Оборотка (джен)

Люди часто сходят с ума. Единицы способны осознавать свои действия, особенно неправильные, касающиеся морали. Они, не испытывая страха, видят в мучениях наслаждение. В криках — удовольствие. В просьбах, пожалуй, собственную до головокружения власть.

Генри Бауэрс — безумец. Последствия от людей (исключая отца) его не страшили, он наслаждался их страхом и покорностью, особенно ему нравилось одно время. Тогда «Неудачники», боясь поднять глаз, сжавшись, искали другие пути для обхода; лишь бы не встретиться лишний раз, лишь бы не перейти дорогу…

Да только, к сожалению, как это бывает очень часто, туза смещает джокер, становясь крестом на дальнейшей жизни…

Озлобленный вскрик:

— Безумцу одна дорога — в мучительный Ад.

Однако, минуточку! Кто возьмёт ответственность? Обрекая мерзкого человека на подобное разве становишься лучше?

Ненависть — одно.

Пожелание — другое.

Ненавидь — молчи.

Не проклинай — живи дальше.

Но живи!

Даже не вспоминай образ ублюдочного семнадцатилетнего парня, испытавшего на собственной шкуре насилие от единственного (!) родственника. Но об этом нюансе — кто скажет? Ублюдок — есть ублюдком. О причинах не будем задумываться; исключительно каждый человек проходит определённую школу — и ломается, и собирается, и становится сильнее. Каждый — и Бауэрс не исключение.

Он, ублюдок, ненавидел людей. Всех. И отца. Взрослую родственную мразь, которая постоянно его ни за что (и что) била, ругала и хотела, наверное, в один из дней увидеть болтающийся труп на верёвке — ни хуя подобного такого не произойдёт. Потому что Генри заебала эта жизнь, он первым ударит, заставит отца опорожниться от страха на месте, чтобы он воочию увидел созревший перед глазёнками «плод».

Один монстр поражает другого, но тот, кто оказался менее безумнее, погибает. Перед Генри всплывёт счастливое дальнейшее будущее, где нет отца (он его убил), где «Неудачники» валяются в канализации, а та девчонка, облакотившись об их трупы, трахнута с разных ракурсов и задушена его же руками. Мир — в голове Бауэрса! — рисуется прекрасной сказкой. Не страшно убить ещё одного человека. Потом ещё, ещё и ещё…

Нет здесь, кроме удовольствия, ничего.

Ему похер на закон — он не писан для таких, как он.

Ему похер на ответственность — это громкие слова для таких, как он.

Ему похер, что лицо забрызгано кровью — отца и кого-то ещё.

Похер на всё. Главное — инстинкт, и это не сохранения, а жажды «еды», вкушения страха...

Видим: еда — это люди, передвигающиеся, не мыслящие об опасности. А она рядом — Пеннивайз выскакивает неожиданно, досчитывает до двух, ждёт «три» — и пожирает.

Пожирание и убивание — как прекрасно там, где нет законов и где ты — исключаешь их.

Рамок — нет.

Свобода полная.

Анархия!

И не жалко — мальчика с тяжёлым детством и одинокого клоуна?

Ответ должен быть категоричным — нет! Не проявляйте к ним человечность! Потому что Генри ублюдок. И должен сдохнуть — очень скоро.

Как и любой злодей. Таков закон, где безумие не правит больше положенного, чистая светлая сила возвращает всё на место.

И это даже с одной стороны печально. Действительно. Потому что судьба злодеев, не виноватых в то, во что они превратились, в глупой гибели.

Пеннивайз хочет жить! Оно не желает так глупо кончить от повзрослевших деток. Оно хочет убивать, и видеть страх, питаться им, но не быть в этой непригодной шкуре, в их пугливой шкуре.

И Оно находит решение.

Г.Б… Тебе суждено продолжить эту игру.

Добро всегда и во всём побеждало зло.

А зло — ставило новые фигуры, но не перерождалось.

Скажи, Г.Б., ты готов начать игру не только за свою жизнь, но и ради нескончаемого градом удовольствия? Если так, то тогда Пеннивайз позволит тебе взять в руки полюбившийся ножик и наконец-таки покончить с оставшимися повзрослевшими неудачниками. Но ничего… ты и сам, Г.Б., перестанешь быть самим собой.

Взгляни на себя; старая версия — мертва.

Вот — псих больница. Знакомый красный шарик поднимается вверх за окном. И ты, Г.Б., смотришь на это с предвкушением.

Поиграем на раз-два-три?..