Долгая прогулка (гет)

Было чертовски темно и чертовски холодно, однако дождь перестал лить, оборвавшись грустным перестуком крупных капель. Эовин трясущимися руками натянула ниже бесполезный капюшон, с которого стекали водяные ручейки, наклонила голову, чтобы согреться теплом собственного дыхания, и втянула кисти в рукава насквозь промокшей куртки. Ноги затекли и мучительно ныли, но она не могла встать и не хотела. Еще немного, уговаривала она себя, еще только пара минут, и тогда она сделает над собой очередное усилие. Эовин знала, чем грозит ей это обманчивое спокойствие — иллюзия тепла в закутке, образованном привалившимся к скале валуном, помнила, каковы были инструкции на этот счет — Теоден когда-то настоял на том, чтобы она прошла школу выживания, организованную при департаменте, — но усталость была сильнее воли и здравого смысла. Если она вырубится и сдохнет тут, в горах, Теоден, пожалуй, достанет ее с того света и убьет собственноручно.

Всего-навсего еще одна запретная прогулка, увлекательное путешествие в хитросплетении едва различимых троп. Ее столько раз предупреждали, и она слушалась, пока снова не стало слишком тяжело просыпаться по утрам, перемещаясь от точки к точке, словно робот или манекен. Марионетка на ниточках.

Нет, Эовин не хотела ничего подобного. Мысли о том, что будет с Теоденом и Эомером, если — когда — она не вернется, леденили ее не хуже долетавших с вершин порывов ветра. Поняв, что забрела слишком далеко, она сейчас же повернула обратно и пошла торопливо, то и дело запинаясь об обломки камней. Времени прошло не так много, всего около двух часов, панически размышляла Эовин, значит, вряд ли ей удалось потеряться по-настоящему. Саурон свалил в Харад, это совершенно точно: его видели в дорогущем ресторане, хозяин которого аккуратно продавал информацию Арагорну, — а без Саурона некому спустить шавок с поводка. Поэтому назгулов Эовин не опасалась.

Теперь она, пожалуй, была бы даже рада их появлению. Если не отвезут в Барад-Дур, то хотя бы пристрелят, и уже не будет холодно. Мобильник был заряжен, но треклятая сеть куда-то исчезла, стоило подняться хорошему ветру, а позвонить Теодену или Эомеру раньше Эовин не догадалась: думала, что выберется сама. Даже порадовалась нежданному приключению, дура…

Из забытья ее вырвал странный звук. Эовин дернулась, приложилась затылком о камень, застонала от сковавшей тело боли. Звук повторился — знакомый до тошноты, чуждый окружавшей ее темноте, но совершенно неопознаваемый для нее, будто ей напрочь отшибло память. Эовин попыталась встать, но не смогла разогнуться. Получилось лишь подняться на четвереньки и проползти вперед, опираясь на норовившие подломиться руки и волоча за собой ноги. Ног она не чувствовала — изнутри обдало жутью при мысли о том, что ее ждет ампутация.

Темноту разрезало полосой света, и Эовин, не веря глазам, рванулась вперед, вывалявшись в грязи. Фонарь, балроги его побери, и автомобильный гудок, вот что это было. Кто-то нашел ее. Она не сдохнет. Она вернется домой. Если успеет дать о себе знать.

Свет фонарика, ползавший по скалам, упорно промахивался. Эовин попыталась закричать, но голос ей не повиновался, а двигаться быстрее не получалось. В густой темноте она поначалу видела только круглый глаз спасительного фонаря, потом заметила горящие фары стоявшей чуть поодаль машины.

— Эй! — прошептала она чуть не про себя. Губы будто бы стянуло, а язык еле ворочался. — Эй! Я здесь!

Фонарь замер, дернулся, а потом вдруг ткнулся прямо в нее, напрочь ослепив вспышкой. Эовин зажмурилась, оторвала от земли руку, кое-как опираясь на вторую, и помахала. По камню заскрежетали торопливые шаги, все ближе и ближе, и через минуту кто-то схватил Эовин за ворот куртки и дернул вверх. До этого момента она еще питала смутную надежду, что это кто-то из полицейских или спасателей, но теперь иллюзий не осталось: ауру жути, исходившую от назгулов, перепутать с чем-то другим было сложно, даже если очень захотеть. Впрочем, выбора у Эовин не было, и она покорилась резким движениям своего избавителя, который, казалось, задался целью вытрясти ее из промокшей одежды или, по крайней мере, окончательно привести ее и так испорченные шмотки в полную негодность.

— К Готмогу в пасть тебя, идиотка! — прошипел у Эовин над ухом слишком хорошо знакомый голос, и ее промерзшие внутренности взорвались вспышкой жара. Она бестолково завозила негнущимися пальцами по скользкой ткани куртки. Назгул чувствительно дернул ее за плечо.

— Держи-ка руки при себе!

Эовин ощутила укол абсурдной обиды и замерла, опустив измазанные в глине ладони. Призрак поудобнее переложил в руке фонарик, осветил ее с ног до головы и хмыкнул.

— Придется затолкать тебя в багажник. Ты что, проделала весь этот путь ползком?

— Оплачу тебе химчистку, — попыталась ответить Эовин, но вместо слов наружу вырвались жалкие всхлипы, прервавшиеся кашлем: в довершение ко всему прочему у нее вдруг смертельно пересохло в горле. Назгул спохватился, опустил фонарь, порылся в кармане куртки, щелкнул чем-то и ткнул Эовин в губы горлышком фляжки.

— Давай, выпей. Быстрее.

Она различила тепло и смутный травяной запах, но на большее у нее не хватило сил. В глазах вдруг потемнело, а уши заполнил звон, как будто она слишком долго слушала очередной надоедливый хит на школьной дискотеке. Фляжка исчезла, а фонарь погас. Назгул сдернул с плеч Эовин куртку, бросил ее наземь, потом схватил Эовин подмышки и почти поволок к машине.

Она очухалась на заднем сидении очередного дежурного внедорожника. Печка жарила так, что запотели окна, но Эовин все равно было холодно, и она не чувствовала рук и ног. Машину подбрасывало на ухабах, а по крыше долбил снова зарядивший дождь. На глаза Эовин навернулись слезы. Она бы уже окочурилась от переохлаждения, если б он ее не нашел. Одни балроги знают, как ему это удалось, как он догадался, куда ее занесло, и как различил ее шепот, которого она сама не слышала, но факт оставался фактом: Призрак ее вытащил. Куда он ее вез и что ее там ждало, Эовин боялась задумываться, наслаждаясь понемногу просачивавшимся сквозь ее кожу теплом.

— Потерпи, минут через двадцать доберемся до места, если треклятый дождь не размыл дорогу окончательно, — подал голос спаситель, словно прочел ее мысли. Эовин с болезненным усилием перевернулась на бок. Машину снова ощутимо тряхнуло.

— Фляжка рядом с тобой на сидении, — продолжал Призрак. — Попей, если сумеешь. Я бы тебе помог, но не хочу тратить время на лишние остановки.

Последняя его фраза прозвучала с таким явным упреком, что Эовин решила снова притвориться бесчувственной. Было и обидно, и страшно, и жутко стыдно: за то, что сидение покрылось подсохшими уже глиняными разводами, за беспомощность, за свою выходку в целом. Эовин хотелось говорить, спрашивать, объяснять, чтобы тишина не казалась такой удручающей, но голос ей по-прежнему не повиновался, а мысли путались. Наконец машина, качнувшись, остановилась. Призрак заглушил ее, вышел и через несколько секунд открыл дверь, обдав Эовин потоком жутко холодного воздуха. Выбраться наружу было нелегко — без помощи Призрака она бы ни за что не справилась. Он снял с себя куртку и накинул Эовин на плечи, а потом подхватил ее под руку и повел куда-то в темноту.

— Где мы? — хрипло пробормотала она, хлюпая ногами по лужам, вода в которых доходила ей до щиколоток. Ангмарец, упорно тащивший ее вперед, сделал вид, что не заметил, что Эовин снова обрела дар речи. Они остановились где-то посреди мрака, полного бесконечного дождя. Призрак вдруг притянул ее к себе, так что Эовин от неожиданности приложилась носом о его грудь, и принялся рыться в кармане куртки, накинутой на ее плечи.

— Совсем забыл. Надеюсь, ты его не выронила. Иначе вот тебе мое честное слово, я тебя пристрелю…

Эовин не двинулась, смущенная и угрозой убийства, и внезапной близостью. Замерзший нос сам собой зарылся в манящее тепло чужого тела — ровное, живое, пахнущее лесом и еще едва заметно какими-то духами. Ей мучительно и почти бессознательно захотелось, чтобы этого тепла стало больше — чтобы можно было окунуться в него полностью и закрыть глаза, отключив реальность. В кармане куртки вдруг что-то щелкнуло, и сейчас же где-то в темноте раздался ответный писк. Назгул шагнул в сторону. Эовин различила смутные красные огоньки впереди.

— Это одна из наших баз, — сказал он успокаивающе. — Не бойся, там никого нет. Саурон сейчас в отъезде, а остальные знают, что у нас… Нештатная ситуация, в общем.

Его «никого нет» заставило Эовин снова вспыхнуть изнутри от вспышки всепоглощающего жара. Она толком не заметила, как Призрак дотащил ее до какого-то крыльца, обитого чем-то, похожим на резину: пришла в себя только тогда, когда раздался звук заработавшего генератора и перед ней вспыхнул мягким желтоватым светом прямоугольник двери. Назгул протянул Эовин руку и повел ее внутрь, видимо, боясь, что она свалится ему под ноги, испачкав глиной еще и полы. Эовин осмотрелась, щурясь. Дом был совсем небольшим, грубые деревянные стены, пол да потолок, и еще одна дверь, ведущая в отгороженное в углу помещение. В противоположном углу был сложен камин, возле которого стояла пара стульев и низкий стол, а у стены примостилась узкая кровать, застеленная зеленым армейским одеялом.

— Ничего особенного, как видишь, но явно поприятнее, чем под открытым небом, — издевательски проговорил Призрак над самым ухом Эовин. Она вздрогнула, выныривая из задумчивости, повернулась, пошатнувшись, и взглянула ему в лицо. В масляно-желтом свете висевшей на стене лампы под стеклянным плафоном черты Призрака показались Эовин не такими, какими она их запомнила: мягче и как будто моложе. На взъерошенных волосах поблескивали капли воды. Она перевела взгляд ниже, подмечая напрочь вымокший худи — по синей ткани расползлись темные потеки, — снова подняла глаза и наткнулась на острый ответный взгляд, от которого у нее по телу пробежала крупная дрожь.

— Ты злишься? — выдохнула Эовин раньше, чем успела задуматься. Призрак прикусил губу, нарочито игнорируя ее глупый, в общем-то, вопрос. Конечно, он злился. Как и Теоден, если успел вернуться с дежурства…

— Я… — снова заговорила Эовин, все еще с трудом ворочая языком. — Надо сказать моим, где я. То есть что меня нашли. Или…

Он досадливо отмахнулся.

— А то без тебя не сообразил бы. Теодену доложили, что на тебя наткнулись егеря. На твое счастье, у меня есть полезные связи в вашей лесной службе.

Эовин кивнула, снова ощутив внезапный приступ смущения. Значит, все хорошо, и ей надо радоваться: она в тепле и относительной безопасности, а Теоден не станет штурмовать Барад-Дур. То, что он запрет ее дома до конца года и ей повезет, если не в камере родного участка для большей надежности, уже совсем другой разговор, главное, что сейчас все вроде бы идет правильно. За исключением пары пустяков: ей предстоит провести ночь в компании самого одиозного преступника после Саурона, раз, ей не хочется, чтобы эта ночь заканчивалась, два.

— Почему опять ты? — поинтересовалась она и добавила, увидев, как злость на лице Призрака сменилась недоумением. — Ну, в смысле… Как ты меня нашел?

Он насмешливо скривил губы, и Эовин поймала себя на том, что зависла на рассматривании их резковатых, но изящных очертаний.

— А кого бы тебе хотелось увидеть? Теодена или Эомера? Не в обиду вашей семейке будь сказано, но они пару центов у себя в карманах с похмелья не найдут, как и весь ваш департамент. Или, может быть, тебе не терпится повидаться с Сауроном? Это хоть как-то объясняет твои идиотские прогулки. Я могу устроить вам встречу, если пожелаешь, — закончил Призрак. В голосе его звучала теперь явная угроза, смешанная все с той же угасшей было злостью. Эовин нервно сглотнула, замирая под взглядом, сверлившим ей кости. Мышцы на ее животе дернулись, и внутренности стремительно наполнила тревожная тяжесть.

— Я не хотела, — прошептала она. — Просто мне было… Мне надо было, понимаешь? Я ухожу иногда, и раньше я ходила по городу, но меня там все… Каждая собака…

— И поэтому тебя понесло в горы. Снова, — закончил за нее Призрак. — Тебе бы показаться специалисту, Эовин. Пуля в лоб была бы быстрее, и хлопот меньше. Отмыть потом полы, только и всего.

— Учту на будущее, — пробормотала Эовин, вложив в свой ответ побольше яда, чтобы Ангмарец не заметил, как сильно ей захотелось разреветься. Видимо, получилось плохо: он выдохнул, и

выражение его глаз явно смягчилось.

— Ладно, воспитательные беседы — прерогатива Теодена, к счастью для нас обоих. Давай, разувайся и дуй в ванную. Там в шкафчике вещи, тебе, конечно, не по размеру, но ничего другого предложить не могу. Вода будет греться еще долго, здесь давно никого не было.

Эовин кивнула, наклонилась и попыталась расшнуровать ботинки, но не тут-то было. Если ее язык немного развязался в тепле, то пальцы напрочь отказались ей повиноваться. Каждое движение отдавалось в нервах болью и отвратительным покалыванием, прорывавшимся сквозь онемение.

— Я не могу! — почти выкрикнула она. — Ни балрога не получается.

— Давай только без истерик, — сердито ответил с другого конца комнаты назгул, который уже успел развести в камине огонь, разуться, развешать на решетке мокрые носки и теперь пристраивал к ней расшнурованные ботинки. — Нянек здесь нет, но если хочешь, могу сгонять в участок за Теоденом. Пусть подтирает тебе сопли.

— У меня все закоченело, пальцы не гнутся, и меня до сих пор морозит, — зло проговорила Эовин почти по слогам. — Я не в состоянии ни разуться, ни раздеться, и вообще…

Поняв, что именно сказала, она запнулась и испуганно уставилась на Призрака. Он тоже смотрел на нее широко раскрытыми глазами, забыв про валявшийся на полу ботинок. Раздражение на его лице сменилось недоумением, а потом таким откровенным ужасом, что Эовин едва не разразилась истерическим хохотом.

— У меня на джинсах три пуговицы. Вместо замка, — откашлявшись, добавила она. — Так сейчас типа модно и все такое. Слушай, ты помоги мне разуться, а остальное само высохнет, я просто сяду у огня и больше ничего не испачкаю. Пожалуйста.

Последнее слово Эовин пробормотала шепотом, едва им не подавившись. Призрак отвернулся и тряхнул головой, будто ушам не поверил. Смущение заволокло комнату густым и едким пологом, так что Эовин снова стало трудно дышать. К балрогам, он же не может ее… В самом деле…

Эовин старательно смотрела в закопченный потолок, но взгляд все равно упорно соскальзывал со скучных бревен на белобрысую макушку — назгул сидел у ее ног, ковыряясь острием лезвия ножа в узле, который Эовин затянула, пока пыталась развязать шнурок. Это было настолько невероятно, что она даже пожалела, что не сможет рассказать об этом в школе. Будто бредовый сон или галлюцинация, и она бы, пожалуй, поверила, что спит или сходит с ума, не будь ощущение его присутствия таким… Всеобъемлющим. Так было еще в их первую встречу: она теряла всякую связь с окружающим миром, наматывая все внимание на ось его близости. Полностью сосредоточиваясь на нем. Проваливаясь и падая прямиком во мрак, заполнявший ее изнутри. Эовин казалось, Ангмарец должен быть холодным, как камень или болотные воды, но она уже узнала, каково на вкус его тепло, и узнавала это снова теперь, пока он стаскивал с нее ботинки и снимал носки, сжимая ее щиколотки сильнее, чем нужно, так, что Эовин потеряла равновесие и вынуждена была схватиться за его плечо, чтобы не рухнуть мешком у его ног. Она отдернула руку сразу же, будто сунула ее в огонь, и Призрак тоже подался в сторону. Это задело Эовин. Она подумала, что ему было неприятно из-за того, что у нее холодные руки — худи он тоже снял и остался в футболке и штанах, сшитых наподобие армейских, — а следом в голову полезли мысли о том, как ему должно быть противно из-за того, что она такая грязная и насквозь мокрая, и пальцы у нее все сморщились, как у полежавшего в воде трупа. Оцепенение накатило тошнотворной волной. Наверное, у нее изо рта несет так, что в обморок можно свалиться. И вообще… Ему дела до нее нет, а он с ней возится, и это наверняка его бесит. Что ты вообще творишь, Эовин? У тебя что, мозгов нет?

Она рванулась в сторону, едва не потеряв равновесие снова. Призрак, который задумчиво смотрел на ее ботинки, видимо, размышляя, сжечь их сразу или попытаться все же реанимировать, вздрогнул от неожиданности и вопросительно уставился на нее.

— Дальше справлюсь сама, — резче, чем хотела, сказала Эовин. — Спасибо за помощь. Ванная там?

Он осторожно кивнул, глядя на нее с опаской, и отступил в сторону, будто показывая, что не собирается преграждать ей путь. Эовин зашагала к спасительной двери, изо всех сил пытаясь ступать твердо. Ноги липли к холодным доскам, и от этого ее ненависть к себе усилилась еще больше — настолько, что она почти пожалела, что вообще оказалась в этом доме. Схватившись за металлическую ручку, Эовин дернула дверь, но та не подалась. Она дернула еще раз, недоуменно выругавшись, — результат был тот же.

— Толкай от себя, — произнес назгул за ее спиной так, будто опасался, что она рванет, как граната с вышедшим из строя предохранителем. — Там внутри будет выключатель. Слева.

Сгорая от стыда, Эовин наконец справилась с дверью и даже героически нашарила кнопку выключателя. Хотелось плакать, и она не пыталась сдерживаться, когда по щекам потекли горячие — и откуда взялись, она же промерзла до костей — соленые слезы. Ей было дерьмово, когда она сматывалась из дома в горы, а теперь стало еще дерьмовее, хотя по ее ощущениям это было невозможно, потому что она должна была захлебнуться к Мелькору во всем этом дерьме. Ангмарец прав, ей, видимо, пора в психушку. Может, пара-тройка таблеточек решит ее проблемы, и плевать, что после этого путь в полицию будет для нее закрыт.

Размазав остатки своего нервного срыва тыльной стороной руки, Эовин осмотрелась: ванная была ровно такая же, как и дом, небольшая и почти пустая. Шкаф, раковина, зеркало, душевой поддон, закрытый пластиковым экраном. Эовин открыла воду и с удовольствием вымыла руки и лицо, не обращая внимания на то, что бойлер так и не нагрелся. Сунув нос в шкаф, она увидела на верхней полке коробки с лекарствами, стопку полотенец на средней и аккуратно свернутые вещи на нижней. Эовин потянула ткань, лежавшую сверху, и в руках у нее развернулась черная футболка с белой надписью «Мордор» через всю грудь. Под надписью красовался довольно потертый череп. Эовин невольно усмехнулась и вздернула футболку на крючок, приделанный к панели, закрывавшей стену: идеальное попадание в ее настроение. Теодена бы, наверное, хватил инфаркт. Теперь дело оставалось за малым: раздеться без посторонней помощи, вымыться, наплевав на то, что вода еще холодная, дожить до утра и перетерпеть поездку до Эдораса. Не бросит же Ангмарец ее здесь, раз уж взялся спасать ее шкуру. Эовин взглянула на себя в зеркало: удручающе бледная зареванная физиономия с все еще синеватыми почему-то губами и резко выступившим шрамом. Картину дополняли всклокоченные волосы. Интересно, если бы она была красивой, то… Мысль она не додумала: отвернулась от зеркала и потянула вверх свитер. Куртку жаль — почти новая, но вряд ли бы ее спасла даже химчистка. Свитер поддался довольно легко, хотя у Эовин и закружилась голова, пока она стягивала горловину. Она бросила его под ноги, рывком выдернула из-под пояса джинсов футболку и тоже отправила ее на пол. Оставалось самое сложное: три металлических пуговицы, чтоб их. Подружка, с которой Эовин против обыкновения отправилась за покупками, хохотала и спрашивала, как она собирается ходить в туалет, а Эовин мысленно крутила пальцем у виска. Про такое не говорят в приличном обществе, а вообще ничего сложного, она же не инвалид.

Пуговицы не поддавались. Эовин успела вспотеть, замерзнуть и снова покрыться испариной, но толку от ее усилий не было: только боль и ощущение, что руки никогда не будут повиноваться ей снова. Ногам было не легче: Эовин догадалась встать на свитер, но пол все равно казался ей жутко холодным. В довершение ко всему усталость навалилась на нее с удвоенной силой, а еще ей постыдно и прозаично нужно было воспользоваться унитазом, который поблескивал девственной белизной в паре шагов от нее. Если бы кто-то рассказал Эовин эту историю, она бы, наверное, хохотала до слез, но сейчас слезы наворачивались ей на глаза совсем по другой причине. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, и от этого было невыносимо гадко. Можно было, конечно, остаться одетой и просидеть так всю ночь, но что делать с водяным шаром, налившимся в животе, Эовин не представляла. Слишком много жидкостей — Глаурунга бы сюда с его пламенем…

За дверью послышались шаги, а потом осторожный стук.

— Ты переоделась? Вода еще не скоро согреется, если ты ждешь этого. Я нашел консервы с супом, обычно его жрать невозможно, но с голодухи сойдет.

Эовин замерла в растерянности, вцепившись в верхнюю пуговицу. Не дождавшись ответа, Ангмарец продолжал:

— Слушай, я ничего не собираюсь тебе делать, если ты этого боишься. Давай так: я пойду в машину и вернусь, когда рассветет, увезу тебя в Эдорас и распрощаемся.

— Нет! — вскрикнула Эовин, испугавшись перспективы остаться в одиночестве. — Не надо никуда уходить. Подожди, я надену что-нибудь, а потом помоги мне расстегнуть штаны. Они никак не расстегиваются!

Он вошел, когда Эовин приглашающе приоткрыла дверь. На его лице было преувеличенно серьезное выражение — настолько, что она даже не усомнилась в том, что он отчаянно сдерживает смех. Все это было позорнее некуда, но терпеть дальше она просто не могла.

— Если расскажешь кому-нибудь, я тебя задушу, клянусь задницей Эорла, — прошипела Эовин сквозь сжатые до боли зубы. Призрак вскинул бровь и позволил себе сдержанную улыбку. На худой щеке обнаружилась трогательная впадинка.

— Непременно доложу командиру, как только вернется. Думаю, мне дадут внеочередной отпуск за боевые заслуги.

Эовин не сдержала смешка. Напряжение, охватившее ее, слегка ослабло, но лишь до того момента, когда Ангмарец шагнул к ней и остановился, оказавшись вплотную.

— Ну давай, что у тебя там. Суп остывает.

Эовин покорно собрала подол футболки. По щекам и груди растекся лихорадочный жар, а во рту снова стало сухо, как в выжженной августовским солнцем степи. Призрак осторожно протянул руку и попытался протолкнуть пуговицу в петлю, но та не поддалась. Он выдохнул — Эовин почувствовала смутное тепло на щеке и неожиданно для самой себя жадно вдохнула. Призрак оторвал взгляд от ее ширинки и перевел на лицо.

— Тут все намокло, вот и не идет. Сейчас расстегну.

Эовин нервно кивнула. Призрак оттянул пояс её джинсов и принялся за дело. Через пару минут упорных стараний пуговицы наконец были расстегнуты. Сердце у Эовин колотилось так, что стучало даже в висках. Его запах заполнял легкие, хотя она пыталась не дышать, чтобы сохранить остатки рассудка. В животе, который Призрак то и дело задевал костяшками пальцев, разлился томительный жар, стыдный, но болезненно-сладкий. Она невольно облизнула губы — именно тогда, когда он покончил с пуговицами и посмотрел ей в лицо. Они снова столкнулись взглядами. Эовин едва сдержала жалобный возглас: тревожное, тоскливо-горячее, жгучее чувство прокатилось по ее телу, воткнувшись напоследок куда-то в легкие. Призрак откинул голову, которую до того держал чуть склоненной, и сжал губы. Эовин не могла оторвать глаз от его лица. Руки ее приподнялись будто сами собой и легли на его запястья — просто чтобы удержать равновесие в мире, который внезапно полетел кувырком.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Призрак глухо и растерянно.

— Мне холодно, — выдохнула Эовин, придвигаясь ближе, так, что ее грудь коснулась его груди. Она чувствовала, как часто и неглубоко он дышит, и от этого ее собственное дыхание сбилось окончательно.

— Я замерзла, — продолжала она, чтобы не дать ему сориентироваться и прийти в себя. — И голова кружится.

Призрак отнял у нее руки. Эовин едва не застонала от досады, но он тут же накрыл ладонями ее кисти. Она вдохнула глубже, позволяя себе окончательно сойти с ума, и опустила руки ему на живот, удивившись твердости сжавшихся под ее касанием мышц.

— Ты и правда вся холодная, — сказал он все с той же растерянностью. — И дрожишь. Пойдем, тебе надо поесть и лечь. Иначе подхватишь пневмонию.

Эовин протестующе помотала головой — когда она успела уткнуться носом Ангмарцу в грудь, никто из них двоих не заметил. Внутри нее все горело адским пламенем, тело колотило в ознобе, а перед закрытыми веками прыгали красные пятна. Мой, мой, мой, мой — и ни одной связной мысли.

— Я не хочу есть, — капризно протянула она, удивившись, что может так говорить: Теоден изо всех сил старался выбить из нее этот тон и вроде бы выбил. — Давай лучше ляжем.

Ангмарец отпустил ее руки, которые сжимал так, будто тщетно старался не дать ей к себе прикоснуться.

— Ты ложись. Попробуй поспать. Я пойду проверю машину. Мне кажется, я не выключил фары.

Эовин нехотя подняла голову, взглянула ему в лицо, уличая во лжи.

— Все ты выключил. Я помню.

— В любом случае, тебе стоит лечь и отдохнуть, — сказал он, слегка отстраняя ее от себя. — Давай, идем. Ты устала.

Эовин подчинилась: спорить было глупо, тем более что ей самой хотелось быстрее добраться до постели. Она попросила еще пару минут и, оставшись одна, стыдливо спрятала в кучу своих грязных вещей насквозь мокрые трусики. Было стыдно и одновременно тревожно-приятно от предвкушения. В глубине души Эовин понимала, что Призрак вряд ли к ней притронется, а если притронется, то она пожалеет об этом, как только спадет морок его близости, и все же она горела лихорадочным жаром — вся полностью, от сухих губ до дрожащих коленок. Первый раз это случилось с ней бессонной ночью вскоре после их первой встречи: она вспоминала его со злостью, выдергивая из памяти каждую деталь, до тех пор, пока низ живота вдруг не заполнила теплая тяжесть, которую вскоре сменило стыдное чувство ноющей пустоты. Эовин даже не пыталась бороться — радостно поддалась своему проклятью, которое с каждым днем разрасталось в ней все сильнее.

Когда она вышла из ванной, комнату освещали только огненные отсветы. Призрак сидел у камина, сосредоточенно покачивая в руке открытую консервную банку. Соблазнительно пахло чем-то мясным — Эовин принюхалась, отвлекшись на требовательное чувство голода, но тут же подавила порыв. Если он собирался отвлечь ее едой, то расчет явно был неверен.

— Иди сюда, — позвал ее Призрак. — Ты наверняка голодная.

— Нет, — сказала она, с трудом справляясь с дрожью в севшем голосе. — Я не хочу сейчас есть. Я лучше лягу.

Он пожал плечами, отставил банку на каминную полку.

— Ну давай. К утру это будет невозможно есть, но я попросил, чтобы тебе привезли какой-нибудь одежды и что-нибудь нормальное из еды.

— Спасибо, — проронила Эовин, когда тишина стала неловкой, прошла к кровати, забралась под одеяло и демонстративно придвинулась к самой стене. Грубое белье холодило разгоряченное тело, но это было даже приятно. Она подождала несколько минут. Призрак не двигался с места и смотрел в огонь, будто бы забыв о ее присутствии.

— Ты будешь ложиться? — спросила Эовин наконец. Смущение было таким же невыносимым, как желание получить его — и страх, что он окажется так близко, растворившись в ней, в ее плоти и крови. Несколько секунд прошли в мучительном ожидании, а потом Призрак отрицательно покачал головой в ответ.

— Ты спи, Эовин. До рассвета пара часов, успеешь хоть немного отдохнуть.

Эовин молча кивнула, не заботясь о том, рассмотрел он ее жест или нет, и легла, свернувшись в клубок под колючим одеялом. Горячечный бред возбуждения спадал, оставляя по себе тяжелую, но такую спокойную усталость. Перед тем, как окончательно отключиться, она почувствовала, как Призрак коснулся ее плеча, а потом плотнее укутал ее в одеяло.