Зерно граната (гет)

Я не люблю весенние цветы, особенно нарциссы. Они как предвестники неотвратимой беды.

Клумбы рядом с учебным корпусом, как назло, были сплошь засаженные нарциссами. Пьянящий аромат, разливающийся в воздухе, вызывал тошноту. Словно нельзя было посадить другие цветы, не так ярко напоминающие о весне. Настроение стремительно портилось.

Наблюдая за группками студентов, обсуждавших свои проблемы и свершения, спешивших на занятия или просто отдыхавших на скамьях перед корпусами, я приближалась к высоким каменным ступеням.

Тяжелая деревянная дверь открылась бесшумно, впуская в прохладный сумрачный холл. Тишина этого места будто была священной: здесь никто не шумел, все предпочитали говорить, понизив голос. Кафедры располагались в старом здании с длинными гулкими коридорами, тяжелыми деревянными дверями, гасившими всякие звуки. Ковер в коридоре делал шаги почти бесшумными. Мне нравилось это здание гораздо больше новых учебных корпусов: больших, светлых, но таких неуютных. Это место стало моим пристанищем. Мой кабинет был пуст, видимо, ассистентка забыла запереть дверь на ключ или вышла ненадолго. Сняв весенний плащ, я повесила его в шкаф, поправила свои каштановые с легким медным оттенком волосы и слегка улыбнулась себе в зеркале. Ненадолго задержалась у стола, собирая материалы для предстоящей контрольной, и направилась в аудиторию, находящуюся в учебном корпусе. Все корпуса были соединены между собой: где-то подземными переходами, а где-то галереями на уровне вторых этажей. Это было удобно, но новичкам иногда приходилось поплутать.

Поднимаясь по лестнице, я ненадолго погрузилась в свои мысли и не заметила, как на с кем-то столкнулась. Папка выпала из рук, документы веером рассыпались по пролету. Я вздохнула, присела и стала собирать разлетевшиеся бумаги.

— Прошу прощения, мисс Бриар, — рядом со мной на корточки опустился студент старшего курса Эдриан Крэйн и принялся подбирать выпавший из папки листы. Я редко видела его на моих занятиях, но контрольные он всегда писал на отлично. Когда на лекциях я находила его взглядом, во мне часто просыпались совсем неуместные эмоции.

— Ничего страшного, — настроение совсем испортилось.

Я поднялась, запихивая бумаги в папку как попало.

«Рассортирую в аудитории», — хотелось побыстрее уйти отсюда.

Эдриан протянул мне собранные документы, и наши руки на миг соприкоснулись.

Обнаженная девушка на ложе, едва прикрытая черной шелковой простыней, мужчина, скрытый во тьме, видны только руки, застегивающие на хрупкой шее ожерелье с подвеской в форме граната. Вдруг девушка повевнула голову, и я будто увидела свое отражение.

Отдернув руку, словно обжегшись, я чуть смяла бумаги в руке. Запрокинув голову, бросила на Эдриана быстрый взгляд и бессознательно коснулась подвески на своей шее.

— Благодарю.

Документы отправились в папку, и я продолжила подъем по лестнице, даже не оглянувшись. А потому не знала о взгляде, которым он меня проводил.

Не хватало еще опоздать. Аудитория встретила меня шумом, постепенно затихающем после звонка. Сегодня контрольная, и студенты волнуются. Предмет, который я преподаю, — классическая греческая мифология. Боги и герои.

— Всем доброе утро, — я положила папку на стол и равнодушно скользнула взглядом по рядам.

Студенты готовились, пытаясь урвать последние крохи знаний. Мое внимание задержалось лишь на Элис Нил. Обычная студентка, только вот когда я смотрю на нее, внутри становится неспокойно, и начинает мерещиться запах мяты, которая вызывает во мне неприязнь еще большую, чем нарциссы. А когда я вижу ее рядом с Эдрианом, со мной происходит что-то совсем из ряда вон выходящее. Эту эмоцию я могу интерпретировать только как ревность. Но почему?

Жадные поцелуи, тихий шепот: «Моя, Кора». Жаркие ласки, обнаженные тела, сплетающиеся в танце страсти на черном шелке простыней.

Хлопнула дверь аудитории, опоздавшие в спешке заняли свои места, и я стала раздавать задания. Немного тишины мне не помешает сейчас, чтобы сосредоточиться и успокоиться. Я стала разбирать перемешавшиеся бумаги, разглаживать помятые документы и складывать их в папку, пока студенты были заняты контрольной. Листы с уже написанным контрольным заданием по очереди ложились на преподавательский стол, и студенты покидали аудиторию. До звонка еще было время, но многие справились довольно быстро. Наконец в помещении осталось всего несколько человек. Элис гипнотизировала взглядом Эдриана, сидевшего через ряд от нее. А он смотрел… На меня? Я опустила взгляд на бумаги, но внезапно в глазах потемнело.

Стоны и вскрики наслаждения, прорезавшие полумрак, будто ножом. Два тела сплелись в экстазе. «Гадес», — выкрикнула девушка и впилась пальцами в плечи мужчины. Они замирают одновременно. И вдруг я увидела его лицо с правильными чертами, в обрамлении черных как смоль волос и темный пронзительный взгляд, смотревший, кажется, в самую душу.

— Вам нехорошо, — на секунду показалось, что это голос из моих видений. Прикосновение к руке вернуло меня в реальность. Я открыла глаза и отдернула руку, наверное, излишне резко, но шагов я не слышала, а аудитория была пуста.

— Все в порядке, — я смотрела на Эдриана и недоумевала: что вдруг сделало его героем моих странных грез?

«Он студент, — напомнила я себе, — а это как минимум непрофессионально».

Я с удивлением обнаружила, что он протягивает мне пластиковый стаканчик с водой.

— Выпейте, — Эдриан смотрел участливо. Надеюсь, он не разболтает друзьям о моем состоянии. Не хочется потом слушать сплетни о мнимых болезнях.

— Я никому вас не выдам, — он будто прочитал мои мысли.

Я взяла протянутый стакан и поблагодарила то ли за воду, то ли за обещание. Вода была прохладной и немного успокоила меня. Возвращая ему стакан, наши пальцы вновь соприкоснулись. У Эдриана на мгновение затуманился взгляд, а потом он странно посмотрел на меня.

— Интересная подвеска, — он кивнул на мой кулон.

— Это подарок, — я непроизвольно коснулась украшения.

Эдриан кивнул, и на миг мне почудилась тень улыбки на его губах. Выбросив стаканчик в урну, он оставил меня в одиночестве. Это и к лучшему, разговоры — не то, чего мне сейчас хотелось бы. Наверное, пора отдохнуть как следует.

Я стояла у окна своего кабинета, глядя на клумбу с нарциссами, и старалась выбросить из головы видения-грезы. «Это все стресс, — уговаривала я себя, — плохое питание, недостаточно отдыха, длительное воздержание. А Эдриан — просто привлекательный молодой человек. Но он студент, а я преподаватель. В конце концов, как бы он мне ни нравился, есть правила внутреннего распорядка университета. Да и банально моральные принципы. Мои принципы».

Я почти уговорила себя, когда краем глаза заметила движение. Сфокусировав взгляд, я нахмурилась. Посреди клумбы возник силуэт, сплошь сотканный из тьмы. Я зажмурилась и отвернулась от окна.

— Так, хватит! Пора домой, плотно поесть, принять душ и хорошо выспаться, — я направилась к шкафу за вещами.

На клумбе почерневшие нарциссы прахом осыпались на землю.

— Я вернусь, — девушка шепнула, размыкая объятья и вставая с ложа.

— Я буду ждать, — мужчина проводил супругу печальным взглядом.

Разлука будет долгой, и им этого не изменить…

— Кора! Ты опять витаешь в облаках, — мама недовольно посмотрела на меня.

Я перевела взгляд на свои ладони и сосредоточилась. Бутон под моими руками стал медленно распускаться. Вдруг у правого предплечья вспорхнула бабочка, и я проводила ее взглядом.

— Внимательнее, доченька! — Я вновь взглянула на цветок, но его лепестки уже начали осыпаться.— И почему ты такая несобранная сегодня?

— Я задумалась.

— О чем, детка? — мама ласково посмотрела на меня.

— Отчего черный — это цвет скорби?

Деметра пристально посмотрела на меня, а потом медленно ответила:

— Оттого, что это цвет ночи, когда затихает и впадает в спячку все живое. Это мгла, в которой впору заблудиться, и глубокий омут, куда засасывает пловца за считаные минуты.

Я опять задумалась. Интересно, у того человека, что встретился мне в роще, траур?

— Давай-ка повторим все заново, — мама указала на еще не распустившийся бутон. Я постаралась выкинуть все посторонние мысли из головы и протянула ладони к цветку.

День близился к завершению. Колесница Гелиоса⁽¹⁾ уже почти коснулась земли на западе. Я лежала в постели, а мысли мои опять унеслись в тот день, когда мы с подругами отправилась в Нисейскую долину. Нам нравилось проводить там время в танцах и играх, отдыхая от многочасовых занятий. Как часто говорила моя мать — богиня плодородия Деметра: «Мало иметь божественную силу. Необходимо развивать и совершенствовать свой дар, иначе то, что даровано богами, легко потерять».

Я танцевала в роще с океанидами⁽²⁾ и присела отдохнуть у ручья. Вода приятно холодила разгоряченные ступни. Я слышала отдаляющийся смех подруг, видела их развевающиеся хитоны⁽³⁾. А потом заметила его — высокий, статный мужчина с черными как смоль волосами и глазами цвета безлунной ночи. Он стоял на краю поляны и смотрел на меня. Его темно-синий хитон достигал лодыжек, как у служителей культа, а поверх был надет черный гиматий с тесьмой, вышитой меандром⁽⁴⁾ серебряными и синими нитями. Редко кого здесь увидишь в одеяниях такого цвета. Цвет траура, печали и утраты. Улыбка сама собой сползла с моего лица, неуместно было улыбаться человеку в трауре.

* * *

Я видел, как она танцевала. Будто легкокрылая птица, изящно порхающая под теплыми лучами солнца. А теперь я вижу ее у ручья. Я стоял и смотрел, не отрываясь, как она присела у кромки воды и, приподняв край хитона, опустила узенькие ступни в воду. А потом чуть откинулась назад, глядя в небо и улыбаясь солнцу. Ее волосы, отливающие медью, мягкими волнами легли на траву. Такая нежная и прекрасная, как сама жизнь. Сердце, обычно бьющееся ровно и уверенно, вдруг сбилось с ритма. Странно, такое со мной впервые. Что в этой девчонке такого, что заставило мое сердце замереть? Она выпрямилась, и взгляд ее упал на меня. Восхитительная улыбка, которую она так щедро дарила Гелиосу, стала увядать. В груди неприятно кольнуло. Неужели я выгляжу так ужасающе? Однако смотрела она без страха, скорее с любопытством, а потом встала и почтительно склонила голову.

* * *

Я поклонилась, чтобы выказать ему уважение как старшему. Хоть я и была богиней, однако не считала зазорным открыто выражать почтение, пусть бы даже это был и человек. Но что-то подсказывало мне, что этот мужчина человеком не был. В нем чувствовалась скрытая сила, наверное, даже равная силе моего названного отца, но я не стала задумываться над этим. Он сделал несколько шагов и, приблизившись, заговорил.

— Здравствуй, — его голос, глубокий и чарующий, заставил мое сердце забиться чаще, будто я резко остановилась после быстрого бега.

— Здравствуй, — я произнесла тихонько, не зная, услышал ли он.

— Ты не боишься меня? — он смотрел с интересом и, кажется, даже немного озадачено.

Я не боялась, нет. Мне было очень любопытно, кто этот мужчина, которого я видела впервые. Его присутствие вызывало во мне смятение и непонятный трепет.

Я покачала головой и хотела было ответить, но за деревьями раздался смех подруг. Обернувшись на звук, я я разглядела океанид, идущих ко мне из чащи. А когда посмотрела на то место, где он только что стоял, там уже никого не было. Мне стало грустно. Подруги подбежали ко мне и увлекли за собой.

* * *

Голос ее очаровывал. Одно слово, сказанное, казалось, на границе слуха, — но в нем так и сквозило любопытство. Ее отвлекли океаниды, и я поспешил скрыться, надев шлем, выкованный циклопами, который сделал меня невидимым⁽⁵⁾. Я не сдвинулся с места и видел, как она печально взглянула туда, где я стоял.

— Кора, идем, — весело смеющиеся океаниды все дальше увлекали то и дело оборачивающуюся девушку.

Кора. Это имя мне знакомо, как и имена ее родителей. Что ж, я ведь все равно направлялся к Зевсу.

* * *

— Дорогой брат, я, конечно, мог бы ответить тебе согласием, но Деметра ее не отпустит. А гнев богини способен уничтожить все живое. Не будет тогда людей, приносящих нам жертвы и поющих гимны в нашу честь, — Бог Громовержец в алом гиматии⁽⁶⁾, восседающий на своем троне, с удивлением смотрел на брата и не мог до конца поверить в происходящее. Мрачный Аид — Владыка подземного мира, пришел просить отдать ему в жены дочь Деметры.

— Мне, как ты знаешь, не поют гимнов и не приносят жертв, — мой голос был спокоен и не выдавал того смятения, что завладело душой.

— Тебе, да. Но Олимпийцы — совсем другое дело! — Громовержец, напротив, был взволнован услышанным. — Дай мне время подумать, брат мой. К тому же дева, насколько мне известно, еще не достигла брачного возраста.

— Значит, мы вернемся к этому разговору, когда достигнет, — я взмахнул рукой, будто хотел отогнать волнение, исподволь прокрадывающееся в мое сердце. — Я посетил тебя, брат, еще вот по какому вопросу…

Я вернулся в свои владения далеко за полночь, скинул одежду и, с наслаждением растянувшись на ложе, вглядывался в теряющиеся во тьме своды высокого потолка. Но мыслями был в роще на берегу ручья, где омывала свои ноги богиня весны.

— Вы вернулись, владыка, — тихий голос Гекаты⁽⁷⁾ выдернул меня из воспоминаний. — Мне сказать Минфе, чтобы она пришла?

— Нет, — нимфу мне видеть не хотелось, — я поговорю с ней завтра.

— Как пожелаете, владыка.

— Геката, тебе не кажется, что у нас тут слишком мрачно?

Богиня ночи уже приоткрыла дверь, но вопрос застал ее врасплох. Она улыбнулась только ей известным мыслям. Таким она Аида видела впервые.

1) Гелиос — бог солнца, сын титана Гипериона.

Вернуться к тексту

2) Океаниды — дочери Океана и Тефиды.

Вернуться к тексту

3) Хитон — нижняя нательная одежда, изготовленная из прямоугольного куска ткани. Хитон был преимущественно домашней одеждой. Появляться в общественных местах в одном хитоне считалось неприличным для взрослого свободного человека.

Вернуться к тексту

4) Меа́ндр — мотив геометрического орнамента, образуемый ломаной под прямым углом линией либо спиральными завитками.

Вернуться к тексту

5) Шлем Аида был выкован старейшиной Циклопом после того, как он и его братья (Зевс и Посейдон) освободили их из Тартара.

Вернуться к тексту

6) Гамантий — плащ, который греки надевали поверх хитона перед тем, как выйти на улицу.

Вернуться к тексту

7) Геката — древнегреческая богиня ночи, лунного света, магии и колдовства.

Вернуться к тексту