Аллегретто (джен)

Цицерону до безумия нравилось играть свою роль. Что может быть проще, чем притворяться глупым и безумным шутом? Чего еще могут ждать от Хранителя Матери? Он поддерживал эту глупую легенду даже в своих дневниках, где скорее общался со своим альтер-эго, нежели с реальным шутом, павшим от его руки. Это не было благословением от Матери — скорее лишь выдуманным проклятием, чтобы облегчить одиночество.

Ему не нравился холодный и промозглый Скайрим, где в некоторых местах было холодно настолько, что зуб на зуб не попадал. И все равно он вынужден был везти свою Матушку сюда, в это отвратительное место и к не менее отвратительным людям. Местная глава Темного Братства не нравилась Цицерону: напыщенная дура, прятавшаяся за спиной своей псины, отчего его буквально выворачивало наизнанку при мысли о подчинении подобной “Главе”.

И это чертово колесо, и этот чертов Лорей, который сторонился его, как чумного! Ему всего лишь нужен инструмент для починки — это что, так много? Он готов был заплатить за это пару септимов, не больше — это и так величайшая благодать для какого-то захудалого фермера!

Тогда они встретились впервые. Он не видел ее лица, что было спрятано за вычурной маской

— один лишь огромный эльфийский лук чего стоил. Она так искренне интересовалась, может ли чем-то помочь, что Цицерон бы растрогался, если бы не торчал здесь целые сутки, уже подумывая просто прирезать зазнавшегося фермера.

Но она с такой легкостью уговорила этого идиота и даже помогла починить колесо, не спросив ничего! Он попытался выяснить ее имя, но она лишь отмахнулась, уповая на то, что если им суждено встретиться еще раз, то он узнает ее имя. Ну, хоть что-то интересное в этой отвратительной провинции.

Вживую Астрид оказалась еще более мерзкой, чем ему показалось в переписке, и он назло этой суке разыгрывал из себя невменяемого, лишь бы побесить эту тварь еще сильнее. Ох, как же это весело! Прошло столько времени с того момента, когда он так веселился в последний раз! Когда же это было? Наверное, когда он был обычным, всего лишь частью Братства Империи.

И судьба действительно свела его с той девушкой еще раз! Та милейшая особа оказалась одной из них, что же может быть лучше! Она лишь посмеялась над его глупыми танцами и ухищрениями и, наконец, сказала свое имя. Ёмла. Но лица так и не показала. Она никогда не смеялась над его “безумием”, не одергивала по поводу резких фраз, хотя Цицерон изо всех сил пытался вызвать в ней хотя бы малую толику гнева, но все тщетно. Будто бы она знала, что это не более чем спектакль на потеху публике.

Но почему она скрывает лицо под маской? Даже ее броня настолько плотно покрывала тело, что не было видно и малейшего участка кожи. Сколько бы Цицерон ни старался раскрыть эту тайну — она постоянно скрывалась от него. Она не жила в убежище — заходила только за заказами и тут же уходила, иногда перекинувшись парой фраз с Цицероном. Она стала его единственным развлечением.

И как же обидно, что именно она Слышащая! Это должен быть он! Он, Цицерон, столько лет преданно находился подле Матери, ухаживал за ее телом, был вынужден жить среди омерзительных людей и надеяться, что Матушка когда-нибудь заговорит с ним. Но нет, она не говорит с ним — только с ней, с Ёмлой.

Но Цицерон не испытывал ненависти к ней. Она с уважением относилась к Матери, даже приносила ей цветы, а иногда и масло самому Цицерону. Они никогда не общались достаточно близко, но он был уверен что Ёмла — неплохой человек (хотя в том, что она человек, он все же сомневался). Ёмла всегда приносила с собой сладкие рулеты и упорно пыталась впихнуть их в несчастного Цицерона, и тот зарекся хотя бы заикаться о сладких рулетах в ее присутствии.

Заказ на убийство Императора — что может быть лучше? Но эта шлюха Астрид со своей псиной все портила! Мать дала четкие указания, что делать, а эта белобрысая тварь пыталась исказить ее замысел! Гнев моментально поднялся в нем, снося своей яркой вспышкой любые адекватные доводы. Их и так осталось мало, будет совсем плохо, если он вырежет их всех, так?

Ладно, в его планы действительно не входило ранить аргонианина, его было даже чуточку жаль за его слепую веру в не того лидера, а эта псина просто невыносимо раздражала! Шел по его следу, даже смог ранить, но не смог пройти дальше двери. Ха, идиот! Единственный, кто смог бы забрать его душу — Слышащая, ведь только она догадается прочитать его дневники.

Эту легкую поступь он узнал без труда, зажимая все еще кровоточащую рану на боку. Если она захочет его убить — он будет сопротивляться, но не сможет убить Слышащую. Мать так долго была одна, и он, как Хранитель, не имеет права отнимать у нее единственного человека, что может донести ее волю. О, нет! Он ни за что не убьет ее!

— … колебания… Отец Ужаса не хочет этого… — Чужой голос разрезал пространство, отчего Цицерон нахмурился. Он не слышал чужих шагов — только ее шаги, тогда откуда этот мужской голос?

— Я знаю, Люсьен, — спокойно ответила Ёмла, завершая разговор со своим спутником.

Дверь чуть приоткрылась, и кончик стрелы уставился прямо на Цицерона, однако тот не двигался, почти любовно прижимая руки к груди, где за пазухой был спрятан верный эбонитовый кинжал. Стоило Ёмле увидеть его состояние, как она тут же опустила лук, и казалось, посмотрела прямо ему в душу, но это не так. Как она вообще видит через эту маску?

И все-таки здесь что-то не так. Он никогда не видел на ней этой черной брони, лук опять же другой, но эта мягкая поступь и голос… нет, это точно Слышащая. Нет ничего удивительного в том, что она сменила снаряжение.

— А-а-а, я попался! Я сдаюсь! — Смех вышел уж каким-то слишком безумным. Цицерон никогда не думал, что умрет вот так.

Слышащая молчала. Просто стояла рядом с ним, опустив свой лук, и молчала. Какая ирония.

— О, предпочитаешь слушать? Конечно, конечно! Слышащая слышит! Смешная шутка! Дошло? — Это была последняя попытка. Ёмла же добрая, может, она оставит его в живых? — Тогда послушай — не убивай меня. Сохрани жизнь бедному Цицерону! Я напал на шлюху Астрид, о да! И сделаю это снова! Все ради нашей Матери!

Ох, рана похоже снова открылась. Не стоило так экспрессивно доказывать свою точку зрения. Эх, жаль. Нужно было все же убить эту тварь Астрид, даже если бы он погиб. А Слышащая все также молчала.

— Вернись к этой самозванке, скажи, что я мертв! Скажи, что задушен собственными кишками! Ха-ха! Но соври! Да, соври! Соври — и оставь мне жизнь!

Она по-прежнему ничего не говорила, лишь стала приближаться. Цицерон сжался еще сильнее, чтобы в случае нападения успеть отразить его своим клинком, однако она спрятала оружие и приблизилась вплотную к нему. Цицерон напряженно думал, пытаясь понять, что же Слышащая сделает, как убьет его?

Но она опустилась перед ним на колени и опустила руки на его собственные, пытаясь убрать их от живота. Что она творит? И кто из них двоих сумасшедший?

— Убери руки, Цицео. — Ёмла редко называла его так. Неужели все же решилась убить бедного шута?

Но она вновь удивила его, ведь стоило ее рукам коснуться рваной раны у него на боку, как они засветились мерным оранжевым светом. Надо же, Слышащая владеет магией! И лечит его, Цицерона? Не убила, а вылечила!

Цицерон пришел в себя уже в незнакомой ему обстановке, чуть удивленно смотря в потолок. Он был в… постели? Кроме того, он был в чьем-то доме, а откуда-то с первого этажа доносились приятные запахи еды.

На прикроватной тумбочке стоял отвратительный череп какого-то животного, предположительно лошади, но он весь сиял, а в глазах сверкал и вовсе потусторонний свет. На тумбочке напротив кровати лежал один из сердечников центуриона, что все еще продолжал крутиться и тихо дребезжать при этом. И рядом с ним — огромная банка с заточенной в ней желтой бабочкой.

— Проснулся? — Ёмла облокотилась на дверной проем — на ней все еще был тот странный черный доспех с темным плащом и странным знаком, которого он не видел прежде. Теперь ее лицо закрывала тканевая маска, а глаза будто бы светились тем же потусторонним светом, что и череп на тумбочке. — Идем, тебе нужно поесть.

Его одежда лежала здесь же на комоде, а он сам был облачен в простое домашнее одеяние. Без глупого колпака с бубенчиками было как-то даже непривычно, но у Цицерона не был сил корчить рожи и распевать дурацкие песенки чтобы позлить окружающих.

На первом этаже находился просторный обеденный стол, где его уже ожидала порция еды и пара пустых тарелок, красноречиво намекавших на то, что Ёмла уже пообедала, а он вновь не увидел ее лица под маской.

— Ты останешься здесь, пока не утихнут все волнения в Братстве. Еды здесь хватит на несколько месяцев, еще в твоем распоряжении два этажа библиотеки и тренировочные манекены в подвале, где кузница. — Сложно сказать, какие эмоции она испытывала, так как Цицерон не видел ее лица, однако голос был спокоен. — Мне нужно обратно в Убежище.

— Где мы? — Собственный голос без привычной придури казался Цицерону слишком деловым, слишком бесцветным.

— Это мой дом, он недалеко от Данстара. — Ёмла чуть постучала себе по лбу двумя пальцами и вновь смотрела на Цицерона. — Пожалуйста, просто побудь здесь — я постараюсь как можно быстрее решить все вопросы с Братством.

— Будь осторожна. — Какой же отвратительный у него голос! Он всегда так говорил? — Эта шлюха завидует тебе, и точно попытается убить.

— Я знаю, Цицео, не беспокойся обо мне. — Она поднялась из-за стола, на прощание махнув ему рукой.

Не беспокойся, как же! О налете имперских псов не услышал в итоге только совершенно глухой! Даже он, сидя в изоляции (хорошо, почти в изоляции, он был пару раз в Данстаре) слышал про это! Удалось ли Ёмле выжить?

Весть о кончине Императора заставила совершенно потерять покой, и в один момент Цицерон просто не выдержал и бежал, как крыса, к Данстарскому убежищу, у самого входа встретившись с Ёмлой, что Убежище покидала.

— Я же обещала, что все решу. Иди, обустраивайся — Делвин и его ребята отремонтировали Убежище и оно пригодно для жизни. — Она что-то искала в боковой сумке, что была на тенегриве, пока не нашла искомое и не кинула ему в руки. Надо же, опять сладкий рулет.

— А как же ты? — против воли вырвалось у Цицерона. Он должен был просто пошутить над ее словами, а не отвечать настолько серьезно.

— А у меня есть парочка заказов. — Она по-свойски хлопнула его по плечу, после чего запрыгнула на тенегрива и просто ушла.

* * *

Ее не было уже месяц. Назир смог развернуться во всю силу, не ограниченный новой главой ни в чем. Даже Цицерон ради разнообразия взял пару заказов, на обратном пути заглядывая в дом Ёмлы, но не заставая ее там.

Она была как ветер, мелькая то тут, то там, но ему так и не удавалось поймать ее за хвост — оставалось просто бездумно смотреть ей вслед. Но, по крайней мере, она бывала дома, так как на стенах появились новые орудия, весьма экзотичные на вид, а также странного вида эбонитовая кольчуга, подобной которой он не встречал ранее.

— Эй, Цицео. — Настойчивое похлопывание по плечу вывело его из некого транса, и он во все глаза уставился на Ёмлу.

— Слышащая! Ты вернулась! — Хотелось обнять ее, но вместо это он просто начал пританцовывать на месте, наверняка веселя нынешнюю главу Братства своим идиотским поступком.

— Собирайся, мы идем искать приключения.

— Я к твоим услугам, о великая Слышащая! — Глаза Хранителя засветились маниакальным блеском. — Ну, куда направимся?

— Солстхейм. Хожу разжиться новой экипировкой, а одной мне будет скучновато. — Голос ее был весел, и он был готов поклясться, что она улыбалась в тот момент. — Но перед этим мне надо заскочить в одно местечко и проверить, как все работает.

— Конечно-конечно, как будет угодно нашей дорогой главе! — Радость Цицерона можно было потрогать руками. Он и Слышащая, а впереди их ждали увлекательные приключения!

Сам шут передвигался на тенегриве, в то время как Слышащая призвала монструозную лошадь, голова которой покоилась на ее тумбочке. Направлялись они в Рифтен, и во время путешествия почти не разговаривали, что дало Цицерону новую пищу для размышлений.

Откуда лошадь, а главное, что оно вообще такое? Почему Рифтен, и что именно она должна была проконтролировать? Они не были друзьями и даже приятелями, поэтому он не мог с уверенностью сказать, что Ёмла занималась чем-то еще, помимо выполнения заказов.

И кто она вообще такая? Он мог бы пожаловаться, что Братство для нее не более чем развлечение, если учесть, насколько часто она появлялась в Убежище, однако она добросовестно исполняла свои обязанности, и их небольшой кружок по интересам действительно набрал мощь и былую славу. Но создавалось ощущение, что Братство не было ее жизнью, а должность главы — не трофей, придающий статусности.

— Мы на месте, — Ёмла легко спрыгнула со скакуна, отзывая его туда, откуда он пришел, и, пользуясь замешательством Цицерона, направилась к стражникам первой.

Он знал о местных порядках — в Город Воров не пропускали кого попало без веских на то оснований, ну, или пока их карманы не наполнятся золотыми септимами до отказа. Но, к его удивлению, стражники лишь слегка склонили голову, будто в знак уважения, и открыли перед Ёмлой ворота, пока Цицерон скрывал легкую нервозность за привычной маской дурака.

Они тут же сошли с главной улочки, уходя к стене города, и Цицерон молча следовал за статной фигурой, облаченной в темные доспехи. Пройдя к небольшому городскому кладбищу, Ёмла поманила его пальцем к небольшому гробу, на котором виднелся уже знакомый ему знак. Они что, направлялись в гильдию воров?

И действительно, они спустились в самое сердце гильдии — туда, куда не было доступа никому из посторонних. Видимо Слышащая была для них действительно не рядовым постояльцем, а одним из “работников”, причем не последним. Цицерону стало до жути интересно, кто же такая Ёмла?

— Извини, детка, у меня много дел, поговорим позже. — Один из членов гильдии по-свойски закинул ей руку на плечо, и Ёмла отточенным движением скинула чужую конечность.

— Я уже говорила, чтобы ты перестал так делать, Бриньольф, ты не в моем вкусе. — Тон ее голоса был строгим, будто она отчитывала мальчишку, но в нем слышались интонации, которых Цицерон не слышал ранее. — Делвин на месте?

— А где ему еще быть? — Вор пожал плечами. — Надолго к нам?

— На час примерно, но в городе задержусь на сутки. — Ёмла обернулась через плечо, и из-за маски вновь было не понять, какое у нее выражение лица. — Идем, Цицерон.

— И все же, Слышащая, что нам нужно от воров? — Он вновь вернулся к образу весельчака, чуть наклоняясь вперед и всем своим видом изображая веселье.

— Это секрет, Цицео. — В ее голосе слышалась улыбка. — Поймешь, когда придем в усадьбу.

Ёмлу явно очень хорошо знали здесь, потому что каждый считал своим святым долгом подойти и поздороваться, да смерить Цицерона опасливым взглядом, будто ожидая от него подвоха. Даже в самой Фляге на него поглядывали исподлобья, но вопросов не задавали — видимо, из уважения к Ёмле.

— Шеф, какая встреча! — Меллори по-свойски похлопал Ёмлу по плечу. — Чем могу быть полезен?

Шеф? Хо-хо, так Слышащая была не только главой Братства, но еще и гильдию воров подмяла под себя. Неудивительно, что она была в постоянных разъездах. Все это было ему жуть как интересно, однако лицо Ёмлы интересовало его куда больше.

— Я еду на Солстхейм, так что могу передать что-нибудь Гловеру. — Глаза старшего из Меллори загорелись. — В Виндхельм отправлюсь завтра вечером, так что у тебя есть сутки на то, чтобы все собрать.

— Хорошо. Твой заказ ожидает в усадьбе. — Меллори довольно ухмыльнулся. — Все сделано в лучшем виде.

— Спасибо. — Она жестом показала, что Цицерон должен следовать за ней.

Через скрытую дверь они вышли в небольшой коридор, за которым показался рабочий кабинет, заваленный бумагами, но Ёмла двинулась дальше, выводя их из подвала в холл небольшого дома. Надо же, в Городе Воров у нее был еще один дом. И сколько же их было разбросано по Скайриму?

В голове Цицерона роились тысячи вопросов, которые он не хотел задавать вслух, так как понимал, что не получит ответов. За этот год он уже давно понял, что Слышащая была очень скрытна, не подпускала никого близко и ничего не сообщала о себе. Да никто и не расспрашивал. Не принято поднимать тему прошлого в Братстве.

Однако, вопреки ожиданиям Цицерона, она не обращала на него никакого внимания, на ходу скидывая с себя доспехи и оставаясь лишь в просторной рубахе и штанах. Маску она сняла в последнюю очередь, приглаживая темные волосы. Значит, все-таки данмер. Странно, что она так хорошо относилась к нему, имперцу.

— Ты не выглядишь удивленным. — Она улыбнулась самыми уголками губ, и красные глаза хитро блеснули.

Ее лицо было богато на эмоции, темные узоры украшали скулы и руки, а красные глаза смотрели без тени упрека. Он уже встречал данмеров, и они никогда не были дружелюбны к другим народам — их лица всегда были отстраненными, в глазах читалось презрение, да и говорили они сквозь зубы.

— Я подозревал, что ты из меров, — честно ответил Цицерон, сняв с головы колпак, что глухо звякнул на прощание.

— А я подозревала, что ты не дурак и не безумец. Хорошо, что наши подозрения оказались правдивыми. — Она хмыкнула, и на ее губах все еще играла улыбка. — В спальне наверху стоит большая кадка, ребята также должны были принести теплую воду, так что предлагаю сначала помыться после дороги и перекусить, а потом перейдем к обсуждению заказа.

— Мы едем убивать? — добродушно поинтересовался Цицерон.

— Мы едем устраивать бойню. И это не то чтобы заказ извне — скорее, это мой заказ для Братства, конкретно для тебя. — Ёмла распутывала волосы, которые оказались весьма длинными без всех этих замудренных кос. — Мирак мертв, но культисты продолжают атаковать Солстхейм и мешают моей информационной сети работать в полной мере. — Она убрала темные доспехи в шкаф и повернулась к Цицеророну, смотря на него с некой хитринкой. — Мне уже наскучило путешествовать одной, так что решила взять тебя с собой, иначе ты покроешься пылью в Данстаре.

— Как великодушно, Слышащая.

— Зови меня просто по имени. Слишком много титулов, которых бы я предпочла не иметь. — Ее губы скривились в горькой усмешке. — Иди, помойся. Я пока что приготовлю поесть, и не прочь выпить в твоей компании.

Как интересно. Все данмеры, что встречались ему ранее, были горделивы и высокомерны, так и напрашивались на то, чтобы им воткнули нож в глотку, но Ёмла была мила и обходительна, разговаривала вежливо и была внимательна к собеседнику, что совсем не вязалось с образом темного эльфа в его голове.

* * *

— Должна признать, это было очень весело, — шепотом произнесла Ёмла, прицеливаясь в голову последнему драугру. — Не ожидала, что культисты будут такими слабыми.

— И зачем мы сюда полезли? — ворчал Цицерон, вытирая кровь с эбонитового клинка о набедренную повязку мертвеца.

— Сокровища, милый. — Она потерла большой палец об указательный и средний, и выглядела при этом весьма довольно.

Перед отъездом на Солстхейм она сменила свои привычные кожаные доспехи на другие, более громоздкие, но, казалось, двигалась в них легче, чем в предыдущих. Они были сделаны будто изо льда, и наконец-то маска не закрывала ее лица. Она также сменила уже привычный эбонитовый лук на костяной, и выглядела так, будто собирается на войну.

С культистами они разобрались достаточно быстро, пробыли еще пару дней на острове, да вернулись обратно в Скайрим. Только вот вместо того, чтобы направиться обратно в Данстар, Ёмле захотелось еще немного приключений, и по итогу они здесь, в кургане в окрестностях Белого камня вместо сырых помещений убежища Братства.

На все расспросы, что именно им нужно, она только отшучивалась и ничего не объясняла. Если бы Цицерону нужны были деньги, он бы просто взял парочку заказов и даже не грел бы голову о том, чтобы лезть в курганы, кишащие драуграми. Но Ёмла буквально за шкирку потащила его сюда, в усыпальницы нордов, где они торчали уже по меньшей мере сутки.

— Подходим к главному залу, так что смотри в оба. — На ней все еще были те самые сталгримовые доспехи, поэтому лицо ее было открыто.

Цицерон все никак не мог привыкнуть к этому. Обычно ее лицо всегда закрывала маска, за которой не было видно подвижного и богатого на эмоции лица, и теперь каждый раз, когда Ёмла поворачивалась и смотрела прямо на него, он впадал в ступор. Не то чтобы она была потрясающе красива по его меркам, но определенно завораживала своей хитрой улыбкой и красными глазами, что скрывали в глубине какой-то секрет, неведомый ему.

Ёмла легко разобралась с военачальником драугров и даже не взглянула на сокровища, сокрытые в сундуке, направляясь к странного вида скрижали, кои уже раньше видел Цицерон. Стоило ей подойти ближе, как письмена запульсировали, загораясь золотистым светом, и туман из золотых частиц направился прямо к Ёмле.

— Наконец-то, — с облегчением сказала она. — Я долго искала это слово.

Цицерон лишь приподнял бровь на эту реплику. Даже если он спросит, она все равно не ответит — уйдет от вопроса, как это делала всегда. Бесполезно биться в закрытую дверь. Но Цицерон очень умело взламывал и не такие замки.

— Непривычно видеть тебя в форме Братства. — Кожаная броня облегла фигуру, как вторая кожа, и, заметив заинтересованный взгляд Цицерона, Ёмла нахально усмехнулась.

— Надеюсь, когда-нибудь я увижу и тебя в твоем доспехе, — заявила ему она, спрятав костяной лук под стеклом витрины и экипировав незнакомый лук, который он раньше не видел. Разве это не что-то даэдрическое?

— Почему ты тогда спасла меня? — Цицерон навалился на дверной косяк, что вел на второй этаж библиотеки в доме Слышащей.

— Нравишься ты мне, — с вызовом ответила Ёмла, закрепляя капюшон на броне. В ее голосе сквозила провокация. — Это уже достаточный повод, чтобы сохранить тебе жизнь.

— И насколько сильно? — подыграл ей Цицерон.

— Настолько, что я бы с удовольствием заперла тебя в своем доме. — Она повернулась к нему, оперевшись поясницей на стеллаж с оружием. — Или бы привязала тебя к себе и таскала бы по всему Скайриму. Но ты — Хранитель, и Мать расстроится, если я заберу тебя с собой. — Ее усмешка стала горькой. — Возвращайся в Убежище. Мне нужно выполнить заказ, и я тоже отправлюсь туда.

Однако Цицерону не хотелось уходить. Видя взгляд, что она отводила в сторону, и эту позу, что сквозила неловкостью и буквально умоляла не оставлять ее — все это буквально кричало о том, что, если он уйдет сейчас, то обратной дороги ему больше не найти. Ёмла подняла голову — ее взгляд по-прежнему хранил в себе тайны, а хитрая улыбка была надломленной.

— Я обещаю, что вернусь, так что иди.

Но она не возвращалась. Ни через несколько дней, ни через неделю, ни через месяц. Цицерон сходил с ума в замкнутом пространстве Убежища, ожидая, что с минуты на минуту вернется их глава, как обычно в свой маске, закрывающей лицо, похлопает его по плечу и предложит очередную авантюру. Но даже спустя два месяца ее нога так и не ступила на территорию Братства.

Он искал ее. Знал, что то тут, то там мелькал ее силуэт, облаченный в черную броню Соловьев, а где-то видели данмера в сталгримовых доспехах. Она была везде и нигде, будто ветер гуляла по городам Скайрима, не задерживаясь нигде более, чем на пару часов, после чего вновь отправлялась в путь и бесследно исчезала. Как тень, которой благоволила сама Ноктюрнал. Тень, что невозможно было ухватить за хвост.

Никто не знал, где ее искать, и Цицерон был готов лезть на стену, чтобы добиться хоть каких-то ответов, но они все проходили мимо него, будто он упускал саму суть, не понимал, что от него хотят и ждут. Новости о захвате дракона в Вайтране казались насмешкой, потому что Цицерон был более чем уверен, что Ёмла была той, кто приложил к этому руку, если только она вообще не была организатором всего этого. И каменная крепость была последним местом, где ее вообще видели.

— О чем задумался, Цицео? — Он вздрогнул от нежного шепота, пораженно оборачиваясь назад, столкнувшись взглядами с Ёмлой.

— Ты вернулась, — потрясенно проговорил Цицерон, осознавая, что не может вздохнуть.

— Конечно, я же обещала. — Она сняла свой рогатый сталгримовый шлем, кинув его на пустую столешницу. — Ты ждал меня?

Словами не описать, сколько он ждал ее, ежедневно мечась между Убежищем и домом в окрестностях Данстара. “Ждал" — не то слово, каким можно было описать всю ту бурю беспокойства и безнадеги, что он пережил, пока искал хоть какие-то вести о ней.

— Ждал! — Ее смех облечения вызвал улыбку. Не ту, которую он показывал миру, исполняя роль безумного шута, а искреннюю, настоящую — ту, что лишь едва коснулась уголков его губ.

— Я вернулась, — Ёмла наклонилась ближе, касаясь своим лбом лба самого Цицерона, — и больше не намерена сбегать.

Наконец-то он ощутил спокойствие. Тайна, что несла с собой Слышащая, все еще плескалась на дне красных глаз, только теперь Цицерон не так страстно желал ответов, хоть и понимал, что именно сейчас она готова рассказать обо всем, что он спросит. Но он не будет этого делать.

Ведь при вскрытии замка самое главное — терпеливо ждать щелчка.