Портрет над камином (джен)

Не вынуди его холодная ночь и жуткий дождь искать убежище за резными дверьми старинного замка, Чарльз проехал бы мимо не глядя — настолько сильны были следы запустения. Некому было бороться с коварным плющом, захватившим каменные стены, очищать чад факелов со стен и потолков, избавляться от пыли и паутины — замок фактически пустовал, не считая старого горбуна-смотрителя и подслеповатой кухарки. Такие же реликты, как и всё в этих стенах, они доживали здесь свой век.

Теперь же он сидел в пусть и несколько потрёпанном, но оттого не ставшим менее комфортным кресле и мирно попивал чай, любезно приготовленный кухаркой. Его промокшая до нитки одежда медленно сохла возле потрескивавшего поленьями камина, а сам Чарльз был облачён в одежду хозяина замка. Внимание Чарльза не привлекало ни богатое, хоть и запылившееся убранство, ни пустая болтовня старого смотрителя, отвыкшего от хорошей компании за годы одиночества. Взгляд его был прикован к висевшей над камином позолоченной раме с резными розами. С пожелтевшего от времени холста на него смотрела пара подобных изумрудам глаз. Буйным потоком цвета самого солнца опускались пышные локоны на хрупкие плечи, обрамляя собой воротник красного платья. Мертвенная бледность совсем ещё молодого лица разбавлялась лишь лёгкими румянами, блуждавшими в районе ямочек слегка округлых щёк. Плескавшиеся в глазах незнакомки бесконечные волны грусти предавали её улыбке несколько вымученное и тоскливое выражение. Но больше всего Чарльза поражали тени. Собравшиеся вокруг тонкой талии красавицы, они словно выталкивали её во внешний мир. Казалось, ещё немного, и она сойдёт с холста, одарив всех холодной и пугающей красотой.

— А что вы, славный господин, пожалуй, что чумной доктор? — отвлёк Чарльза от размышлений смотритель.

— Именно так! Держу путь в городок Сайд. Говорят, чума покосила там уже добрую половину люда.

— Да, смутные времена настали, мрачные! Но и чума бывает разная! — старик взглядом указал на картину. — Гордость и величайшая беда моего хозяина.

— Ваш хозяин был коллекционером?

— Нет, что вы, славный господин! Он был художником. К нему за портретами съезжались знатные сэры и леди со всей Англии! Была в глазах его творений какая-то искорка, что придавала им ощущение самой жизни! Я их, честно говоря, этих картин, побаивался, — издал лёгкий смешок смотритель. — Вот только робок и застенчив был мой хозяин, потому и успеха не имел у прекрасного пола. Оттого и страдал! А вот однажды утром подскочил на своём ложе как ужаленный и с тех пор бредил лишь одной целью: написать портрет той, которую узрел во сне. Сколько полотен он измарал, сколько прекрасных красок перевёл напрасно, а все оставался недоволен! Краски были недостаточно яркими, тени плохо ложились, или же портрет выходил неживым! И тогда безумная лихорадка окончательно овладела его разумом! Чтобы вложить в работу часть себя, он стал подмешивать в воду для красок собственную кровь! Он вечно говорил с картиной и даже целовал словно самую нежную любовницу! И чем ярче становился портрет, тем больше тускнел хозяин. Став белее полотна, на котором писал, он заперся в своих покоях, дабы завершить работу. Утром я обнаружил лишь так и не отпертую дверь, и висевший над камином портрет.

— И всё же есть в ней своя, мрачная красота! — завороженно произнёс Чарльз, всё ещё под впечатлением от рассказа.

— Может и так! — тяжело вздохнул смотритель. — Идёмте, я провожу вас в вашу комнату, славный господин.

В эту ночь Чарльз спал из рук вон плохо. Он постоянно ворочался, что-то измученно стонал, а на глазах его выступали слёзы. Спроси любой человек, что так сильно повлияло на его сон, он бы и сам не смог ответить. Лишь помнил, как в уголках его разума, в темноте сна, то и дело вспыхивали крупными изумрудами два пляшущих огонька. Не было в них той грусти, что бродила в глубине взгляда незнакомки, лишь жадное свечение. Под громкий хохот, стоявший на задворках его сознания, молодой человек подскочил на кровати, позволяя сорваться с трясущих губ животному рыку. Разум его помутился и более уже не мог отличить правду от лжи, реальность от иллюзии. Теперь даже он не мог сказать, была ли реальна та фигура в углу его комнаты или это был лишь каприз бедного воспалённого мозга.

Болезная фигурка молодого человека с растрёпанными короткими волосами и в запачканном красками фартуке внимательно изучала молодого доктора. В некогда живых глазах, окружённых тёмными кругами, теперь не было ничего, кроме неизвестной Чарльзу мольбы. Иссохшие губы что-то отрывисто и безмолвно шептали, словно стараясь предупредить. От тонких костлявых запястий отходили две толстых цепи, прикреплённые к позолоченной раме с розами. Взгляд незнакомки не источал более той грусти и печали, а светился удовлетворением. Её щёки будто бы округлились, а то, что Чарльз счёл смертельной бледностью, теперь сменилась оттенком совершенно здоровой кожи. Молодой человек нырнул под одеяло с головой, а когда наконец решился выглянуть, наваждение растаяло подобно дыму. Остаток ночи он провёл у окна с зажжённой свечой. Ему казалось, что его взял озноб, возможно, даже лихорадка.

Едва за окном забрезжили первые лучи солнца, бледный как полотно Чарльз собрал свой скарб, мимолётно попрощался с недоумевавшим смотрителем и покинул замок. И только его лёгких коснулся свежий воздух, как молодой врач воспрял и стремглав кинулся к своему коню. Хорошенько пришпорив животное, Чарльз в последний раз оглянулся на злосчастный замок и пустился в галоп. И ему даже было невдомёк, что из глубины самой высокой башни за ним с разочарованием смотрели зелёные глаза, оставшиеся без новых красок.