По черному льду (джен)

Все началось, когда ей было пять лет.

На экране парили фигуристы.

Это были какие-то отборочные, пары быстро менялись, и Кэтрин не успевала запомнить ни одной, только образы отпечатались в голове: девушка в крылатом платье, парень в алых брюках, какая-то пара, настолько слившаяся друг с другом, что глаза терялись, когда пытались их разделить. Они не катались — они летали над льдом, парили птицами над водой, завлекая друг друга полетом.

Кэтрин подошла тогда к телевизору, уткнулась носом в экран и так и стояла, целиком погруженная в трансляцию, а когда она закончилась, оторвалась и забегала по комнате, скользя туфельками по паркету. Пыталась повторить, что увидела, представляла, что под ее ногами — лед, а прекрасный принц крепко держит ее, не давая упасть и разбиться.

Мама с теткой тогда колдовали на кухне, готовили к ее дню рождения торт. У них тоже был включен телевизор — они ничего не слышали, пока не понесли его ко столу и не увидели ее, запыхавшуюся, посреди гостиной. Ее быстро подняли с пола, привели в порядок, вновь заставили умыться и вычесать волосы.

Когда началось торжество и Кэтрин задула свечи, она загадала стать такой же, как те фигуристы. А потом впервые в жизни не стащила сладостей со стола и отказалась от торта. Одна из спортсменок сказала, что начала обучение в четыре года — а это уже на год больше, чем было Кэтрин — и всю жизнь следила за питанием. За питанием у Кэтрин следила тетка — никогда не ела ничего сладкого и постоянно пила капсулы с витаминами — и Кэтрин подумала, что ей надо также.

На следующей неделе ей купили коньки.

* * *

— Кэт, ну сколько можно? — Моника маячила под их дверью, лениво попинывала косяк. У нее в руках были зажаты пригласительные на выступление какой-то рок-группы со столицы, которую продюсировал ее отец. — Мы договаривались на семь!

Кэтрин крутилась напротив зеркала в новом фиолетовом платье, покрытом стразами, и думала про то, что до внутренних соревнований остался неполный месяц. А еще школа! А еще Моника, прицепившаяся, как клещ, со своими дурацкими рокерами! Их отцы дружили когда-то, и с тех пор дядя Генри считал своим долгом культурно спонсировать ее, Кэтрин, досуг. Не то, чтобы они с Моникой были так дружны, но иногда весело было с ней болтать на встречах взрослых, когда так и так время улетало впустую. Кто вообще придумал эти бессмысленные семейные посиделки?

— Ну все, я ухожу! — хлопнула по косяку она. — Возьму с собой Паулу, а если все-таки придешь, проведу через задний вход!

Моника зацокала каблучками по брусчатке возле лужайки. Кэтрин свободно выдохнула и посмотрела на часы. Половина восьмого. Еще успеет к катку до закрытия и останется неполный час до девяти! Она быстро стянула платье, закрутила волосы на затылке, влетела в джинсы, футболку и кеды и вылетела из дома, пока не успели вернуться родители. Те бы точно отправили с Моникой! Тренер же им сказала, что Кэт не дает восстановится телу. Кэт раздраженно фыркнула от самой мысли: как будто у нее что-то болело!

На катке было пусто: все уже разошлись, плановые тренировки кончились еще в семь. Она сама вышла отсюда в пять, и было противное чувство, что что-то недоработала в программе. Перед льдом она все-таки не стерпела: надела новое платье, взятое для соревнований, довольно скользнула взглядом по отражению, влетела в родные коньки.

Уже через пять минут рассекала лед, повторяя свою программу: сделала несколько шагов, подпрыгнула, изогнулась и завращалась, ушла в спираль и прокатилась еще немного, подстраивая дыхание. Потом повторила снова, пока вновь не ощутила в связках автоматизм. Ей всегда казалось, что вложенных ею сил мало, что чего-то не хватает для полного, чистого успеха.

Кто-то вышел на лед с ней рядом, но она видела его только краем зрения. Когда откатала свою программу, сама не заметила, как перешла от нее на экспромт, как закатала по льду, встраивая в движение все новые элементы.

Тот, кто зашел на лед, аккуратно пристроился рядом. Катался, не мешая ей, но явно наблюдая и подстраиваясь. Она посмотрела на него лишь тогда, когда прожекторы на потолке потускнели. Пот бежал по его лицу, он дышал тяжело, но, глядя на нее, улыбался.

— Я Том, — он первый протянул к ней руку.

— Кэтрин, — улыбнулась она.

* * *

— Мы должны откатать еще! — она вцепилась в его руку, когда он поставил ее на лед, и указала глазами на исходную позицию.

Времени было почти десять вечера. Их уже порывались погнать с катка, но Кэтрин упросила тренера договориться с охраной, и им просто оставили ключи. Они много лет не меняли площадки, и каждый тут знал их в лицо.

— Надо еще раз повторить ту подкрутку, мы можем лучше, — она ухватила Тома за предплечья и покатилсь с ним вместе спиной вперед.

Их тренер стояла за бортиком со сцепленными под грудью руками. Она была напряжена, а когда они подъехали к ней ближе, сняла очки и растерла глаза. Устала, как и все они за день, но тоже хотела для них медалей.

— Кэт… — возразил ей Том. Хотел что-то еще сказать, но она уже ускользнула от него. Пришлось догонять и подхватывать, когда они вышли на элемент.

Следующая подкрутка прошла четче, но выше прыгнуть так и не удалось.

— Мы должны завтра над ней поработать, — выдохнула она через полчаса, когда тренер уже махала им от бортика возвращаться.

— Завтра время у Дениса и Энжи, — возразила им тренер.

— Тогда утром. Пропустим пару, зато будем готовы к отборочным, — Кэтрин не привыкла отступать.

Тренер глядела на нее хмуро, Том же и вовсе смотрел куда-то в сторону раздевалок. Кэт хотелось стукнуть его, чтобы ее поддержал, но Александра сама перевела на него глаза.

— Завтра в семь утра, — уступил ей Том.

* * *

Нога не хотела сгибаться поначалу. Кэтрин через боль разрабатывала ее, но каждый раз, когда смотрела на бедро, видела изломанную куклу. Отец ушел, как только стало совсем худо, но почему-то тяжелее от этого Кэтрин уже не было.

Мама поначалу пыталась помогать ей с упражнениями, но потом ей и самой потребовалась поддержка, и Кэт встала на ноги. Днем она работала, чтобы наскрести ей на лечение, а ночью падала в черную пропасть снов. Во снах ничего не видела, но давящее ощущение тьмы не отступало. Потом, чтобы не сходить днями с ума, вспомнила, как тетка пила витамины.

Впервые стащила у мамы из бутылька пару штук, когда шла на новое собеседование. Выглядела она прекрасно, на работу ее приняли, а таблетки так и остались в сумке. Теперь и по вечерам перед тем, как падать в сон, она видела черноту в зеркале над раковиной, а потом, после сна, в том же самом зеркале по утрам.

Иногда чернота во сне менялась на черный лед. Кэтрин скользила по нему как проклятая, не помня себя, и чернота липла к ее конькам, поднималась по ногам к сердцу и голове пока полностью ее не поглощала. Тогда она просыпалась, и на следующий день все повторялось вновь.

Зато впервые в жизни вместо гонки была стабильность.

Нога почти не болела, когда на черном льду удавалось откатать программу.

* * *

Когда пришлось съехать из квартиры, внутри уже ничего не осталось.

Матери больше не было, отец давно пропал, а сама Кэтрин себя уже не ощущала как что-то отдельное и цельное. Жизнь шла вместе с ней куда-то и куда-то приходила, но пустота в голове и душе всегда была куда ближе той жизни.

Удивительно даже, но именно так она впервые ощутила равновесие. Не считая Оушена, конечно, но жизненные проблемы уже давно стали для Кэтрин чем-то вроде врожденного свойства, с которым она свыклась.

А потом в ее жизни появился Брайан и Лиз, которые каким-то чудом смогли вытащить ее на каток. Она и до них изредка еще смотрела соревнования, гуляла вдоль открытых катков зимой, но почти никогда с момента падения не становилась на лед сама. То были как рефлексы памяти, но никогда они не становились чем-то большим, чем символами ее прошлого. Никогда…

А теперь Лиз скользила перед ней на льду, шутя что-то про неповоротливых снеговиков, и Кэтрин было легко. Было легко быть здесь сейчас, а не стоять на льду и вспоминать, как это было когда-то.

И лед не был черным, и Том не держал ее за руку, и никакой тьмы не было.

Был только Брайан, махавший им из-за бортика и еще какой-то парень-азиат, глядящий на ее лицо, словно ее узнал.

Наверняка узнал даже. Но впервые Кэт до этого не было дела.

Ей даже не было дела до катка, если бы на нем сейчас не стояла Лиз, если бы Брайан не ждал в смешном шарфе, пока они закончат катать.

И не было больше таблеток, не было дрожи в ногах.

Все было хорошо.