Жиролось (гет)

— Ну что ж, — Совунья надела перчатки и встряхнула крыльями, смахивая с перчаток излишки спирта. — Посмотрим, как поживают наши блохи.

— Но у меня нет… — начал было Лосяш, когда чем-то довольная Совунья легонько щёлкнула его по носу.

— Мне лучше знать, я врач! — важно заметила она. — Профилактика ещё никому не повредила.

Лосяш вздохнул и удобнее устроился на кушетке, лишь прищурился, когда крылья в перчатках коснулись его головы. Совунья аккуратно перебирала короткую золотистую шерсть, поглядывая на своего пациента. Лосяш был смирным и послушным — раз надо, значит, надо. Совунья вновь улыбнулась чему-то и легонько надавила на основание одного из рогов. Она знала, что делает — вспышка удовольствия от пережатых нервных окончаний унеслась по капиллярам и взорвалась где-то в мозгах, и Лосяш, вновь влажно вздохнув, прикрыл глаза.

Совунья перебралась ниже и провела крыльями по мерно сокращающемуся животу. Под тонкой кожей ощущался мягкий жирок. Он приводил пожилую сову в настоящий экстаз.

«Эх, была бы я моложе…» — Совунья зажала между крыльями одну из складок. Лосяш мало двигался и обильно ел — это приводило к вполне ожидаемым результатам. Впрочем, Совунье нечего было это объяснять, ведь она сама играла большую роль в этом «жировом» образе одинокого лося.

* * *

Всё началось давно. Когда в их Долине впервые появился высокомерный и подозрительный Лосяш, Совунья была о нём другого мнения. Звери, что много скрывали, вызывали у неё неприязнь.

«Ишь, как смотрит! Будто на ингредиенты разбирает», — подумала она тогда и, сама не понимая, почему, предложила лосю разделить с ними трапезу. Кажется, Лосяша впервые куда-то приглашали — по крайней мере, спесь с него слетела почти моментально, уступив место удивлению и даже лёгкой робости.

С тех пор утекло много ручьёв. Постепенно смешарики привыкли к Лосяшу, а тот привык к ним и ослабил свою «городскую» маску, под которой обнаружился добрый, живой и вполне себе открытый лось. А Совунья вдруг поймала себя на мысли, что ей очень нравилось кормить нового члена их дружного коллектива.

«Ваши блинчики — просто совершенство, кулинарная вы моя!» — неизменно рассыпался в комплиментах Лосяш, а Совунью бросало в жар, когда она следила за тем, как тот поглощал её блюда. Лось не знал меры — и с удовольствием сметал с тарелки всё, что на неё клали.

* * *

Однажды Лосяш тренировал Бараша и случайно попал под молнию. Совунья лишь вздыхала — ох уж эти увлекающиеся прыгуны! Лосяш лежал на кровати необычно тихим и покорным и выглядел таким беззащитным, что Совунье не хотелось бросать его одного.

«Что ж, заодно проверю на паразитов и прочую шушеру», — решила она и решительно натянула перчатки.

Лосяш был… мягким. Совунья любила мягкие и тёплые вещи, всегда выбирала самую нежную шерсть для своих свитеров. Тело Лосяша же было тем совершенством, которое привело её в настоящий экстаз.

Тихий стон сорвался с губ Лосяша и растаял в тишине комнаты, но Совунья не останавливалась. Выдавив немного заживляющего крема, она втирала его в горячую кожу, чувствуя под кончиками крыльев тонкую и шелковистую, словно кожура персика, шерсть. Жир легко проминался под пальцами, захватывался в пальцевой плен, заставляя кожу натягиваться. В тот вечер Совунья впервые поняла, что Лосяш… толстый.

Все смешарики были круглые — анатомия обязывала. Но вот были ли они толстыми? Сложно сказать. Копатыч так точно нет: под плотной шкурой и коротким, жёстким мехом прятались мышцы, созданные тяжёлым физическим трудом, твёрдые, как гранит. Копатыч был неприятным на ощупь, и о него вполне можно было сломать руку. Под нежной старческой кожей Карыча прятались дряблые мышцы. Карыч питался сбалансированной пищей и не заплывал жиром, но и на тренировки его, в силу возраста и привычек, было не вытащить. Зато ему легко было делать массаж — под опытными крыльями Совуньи кожа послушно принимала нужную форму. Насчёт Пина вообще даже заикаться не нужно было — пингвиний мех был насквозь пропитан жиром, но сам Пин был поджарым и жилистым.

А вот Лосяш… Тут было другое дело. Похоже, бутерброды, пирожки и блинчики, которыми Совунья его щедро потчевала, сделали своё дело.

«Раскормила лося. Как на убой, ей-богу!» — подумала Совунья и замерла, осознав, что ей… понравилось. Понравилось ощущать причастность к чьему-то изменению. Правда, обычно она изменяла в совершенно противоположную сторону — буквально силком вытаскивала молодёжь на пробежки и активные игры на воздухе. А тут совсем другая ситуация…

— Совунья… — Голубые глаза Лосяша приоткрылись, страдальчески затянутые сероватой дымкой. Совунья насторожилась, вынырнув из мечтаний. Похоже, Лосяш почувствовал её внимание. — Воды… — попросил он едва слышно.

Совунья принесла ему воды, быстро допроверяла на паразитов и ушла, убедившись, что лось заснул. Под перьями что-то зудело, так нудно и настырно, что Совунье не сиделось на месте. Не найдя себе куда более важного занятия, она достала противень и кинула долгий изучающий взгляд на стоящие в полке банки с вареньем. «Ночь — лучшее время для готовки», — подумала она, чувствуя умиротворение на родной кухне, когда за окном мрачно подвывал ветер.

* * *

Лосяш быстро пошёл на поправку — он болел часто, этого было не отнять, но и выздоравливал не менее споро. И первое, что сделала Совунья, когда убедилась, что лось в полном порядке — потащила его на кухню.

— Кушать, кушать и снова кушать. Еда восстанавливает организм, — наставительно произнесла она, и Лосяш с готовностью накинулся на ещё тёплые вишнёвые пирожки.

— Да вы… м-м-м… волшебница, — невнятно произнёс он сквозь набитый едой рот. Сглотнул и зажмурился от удовольствия — а Совунья, пока он не видел, быстро смахнула со лба выступивший пот. То самое чувство зуда вернулось, только теперь в компании с нетерпеливым сосущим ощущением внизу живота. — Просто восхитительные пирожки! Ничего вкуснее я не пробовал!

— Уверена, что пробовал, — улыбнулась Совунья и погладила Лосяша по затылку, мягкому, словно плюш. — Ты давай, поправляйся, прыгун. И кушать не забывай!

И Лосяш не забывал. Пожалуй, из всех смешариков он был наиболее прожорлив. Даже в обычном своём состоянии умудрялся не только тарелку вылизать, но ещё и добавки выклянчить — а уж увлекшись книгой, мог за один присест съесть недельный запас продуктов. Раньше это Совунью возмущало. «Ишь, проглот!» — ворчала она тогда, помешивая очередное варево. А теперь… Теперь она, пожалуй, даже была рада, что не высказала когда-то лосю всё, что о нём вначале думала.

Кроме того, Лосяш был крайне слабоволен. Начать жизнь с чистого листа он смог лишь однажды, когда покинул город и перебрался в Ромашковую долину. Больше на подобные радикальные изменения его не хватало — и если раньше Совунью бесило, как быстро Лосяш соскакивал с очередной диеты, то теперь, когда она стала получать удовольствие от его раскорма, это оказалось большим плюсом.

* * *

— Совунья, мне кажется, или наш Лосяш немного… поправился? — негромко поинтересовался как-то Карыч, когда молодёжь на пару с вышеназванным лосём устанавливала какие-то датчики в огороде Копатыча, а пожилые птицы сидели на пороге медвежьего дома.

Совунья подняла голову от вязания и искоса глянула на него. Карыч был наблюдательным старым вороном, и он наверняка видел много странных вещей.

— По-моему, он всегда был таким, — пробормотала сова наконец и добавила многозначительно: — Осень. Не только Копатыч к зиме готовится.

— М-да? — скептически изрёк Карыч. — Ну ладно. Дело твоё, дорогая Совунья. Мне просто кажется, что ты его закармливаешь.

— Я?! — «искренне» возмутилась Совунья. — Да что ты такое говоришь? Я — и закармливаю!..

— Я не виню тебя, — улыбнулся Карыч и успокаивающе погладил её по крылу. — Лосяшу идёт быть пухлым. Просто… не увлекайся…

Совунья нахмурилась и ожесточённо заработала спицами. Да что Карыч вообще понимает в увлечениях! Какая ему разница, поправился Лосяш или нет — тот не ноет, значит, ему хорошо! И ей, Совунье, хорошо. Что в этом плохого?

* * *

— Мрачная вы моя, что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался Лосяш, когда помогал ей вечером мыть посуду.

Совунья задумчиво посмотрела на него. Новые противовредительные ловушки Копатыча взрослые смешарики отметили ударной порцией перебродившего сока. Лосяш, как самый слабый из них, уже нетвёрдо стоял на копытах. Сова заметила рассеянность в его голубых глазах и прищурилась.

— Тебе нравится моя стряпня? — мягко поинтересовалась она.

Лосяш с готовностью заверил, что обожает стряпню Совуньи не меньше, чем саму Совунью. Сова улыбнулась.

— Ты такой милый, когда не умничаешь, дорогой, — заметила она. — Хочешь пирожок?

— Не откажусь. А они остались?

— Для тебя — остались.

Звёзды добродушно мигали с небес. В рассеянном свете лампы кружилась пара мотыльков — последних посланников лета. Совунья сидела на углу террасы и наблюдала за своим ненаглядным лосем, а тот, прикрыв глаза, сосредоточенно жевал, наслаждаясь прохладным ветерком, что касался его шерсти. Урожай вишни в этом году был просто потрясающим — Копатыч бочками закатывал и приносил ей, Совунье, для варенья. Вообще, Совунья не любила готовить с вишней, та была слишком кислой. Но Лосяш обожал эту ягоду, и для него специально Совунья готовила вишнёвые пирожки — от них лося было за уши не оттянуть.

— Если у меня будет выбор — умереть или сказать, что ваша стряпня никуда не годна, — я предпочту первый вариант, — невнятно пробормотал Лосяш, не открывая глаз, и Совунья расплылась в довольной улыбке.

— Твои комплименты бесценны, — произнесла она слегка сдавленно и положила крыло ему на бок. Тот слегка продавился под её движением, и Лосяш удивлённо воззрился на неё.

— Всё в порядке, бесценная моя? — поинтересовался он, склонившись, и Совунья затаила дыхание, когда его внушительный шнобель оказался в нескольких сантиметрах от её миниатюрного клюва. Влажные голубые глаза лося сияли в сумраке улицы.

— Да-да, — рассеянно произнесла она и слегка улыбнулась. — Ты очень мягкий.

Лосяш смутился, повёл ухом, но перебродившие ягоды сделали своё дело, слегка погасив вздорный лосиный характер. Осознав это, Совунья решилась. Она, поколебавшись, вновь положила крыло на его бок — Лосяш звонко выдохнул, но не отшатнулся — и спросила, слегка робея:

— Я… я могу сделать тебе массаж? Вот, в журнале новую технику нашла, а проверить не на ком — Карыч отказывается, а остальные заняты.

Лосяш, слегка почесав копытом затылок, согласился. Массаж Совуньи он, после небольших усилий со своей стороны, признал приятным, особенно, когда сова догадалась ласкать его рога, которые, как известно, были слабым местом практически у каждого лося. Она перемежала сильные месящие движения тела с нежными поглаживаниями по нежной роговой кожице и лёгкими потираниями у носа, которые превращали Лосяша в инертную аморфную массу, растворившуюся в собственном наслаждении.

Совунья тяжело дышала, вновь и вновь касаясь мягкого жирного тела под собой. Если Лосяш наслаждался происходящим, то она просто млела, не в силах противостоять эмоциям.

«Он пьян, всё равно ничего не запомнит», — подумала она и, склонившись, слегка прикоснулась клювом к шелковистому загривку.

Лосяш засопел, слегка качнулся вверх, прижав уши к затылку. Он выглядел таким беззащитным сейчас, что сердце Совуньи потопила нежность. Она вновь и вновь касалась его клювом, продолжая разминать безвольные мышцы крыльями, и тихо, томно вздыхала. Жаль, они не встретились, когда она была моложе…

— Всё в порядке, дорогая моя? — тихо уточнил лось, когда Совунья отшатнулась от него и направилась на кухню.

Сова глубоко выдохнула, прежде чем взяла с полки малиновое варение и выдавила:

— Да.

Всё было далеко не в порядке, но знать ему об этом было совершенно не обязательно.