Догадка императора (джен)

— А все же, Холмс, почему вы так не любите Лекока? — спросил я, глядя на вычищенный до блеска кофейник.

— Да как вам сказать… — замялся Холмс. — Наверное, потому, что я не люблю энергию без размышлений. Равно как и дешевые приключения: бегать ночами по шалманам и притонам в поисках сомнительных типов, а потом выбивать из них признания. Махать пистолетом под носом ума много не надо. Гораздо сложнее подумать, стоит ли махать им вообще.

Он сегодня был в хорошем настроении и охотно болтал за завтраком. Я не сомневался, что ему удалось открыть какое-то очень важное дело.

— Однако Фандорину в этой мрачной истории с доктором Линдом пришлось действовать иначе, — ответил я.

— Что и привело Фандорина к провалу, друг мой, — спокойно сказал Холмс, размешав кофе.

Я с удивлением посмотрел на Холмса. Это было памятной весной 1897 года, когда у нас в Англии опубликовали секретно вывезенный из России дневник царского лакея Зюкина. В нем приподнималась завеса тайны, связанной с коронацией молодого русского императора Николая. Доктор Линд похитил перед коронацией маленького великого князя Михаила, требуя взамен главный русский алмаз «Орлов» и угрожая сорвать коронацию. Ситуацию спас Фандорин — бывший русский подданный, ставший американцем и сумевший кое-как разоблачить Линда, который, ко всеобщему изумлению, оказался скромной мадемуазель Деклик — гувернанткой бедного великого князя. Впрочем, Линд всё-таки убил ребёнка и спровоцировал кровавые столкновения на поле, где шли коронационные торжества. Я помню, какой шок царил во всей Европе при описании этого кровавого праздника. Теперь мы узнали о том, какая неприглядная история крылась за этим фасадом.

Официальный Санкт-Петербург хранил молчание, никак не комментируя произошедшее. Мы до сих пор не могли достоверно сказать, правдив ли дневник Зюкина или это только художественный вымысел. Сам лакей Зюкин после всего случившегося исчез: то ли бежал из России, то ли был убит, причём ваш покорный слуга склонялся ко второй версии. Едва ли инициатор такого скандала смог бы выйти сухим из воды. Только новый русский министр иностранных дел, граф Ламздорф, назвал в интервью Берлинской газете дневник Зюкина литературной мистификацией. Я знал, что Холмс прочитал на днях эту историю, и горел желанием узнать его мнение обо всех событиях.

— Впрочем, это типично для американских сыщиков, — грустно сказал Холмс. — Бегать, стрелять, устраивать погони, драться ради драки… — поморщился мой друг. — Но от Фандорина я такого не ожидал.

— Вы не справедливы к американцу, Холмс. Он сделал, что мог, и не его вина, что Линд оказался так силён. К тому же вас не было рядом, чтобы помочь русскому императору и его родственникам.

— В этом нет необходимости, — сказал равнодушно Холмс. — Русский император давно обо всем догадался, а вот Фандорин так, к сожалению, ничего и не понял.

Накануне я зашёл к Холмсу в нашу бывшую квартиру на Бейкер-стрит. Добрейшая миссис Хадсон, усердно стиравшая пыль, сказала мне, что Холмс вряд ли придёт до полуночи: он, похоже, ведёт какое-то опасное дело. Незаметно для себя я остался ночевать в своей старой комнате. Наутро мы, как в старые времена, завтракали с Холмсом и я не смог побороть искушение, чтобы не спросить его о том загадочном дневнике русского лакея.

— Впрочем, возможно я несправедлив к Фандорину. — Мой друг налил кофе. — Возможно, он сам и был игроком команды «Линда». Тогда это многое объясняет.

— Холмс? — как бы я не был подготовлен, но не смог сдержать крик изумления.

— Или вы думаете, Ватсон, что он дутая величина? Но не могу согласиться, вспоминая все его успехи.

— Но зачем Фандорину играть на стороне Деклик? — изумился я.

Холмс прищурился и, протянул тонкую руку, подлил кофе.

— А с чего вы взяли, Ватсон, что Линд — это Деклик? — спросил мой друг, снова подлив кофе.

— Что тут сказать? После стольких ваших успехов, не удивлюсь, если вы снова попали в точку, — улыбнулся я.

— Большая часть этой истории — мусор, — спокойно сказал Холмс. — Низкопробные приключения в трущобах Москвы в духе Ната Пинкертона. Ценны в ней начало и конец. Их вполне достаточно, чтобы быстро раскрыть дело.

— Быстро? — опешил я.

— За пару трубок. Другое дело, что толком ничего нельзя сделать, — пояснил мой друг. — Прежде всего, дорогой Ватсон, нам никто не доказал сам факт существования доктора Линда, — спокойно заметил мой друг.

— То есть как? — опешил я.

— Очень просто. Мистер Фандорин говорил, что о Линде нет никаких сведений: ни о его возрасте, ни о его происхождении, ни даже о его национальности. Я выписал себе эту фразу, — Холмс достал из кармана бумагу. — «Связи Линда в международных криминальных сферах поистине безграничны, авторитет огромен. Когда ему требуются специалисты какого угодно п-профиля — медвежатники, наемные убийцы, граверы, гипнотизеры, взломщики — высшие «мастера» уголовных наук считают за честь оказать ему услугу», — сказал Фандорин. И это девушка мадемуазель Деклик? — закурил Холмс.

— Вы не верите после всего случившего, что Линд — мадмуазель Деклик? — недоумевал я.

— И тут, дорогой Ватсон, я подумал: а что если доктора Линда не существует? Есть некая американская банда, а может и не одна, которая прикрывается именем «доктор Линд» и творит злодейства, — сказал Холмс. — Все сыщики ловят таинственного адского доктора, а банда спокойно вершит свои дела.

— Однако…. Фандорин видел его… — задумался я.

— Кого? — отозвался Холмс. — Вспомните, Ватсон, описание Фандорина: «Доктор был в черной маске, закрывавшей почти всё лицо, длинном плаще и шляпе. Поэтому я заметил лишь, что он среднего роста и что у него усы — впрочем, возможно, наклеенные. Он не произнес при мне ни единого слова, так что голоса его я тоже не слышал». Ему вполне могли подсунуть ряженую куклу, и Фандорин купился на этот манекен.

— Кто же был под маской? Преступник? — спросил я.

— Или просто какой-то актёр из театра, нанятый преступниками, — поморщился Холмс, — Просто сыграл человек роль, не зная, зачем.

— Ну, это тоже только версия, друг мой, — выпустил я кольцо дыма.

— Не совсем, — поднял Холмс палец. — Обратите внимание на одну деталь. Фандорин говорил, что обшарил весь Нью-Йорк, и вынудил Линда бежать в Европу. Но каким образом, если он не видел в глаза Линда и не знает о нем ничего? Не бегал же Фандорин по всему Нью-Йорку, приставая к каждому прохожему: «Вы не Линд?»

— А осведомители? — заинтересовался я.

— А их нет, — развел руками Холмс. — Фандорин сам сказал, что Линда не выдал никто. Сообщники пошли на каторгу ради него. Почему? Все просто. Им нечего рассказать, ибо доктора Линда нет! И посмотрите, Ватсон, как странно ведет себя Линд. Получив деньги, он убивает жертву. Кто же захочет потом иметь дело с недоговороспособным шантажистом? — пожал плечами мой друг.

— Тогда это были поиски мистера Никто или герра Науманна, как говорят немцы? — размышял я. — Выходит, в Европу из Амеркии бежала некая группировка? — Я чувствовал, что Холмс снова нашёл простое, но верное решение.

— Или того проще. Бандитским группировкам Европы понравилось это имя, и они стали им прикрываться. «Да, да, это злой и ужасный доктор Линд!» Фандорин бежит по городам Европы и всегда опаздывает, по его же словам. Ибо бежит за призраком. — В каждой европейской столице у Линда мощная преступная сеть. Я не знаю монарха с такой властью, — развёл руками Холмс.

— И уж тем более медвежатники вряд ли будут покорны какой-то французской девушке… — вздохнул я.

— Теперь мы подходим к делу. В Москве готовится коронация молодого императора Николая. Линд организует похищение маленького Великого князя Михаила и требует в качестве выкупа алмаз «Орлов», который украшает императорский скипетр. Дело темное. Во-первых, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: алмаз ему никто не даст, ибо это будет означать срыв коронации. Во-вторых, Линд, по словам Фандорина, очень богат — зачем ему так рисковать? В-третьих, Линд явно хочет сорвать коронацию императора Николая. А зачем американскому бандиту ее срывать? — покачал головой Холмс.

— Да, кстати! Глупо… — я тоже чиркнул спичкой и затянулся трубкой.

— Все это понял один человек, Ватсон. Русский император.

— Император Николай? — опешил я.

— Он самый. Фандорин считает Государя неумным человеком. А между тем Его Величество оказался намного прозорливее американского сыщика, — хмыкнул Холмс. — Вспомните приписку Линда, Ватсон. «P.S. Прилагаю шифр для светового сигнала». Фандорин спрашивает, что это за семафор.

Книга Зюкина лежала напротив на маленьком коричневом шкафчике из бука. Мой друг поднялся и, подойдя к нему, взял ее, затем раскрыл на заложенной странице и зачитал:

«Задавать вопросы в присутствии его величества непозволительно, однако государь не только снисходительно отнесся к такому вопиющему нарушению этикета, но и с всегдашней своей любезностью ответил сам:

— Старинный, световой. Установлен на крыше дворца еще при моем прадеде, а в царствование деда оборудован электрическими огнями для темного времени и пасмурной погоды. С семафора можно посылать световые сигналы, которые видно почти из любой точки города».

— Тайна семафора известна только императорской фамилии из ближнего круга, — отчеканил Холмс. — Фандорин проигрнорировал это важное обстоятельство, а русский император не рассеян, а настороже.

— Любой насторожился бы при таком раскладе, — задумчиво кивнул я.

— И заметьте: Линд немедленно ответил Романовым по секретному семаформу, установленному в царствование прошлого императора Николая! Скорость изумительна, как и познания американца в русских делах. Теперь Ватсон, будьте внимательны, — сказал Холмс, — я зачитаю вам этот кусочек:

— А что если заменить алмаз стразом? — раздался из угла голос полковника Карновича. — Можно изготовить такую копию, что не отличишь.

— За столь короткий срок изготовить п-подделку такого уровня невозможно, — ответил ему Фандорин. — К тому же Линд пишет, что у него имеется собственный ювелир.

— У всех государственных реликвий такого уровня давно есть двойники, — поморщился Холмс. — И как же американский бандит определит, двойник это или подлинник? Или он блефует, или на него работает придворный ювелир, — заключил мой друг.

— Второе, кажется, учитывая шифр и семафор. Но какая этому ювелиру выгода? — недоумевал я.

— В отличие от Фандорина император понимает, о чем идёт речь, — заметил Холмс. — Читаю вам, другой мой, ключевой момент:

— Два миллиона? — просветлел лицом император. — Но мы не пожалеем за нашего дорогого Мику этой суммы!

Фандорин вздохнул:

— Ваше величество, дело здесь вовсе не в двух миллионах. Я манеру Линда знаю. Это шантаж, причем г-гораздо большего масштаба, чем кажется на первый взгляд. Речь идет не просто о жизни одного из одиннадцати кузенов вашего величества. Линд покушается именно на коронацию, отлично понимая, что без «Орлова» церемония невозможна. А жизнь мальчика — лишь средство д-давления. Смысл угрозы даже не в убийстве великого князя, а в том, что Линд сорвет коронацию и опозорит Россию и династию Романовых на весь мир, подбросив части тела мальчика в самые людные места.

— Если бы Линду были нужны деньги, он бы ухватился двумя руками за предложение императора, — сказал Холмс. — Но ему зачем-то надо срывать коронацию русского императора. Зачем она американскому бандиту? Ответ очевиден. Это не Линд, а внутренний конфликт в семье Романовых.

— Похоже, да. И дело с концом, — вздохнул я, поражаясь простоте решения.

За окном стояла чудесное апрельское утро. Лучи солнечного света прорывались сквозь занавеску, играя на столике. Деревья уже покрылись зеленым весенним пухом, словно приглашая прогуляться и, напоминая, что все горести остались позади.

— Кстати, Ватсон, обратите внимание, как русский император реагирует на рассказ Фандорина о поисках Линда и его связях с преступными группировками русской столицы.

— Как-как? — заинтересовался государь. — «Сявкой буду?» Сявка — это беспородная собака, да? Расскажу Алисе, ей понравится.

— Культя? — удивленно переспросил император. — Какое странное имя.

— Фандорин на этой основе считает, что император глуп. Боюсь, Его Величество думал точно также о Фандорине, — заключил Холмс.

— А фразы-то правда странные. Мягко говоря… — я задумчиво выпустил кольцо дыма.

— Ничего странного, — сказал Холмс. — Император Николай составил свое мнение о Фандорине как о самоуверенном и не умном американском сыщике, который верит в сказки и бегает ночами с пистолетом по трущобам, вместо того, чтобы задать простые вопросы.

— Холмс, вы несправедливы к нему…. — вздохнул я.

— Послушайте, что говорит Фандорин, — сказал Холмс: «Пендерецкий, успевший нацепить фальшивую бороду, так что я его не сразу и узнал, пошел за ними. Карета с остальными бандитами тихонько ехала сзади. Тогда мы с помощником зашли с д-другой стороны, и я пошел навстречу гуляющим. Все высматривал, не появится ли Линд…» Какой Линд, если Фандорин в глаза его никогда не видел и не знает о нем вообще ничего? — пожал плечами Холмс.

— Ну есть же решение этого дела? — спросил я.

— Да, — сказал Холмс. — Здесь почти открытым текстом сказано, что великий князь Кирилл, брат покойного императора, сам метил в императоры. Он был реальной властью при покойном императоре Александре и пока держит в руках своего молодого племянника Николая. Кому выгоден срыв коронации и династический кризис в России?

— А молодой император Николай это понял? — опешил я.

— Судите сами, — сказал Холмс. — По репликам «глупого» императора, который, боюсь, куда умнее Фандорина.

— Двадцать миллионов! — Его высочество даже задохнулся. — А мне казна выделяет жалких двести тысяч в год! Это же в сто раз меньше! И он, мерзавец, еще смеет требовать у меня денег!

— Не у вас, дядя Джорджи, — сухо заметил государь. — У меня. «Орлов» — собственность короны.

Или:

— Однако если «Орлова» не отдать, — встрепенулся его величество, — этот Линд убьет Мику, и завтра подкинет тело на Красную площадь или к Храму Христа Спасителя. Это выставит меня, русского царя, на позор перед всем цивилизованным миром!

— А с тобой и весь дом Романовых, — заметил Симеон Александрович.

Кирилл Александрович хмуро прибавил:

— И всю Россию.

— Великий князь Кирилл хочет сорвать коронацию? — спросил я, прищурившись.

— Кирилл и не скрывает этого, — заметил Холмс, снова открыв закладку:

— Ах, Ники, ради бога! — поморщился Кирилл Александрович. — Только без «помазанника Божия». Тебя, кстати, еще и не помазали. А если коронация будет сорвана, то и не помажут.

— Из прошлой книги про Фандорина мы знаем, что Кирилл организовал убийство генерала Скобелева, найдя международно известного убийцу Ахимаса, — размышлял Холмс. — Мы знаем, что у Кирилла есть связи в этих кругах. Кирилл, видимо, узнал сказки о докторе Линде, и они ему, видимо, понравились. Кирилл и организовал похищение маленького великого князя Михаила в присутствии Фандорина, дав тому побыть героем и спасти великую княжну Ксению.

— Зачем? — опешил я.

— Затем, чтобы Фандорин стал персона грата для семьи Романовых. Он приходит сразу после получения Романовыми письма от Линда — вернее, его приводит Кирилл и рассказывает о Линде. Звучит красиво и зловеще.

— Но чего же хочет Кирилл? — я глупо держал трубку во рту не зная, что сказать.

— Если бы удалось сорвать коронацию из-за похищения Ксении и Михаила или их гибели, то Романовы могли бы потребовать отречения от молодого императора. Его младший брат Георгий тяжело болен и недееспособен, а самый младший Михаил несовершеннолетний. Вполне можно ввести регентство Кирилла, — спокойно рассуждал Холмс. — А кто составляет послание Линду, предлагая за алмаз миллион отсрочки в день?

— Кирилл, — опешил я.

— Причём с помощью Фандорина, — подмигнул мне Холмс. — Как ведёт себя русский император? Ему якобы придётся отдавать главный алмаз страны и 10 миллионов в придачу за жизнь всего лишь одного из 11 великих князей — тем более, что Фандорин открытым текстом сказал, что Михаила все равно не вернут живым. Вы бы — согласились?

— Нет, — вздохнул я.

— А русский император, — сказал Холмс, — расслабился и сказал: «Делайте, что хотите. Вам и карты в руки». Все равно деньги пойдут из государственного кармана в государственный карман, — заключил Холмс. — Их будут передавать друг другу люди Кирилла, то есть Романовы… сами себе.

— А что это ему дало? — закурил я.

— Время. Теперь все стало наоборот, Ватсон, — сверунали глаза Холмса. — Романовы и Фандорин ловят Линда, то есть сами себя. А император тихо готовится к коронации, — развел руками Холмс. — День, другой, третий… Там и вынос государственных регалий.

— А император оказзывается умен… — улыбнулся я.

— Он-то прекрасно знает, кто стоит за всем этим, — кивнул Холмс. — И делает вид, что организует поисики, а этому позволяет императору Николаю сохранить партнерство с велкиим князем Георгием, отцом Михаила. На его стороне великие князья Сергей и Георгий. Кирилл остался в одиночестве. А Фандорин ловит «Линда», борясь с бандитами, которых он зачем-то приплел к делу, что тоже выгодно императору Николаю.

— Чем? — недоумевал я.

— Во-первых, Фандорин чистит Москву от преступников, во-вторых, дает компромат на второго дядю — Сергея или как там его. Единственная ценная подробность — письма от Линда приходят не пойми откуда прямо в дом Романовых, — пыхнул Холмс. — Что говорит о наличии человека Линда в самом ближнем кругу императора.

— Да и похитить великого князя и пытатья похтитить княжну Ксению можно было только, имея своих осведомителей близко к царской семье, — вздохнул я.

— Вместо этого Фандорин бегает за какими-то жуликами в странном московским районе Хитровка… Черт, Ватсон, как же трудны русские слова… Хотя связь этих разбойников с Линдом не доказана никем и никогда.

— Американец… Главное им — бегать с пистолетом… — Я вдруг понял, что сам заговорил словами Холмса.

— Впрочем, возможно, я несправедлив к Фандорну, Ватосон, — размыщлял Холмс. — Их с Кириллом, заметитье, связывали странные отношения. Кирилл простил Фандорину разоблачение организованного им убийства Скобелева и позволил занимать хороший пост в Москве при губбернаторе. Сам Фандорин открыто сожалел о том, что император Александр, а не Кирилл…

— Фандорин играет за Кирилла? — опешил я.

— Почему нет? Симпатии Фандорина вполне очевидны, — заметил мой друг. — Он рискнул вернуться в Москву, зная, что ее новый губернатор настроен к нему враждено. Значит, у него есть мощная поддержка, мощнее, чем брат покойного императора. Кто же может ему такую поддержку? Или император, или Кирилл. Император отпадает: они не знакомы, как говорит сам император Николай. А вот Кирилл…

— Боже… — покачал я головой. — Как просто.

— Кирилл понял, что комбинация сорвалась, когда было уже поздно, — сказал Холмс. — Тогда его люди пошли на отчаянный шаг — они организовали волнения на поле для коронации. Они, видимо, ожидали, что…

— Неужели Кирилл мог пойти на такое злодеяние? Великий князь? — воскликнул я.

— Гм… У Кирилла, Ватсон, не дрогнула рука организовать убийство русского героя генерала Скобелева, — кивнул Холмс. — Люди Кирилла имеют разветвленное влияние в криминальном мире. Возможно, Кирилл не думал, что количество жертв примет такой масштаб.

— В газетах писали, что русским император повел себя в этот день недостойно, — поморщился я.

— Русский император повел себя, как положено умному и смелому человеку, Ватсон. Конечно, он первым делом успокоил свой народ и сбил накал страстей: «Да, не все так страшно! Разбираемся, дело идёт». Но разве американские президенты при их грандиозных пожарах в городах ведут себя иначе? Любая власть успокаивает народ, чтобы не допустить кризиса и погромов. Император Николай выдержал этот день, короновался и стал законным императором.

— Я не мог понять: какая связь между давкой на поле и похищением мальчика? — прищурился я на весенний свет. — А оказалось…

— Верно, Ватсон: кое-кто их великих князей раскачитвает лодку, — сказал Холмс. — Импретор выдержал бой. И Фандорин понял, что лучше убраться из России. Ставка Кирилла бита, а император считает его человеком Кирилла.

— А помните, Зюкин был недоволен подготовкой к коронациии? — Вдруг вспомнил я. — Выходит, те, кто ее готовили, знали, что коронация не сосотоится?

— А кто это мог знать, Ватсон? Уж никак не американский бандит, — подмигнул мне Холмс. — Это мог знать только человек, планировавший коронацию. То есть Кирилл.

— Тогда выходит, Холмс, что мадемуазель Деклик была невиновна? — с горечью спросил я.

— Гм… Тут, друг мой, мы с вами входим в зыбкую область догадок. Возможно, она была агентом Кирилла, точнее, его людей. Без ее помощи вряд ли можно было бы организовать похищение маленького князя Михаила. Пришло время — и ее пустили в расход.

— Но за что? — не удержался я.

— Надо же было людям Кирилла хоть что-то предъявить по итогам дела и кого-то пустить в расход, — пыхнул Холмс. — Ну не мог теперь Кирилл сделать вид, что ничего и не бело. Или покрыть массовую давку людей перед коронацией. Допускаю, что мальчик погиб в суматохе. Допускаю, что его убили потому что понимали — он может дать зацепки. Мне ясно одно: американскому бандиту Линду было абсолютно не зачем его убивать.

— Ему бы прихватить драгоценные каменные букеты царской фамилии и жить графом Монте-Кристо до конца своих дней, — поднял я брови.

— А Линд этого не сделал, — улыбнулся Холмс. — Вот о чем бы стоило подумать сыщикам, а не бегать по трущобам Москвы в поисках не пойми кого, — вздохнул мой друг. — Если хотите, Ватсон, то перед прогулкой в такой чудесный день, я исполню вам пару произведений Мендельсона!