Что с ними стало (джен)

Чердак оказался забит тоннами ненужных, забытых воспоминаний. Повсюду стояли коробки, доверху наполненные столетним ретрохламом. На улице стоял жаркий полдень, и лучи солнца пробивались сквозь помутневшее от времени стекло, разрезая тяжёлый, душный воздух. Потревоженные пылинки взмыли вверх и слегка поблескивали на свету, забивались в нос и лезли в глаза. Нужно было разобраться с этими баулами как можно быстрее, в час подъедет грузовик. Оценив масштабы работы, резко захотелось выкинуть все это старье одним махом. Тем не менее, когда я отряхнулся и подошёл к ближайшей коробке, мне на глаза попался лежащий на нём пожелтевший от старости конверт. Внутри обнаружилось письмо, написанное хоть и аккуратным, но слегка скачущим почерком, будто писавший его человек волновался. Несмотря на то, что читать чужие письма — моветон, я, подумав, что с совестью договорюсь позже, с жаждой первооткрывателя углубился в чтение…

* * *

Дорогая Мария, прости, что долго не писал. Я был рад получить от тебя добрые вести о нашей кузине Гертруде . Мы желаем счастья и долгих лет жизни ей, её мужу и их чудной малышке.

У нас третий день льёт дождь, погода хмурая, навевает меланхолию и воспоминания о наших детских годах в России. Тогда все было иначе, мы не знали забот, а дальнейшая жизнь казалась нам ясной и до смешного простой. Сколько дней минуло с тех пор, мы выросли, нас разделили мили земель и политическая ситуация в мире.

В современном мире живётся трудно, милая сестра, нам не хватает средств на жизнь. Клаусу третий месяц задерживают жалование, цены возросли до небес. В среду на рынке я слышал, как переговариваются двое мужчин у трактира. Грядет что-то ужасное, никто не говорит ни о чем напрямую, но я чувствую, что скоро все изменится. Дай Бог, чтобы эти изменения не повлекли за собой жертв. В стране неспокойно, все напряжены до предела, каждый день приходится жить с этим чувством неизвестности, предчувствием неотвратимого конца. Я боюсь за детей. Малышу Гектору недавно исполнилось семь лет, а ему уже приходится испытывать лишения.

Его ботиночки совсем прохудились, но денег едва хватает на еду, чего уж говорить про прочие нужды.

На нас висит долг по квартире, грозятся выселить на следующей неделе, если мы не заплатим по счетам в ближайшие сроки. Мы не сможем добыть необходимое количество марок. Я не знаю куда нам податься. Клаус пытается успокоить меня, но я вижу, что и ему с каждым днём становится все труднее и труднее находить выход из этого нескончаемого лабиринта проблем. Если он сдастся, это можно будет считать нашей погибелью.

Меня пугают изменения в Гюнтере. Он стал раздражительней, поздно возвращается домой, а иногда и вовсе не приходит. Мария, я переживаю за него. Он говорит, что за этими людьми будущее, что они отстаивают верные идеалы и могут дать нам то, чем не может обеспечить нас государство. Может он в чём-то и прав. Дорогая сестра, терпеть все это становится слишком невмоготу, опускаются руки, не остаётся никакой надежды.

Вынужден покинуть тебя, скоро из школы вернётся Урсула. Как твоя жизнь и какова она в современном мире? Что с матушкой, в добром ли здравии она? Очень скучаю по вас и не имею иных мечт, кроме как о встрече с вами, мои родные.

С любовью, Кристофер.

* * *

Письмо закончилось, но рой мыслей атаковал стремительно и безжалостно. Несмотря на выгоревшие чернила, на правом верхнем углу конверта можно было разобрать дату и данные отправителя

« Берлин. 27 июня 1920 г.»

Сколько жизней было загублено по вине чрезмерных амбиций политических деятелей того времени. Немудрено, что отсутствие согласия между партиями и правительством привело к углублению кризиса в сложные послевоенные годы. А активизировавшаяся коммунистическая партия Германии готовила восстания, тем самым разжигая новые костры протеста. Однако не стоит забывать и об радикалах, сформировавших НСДАП. Видимо в подобную организацию и вступил Гюнтер.

Интересно, что с ними стало?

* * *

Даже когда он отложил письмо и взялся за следующую коробку, мысли его все ещё были там, 27 июня 1920 года.