Приходите посмотреть на коронацию (джен)

Склоните головы. Поднимите взгляд. Король Узкого моря Деймон Таргариен отправляется домой. На ладони преподнести победу королю Вестероса. Горсть пепла и чашу крови преподнести, они смешаются в причудливое зелье на твоих глазах, братец, чтобы ты смог воочию увидеть битву, скованную огнём, водой и камнем. Я тебе дам взглянуть в лицо Кормителя крабов, его не отличить от тех уродцев, что мейстеры хранят в банках с уксусом. Оно до сих пор является мне во снах… Взгляни же на то, с чем ты не давал себе времени справиться, смахнул с барского стола эти крошки, а я собрал их и избавил тебя от печальной участи, что поджидает мягкотелых королей на поле брани. Мне и крошек достаточно, чтобы окрепнуть, брат.

За четыре года я окреп так, что теперь и меня называют королём, а я не противлюсь этому титулу. И на Ступенях теперь спокойно, и гордый Корлис Веларион ест у меня с руки.

Склоните головы. С высоты видны ваши слабости, и повезло вам, что король не в настроении приглядываться. Поднимите глаза. Я хочу их такими запомнить…

Его короновали чужеземной короной. Она вырезана из кости, а на язык попробуешь — соль, кровь и пыль. Деймон кинул её сначала в грязь и стал топтать, потому что ему не нужна эта корона, и Узкому морю король не нужен. Узкое море хочет себе предводителя, сердцем, и душой, и телом преданного хаосу воды и ветра.

Он топтал корону своим тяжёлым сапогом и глядел на лорда Корлиса с величайшей насмешкою. Белёсое слепое небо соорудило ему серебряный венец на серебряных волосах — это обман зрения, но Корлис преклонил колено, а за ним и золотые плащи, и войско Веларионов. А Деймон, вытоптав всю свою ярость, принялся чистить материальный символ своей власти, чтобы всё равно короновать самого себя, забрать то, что досталось ценой боли и крови. Он вымазан был кровью весь, подобно Воину. Он и есть — Воин, его дух витает в воздухе, и хоть с Семерыми Деймон не в ладах, в разгар сражения сердцем его неизменно владеет именно он, самая жестокая его инкарнация…

Кричите, солдаты. Кричите громче, чтоб и морские твари, и птицы, и звери, и оставшиеся мерзавцы-пираты услышали имя своего нового предводителя. Пускай имя сольётся со свистом рассекаемого крыльями воздуха, чтобы никто не спутал с этим звуком ничто другое, и чтобы отголоски этого угрожающего марша всегда гуляли по Ступеням.

Склоните головы. Поднимите взгляд.

Караксес летит быстро, ярость и резвость черпая из своего хозяина. Рассекает воздух, рушит стройные ряды облаков и проваливается вниз в идеальном штопоре, чтобы снова взмыть поближе к солнцу. Деймона слепит белое, лишённое красок небо, Деймона слепит предвкушение триумфа, которого, он знает, на самом деле не будет, а будет лишь укоризненный взгляд Визериса на его безрассудность. «Ты мог погибнуть,» — скажет этот взгляд. «Я хотел помочь тебе,» — добавит Визерис вслух. Ведь это долг старшего брата — помогать и корить за смертельное безрассудство. Но Деймон всё равно, назло ему, отпразднует триумф выжившего, триумф непобеждённого, триумф коронованного.

Он родился вторым, и на право первого не посягает, но кровь его кипит от самого состояния гонки, к чему бы она не привела. Жаль, брат этого никак не поймёт. Как никогда не поймёт расставленные им приоритеты: он лучше бы умер, чем позволил Визерису отнять его славу, горечь победы и сладость сражения. Слишком велика цена его помощи, какой бы великодушной она не была.

Будет ещё восхищение племянницы, высказанное одной улыбкой. Она — другая. За её речами стоят страсть к риску и отнюдь неженское мужество, и она, хоть боится пламени, которым он вечно горит, всё-таки чувствует, что горят они с ней одинаково. А потому восхитится. Узнавание себе подобного всегда особенно сладко.

Интересно, пришлось ей по вкусу бремя наследницы трона? И как скоро кто-нибудь попытается снять его с неё? Деймон вспоминает лицо Алисенты Хайтауэр, этой маленькой порченой дряни, и не сомневается: уж она-то воспользуется любым случаем…

В столице его встречают пересуды вельмож и опасливые взгляды Отто Хайтауэра. Мечи королевских гвардейцев, не позволяющие ступить поближе к Железному трону, на котором восседает располневший и строгий Визерис. Длинные коридоры Красного замка и следящие за каждым его движением глаза.

И предсказуемые до смешного слова:

— Ты отдашь мне корону, Деймон. И прекратишь ухмыляться при дворе так, будто собираешься завоёвывать Вестерос. Нам нужно воссоединиться, как семье, и забыть все обиды.

Визерис не приказывает ему, а просит. Давит в себе таргариеновский гнев, потому что знает: в силе гнева он младшему брату не соперник. Деймон наслаждается этой пляской на раскалённых углях, этим балансированием на краю пропасти, ведь всё это — для него, для его гордости и жадности. Любой посторонний подумал бы, что это немыслимо — таким взглядом смотреть на короля, даже если он твоей крови. Но посторонних здесь нет. Рейнира присутствует при этой семейной сцене, и она раздувает ноздри, словно почуявшая след ищейка. Ей хорошо известно, как выглядит его блеф.

Деймон и не собирается перечить, а лишь притворяется непокорным, ибо его победа заключается именно в этом, брат это знает, он это знает, Рейнира это знает. Их семейный портрет никогда не блистал показной любовью к ближнему, они только и делали, что мучили друг друга, находя в этом особенную остроту и прелесть чувств. Все они прилежно отыгрывают свои роли.

— Мою корону ты, может, и получишь, — лениво ответствует он. — Всё равно игры во власть по-настоящему интересны лишь тогда, когда масштаб позволяет играть по-крупному. Мелководье никогда меня не интересовало. Но что же ты будешь делать с Морским змеем, братец?

Визерис долго смотрит на него, потом бросает взгляд на дочь и говорит:

— Его род соединится с нашим, и Корлис смягчится. Это всё, чего он хотел четыре года назад… Думаю, его желание не изменилось.

Деймон тоже смотрит на Рейниру, а она опускает свои глаза, будто ей невыносима вся эта сцена. Что ж. Иногда выгода идёт впереди сердца, хоть такой порядок Деймону не по нраву: к своей бронзовой суке он не прикасался с брачного ложа; нонсенс, думают почтенные лорды, а он плюёт им в лицо ухмылками. Рейнира же выглядит несчастной: только слепой и глухой при дворе не знает, что мальчишка Валерион предпочитает мужские задницы и члены.

Я бы осчастливил тебя, принцесса, но тебе придётся самой этого попросить. Мы с тобой, как два небесных тела, кружим вокруг друг друга и никогда не сходимся, мейстеры называют это естественным положением вещей, но что они знают о естественности…

Деймон кивает Визерису и выходит из замка, холодный воздух шевелит волосы на его затылке, и он дышит им, дышит и дышит, пока не успокаивается тоскливая дрожь в сердце, и горло не начинает драть от холода. Фантомная тяжесть костяной короны всё ещё сковывает его мысли, но он знает, что поступил единственно верно.

Он наконец вернулся домой.