Убить книгу (джен)

Шум костюмированного парада эхом доносился от главной площади, играла музыка, что-то громко и совершенно невнятно объявляли в мегафон. Толпы туристов, смешиваясь с местными жителями, одетыми в костюмы эпохи Возрождения, стягивались к центру города, превращая улицы в пёстрый суетливый муравейник. Праздничное шествие уже закончилось, но огромные плакаты, развешанные по всему Бирмингему, уверяли, что сам праздник продлится до полуночи. В объявлении было ещё что-то про большой концерт, розыгрыш призов и фейерверки, впрочем, особых подробностей Эмма уже не помнила.

Из-за праздничного парада все магазины и ресторанчики на Парк-стрит открывались в эту субботу только после обеда, и их с отцом книжный магазин не был исключением. Джерри, приятель из кафе напротив, помахал ей рукой, и Эмма, в приветственном жесте приподняв в ответ свой стаканчик с кофе, отперла дверь. Звякнул дверной колокольчик, блики света отразились в цветном витраже, украшавшем входную дверь, Эмма включила свет и оказалась в царстве книг.

Стеллажи занимали в магазине всё свободное пространство — справа, у самого входа, заманивая покупателей яркими обложками, стояли последние издания европейских любовных романов, ровными стопками лежали путеводители и карты города, в глубине, в тёмных закрытых шкафах, хранились подержанные, редкие, а подчас и просто раритетные книги. Запахи свежей типографской краски и клея причудливо смешивались здесь со сладковатым запахом толуола и ароматом миндаля с лёгкой примесью ванили — так, с детства знакомо и чарующе, пахли старые книги.

Отец Эммы на несколько недель улетел в Штаты, на встречу с американскими клиентами, и Эмме теперь приходилось справляться в магазине одной. Впрочем, осенью дел было немного. Аккуратно поставив стаканчик с кофе на маленькую конторку, расположенную в глубине магазина, она включила компьютер и стала просматривать последние сообщения. Время неумолимо меняло их жизнь, и теперь основные продажи совершались в Интернете, сделки заключались по Скайпу, а заказы на реставрацию книг всё чаще и чаще приходили на электронную почту. Ещё несколько лет, и живые покупатели станут для них такой же редкостью, как и рукописные книги.

Размышляя о стремительных переменах, захвативших мир, Эмма включила компьютер и, с головой погрузившись в изучение заявок, не услышала, как звякнул дверной колокольчик, и лишь когда шаги послышались совсем рядом, удивлённо подняла на посетителя взгляд. Перед ней стоял невысокий полноватый незнакомец в малиновом сюртуке и странного вида огромном берете. Клиновидная, не слишком опрятная бородка и слегка округлый живот придавали ему невольное сходство с вельможами с портретов фламандских художников. Левый глаз незнакомца немного косил.

— Добрый вечер, моя дорогая! Неужели вы ещё не приступили? — сказал он таким тоном, словно они расстались с Эммой только вчера. — У меня, знаете ли, совсем нет времени!

— Простите? — растерянно переспросила Эмма.

Незнакомец был явно чем-то взволнован и, видимо, ждал от неё каких-то заверений, хотя она была абсолютно уверена, что никогда не встречалась с ним раньше. Она попыталась незаметно заглянуть в лежащий на конторке регистрационный журнал. Может, это отец взял новый заказ на реставрацию какой-то книги и просто забыл ей об этом сообщить? Но на раскрытой странице была сделана всего одна короткая запись: «Вторник, не забыть купить курицу». Что ж, в последнее время судьба не слишком часто баловала их заказами. Однако, отсутствие записей в регистрационном журнале ещё ни о чём не говорило, коллекционеры и ценители раритетных книг — особые клиенты её отца — нередко отличались странными манерами, граничащими с экстравагантностью, и жизнь давно приучила Эмму не слишком удивляться происходящему.

— Вероятно, вы договаривались о чём-то с моим отцом? — спросила она на всякий случай.

— Ну что вы, моя дорогая, причём здесь ваш отец?

Незнакомец вытащил из кармана маленькую чёрную записную книжицу, раскрыл её и, немного помедлив, прочёл:

— Эмма Даттон, Парк-стрит, дом восемнадцать, Бирмингем. Изгонятель. Без сомнения, это вы, — сказал он, захлопывая книжицу и засовывая её в карман с таким видом, словно теперь у Эммы не должно было остаться ни малейших сомнений. — Хотя я ожидал, что вы окажетесь несколько… э… старше.

— Изгонятель? — переспросила Эмма. — Это странная шутка или какая-то ошибка, я продавец книг, букинист.

— Конечно же, вы Букинист, — покладисто согласился незнакомец, складывая руки на животе. — Стал бы я связываться с каким-то там дилетантом. Сами знаете, как в наше время сложно найти хорошего специалиста… тем более, вне гильдии, — он внезапно прервал свою речь, поймав непонимающий взгляд Эммы, и нахмурился. — Какой сегодня день? — спросил он.

— Суббота, — ответила Эмма.

— Суббота? Не четверг? — с сомнением переспросил незнакомец и вновь торопливо достал из кармана свою маленькую чёрную книжицу. Раскрыв её на последней странице, он внимательно сверился с какими-то записями и тут же снова недовольно нахмурился. — Хм... Вероятно, я ошибся датой, — произнёс он спустя пару секунд, расстроенно захлопывая записную книжку. Добродушие и снисходительность, ещё минуту назад отличавшие его манеру общения, мгновенно сменились ворчливым раздражением. — Неужели они вас ещё не наняли? Но это крайне принеприятнейшее известие, я рассчитывал получить самого лучшего мастера! А получу вас? Да к тому же только в четверг!

— Простите, — всё меньше понимая смысл происходящего, сказала Эмма, — вам нужно отреставрировать или найти какую-то книгу?

— Ну что вы, право слово, милочка! — возмутился незнакомец. — Мне нужно её убить!

— Убить?

— Конечно, это ведь не просто какая-то книга, это… О, что же я творю? — внезапно спохватился он. — С меня же Розарио шкуру спустит, если я расскажу вам хоть что-то, прежде чем контракт вступит в силу.

Он с досадой дёрнул себя за край берета и тут же добавил:

— Что ж, позвольте откланяться, моя дорогая, я вновь прибуду в четверг, и, надеюсь, вы не станете затягивать с моим заказом.

Незнакомец очень церемонно раскланялся, отчего его большой тяжёлый берет сполз набок, и в следующую секунду растворился в воздухе.

— Что вы хоте… — Эмма замолчала на полуслове, растерянно глядя на застывший в воздухе берет, парящий над тем местом, где только что стоял странный незнакомец, и тут же почувствовала, как всё её восприятие происходящего медленно переворачивается с ног на голову.

«Следуй за белым кроликом», — совсем ни к месту пронеслось у неё в голове, и она очень осторожно потянулась рукой к висящему в воздухе берету.

— Ах, простите! — незнакомец вновь возник прямо перед ней, материализовавшись, словно из ниоткуда, схватил свой висящий в воздухе берет и нацепил его на затылок. — Все эти ужасные события совершенно выбили меня из колеи. Так что, как я уже сказал — до четверга…

И на этот раз исчез окончательно, прихватив с собой и свой старомодный большой берет и весь флёр таинственности и безумия, что сопровождал его краткий, но невероятно насыщенный странностями визит.

«Может, я сплю?» — подумала Эмма и на всякий случай ущипнула себя за ухо.

* * *

Всю следующую неделю Эмма чувствовала себя как на иголках. Мысль о том, что кто-то в предстоящий четверг собирается нанять её, чтобы убить книгу, казалась ей ужасно нелепой и в то же время невероятно захватывающей. Её размеренная жизнь в тихом и самом спокойном квартале Бирмингема никогда не изобиловала приключениями, и ничто не предвещало того, что однажды они сами придут за ней в магазин её отца, вот так запросто материализовавшись из воздуха среди видавших виды книжных стеллажей, начисто лишив её при этом покоя и сна. И пусть вестником этих приключений и стал немного экстравагантный и не слишком последовательный джентльмен в странном берете, Эмме всё равно казалось, что это лишь первая страница какой-то огромной книги, и стоит эту страницу перелистнуть, как перед ней откроется новый мир, в котором люди умеют перемещаться во времени и пространстве, а книги превращаются в настолько опасных чудовищ, что их приходится убивать. Она не была уверена, что ей понравилось бы жить в подобном мире, но получить шанс взглянуть на него хоть одним глазком хотелось до невозможности.

Однако, в четверг, вопреки всем её ожиданиям, ничего примечательного так и не произошло.

С самого утра Эмма, как могла, старалась занять себя работой, чтобы не думать о том, что принесёт ей этот важный день, и всё же всякий раз вздрагивала, когда дверной колокольчик мелодично звенел, оповещая о приходе нового посетителя, а затем разочарованно вздыхала, обнаружив, что это всего лишь очередной турист, желающий купить карту города или путеводитель. К полудню она продала несколько дорогих книг улыбчивой молодой паре из Лондона и обновила информацию по книжным лотам на букинистическом портале, ответила на электронные письма клиентов отца из Сити и даже на всякий случай решила не уходить на обед — вдруг кто-то заглянет в магазин, пока она отлучится за сэндвичами. Но когда за окном книжного магазина стало темнеть, а на Парк-стрит зажглись фонари, Эмма наконец поняла, что никто не придёт.

«Странно, — расстроенно подумала она, наблюдая за тем, как её соседи один за другим закрывают свои магазины. — Не может быть, чтобы всё случившееся мне просто привиделось. Что если этот загадочный нервный джентльмен в очередной раз просто перепутал дни? Он ведь не сказал, о каком именно четверге идёт речь, — тут же спохватилась Эмма, — что если он перепутал не только день, но и год?»

Она тут же вспомнила, как незнакомец удивился тому, что сама она выглядит несколько моложе, чем он рассчитывал. Может, он прибыл не из другого мира, а из другого времени? Может, через двадцать лет их мир изменится настолько, что книги окажутся куда более опасными врагами человечества, чем роботы и искусственный интеллект? А может, «убить книгу» — это вообще образное выражение? Может, в будущем кто-то напишет книгу, способную своими идеями привести человеческую цивилизацию на край гибели, и единственным способом не позволить этому случиться будет отыскать каждый изданный экземпляр этой книги, чтобы его уничтожить? Опасные идеи уже творили с этим миром страшные вещи. Может, в будущем это произойдёт вновь? И всё же, в век современных технологий даже Эмме, воспитанной в любви и уважении к книгам, сложно было поверить, что через двадцать лет бумажные книги по-прежнему будут не только издаваться, но и оказывать серьёзное влияние на жизнь людей. Нет, вероятно, дело было совсем в другом… Вот только узнать об этом ей так и не предоставилось возможности.

Джерри с шумным треском опустил решётку на своём кафе, и Эмма, ощутив огромное разочарование, отошла от окна, возвращаясь к своей конторке. Она обвела задумчивым взглядом окружавшие её стеллажи и подумала о том, что никогда бы не хотела воевать с книгами. Жечь книги, уничтожать их — это варварство, и от мира, где книги — враги людей, едва ли стоит ожидать чего-то хорошего. А значит, это даже к лучшему, что за ней так никто и не пришёл. Она решительно достала из ящика ключи и пообещала себе, что этой ночью отлично выспится, а завтра... Что ж, завтра у неё будет много новых дел, и она непременно выкинет всю эту историю из головы.

* * *

Четверг сменился пятницей, а затем и субботой. В кладовке копились ящики с новыми поступлениями, а у Эммы всё валилось из рук. Аппетит пропал, желание куда-то идти и что-то делать — тоже.

Если бы странный незнакомец в берете, покидая её магазин, просто вышел за дверь, она бы, пожалуй, решила, что по глупости увлеклась словами сумасшедшего и, отчитав себя за излишнюю увлечённость, уже давно позабыла бы о случившемся.

Но он не вышел.

Он просто исчез, растворившись в воздухе и оставив после себя парящий посреди магазина берет и веру в то, что окружающий её мир намного необычнее, чем она смела надеяться. И то, что этой надежде так и не суждено было сбыться, виделось Эмме вселенской несправедливостью.

Может, она оказалась недостаточно хороша для своих потенциальных нанимателей?

Может, она не прошла какой-то тест? Чего-то не заметила? Не разглядела приглашение? Может, она сама упустила свой шанс? Мысли о случившемся, а вернее, о не случившемся, не давали ей покоя, и она прокручивала в голове события последней недели, шаг за шагом анализируя каждый день. Какие письма она получала, с какими посетителями общалась, какие книги читала…

Отец всегда упрекал её в том, что она не умеет вовремя останавливаться, и в детстве упрямство действительно не раз доводило её до беды, но сейчас именно эта черта характера не позволила ей опустить руки и сдаться. Если она что-то упустила — она это найдёт. Если кто-то решил приоткрыть перед ней дверь, а затем передумал — что ж, она отыщет эту дверь и постучится в неё так громко, что им больше не удастся игнорировать факт её существования. Эмма решительно вооружилась карандашом и блокнотом и уселась за компьютер. Гугл знает ответы на все вопросы, просто необходимо понять, о чём именно ей нужно его спросить.

Что ей вообще известно?

Эмма попыталась вновь представить себе странного незнакомца, посетившего её магазин неделю назад, и выписать в блокнот все те необычные и примечательные вещи, которым она не придала особого значения во время его визита. Костюм мужчины был явно не современным, и если вначале Эмма списала это на парад, то сейчас она была абсолютно уверена, что парад здесь совершенно ни при чём. Раз он собирался появиться в её магазине в четверг, то наряжаться к субботнему праздничному шествию не было никакого смысла. Она сделала соответствующую пометку в блокноте и вновь задумалась.

Гильдия… Он упомянул гильдию.

Гильдия объединяла… Кого? Букинистов? Как бы странно это ни звучало, но когда она, не поняв намёков незнакомца, сказала, что она букинист, он не стал возражать. Да, пожалуй, ему и правда нужен был букинист, только в том, что для него это слово означало то же самое, что и для Эммы, она очень сильно сомневалась. А ещё он назвал её «Изгонятель». И это было самое нелепое. Если слово «букинист» по крайней мере звучало для Эммы обыденно и привычно, то в слове «Изгонятель» ей виделся самый что ни на есть издевательский подтекст. Она вспомнила фильм, который несколько раз смотрела в детстве, «Изгоняющий дьявола», и нахмурилась. Её хотели нанять, чтобы она изгнала дьявола из книги? Эмма на секунду примерила к себе это странное предположение, словно новую одёжку, и тут же расстроенно отшвырнула карандаш в сторону.

«Господи, какая чушь!»

Она ведь даже не была верующей. Впрочем, в озвученном незнакомцем контексте слово «Изгонятель» звучало скорее как дезинфектор, чем обозначало религиозное лицо. Эмма расстроенно потёрла пальцами переносицу, чувствуя, что абсолютно бестолково блуждает в темноте. Сейчас она ни в чём не могла быть полностью уверена. Хотя нет...

Догадка кольнула её где-то под ложечкой, заставив почувствовать странное беспокойство. По крайней мере одно она знала совершенно точно — её хотели нанять не из-за её особых талантов, а потому что она не была членом гильдии. Но почему это было так важно? Потому что убийство книги незаконно? Потому что её потенциальным нанимателям нужно было что-то скрыть? Потому что она ничего не понимала в происходящем, а значит, легко могла при необходимости стать козлом отпущения?

Последняя мысль не понравилась Эмме. Она никогда не любила оставаться в дураках. Впечатлившись способностью её таинственного гостя появляться и исчезать словно по волшебству, она увидела в происходящем сказочную возможность, а не изощрённую и коварную ловушку, а ей бы стоило быть поосторожнее в её увлечении мечтой. Это только в одиннадцать лет к детям приходят добрые великаны, чтобы сообщить им, что они известные на весь мир волшебники.

Эмма взяла в руки карандаш, крупно написала в блокноте «НЕ В ГИЛЬДИИ» и вновь задумалась.

Если её хотели использовать, то почему так и не сделали этого? И если они планировали подставить её, то почему ей ничего нельзя было сообщать без подписания контракта? Чем так важен был этот контракт, что без него никак нельзя было обойтись? Магический пункт о неразглашении? Подпиши его, и сам себе откусишь язык, если рискнёшь всё разболтать? Что ж, если это действительно так, то это очень удобно.

Она пообещала себе, что не будет ни на что соглашаться, пока не изучит всё досконально, как бы они ни настаивали на обратном, и поняла, что по-прежнему не представляет, кто для неё скрывается под этим загадочным «они». Хотя одно имя она всё-таки знала. Эмма пододвинула к себе блокнот и под словами «не в гильдии» написала «Розарио». Она понятия не имела, женщина это или мужчина, но больше склонялась к мысли, что женщина. Женщина, которую боялись и уважали. Гостю Эммы очень не терпелось приступить к выполнению своего плана, настолько сильно, что он отправился к Эмме, не дождавшись, пока их официально представят друг другу, и только мысль о Розарио заставила его держать рот на замке.

Эмма подумала ещё немного и под именем «Розарио» написала:

«Убить книгу».

Раз книгу хотели убить, значит, она была для кого-то опасна. Если от книги нельзя было избавиться традиционным способом, швырнув её в горящий камин, значит, это была особая или, вероятно, волшебная книга. Если существовала целая Гильдия Букинистов, изгоняющая или уничтожающая книги, значит, такая книга была не одна. Если Эмму хотели нанять для убийства книги, значит, для этого не требовалось каких-либо специальных магических способностей, а только определённые знания, иначе Эмма им просто не подошла бы. Если за ней пришли в этот мир или в это время, то вполне вероятно, что нечто подобное они уже проделывали и раньше.

Эмма отложила в сторону блокнот, пододвинула к себе клавиатуру компьютера и, немного подумав, в поисковой строке Гугла написала «Убить книгу». Глупо, конечно, но надо же с чего-то начинать.

Несмотря на то, что Эмме казалось, что все её рассуждения верны, поиски в интернете так ничего и не дали. На «убийство книги» Гугл выдавал ссылку на книгу Харпера Ли «Убить пересмешника», на имя Розарио упорно подсовывал ей фотографии голливудских актрис, а на Изгонятеля и вовсе всякую мистическую чушь. Эмма провела ещё с час, внимательно изучая статьи о самых опасных книгах, но все они были наполнены отсылками к оккультизму, эзотерикой и прочей бесполезной ерундой.

В конце концов, раздосадованная неудачей, она выключила компьютер и решила заняться делами — следовало отвлечься и немного подумать. Наведя порядок в кладовой и выбросив старый хлам, Эмма вынесла в торговый зал ящики со свежими поступлениями и принялась расставлять на полки яркие, пахнущие типографской краской детские энциклопедии.

Может, ей стоило позвонить отцу? Едва ли он всерьёз отнёсся бы к вопросу об убийстве книги, но кто знает — возможно, ему уже доводилось слышать нечто подобное. Задумавшись об этом, Эмма машинально вытащила из коробки томик «Прогулок с динозаврами» и тут же от неожиданности охнула. Книга в её руке внезапно сделалась тяжелой и стала увеличиваться в размерах. Эмма успела разглядеть голубой шрифт на чёрной обложке, а затем что-то обожгло ей ладонь, и она, вскрикнув от боли, инстинктивно разжала пальцы.

Книга с грохотом упала на пол. И...

…так и осталась лежать на полу, словно это и правда была самая обычная книга. Вот только это совершенно точно больше не были «Прогулки с динозаврами».

Теперь перед ней лежал старый и явно потрёпанный временем фолиант.

«Что это вообще за чертовщина такая?» — подумала Эмма, опускаясь на корточки и очень осторожно касаясь пальцами грубого переплёта из тёмной кожи. Она могла бы поспорить с кем угодно, что из коробки достала именно «Прогулки с динозаврами», а затем… затем… вряд ли бы у неё получилось внятно объяснить, что произошло затем.

Книга её укусила? Обожгла? А потом превратилась в это…

Удержать подобный фолиант в одной руке Эмма, конечно, не смогла бы. И тем более машинально вытащить его из коробки. Лежащая перед ней книга весила, наверное, не меньше семи-восьми фунтов, да и размерами достигала дюймов двадцати. Осторожно, кончиками пальцев, Эмма дотронулась до грубых наростов, украшавших обложку, и на мгновение ей почудилось, что она ощущает тепло, а в следующую секунду услышала стук.

«Тук... Тук...»

Резкий, нервный, он болью отдавался в висках, словно внутри книги проснулось испуганное сердце и встревоженно забилось, стараясь вырваться на свободу.

«Тук-тук-тук», — частота ударов увеличилась.

Боль в голове стала стремительно набирать силу, виски отчаянно заломило, и Эмма почувствовала, как её захлёстывает страх. Она испуганно отдёрнула руку, и стук разом прекратился. Вот только страх никуда не делся. Животный, иррациональный, бессмысленный, он жаркой неуправляемой волной поднялся откуда-то из груди, мгновенно вытеснив из её сознания все мысли, кроме одной единственной:

«Бежать!»

Дрожащей от напряжения рукой Эмма медленно вытерла проступивший на лице пот и попыталась встать. Тело едва слушалось, от нахлынувшего ужаса пересохло во рту. На плохо гнущихся ногах она вернулась к своей конторке и, вынув из пакета бутылку воды, залпом осушила её до дна.

«Тик-так, тик-так...»

Висевшие на стене часы размеренно отбивали ровный ритм. Эмма опустилась в кресло, с хрустом смяла пальцами пустую пластиковую бутылку и обессиленно закрыла глаза. Страх медленно отступал, оставляя после себя липкое неприятное послевкусие и чувство стыда. Чего она так испугалась? Книги? Боже, какая нелепость! Стараясь взять себя в руки, Эмма нервно облизала пересохшие губы и подумала, что на ней так глупо сказалось нервное напряжение последних дней. Как можно было испугаться книги? Пусть даже столь странной и появившейся столь необычным образом... Всё равно это была всего лишь книга.

И всё же, вопреки доводам разума, возвращаться назад не хотелось.

«Разве не чего-то подобного я добивалась целую неделю? — подумала Эмма. — Не такого ответа ждала? Что если это и есть то самое долгожданное испытание? Или даже приглашение?»

Она решительно выдвинула ящик стола и достала из него перчатки и лопаточку для книг. Первое, для чего букинисту приносят книгу, это её оценка, а значит, для начала книгу нужно внимательно осмотреть. Надевая перчатки, Эмма бросила короткий взгляд на собственную ладонь и только тогда заметила слабый след от ожога, оставшийся возле большого пальца.

«Это ничего», — подумала она.

Пока она не поймёт, что здесь происходит, она просто постарается больше не прикасаться к книге голыми руками.

* * *

Книга по-прежнему лежала на полу в третьем ряду слева, там, где Эмма её и оставила. Она не исчезла и не превратилась обратно в глянцевую, пахнущую свежей типографской краской детскую энциклопедию и в целом выглядела довольно обыденно. Сейчас, когда Эмма просто смотрела на неё, охвативший её недавно страх казался ей ещё более иррациональным.

Стараясь действовать как можно более осторожно, Эмма присела на корточки и, не касаясь книги руками, очень внимательно осмотрела её переплёт. Судя по внешнему виду, состояние книги оставляло желать лучшего. В верхнюю часть корешка было вставлено крепкое металлическое кольцо, а значит, книгу когда-то приковывали. Эмме уже не раз доводилось сталкиваться с довольно распространённым заблуждением, будто так в Средние века хранили только запрещённые книги. На самом деле на цепь как правило «сажали» самые обычные рукописные книги, служившие основой первых публичных библиотек. А раз книгу держали в монастырской или даже в университетской библиотеке в свободном доступе, то вряд ли в ней было что-то опасное.

Воспользовавшись деревянной лопаточкой, Эмма аккуратно открыла книгу и тут же убедилась в верности своих предположений — перед ней и правда был манускрипт. Пожелтевшая страница оказалась заполнена сплошным текстом — ни названий, ни картинок, ни пояснительных пометок. Почерк переписчика выглядел идеально ровным, шрифт — немного витиеватым, и лишь одна странность невольно привлекала внимание — между словами было непривычно мало пробелов.

Помимо родного английского, Эмма знала не так уж и много языков — говорила на французском, довольно бегло читала на испанском и итальянском — но основные языковые группы могла определить безошибочно. Язык книги явно имел общие корни с романской группой, но был Эмме совершенно не знаком. Может, это вообще шифр? Она ни разу не слышала о каком-либо языке, где встречались слова длиной в стандартное предложение. И всё же некоторые слова показались ей явно знакомыми — она узнала слово «дом» и слово «путь», которые точно так же писались по-итальянски. А затем, перевернув страницу, и вовсе увидела текст на английском. Этот отрывок в книге разительно отличался от всего остального — переписчик был явно другим, и шрифт выглядел узким и лишённым наклона, а чернила ложились на пергамент жирными линиями, отчего весь текст казался выпуклым и немного объёмным. Зато с пробелами здесь всё было в полном порядке.

«Переверни страницу и вернись назад, отсчитай двенадцать слов и найди следующую», — прочитала Эмма. Она помедлила и перевернула страницу сначала в одну сторону, а затем в другую. И тут же почувствовала себя ужасно глупо.

«Это что, пошаговая инструкция?» — подумала она озадаченно.

Двенадцатым словом оказалось слово «шестьдесят».

Эмма перелистнула книгу до шестидесятой страницы, внимательно просмотрела весь разворот от начала до конца и не нашла ни одного знакомого слова.

«Нелепица какая-то».

Она вернулась назад и убедилась, что двенадцатым словом и правда было «шестьдесят».

Может, никакого скрытого смысла здесь нет, и она его просто выдумала, расстроенно решила Эмма и тут же почувствовала, как внутреннее чутьё, годами заточенное разгадывать любые ребусы, кольнуло её где-то под ложечкой. Подумав немного, она отыскала страницу под номером девяносто и перевернула книгу вверх ногами. И тут же поздравила себя за сообразительность, найдя на желтоватой странице английский текст.

На этот раз англоязычный отрывок оказался стишком — не очень складным, не очень понятным, но всё же стишком — историей о пастухе, который никак не мог собрать в отару сто двенадцать овец, пасущихся в горах. Он пересчитывал их по многу раз, и каждый раз у него выходило то восемьдесят, то девяносто, то вообще шесть овец. Эмма не могла даже представить, как можно было так странно считать, но решила не искать в этой истории здравого смысла. Она открыла подряд все перечисленные в стишке страницы и вновь попала не туда. Задумалась, сложила всех овец вместе и отправилась на страницу сто семьдесят шесть.

На этой странице англоязычного текста было много. Она пробежала его глазами и поняла, что речь в рассказе идёт о какой-то древней легенде, о сказочном драконе Игуоке и человеке, умевшем заклинать человеческие души. Однако в последнем абзаце рассказ внезапно терял всякий смысл и превращался в набор ничего не значащих слов. Эмма перечитала абзац несколько раз, пока не поняла, что читать на самом деле нужно только каждое третье слово.

«Найди отражение стекающей воды».

«Всё-таки я была права, и это какое-то испытание, — подумала Эмма, — хотя на первый взгляд и совершенно бессмысленное». Все эти отрывки текста не имели между собой никакой связи, кроме инструкций, указанных в последних абзацах.

Она собралась уже было перелистнуть страницу, пытаясь понять, что же такое «отражение стекающей воды», когда внезапно в самом низу книги увидела ещё одно предложение. И почему она сразу его не заметила?

«...и свет скроют за семью печатями, и поднимутся по шестнадцати ступеням те, кто решат закрыть дверь...»

У предложения не было ни начала, ни конца, но почему-то Эмме показалось, что в этой фразе скрыт какой-то очень важный смысл. Может, книга пыталась ей что-то сказать? Эмма перечитала предложение несколько раз, и почерк переписчика — совсем иной — показался ей странно знакомым. А затем фраза вдруг стала исчезать, буквально тая на глазах, чернила выцветали, буквы теряли былую яркость, и уже спустя несколько секунд от английского текста не осталось и следа. Эмма провела пальцами в перчатке по тому месту, где только что было написано целое предложение, и ничего не почувствовала — не было даже царапин от остро заточенного гусиного пера.

«Все загадочнее и загадочнее» — подумала она растерянно.

Помедлив, она ещё несколько раз нерешительно перелистнула страницу сначала в одну сторону, затем в другую, надеясь, что текст появится снова, но он так и не появился.

Эмма вздохнула и принялась листать книгу дальше, пока на глаза ей не попалась первая картинка. Вернее, это была даже не картинка, а нестандартным образом расположенный шрифт — буквы образовывали на странице спиралевидный водоворот, состоящий из одного-единственного, постоянно повторяющегося предложения:

«Отвори дверь и впусти свет».

«Водоворот — это стекающая вода», — подумала Эмма, прочитав предложение.

И в ту же секунду страница книги внезапно вспухла, словно кто-то надавил на неё с обратной стороны, и текст пропал, а сама бумага приобрела молочно-кремовый оттенок. Какое-то время она ещё продолжала вздуваться, издавая неприятный, тревожащий барабанные перепонки звук, а затем Эмма вдруг отчётливо поняла, что на самом деле видит перед собой уже не вздувшуюся бумагу, а сидящее на странице живое существо — бледное, покрытое шершавой кожей и формой чем-то похожее на морскую звезду.

Страх мгновенно накрыл Эмму с головой. Она испуганно отпрянула и, неловко зацепившись за ящик с энциклопедиями, плюхнулась на пол, больно ударившись плечом о полку. И в ту же секунду сидящее на странице существо с чавкающим звуком отделилось от книги и прыгнуло на стеллаж. Безглазое, с пятью бледными лучами-отростками, оно повисло на деревянной стенке стеллажа, присосавшись к ней невидимыми присосками, а затем один из его отростков неуверенно приподнялся, и из него выдвинулся похожий на зубочистку полосатый шип. По шипу медленно стекла капля белой слюны и со звонким шлепком упала на пол.

А потом существо отчаянно завизжало.

Визг оказался таким оглушительным, что Эмме заложило уши. Она дёрнулась от испуга, ударилась спиной о стеллаж, и в ту же секунду тварь «выплюнула» свой полосатый шип. С невероятной скоростью, словно спущенный с тетивы арбалетный болт, шип преодолел разделяющее их расстояние и больно вонзился Эмме чуть ниже колена. Ногу мгновенно пронзила острая боль. Эмма вскрикнула, вскочила на ноги и бросилась бежать, краем глаза успев заметить, как из бледного покачивающегося отростка выдвигается еще один шип. Гладкая кафельная плитка заскользила под ногами, Эмма ухватилась рукой за ближайшую полку и едва не упала, когда два новых шипа вонзились ей в бедро. Резко свернув за угол, совершенно оглохнувшая от пронзительного визга твари, она поменяла направление бега, преодолела с десяток футов по главному проходу, пытаясь добраться до спасительного выхода из магазина, и тут же, получив ещё один удар шипом в плечо, рухнула на пол, с ужасом осознавая, что больше не чувствует ногу. Существо мгновенно перестало визжать, потеряв свою жертву из вида. С десяток острых костяных шипов пулемётной очередью пронеслись у Эммы над головой и с гулким цокающим звуком вонзились в стенку шкафа.

А потом наступила звенящая тишина.

Эмма замерла, отчаянно вжимаясь в холодный пол. Тварь очень медленно проползла по деревянной стенке стеллажа, залезла на самый верх и с чавкающим звуком перебралась на стену. Помедлила, словно прислушиваясь, и двинулась дальше, стремясь убраться поглубже в тень.

«Её раздражает солнечный свет», — догадалась Эмма.

Прошла ещё пара минут, тварь окончательно пропала из виду, скрывшись за верхушками стеллажей, и Эмма осторожно приподняла голову.

«Может, если я не вижу её, она не видит меня?»

Ползти к выходу было опасно. Там стояли очень низкие стеллажи, и буквально через три фута Эмма вновь могла оказаться в пределах видимости твари, но оставаться посреди главного прохода и вовсе казалось ей самоубийством.

«Надо повернуть в противоположную сторону от выхода, — подумала Эмма, — и доползти до конторки».

На полочке рядом с компьютером остался лежать её мобильный телефон — если она сможет до него добраться, получится вызвать помощь.

Эмма медленно попыталась сдать назад, прислушиваясь к каждому шороху, и только тогда неожиданно осознала, что доползти до конторки не сможет. Рука, в которую угодил шип, совершенно её не слушалась, а ногу она не чувствовала уже давно. Собрав волю в кулак, Эмма с трудом втащила себя за стоящий рядом стеллаж и, прислонившись к нему спиной, решила передохнуть. Отсюда до конторки было рукой подать, всего-то футов десять-двенадцать, но перебраться на другую сторону прохода, не привлекая внимание твари, у неё бы уже не получилось.

«Надо избавиться от шипов, — решила Эмма. — Может, тогда станет легче?»

Два полосатых костяных шипа, покачиваясь в такт её неуклюжим движениям, по-прежнему торчали у неё из бедра. Еще один на четверть вошёл в предплечье левой руки. Шип, угодивший ей под коленку, она, вероятно, потеряла во время падения, и сейчас на его месте кровоточила неприятная, но неглубокая рана. А ещё у неё отчаянно болела спина — возможно, туда тоже угодил один из шипов, а возможно, она просто больно ударилась о стеллаж, когда испугалась появления твари. Эмма поплотнее стиснула зубы — не хватало ещё заорать на весь магазин, выдав своё местонахождение твари — и резко выдернула шип из бедра, с облегчением осознав, что совершенно не чувствует боли. Следом за первым шипом последовал второй, а затем и третий. Эмма с отвращением отбросила шипы в сторону и обессиленно привалилась к стене. И в ту же секунду почувствовала, как рвотный спазм тугой спиралью скручивает ей живот. Она стремительно прижалась лбом к стеллажу, мгновенно извергнув на пол всё содержимое своего желудка, и испуганно затихла, с ужасом ожидая вновь услышать душераздирающий визг твари. Сердце отчаянно отсчитало несколько секунд, но напряжённую тишину так никто и не нарушил.

Сейчас она отдохнёт и двинется дальше, пообещала себе Эмма, с облегчением переводя дух. На лбу проступила холодная испарина. Она вытерла её рукавом, подняла глаза вверх и замерла. Тварь очень медленно выползала из тени.

А затем неожиданно звякнул дверной колокольчик.

Входная дверь открылась и снова закрылась. Три костяных шипа с отвратительным лязгом ударились в витражное стекло, прежде чем Эмма успела выкрикнуть предостережение, однако в магазин по счастью так никто и не вошёл. Эмма с облегчением выдохнула, но уже спустя пару секунд поняла, что ошиблась. Ближайший ко входу стеллаж медленно накренился, и выложенные на нём путеводители с шумом посыпались на пол, мгновенно разлетаясь во все стороны. Тварь на стене вновь издала визжащий звук, и костяные шипы глухо защёлкали, вонзаясь в скользящие по кафельной плитке книги.

Стеллаж завалился на бок, упёрся одним углом в стену и замер, опасно покачиваясь. А затем с другой его стороны, ловко перекатываясь по полу, в проходе появился мужчина. Несколько шипов с цокающим звуком вонзились в стеллаж меньше чем в десяти дюймах над его плечом, он на секунду инстинктивно вжался в пол, прикрывая голову руками, и тут же, не сбавляя темпа, перекатился ещё несколько раз, пока не оказался за деревянной конторкой, в недосягаемости для сидящей под потолком твари. Теперь их с Эммой разделяло всего-то шесть футов — один широкий проход между рядами стеллажей, вот только преодолеть его и не получить иглу в спину было уже невозможно.

— Как вы? — спросил незнакомец, распластавшись на полу и с внушающим зависть хладнокровием оглядывая её с головы до ног.

— Хреново, — честно призналась Эмма, инстинктивно вжимаясь в стену.

При иных обстоятельствах она наверняка рассмотрела бы своего нежданного гостя значительно получше, но сейчас она отметить лишь то, что ему, вероятно, около сорока, и он в хорошей физической форме. Внешность у него была вполне европейская, хотя, говорил он с едва заметным акцентов. Впрочем Эмма была слишком напугана, чтоб хоть в чем-то быть уверенной наверняка.

— Вы пытались призвать Кариоран? — спросил незнакомец, по-прежнему лёжа на животе.

— Что? — переспросила Эмма в полной растерянности. — Я ничего не призывала.

— Вы читали книгу?

— Да.

— И эта тварь вылезла из книги?

— Кажется, да.

— Что значит «кажется»? — раздражённо спросил незнакомец.

— Это значит, — огрызнулась Эмма, с трудом сдерживая внезапно нахлынувший на неё гнев, — что за прошедший час со мной произошло так много событий, которых попросту не могло произойти, что я теперь ни в чём не уверена!

— Сколько раз в вас попала эта тварь? — примирительно спросил незнакомец.

— Я не знаю, — ответила Эмма.

Она чувствовала, как страх сковывает её руки и ноги, превращая их в непослушные ледышки, а из недр её желудка вновь медленно поднимается тошнота. Боль разливалась по всему телу. Поясница, лопатки, колено — всё полыхало огнём, и только собственные пальцы казались ей ледяными.

— Соберитесь! — велел ей лежащий на полу незнакомец. — Сколько игл в вас попало?

Эмма машинально осмотрела собственные руки и ноги, словно ожидая увидеть всё ещё торчащие в них иглы, и попыталась дотянуться до левой лопатки. Там, чуть ближе к позвоночнику, она постоянно ощущала сильную ноющую боль. Пальцы нащупали тонкий кончик костяного шипа, не меньше чем на дюйм вошедший в её тело, и сразу стало понятно, что без посторонней помощи этот шип ей уже не вытащить.

Сколько же шипов она уже достала? Перед глазами вновь возникло пугающее видение — тонкая костяная игла размером с зубочистку, торчащая из-под её левой коленки.

— Четыре, — ответила она не слишком уверенно. — Или нет, кажется, всё-таки пять.

Незнакомец невнятно выругался.

— Это плохо? — испуганно спросила Эмма, чувствуя, как страх стальной хваткой вцепляется ей в горло.

— Плохо, — честно признался он. — Чертовски плохо.

Он завозился на полу, обшаривая карманы собственного костюма, и тут же принялся один за другим выкладывать на серую плитку маленькие разноцветные флаконы.

— Как вас зовут? — спросил он, переворачиваясь на бок.

— Эмма, Эмма Даттон.

— А меня Бен. Не лучшее время для знакомства, но уж как случилось. Сколько вы весите, Эмма? Только честно, без всяких этих глупых женских штучек.

— Вероятно, около ста двадцати фунтов, — ответила она.

Бен внимательно изучил содержимое своих карманов, перебрав флакон за флаконом, и недовольно нахмурился. Охватившее его чувство досады ощущалось даже на таком расстоянии.

— Вас тошнит? Голова кружится? — спросил он, наконец решительно выбирая один из флаконов и вновь ложась на живот.

— Меня вырвало, — честно призналась Эмма.

Достав из нагрудного кармана носовой платок, Бен аккуратно завернул в него стеклянный флакон и для надёжности завязал платок в крепкий узел.

— У нас мало времени, Эмма, и всё же я должен сначала вам кое-что объяснить, — сказал он. — Та тварь, что на вас напала, называется Иглодёр. Мерзкая нечисть, порождённая магией книги. Но вот беда, несмотря на то, что это существо создано при помощи магии, сторонняя магия на него почти не действует, поэтому привычным и быстрым способом мне его не убить. Иглодёр глух, он реагирует только на движение. Если кто-то из нас вылезет из своего укрытия, Иглодёр превратит его в решето. Каждый костяной шип Иглодёра чертовски ядовит, яд действует медленно, но очень разрушительно. Пяти шипов, что вам достались, хватит для того, чтобы за пару часов убить лошадь. С вашим весом всё закончится за полчаса. От яда Иглодёра существует противоядие, но у меня его нет, зато есть вот это.

Он положил завёрнутый в носовой платок флакон на пол и одним коротким точным движением отправил его Эмме. Связанный в узел комок ткани проскользил по серой кафельной плитке и ударился о её бедро.

— Это зелье — страшная дрянь, но вам придётся его выпить, потому что в нём есть вещество, способное на время нейтрализовать яд Иглодёра, — в голосе Бена прозвучало сожаление, и Эмма вдруг отчётливо поняла, что он предлагает ей не спасение, а способ продлить её мучения, рассчитывая, что ему хватит времени, чтобы разобраться с тварью. Осознание собственной обречённости подкатило к горлу внезапной тошнотой. Он хочет, чтобы она отравила себя ядом в надежде, что один яд на время нейтрализует другой? Всё, что случилось с ней за последние полчаса, походило на кошмарный сон. Может, ей просто нужно проснуться?

— Вероятно, это зелье сожжёт вам горло, — немного помедлив, признался Бен. Он знал, о чём она думает — вся гамма охвативших её чувств наверняка сейчас отчётливо отражалась у неё на лице. — Вы ведь уже поняли, к чему я веду?

Эмма коротко кивнула, сжав онемевшими пальцами скомканный носовой платок. Она уже не чувствовала боли в спине — всё, что было ниже её лопаток, превратилось в мёртвый, лишённый подвижности камень. Интересно, это с ней делает страх или яд?

— Если вы сможете удержать это зелье в себе, у вас появится шанс, — Бен одним коротким движением руки решительно сгрёб оставшиеся флаконы и сунул их назад в карман пиджака. Тонкая ткань кармана даже не вздулась. «Что у него там? Портал в другое измерение?» — отстранённо подумала Эмма.

— Где вы оставили книгу? — спросил Бен.

— Третий ряд слева, в проходе.

Он кивнул и снова завозился на полу, стараясь что-то отыскать в своих бездонных карманах.

— Если я не выпью ваше зелье, что со мной будет? — помедлив, спросила она, непослушными пальцами развязывая платок.

— Вас парализует, нервные окончания потеряют чувствительность, и вы больше не будете ощущать боль, а затем лёгкие просто перестанут работать, и вы задохнётесь.

Эмма поднесла флакон к губам и на секунду замерла.

— На всякий случай, вдруг это важно, — сказала она, глядя на собственные руки, — в той книге была написана странная фраза: «и свет скроет за семью печатями, и поднимутся по шестнадцати ступеням те, кто решат закрыть дверь», — она поднесла флакон к губам и, заметив, как разом побледнело лицо Бена, залпом осушила флакон до дна.

— Твою мать! — в сердцах воскликнул Бен, внезапно вскакивая с пола.

Тварь завизжала, уловив движение, и в воздухе вновь защёлкали десятки игл.

То, что произошло в следующую секунду, казалось, вывернуло Эмму наизнанку. В горло вцепился удушливый спазм, пищевод полыхнул огнём, чудовищная боль пронзила нутро так, словно кто-то воткнул в неё раскалённую кочергу.

Краем глаза она увидела, как с грохотом падают стеллажи с книгами, словно фишки домино опрокидываясь один за другим, и услышала, как визжит Иглодёр.

А потом Бен внезапно оказался рядом.

— Держитесь, Эмма, — сказал он, сжимая её мокрую от пота ладонь.

И только тогда она впервые разглядела, что глаза у него серые.

Вокруг всё поплыло, что-то вспыхнуло, окрасив окружающий мир во все цвета радуги, и её словно протащило сквозь игольное ушко. А потом был холодный пол, выстланный шершавыми каменными плитами, и чьи-то незнакомые испуганные голоса.

Эмма прижалась к холодному камню, закашлялась, захлебываясь в собственной рвоте, и наконец провалилась в спасительное и долгожданное забытьё.

Эмма очнулась в полумраке большой комнаты, лежа на узкой металлической кровати. Под пальцами колко ощущалось шерстяное одеяло, пахло лекарствами и травяным чаем, тело туго стягивали бинты, ныла спина, болело сожжённое зельем горло. Она в госпитале — понимание пришло почти мгновенно, вместе со смутным воспоминанием о суетящихся вокруг врачах, запахе собственной рвоты и голосах, говоривших на незнакомом языке. А затем нахлынули и прочие воспоминания: книга, висящий под потолком Иглодёр, Бен, сжимающий её руку, и…

Портал?

Эмма не была уверена, что все эти образы в её голове — не плод её воображения. И всё же, оглядевшись по сторонам, она признала, что это странное место совсем не похоже на бирмингемский госпиталь. Каменная колонна слева от её кровати уносилась высоко вверх, подпирая плохо различимый в полумраке сводчатый потолок. Выпирающие на нём рёбра нервюров навевали мысли о мифическом чудовище и о величественной архитектуре кафедральных соборов.

Кроме Эммы в больничной палате никого не было. Совершенно одинаковые металлические кровати стояли двумя рядами, аккуратно заправленные кипенно-белыми простынями поверх тёмных, наверняка таких же колючих одеял. В стрельчатые окна, украшенные голубыми витражами, пробивался слабый отблеск пробуждающегося рассвета.

Эмма попыталась сесть и поняла, что голова кружится, а к горлу почти мгновенно подкатила тошнота. Интересно, сколько она была без сознания? Тело, затянутое в бинты, слушалось плохо. Эмма осторожно спустила ноги на каменный пол и вздрогнула, почувствовав, как холод пронзает её насквозь. Неровно вытесанные плиты казались шершавыми, песок и мелкая каменная крошка больно кололи ступни, от холода хотелось поджать пальцы. Эмма медленно, слегка прихрамывая, добрела до ближайшего окна и прижалась носом к толстому мутноватому стеклу.

За окном темнели горы, укрытые шапками белых вершин — такие величественные, что Британии и не снилось! Справа, насколько хватало глаз, тянулись каменные постройки — огромные, украшенные резными арками здания устремлялись ввысь, крыши с крутыми скатами расчерчивали едва посветлевшее небо, десятки крытых галерей переплетались между собой, образуя бесконечные переходы — всё казалось воздушным и совершенно чужим.

И лишь солнце, медленно поднимающееся над изрезанной снежными пиками линией горизонта, было таким же, как дома.

* * *

Утро принесло Эмме знакомство с двумя хмурыми врачами, одетыми в тёмно-вишнёвые котты. Они о чём-то долго спорили между собой на неизвестном ей языке, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что она их совершенно не понимает, и игнорировали все её попытки объясниться. Младший из них сменил ей повязки на спине и бедре и напоил её лекарством из высокого стакана, а затем они оба просто ушли, ничего ей не объяснив и не ответив ни на один из её вопросов. Оставшись одна, Эмма вернулась к окну и долго ещё стояла, прижавшись к стеклу, рассматривая причудливые очертания зданий, пока ноги окончательно не заледенели от холода, и тело не стало отвратительно дрожать. А затем она залезла в постель и, зарывшись под одеяло с головой, провалилась в тягучий и нездоровый сон, в котором ей снилась чёрная книга, пытавшаяся ей что-то сказать, и вставший на дыбы огромный дракон Игуок, распластавший в воздухе широкие серебристые крылья.

Ближе к вечеру у неё поднялась температура. Молодой врач вновь осмотрел её спину под повязками, наложил мазь, а затем принёс ей тарелку с супом и, поставив её на прикроватной тумбочке, стал делать нелепые жесты рукой, принуждая её поесть, так словно Эмма была слабоумной и не имела ни малейшего представления о том, для чего приносят суп и как пользоваться ложкой. Глотать было больно. Эма ела без всякого аппетита, разглядывая свои босые ноги и льняную ночную рубашку, доходившую ей до лодыжек, и прикидывала в уме, где бы ей раздобыть ботинки и штаны потеплее, чтобы поутру сбежать из этого места. Вот только сил пока хватало ровно на то, чтобы управиться с супом и, неловко прихрамывая, вновь добраться до высокого стрельчатого окна, за которым жил своей жизнью незнакомый ей новый мир.

Следующим утром ей стало значительно лучше, температура спала, и слабость, ещё накануне сковывавшая всё её тело, незаметно сошла на нет. Эмма вновь принялась изводить своего врача вопросами, то и дело повторяя имя Бена, и тот, явно измученный её нескончаемой болтовнёй, жестами пообещал ей исполнить её просьбу. День прошёл в изнуряющей тоске, суп сменила перетёртая каша, а в комнате, казалось, навечно поселилась дегтярная вонь. Запах лекарств пропитал все её повязки, ночную рубашку и постель, и Эмме вдруг вновь до жути захотелось выбраться из этой комнаты на свежий воздух, к заснеженным вершинам, к голубому небу, но, предприняв осторожную попытку незаметно выскользнуть за дверь, Эмма неожиданно для себя обнаружила, что дверь больничной палаты заперта.

Неужели она здесь пленница? Мысль на секунду обожгла и испугала её, а затем затаилась где-то глубоко внутри, наполняя тревогой, недоверием и ожиданием плохих новостей.

* * *

Всю оставшуюся часть дня расстроенная и охваченная дурным предчувствием Эмма провела возле окна, всячески игнорируя увещевания своего врача вернуться в постель.

Она разглядывала суетящиеся фигуры людей и то и дело вспыхивающее в вечернем сумраке синее зарево, издали так похожее на беззвучно бушующую грозу, и так и уснула, сидя на широком подоконнике, прижавшись щекой к холодному каменному откосу.

А затем она проснулась в ставшей уже привычной постели и, приподнявшись на локтях, увидела стоящего возле окна Бена и обрадовалась ему, как родному.

За окном всё ещё было темно, и неяркие всполохи далёкой «грозы» неровными синими пятнами ложились на его лицо. Несколько дней назад, лёжа на полу своего магазина, парализованная болью и страхом, Эмма не успела его толком рассмотреть. Зато сейчас, глядя на Бена в тишине больничной палаты, она могла бы с уверенностью сказать, что он, пожалуй, высок — выше неё почти на целую голову — и довольно худощав. И хотя теперь он выглядел явно моложе, чем ей показалось в их первую встречу, волосы его, светло-каштановые и аккуратно подстриженные, уже тронула первая седина, а в уголках глаз скопились усталые морщинки. А вот глаза, укрытые сеткой длинных ресниц, были такими же, как ей запомнилось — серыми и очень спокойными.

— Здравствуйте, Эмма, — сказал Бен, подходя к её кровати.

Голос у него был с лёгкой, едва ощутимой хрипотцой, и акцент теперь казался почти нечитаемым. А ещё Бен пах морозной свежестью и домом, и Эмме почему-то вдруг безумно захотелось его обнять.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Лучше, — ответила Эмма, укоризненно глядя на него. — Когда вы собирались меня отсюда забрать?

Бен окинул её внимательным взглядом, наверняка подметив и ещё не снятые бинты, и бледную, порядком отдающую синевой кожу, и лихорадочный нездоровый блеск зелёных глаз.

— Пил говорит, вы изнываете от тоски и изводите его своим нетерпением. А ещё вы его совершенно не слушаетесь, — он недовольно покачал головой, возвращая ей не менее укоризненный взгляд, и устало добавил: — Вы не слишком-то благодарная пациентка, Эмма, а ведь Пил, между прочим, спас вам жизнь.

— Ваш целитель не желает мне ничего объяснять, хотя я почти уверена, что он вполне меня понимает, — возразила Эмма и, не чувствуя ни капли вины, тут же спросила: — Как называется это место?

— Кезаль.

— Это город?

— Эмма... — с нескрываемым осуждением в голосе сказал Бен. — Вы должны проявить хоть немного терпения. Пил считает, что вам нельзя много говорить. Вы идёте на поправку, но нужно время.

Эмма села в кровати, расстроенно глядя на Бена снизу вверх, и неожиданно почувствовала, как её наполняет обида. Почему-то сейчас, глядя в полумраке больничной палаты на его отстранённое лицо, ей всё сильнее начинало казаться, что он её попросту бросил.

— Почему вы так долго не приходили? — спросила она едва слышно, по-прежнему не сводя с него внимательного взгляда.

Синий всполох зарницы вновь осветил украшенное витражами окно, и Бен тяжело вздохнул. А затем взялся за стул, аккуратно пододвинул его к кровати и сел, и Эмма наконец поняла, что он ужасно, просто чудовищно устал.

— Потому что это было небезопасно, — произнес он, не глядя на неё.

— Как вы можете быть для меня опасны? — удивилась Эмма — Вы ведь меня спасли!

— Нет, Эмма, это вы были опасны для меня, — Бен подался вперёд и, взяв её за руку, осторожно коснулся ожога на её ладони. — Всё дело в книге, что вы читали, — сказал он, указывая на ожог. — Она оставила вам эту метку, когда пыталась вас подчинить.

Эмма смотрела на свою ладонь, на едва заметный ожог, что и вправду оставила ей книга, и никак не могла взять в толк, о чём он ей сейчас говорит. Что значит — она для него опасна?

— Ожог на вашей руке — это след магического воздействия, — объяснил Бен, — книга оставляет его, когда пытается проникнуть в чей-то разум. Мы называем такие книги Ловцами Душ. Они умеют затуманивать сознание людей, заражать их мозг навязчивыми идеями, превращая в безжалостных убийц, готовых по зову книги творить чудовищные вещи. Ловцы Душ коварны и жестоки, и, оказавшись в их власти, люди редко бывают в состоянии противостоять внушению. Нам требовалось время, чтобы понять, успела ли книга завладеть вами.

— Она не пыталась мной завладеть! — возмутилась Эмма. — Она пыталась меня убить!

— К сожалению, вы не можете знать этого наверняка.

Пальцы Бена были крепкими и тёплыми, и всё же Эмме на мгновение отчаянно захотелось вырвать руку.

«Она находится под воздействием чьей-то магии? Не принадлежит самой себе? Господи, какая чушь!»

— Это невозможно… — начала Эмма решительно и тут же осеклась, внезапно вспомнив то странное, жуткое ощущение неконтролируемой паники, что охватило её, когда она впервые коснулась книги. Неужели эта книга и правда пыталась что-то сотворить с её разумом?

— Ловцы Душ легко умеют обманывать человеческие чувства, — заметив, как помрачнело её лицо, негромко сказал Бен. — Люди читают их и тут же забывают, что прочли, теряют ощущение времени, впадают в беспамятство. Кто знает, сколько времени вы провели наедине с этой книгой, прежде чем из неё вылез Иглодёр.

— Но почему она, в таком случае, всё же попыталась меня убить?

— Возможно, потому что книга с вами не справилась. А возможно, она опознала в вас Букиниста и решила, что лучше не рисковать.

— Простите, — нахмурившись ещё сильнее, сказала Эмма, — когда вы говорите «Букинист», вы ведь имеете в виду совсем не то же самое, что и я?

— Букинист — это укротитель книг, — ответил Бен и, немного помедлив, добавил: — Букинисты умеют призывать книги и убивать их, и это самое важное и редкое умение в нашем мире. Так уж сложилось, Эмма, что наш мир уже много веков ведёт войну с Книгой. Очень сильной и очень древней магической книгой, которая называется Кариоран. И Ловцы Душ, охотящиеся на людей, покорные и преданные слуги этой книги.

— Книга в вашем мире является вселенским злом? — удивилась Эмма. — Но как это возможно? Ведь книги создают люди.

— Эту книгу люди не создавали. По слухам, её создала сама преисподняя, хотя на самом деле никто толком не знает, когда и как был создан Кариоран. Он существует уже много веков. Вполне возможно, он существовал всегда.

— И все волшебные книги подчиняются Кариорану?

— Нет, пока нет. Когда-то все магические книги служили только людям, но затем Кариоран научился порабощать их и управлять ими. Для этого он вписывает в книги строки собственного магического текста, написанные на особом языке, который называется гараней. Умение читать язык Кариорана — это редкий дар. Ему нельзя обучиться, с этим даром рождаются. Те, у кого этот дар есть, со временем становятся Букинистами.

— Ловец Душ написан на неизвестном языке? — удивилась Эмма. Она готова была поклясться, что те отрывки текста, что она смогла прочесть, были написаны на самом обычном английском.

— Тому, кто может читать гараней, он представляется родным языком, потому что на него ещё в древности было наложено «заклятие немоты». Из-за этого заклятья Букинисты не могут говорить на гаранее, читать на нём вслух или писать. Именно поэтому ему нельзя обучиться. Сам Кариоран полностью написан на гаранее, но в книги, которые он порабощает, на этом языке вписываются только отдельные куски. Те, кто их читал, говорят, что порой в этих фрагментах проглядывает душа дьявола.

— И как много книг уже захватил Кариоран?

— Никто не знает, потому что неизвестно, сколько магических книг было создано изначально, — ответил Бен, — они появляются и исчезают, и отследить их невозможно, как невозможно точно сказать, как много из них уже затронула порча. Но цель Кариорана — завладеть всеми. Именно поэтому теперь запрещено создавать книги-артефакты.

— А что происходит с уже созданными?

— С теми, что стали жертвами Кариорана? Их уничтожают или помещают в специальное хранилище в Гильдии Букинистов.

— И Букинисты единственные, кто сражаются с книгами? — спросила Эмма.

— Нет, кроме Букинистов существуют ещё охотники за книгами, в простонародье их называют Изгонятели. Они чувствуют книги, заражённые Кариораном, и могут их изловить, но они не могут читать гараней и не могут призывать книги. Есть ещё Переводчики, их дар — понимать языки, они могут узнать гараней в книге, но не могут его прочесть.

— Вы Изгонятель, — вдруг догадалась Эмма.

Бен повёл плечами, словно не говоря ни да, ни нет.

— Ну, хорошо, — стараясь осознать услышанное, сказала Эмма. — Предположим, Ловец Душ и правда попытался меня подчинить. Но я не могу понять одного — как книга смогла узнать, что я Букинист, раз я сама даже не догадывалась об этом?

— Вы сами ей в этом помогли. Текст в книге — это ведь своеобразный квест, не так ли? И чтобы пройти его до конца, нужно понять, о чём именно там написано. Так книга испытывает человека.

— То есть, прочтя книгу, я сама вызвала своего убийцу?

— Выходит, что так.

Они оба замолчали и какое-то время посидели в полнейшей тишине. А затем Бен неожиданно спросил:

— Для чего вы пытались призвать Кариоран, Эмма?

— Я никого не призывала, я уже говорила вам об этом, — нахмурившись, ответила Эмма. — Эта книга… Ловец Душ… сама ко мне явилась. Просто внезапно оказалась у меня в руках вместо энциклопедии про динозавров.

— И вы её читали? Зачем?

— Не знаю, — немного растерянно ответила Эмма. — Из любопытства, наверное.

Бен покачал головой и встал, и Эмма вдруг отчётливо поняла, что он совершенно ей не поверил.

— Вы мне что-то не договариваете, Эмма, вот только я никак не могу понять, что именно, — сказал Бен. — Но что бы это ни было, мы вернёмся к этому разговору утром, потому что сейчас нам обоим необходимо хоть немного поспать.

На следующее утро Эмма вела себя тише воды, ниже травы. Пил, явно обрадованный переменами в её настроении, снял ей повязку с бедра и принёс новую порцию супа, ароматного и густого. Эмма ела молча, больше не мучая Пила пустыми вопросами, и мысли её, тягучие и тревожные, то и дело возвращались к ночному разговору с Беном. Она и сама не смогла бы толком объяснить, почему так и не рассказала ему о необычном госте, посетившим её магазин неделю назад, о Розарио и о том, что кто-то собирался нанять её, чтобы убить книгу. Возможно, потому что, выслушав его краткие объяснения, она вдруг отчётливо поняла, что Бен ей тоже что-то не договаривает.

Дождавшись, когда Пил заменит ей повязки и покинет больничное крыло, Эмма, прихрамывая, доковыляла до тяжёлой дубовой двери лишь для того, чтобы убедиться в верности своих предположений — дверь палаты была по-прежнему заперта. Если она больше ни для кого не представляет угрозы, если она не одержима книгой, почему она до сих пор пленница этого места? Эмма не знала, куда бы она направилась, если бы дверь палаты оказалась открыта, но по крайней мере она бы точно знала, что свободна в своём выборе. Зато теперь, невольно вспоминая события прошедших дней, она всё сильнее начинала ощущать, как её охватывают сомнения. Действительно ли Ловец Душ пытался ею завладеть? Откуда в её магазине взялась эта жуткая книга, и что на самом деле Бен делал тем злополучным вечером на Парк-стрит, когда на неё внезапно напал Иглодёр? Эмма никогда не верила в совпадения, а потому и таинственный незнакомец в огромном берете, и существо, набросившееся на неё в книжном магазине её отца, и внезапное и столь своевременное появление Бена — всё это могло оказаться не случайным стечением обстоятельств, а звеньями одной цепи, чьим-то прекрасно продуманным планом, смысла которого она пока не понимала. Может, Бен ей вовсе не друг? Может, именно он виновник всех её бед? Мысль об этом неожиданно ее расстроила. Эмма не привыкла доверять людям, и всё же, несколько дней назад, сидя на полу книжного магазина, испуганная и загнанная в угол, она без всяких колебаний доверила ему свою жизнь. Неужели она в нём ошиблась?

Неизвестно, сколько бы ещё она терзалась сомнениями, но, по счастью, очередной визит Бена не заставил себя ждать. Бен появился к полудню, одетый в непривычного покроя длинный сюртук, и сразу стал казаться Эмме вызывающим опасение незнакомцем.

— Почему дверь моей палаты по-прежнему заперта? — хмуро спросила Эмма, стоило ему войти в комнату.

— Вы хрипите, — Бен с осуждением посмотрел на неё сверху вниз, словно всему виной было исключительно её нетерпение, и, проигнорировав вопрос, опустился на стоящий рядом с кроватью стул.

— Почему дверь моей палаты заперта? — упрямо повторила она.

— Это для вашей же безопасности, — объяснил Бен. — Вы до сих пор не оправились от ран и сейчас как никогда уязвимы перед Книгой.

— Но вы же сказали, что книга со мной не справилась! — удивилась Эмма.

— В прошлый раз — да. Но это вовсе не означает, что она не попытается завладеть вами снова. Теперь, когда Кариоран знает о вашем существовании, когда он опознал в вас Букиниста, он не оставит вас в покое, пока не подчинит… и я не могу дать вам гарантий, что здесь, в Кезале, у него не найдутся для этого добровольные помощники. До тех пор, пока вы не научитесь защищаться, только находясь под постоянным присмотром Пила, вы будете в безопасности.

«Пока Кариоран вас не подчинит, — беззвучным эхом повторила Эмма. — А не это ли сейчас пытается сделать и сам Бен?»

Она смотрела на спокойное лицо Бена, на безмятежное выражение его серых глаз и думала о том, что если этот человек лжёт, то он самый искусный лжец, которого она когда-либо видела.

— Мне кажется, вы что-то от меня скрываете, — произнесла она неуверенно.

— Вы мне не доверяете? — совершенно искренне удивился Бен.

Сейчас, когда он так говорил и так на неё смотрел, её недавние сомнения начинали казаться ей глупыми. Что если и правда в этом странном и опасном для неё мире Бен был её единственным защитником и союзником, и, оскорбляя его своим недоверием, она рискует лишиться его поддержки? Эмма уже почти ощутила раскаяние, как в памяти совершенно внезапно вновь всплыли слова таинственного незнакомца в огромном берете: «Неужели они вас ещё не наняли? Но это крайне пренеприятнейшее известие, я рассчитывал получить самого лучшего мастера! А получу вас? Да к тому же только в четверг!»

— Я думаю, вы говорите мне не всю правду, — наконец решившись, произнесла она. — Вы заперли меня в незнакомом месте, с людьми, которые меня совершенно не понимают или не хотят со мной говорить, и утверждаете, что я не могу покинуть эту комнату из-за книги. Вы просите меня вам доверять, хотя я почти ничего не знаю ни о вашем мире, ни, тем более, о вас. И всякий раз, как я задаю вам личный вопрос, вы мастерски уходите от ответа. Единственное, что мне известно, так это то, что этот мир якобы ведёт войну, невольной участницей которой я стала, лишь потому что из любопытства или глупой неосторожности открыла книгу, которую не следовало открывать. Не знаю, как всё это выглядит для вас, но мне это кажется очень настораживающим.

— Вы хоть иногда доверяете людям? — с любопытством спросил Бен.

— Не очень, — честно призналась Эмма.

Бен несколько секунд смотрел на неё оценивающе, а затем совершенно спокойно произнёс:

— Ну хорошо, у меня для вас кое-что есть, — он порылся в своих бездонных карманах и вытащил браслет. — Это подарок, — добавил он, протягивая браслет Эмме.

Эмма осторожно взяла браслет в руки и внимательно осмотрела его со всех сторон. Довольно массивный, сделанный из тёмного, почти чёрного металла, он состоял из прямоугольных, плотно пригнанных друг к другу выпуклых пластин, напоминавших ороговевший панцирь черепахи. Одну из этих пластин по кругу охватывало тонкое металлическое кольцо.

— Что это? — нахмурившись, спросила Эмма, понимая, что держит в руках не просто украшение.

— Это Переводчик, — пояснил Бен. — Артефакт, изготовленный в Гильдии Переводчиков. Под металлическими пластинами, защищающими браслет, находится резервуар, заполненный магией. Если хотите, вы можете на него взглянуть. Для этого вам всего лишь нужно приподнять одну из пластин.

Эмма осторожно потянула пластину вверх, и та со щелчком послушно откинулась в сторону, словно обложка книги. Внутри оказалась прозрачная трубка, заполненная тёмно-фиолетовым туманом.

— Это магия? — спросила она, с неприкрытым любопытством следя за тем, как в фиолетовой дымке вспыхивают и гаснут яркие искры.

— Да, это магия, — подтвердил Бен. — Точнее, один из её видов. В нашем мире магию мы черпаем из подземных источников. Всего их шесть, и в каждом из них магия имеет свой собственный цвет и свои физические свойства. На одном из таких источников, здесь, высоко в горах, когда-то был построен Кезаль. Кезаль — это не город, — памятуя, по-видимому, о заданном ею ночью вопросе, добавил Бен. — Это древний магический университет, вернее, то, что от него осталось.

— А магия в моём браслете? — спросила Эмма. — Откуда она?

— Из Кариаля, самого мощного источника этого мира и нашей столицы.

— И как этот браслет работает?

— Наденете его на руку, повернёте кольцо и сможете понимать местный язык.

С поистине детским любопытством Эмма мгновенно нацепила браслет на руку и потянулась к кольцу.

— На вашем месте я не спешил бы экспериментировать, — предостерёг её Бен, — магия в резервуаре не бесконечна, и будет обидно, если она закончится именно тогда, когда вам действительно потребуется помощь.

Эмма на секунду разочарованно наморщила нос, но всё же послушно отложила браслет в сторону.

— Вы пользуетесь таким же? — спросила она.

— Нет, — ответил Бен, — так случилось, что я знаю английский.

Они оба замолчали, и Бен, первым нарушая тишину, с едва заметной мягкой иронией в голосе спросил:

— Возможно ли, что теперь вы будете чуть больше мне доверять?

Эмма нахмурилась.

— Как вас зовут на самом деле?

Губы Бена искривились в усмешке, но глаза его при этом остались абсолютно серьёзными.

— Бен, — сказал он.

— А дальше? — спросила Эмма

— Кендел.

— Это фамилия?

— Родовое имя

— Вы Изгонятель?

— И да, и нет.

— Вы снова уходите от ответа?

— Дело не в этом, Эмма, — начиная раздражаться, произнёс Бен. — У меня много разных талантов, но да, Изгонятель, безусловно, один из них.

— В какой Гильдии вы состоите?

— Ни в какой. Теперь уже ни в какой, — поправился он неохотно, — те, кто живут здесь, в Кезале, добровольно покинули свои Гильдии, чтобы стать членами «Ордена заклинателей».

— Что это? — с любопытством спросила Эмма.

— Союз свободных магов, объединённых единственной целью — уничтожить Кариоран.

— И зачем в таком случае вам нужна я?

— Простите? — не понял Бен.

— Зачем вы со мной возитесь? И почему просто не отправите меня назад домой?

Прежде чем ответить на такой, казалось бы, простой вопрос, Бен хранил молчание почти целую минуту. Он долго и очень внимательно рассматривал собственные руки, и Эмма неожиданно заметила, что у него на ладони тоже есть едва различимый след от ожога, очень похожий на её собственный. Неужели и им когда-то пыталась завладеть книга?

— Я спас вам жизнь, Эмма, — наконец произнёс он, — и теперь, хочу я этого или нет, я за вас отвечаю. Если я просто верну вас в ваш мир, не научив защищаться, вы станете ещё одной добычей Кариорана. А я не могу этого допустить. То, на что способна эта книга…. — Бен на мгновение замялся, словно пытаясь подобрать правильные слова, — вы себе даже не представляете... Кариоран не остановится ни перед чем. Жизнь ваших родных окажется под угрозой. Все ваши близкие, все, кто с вами так или иначе связан, рано или поздно станут его жертвами, просто потому что Кариоран будет искать способ завладеть вами. Вы никогда больше не сможете взять в руки книгу или журнал. Любое печатное издание станет для вас опасным — будь то ваш собственный дневник, телефонный справочник или меню в ресторане. Я уже не говорю о тех людях, которыми управляют Ловцы Душ… Ваши родители, ваши коллеги и ваши любимые могут в мгновение ока стать «одержимыми». Кариоран — это безжалостный охотник, от которого вам не спрятаться и не убежать… Вы либо научитесь с ним сражаться, либо окажетесь в его власти.

Бен говорил, а Эмма думала о своём отце — вся его жизнь, сколько она себя помнила, так или иначе была неразрывно связана с книгами. Исследования, реставрация, коллекционирование. Было ли у неё право так с ним поступить? Могла ли она позволить себе вернуться домой, зная, что подвергнет отца смертельной опасности?

— И что же мне теперь делать? — спросила она, внезапно почувствовав себя очень одинокой и уязвимой.

Бен посмотрел на неё с невольным сочувствием и тихо, утешающе произнес:

— Я найду вам Букиниста, Эмма, который научит вас защищать разум, но для этого мне нужно время. Потерпите. Я должен проявлять осторожность, потому что я не могу допустить, чтобы о вас узнала Гильдия Букинистов.

— Но почему? — не поняла Эмма.

— Потому что те, кто попадают в лапы к Гильдии, навсегда теряют свою свободу. Букинисты в этом мире рождаются слишком редко, чтобы Гильдия позволила вам сохранить независимость и уж тем более вернуться домой.

Они оба замолчали. Эмма — потому что от растерянности не знала, что сказать, Бен, вероятно, просто потому что хотел дать ей время осознать услышанное.

Мысль о том, что она не сможет вернуться домой, почему-то раньше даже не приходила ей в голову. Мир, раскинувшийся за окном, с его величественными белыми вершинами, с таинственными голубыми всполохами, с высокими каменными зданиями, опутанными бесконечными крытыми переходами — ещё совсем недавно такой загадочный, чарующий и манящий, теперь показался ей пугающей запертой клеткой. Она словно потерпела кораблекрушение в совершенно незнакомой стране, одна, без денег и документов, без знания языка и связи с домом. И без Британского посольства, в которое можно было бы обратиться за помощью. И что теперь ожидает её впереди?

Эмма невольно закусила губу, рассматривая едва различимый шрам на своей ладони. Это только в книгах путешествия в другие миры всегда превращаются в волнительное приключение. Её собственное приключение началось с ожога, оставленного ей книгой, пытавшейся завладеть её разумом, с нападения мерзкой твари, плюющейся парализующими иглами, и с отравления ядом, едва не стоившего ей жизни. Не слишком гостеприимное приветствие нового мира, как ни крути, а теперь и предстоящее будущее не сулило ей ничего хорошего. Она не сможет вернуться домой, пока не научится противостоять Книге, и Гильдия Букинистов — единственная Гильдия, способная обучить её защищаться — куда охотнее подчинит её себе, чем поможет обрести свободу.

Бен смотрел на Эмму и молчал. Знал ли он, что творится у неё на душе, чувствовал ли её смятение?

Эмма вспомнила, в каком виде оставила свой магазин: опрокинутые книжные шкафы, разбросанные книги и наверняка разбитые витрины. Там же, возле конторки, остались лежать её сумочка и мобильный телефон. Что подумает её отец, когда спустя несколько дней, не получив от неё привычного письма или телефонного звонка, вернётся домой и увидит всё это?

— Вы ведь можете передать записку моему отцу? — спросила она дрогнувшим от волнения голосом и тут же замолчала, понимая абсурдность собственной просьбы. Что она ему напишет? Что она подверглась нападению книги, а затем оказалась в другом мире, куда её перенёс волшебный портал? Что она стала невольной участницей древней войны? Что она Букинист? Навряд ли её прагматичный отец поверит хоть единому слову из подобной записки, да и может ли она что-то подобное написать, чтобы не подвергнуть его опасности?

Словно отвечая на её невысказанный вопрос, Бен покачал головой.

— Вы же понимаете, чем меньше вы будете связаны с вашей семьёй, тем меньше шансов, что Кариоран нащупает эту связь. Оставьте ему хоть одну ниточку, и он обязательно за неё потянет…

Эмма смотрела на свою простую белую ночную рубашку, на выглядывающие из-под неё голые щиколотки и чувствовала, как в глубине её души зарождается постыдное и очень детское желание заплакать. Ей надо перестать себя жалеть. Ей нужно собраться с мыслями. Ей, чёрт возьми, пора наконец подняться с постели!..

— Вы справитесь, Эмма, — тихо сказал Бен.

«Вам-то легко говорить», — собралась возмутиться она и осеклась. Вспомнила об ожоге на ладони Бена, о его прекрасном английском и неожиданно поняла.

— С вами ведь тоже когда-то произошло нечто подобное?

Что-то в лице Бена на мгновение дрогнуло, но прежде чем он успел ответить, хлопнула дверь больничной палаты, и в комнату вошёл Пил. Торопливые неровные шаги гулким эхом разнеслись под высоким каменным сводом, он стремительно пересёк комнату и, не глядя на Эмму, стал что-то сбивчиво объяснять Бену, то и дело оглядываясь на дверь.

Что-то случилось, мгновенно поняла Эмма, что-то очень плохое.

Дурные вести? Она потянулась было к браслету, лежащему на подушке, но Бен остановил её резким взмахом руки.

«Не сейчас, не время», — так и читалось в его взгляде.

Пил всё говорил и говорил, а лицо Бена становилось всё мрачней. Он дослушал Пила до конца и, немного помедлив, неохотно поднялся.

— У нас гости, Эмма, — произнёс он, явно раздосадованный тем, что их прервали. — Гильдия Толкователей желает вас осмотреть. Но вам совершенно не о чем волноваться, — добавил он, поймав её встревоженный взгляд. — Слушайтесь Пила, делайте то, что он вам велит, и всё закончится хорошо.

— Гильдия Толкователей? — ничего не понимая, переспросила Эмма. — Кто они такие и чего от меня хотят?

— Они ищут тех, кто мог попасть под влияние Ловцов Душ. Одержимых…

— Но вы же сказали, что я не..

— И повторю это снова. Вы не одержимы, — спокойно подтвердил Бен.

Из-за двери послышался топот ног, неразборчивые голоса и шум, а затем в дверь настойчиво постучали. Что-то внутри Эммы испуганно сжалось.

Толкователи? Святая инквизиция этого мира? Охотники на ведьм? Зачем они пришли сюда на самом деле?

«Вам совершенно не о чем волноваться», — сказал ей Бен. Он был спокоен, слишком спокоен, чтобы она могла поверить в то, что он говорит ей правду, и ей внезапно захотелось вцепиться ему в рукав и никуда его не отпускать.

«Букинисты в этом мире рождаются слишком редко, чтобы Гильдия позволила вам вернуться домой», — пронеслось у неё в голове.

Бен почти дошёл до двери больничной палаты, когда охваченная дурным предчувствием Эмма вскочила с кровати.

— Что со мной будет, если они узнают, что я Букинист? — спросила она, глядя ему в спину.

«Что если они уже это знают?»

И словно вторя её словам, в дверь вновь настойчиво постучали — требовательно, нетерпеливо, зло. Можно было не сомневаться — те, кто стоят по ту сторону двери, чувствуют себя здесь в своём праве.

— Что мне делать, если Гильдия решит меня забрать?

Мысль о том, что из-за бог весть откуда взявшегося у неё дара, Гильдия прямо сейчас пожелает прибрать её к рукам, не заботясь ни об её интересах, ни уж тем более о её желаниях, заставила её испытать настоящий страх. Это место — эта комната, Кезаль… Бен… всё это виделось ей в эту минуту тихой гаванью, покинуть которую она была совершенно не готова.

Бен сделал ещё один шаг в сторону двери и остановился. То ли на него так подействовали её слова, то ли его собственные сомнения одержали верх, Эмма не знала, но что-то заставило его передумать.

— Слушайте меня внимательно, — сказал Бен, неожиданно возвращаясь.

Он сорвал с нагрудного кармана пуговицу, а в следующую секунду в его руке блеснул нож. Эмма охнула, когда холодная сталь клинка рассекла ей ладонь.

— Тише, тише, — успокаивающе произнёс Бен, вкладывая ей в руку пуговицу и сжимая её окровавленную ладонь в кулак, — не так-то уж это и больно. Просто потерпите.

Шершавая пуговица оказалась неожиданно горячей. Эмма инстинктивно попыталась вырвать руку, но Бен ей не позволил.

— Спрячьте пуговицу и всегда держите её при себе, — велел он, сжимая ее руку в своей. — И что бы ни случилось, никому не разрешайте у вас её отобрать. Если что-то пойдёт не так, если вы поймёте, что вы в опасности — раздавите пуговицу пальцами.

— Раздавить пуговицу пальцами? — растерянно переспросила Эмма, ощущая, как в месте пореза ладонь начинает охватывать жар.

— Это легче, чем вам кажется, — заверил её Бен. — Просто надавите на пуговицу прямо посередине…

— Это ещё один портал?

— Нет, если за вами придут, портал не сработает. Но этот путь будет открыт для вас всегда.

— И куда он ведёт? — спросила Эмма.

— Вам лучше этого не знать.

— Куда он ведёт? — настойчиво повторила она.

Губы Бена недовольно сжались, и в его глазах, серых и всегда таких спокойных, начал проступать настоящий гнев. Ей определённо не стоило его злить, не сейчас, не в эту минуту, и всё же Эмма знала — она больше не воспользуется тем, чего не понимает.

— Куда он ведёт?! — спросила она, дёргая его за рукав.

Новый стук в дверь показался ей оглушительным, ещё мгновение и дверь просто высадят, а эта проклятая пуговица прожжёт ей ладонь.

— Куда? — повторила она.

— В мой карман, — наконец неохотно уступая ей, произнёс Бен.