За завесой (джен)

Это было странное и необычное чувство, но мир вокруг действительно был другим. Бильбо, впрочем, упоминал, что здесь, в закрытой для большинства части его мира, ощущения действительно отличаются от тех, что он испытывал в прежних местах его обитания.

Шир, кажется так называл свой родной край новый знакомый Альбуса. Если судить по полным ностальгической неги речам Бильбо, внешне Шир больше всего походил на знакомую Альбусу Англию. Или Уэльс. Или Ирландию.

Бильбо вообще любил рассказывать о местах Средиземья, как называл он мир, из которого прибыл, где ему довелось побывать. Одинокая гора, Ривенделл, Мглистые горы… Местах, которые он покинул так давно, что скорее всего на земле не осталось и следа их существования. А если и сохранились они во времени, то изменились до неузнаваемости так, что и проживший в них всю жизнь хоббит, проходя мимо, не заподозрил бы и отголосков знакомой местности.

О том, что новый знакомый именно хоббит, а не кто-либо еще, Альбуса просветил при их знакомстве Белый. Представил друг другу, и без лишних прощаний оставил новоприбывшего на попечение старого друга-хоббита. А сам сразу же после этого отправился по неотложным важным делам. Озадаченный Альбус тогда недюжинно смутился. Ведь соглашаясь на приглашение Белого отправиться в другой, неизвестный ему мир, он никак не ожидал, что его старый друг покинет его почти тот час, как серая пелена, будто сотканная из дождевой взвеси, откинется перед взглядом, открывая чудесный, невиданный дотоле зеленый край. Это было одновременно так похоже и непохоже на его родную действительность. И это пугало. Без проводника было никак.

В отсутствии Белого главным наставником и гидом в изучении нового мира для Альбуса стал именно Бильбо. Не молодой и не старый на вид, низкорослый и крепко сбитый хоббит, с живым остроумием и явно недюжинным стержнем внутри, искренне и ненавязчиво знакомил своего подопечного с новой действительностью. Время от времени они выходили на длительные прогулки вместе. Но чем дальше, тем чаще Альбус исследовал окружающую местность один, все еще опираясь на указки и предложения Бильбо, но сам, выбирая и прокладывая маршруты между ручьев и рощ, холмов и долин.

Вечерами Альбус неизменно возвращался к жаркому очагу гостеприимного хоббита, с кипящим над огнем начищенным до блеска чайником, в дом, где его окутывали покой, дым от трубочного зелья и пестрящие приключениями рассказы о былом.

В основном рассказывал Бильбо: задорно, с подробностями, частенько привирая для красного словца. Он был доволен — впервые за долгое время у него появился новый слушатель.

Менее охотно о своих былых путешествиях рассказывали Сэм и Фродо, еще одни новые знакомые Альбуса в новом мире, посещавшие дом Бильбо чуть ли не каждый вечер. Особенно редко говорил Фродо. Извечная тень тоски почти никогда не покидала его чела, спрятанного за плотными темными кудрями. Лишь изредка его губы трогала улыбка, когда Сэм или Бильбо рассказывали забавные истории о Шире и его жителях, или упоминали старых общих знакомых. Но и тогда в глазах на вид совсем юного хоббита зияли мрачными провалами тоска и неведомая никому обреченность. Будто ему гораздо-гораздо больше лет, чем всему этому вечно юному краю.

Но кому, как ни Альбусу, было знать, насколько обманчивой может быть внешность? Сам он сейчас выглядел едва ли двадцатилетним мужчиной, хотя обладал как минимум в пять раз большим жизненным опытом. Не говоря уже о том, что прожитое время далеко не всегда является мерилом испытанных тягот и лишений.

Со дня прибытия Альбуса, хотя он и не был в этом точно уверен, ведь время здесь тянулось совсем по-иному, прошло уже около двух месяцев. А он все еще проводил свои дни в размеренных прогулках, несложной помощи по дому Бильбо и неспешных беседах о своей и чужих жизнях вечерами у камина. И ждал.

И хотя вся его жизнь была теперь размеренной и успокоительной, это ожидание выводило волшебника из себя. Потому что, если Белый пригласил Альбуса последовать за собой в этот мир лишь для того, чтобы окунуть его в размеренный покой и безделие, он совершенно не знал Альбуса Дамблдора. Ни тогда, ни сейчас. Если ему только и предстояло, что бесцельно проживать день за днем в этом мирном, не подчиненном законам времени цветущем саду, Альбус в ту же минуту готов был его покинуть. Ведь он согласился сделать остановку на своем пути в посмертие не для отдыха перед вечностью. И не для исследования пусть и прекрасных земель другого мира. Что, а вернее кто, на самом деле повлекло его за собой, было отличным от желания покоя или жажды познания новых миров.

В тот миг, когда на вершине знакомого с детства холма над Годриковой впадиной, помолодевший, сбросивший груз прижизненных тревог Альбус встретил почти позабытого, неузнаваемо изменившегося, но по-прежнему оставшегося близким сердцу друга, он готов был пойти за ним хоть на край света, хоть в другой мир, лишь бы хоть на немного, хоть на чуть-чуть подольше продлить их общее на двоих время. Вот почему Альбус на озвученное Белым предложение отправиться с ним в его мир согласился почти не раздумывая. Вопреки безмерной усталости уже прожитой жизни. Вопреки опасениям о предстоящих в новом мире трудностях. Вопреки нелепой, но неугасающей надежде встретить в посмертии и попросить наконец прощения у своей безвременно покинувшей мир живых семьи.

И теперь, с потаенным в недрах души страхом Альбус осознавал, что чувства, руководствовавшие им в тот момент, начали и все еще продолжают претерпевать постепенные, но неумолимые изменения.

Альбус даже думал, что может дело было в изменившемся, более молодом по сравнению с привычным Альбусу обликом встретившего его в посмертии Белого. А может, сам внезапно помолодевший Альбус вспомнил о давно забытых с возрастом чувствах и желаниях. Или же его истосковавшаяся по любви душа наконец-то не выдержала столь длительного одиночества и выбрала для себя другую, самую близкую в тот момент. Неважно, что послужило причиной. Одно оставалось ясным для Альбуса: что сейчас, что в момент своего согласия последовать за старым другом в новый мир, в душе волшебника зародилось и не давало о себе забыть еще не вполне осознанное, но уже вполне угадываемое навязчивое чувство.

Именно это чувство мешало Альбусу в полной мере наслаждаться чудесами и открытиями нового неизвестного мира, обществом приятной компании новых друзей, бестревожным мирным существованием. И оно же так же не давало ему отринуть все эти блага и двинуться дальше в своем посмертии, оставив позади все, что касалось его прошлой жизни. Именно это чувство заставляло его оставаться на месте здесь, где его покинули, и раздражаться. Раздражаться, но ждать. Ждать в нелепой надежде, что вдруг… Как же глупо это звучало!

Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, признанный величайшим волшебником своего поколения, испытавший на своем веку столько, сколько хватило бы сразу на несколько жизней, проживший на земле не много не мало, а сотню лет, со страхом и даже небольшим разочарованием в себе оставался ждать в норе у нового знакомого-хоббита потому что осознавал, что < censored >.

Второй раз в жизни. И если первый объект приложения таких своих чувств Альбус не мог назвать удачным выбором, то касательно второго, вообще нельзя было считать выбор разумным.

Альбусу казался забавным тот факт, что потребовалось больше восьмидесяти лет, чтобы его вкус улучшился от злодея мирового масштаба до могущественного и, если верить Бильбо, извечного существа, способного не только путешествовать между мирами, но и напрямую участвовать в их создании. Осознание этого, как и собственного, казалось бы, неожиданно возникшего, а на самом деле, долго лелеемого чувства никак не могло до конца уложится в голове Альбуса. Одно он понимал точно: шансов на успех у этого его чувства не было, а значит и тревожиться ему незачем. Что-что, а безответная любовь не была для Альбуса в новинку. Однако переживать ее заново, уже преодолев даже порог смерти, было слишком утомительно. Единственное, что оставалось сделать — поблагодарить Белого за приглашение «погостить», попрощаться и наконец завершить свой путь. А для этого только и нужно было, что дождаться возвращения Белого, очередной последней встречи.

Вот Альбус и ждал. Поэтому, и потому что безумно, как никогда за эти восемьдесят лет с момента их предпоследней встречи скучал и хотел увидеть, приблизиться, прикоснуться. Альбуса не на шутку волновали эти его чувства. И все же он ими дорожил. Как и другом, ждавшим его так долго там, в посмертии, чтобы позвать за собой. И вновь его покинувшим. И которого он сам вскоре собирался покинуть.

Оставалось только ждать.

— Уже вернулся? Сегодня ты рано.

Бильбо сидел на аккуратной крепко сбитой кленовой лавочке у своей норы и попыхивал маленькой трубочкой с удлиненным мундштуком. Как хоббит любил упоминать, этой норе было далеко по размаху до его дома в Хоббитоне. Однако же, вполне просторная даже для человека, она была снабжена всем необходимым для беспечного проживания пары хоббитов. Или человека и хоббита. Раньше, только оказавшись по эту сторону завесы, Бильбо жил здесь вместе со своим племянником Фродо. Так продолжалось до тех пор, пока бывший садовник и старый друг семьи, Сэмвайз Гэмджи, не пересек грань вслед за своим любимым хозяином и другом.

Теперь Сэм и Фродо жили в другой норе, в десяти минутах ходьбы вниз по течению небольшого ручья, протекавшего аккурат за садом Бильбо. Оба они почти каждый вечер наведывались на ужин к Бильбо. Их нора по сравнению с норой Бильбо была меньше, зато цветник, разбитый вокруг мастером Сэмом, привлекал к их дому даже таких высоких ценителей, как высокородные эльфы. Тех, что еще не перебрались на материк.

Эльфов Альбус за эти два месяца видел только издалека. По неизвестной пока ему причине они не интересовались пришельцем из другого мира и даже наоборот, старательно избегали общения с новоприбывшим. Альбус, хоть и испытывал некоторое любопытство касательно этих вопросов, привык уважать желания и мнения других существ. Особенно, если эти существа значительно старше и куда мудрее тебя самого. Пока ему хватало и общения с хоббитами. Хотя от Бильбо Альбус наслушался порядком и об эльфах в том числе.

— Сегодня я не ходил далеко. Только до рощи у Зеленого ручья, — Альбус присел на лавочку с края от Бильбо, скидывая с плеча на землю полотняную сумку, в которой носил с собой фрукты для перекуса и флягу с водой. Собственно, все его снаряжение для походов и состояло-то из легкой одежды: полотняной вышитой по манжетам и воротнику рубахи, плотных шерстяных штанов и сапог из мягкой кожи, да полотняной небольшой сумки для мелких вещей, необходимых в дороге. Все это было любезно предоставлено ему в пользование Бильбо. Где он только и раздобыл все эти вещи?

Альбус сладко потянулся. Он действительно почти не устал сегодня, хотя еще до обеда прошагал без малого с десяток миль.

— Это та роща, что из ясеней? — лениво поинтересовался Бильбо, не отрывая взгляда от медленно плывущих по небу облаков.

— Да, там еще целая поляна земляники с юга. А у края рощицы развалились трухлявые поваленные буреломом стволы. Кажется, я видел там несколько десятков сморчков.

— Правда? — глаза Бильбо на секунду утратили свою ленивую поволоку. Альбус, уже познакомившийся со страстью всех хоббитов, и Бильбо в частности, к грибному лакомству, едва заметно улыбнулся. — Не прогуляться ли мне после обеда до рощицы? Убедиться, так сказать, что это действительно сморчки, а не, скажем, смоляные вонючки. Потому что, если это действительно сморчки, обидно будет, если они пропадут ни за что, ни про что.

— Фродо и Сэм придут на ужин? — Альбус улыбнулся, а Бильбо, уже вернувшийся к состоянию ленивого созерцания облаков, отстраненно кивнул. — А от Бел… то есть Гэндальфа по-прежнему ничего не слышно?

Бильбо тяжко вздохнул и бросил сочувствующе-усталый взгляд на Альбуса из-под полуприкрытых ресниц. Иногда Альбусу приходилось напоминать себе, что если отмерять их жизнь попаданием в этот чудесный край, они с Бильбо окажутся почти ровесниками. Почти, потому что Бильбо все же был старше. И даже сейчас он смотрел на Альбуса как старший товарищ, готовый дать дельный совет и поддерживающее ободрение.

— Знаешь, когда-то давно в ответ на упрек от Фродо, что Гэндальф опоздал, он ответил, что волшебник никогда не опаздывает, он всегда приходит вовремя. Для него всегда в порядке вещей было появляться из ниоткуда, когда его не ждешь, и бесследно исчезать, когда ему это нужно. К этому сложно привыкнуть. Но такой уж он есть.

— Это точно, — тяжко выдохнул Альбус, так же откидываясь на спинку скамейки, и утапливая взгляд в небесной выси. — Только в прошлый раз мне пришлось ждать встречи больше восьмидесяти лет. И едва эта встреча состоялась, он снова исчез. И вот уже два месяца от него ни слуху, ни духу. Сколько придется ждать в этот раз? Полгода? Год? Сто лет?

— И что, если сто? Перестанешь ждать? — с печальной улыбкой Бильбо выпустил кольцо дыма в прозрачный воздух.

— Нет, — мрачно отвесил Альбус, взглядом прослеживая удаляющееся и расплывающееся дымное кольцо. С горечью понимая, что это правда. Что пройдет и год, и десять, и сто лет, а он будет ждать, не в силах отказать себе в нелепой призрачной надежде еще раз увидеть, почувствовать, прикоснуться.

— Послушай, Альбус, ты правда думаешь, что он пригласил бы тебя следовать за собой, если бы хотел от тебя избавиться?

— Нет, конечно. Но я не знаю, что у него на уме. Вообще не уверен, что могу представить, что может быть на уме у существа, которое живет с основания мира. Может быть, для него сто лет всего лишь миг. Как и наши жизни.

— Ты явно плохо его знаешь, если говоришь подобное, — Бильбо улыбнулся и ободряюще похлопал Альбуса по колену. — Гендальф ценит жизнь больше многих. Но когда у тебя столько забот, как у него, действительно бывает сложно урвать лишнее время для общения с друзьями. Однако же, сколько мы живем здесь с Фродо и Сэмом, он никогда о нас не забывал. Хотя, бывало, и пропадал на некоторое время. Потом, правда, всегда оказывается, что он попадал в очередную передрягу. Как тогда, например, когда застрял в твоем мире.

— Это я тоже понимаю. Я-то буду ждать. Меня волнует, нужно ли ему мое ожидание.

Бильбо на несколько минут замолчал, будто окунувшись в давние воспоминания. Трубка успела погаснуть, когда он, наконец очнувшись, заново заговорил:

— Знаешь, на пристани в Серой гавани, когда мы с Фродо навсегда покидали привычный нам мир, нас пришли проводить наши друзья. И если мой отъезд для них не был секретом, свое решение покинуть Средиземье Фродо скрывал до последнего. Кому-то это может показаться жестоким по отношению к друзьям — не сообщать им о предстоящем прощании. Стоило только взглянуть на Сэма, на лице которого читалось, что у него забирают, вырывают из рук целый мир! Все тогда умывались слезами и безмерно сожалели о расставании. Но сейчас я думаю, Фродо был прав в том, что не говорил о прощании до последнего. Таким образом он сохранил их воспоминания не отравленными предстоящим расставанием. Сжал всю горечь и обиду в один последний миг, который быстро закончился, дав дорогу новой последующей жизни. Оставив слабый отголосок щемящей сердце утраты. Он ведь уходил, потому что не мог иначе. А Сэм оставался, потому что не мог не остаться: у него впереди была целая жизнь, семья, новые, приятные и не очень заботы и хлопоты. Но мне кажется, что все это время, проведенное порознь, они все равно ждали новой встречи. Фродо здесь, со мной, постепенно забывая тревоги покинутой жизни, обретая долгожданный душевный покой, ждал Сэма. Сэм, там, проживая целую новую жизнь, выращивая детей и ведя размеренный быт приличного хоббита, ждал Фродо. Не обещая ничего друг другу, они тем не менее оба ждали предстоящей встречи. Прошло немало времени, если хочешь знать, прежде чем эта встреча состоялась. И она была очень тихой. Оба только и сделали, что улыбнулись и посмотрели друг другу в глаза так, будто расстались вчера, никак не позднее. Только объятие выдало их настоящую радость. Когда тебя так обнимают, значит ты нашел своего человека, и считай жизнь прожил не зря.

Бильбо вновь замолчал, словно прислушиваясь к пению птиц. Затем выбил остывший пепел из трубки и набил в нее новую порцию зелья:

— Два других моих друга, наоборот, не захотели прощаться. Ты еще не знаком с ними. Хотя, может и познакомишься вскоре. Когда они вернутся. Представь себе: эльф и гном. Когда-то они состояли в одном братстве с Фродо и Сэмом, помогая избавить тогдашний мир от надвигающейся беды. Они из разных земель и разных народов, у них разные убеждения и понятия о жизни. Более того, долгие столетия их народы враждовали между собой, и вначале, когда эти двое только встретились, между ними тоже не было мира. Но пережитые вместе приключения и тяготы открыли в них не только светлые стороны друг для друга, но и общее стремление к прекрасному великому чувству — дружбе. Когда настала пора одному из них уйти, другой, не колеблясь, последовал за другом, отринув дом, семью и привычные устои. И хотя в их отношениях присутствуют свои проблемы, желание быть вместе и общая страсть к путешествиям который год позволяет им сохранять и разделять светлое чувство дружбы. А это великий дар — иметь друга, который разделит с тобой твои тяготы и радости. Не все обретают это благо, а некоторым оно дается лишь на время, — впервые за время разговора Бильбо взглянул на Альбуса. — Когда-то давно у меня был друг, но жизнь отняла его у меня слишком рано. И нам никогда больше не суждено встретиться. Как думаешь, многое бы я отдал за один лишь призрачный шанс, хоть через сто, хоть через тысячу лет вновь увидеть его?

Альбус молчал. И понимал Бильбо очень хорошо. Ведь когда-то он и сам не раз прощался с друзьями и близкими. Одно такое прощание в пустынном лондонском переулке, ноющей раной отзывалось в его душе долгие годы, пока совершенно неожиданная новая встреча, пусть и в посмертии, мощным потоком радости не вымела из головы прежнюю боль утраты. Может возвращения этой прежней боли и боялся Альбус, когда озвучивал свои страхи перед Бильбо? Ответ можно было получить только у одного человека. Оставалось только дождаться его возвращения и тогда…

Хрипловатый глубокий голос, в котором явственно слышалась улыбка, прорезал повисшую между собеседниками тишину:

— Добрый день, господа. Естественно, если вы считаете его добрым.

Они шли по едва заметной лесной тропке вниз по течению Зеленого ручья. Лайканелле, как его назвал Белый. Бильбо, увлеченный утренней грибной находкой Альбуса, остался в ясеневой роще собирать любимое лакомство в прихваченную по этому случаю корзину. Чтобы не гневить Бильбо «неправильным» сбором урожая, Белый пока предложил прогуляться вниз по течению ручья, где он, и шесть ему подобных потоков образовывали многокаскадный водопад Серебристый спуск.

— Силманумен. Ты уже был там? — Белый бодро шагал немного впереди, посохом пользуясь скорее по привычке, чем по необходимости. По всей видимости, с обретением более молодого облика, в прошлом остались и некоторые возрастные проблемы вроде неуверенной походки и сгорбленного стана. Теперь он по росту был почти равен Альбусу, считающему себя отнюдь не низкорослым среди людей.

— Пару раз. Но с этой стороны еще не заходил. Со стороны долины более удобная дорога. И обзор снизу, от реки, лучше.

— Лучше, — согласился Белый и хитро глянул на Альбуса из-за плеча. — Но видно далеко не все. Придем, увидишь.

Альбус слегка скривился и кивнул. Чувство волнения не отпускало его с момента, как возле хоббитской норы, где они с Бильбо коротали предобеденные часы, раздался до боли знакомый и столь ожидаемый голос. Радость с той минуты все продолжала и продолжала клокотать внутри Альбуса, набегая то небольшой рябью, то целыми валами. Присутствие рядом Бильбо в момент встречи с Белым немного сдержало его порыв броситься навстречу и сжать в объятиях, но искренняя и широкая улыбка так или иначе совершенно не желала сходить с лица.

Белый сам обнял их в приветствии. По очереди: сначала Бильбо, затем Альбуса. И последний сделал неприятное открытие в себе, что даже такой незначительный жест — вначале поприветствовать Бильбо, а затем Альбуса — вызвал в последнем зудящее чувство ревности. Такого Альбус от себя точно не ожидал. Тут же мысленно себя одернув, он включился в дружескую беседу, затем продолжившуюся уже за по-хоббитски щедрым обедом. После обеда было решено все же прогуляться до ясеневой рощицы за грибами. Альбус видел, что затронутая тема возможного грибного клада зацепила Бильбо сильнее, чем он хотел показать. За обедом Бильбо вкратце рассказал о произошедшем в период отсутствия Белого в округе. Рассказывать особо было нечего, поэтому почти сразу же переключились на интересующую как минимум двоих за столом тему — причину длительного отсутствия Белого.

— Ты не сильно скучал в мое отсутствие?

Они то подымались, то опускались по петляющей в кустарнике и высокой траве тропке. И Альбус все думал, что ему в его штанах и свободной рубашке должно быть куда удобнее, чем Белому в его длинном плаще. Однако волшебная белая мантия, как и всегда, не мешала владельцу, соскальзывая с самых острых и цепких ветвей подобно снежной пелене. На минуту Альбус даже затосковал по своим мантиям. Все же, он неизменно носил их много лет.

— По тебе скучал. А в остальном Бильбо был очень радушным хозяином. Он не только показал мне всю округу, но и развлекал всевозможными историями. И даже немного обучил меня местному письму. Эльфийскому. Сказал, что здесь оно полезнее, чем общее наречие. Но в дальнейшем обещал научить и ему.

— Если только захочешь, я научу тебя любому из известных мне языков этого мира. Если только захочешь, у нас будет достаточно времени для любого занятия.

— Если только тебя не призовут очередные неотложные дела, — Альбус запнулся и остановился, осознав только что сказанное. Он не думал так, он и в мыслях не собирался такого говорить. И прозвучавшие с нескрываемым упреком секунду назад слова ошеломили его ничуть не меньше, чем остановившегося и обернувшегося к нему Белого. На минуту в повисшей тишине стал слышен шум недалекого водопада. — Прости. Я не знаю почему это сказал.

Белый подошел к Альбусу ближе, заглядывая тому в глаза:

— Я понимаю, что поступил не совсем честно, позвав тебя с собой и тут же оставив на незнакомых тебе людей, сам при этом исчезнув на несколько месяцев. И я еще в обед объяснил, что…

— …Тебе нужно было объяснить свое самовольное отсутствие в этом мире. И мой приход сюда. Послушай, Белый, если мое присутствие здесь создает тебе проблемы, то может будет лучше…

— Если бы так было лучше, я бы так и сделал, Альбус, — с хитрой улыбкой опроверг Белый, подходя к Альбусу почти впритык, и тот невольно сглотнул, не в силах подавить враз нахлынувшую волну эмоций. Заметив его смятение, Белый немного отстранился:

— С тобой все в порядке?

— И да, и нет. И я не знаю, стоит ли подымать эту тему.

— Если я могу помочь тебе, Альбус, только скажи. Я сделаю все, что могу. Что тебя беспокоит?

Альбус тяжело выдохнул и кивнул решаясь:

— Мы всегда были предельно честны друг с другом. Но сейчас, оказавшись здесь, в твоем мире, я наконец понял, что ничего не знаю ни о тебе, ни о твоем отношении ко мне, ни даже о собственных желаниях. Не уверен, что мне стоило соглашаться на твое приглашение и идти сюда.

Белый сделал пару шагов в сторону от тропы, прислонил к ближайшему тонкому деревцу неизвестного Альбусу вида свой посох и, повернувшись к Альбусу, наконец сказал:

— Почему тебя тревожит, что ты будто бы ничего не знаешь обо мне?

— О, я знаю Белого, что выслушивал жалобы эгоистичного и надменного подростка на протяжении десяти лет. Таинственного и странного мага, нежданно оказавшегося у меня на пути много лет назад. Знаю друга, который поддерживал меня в трудные моменты. Но здесь как Белого тебя знаю только я. И у тебя много других имен, а история твоей жизни уходит корнями к сотворению мира. У меня есть основания утверждать, что я не знаю о тебе ничего. Или же скорее, что знаю самую малость.

— Самую малость… — с печальной улыбкой повторил Белый, опуская взгляд. — Это меняет твое отношение ко мне?

— Нет, — ответ вырвался раньше, чем Альбус даже успел обдумать заданный вопрос. Белый в ту же секунду поднял на него взгляд и его голубые глаза сверкали радостью, как драгоценные камни.

— Хорошо. Мое существование, как ты правильно отметил, длится довольно долго. И за это время у меня действительно было много имен. Но разве для тебя это имеет значение? Я вот тоже знаком с Альбусом, дерзким и отважным мальчишкой. С Альбусом, жаждущим знаний и приключений подростком. С Альбусом, амбициозным и талантливым юношей. Но никак не со знаменитым на весь твой магический мир Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором, директором Хогвартса, кавалером ордена Мерлина первой степени и всемирно признанным самым великим волшебником своего времени. Помнишь, когда-то мы говорили с тобой о важном? Ты согласился, что важно то, как ты относишься к чему-либо. Если недостаток знания о моей жизни, не меняет твоего ко мне отношения, так ли он важен?

— Нет, — словно тихое эхо собственного голоса повторил Альбус. — И я давно это понял. Кем бы ты не был для других: Гендальфом, Митрандиром или Олорином. Для меня ты остаешься Белым, моим первым другом, всегда поддерживающим и помогающим верным советом, наставляющим на истинный путь.

— А я ведь как мог старался не вмешиваться в твою жизнь…- шутливо разочарованно вздохнул Белый, и Альбус впервые с начала их разговора улыбнулся, чувствуя как напряжение потихоньку ослабляет свои тиски:

— Чушь. И ты это знаешь. Ты вмешивался в мою жизнь одним своим существованием. Однако же, всегда оставлял выбор в поступках за мной. И за это я тебе благодарен.

— Тогда ты знаешь и об ответе на второй, беспокоящий тебя вопрос. О моем отношении к тебе. Если бы ты был мне безразличен, я покинул бы Годрикову впадину в первый же год. Как только немного бы освоился в новом для себя мире. Путь домой я нашел бы так или иначе. Признаю, что без твоей помощи это заняло бы больше времени, но я бы справился, будь уверен. По правде, мне так и стоило поступить, чтобы не оказывать большого влияния на подрастающего будущего великого мага. Но я не сдержался. Из-за моего к тебе отношения. Из-за того, что ты стал для меня важен.

Альбус почувствовал, как при этих словах глупое сердце в груди пропустило удар.

— И уж точно я бы не позвал с собой в свой мир человека, который был бы мне безразличен, — фыркнул Белый, скрещивая руки на груди с таким обиженным видом, что Альбус непроизвольно улыбнулся второй раз.

Белый скосил на него свой проницательный взгляд и продолжил:

— Что касается третьего вопроса, о твоих желаниях, то ответить на него можешь только ты. Так чего же ты хочешь, Альбус?

Вмиг пересохшее горло и увлажнившиеся глаза заставили Альбуса зажмуриться и судорожно вдохнуть. Вот он, момент истины и точка невозврата. Осталось только сделать шаг. Можно, конечно, было бы и просто сбежать или увильнуть от ответа. Но когда-то давно Альбус был гриффиндорцем. А они не должны бояться правды. Это было его непреложной истиной долгие годы. Стоило ли изменять себе сейчас? Тем более перед тем, кто на самом деле был ему важен.

— Я боюсь, что хочу слишком многого, — он открыл глаза, скрещивая их с Белым небесные взгляды. — И если это так, то прошу тебя отпустить меня как можно скорее.

Белый опустил скрещенные до этого руки и сделал пару шагов к Альбусу, подходя вплотную. Альбус не шелохнулся, продолжая смотреть в глаза старому знакомому, одним взглядом пытаясь передать то, что у него сейчас было на сердце: неуверенность, надежду, смятение, нежность, любовь.

Еще с минуту Белый вглядывался в его глаза. Напряженно и внимательно. И так знакомо. Как когда-то в другой жизни в другом мире выискивал в многочисленных свитках и пергаментах малейшие зацепки, способные вернуть его в свой мир.

— Пошли, — резко схватив Альбуса за руку, Белый, едва успев подхватить свой посох, спешно потянул Альбуса за собой вперед. Несмотря на быстрый темп ходьбы, слегка опешивший, а потому не сопротивляющийся Альбус вполне успевал за спутником и даже не разу не запнулся.

Несколько минут спустя они наконец вышли к водопаду. Семь ручьев — одни помельче и поуже, другие широкие и полноводные — несли свои воды по каменным, покрытым зеленью мхов уступам вниз, в конце сливаясь в одну полноценную реку.

Альбус действительно уже бывал здесь раньше. В первый раз его сюда привел Бильбо. При свете дня водопад был красивым, но не сказать, чтобы сильно впечатляющим. На своем долгом веку Альбусу приходилось видеть и куда-более монументальные природные явления. Во второй раз Альбус наведался к водопаду вечером, на закате. В искрящихся золотом лучах заходящего солнца воды семи источников выглядели мягче и волшебнее, будто пропитанные янтарем и медом. Тогда Альбус, любуясь чарующим видом, задержался допоздна. Успев под конец насладится и молочным отсветом восходящей луны в мерцающих темных водах.

Сейчас на дворе был день, хотя солнце уже давно и перевалило за полдень. А потому водопад выглядел для Альбуса вполне прозаично, как в первое его посещение.

— Сюда, — Белый ловко перепрыгнул третий от края ручей и, опираясь на посох, подал руку Альбусу. Тот смело оперся о предложенную руку, вслед за товарищем перепрыгивая шипящую воду. Тем временем Белый спустился с первой террасы водопада на вторую, а потом и на третью по едва заметным уступам и спускам. Альбус без промедления следовал за ним. Хотя от водяной взвеси одежда и волосы тут же намокли, а влажные руки то и дело норовили соскользнуть с гладких камней. Наконец они подобрались к среднему ручью и Белый остановился, оборачиваясь к Альбусу.

От быстрой ходьбы и последующего экстремального спуска тот раскраснелся и потирал не сильно, но ощутимо счесанный локоть. Белый с тревогой было глянул на это его действие, но Альбус тут же опустил руки и улыбнулся:

— Все нормально, — прокричал он, пытаясь перебить звук шумящей и грохочущей о скалы воды.

Белый отзеркалил его улыбку и приглашающе протянул ладонь. Альбус несмело, но уверенно взял ее в свою.

Медленно и не спеша Белый потянул Альбуса за собой за водную завесу. Альбус уже успел догадаться, что за срывающимся вниз водным потоком наверняка прячется пещера, нередкое явление, которую ему, по всей видимости, и хотел показать Белый. Однако вид пещеры, несмотря на угадку Альбуса, в первые минуты ошеломил и восхитил его. Белоснежные колонны сросшихся сталактитов и сталагмитов подпирали довольно высокий куполообразный свод. Светлый камень стен и сводов время от времени пересекали выходившие на поверхность полосы то ли слюды, то ли какого-то другого светлого металла, отражающего солнечный бликующий свет, пробивающийся из-за водной завесы. Все помещение было наполнено мягкими сияющими переливами, от красоты которых непреднамеренно сдавливало грудь и щипало глаза. Завороженный Альбус долгие мгновения провел не в силах отвести восторженного взгляда от причудливого сочетания породы, металла и бликов солнечного света, вместе создающих причудливую игру красок всех оттенков серебристого.

— Вот почему это Серебристый спуск… — прошептал наконец Альбус. Но Белый его услышал. По какой-то причине гул шумящего водопада в пещере скрадывался.

— Выступы металла на стенах и сводах пещеры — это мифрил, «истинное серебро». Драгоценный металл, очень редкий и невероятно ценный. Его блеск мягче чем у серебра и вместе с солнечными бликами, пробивающимися сквозь поток воды в пещеру, они создают неповторимую игру цвета. Эльфы мало кому рассказывают об этом месте. Не в последнюю очередь из-за ценности этого металла, — все время рассказа Белый следил за Альбусом, и в глазах его читались ликование и нежность.

— Ты уверен, что стоило показывать это место мне? — растерянно начал Альбус. — Если эльфы так сильно оберегают его, они наверняка не обрадуются, узнав, что чужак посетил его. Это может создать проблемы, если…

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — тихо прервал его Белый. — Я не зря привел тебя в это место. Мифрил, редкий и неоценимый... Но разве может он по ценности сравниться с тем, чего хочет твое сердце? Останься, Альбус. Я хочу многое показать тебе, и о многом с тобой говорить. Хочу, чтобы ты увидел мой мир и меня. Хочу видеть и узнавать тебя. Альбус, что скажешь?

Ошарашенный, забывший как дышать Альбус с трепетом наблюдал, как на лице Белого, напряженном и уверенном, небесные глаза отражают серебряные солнечные блики. Их руки все еще были соединены. Белый крепко держал его ладонь, и Альбус вторил тем же. Медленно и осторожно он приблизился к Белому и почти невесомо коснулся губами его щеки, пристально следя за ответной реакцией. Белый, не промедлив ни мгновения, обнял Альбуса в ответ, прижимаясь губами к щеке в ответ, и влажно и судорожно выдыхая вопрос-шепот прямо в ухо Альбусу:

— Что скажешь?

Альбус отстранился, вновь заглядывая в дорогие сердцу глаза и читая в них и просьбу, и озвученное желание, и нежность. И ни доли сомнения.

— Пожалуй, я еще задержусь.