В пути (гет)

Кол решает уехать сразу же, как только возвращается в реальность. Он чувствует себя так, словно пробудился от долгого сна, и нестерпимо жаждет свободы. Новый Орлеан не может дать её. Новый Орлеан душный, душный до такой степени, что сам его воздух кажется нездоровым, насквозь пропитанным пеплом и отдающим могильной затхлостью. Несчастливые воспоминания, связанные с этим городом, преследуют Кола по пятам, лишая покоя. А счастливые... от них ещё больнее.

На этот раз никто не сможет его удерживать. О своём решении уехать подальше Кол сообщает семье, ставя их перед фактом, а не спрашивая мнения. Он не обязан никому отчитываться. Просто: «Знаете, вы, пожалуй, оставайтесь, занимайтесь своей жизнью, а я уезжаю. Развеяться. Когда вернусь — не знаю». Если вернусь вообще.

Братья Колу не препятствуют. Клаус лишь пожимает плечами, а Элайджа по обыкновению долго смотрит своим проницательным взглядом, но также возражений не высказывает. Вот и славно. Видимо, те времена, когда его жизнью внаглую распоряжались, теперь действительно прошли.

Кол уже готов переступить порог дома, взяв с собой лишь самое, по его мнению, необходимое: заначку и немного выпивки в дорогу. Но путь преграждают — знакомые обонянию пряные нотки духов вампир улавливает прежде, чем прямо перед ним возникает Ребекка. Взгляд Кола падает на сумку в её руках: тоже собралась куда-то?

— Я с тобой, — заявляет Бекка, вот так просто и непринуждённо. Как будто её позвали.

— С чего бы это? — приподнимает бровь Кол, по привычке не пряча ухмылку, которая отнюдь не всегда означает его доброе расположение. — Мне казалось, ты тоже не прочь отдохнуть от нашей семейки. Пожить в своё удовольствие. Но почему со мной-то?

— Потому что мы очень хорошо друг друга понимаем. Как бы ты ни отрицал это теперь. Оно, знаешь ли, никуда не делось.

Сказанное заставляет Кола озадачиться: кажется, за последними словами скрывается более глубокий смысл. Не та тема, что он предпочёл бы затрагивать, но...

—Так что, не станешь прогонять сестрёнку? — Ребекка хлопает глазами, своими голубыми омутами, а Кол успевает сосчитать каждый взмах пышных ресниц. Порой затягивающее зрелище. Не у неё одной были такие красивые глаза.

Они вместе покидают Новый Орлеан, и Колу даже неохота укорить себя за то, что так легко поддался Ребекке. Хотя зарекался никогда больше так не делать. Но почему-то не захотелось сейчас её отталкивать. Его-то вполне устраивало и одиночество, потому что жизнь доказала: нет компании лучше своей собственной. И никто лучше его самого не знает, что для него хорошо. Но вот Ребекка постоянно нуждалась в чьём-то обществе, хоть дружеском, хоть романтическом. Потому частенько и влипала в неприятности, подведённая собственными доверием и наивностью. И Кол хорошо понимал, отчего она решила уехать. Ей, собственно, тоже нечего было делать в Новом Орлеане. Ребекка, как и он сам, рвалась к свободе, и в этом они были едины. Но Кол не ожидал, что она захочет следовать с ним по одному пути. Видимо, какие-то неразрешённые вопросы между ними остались, и он сам это скоро осознает.

В пути у Кола и Ребекки нет определённой цели. Останавливаться в небольших городках, напиваться до одурения во всех встречающихся барах, добыть крови на двоих в тёмном переулке... Для таких, как они, это — почти обыденность, но сколько же удовлетворения она приносит. И никто не стоит над душой, не читает морали. Кол любит это ощущение — когда можно всё. И Ребекка — тоже.

Проводить время с Ребеккой — хорошо. Нет, даже отлично. В те моменты, когда поблизости нет никаких семейных проблем, а значит, и никаких распрей, вечно ставивших их по разные стороны баррикад. И ещё нет Клауса, которого Ребекка всегда предпочитала ему. Она, возможно, и не подозревает, но Кола до сих пор это бесит. А он и не собирается открывать ей правду. Побитая гордость ни за что не позволит. Теперь Кол лучше понимает, почему порой хотелось оттолкнуть Бекку от себя, да так, чтобы побольнее. Боль причинять он умел, а зачастую и любил. Но с ней это было сложнее, чем с другими.

В один из дней, когда они останавливаются в очередном придорожном мотеле, на Кола вдруг нападает необъяснимая тоска. Вроде бы он живёт сейчас так, как ему нравится. Но чего-то не хватает. Прошлое не хочет отпускать и всё время возвращается к нему, мелькая в голове мрачными картинами, подпитывая злопамятность и горечь. Неужели он обречён на всю жизнь?

Ребекка заваливается в комнату, создавая шум стуком каблуков и скрипучей дверью. На белом топе несколько пятен крови: она только что выносила куда-то остатки сегодняшнего ужина. И сердечко их, кажется, ещё трепыхалось. Бекка обворожительно улыбается, бесцеремонно заваливаясь на кровать рядом с братом. Настроение у неё явно получше, чем у него. Хоть она сегодня и не особо подшофе.

— Ты такой хмурый, братец. Тебе чего-то не хватает? — Ребекка устраивается у него под боком, так что шёпот её звучит в самое ухо.

Ты попала в точку.

— Да, но речь не о тебе.

— Зачем так грубо? — она, кажется, в самом деле почти обижена. — Я просто хотела узнать, что не так.

— Раз ты уверена в том, что понимаешь меня... Догадаться нетрудно, — Кол отвечает уже помягче.

— Да, я знаю в чём дело, — он слышит печаль в её голосе, и всё же удивительно, что она неподдельна. — Не была уверена, что ты хочешь поднимать эту тему. Но я всё поняла, когда увидела, что ты хранишь его. Сильно скучаешь?

Сильно ли? Глупый вопрос, Бекка.

Кол молчит, и Ребекка вздыхает.

— Я с самого начала не сомневалась, что тебе не будет легко и после отъезда. Полюбить жизнь заново непросто. Для этого нужно время. Потому я и решила составить тебе компанию. Что бы ты обо мне ни думал, брат, но мне не всё равно. И я могу прочитать твои чувства.

— Но чем ты можешь помочь? — нарочито безразлично спрашивает Кол. Участие Ребекки трогает его, но прошлые обиды — на неё, себя и весь мир — пока сильнее. — Да, мне всё ещё больно, но едва ли ты можешь заполнить эту пустоту.

— Теперь, наверное, нет. Уже не смогу. Но я готова попытаться. Я хочу для тебя лучшего и хочу, чтобы ты поверил. Больше мне ничего не нужно, — Ребекка подбирается ближе, хотя ближе уже некуда. Голос немного дрожит — робеет, но не отступается. — И... если ты мне позволишь быть рядом сейчас. Только сейчас, но так, как раньше, как когда-то. Я пойму, что ты веришь.

Если не в последующей жизни, то в эту минуту она нужна ему. И Кол позволяет. Одним взглядом — ей сразу понятно. Ребекка первая тянется к нему, обхватывая руками, заключая в объятия. Он сам притягивает её ближе, когда их губы сливаются в самом что ни на есть не родственном поцелуе. Очень приятно вспомнить, каково это. Много лет прошло с тех пор, как они были настолько близки в последний раз. Тогда между ними ещё не разверзлась окончательно пропасть. А сейчас она пытается проложить через неё мост. Но, похоже, слишком поздно для этого.

Кол сам раздевает её, укладывает на кровать, почти бросает, но Ребекке такая грубость по нраву. С наслаждением он оттягивает светлые волосы, сильно, до боли, и оставляет укусы на теле — тоже болезненные, с глубокими следами от клыков, затягивающиеся, однако, почти мгновенно. Этой ночью он, наверное, впервые чувствует ту самую свободу, за которой гнался. Именно тогда, когда так бесстыдно выгибается под ним тело сестры.

Утром Кол решает продолжить своё бесцельное путешествие в одиночку. Это более логично. Ребекка добилась, чего хотела. Можно считать, что он простил ей обиды. В конце концов прошлое нужно отпускать понемногу. Частями. Тогда и становится легче. Она помогла ему это осознать.

Но от одной части он не откажется. Уходя, Кол забирает с собой изящный посеребреный браслетик. Тот самый, который заметила Ребекка. Его он всегда клал поблизости — в тумбочке, а иногда под подушкой. Очень уж не хотелось случайно потерять. Эту вещицу он когда-то надел на руку Давины. Подарок вместо сломанного им же. Единственное, что хотелось взять с собой из Нового Орлеана. Это означало просто — «Я помню». Некоторые вещи забывать не хочется, пусть иногда они и приносят грусть. И страстью их не затмить тоже.

Садясь в удачно подхваченную машину, Кол прикладывает к губам холодное серебро, словно на удачу, и, заведя мотор, отправляется в свой новый путь.