Почему они убивают (гет)

— Как родители?

— Всё хорошо.

В разных вариациях, но это было обязательной составляющей каждого разговора с Гермионой, когда мы созванивались. Я знал, что она переживала по поводу эффекта от возврата памяти, но вот прошло пару месяцев, а всё до сих пор было в порядке. Наверное, волноваться уже было не о чем, но она всё равно волновалась.

В ответе скользнул намёк на сонную полуулыбку. Неудивительно, временная разница между нами была колоссальной. Почти восемь вечера в Лондоне, у неё — ещё утро.

Родители Грейнджер обосновались в австралийском городке Порт Маккуори, в довольно живописном местечке по соседству с пляжем. Гермиона рассказывала об этом, когда вернулась из первой поездки, которая состоялась спустя несколько дней после её дня рождения. Двухэтажный домик с гаражом с отличным видом — её родители мечтали об этом всю жизнь.

Наверное, это здорово, жить практически на пляже. На миг представил, как Гермиона нежится в постели, держа телефон зажатым между щекой и плечом, лениво жмурится, стараясь уловить поток свежего воздуха, тянущегося из распахнутого окна.

— Значит, сегодня собираешься с Блейзом и Стюартом?

— Ага, скоро встречаемся в баре. Выходить не хочется, у нас тут холод собачий.

— А здесь почти двадцать четыре градуса! — довольно пропела она. — Вот куда нужно уезжать зимой из Лондона.

— Кстати, про уезжать. Как тот самый разговор? Ты, вроде, планировала это на вчерашний вечер.

Из трубки послышалось шуршание — наверное, постельного белья. Очевидно, этот вопрос заставил её сесть. Молчание затягивалось.

— Гермиона? Ты ещё здесь?

— Да-да, просто…

— Они не хотят возвращаться?

— Типа того, — в голосе послышалось плохо скрытое разочарование. — Их аргументы довольно убедительны. У них здесь своя жизнь, друзья, а я уже взрослая и не нуждаюсь в опеке. Здесь они возобновили свою практику, так что…

— Так и сказали?

— Конечно, нет, — выдохнула она. — Нет, не так, но это основной смысл. Они дали понять, что будут рады видеть меня в любое время, настолько, насколько я захочу остаться. Знаешь, они ведь правы. Я, наверное, поступила бы так же. Да и Бисквиту так нравится бегать по пляжу с папой. Переезд был бы для него ударом.

— В Лондоне куча собачьих парков. Псу твоих родителей понравилось бы.

— Но не пляжей. Это ведь не то же самое?

— Твои родители принимают решения с учётом того, как это воспримет их собака?

— Драко.

— Что, Гермиона?

— Прекрати.

— Что прекратить?

Она промолчала. Я бесшумно выдохнул. Её родители завели собаку, здоровенное лопоухое недоразумение, и назвали её Бисквитом. Может, шутки ради? Но, наверное, тут всё серьёзнее. Когда люди заводят собаку, это что-то, да значит. Вроде, «здесь мой дом». Я порой задумывался, что будет, если мистер и миссис Грейнджер откажутся возвращаться в Британию, но никогда не озвучивал подобного. Пусть разбираются сами, мне лезть ни к чему.

— Минутку, — вдруг раздалось из трубки, и я понял, что разговор скоро будет окончен.

На пороге её спальни наверняка появилась мать, заслышав голос дочери, и, как это бывало каждый раз, Грейнджер сразу сделала вид, что ведёт разговор по работе. И точно: послышалось приглушённое «нет, мам, это… это по делу, я скоро спущусь». Меня смешил весь этот глупый цирк. Зачем оправдываться за телефонный звонок? Будто она всё ещё слишком мала, чтобы иметь личные разговоры.

— Ага. Ладно, понял, — сказал я, когда в трубке раздалось «ты тут?». — Извините, мисс Грейнджер, что побеспокоил вас в ваш отпуск.

— Не сердись, — пробился сквозь электронный треск мягкий голос.

— Я не сержусь, но даже по голосу слышу, как глупо ты выглядишь, когда так делаешь.

— Делаю что?

— Вид, будто тебе звонят по работе. Скрываешь, что у тебя кто-то есть.

— И чем это отличается от того, что мы оба делаем в Лондоне?

— Порт Маккуори — не Лондон, — я произнёс это так, будто всё это было давней шуткой. — Ладно, просто забудь.

— Договорим об этом, когда я буду в городе, — в том же беспечном тоне отозвалась Грейнджер.

— Значит, через два дня, — согласился я, прекрасно зная, что ни черта мы об этом не поговорим, и тема не всплывёт. И она это тоже знала. — Отлично.

— И у нас будет на это целая неделя, — недвусмысленным тоном шепнула она, а потом добавила фирменным учительским тоном: — До завтра, детектив, позвоню сама. Люблю тебя.

— И я тебя.

Она сбросила звонок. Наверное, я выглядел как идиот, стоя посреди стремительно темнеющей кухни и улыбаясь словам женщины, находящейся практически на другой планете. Грейнджер обещала мне неделю, которая останется от её официального отпуска после возвращения из Порт Маккуори. Её буквально выперли с работы, насильно отправив в этот несчастный отпуск, слишком много набралось часов переработки.

Это обещание — будто кусок мяса для голодного пса, она об этом знала, и постоянные намёки будоражили не только ум. Пока мы готовились к нескольким судебным заседаниям, побыть наедине удалось — за два с лишним месяца — ровно шесть раз, два из которых мы проверили лицами в подушках всю ночь, едва только тела принимали горизонтальный вид, так были вымотаны. Но это шанс побыть наедине; и чего бы нам обоим ни хотелось на самом деле, секретность, которую мы пытались блюсти, не позволила бы.

Знали об этих отношениях ещё четыре человека. Блейз, а с ним, как же иначе, Пэнси, и Стюарт с Лолой. Последние стали почти неотделимы друг от друга. Впрочем, Лола держала язык за зубами, и я был уверен, что она не проболтается. Остальные кое о чём, разумеется, догадывались. Уизли всё ещё отирался рядом с Гермионой, строя из себя её друга, что меня не обманывало. Грейнджер искренне радовалась, что с Уизли сохранились такие тёплые отношения несмотря ни на что (ведь он больше не делал откровенных попыток подкатить), а я постоянно ловил его стальные взгляды, когда мы оказывались рядом. Но с ней он был как никогда обаятелен и приветлив, и Гермиона действительно расслабилась.

Лисья морда не полный кретин — уж он-то всё понимал. Понимал, что она выбрала меня, и старался удержаться рядом хотя бы в качестве лучшего друга. Наверное, у него был какой-то план. Его выдержка просто поражала, как и выдержка Поттера — тот вообще делал вид, что ничего не происходит. По крайней мере, так казалось. Может, смирился? Но Уизли… Нет, он не готов был так просто сдаться, я это чувствовал. Он и сам так сказал тогда, в больнице — «не думай, что всё кончено». И теперь я гадал, что он задумал. Он точно что-то задумал, иначе и быть не могло.

Пусть решение скрыть отношения и было обоюдным, надо признать, что причины исходили извне. Общественные настроения были неясными, и стоило бы поблагодарить за то, что всё так удачно утряслось с появлением на сцене бывшего пожирателя смерти в качестве сотрудника Министерства. Но положение было шатким. Один неверный шаг, и карьера Грейнджер, как и её статус, быстро покатится к чёрту. Самое худшее, что может случится. Никто, конечно, не смог бы предположить хотя бы примерно, что повлечёт за собой правда. Может, ничего не изменится, и всем будет плевать. Или изменится всё. Зачем тогда трогать то, что и так работало? Мы ничего не планировали и просто наслаждались друг другом. Пока всё шло спокойно и своим чередом, этого было достаточно — так мы однажды рассудили и больше всерьёз об этом не говорили.

Я отложил телефон, отчётливо ощущая, как сползала с лица улыбка. Откровенно говоря, вся эта секретность давно уже перестала благоухать какой бы то ни было романтикой, а смердела лишь душком идиотизма. Но других вариантов для нас не было.

Закрыл приоткрытую створку окна на кухне и глянул на темнеющую улицу через стекло, чтобы удостовериться, что собиравшаяся весь день непогода так и не собралась. Вроде бы, нет, серый асфальт всё такой же сухой. Небо, всё более мрачно-грозовое, уходя к горизонту, так и висело над городом, угрожая проливным дождём. Ветвистая стена деревьев напротив дома покачивалась от налетавшего ветра, ветер же гонял по дороге мусор и опавшие листья. Молчаливый серый пейзаж.

Хотя после переезда прошло уже больше двух месяцев, я всё никак не мог привыкнуть к новому виду из окна. Тихая улица в районе Финчли, закрытая от посторонних взглядов, казалась куда лучшим вариантом, чем пустынная картина с грязной полосой Темзы в Хаммерсмите. Но ощущение новизны, которое ничуть не угасло за это время, всё не давало расслабиться и почувствовать себя дома.

Квартира, конечно, была что надо — совсем не чета старой. Просторнее, светлее, и аренда оказалась вполне по карману для детектива из следственного отдела Министерства Магии. Это всё заслуга Гермионы. Она обратилась к знакомой, которую назвала заковыристым «риелтор», и подходящее жильё нашлось на удивление быстро.

Здесь не было ничего особенного, всё по стандарту: две комнаты, одна из которых спальня, кухня, ванная. Светло-серые стены, белые двери, тёмный деревянный пол, минимум мебели. И самое главное — квартира находилась на последнем, четвёртом этаже, а ряд таких же краснокирпичных домов по соседству отделяла от широкой основной дороги длинная череда рощиц. Всё это вкупе давало чувство безопасности, безнадёжно потерянное несколько месяцев назад.

Это просто остаточная паранойя, навязчивая идея. Не реальность. Кошмары и чувство, будто кто-то наблюдает и ходит по пятам, что оборачиваться хочется до смерти — всего лишь последствия череды событий, которые чуть не закончились моей смертью. Даже по прошествии двух с половиной месяцев казалось, что кто-то следит за мной. Наблюдает. Выжидает.

Из-за стены послышался грохот. Я на мгновение замер, ощутив, как по спине прокатился холодок. Но тут же понял причину и закатил глаза. С чувством невыполненного долга глянул на так и не распакованную коробку с вещами, примостившуюся на столе — точно такие же стояли по всей квартире — и вышел из кухни.

— Угомонись!

Войдя в комнату, понял, что грохот издал пустой цветочный горшок, оставленный хозяйкой квартиры. На полу возле черепков сидел Кот. Мы молча смотрели друг на друга. Кот потянулся, потеряв интерес к горшку, и двинулся в сторону спальни, вихляя задом. Он окончательно одомашнился и на улицу в последнее время выходил редко. Может, у него скопилось слишком много энергии? Или он просто засранец.

Часы указали, что до встречи с Блейзом и Стюартом осталось всего ничего, и надо бы поторопиться. Мы договорились встретиться в «нашем» с Забини баре. Я ждал этой встречи, наверное, больше, чем они оба вместе взятые, но она столько раз переносилась, что удачная её организация стала делом принципа. Этому постоянно что-то мешало. В последнее время было практически не продохнуть — мы со Стюартом были заняты подготовкой к суду над Ноттом, который наконец состоялся неделю назад, а Блейз пытался принять себя в новой роли отца. Всё свободное время он тратил на то, чтобы научиться мастерству пеленания и прочему, что должен уметь родитель. Как, наверное, и Пэнси.

В кармане джинсов зазвонил телефон. Вытащив его, выдохнул и нажал на кнопку ответа. Только не снова.

— Стюарт, если ты сейчас скажешь, что у тебя не получается… Лучше не попадайся мне на глаза, я тебя точно заколдую. И даже Лола не сможет меня пристыдить.

В трубке послышался смешок напарника.

— Нет-нет, я уже в пути. Но хочу предупредить, что тут жуткая пробка, поэтому могу опоздать.

— Мы могли трансгрессировать, если бы ты не был таким упрямым ослом.

— Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь, — добродушно отозвался он. — Лучше буду упрямым ослом, чем оставлю желудок в какой-нибудь подворотне. Скоро увидимся.

Он положил трубку, а я с облегчением вздохнул.

Наконец-то сегодня я смогу провести время с двумя лучшими друзьями. Пусть они и были из совершенно разных миров, была твёрдая уверенность, что они поладят. Наконец-то сегодня всё пойдёт по плану, и это будет лучшим завершением сложного расследования, суда и его паршивых последствий, которые, казалось, будут тянуться за мной до конца жизни.

Одевшись, уже у выхода, поднял взгляд на зеркало, висящее над комодом. Волосы в порядке, одежда тоже. Всё на своих местах. Как и чёрная отметина от заклинания Нотта. И почему в полумраке видна особенно чётко?

Когда я впервые снял повязку, иллюзия провала в правом глазу поразила до дрожи. За то время, пока еженедельно посещал целителя, ситуация немного выправилась — белок глаза уже не заливала чернота, но вот радужка не вернулась к естественному цвету. Целители так и не нашли этому объяснения, хотя уверили, что это никак не повлияло на здоровье, и, скорее всего, не повлияет и в дальнейшем; и если уж на то пошло, то, возможно, всё это со временем пройдёт само собой. От этих слов уже жужжало в ушах всякий раз, когда приходилось их слышать.

Даже странно, но я почти смирился с последствиями, с тем, что уже не буду выглядеть как прежде; слова целителей, эти их «возможно» и «скорее всего», не вселяли и крохи надежды. Смирился с чуть заметным шрамом над бровью. Да, я почти к этому привык. Но вот привыкнуть к страшным образам Грейнджер во снах пока не получалось.

Она постоянно звала меня и просила не уходить. Её лицо — жуткая гримаса страха, сплошь покрытая кровью, тонет в черноте. Наверное, именно это я и видел в тот день, лёжа на полу в развалинах старого дома под номером двадцать пять дробь два по Норфолк-сквер. Я не вскакивал с постели в холодном поту, пытаясь отдышаться — так эффект от кошмара обычно показывали в фильмах ужасов. Нет, это было куда более пугающе. Сон снимало как рукой, а я, открыв глаза, так и лежал с одеревенелыми мышцами и не мог пошевелиться от накатывающих волн ужаса. И тот страх, который испытывала во сне Гермиона, был моим собственным, но уже реальным, пронизывающим до костей. Спустя несколько мгновений с облегчением выдыхал, потому как становилось понятно, что это всего лишь сон. Он до сих пор был таким же постоянным явлением, как восход солнца каждым утром. Наверное, в какой-то момент я просто перестану его замечать, настолько он станет обыденным. И перестанет так сильно тревожить. Или вовсе исчезнет. Я очень на это надеялся.

Подробности кошмаров я никому никогда не рассказывал. Знали о самом факте их существования только двое. Гермиона — потому что как-то ночью заметила, что что-то не так, и вызвала на откровенный разговор, и штатный психолог департамента — ведь надо было хоть о чём-то с ним говорить, убедить, что я готов сотрудничать, чтобы получить бумажку с подтверждением моей адекватности после случившегося. Это было одним из условий перед возвращением на работу, как и унизительная необходимость заново сдавать практические тесты для подтверждения готовности к полевой работе.

На улице уже успело стемнеть, ветер был гораздо холоднее, чем днём. Первое декабря, температура всего на одно деление выше нуля. Я поддёрнул воротник куртки и пошёл по пустынной дороге вверх по улице, чтобы трансгрессировать в ближайшем пустом переулке. Парковка перед домом вся заполнена машинами, припорошенными жухлыми листьями, что редко бывало по будням в такое время. Многие ждали окончания рабочей недели, чтобы наконец сбросить трудовое бремя и со спокойной душой осесть в каком-нибудь пабе.

Парочка девушек, прошедших мимо, хмуро оглядели меня с ног до головы. Это даже забавляло. Многих вводил в ступор вид человека в тёмных очках, разгуливающего в них в непогоду или тёмным вечером: слепой, неизвестно как идущий без трости, или просто чудак, коих в Лондоне можно встретить на каждом углу? Затемнённые очки, которые мы с Гермионой купили в магловском магазине, не мешали обзору и в тёмное время, хотя я прекрасно понимал, как выглядел. Желая не привлекать внимание, всё равно его притягивал, но иного приемлемого выхода пока не нашлось. Моё окружение привыкло к «новому образу», но появляться в таком виде на глазах маглов было чревато. Как говорил Стюарт — взгляд не очень доброжелательный. Я ему верил.

Поиски решения оказались настоящим испытанием. Эксперименты с маскирующими чарами потерпели провал почти сразу же. Невозможность постоянно следить за их сохранностью стала первопричиной отказа от их использования. Как-то раз чары сползли в самый неподходящий момент, и я так напугал своей мордой пожилую леди в супермаркете, что она чуть не упала в обморок. После этого Стюарт предложил способ маглов, который назвал «линзы» — по его словам, удобное средство, если нужно изменить цвет глаз или исправить плохое зрение. Но вот о том, что на них может быть аллергия — не сказал. Отёк, конечно, спал, и я перестал быть похож на красноглазого кролика, как окрестила Джинни. Но после этого поклялся, что никогда в жизни больше не воспользуюсь ни советом напарника, ни магловскими способами чего бы то ни было.

Как только трансгрессировал неподалёку от бара и вывернул из переулка, сразу отметил столпотворение курильщиков у входа. Пьяный смех, мелькание оранжевых угольков и громкие выкрики под наливающимся грозовым небом; в баре сегодня ажиотаж. Пятничный вечер — странное явление. Вот ты ещё офисный клерк или простой работяга, а через пару часов наступает резкое преображение: окутанные жёлтым светом, обласканные располагающей музыкой и парой пинт или шотов, на свет являются искромётные шутники и покорители женских сердец, раскованные соблазнительницы в коротких юбках и авантюристки, готовые к приключениям. Пятничный вечер — сцена, представление на которой никогда не заканчивается.

Внутри бара творилось такое же шумное веселье, как и у входа. Играло нечто крайне немелодичное, наверное, казалось, потому что гомонил народ; густой запах чего-то пережаренного, пота и алкоголя практически душил. Блейза я приметил в самом дальнем углу. Он умудрился занять столик у окна, которое было чуть приоткрыто. Протискиваясь сквозь толпу и наблюдая за ним, поглощённым чтением чего-то вроде книги, я с удовольствием заметил, что Блейз озаботился выпивкой не только для себя, но и для меня и Стюарта. Чертовски умно. К бару было бы не протолкнуться.

Я отвлёк его приветствием, пожав руку. Забини был в рубашке и расслабленном галстуке — наверное, только с работы. Мы не виделись… Сколько? Месяца два. Последний раз был в конце сентября или около того.

Глянул на обложку того, что он держал в руках, как оказалось, брошюры. Яркая, привлекающая внимание красивым белоснежным особняком, почти светящимся от солнца. Перед ним раскинулась зеленая лужайка с фонтаном. Вверху была и надпись, выведенная такими кудрявыми буквами, что я не стал напрягаться, чтобы прочесть.

— Что это такое? — спросил я, кивнув на его чтиво и отхлебнув пива, которое, к счастью, не успело нагреться от духоты бара. Стенки бокала всё ещё были запотевшими.

— Пэнс попросила глянуть, а у меня всё никак руки не доходили… — сказал он, сложив брошюру и внимательно, даже прищурившись, оглядев меня. — Ну ладно, ладно, я просто забыл. Места для проведения свадьбы. Чёрт, ты так странно выглядишь в этих дурацких очках.

Я глотнул ещё пива и приспустил очки, уставившись на него исподлобья, прекрасно зная, какой эффект это произведёт.

— Надень это обратно, пожалуйста, — фыркнул он, что я и сделал. — Лучше так и не стало, как я погляжу. Зато, наверное, в работе помогает?

— В смысле?

— Если бы я что-нибудь натворил, и на меня вот так посмотрели, я, пожалуй, обделался бы и во всём признался. Как ты насчёт того, чтобы поприсутствовать на беседе с одним моим несговорчивым клиентом?

Я посмеялся, представив эту картину. Может, и правда стоило воспринимать это с долей юмора. На самом деле, ещё не было повода воспользоваться «новым образом» в таком ключе — за это время мы со Стюартом не получили стоящего дела, занятые судами, а после преступники как-то подозрительно притихли, и новых назначений поступало не так много. Целую неделю мы с напарником торчали в отделе, занимаясь в основном наведением порядка в кабинете, оттачиванием мастерства в покере, используя желейные конфеты в качестве валюты, и подыханием со скуки.

Сидеть без дела было невыносимо. Может, именно на почве безделья Стюарт обзавёлся несвойственной манерой шутить «по-чёрному» и частенько повторял, что как только какой-нибудь маньяк сунет школьницу в дробилку, то нам будет чем заняться. Я понимал смысл шутки, но не её странный контекст, хотя подозревал, что это из какого-то фильма. Всё время забывал у него спросить.

Было и другое беспокойство: после ухода Форда на «пенсию» у нас так и не появился новый начальник. Пока что место занимал мракоборец из Министерства, но это была временная мера. Справлялся он нормально, но мне смутно казалось, что есть какая-то связь между ним и отсутствием назначения на дело. Может, Поттер намеренно дал указание не нагружать нас или конкретно меня? И ещё: каждый раз, когда я спрашивал Поттера о новом начальнике (и, как выяснилось, не только я), он пытался уйти от ответа, приговаривая, что «ведутся переговоры». С кем? И почему так долго? Даже Гермиона ничего об этом не знала. Или делала вид. Наверное, надо бы сказать «спасибо», что нас не прикрыли после всего случившегося, и спокойно сидеть на заднице. Но всё это порядком нервировало весь отдел.

— Как ты вообще? — Забини взмахнул рукой, указав на глаз.

— Нормально. Лучше расскажи, как поживаешь.

— У нас всё отлично, — Блейз, состроив гримасу сочувствия, откинулся на спинку стула, но тут же встрепенулся, сев прямо. — Кстати, пока не забыл. Не дашь адресок поместья, в котором Поттеры справляли свадьбу? Говорят, неплохое было местечко.

— Я бы рад, но знаешь ведь, что они со своей секретностью с ума посходили? — и невольно подумал о Гермионе и нашем последнем разговоре. Блейз хмыкнул. — Так что я понятия не имею, где мы были. Избранный и его пассия не хотели толпы журналистов. Неужели завидуешь?

На самом деле то, что я оказался среди приглашённых на «свадьбу века», стало последствием случайности. Всё же Уизли, которого я оттолкнул от проклятья, был лучшим другом Поттера и братом Джинни. Приглашение стало чем-то вроде жеста благодарности, знаком если уж не полного принятия, то хотя бы проявлением доброжелательности. Единственное, что мне по-настоящему понравилось на свадьбе Поттеров — целых двадцать минут уединения с Гермионой в одной из шикарных спален поместья во время того, как остальные гости во главе с женихом и невестой отправились пускать фейерверки.

— Ну я ведь не на короткой ноге с Избранным и интервью со мной не печатают в «Пророке»! Конечно, завидую! — он хохотнул. — Может, Гермиона знает?

— Так у неё и спроси, — беззлобно огрызнулся я, на что Блейз закатил глаза.

— У вас всё нормально? Когда она возвращается? Чёрт, я так рад за вас, ребята, — он самодовольно улыбнулся, будто лично поспособствовал нашим отношениям.

— Всё прекрасно. Вернётся в понедельник вечером.

— Отлично, как насчёт ужина, когда Пэнс вернётся от родителей? Может, в конце следующей недели?

Я только пожал плечами и кивнул, лишь бы закрыть тему. Планирование ужинов с друзьями, поездок за город на выходные или совместного отпуска — разве всё это для нас? Отношения с Гермионой — нечто эфемерное и оторванное от реальности. Нечто неустойчивое, хрупкое. Способное рассыпаться в прах в любой момент; так мне порой казалось.

— Так где твой друг? — спросил Блейз, явно ощутив напряжение. — Только не говори, что у нас сегодня опять не получится.

— Он ещё в пути, просто своим ходом. На машине.

— Подумать только, — протянул Блейз. — На машине! Наш Драко дружит с маглом… Кто бы мог подумать?

— Да, кстати, не говори при нём «магл», ладно? Ему это не очень нравится. Лучше расскажи, как вы справляетесь? Как там… ребёнок?

— Ребёнок? — скорчился он.

— М-м-м… Твой сын.

— Это ты про Нила, самого лучшего парня на всём белом свете?

— Да, именно про него, — я отпил пива и поймал взгляд Блейза. Его лицо как бы говорило: «ты серьёзно»?

— Ты забыл, что его зовут Нил?

— Вовсе нет.

Разумеется, я забыл. Последний раз слышал его имя во время встречи с Блейзом два месяца назад, и это просто вылетело из головы. Хотя, вроде бы и не должно; он трещал о ребёнке как заведённый. Забини мой друг, но голова тогда была занята совсем другим.

— Я правда очень рад за тебя и Пэнси.

— Думаю, скоро получится вас познакомить, — выдал он, прикладываясь к бокалу.

— Зачем? Он ведь ничего ещё не понимает.

— Но ты-то понимаешь?

— Знаешь, я…

Терпеть не могу мелких засранцев? Нет, как-то грубовато. Интересно, конечно, было бы взглянуть на то, что у них там получилось. Но это не отменяло того, что детская тема лежала так далеко от моих интересов, что вернее было бы назвать это расстояние пропастью. Или даже бездной.

— Что — ты? — Блейз смотрел внимательно.

— Я не очень хорошо схожусь с детьми. Вернее, дети меня не любят.

— Откуда ты знаешь? Большой опыт?

— Вообще никакого.

— Тогда почему такие выводы?

— Ты ведь знаешь меня лучше других, так? Тогда подскажи, о моих способностях ладить с людьми уже ходят легенды? Или ещё нет?

— Может, у тебя получится с маленькими людьми? — пожал он плечами и усмехнулся.

— Маленький человек. Хм. Типа пробник обычного человека, что ли? — я отхлебнул пива и услышал покашливание.

— Ты сейчас Нила пробником человека назвал?

— Нет, разумеется. Брось, Блейз, ну вот чего ты от меня хочешь? Извини, если я тебя оскорбил, просто…

Блейз заржал, глядя на меня.

— Да не парься ты так, чёрт возьми! Всё нормально, я знаю, что ты ничего такого не имел в виду.

Когда Стюарт наконец-то явился, Блейз опустошил заказанную для напарника пинту, и мы заказали ещё. Они уже были знакомы, я представил их друг другу ещё на осеннем балу. Хоть и опасался, что возникнет неловкость, опасения эти не оправдались, и беседа, перебиваемая шумом голосов и музыкой, плавно вошла в колею и потекла легко и просто.

Всё время, пока мы болтали, я ловил себя на том, что поглядывал по сторонам, сканируя окружающих людей, запоминая черты лиц и предметы одежды, кто с кем говорит, кто и что пьёт. Зачем — не хотел признаваться даже себе и старался найти этому безобидное объяснение. Например, такое: осматриваться — просто привычка. И в этом нет ничего маниакального.

Поймал взгляд хмурого мужчины, унылого вида, и он отвернулся. Сделал это лениво, будто чуть мазнул, и только, по странному парню в затемнённых очках; и ничуть не переменился в лице, словно только отведя глаза уже и думать обо мне забыл. Темноволосый, бледный, в непримечательной чёрной рубашке, он сидел за столиком один, в самом дальнем от нас конце, и цедил всю ту же пинту, что и полчаса назад, когда я впервые обратил на него внимание. Выделялся ли он чем-то? Разве что скучающим выражением лица посреди бури веселья. Просто усталый работяга, который заскочил выпить пинту-другую, прежде чем отправиться домой к сварливой жене и беспрестанно орущим детям.

Перевёл взгляд на Блейза — весёлого, как всегда, успешного в своей профессии, только вступившего на путь родительства, скорого брака и всего, что за этим последует. Неужели и он таким станет? Унылым, посеревшим, выпотрошенным жизнью и семейными невзгодами? Я решил, что нет. Нет, с ним такого не будет, только не с ним. И не с Пэнси. И, конечно, не со мной. Когда я снова глянул в сторону мужчины, его уже и след простыл.

В тот момент, когда Забини, активно жестикулируя, рассказывал хохочущему Стюарту одну из наших школьных историй, у меня в кармане завибрировал телефон. И почему-то я сразу понял, от кого пришло сообщение. Стюарт обернулся и нахмурился. Мотнув головой на телефон, он одними губами выговорил: «Морган?» Я кивнул.

«Поможешь на выходных с практикой по трансфигурации? Тест в пн. Это сведёт меня с ума».

— О, — выдал Блейз, поняв, что внимание к нему потеряно, и стремительно ретировался в сторону уборной. Он умудрился выпить куда больше нашего, а отлучился всего пару раз.

Я написал «это ты сводишь меня с ума». Потом стёр и вывел:

«Если буду свободен. Перезвоню».

Я рассказал про Энди Моргана Поттеру под влиянием неизвестно откуда взявшейся сентиментальности и поддержки Грейнджер и теперь каждый раз жалел об этом. Поттер лично поговорил с Морганом и по какой-то причине нашёл его «интересным кадром», которого можно взять в оборот, если он того пожелает. Департамент, конечно, нуждался в новых сотрудниках, но я не представлял, как из тридцатипятилетнего копа из Кента весьма сомнительной морали, который о магии ничего знать не знает, можно сделать копа-волшебника. Моргану вернули память о магии, свидетелем которой он стал, и отправили на обучение в школу мракоборцев. Ему предстояло много работы. Что из этого получится — никто не знал, но Энди ухватился за предложение немедленно. «Не дать шанса опытному полицейскому», как сказал Поттер, «было бы ошибкой».

Энди без сожаления и раздумий избавился от медальона, который подавлял его магию, переехал в Лондон, в тот же день уволившись с работы из участка в Кентербери, и сейчас, вроде как, даже делал успехи. Правда, только на поприще теории. Чего-чего, а ума, видимо, ему действительно было не занимать, но вот с практикой пока были проблемы.

На самом деле Энди был неплохим парнем и даже мне импонировал; серьёзным отношением к работе и трудоспособностью, например. Что совсем не нравилось — он с какой-то стати решил сделать меня своим негласным наставником, обязанным помогать осваиваться в мире магии. Поначалу это было даже забавно, но спустя пару недель эксперимент начал приносить неудобства, как сообщения и звонки по любому поводу с бесконечными вопросами. Я раздражался, и Энди отваливал на пару дней, но потом всё начиналось с начала.

По большому счёту Энди по-прежнему был для меня никем, не другом и не товарищем, просто прохожим, нечаянным свидетелем некой истории, в которую его вдруг вовлекли. Но даже раздражаясь, я всё равно продолжал помогать, гонимый всё тем же не остывающим чувством ответственности за него. Это глупо. Это нерационально. Проявлять сострадание, наступать себе на горло ради друга, семьи или любимой — я мог это понять как никто другой. Но почему люди порой мирятся с личным дискомфортом из-за всего-то чувств — чего-то неосязаемого — во имя удобства совершенно постороннего человека? Непостижимая загадка, происходящая повсеместно.

— Что, опять проблемы в раю? — с пьяненькой усмешкой спросил Стюарт, кивая на телефон.

— У него в понедельник практика по трансфигурации. Просит помочь.

— Он живёт в общежитии с кучей волшебников, — фыркнул напарник. — Может попросить помощи у сокурсников.

— Ему тридцать пять, и он живёт в общежитии с сопливыми юнцами. Не думаю, что его эго выдержит такое испытание.

— Ну и что? Тебя это не напрягает? По-моему, он наглеет.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Да. Наглеет. И бесит меня. Но это я. Странно слышать такое от тебя. Человек ведь помощи просит.

Он замялся, поёрзал на стуле, посерьёзнел.

— Да знаю, знаю. Просто он тоже меня бесит. Напоминает… — он потёр лоб, — кое-кого.

— Кого?

Стюарт поджал губы и поморщился.

— Помнишь, я тебе как-то рассказывал про одного идиота, который со мной раньше работал?

— Это который шотландец? — сразу припомнил я.

— Он самый, — закивал напарник и нахмурился. — Рой Хендри. Таких козлов ещё поискать надо. Вечно пытался выслужиться перед начальством и строил из себя хорошего парня, — на последних словах он изобразил в воздухе кавычки.

— По-моему, в тебе говорит предубеждение. Энди не так уж и плох, просто надоедливый до чертей. Но кто не без изъяна?

— Просто будь с ним поосторожнее, вот я к чему.

Я глянул на Стюарта, ощущая странную смесь чувств. Впервые он высказался по поводу Моргана так прямолинейно. Подозрение, что он по какой-то причине очень не нравился напарнику, окончательно подтвердилось. Стюарт редко высказывался плохо о людях, но Энди его определённо напрягал. Только ли из-за схожести с бывшим коллегой? Чутью Стюарта порой можно было удивляться, но… Энди? Да, он был надоедливым малым, но не настолько, чтобы окончательно послать его на все четыре стороны.

— Ладно, Стюарт, внемлю твоему совету. Закроем тему.

Блейз вернулся и сходу объявил, что кто-то заперся в мужском туалете, и теперь, за неимением других вариантов, перед женским скопилась очередь.

— Сдаётся мне, парень там не один, — хмыкнул Блейз, опуская на стул рядом со Стюартом. — Прямо в туалете, вот животные!

Мы с напарником одновременно посмотрели в сторону проёма, где начинался небольшой коридор, ведущий к уборным; я сидел так, что поворачиваться не пришлось, а вот ему пришлось развернуться. И правда, там толпилась пара парней, недовольно жестикулируя — похоже, очередь уже покинула отведённые ей пределы. Один из парней вдруг развернулся и решительно направился в сторону барной стойки, локтями распихивая веселящихся посетителей.

— Если что, я там на улице уже давно приметил симпатичный угол, — объявил Забини, запрокидывая в себя остатки пива. — А не пора ли нам взяться за что-нибудь покрепче?

Я отвлёкся, следя за парнем, который что-то пытался объяснить одному из барменов, перегнувшемуся через стойку. Видимо, пытался пожаловаться на проблему с туалетом. Внимание бармена пыталась привлечь пара девушек, но безуспешно, и скоро они переместились к другому концу стойки, чтобы ещё раз попытать счастья. Я же задумался, как они умудрялись держаться на таких каблучищах, явно пребывая на подъезде к станции «в стельку».

Тут внимание снова привлекли посетитель с барменом; теперь они оба двинулись к уборным, а последний ещё махнул охраннику, здоровенной плоскомордой горилле, чтобы тот шёл за ними. Интересно, что там случилось? Забини прав, и какая-то парочка решила уединиться?

— Помнишь, Драко? — раздался голос Блейза, и я быстро перевёл на него взгляд. Они со Стюартом явно вели какой-то диалог, который прошёл мимо меня.

— Что?

Взгляд расфокусировался, лицо Забини расплылось, чётче стал задний план. А именно то, что у входа в коридор появился бармен, зажимая возле уха телефон. Он оглядывался, словно искал кого-то в толпе. За ним тут же, потирая подбородок, появился парень, тот самый недовольный посетитель, который его позвал.

Краем глаза заметил, как Блейз помотал головой и чуть подался вперёд — похоже, полагая, что я просто его не расслышал из-за громкой музыки.

— Когда в школе был Хэллоуин… — он замолк и повернулся, проследив, видимо, за моим взглядом. — Да что там такое?

— Не знаю, — отмахнулся я и постарался снова включиться в разговор.

Но уже через несколько минут снова отвлёкся, зал как-то недобро засуетился, что-то там, в коридоре, явно происходило. Очень скоро ситуация прояснилась — за соседним от нас столом обсуждали тот факт, что закрывшемуся в туалете мужчине стало плохо, он потерял сознание. Только что его вынесли через заднюю дверь (видимо, чтобы не тревожить других отдыхающих таким «неприглядным» фактом) и увезли на машине скорой помощи.

Я глянул на бармена, который вернулся за бар, на посетителей, которые отирались за стойкой и сидели за столиками. Всё снова было спокойно. Обычный случай — кто-то выпил лишнего. А может, и не только выпил.

Блейз отправился к бару, а когда вернулся, то держал в руках три стакана и бутылку виски. Стюарт одобрительно хмыкнул, и я понял, что вечер посиделок с друзьями превратится в ночь, а то и ранее утро.

В какой-то момент, сквозь приятно окутавшую и разморившую дымку, я понял, что порядком захмелевший Стюарт рассказывал чуть менее трезвому Блейзу о Лоле — как они первый раз ходили в кино и как сбежали через двадцать минут после начала, потому что ей показалось слишком громко. Безобидная сопливая история, одна из тех, которую берегут для любопытных родственников.

Тут напарник поднялся, объявив, что идёт перекурить. Когда он ушёл, Блейз подсел ближе, чтобы не перекрикивать через стол, и плеснул мне в стакан ещё виски.

— У вас с Гермионой правда всё в порядке? — спросил он, словно в продолжение разговора со Стюартом. Лицо при этом у него было такое, словно он готовился вцепиться в первый же мой ответ и препарировать его тут же, на столе между стаканами.

— Почему должно быть не в порядке?

— Это ты мне скажи, приятель. Видел бы ты своё лицо, когда я заговорил про ужин.

— Всё отлично. Просто… не ясно, что будет с работой. У неё ещё неделя отпуска, да и я пока свободен, но, может, появится дело. Не хочу давать обещаний, которые не смогу выполнить.

И ведь не соврал? У нас с Гермионой и правда всё было хорошо, насколько это возможно.

— Это всего лишь ужин, — усмехнулся он, отпивая из стакана и закидывая в рот пару орешков. — Я ведь не спрашивал, когда вы, например, поженитесь?

— Что?

— А что? — он подался вперёд с идиотской ухмылкой. — Твои намерения не настолько серьёзные?

Я моментально сообразил, чем может закончиться этот разговор. Ну почему порой люди, состоящие в браке, стремятся перетянуть и других на свою сторону? В какой именно момент это становится настолько важно, что перестаёт быть личным делом и выходит за рамки самого человека? Становится больше, чем он сам, становится необходимым этот статус — быть женатым, быть замужем? Адепты секты Амура, Салазар их подери.

— Завязывай, Блейз, ты ведь знаешь, как обстоят дела. Тем более, ни ей, ни мне это не нужно. Нам и так хорошо.

— Знаю, — протянул он. Помолчал, а потом спросил: — Но неужели ты думаешь, что Гермиона не захочет, к примеру, детей? Ей сколько? Двадцать семь?

— Не захочет, — с уверенностью, которую действительно чувствовал, ответил я. — Грейнджер слишком любит свою работу.

— Пэнс тоже не хотела ребёнка, — Блейз развёл руки в стороны, — и я тоже никогда об этом не думал. И посмотри на нас сейчас…

Он замолк и повернулся. У столика появился Стюарт, и на его лице рисовалась то ли тревога, то ли нетерпение. Я напрягся, даже будто протрезвел.

— Что?

— Пойдём со мной, — нагнувшись ко мне, сказал он.

Мы молча дошли до коридора, оставив Блейза в недоумении. За спиной, в затемнённом зале, гомонил народ, играла музыка, слышался свист и радостные голоса. В этом же коридоре с ярко-жёлтыми, как моча, стенами, звуки слышались приглушёнными. Я машинально сунул руку в карман и нащупал палочку с самым гадким предчувствием, которого не мог объяснить. Несколько часов назад думал, что сегодняшний вечер станет одним из тех, о которых приятно вспомнить и повторить. Но почему-то никогда ничего не идёт по плану.

— Что случилось-то, мать твою, Стюарт?

Напарник молча вошёл в мужской туалет, махнув рукой, чтобы я шёл за ним.

— Я зашёл руки помыть, — объяснил он, — и у меня кошелёк из кармана выпал.

— Надеюсь, ты облил его кислотой и выбросил, — я поглядел себе под ноги, на грязные разводы на плитке.

Он остановился возле ряда раковин и указал на одну из них, а точнее на то, что было под ней — на трубы.

— Смотри, — произнёс он. — Это то, что я думаю?

Я присел на корточки, еле удержав равновесие. Под трубой, которая проходила в дюймах от пола, лежал какой-то предмет, нечто тёмное, вытянутое и гладкое.

Поднял взгляд на Стюарта — тот уже протягивал кусок бумажного полотенца, чтобы мне не пришлось трогать предмет руками.

Когда поднялся, продемонстрировал напарнику находку. Едва отливающая бликами в свете белых потолочных ламп, она выглядела совершенно обычным предметом. Если не знать, что это такое, и внимания не обратишь.

— Волшебная палочка, — негромко произнёс Стюарт. — И что она тут делает?