Не чета каким-то там Поттерам.

— Я поговорю с Лили. Завтра же. — Ещё час назад собственная решительность поразила бы её, но теперь Петунья не видела причин тянуть. Жаль, что ночь на дворе, а то бы она прямо сейчас отправилась к сестре в гостевую спальню. Лили и так слишком долго вносила сумятицу в их жизнь и семью. — Обещаю, Вернон, я больше не буду той слабохарактерной дурой, какую ты видел эти дни.

Вместо ответа супруг поднялся и, обойдя стол, привлёк Петунью к себе. Получилось не очень удобно, всё-таки она сидела, но и так она слышала стук его сердца, родного и любимого.

— Я никогда не считал тебя такой, Пети.

Поговорить с Лили с самого утра не получилось. Измученная переживаниями последних дней и получившая долгожданное освобождение, Петунья спала как убитая. Она и глаза-то разлепила потому, что назойливый луч ноябрьского солнца залез в спальню через щель между портьерами. Несколько секунд Петунья жмурилась, не понимая, откуда вдруг солнце в столь ранний час, и ахнула. Солнце! Она проспала. Дадли! Вернон!

— Дадличек? Мама сейчас!..

В кроватке сына не оказалось. Рядом на шкафу висел костюм Вернона и рубашка, которые она ещё с вечера приготовила ему на работу. Как так? В чём Вернон пошёл? И пошёл ли?

Счастливый смех Дадли застал Петунью на лестнице. Сыну вторил Вернон, и неясное напряжение, ещё не успевшее набрать силу, разжало свою хватку.

— Вот вы где!

Оба её мужчины сидели на ковре гостиной. Вернон достраивал из кубиков просто огромный замок, наверное, выше роста Дадли. Он как раз собирался поставить очередной кубик на башенку, когда заметил Петунью и улыбнулся.

— Господи, милый, я понятия не имею, как так вышло, — расстроенно забормотала она, подхватив на руки Дадли. — Прости меня! Я сейчас быстро приготовлю вам завтрак, а твой костюм…

Тот предостерегающе поднял руку:

— Не нужно, Пети. Я взял выходной.

— Выходной? Но как же? Ты говорил, что в «Граннингс» без тебя форменный беспорядок.

— Ну, думаю, за один день эти бестолочи фирму не развалят. Не переживай, Пети, — подойдя, Вернон поцеловал её в щёку, — я давно не проводил время с тобой и Дадли, вот и пора бы. Мы с Диддикинсом уже покушали, — он похлопал себя по животу, — я сделал твои любимые сэндвичи с копчёной рыбой и заварил Эрл Грей.

Петунья едва не прослезилась. Вернон терпеть не мог этот сорт, предпочитая классический чёрный чай, но приготовил напиток и завтрак для неё, накормил Дадли и, кажется, совсем не сердился.

— Ох, Вернон, ты у меня такой… — она прижалась к его груди, наслаждаясь чувством тепла и заботы.

Если бы ещё удалось разобраться с Лили.

Сестрица, как поведал Вернон, куда-то направилась с самого утра, наскоро позавтракав. Куда она могла пойти, когда все знакомые дали ей от ворот поворот, Петунья не имела ни малейшего понятия и, что удивительно, нисколько не волновалась. Главное, чтобы действия Лили не вышли боком их с Верноном семье. Неожиданно без сестры оказалось так легко! В маленький уютный домик на Тисовой улице как будто вернулось солнце, яркие, чистые звуки, смех Дадли, запах свежевыпеченных сконов и другой домашней выпечки — Петунья, ощутив прилив вдохновения, оккупировала кухню и творила. Вроде бы мелочи и самые обыкновенные, обыденные вещи, но они наполняли душу любовью и нежностью. Вот настоящее волшебство, а не фокусы Лили с палочкой.

Необходимость переговорить с сестрой единственной тенью реяла над умиротворением этого дня, но право, по сравнению с теми ужасами, что Петунья напридумывала себе раньше, это казалось сущей ерундой. Главное у неё было: поддержка мужа и уверенность в своей правоте. Вернон, родной и любимый, открыл Петунье глаза и напомнил, ради кого она живёт. Точно не ради лживой сестрицы.

— Петунья, ты где? У меня новости!

Лили появилась в прихожей с таким громким хлопком, что Петунья от неожиданности схватилась за сердце. Сестра словно специально аппарировала всё громче и громче, чтобы напугать.

— Я наконец-то прижму этих зазнавшихся уродов! Адвокат берётся, только нужны день… ой!

Не ожидавшая увидеть Вернона дома в такой час (а только-только закончился ланч), Лили остановилась на пороге гостиной, будто налетев на невидимую стену. Её лицо на мгновение исказила недовольная гримаса, хотя она быстро взяла себя в руки.

— Лили, подожди. Это надо обсудить.

— Что тут обсуждать? Я нашла адвоката, который подготовит иск. Пусть Поттеры не думают, что так легко от меня отделаются! Раскошелиться придётся! Я им не какая-то, — Лили сделала паузу и с отвращением выдохнула: — занюханная грязнокровка!

Озадаченная Петунья переглянулась с мужем, который тоже ничего не понимал. Какой адвокат, какой иск? Дело Лили против Поттеров уже скоро начнут рассматривать Визенгамоте. Разве что Джеймс Поттер с родителями выполнил свою угрозу, и теперь сестрице требовалась защита уже от их судебного преследования? Но почему Лили прямо об этом не сказала? Очень хотелось спросить, что же Лили задумала, но они с Верноном договорились как можно дольше не демонстрировать осведомлённость, чтобы разговорить Лили. Чего она добивалась, не разобрался даже мистер Розье, а уж он на судебных делах что в обычном, что в магическом мире не одну собаку съел.

— Ты правда думаешь, что победишь такую богатую семью?

Наконец избавившись от верхней одежды, Лили левитировала пальто в прихожую. Петунья мрачно следила за её манипуляциями волшебной палочкой. Дорогая сестрица то ли не заметила, с каким недовольством было встречено её колдовство, то ли сделала вид.

— Теперь смогу. Там настоящее Средневековье, Пет, коррупция, взяточничество! Меня во всех конторах разворачивали, некоторые вообще на порог не пускали. Говорили пораженчески, прямо как ты. А сегодня наконец повезло! Только берёт этот адвокат дорого.

— Сколько?

— Пятьсот галеонов. Две с половиной тысячи ваших фунтов.

Даже зная заранее, что никаких денег на липового юриста она сестре не даст, Петунья потрясённо охнула. Две с половиной тысячи! Целое состояние в нынешний кризис!

— Ничего себе! Это чей же адвокат, что так дерёт? Самой Королевы?

Лили бросила на Вернона неприязненный взгляд, но ничего ему не ответила, снова повернулась к Петунье:

— У меня есть половина, но её не хватит. А без адвоката Поттеров к ногтю не прижать.

— Но у нас нет столько.

— Я верну! — с жаром воскликнула та. — Я же говорила, Поттеры очень богаты. Они мне должны за то, что я выбрала их оленеподобного сыночка! Меньше, чем на половину их сейфа, я не соглашусь, а это в разы больше, чем какие-то две тысячи.

В то, что сестра вернёт деньги, не верилось. В детстве она если что и одалживала у Петуньи (или брала без спроса), то отдавала крайне неохотно, после нескольких напоминаний или жалобы родителям. Да и то вещь частенько оказывалась испорченной, так что её приходилось выкидывать. Лили же на все обвинения страшно возмущалась и заявляла, что она ни при чём.

Видимо, сестрёнка тоже припомнила, чем прежде заканчивались подобные её просьбы, потому что сделала очень страдальческое выражение и пару раз хлюпнула носом. Однако голос у неё остался таким же мечтательно-возбуждённым, как если бы она уже мысленно пересчитывала отвоёванное у семьи мужа золото.

— Но нельзя ли найти кого-то подешевле? Или попросить скидку? Ты же борешься за ребёнка, по-человечески…

— При чём тут Гарри? — вспыхнула Лили и осеклась. — То есть, конечно, я бьюсь за Гарри, но эти юристы такие ушлые! За ребёнка они не будут драться, а вот за процент от выигранной суммы — запросто!

От омерзения Петунью передёрнуло. Как ни старалась сестра делать вид, что забота о сыне для неё на первом месте, правда так и лезла наружу. С Лили было противно находиться в одной комнате, не то что разговаривать. Столько лжи.

— Лили, а ты не хочешь пойти работать?

Несколько секунд та помолчала, осмысливая предложение, и сердито засопела, сжала губы в бледную линию. Сейчас по реакции Лили многое станет понятно. Петунья обсудила с мужем, что сказать и сделать, но они не могли предусмотреть абсолютно всё. Она изрядно волновалась. По плечам пробегала дрожь, ладони были влажными от неприятного холодного пота. Пусть главой семьи являлся Вернон, в этой ситуации говорить ей.

— Что?

— Работать, — повторил Вернон. — Пети же сказала, у нас нет таких денег. Свободных денег. Дети нынче обходятся дорого. Всё, что могли, мы вложили в Дадли, в этот дом и в «Граннингс».

— Вы оба серьёзно? — сестра смотрела на них как будто с искренним недоумением. — Когда мне, по-вашему, работать? Думаете, в суд не нужно будет ходить? А если Поттеры узнают, мне ничего от них не видать! Тут же объявят, что я устроилась у маглов и ни в чём не нуждаюсь.

— Не понимаю, как это связано.

— И почему у вас нет свободных денег? Куда делось наследство родителей? Что ты с ним сделала, Пет? Я сказала тогда, что мне деньги не нужны, но мама с папой из завещания меня не вычёркивали. Так что ты обязана отдать мою часть, она как раз сейчас пригодится.

Рассуждения сестры фонили такой неприкрытой уверенностью, сильной и подавляющей, что не будь Петунья готова к разговору, то усовестилась бы, замолчала и под влиянием вины немедленно выложила требуемое. Поразительная бесцеремонность! И наглость, и эгоизм. Петунье не жалко было денег. Когда погибли родители, она пыталась найти Лили и отдать причитающееся ей по наследству, но та не соизволила появиться даже на похоронах, а тут вспомнила и потребовала.

— Вот здорово! — выдохнул, опасно сощурившись, Вернон, и Петунья поблагодарила Бога за то, что Марна сегодня опять сидела дома и согласилась посидеть с Дадликом.

В переглядках мужа и сестры чувствовалась подступающая гроза. Как же это мерзко! Хотелось, конечно, избежать скандала, Петунья не переносила ссор, особенно с Лили, но после сказанного точка невозврата уже была пройдена.

— Вот это здорово! В банкирах тебе бы цены не было, дорогая родственница. Прямо так — выдайте деньги, и всё. Сейчас пойду и запущу печатный станок в чулане. А чем же ты думала, когда гордо от наследства отказывалась?

Та задрала нос и отрезала:

— Вас это не касается. Так что, Пет? Я за сына сражаюсь с этими чистокровными уродами, а ты… вы все… — Лили внезапно всхлипнула и принялась тереть глаза. — Вы совсем не хотите мне помочь! Вы только рады будете, если я никогда не увижу Гарри!

Очередной неприятный сюрприз. Петунья и забыла со временем, как легко Лили переключалась и вместо радости начинала плакать, если думала, что это ей выгоднее. В детстве такой способности сестры можно было только позавидовать: все взрослые, что родители, что учителя, неизменно поддавались на слезливые манипуляции, и Лили добивалась, чего хотела. Но глядя на неё, выросшую, однако не повзрослевшую, Петунья испытывала брезгливость и разочарование.

— Чтобы не потерять Гарри, нужно было думать головой, — наконец сказала она. — Никто не гнал тебя замуж сразу после школы. А если так хотелось под венец, могла бы и обезопасить себя, тот же брачный контракт составить, например.

Показательно плакавшая Лили сверкнула на неё глазами.

— Брачный контракт! Ты ничего не знаешь, что принято у волшебников, ты магла!

— Ошибаешься. Во-первых, я сквиб. Не скажу, что этим хочется гордиться, учитывая наше с тобой родство.

Сестрица смешно вытаращила глаза и рассмеялась. Ясно, решила, что Петунья, некогда имевшая глупость открыто позавидовать её магическому дару, просто лжёт.

— А во-вторых, мы всё знаем. Про твой скоропалительный брак, про то, какой женой и матерью ты была, как не давала проводить ритуалы над сыном, без которых он чуть не умер.

Полное презрения и недоверия лицо Лили бледнело с каждым новым словом, что она слышала, но в глазах, напротив, всё ярче разгорался гнев. Ни осознания, ни попытки задуматься, одна злость. Как же горько осознавать, что всё это от родного человека, которого Петунья знала с детства. Хотя… положа руку на сердце, родными для неё давно стали Дадли и Вернон, а ещё и Северус с Медеей. Избалованная и считавшая, что ей все обязаны, Лили никак не могла быть ровней им.

— И? Что сквиб, что магла, ты всё равно ниже плинтуса для волшебников.

— Полегче, красавица, — осадил её Вернон, — не то вылетишь отсюда быстрее, чем достанешь палочку из рукава. Слов не понимаешь, что ли? Мы всё знаем, всё. Как у тебя ребёнок чуть не умер, как ты на Поттеров в суд подала, хотя по совести это тебя засудить нужно. Чуть собственного сына не уморила!

— В каком мире ты живёшь, Лили? В сказке? Ты думала, мы примем твои слова на веру и безрассудно кинемся помогать? Не стыдно было обманывать? Ты ведь… ты ведь… — Петунье, несмотря на всю решимость, физически трудно было произнести это, — даже не раскаиваешься. И не за сына ты борешься, а я не знаю, за что!

— Я поняла! — практически завыла Лили, размазывая слёзы. — Поняла! Вы меня ненавидите! Потому что я ведьма, а вы нет! Ты всегда мне завидовала, Петунья, решила отыграться, да? По самому больному ударить? Сколько Поттеры вам заплатили?!

Чудом Петунье удалось остановить мужа. Вернон был страшен и одной пощёчиной бы не ограничился. Испугавшись чуть ли не до судорог, Петунья намертво вцепилась в его руку и вынудила остаться на софе.

— Я уйду! Сама уйду! — сестра вскочила на ноги. — Жди вызова в суд, Петунья, я тебе этого не забуду. И за Гарри не волнуйтесь, найдутся добрые люди мне помочь. Я вообще искала Снейпа, чтоб вы знали! Но не думала, что родная сестра меня продаст!

Ох, да, куда же без Северуса? Лили была отвратительна в своём мнении, что друзья детства, родственники и приятели обязаны беспрекословно ей помогать. Раз не вышло с сестрой, надо срочно обратиться к тому, кто когда-то был влюблён в неё по уши. Неважно, что у этого человека давно уже своя жизнь, а добра от Лили он видел ещё меньше, чем Петунья. И как Лили не стыдно лицемерить? Она же сама проболталась, что Северус вступил в ряды того злого мага… как это… Пожирателем смерти. Говорить о нём не хотела особо — противно было, — а тут засобиралась к нему за помощью. Какое счастье, что Петунья ненароком подтолкнула Северуса к верному пути в жизни. Он мог бы стать очередной жертвой Лили.

— У Северуса тоже денег попросишь? — не удержалась она от ехидства. Слишком уж дорог за прошедшие годы стал Петунье этот вредный, но верный парень. — А отдавать планируешь? Или нет, он ведь тёмный маг! Поддерживал вашего главного злодея. Так его можно и бросить, получив своё, да? Только ты же кричала, что тёмная магия — зло, или ради денег и с врагами объединиться готова?

Судя по гримасе Лили, Петунья попала в самую точку. Глупо было бы не угадать. Своего приятеля Лили никогда по-настоящему не ценила.

— Тебя забыла спросить, дорогая сестрёнка.

Нахлынувшая усталость подмяла Петунью под себя. Она понимала, будет тяжело, но разговор по своей гадливости превзошёл самые худшие её опасения. Лили не слышала и не хотела слышать, не собиралась отступать от намеченного плана и постоянно изворачивалась, не замечая, что этим лишь унижала себя ещё больше.

— Снейп будет счастлив уже от того, что я его попрошу. — По-видимому, Лили очень этим гордилась. — Ему много и не надо. Он мне точно не откажет, как некоторые!

Вернон громогласно рассмеялся.

— Сев-то? Ещё как откажет. И жена его будет против. Погоди, Пети, не дёргай меня. Мы достаточно выслушали эту мадам, пора ей и нас послушать. А то уже оскорбления закончились, на Снейпа переметнулась.

— Очень смешно, — фыркнула та. — Жена? У Нюн… у Снейпа? Если вы хотели меня задеть, то не получилось. Снейп по мне с детства слюни пускал. Какая у него может быть жена?

Под её неприятное, недоверчивое хихиканье Вернон поднялся и подошёл к секретеру. Туда Петунья спрятала кое-какие свидетельства их знакомства с волшебным миром. Понятно, что супруг сейчас продемонстрирует Лили.

— Законная. По девичьей фамилии — ди Адамо, из рода тех отравителей, что Акву Тофану придумали. Этому, я надеюсь, в Хогвартсе учат? А то даже я, магл, наслышан о качестве волшебного образования.

Маска самоуверенности и превосходства на лице Лили дала трещину, стоило ей взять в руки фотографию, которую достал Вернон. Прежде этот снимок стоял на каминной полке, Петунья частенько поглядывала на него и вспоминала знойную Италию, приятных местных (и не скажешь ведь, что волшебники) и вообще то, как изменилась жизнь её семьи. А она изменила жизнь Северуса. Потому что вряд ли бы здесь, в Англии, он добился бы тех известности, статуса и состояния, что имел сейчас. Это понимали даже они, далёкие от магического мира Дурсли. Ну а Лили — она совершенно не пара Северусу. Петунья вновь сопоставила сестру с Медеей. Та, жгучая брюнетка со жгучим же итальянским нравом, не менее страстно любила Северуса и зелья. Вместе они представляли собой счастливый семейный и рабочий тандем. Лили проигрывала по всем пунктам. Похвастаться она могла разве что статусом первой любви, но Северус уже давно избавился от этой привязанности и своих иллюзий.

— Не может быть.

Лили выплюнула это с таким отвращением, что Петунья испугалась, не порвёт ли она фотографию.

— Да не может этого быть! Какая-то пигалица…

— От пигалицы слышу.

— Вернон!

— Что «Вернон», дорогая? Может, если бы миссис Поттер почаще в молодости ставили на место, она бы не выросла высокомерной засранкой. Нашей простецкой крови, а гонора — как у наследной принцессы!

— Что вы на кровь киваете? Да, я маглорождённая и горжусь этим!

— Дура ты! — припечатал Вернон и отобрал фото.

— Лили, мне это надоело, — Петунья набрала воздуха в грудь для последнего, решительного рывка. — После того, что мы узнали о твоих действиях, прости, Гарри будет лучше со своим отцом. А тебя и видеть не хочется после такого вранья!

Притихшая Лили распласталась в кресле, о чём-то напряжённо размышляя. Петунье хотелось бы думать, что сестрёнка наконец осознала своё положение и ошибки, однако предчувствие подсказывало иное. Лили не слушала, что ей говорили, а искала способ всё же добиться своего. Она как будто не понимала, что все или почти все волшебники объединились против неё с её противоестественными для магии идеями. Поттеры-то ещё проявят недюжинное милосердие, если просто засудят её в Визенгамоте. Куда проще и действеннее в назидание остальным будет проклясть Лили за тот вред, что она нанесла собственному сыну. И Петунья не смогла бы осудить Джеймса Поттера за это. Она сама бы уничтожила любого, кто покусится на Дадли.

— Не знаю, что вы себе напридумывали, — наконец заговорила та, — но теперь понятно, почему вы против меня. Что, Пет, думаешь, подружилась со Снейпом и открыла дорогу в магический мир? Как бы не так! Ты как ничего не понимала в колдовстве, так и не понимаешь. Не твоё дело, что я с сыном делала, он мой сын! Я смотрю в будущее, я знаю, как должно быть правильно, а не ты! Ладно, хочешь — якшайся со Снейпом и дальше, но когда он твоего сыночка для тёмного ритуала выпотрошит, не говори, что я не предупреждала!

— Какая же ты дрянь, Лили. Родители были бы в ужасе. — Кажется, у Петуньи подскочило давление, потому что в висках застучал, дробно и болезненно, пульс. Она желала бы выразиться покрепче, но не собиралась унижаться до уровня сестры.

Лили и в самом деле была… ненормальной. Какая мать пожертвует своим ребёнком ради непонятного и непредсказуемого будущего?

Равнодушно пожав плечами, Лили закинула ногу на ногу.

— Но родителей нет, так что не тебе меня судить. И возвращаясь к делу: пока я не получу причитающиеся мне деньги, я из вашего дома и шагу не сделаю. Посмотрите, какие добрые в волшебном мире аристократы, когда они у вас на пороге окажутся!

Всё, это последняя капля. Петунья не успела подать знак мужу, а он уже направился в прихожую, где стоял телефон. Было немного странно осознавать, что ещё час, может, полтора — и Лили больше тут не будет, но никаких сомнений, стыда или ужаса Петунья не испытывала. Всё отболело этой ночью, в эти дни и много лет назад. Она не от сестры защищала свой дом и семью, а от чужого, гнилого человека.

Лили сидела совершенно расслабленно, но нет-нет, а прислушивалась к разговору Вернона. Петунья преувеличенно заинтересованно рассматривала книжный шкаф. Даже касаться взглядом сестры было противно.

— Мистер Розье скоро будет, — сообщил Вернон, вернувшись.

— Ещё один Пожиратель! Да вы не мелочитесь, я смотрю.

— Прекращай эти глупые обвинения, Лили. Мистер Розье — всего лишь адвокат, наш адвокат. Он засвидетельствует передачу тебе денег, а потом, — Петунья придала голосу твёрдость, — ты уйдёшь, как только что пообещала. Хотелось бы сказать, что мне жаль, но мне не жаль.

В ответ та усмехнулась, словно не поверила. Хотя Петунье было всё равно, что думала сестра. В доме ожидался гость, и его нужно встретить должным образом.

Мистер Розье, как приличный волшебник, аппарировал на крыльцо и зашёл в прихожую, постучав и тщательно вытерев обувь. Северус как-то упоминал, что тот был чистокровным магом из родовитой семьи, но принадлежал к побочной, менее богатой линии, вот и трудился юристом на оба мира. Вроде бы аристократ из тех, кого так яро презирала Лили, а не скажешь: вёл себя достойно, рот не кривил, общения со сквибами и маглами совсем не гнушался. Не предупреди их Северус, что он волшебник, ни Петунья, ни Вернон и не заподозрили бы.

— Вот, мистер Розье, всё, как мы с вами договаривались. Нужно оформить передачу ключа от банковской ячейки этой леди.

Войдя в гостиную, тот поприветствовал Петунью учтивым поклоном и недобро взглянул на замершую в кресле Лили.

— Ах, этой леди. Разумеется. Не переживайте, мистер Дурсль, миссис Дурсль, сделаю.

Всю относительно недолгую процедуру Вернон не спускал с Петуньи глаз, наверное, опасался, что она не справится с чувствами и передумает. Напрасно. Петунья ощущала себя как никогда спокойно и уверенно, она знала, что поступала правильно. Мистер Розье выудил из портфеля заранее заготовленные бумаги, принял у Петуньи ключ от ячейки, в которую она давно ещё отложила часть наследства Лили, и засвидетельствовал магией, что всё без обмана, и денег там ровно столько, сколько положено. Сестрица поначалу следила за его действиями с насмешливым недоверием, но оторопела, как кролик перед сворой гончих собак, едва тот произнёс стандартную магическую клятву.

— Ваша клятва, миссис Поттер, — жёстко произнёс адвокат, когда Лили протянула руку за ключом. — Уж простите, но с вашей репутацией сначала она.

В заполошном взгляде Лили мелькнули растерянность и даже паника. Сестра силилась просчитать ситуацию, которая — внезапно для неё — приобрела крайне неприятный оборот, но не находила выхода. Петунья отвернулась.

— Не пытайся меня разжалобить, Лили. Ты делала всё, чтобы с тобой не захотели общаться. Приноси клятву, иначе не будет денег.

Помолчав ещё немного и злобно посопев, та всё же сдалась и зачитала текст с листа пергамента. В этот момент Петунья напряглась: с раздосадованной неудачами Лили сталось бы вспомнить, что она колдунья, и отомстить, но мистер Розье, слава Богу, предусмотрел и это. Клятва обязывала Лили, взяв деньги, не только отказаться от других финансовых претензий к Дурслям, но и не причинять им вреда — как напрямую, так и косвенно, — и даже не искать больше встречи.

— … кроме случая жизни или смерти, — с каменным лицом проскрежетала сестра последние слова.

Магия клятвы вспыхнула над ней мерцающими искрами; не успели они осесть, как Лили схватила ключ и ринулась вон из комнаты, наверх. Дверь гостевой спальни за ней грохнула на весь дом.

— Простите за это, — Петунья вымученно улыбнулась.

— Не беспокойтесь, — мистер Розье склонил голову. — Тут нет вашей вины. Я не был лично знаком с миссис Поттер до этого дня, но слышал достаточно. Вам повезло, вы избавились от неё практически безболезненно.

Он замолчал, посмотрев в сторону лестницы. По ней, нарочно топоча громче некуда, спустилась Лили. Чемодан волочился за ней по ступенькам, бухая и норовя врезать Лили по пяткам. Гордо вздёрнув нос, она прошла мимо стоявшего в дверях Вернона в прихожую и, не издав ни слова, аппарировала.

Неприлично было так явно демонстрировать своё облегчение, но Петунья вздохнула почти счастливо.

— Поттерам повезло меньше?

— Да, мистер Дурсль. Извините за прямоту, но миссис Поттер — дурная, склочная и недалёкая женщина. Я не поддерживаю тех, кто априори считает всех маглорождённых грязнокровками, но она именно из таких. Впрочем, чего ожидать от особы, которая общается с Предателями крови?

Что означало второе ругательство, Петунья не знала, но смысл у слов был ужаснейший. Предатели своего рода, семьи… Да, Лили только такого титула и заслуживала.

Её вдруг передёрнуло. За долгожданной, но такой непривычной тишиной без Лили пришло понимание, что они в этой жизни, скорее всего, больше не увидятся. Клятва не имела обратного хода, даже если сестра одумается и встанет на путь исправления.

— Моей сестре есть хоть куда пойти? Я слышала, Дамблдор отказался помочь ей, а всех приятелей распугала эта некрасивая история.

— Возможно, к тем же Уизли, но тут дело в другом. История не некрасивая, миссис Дурсль, она жуткая. Я понимаю, вы весьма поверхностно разбираетесь в правилах магического мира, но ваша сестра не просто хотела воспитывать Наследника рода как безымянного магла. Мальчик мог умереть, а Магия не прощает равнодушия к детям. Мне странно, что Джеймс Поттер столько терпел жуткие идеи своей супруги, но он всё-таки одумался. Значит, не совсем безнадёжен.

— В наличие мозгов у этого оленя слабо верится, — вполголоса выдал Вернон любимое утверждение Северуса.

— А с Дамблдором тоже непросто. — Мистер Розье помрачнел. — Ещё несколько лет назад у нас всё шло к гражданской войне. Дамблдор был одним из тех, кто мог легко её прекратить, однако вместо этого подливал масло в огонь.

— Война между аристократами и маглорождёнными?

— Грубо, но в целом — да. Многие тогда покинули страну, как мистер Снейп, господа Малфои или мои родственники, но прилично волшебников оставалось. Для любого политика — а мистер Дамблдор в первую очередь именно политик, — это был великолепный шанс продвинуть свои идеи. Если бы лорд Волдеморт не погиб, Мерлин знает, чем бы всё окончилось. В случае победы Дамблдора мы вполне могли получить общество, где законы Магии были объявлены бы сказками, а юные волшебники умели максимум заставить танцевать ананас. И речи бы не шло о сложных ритуалах и артефактах, общении с другими мирами или о перемещении во времени. Все стали бы одинаковой посредственностью. А так — противник исчез, и наш мир продолжил жить без особых потрясений. Не оказалось причины или возможности что-либо серьёзно изменить. Господин Дамблдор пытается иногда протащить очередной бестолковый закон в пользу маглорождённых, но слава Мерлину, ни одну его инициативу ещё не приняли, настолько они сумасбродные.

— И такой человек руководит школой? — фыркнул Вернон. — Влияет на умы будущего поколения волшебников?

Мистер Розье улыбнулся:

— Это его последний год, в том числе, благодаря миссис Поттер. Я обдумал ещё раз все факты и пришёл к выводу, что он либо надоумил вашу сестру так обращаться с сыном, миссис Дурсль, либо постфактум захотел на её примере продемонстрировать правильность своих идей. А не получилось. В любом случае сама госпожа Министр засомневалась в компетентности Дамблдора, раз он советует пренебрегать заветами самой Магии. Ничего удивительного, что он пошёл на попятный и перестал помогать миссис Поттер, когда всё стало слишком серьёзно.

Отказавшись от чая, мистер Розье откланялся. Провожать его вышел Вернон: им нужно было ещё что-то обсудить, — а Петунья, так и сидевшая всё это время с идеально ровной спиной, обмякла на софе. Посмотрев на часы, она обомлела. Прошло полтора часа! Это считая неторопливую беседу с мистером Розье. Полтора часа, а Петунья вымоталась сильнее, чем после шестнадцатичасовых родов. Сколько сил, физических и душевных, оттягивала на себя сестра!

Приглушённые разговоры в прихожей закончились негромким, деликатным хлопком. Тишину, которая наступила после этого звука, можно было потрогать, Петунья боялась потревожить её словом или действием. Не верилось, что безумию последних дней настал конец, скорее представлялось, что Лили вот-вот вернётся из очередной вылазки в магический мир и начнёт плакать.

— Мне сходить за Дадли? — понизив голос, осторожно поинтересовался муж.

— Обожди, Вернон. Посиди со мной, пожалуйста, я так устала.

Вернон послушно сел рядом, и Петунья, оперевшись на его плечо, закрыла глаза, отдаваясь усталости. Как же сложно защищать свою семью от того, кто мог, не взирая на родство, легко тебя проклясть! Не то чтобы Лили была на это способна, но… кто же теперь поручится за неё? Петунья подумала, что, пожалуй, вообще не знала сестру.

— Господи, я не верю, что всё закончилось.

Её супруг виновато кашлянул.

— Розье говорит, что ещё не всё. Надо бы подстраховаться, чтобы Поттеры про нас чего не подумали. Мы же Лили приютили и денег ей дали.

— Разумно. На мистера Розье можно положиться. Если он так говорит, значит, надо.

— Это верно.

Они замолчали. Петунья прокручивала в голове события последних дней и особенно сегодняшнего. После того, что рассказал их адвокат, сочувствия к Лили не прибавилось ни на унцию, ни на драхм. Сама она додумалась или смотрела в рот Дамблдору и делала, как он велел, неважно. Голова на плечах в любом случае должна иметься. Может, мистер Розье и прав, и Лили стала для своего любимого учителя пешкой в его неудавшейся комбинации. Может, она и вправду настолько глупа, что действовала по собственной воле. Господи, какое счастье, что всё сложилось так, как сложилось! Наверное, освободившись от давления Лили, вернулся её дар предвидения, потому что Петунье отчётливо представилось, как могло бы быть по-другому. Случилась бы война. Её взбалмошная сестрица отправилась на передовую в первых рядах, её муж и приятели — тоже. С их горячностью и недальновидностью все они вряд ли прожили бы долго, а маленький Гарри… Куда бы он попал? К бабушке с дедушкой? К ней?

— Знаешь, всё-таки магия — она для волшебников, — глубокомысленно произнёс Вернон. — Я имею в виду, для тех, кто родился у колдунов и с детства жил среди колдунов. С нашими мозгами её принять невозможно. А то получаются вот такие Лили.

Петунья ответила ему тяжёлым вздохом. Уже не выяснить, выросла ли сестра такой, потому что имела магический дар, или виновато нечто другое. Родители, Петунья, Дамблдор. Заманчиво свалить вину на то же колдовство, а себя считать слабым, не сумевшим противостоять соблазну или тьме. Неважно, с волшебной палочкой ты или нет, в первую очередь нужно оставаться человеком, как оставались Петунья, как Вернон, Северус, Медея, мистер Розье!..

Но не Лили.

Ну и Бог ей судья.