Прощай (гет)

Фред Уизли мертв.

Понимание этого доходило до Анжелины медленно. Слишком медленно.

Когда битва за Хогвартс закончилась, когда Темный Лорд, нагоняющий страх почти на весь магический мир, пал, когда вся школа праздновала победу, Анжелина стояла в стороне и крепко сжимала в уже слабых от напряжения руках волшебную палочку. Она ни к кому не подходила, ни до кого не дотрагивалась, она была на сто процентов уверена, что это не конец. Что сейчас Темный Лорд появится там же, где исчез, и битва продолжится с новой силой, а Анжелина снова пойдет в бой в первых рядах и там же умрет. Да, она была уверена, что не выйдет из битвы живой, и осознание этого не причиняло ей ни страха, ни каких-то других чувств, просто факт — она умрет.

Но время шло. Уносили раненых, разбирали завалы, кто-то плакал от счастья, кто-то от горя, а армия врага все не возвращалась, но Анжелине не хотелось к кому-то подходить и что-то спрашивать.

— Ан, — сзади подошел Перси, но она даже не пошевелилась. Какой смысл тратить лишнюю энергию, если сейчас все равно продолжится бой? Какой смысл с кем-то говорить, только лишний раз прощаться и калечить душу, которой и так осталось пара минут. — Анджел, все кончилось, — в ответ только напряженный кивок.

Перси осторожно взял ее за плечи и развернул к себе.

— Ты можешь выдохнуть, — он смотрел ей прямо в глаза, заглядывал глубоко-глубоко в душу и серьезно щурился, чтобы донести эту простую, но невероятную мысль.

Мозг не подчинялся, не хотел понимать, не хотел думать.

— Всё закончилось, — голос Перси дрогнул. Казалось, он вот-вот заплачет, но держал себя в руках.

Разум заработал. Быстро и хаотично. Тысяча мыслей и тысяча вопросов, но среди них один главный, готовый заранее и самый страшный.

— Кто-то из наших погиб? Кто?

Между бровями Перси залегла глубокая складка.

— Анжелина, — сердце полетело вниз.

— Кто погиб?! — ее тихий усталый голос внезапно сорвался на визг. — Кто?!

Отвечать Перси уже не требовалось, она все прекрасно поняла по глазам, по позе, по дрожащим рукам. Либо Фред, либо Джордж.

Анжелина секунду пыталась осознать и дойти до ужасного понимания, а после сорвалась с места. Неожиданно. Она бежала так, как бегают только отчаявшиеся, как бегают те, по чьим следам ходит смерть.

Она неслась, не ощущая под ногами земли. Она падала, поднималась и бежала дальше. Кажется, вслед ей кто-то что-то кричал, а может быть, она бежала от своего ужаса, который то отдалялся, то настигал её снова. Это было ужасно, бесконечно и мучительно. Анжелина не знала, куда бежит, понимала лишь одно — к нему, к ним, к тем… кто уже не ждет.

Фред лежал на земле лицом вверх, вокруг него стояли люди, но Анжелина не видела их, она оттолкнула кого-то и упала на колени рядом с Фредом. На его губах застыла та самая улыбка, а в широко раскрытых глазах светилось что-то похожее на счастье. Он был счастлив в момент своей смерти.

Анжелина застыла в немом ужасе, а затем медленно наклонилась над Фредом и поцеловала его уже холодные губы. Слез не было, была только боль.

* * *

Джордж и Анжелина давно уже выпали из времени. Они не замечали, как день сменялся ночью, как неумолимо летели мимо месяца. Анжелина приходила к Джорджу каждый день или ночь, забывая, который сейчас час. Она наливала чай в пыльные винные бокалы, разворачивала старые, уже почти совсем затвердевшие конфеты, а после строила из фантиков хлипкую башенку. Это было теперь их любимое занятие. Они по умолчанию каждый раз садились и строили цветную башенку, чтобы потом рушить, легонько дунув на нее.

Мрачные мысли висели в воздухе, проникали во все щели. Ни убежать, ни спрятаться.

Они крайне редко вспоминали о Фреде вслух, просто потому что знали, что оба заплачут, а плакать, также по умолчанию, было запрещено. Но когда за столом, между разговорами по сути ни о чем возникала долгая пауза, Анжелина знала — они думают об одном и том же.

Она часто вспоминала их первое знакомство с Фредом, когда Анжелина пробовалась в команду по квиддичу. Девочка, пугливо сжимающая в руках ошалевшую метлу, и Фред — матерый загонщик, звезда площадки.

Тогда Фред прошел мимо и лишь подмигнул Анжелине, но она почувствовала в этом взгляде будто какую-то насмешку или иронию. Тогда собрала всю волю в кулак, поклявшись выдать все, на что она способна и не способна. Хотя бы, чтобы стереть скептическую ухмылку с его лица.

— Молодец, ты классно выступила, — крикнул ей Фред после отбора, и его моментально оттеснила толпа учеников, спешащих на обед. Анжелина тогда почувствовала, как где-то в области сердца загорелся слабенький огонек тепла.

Потом был первый матч, потом второй… Никому и ни за что она не показывала свой страх перед галдящими трибунами и то, как замирает сердце при виде Фреда.

И да, она любила его. Господи, как она его любила. Быть может, такое бывает только раз в жизни, и крышу у Анжелины сносило основательно. А Фред? Анжелина точно, что он тоже. Для этого не нужно было слов, взглядов, прикосновений. Она ощущала его на настроение на уровне интуиции.

Наверное, Фред боялся, что «Анджел» сомневается в искренности его чувств. Когда они были вдвоем, он каждый раз во время пауз в разговорах повторял ей одно и то же: «я тебя люблю».

Он таскал её к озеру, дарил цветы, которые росли вокруг этого озера. На день рождения или просто так. Они прятались в тайной комнате, смотрели по ночам на звёзды и мечтали-мечтали-мечтали…

Это была единственная, но очень уж веская причина, почему Джонсон ненавидела каникулы. Всем сердцем ненавидела, потому что эти два чертовых месяца отбирали у нее школьную романтику, которой были пропитаны серые будни. Пока одно заклятье не отобрало у Анжелины ее навсегда.

Сейчас она абсолютно точно сойдет с ума — смех Фреда стоит в ушах. Счастливое лицо и каждая шутка, и взгляд, пропитанный нежностью. Именно Фреда. Анжелина никогда их не путала. Как бы ни были похожи братья, она видела в них различия, и четко знала — кто есть кто. Есть… вернее, был Фред — ни друг, ни парень, а что-то глубинно большее, чувства к которому сложно описать. А есть Джордж — их общий брат и друг, который точно знает, когда следовало оставить их на вечер. Сейчас мир раскололся на две неравные половины. По одну сторону — прошлая жизнь, где были счастье и любовь, по другую сторону — осколок, новая жизнь, но с черта ли она новая?

Анжелине хотелось орать и швырять в стены тарелки. Обычно новая жизнь — это что-то хорошее, а не та чертовщина, в которой она потеряла часть себя, слишком большую часть.

Когда шла война, у них у всех была цель. Каждое тайное собрание их троих — игры с огнем. Они активно шутили про смерть, они четко понимали, что умрут, и эта мысль не пугала нисколько.

— Анджел, ты только похорони меня красивенько, а на надгробии напиши: «шалость удалась», — смеялся Фред, а Анжелина кивала и смеялась вместе с ним. Троица шутила, радовалась и свято верила, что ничего их не разделит. Даже смерть, ведь они пойдут туда втроём, верно? Они прекрасно понимали всю опасность войны, лишь не учитывали одну деталь — как дальше жить, если один погибнет, а другие выживут? Очевидно, в том застывшем состоянии, как сейчас Анжелина с Джорджем.

И Анжелине снова хотелось орать, но она ставила чайник и заваривала чай, просыпая заварку на стол.

Со временем, которое с какого-то черта не очень хорошо лечило в этот раз, в Анжел скапливалась нежность, которую так необходимо было кому-то отдать. Даром, просто чтобы не мучиться бесконечным ощущением одиночества. Этим «кем-то» был Джордж. Она его тоже любила. Всегда любила, но по-своему, по-другому. Любимый друг, за которым и в огонь, и в воду, но после смерти Фреда Анжелине было мучительно больно смотреть на Джорджа. Он похудел и осунулся, но в его чертах она все равно видела брата, как и сам он в зеркале.

Анжелина боролась с собой, боролась с гнетущей болью и их общей тяжестью. Она обнимала Джорджа и шептала ему, что все обязательно будет хорошо. Слабо верилось своим же собственным словам.

Её жизнь была одним застывшим моментом — сначала встать как можно позже, чтобы поменьше быть в этом ужасном мире, затем идти на работу. Не то чтобы нелюбимую или напротив — обожаемую. Это место, в котором можно спрятаться, зарыться в бумагах и отчетах, погрузиться в дела, выпасть на весь день из этой чертовой реальности. Потом к Джорджу, прикупив по дороге снотворное в аптеке. Она даже не помнила, как называется лекарство, которое она пьет каждый день, которое каждый день просит подать у ведуньи за прилавком. Лекарства помогали спать без снов. Правда, весь следующий день Анжелина почти ничего не понимала, ей говорили, что таблетки высасывают из нее остатки эмоций, но Джонсон предпочитала абсолютную апатию ночным кошмарам. Снам, где Фред умирает, или еще хуже — он жив и счастлив. Просыпаться было слишком больно.

Наверное, многим приятно, когда их жалеют, когда к ним проявляют сострадание или поддерживают. Анжелина улыбалась на людях, принимала печенья, которые торжественно вручали ей в знак соболезнования, но действительно легче ей было с Джорджем. Он знал ее лучше, чем она сама. Сейчас он понимал ее как никто другой, а она, кажется, погрузилась в его мир. Они оба тлели изнутри, но заставляли себя жить каждый день. Хотя бы ради друг друга, но все-таки место за теперь уже пустым столом некому было занять.

Последний раз они собирались втроем за месяц до финальной битвы и уже тогда чувствовали, что «что-то будет». Тогда Анжелина сидела как никогда напряженная, она не думала о плане, она запоминала каждый их жест и каждую реплику, каждую улыбку и взгляд хитро прищуренных глаз, ведь ощущала своим шестым, десятым, сороковым чувством, что, возможно, совсем скоро эти воспоминания останутся единственным ее сокровищем.

А потом Анжелина и Фред столкнулись в коридоре Хогвартса в тот роковой день. Он взял ее за локоть и торопливо поцеловал.

— Поклянись, что выживешь, — внезапно потребовал Фред.

— Это как пойдет, — Анжелину трясло, но она выдавила улыбку.

— Нет, поклянись, что ты выживешь, что бы не происходило, поклянись, что ты останешься жива, поклянись мне… как всегда торжественно.

— Торжественно клянусь, что выживу, — и в этот момент стало по-настоящему страшно. Анжелина, словно в замедленной съемке, видела, как на напряженном лице Фреда проступает удовлетворение.

— Спасибо, береги себя, — он помахал рукой и скрылся.

Смерть ходила за Анжелиной всю битвы по пятам. Джонсон в последние секунды уворачивалась от заклятий, от летящих в нее каменных плит и осколков стекол — замок рушился, словно карточный домик, но будто невидимый ангел спасал её.

* * *

— Привет.

Анжелина сидела за столом. От напряжения уже раскалывалась голова, но она продолжала в ручную перебирать бумаги и ни за что не хотела отвлекаться, однако гость ожидал ее реакции. Джонсон медленно подняла голову, надеясь, что никакого вторжения нет — из-за снотворного, которое она пила лошадиными дозами, иногда бывали и глюки.

Но Гермиона Грейнджер, мявшаяся у порога, кажется, была совсем реальной.

— Привет, — Анжелина выдавила слабую улыбку и внимательно оглядела Гермиону. Выглядела та собранной и уверенной, только глаза, кажется, покраснели, и Грейнджер то и дело шмыгала носом.

— В общем, я нашла тут кое-что в вещах у Фреда вчера вечером…

Ах, да, они же взялись перебирать его вещи, пока Джордж занят в магазине и сам не может разобрать.

— Я подумала, тебе это… пригодится, — Анжелина только сейчас заметила, что в руках у Гермионы внушительных размеров бежевая папка. Поспешно передав Джонсон папку, Гермиона выскочила из кабинета, снова шмыгнув носом на прощание. Анжелине показалось, что из коридора доносятся тихие всхлипы. Она могла бы побежать за Гермионой и спросить, что случилось, но сил не было даже на то, чтобы поднять себя со стула.

Анжелина перевела взгляд на папку, и ее сердце сжалось. Это был фотоальбом. Их фотоальбом, который Фред собирал при ней. Она открыла его дрожащими руками, хотя в горле застревал ком, и все нутро кричало о том, что сейчас будет больно.

Фото.

На каждой странице плотными рядами были наклеены их фотографии. Первый матч по квиддичу, открытие турнира Трех волшебников — это официальные изображения, которые почти не интересовали Анжелину, с середины альбома формальщина заканчивалась, и появлялись наконец фотографии, которые делали близнецы на старую камеру в самые неожиданные моменты. Там они были живы, там у них были эмоции.

Анжелина до конца рабочего дня, забросив листки и отчеты, рассматривала старые фотографии и читала письма, вложенные в альбом. Ей тяжело было выходить из мира прошлого, но Джонсон собралась и снова пошла к Джорджу — ждать, пока он закончит работу, а потом снова разговаривать до рассвета или молча перебирать старые, кажется, уже заброшенные изобретения.

Уже подойдя к дому Джорджа, Анжелина почувствовала, что что-то не так. В окнах магазина не горел свет, хотя обычно он в это время шла бойкая торговля. Только в верхнем окошке, за которым находилась ванная, виднелся огонек.

Она, с быстро бьющимся сердцем, зашла в дом и почти бегом поднялась по лестнице. Дверь открыта, Джонсон резко рванула ее, и из квартиры вырвалась какофония запахов приторных трав и ядреного снотворного. Анжелина на цыпочках подошла к ванной и прислушалась. За дверью было абсолютно тихо. Она постучала, и дверь медленно отворилась. На пороге стоял Фред, голова завязана полотенцем.

— Анджел… Ты сегодня… как всегда.

— Что случилось? — спросила Джонсон, ее медленно отпускал страх. Кажется, ничего страшного не произошло.

Вместо ответа, Джордж сдернул полотенце с головы. Раньше рыжие волосы теперь стали черными, почти как у самой Анжелины.

— Мне трудно смотреть на самого себя, мне кажется, что это не я, а он, — он будто бы извинялся перед Анжелиной. — Он остался в зеркалах, я не могу видеть его каждый день, понимаешь?

Джонсон лишь кивнула. Сумка с бумагами и, как казалось минуту назад, главным сокровищем — альбомом, выпала из ее рук.

Она подбежала к Джорджу и крепко обняла его.

— Мы справимся, — слезы потекли из глаз, размазывая тушь. — Обещаю.

* * *

— Привет, — Анжелина сжимала в кармане старый платок и до крови закусывала губу. Напротив стоял могильный камень с именем «Фред Уизли». Анжелина была здесь второй раз, раньше у нее не хватало духа прийти и взглянуть на то место, где остался ее, без сомнений, герой. — Ты знаешь, я скучаю, — она смотрела на надгробие внимательно, обращая свои слова именно к Фреду. — И Джордж очень скучает, хотя тетя Молли пыталась уговорить его продать ваш магазин, все равно там работает, он сказал — это его обещание. Я подумала, ты будешь рад узнать, что Джинни взяли в команду Холихедские гарпии, а еще Рон хочет уйти из Министерства, чтобы помогать Джорджу. — У Анжелины пересохло горло, но она продолжала говорить. — Мне очень не хватает тебя, все скучают, Фред. Мы любим тебя, — она присела на колени и поцеловала холодный гранит, прижавшись к нему всем телом.

Потом в порыве чувств резко встала и, бросив на прощание последний взгляд, бросилась прочь. С неба хлынул дождь, холодные капли струились по лицу.

Неистово колыхались ветви деревьев, сквозь гром Анжелина, кажется, услышала далекое «прощай».