The Hanging Tree (гет)

Примечания:

фандом, я скучала!

Pass me that lovely little gun

My dear, my darling one

The cleaners are coming, one by one

You don't even want to let them start

(с) Nick Cave & The Bad Seeds — O Children

Они смотрят друг на друга непозволительно долго. Грейнджер и Хогвартс. Замок возвышается над её хрупким укутанным в мантию до самых пяток телом. Пока он проглатывает толпу галдящих первокурсников, оставив на закуску едва передвигающий ноги последний курс, Гермиона пересчитывает чешуйки новой черепицы на одной из самых низких башен. Ни мха, ни сколов, ни поцелуев времени на восстановленной крыше. Грейнджер смотрит на Хогвартс с недоверием. Тяжелая подошва осенних ботинок сама по себе срастается с землей и пожухлой травой. Всё, чтобы не идти туда. Не проходить через двор, на котором еще несколько месяцев назад лежали горы трупов и гниющая туша огромного паука. Что угодно, лишь бы, подавляя тошноту, не шагать по сеченому камню, в зазоры которого въелась кровь. Вот здесь погиб самый темный волшебник, а тут, захлебнувшись черным проклятьем, задохнулась пятикурсница Рейвенкло. Там впереди еще ступеньки — Малфой толкнул её плечом, совершая свои двадцать шагов в объятия Воландеморта. Кажется, она тогда, гонимая страхом, хотела поймать его за рукав пыльного джемпера, но пальцы сомкнулись на ледяном воздухе.

Ей хватило предместья перед школой, чтобы понять — она ни на секунду не переступит порог этого. Гермионе недостаточно было покупки школьной формы, платформы, Хогвартс-экспресса, тележки со сладостями. Переизбытка пёстрых галстуков, Хагрида, который почти плакал сквозь улыбку, когда малышня обступила его со всех сторон. Десятка фестралов, уставившихся на неё мутными невидящими глазами. Всё это было каким-то пресным, ненастоящим, слишком быстрым. Но, стоит ей покинуть скрипучую карету, подойти чуть ближе, осознать, что последний луч солнца прячется за дождевой тучей. Стоит ей столкнуться взглядом с ним. И всё заканчивается. Вся её уверенность утекает в слив раковины быстрее воды.

Замок смотрит на неё, и она не может дышать. Когда рассматривать блестящие обманчивым золотым светом окна Большого Зала становится невмоготу, Грейнджер переводит взгляд на затылки сокурсников. Они бредут ко входу — словно на виселицу. Сцена казни расстилается перед ними во всей своей красоте. Гарри Поттер первым замечает её отставание, толкает Рона, идущего чуть впереди. Они останавливаются, Рон, искренне улыбнувшись, манит её ладонью. Гермиона сглатывает свинцовую слюну, и паника подступает к самому корню языка. Уизли поджимает губы и, буркнув что-то, отворачивается. Гарри продолжает смотреть на неё, пока Уизли делает свой следующий шаг вперед. Грейнджер качает головой. Чувствует, как промозглый ветер швыряет ей в лицо тяжелые кудри волос. Она трясет головой сильнее. Со стороны, наверное, можно подумать, что ей лень доставать тонкие ладони из теплых карманов. Будто она просто пытается избавиться от липнущих к щекам волос. Но она пытается прогнать слезы. Найти смелость. Найти решение. Силы сделать хоть один шаг, отдирая прилипшую к земле обувь.

Поттер хмурится — густые брови почти сталкиваются на переносице. Она умрет, если зайдет туда. Обязательно умрет. И жизнь закончится, но не закончится это отвратительное колющее мучение. Призраки останутся с ней и после смерти.

И Грейнджер почти готова обратиться в бегство. Грязь чавкает под каблуком, тело само собой отступает.

Проскользнувшая в опасной близости тень Блейза Забини на долю секунды приводит её в чувство. Гермиона смаргивает наваждение и цепляется за напряженную спину взглядом. Почти якорь, почти стоп-сигнал. Пока мозг просто считывает картинку, паника отвлекается. Затыкается на крошечное мгновение: у него темно-серое пальто и изумрудный шарф, замотанный почти до самых кончиков ушей. Приветствие, застряв между зубов, погибает.

Она не может. Не может, и всё тут.

Хватит. Пожалуйста, хватит.

Малфой толкает её плечом. Грубо, резко. Заставляя сделать опрометчивый шаг вперед. Мелкая ветка, хрустнув под подошвой её ботинок, разламывается.

— Давай, Грейнджер, — профиль Малфоя бледным пятном разрезает серую картинку, попадает на периферию.

Он смотрит на неё вскользь. Мимолетно зафиксировав её существование в пространстве. Гермиона сжимает в кулаке подкладку кармана мантии. Почти потянулась, чтобы снова схватить его. Как тогда, когда он проходил собственную зеленую милю лишь для того, чтобы бросить волшебную палочку в руки Святого Поттера.

Что ты делаешь. Прекрати. Не ходи туда. Там смерть. Мы для этого вытащили твоё костлявое тело из горящего ада? Чтобы ты сейчас шел умирать?

— Я не собираюсь гнить здесь в одиночестве, — бросает Малфой ветреным порывом ей в лицо.

Она отворачивается. Уводит лицо от прямого попадания под хищный взгляд Хогвартса. Прячется за копной волос. В носу щиплет, и Гермиона вдруг понимает, что ловушки расставлены повсюду. Ведь угодья великой школы Чародейства и Волшебства тоже смотрят на неё. Обугленный ствол Гремучей Ивы, зеркальная гладь Черного озера, развалины хижины Хагрида.

Они смотрят на неё. И ей, Гермионе Грейнджер, требуется еще пара добрых, длинных, тяжелых минут чтобы посмотреть на них в ответ.

* * *

Малфою интересно, понимает ли МакГонагалл, что выглядит жалко. Особенно невыносимым её изрисованное морщинами лицо становится, когда в поле зрения попадают они. Ошибки выживших, сидящие за столами, на местах последних курсов. Пока первокурсники галдящим морем бушуют у стула с Распределяющей Шляпой, профессор каменным изваянием изучает Поттера и компанию. Малфой гадает, не стошнит ли героя их времени от такого переизбытка жалости. Но потом МакГонагалл переводит свое сожаление на стол Слизерина, и ему хочется захохотать. Прыгнуть с места в карьер. Подняться с деревянной скамьи, махнуть рукой и бросить что-то вроде…

Да пошли вы.

Мелких птенцов, детей, которые были вовремя эвакуированы, волшебников, которых эта чертова бойня не коснулась и мизинцем, куда больше, чем тех, кто не спит теперь ночами. Оттого на этом празднике школы и жизни Малфой с друзьями смотрится не к месту. Залегшие тени под глазами у каждого второго, отсутствие хоть какого-то блеска в глазах — у любого первого. На фоне розовощеких одинадцатилеток они выглядят злыми призраками и сплошным напоминанием. Во время битвы, пробегая по одному из развалившихся почти до основания коридоров, Драко услышал, как МакГонагалл, заколдовывая плечистого Пожирателя до смерти, называет учеников своими детьми. Каждого из учеников.

Они все мои дети.

Тогда он, конечно, не придаёт этому значения, но потом. Спустя десяток судов, где Поттер стучит кулаком по деревянному постаменту, доказывая, что Нарцисса Малфой — ключ к тому, что он жив. После миллиона допросов, на которых сидит бессонная Грейнджер, следящая за тем, чтобы Малфоя не убил особо жаждущий справедливости Аврор. После пары стычек с Уизли в коридоре Визенгамота (лиловый синяк на веснушчатой щеке; разбитый аристократичный нос; 1:1, мальчики). Драко вдруг понимает, что, если они все и дети Макгонагалл, то его уж точно можно оторвать и выбросить из родительского гнезда. Чтобы не портить статистику и нервы.

Но старуха непреклонна. Она вызывает Малфоя в Хогвартс в августе. И он благодарен за то, что ему разрешают прибыть к декану Гриффиндора через камин. Он доволен тем, что ему не придется проходить по знакомым коридорам и этажам. Потому, что Малфой знает — он не сможет. А так, вышагивая по тонкому ворсистому ковру (четыре размашистых шага до стола), он чувствует себя величайшим обманщиком. С кабинетом Трансфигурации никаких воспоминаний. Почти чистый лист. Тройка пятен на нем — драка с Поттером на четвертом курсе, голая коленка Гринграсс на пятом и успешная трансформация мышонка в какую-то побрякушку. Когда он видит МакГонагалл, сидящую за широким дубовым столом, ему кажется, что он сейчас оставит весь свой завтрак на ближайшем кресле. В кабинете пахнет чернилами и пергаментом. А вот МакГонагалл пахнет смертью, судом и дементорами. И это открытие для Малфоя. И он не готов ни к нему, ни к тому, что через молчаливую минуту она пригласит, почти прикажет ему вернуться в школу.

В августе её глаза кажутся ему ссохнувшимися и безжизненными. Но сейчас в Большом Зале Малфой буквально тонет под тяжестью жалости, выплескивающейся из них.

Мы восстали из мёртвых, натянули школьную форму, повязали галстуки-удавки, что-нибудь еще, профессор? Наверное, стоит не забывать дышать.

Ужин вкусный, домовики старались изо всех сил. Нотт убеждает его в этом целых пять минут, совершает попытку даже подкинуть пирог с курицей в тарелку Малфоя. Победы не случается. Всё, к чему притрагивается Драко — стакан с тыквенным соком. Забини качает головой, когда первая самая смелая из всех девчонка взбирается на высокий стул и зажмурив глаза ожидает пока на её светлую макушку опустят шляпу. Для них это всё еще искрящееся чудом таинство. Для Драко громогласное «Гриффиндор» звучит проклятием.

В конечном счете и у этой трапезы есть конец. Старосты факультетов уже готовы ринуться к дверям, собирая за собой новобранцев, когда Макгонагалл берет еще одно слово. Она всё говорит и говорит, и говорит — у Малфоя шумит в ушах.

— …Гермиона Грейнджер и Драко Малфой.

Мягкий шёпот волной приносит к ногам Драко его собственное имя. Он лениво поднимает голову и натыкается на выжидающий взгляд Забини. Малфой вскидывает бровь и тут же замечает, как за спиной Блейза за соседним столом поднимается Грейнджер.

— Старостат, — одними губами подсказывает ему Забини.

Ну нет уж.

Малфой пятерней зачесывает несколько светлых прядей и встает. Десятки голов вертятся во все стороны в поисках обладателя этой фамилии. Он обращает своё внимание на стол Гриффиндора: лицо Поттера не выражает никакого удивления, но Уизли явно озадачен. Малфой ведет плечом, сбрасывая цепкий взгляд рыжего. Драко оказывает всем большую услугу. Он быстрым шагом преодолевает расстояние до преподавательского стола лишь для того, чтобы отказаться. Поставить твердую точку в этом не предложении даже, а в очередном приказе.

— Нет.

И это не он. Это МакГонагалл. Она произносит это раньше, чем Малфой останавливается перед ней. Грейнджер устало выдыхает рядом с ним. Драко старается смотреть на профессора свысока, а получается исподлобья. Роста старухе добавляет и её остроконечная шляпа, и пара ступенек, перед которыми они с Грейнджер стоят, как нашкодившие котята.

— Нет, мистер Малфой, — говорит МакГонагалл тихо, но строго.

Она протягивает ему стопку пергаментов с правилами и предписаниями. С расписанием патрулирований, значком, указаниями, требованиями, витиеватым почерком.

Самому нелюбимому ребенку — самое восхитительное наказание.

Малфой вскипает. Сжимает пергаменты с такой силой, что они хрустят под его пальцами. Грейнджер легко покашливает, стараясь, по всей видимости, оборвать этот злой порыв. Большой Зал весь обратился во взгляд и слух. Драко уверен в том, что это какая-то особая изощренность. Прилюдная порка. Желание доказать что-то всем или ему, в частности.

Ему не нужны были дополнительные обязанности, ему не нужна была Грейнджер. Эта школа, это продолжение…бессмысленное продолжение жизни. Вот такой вот жизни.

— Мы разберёмся с этим, профессор, — Грейнджер вскидывает подбородок.

Перетягивает одеяло ситуации на себя, опасается, что Малфой что-то вытворит. Нагрубит в такой день, устроит скандал прямо за ужином, воскресит отца и тут же потребует от него справедливости. Драко не знает, что Грейнджер ждёт от него, но её скудные попытки как-то переломить свет происходящего — смешны. Потому, что она не может не понимать, что всё это совершенно не к месту.

— Вы свободны, — МакГонагалл мягко кивает.

Почти подталкивает их к выходу. В пятидесяти метрах от них третьекурсники уже толпятся у дверей. Грейнджер отступает первая. Коротко улыбнувшись декану, собирается затеряться в толпе. Малфой поворачивается к ней медленно, и это заставляет её остановиться. Она вскидывает на него глаза, на дне которых оседает усталый вопрос.

Малфой обводит взглядом сначала её друзей, затем своих. Панси обещала вернуться в школу только после того, как убедится, что никого из Слизерина не прирезали в тёмном коридоре глубокой ночью. Без неё пространство между Блейзом и Ноттом кажется непозволительно пустым.

— Меня в это даже не думай впутывать, — твёрдо говорит Драко.

— Да, Малфой, я же прямо-таки сияю от радости, — огрызается Грейнджер.

— Это была твоя мечта, а не моя, вот ты и развлекайся.

Носком ботинка он цепляет мелкий камушек. Совсем крохотный, размером с бусину. И солнечное сплетение заворачивается узлом. Воздух заканчивается в один щелчок пальцев.

— Тебе ли не знать, о чем я мечтаю, Малфой, — бросает Гермиона ему в лицо.

Она не ждёт его ответа, удаляется, растворяясь в общем шуме. А Малфой остаётся стоять у опустевшего преподавательского стола. Под сводом потолка и парящих свечей. В компании маленького камня. Осколка прошлой жизни, который отлетел к его ногам, когда битва за Хогвартс была окончена. Когда она была проиграна и выиграна одновременно.

Два рослых Аврора заслоняют рассветные лучи солнца, которые пробиваются через разрушенную стену Большого Зала. Малфой, который не чувствует ничего, кроме вкуса пыли и собственной крови во рту, поднимает голову, вздёрнув подбородок. Липкие грязные пряди волос неприятно щекочут щёку.

— Вы имеете право хранить молчание, мистер Малфой, — басовитый голос Аврора заглушает чьи-то рыдания над трупом по правую руку от Драко. — Вам вменяется пособничество Пожирателям смерти и В… Воландеморту. Подробный список обвинений будет предъявлен Вам на первом заседании суда… Вы…

Они не могут без запинки выговаривать имя Тёмного Лорда. И Малфой не может. Перекатывает на языке буквы, но вслух не говорит ничего. Не получается. Проклятье.

Его выводят из зала. И все смотрят. Всё, что он может — сдерживать шипения от слишком сильной хватки Аврора. Малфой хорохорится. Спину держит ровно, голову прямо. А мелкие щепки и камни всё бросаются и бросаются на носки его черных туфель.

Малфой мечтает заснуть и не просыпаться никогда. Но ни тогда, ни сейчас, жизнь не оставляет ему не единого шанса, чтобы умереть.

* * *

Он не доходит до МакГонагалл. Ни тем же вечером, ни через день. А когда наконец находит в себе силы вникнуть в то, что вообще происходит — поздний вечер бросается в его объятия, а Забини, обходя диван посреди Слизеринской гостиной, подчёркнуто вежливо указывает на время.

Где-то между указанием на его обязанности и колкой шуткой повисает фамилия Грейнджер. Малфой отбрасывает голову на спинку дивана, жмурясь. Головная боль не утихает который день. От обезболивающих зелий мутит, на просьбу сыскать магловских таблеток местный проныра Пьюси фыркнув отказывает. И можно надавить, припугнуть, заколдовать, но Малфой отмахивается от этих мыслей. Остается с болью один на один в надежде на то, что она принесёт ему какой-то ответ.

Но нет ничего. Кроме раздражения и патрулирования с Грейнджер.

— Ты бы поел, — Забини двигает в его сторону вазочку с печеньем.

— Отвали.

Малфой воюет с нелепым значком Старосты. Он не хочет его носить, не хочет прикалывать к своему чёрному джемперу, цеплять на выглаженную мантию. Значок заколдован. Это становится понятно почти сразу. Как раз после того, как Малфой со злости швыряет его в камин в первый вечер, а утром обнаруживает его на своей рубашке. С тех пор безделушка, будто взрастив в самой себе интеллект, не отлипает от Малфоя. Он отбивается от летающего вокруг него значка, как от назойливой мошки. Крупной, увесистой, железной мошки, которая норовит истыкать его пальцы иглой и намертво впиться в ткань.

Забини разламывает круглое печенье с шоколадной крошкой. Пряча легкую улыбку, он наблюдает за другом, который выходит из себя всё больше. На уроках значок преследует Малфоя не так рьяно, чаще всего просто устраивается на сумке с учебниками. Но, стоит Драко оказаться в гостиной, вещица дуреет и атакует его до тех пор, пока тот не сдастся. На глазах Забини разворачивается не первая такая битва, и значок выигрывает в который раз.

Драко в шаге от того, чтобы наложить на значок Аваду. Просто в какой-то момент его захлестывают настолько живые эмоции злости, что ему кажется: ещё немного — и он трясущейся рукой выдернет палочку и произнесёт страшные слова. Главное, конечно, не попасть в Блейза. Было бы неловко отправиться в Азкабан за случайное убийство. Воспоминания о неслучайных смертях Малфой заталкивает внутрь себя грубыми толчками. Запихивает, словно гору вещей в шкаф, который не предназначен для такого количества тряпья. Двери почти не закрываются, дерево натужно скрипит.

Он даже пугается своей такой яркой злости. На язык уже несколько месяцев не попадало ничего такого острого, вкусного. Не пресного. Словно на долю секунды проблеск живости и чувства захватывает его целиком. И Малфой готов ухватиться за эту искру. Но значок побеждает, устраивается прямо над его сердцем, щелкает замком. Драко теряет нить, усталость накатывает ленивой волной. Толкает его на глубину, и он снова растягивается на диване. Отдается во власть потолка и пустоты.

Забини постукивает пальцем по прочному стеклу своих наручных часов. Малфой хочет закатить глаза и огрызнуться, но забывает, зачем.

Значок слабо вибрирует у него на груди.

— Отвали, — вторит Малфой самому себе.

* * *

— Это виселица.

Рон чешет затылок, склонив голову на бок. Пара ровных линий на кирпичной кладке одного из коридоров Хогвартса мало напоминают виселицу, но он уверен.

Уизли вызывается составить молчаливой Гермионе компанию в обходе школы. Грейнджер знает, что Малфой не явится, Уизли напротив — настаивает на том, что слизеринец придет. Не упустит возможность вытрепать Гермионе последние нервные клетки. Тут-то Рон и заставит его навеки вечные засунуть свой змеиный язык глубже в глотку. Он навязывается, конечно же. Всё время старается завести разговор, вытянуть из Гермионы хоть слово. Ему не нравится, какой она стала. Безотчётный страх потери расползается в рыжеволосом человеке, как липкая мгла, и он не находит ничего лучше, чем слова. Поток слов. Ничего не значащих, полых. Грубых шуток, нелепых историй. Злится, немного улавливая полное равнодушие со стороны подруги. Ему кажется, что ей не интересно абсолютно ничего. Она молча следует за ним с этажа на этаж. Изредка кивает, вставляет задумчивые «угу» и абсолютно безликие «ха-ха».

По истечению первой трети патрулирования запал его гаснет. Грейнджер мастерски затягивает паузы между его историями. К концу третьего этажа Уизли в нескольких шагах от того, чтобы завопить на всю школу. Остановиться, встряхнуть его Гермиону, потребовать её вернуться назад. Туда. Обратно. Где она была веселой, смешной, звонкой. Он не признает в этой молчаливости родных ноток. Ему страшно, и кровь венах пузырится от ужаса.

Слова почти складываются в предложения, обрисовывают чёткое требование и серьёзный разговор, когда на четвёртом этаже они натыкаются на Чжоу. Рон хватается за старую знакомую, как за спасительную соломинку.

— Так-так-так, — тянет он радостно, — кто тут у нас?

— Привет, Рон, — Чжоу отрывает взгляд от кусочка стены под самым факелом и расцветает в улыбке.

Уизли, гримасничая, изображает походку Филча. Скрючивается и кряхтит, замедляя шаг. Чжоу, заметив плавно остановившуюся за спиной друга Гермиону, тушуется.

— Привет, — робко бросает она, — Гермиона.

— Чжоу, — Грейнджер кивает, — отбой был полчаса назад.

Рон закатывает глаза и, поравнявшись с Чанг, отмахивается от Гермионы. Старшекурсница переминается с ноги на ногу и, заручившись уверенностью, которую излучает Уизли, роняет:

— Знаю, задержалась в библиотеке, — она сверкает хитрым взглядом. — Уже шла в гостиную, а тут это…

Чжоу неоднозначно кивает в сторону стены. Грейнджер хмурится и подходит к ребятам. Лицо Чанг в свете факела отдаёт лихорадочным блеском. Староста всматривается в серую кирпичную стену. На одном из камней, немного ниже массивного основания факела, виднеется незаконченный рисунок. Несколько прямых линий. Ничего занимательного. Даже до вандализма не дотягивает. Возможно, руна, которую не дочертили при ремонте.

— Просто кощунство, — продолжает разыгрывать карту Рон. — Нет, Гермиона, ты посмотри! Мы должны найти того, кто…

— Просто пара линий, — Грейнджер пожимает плечами. — Идём, мы проводим тебя до…

— Виселица! — радостно выдаёт Рон.

Что?

Гермиона переводит на друга ошарашенный взгляд. В ушах набатом, без её разрешения на грубом повторе, треск костей Сивого.

Тугой канат ломает его шею в два счета, состав присяжных ликует, Гермиона не может сказать и слова. Буквы коверкаются в сознании, пока поджарое тело в последних предсмертных судорогах дёргает ногами.

Шалтай-Болтай.

— Здесь еще столько не порванных глоток, — тянет Сивый в воспоминаниях Малфоя-младшего.

Сжимает зубы до скрипа, а три Аврора уже вытаскивают из петли свежий труп.

— Это виселица, — вторит Рон, рассматривая рисунок.

Возвращая её на грешную землю, в волшебный Хогвартс, в своё собственное тело. Уизли, наколдовав Люмос, подносит кончик палочки к черным мазкам на сером камне.

— Вот же посмотри: помост, столб, перекладина…

Он тянется свободной рукой к линиям, хочет обвести их для наглядности. Чтобы доказать Гермионе свою правоту, образумить такой детской нелепицей.

— Не трогай! — она рявкает.

Чжоу подскакивает на месте, а Рон, так и не коснувшись рисунка, переводит на Гермиону удивленный взгляд. Уизли глотает медленно, лицо его становится вмиг серьёзным, почти черным от нахлынувших ощущений.

— Что с тобой? — спрашивает он глухо.

Грейнджер прикрывает глаза всего на секунду. Просто ищет место для вздоха, для возможности манёвра от собственной агрессии и беспомощности. Чанг хихикает, и глаза распахиваются сами собой. За мгновение Чжоу, вооружившись палочкой, дорисовывает на помосте болтающегося в веревке висельника. Круг — тяжёлое изуродованное лицо Сивого. Линия — тесная чёрная мантия. Линия, линия — безвольно рухнувшие в небытие руки-плети.

— Ну правда же, он прав, Гермиона, — Чжоу заканчивает рисунок, дорисовав грустный смайлик в кругу, — Виселица!

— Вспомнить бы заклинание, — бормочет Рон, не поворачиваясь к Чанг. — В детстве мы умели их оживлять.

Пришёл бы на казнь — видел бы, как этот живой становится мёртвым.

Три.

Два.

Она не может остановиться. Прикусить язык не получается. Возможно, она даже не старается.

— Вы, что, совсем ополоумели? — Грейнджер звучит тихо. Шипит, сузив глаза.

Рон хмурится, сводит брови, пока Чанг, потупив взгляд, отступает в темноту коридора.

— Я пойду, наверное… — Чжоу вертит волшебную палочку в ладонях. — Рон. Гермиона.

И Чанг уходит. Оставив Гермиону, наступившую на гранату в сердце полутёмного коридора. Наедине с собственным другом. Которому очень нужны ответы. У неё же нет ничего, кроме вопросов. Кончающегося терпения. Жжёного чувства тошноты на языке.

— Гермиона, — он серьезен кажется, как никогда.

Грейнджер тянет время. Размазывает паузу по плотному, окутавшему их обоих воздуху. Рон перекатывается с пятки на носок, прибавляет пытливости во взгляде. Гермиона вздыхает. Тяжело и глубоко. Немного кривится, а затем:

— Минус пять очков Рейвенкло за хождение по коридорам после отбоя.

В нарастающей тишине Уизли кажется, что он слышит, как глубокие, ярко-синие рубины возвращаются в верхнюю часть колбы, находящейся на первом этаже в холле.

— Да брось, — Рон продолжает. — Давай поговорим.

— Не о чем здесь разговаривать, — отрезает Гермиона.

Она собирается продолжить обход. Миновав стоящего неподвижно Рона, не глядя, взмахивает волшебной палочкой. Невербально приказывает рисунку исчезнуть. Умоляет сознание стереть и запечатанный под веками силуэт Сивого. Едва ли накатившая на тело мелкая дрожь отступает, предоставив возможность разгуляться железному напряжению. Натягивающему каждую мышцу, вену и клетку.

— Гермиона!

— Мне нужно побыть одной!

— Гермиона!

— Оставь.

И он оставляет. Снова. Потому, что не знает, как и что.

Рональд Уизли отступает, сдаётся во власть ситуации, к которой с какой стороны не подойди — сплошной ров, усыпанный отрубленными головами и острозубыми пираньями. Рон уходит. В совершенно противоположную сторону. Засунув руки в карманы спортивных штанов, мазнув взглядом по безликому рисунку, который остался на стене неприметной кляксой. Не обратив никакого внимания на то, что рисунок не исчез. Не прочувствовав, что всё стало хуже.

* * *

Она долго не может уснуть. Ворочается с боку на бок, заставляя себя прокрутить весь прошедший день под веками. Снова и снова. Ей не спится. Ничего нового, конечно, но этой ночью как-то по-особенному. Сердце бьется гулкими ударами во всем теле.

Виселица.

Ну конечно же!

Это же так логично!

Такая правильная детская забава!

Мысли дрянным мотивом выплясывают на подкорке. Она не хочет искать горе, захлебываться в нём ночами, трястись под одеялом, будучи не в состоянии взять контроль над ним.

Виселица.

Она даже позволяет себе усмехнуться. Ворочается, устраиваясь удобнее. Не выдерживает, наткнувшись на воспоминание о рисунке. Снова. Кажется, она произнесла неверное заклинание. И теперь он там, с этой неправильно грустной улыбкой. Она не закончила дело. Не завершила исправление.

Чёрт. Еще пара поворотов вокруг своей оси. Сон и не собирается приходить. Впрочем, как и песочный человек.

Аккуратная ножка сама собой ныряет в ботинки, стоящие у кровати.

Она обожает ночные прогулки.

* * *

Утро следующего дня накрывает Хогвартс серебристым покрывалом мелкого дождя. Затяжного и холодного. Каминный и факельный свет от этой серости теряет всю свою теплоту. Ночная дымка ещё не успевает забиться в ветвистые корни деревьев Запретного Леса, а Малфоя уже поднимают с кровати. Алая вопилка пеплом рассыпается на покрывале прямо на его колени. Настойчивый голос Грейджер прогоняет остатки беспокойного сна. Драко гневно сопит, продолжая испепелять ошметки записки взглядом. Острые скулы покрываются алыми пятнами, пока обнаженная грудная клетка совершает натужный выдох.

— …и, если ты сейчас же не покинешь свою кровать, поверь мне, Слизерин с тобою во главе пожалеет, что я выжила.

Малфой прикрывает глаза, пару раз щипает себя за переносицу, а затем, ведомый каким-то мутным порывом, встаёт и направляется в ванную комнату. Лениво перебрав все известные ему проклятья, Драко застегивает черную рубашку. Чем быстрее каждая пуговица сцепляет два куска ткани, тем легче ему смотреть за тем, как ещё розовеющие шрамы прячутся под тонким хлопком. Короткий взгляд в зеркало — всё ещё он, всё ещё здесь.

Пересекая гостиную, он не глядя бросает Инсендио в потухший камин, перехватывает ещё одну проскользнувшую в комнату вопилку. Сжимает твёрдый картон в кулаке, не дав произнести ему ни слова. Магия пищит под его пальцами.

Грейнджер он встречает у входа. Вся в чёрном: кеды, брюки, водолазка, мантия. Даже волосы кажутся смольными в этом мраке, от каштанового ни следа. Шутка про похороны расцветает в секундном молчании. Они оба знают, что Малфой хотел сказать. Считав забаву с его лица, Гермиона улыбается уголком рта. Сканирует его взглядом. Драко прислоняется к противоположной стене, складывает руки на груди.

Да пошли вы все.

— Я думал, Гриффиндор начинает действовать сразу после первого предупреждения, — ему хочется размять шею. Так, словно впереди у них целая дуэль.

— Не было никакого желания ворошить змеиное гнездо в такую рань, — она смотрит прямо Малфою в лицо.

— Тогда снова пустые слова, — Драко пожимает плечами. — Как предсказуемо.

Они оба дают шанс для искры. Вот сейчас всё снова вспыхнет, разгорится адским пламенем. Кончится вековой войной, разбитыми губами, снятыми балами, лишением значков, выговором.

Грязнокровка.

Прихлебатель Воландеморта.

Подстилка Поттера.

Убийца.

Они смотрят друг на друга. Долго. Время патокой растекается перед ними. Вязко оплетает факелы, стены и их руки. Грейнджер склоняет голову набок, Малфой едва слышно фыркает. Ожидание. Совсем пустое.

Ни че го.

Только привкус свинца во рту.

— МакГонагалл ждёт, — говорит Гермиона, не прекращая смотреть ему в глаза.

— Я не хочу, — отвечает Малфой честно.

Целится этой правдой Гермионе в голову. Кажется, промазывает, задев плечо. Грейджер пожимает им. Оттолкнувшись от стены, она одёргивает свою мантию и смотрит на него слишком высокомерно.

— Никто не хочет, Малфой.

Непозволительно нагло. Даже при таких «дано».

Она смотрит на него так, как не позволяла смотреть на суде. На всех разбирательствах. На матчах по квиддичу, которые выигрывал Гриффиндор. На экзаменах. На уроках Снейпа, когда зелье у неё получалось возмутительно идеальным.

Она смотрит на него так, будто она жива. И она победила. Будто не она разваливалась на части, стоя перед Хогвартсом почти на коленях. Будто он не видел всего этого. Будто она есть, а его не существует. Она смотрит — отменяя всю свою боль и ничтожность.

И наконец-то он бесится. Заводится буквально в секунду. Видимо, до этого времени спичкой чиркали не у того баллона с газом. Всё рушится в нём, падает с оглушительным треском. Сознанием бежит вперед с воплем, не помня плана эвакуации, просто придумывая ответ на ходу. Драко находит выход на ощупь, и он его устраивает.

— Отлично, — плюет Малфой, злясь. — Просто прекрасно. Как пожелаете, миледи.

Драко в два шага догоняет Грейнджер. Хватает девушку чуть выше локтя с такой силой, что ругань невольно срывается с её губ. Гермиона пытается выдернуть руку из его хватки, пихает плечом в плечо, но Малфой непоколебим. Коршуном вцепившись в Грейнджер, он тащит её вперед по коридору, к лестнице, ведущей в холл. Она отбивается, выудив волшебную палочку свободной рукой. Грейнджер почти готова бросить заклинание, но Малфой тормозит. Так резко, что, отпусти он её — худое тело поздоровалось бы с первыми ступеньками.

— Ты что себе позвол… — она вырывается, выставляя палочку вперед.

— Нет, Грейнджер, — он почти кричит на неё, тон явно выше ледяного спокойствия, горячее тихой угрозы, — я, блять, прокляну тебя, если потребуется. Если твоей чертовой МакГонагалл нужен труп грязнокровки, чтобы понять, что мне нахрен не сдались эти обязанности старосты — я это устрою.

— Малфой, — она смотрит на него, зло прищурившись.

— Я не шучу, — Малфой делает шаг к ней, кончик волшебной палочки упирается в быстро вздымающуюся и опускающуюся грудь. — Не понимаю, что в словах «отвалите» вы обе не понимаете.

— Я прямо сейчас превращу тебя в лягушку, — Грейнджер буравит его взглядом, — скормлю тебе кальмару в озере, и все твои проблемы будут решены. В один момент!

— Давай! — Малфой толкается грудью в её палочку.

Он смотрит на неё сверху вниз. Заглядывает в расширившиеся зрачки, ловит ртом горячее дыхание. Ярость ледяными мурашками проходится по его загривку, когда Грейнджер сильнее надавливает волшебной палочкой ему на грудь. Чуть левее проклятого значка старостата, который догнал их и приклеился к малфоевской рубашке, пока Драко волок Грейнджер по коридору. Гермиона сгибает руку в локте, и они оказываются еще ближе. Кончик волшебного древка, скользнув вверх, утыкается Малфою в кадык. Ему кажется, что она считает секунды, пытается совладать с захватившим разумом желанием действительно превратить его в какую-нибудь тварь.

— Ну? — Малфой вскидывает бровь.

Драко наклоняется совсем близко к её лицу, цепляет кончиком носа нос Гермионы.

— Слабо?

Она перестает дышать, он подмечает это в тот момент, когда становится ясно, что и его лёгкие замерли в ожидании. Грейнджер тяжело сглатывает, пока её взгляд мечется по лицу Малфоя.

— Ещё… — она мягко кашлянув продолжает, — ещё слово, и я применю Империус.

— Ты не хочешь вылететь из школы, Грейнджер, — самодовольным шёпотом сообщает ей Малфой.

— Никто не хочет, Малфой, — повторяет она сама за собой.

Это тупик. Малфой так неожиданно врезается в несущую стену головой, что хочется отскочить тут же. И ему хочется сказать что-то еще. Вернуть ей всю эту чертовщину, которая за пару минут наплодила ещё больше вопросов. Подкинула ещё больше тем для самокопания.

Грейнджер отступает. И они оба снова могут дышать. Она прячет волшебную палочку в карман мантии и поднимается по лестнице.

— МакГонагалл, Малфой.

Малфой сжимает ладони в кулаки. Разжимает. Провожает фигуру Грейнджер тяжёлым взглядом. Короткие ногти опять впиваются в кожу. Бесконечное издевательство. Он догоняет её на последних ступенях, собирается бросить какую-то колкость. Не успевает, подавившись собственным языком.

С грохотом и отвратительным хрустом.

Словно вязанка хвороста. Треск вредных сухих поленьев в камине.

Не издав не единого крика.

Грейнджер отшатывается назад. Малфой успевает поймать её за локоть, не дав слететь с лестницы. Пальцы зарываются в теплые складки рукава мантии.

Рухнув в пропасть тряпичной куклой, которую в последний миг подхватил нерадивый кукловод.

Тело дергается вверх, а затем замирает.

Бестолково покачиваясь в воздухе.

Почти как легкое пугало на ветру.

— Твою ж… — глотку сковывает железным спазмом ужаса.

Малфой тянет Грейнджер в сторону и на себя. Так, чтобы черные квадратные каблуки ботинок на раскачивающихся в воздухе ногах не задели её лицо. Грейнджер колотит мелкой дрожью, и она не в силах перестать смотреть наверх.

Перестань. Перестань. Перестань. Отвернись.

Малфой твердит это самому себе. Буква за буквой. Но глаза намертво приклеиваются к толстому канату, привязанному к балке под самым потолком. Высокий двадцатиметровый свод прячет перекрытия, пауков и крепкую веревку. Грубые узлы опоясаны кольцами мерцающей магии. На другом конце верёвки, прямо над головами Гермионы и Малфоя болтается бездыханное тело. Обёрнутое в школьную форму. С неестественно вывернутой шеей. Ровные чёрные пряди закрывают искаженное лицо милой девчонки. Застенчивой хохотушки, первой влюблённости самого Гарри Поттера.

Труп Чжоу Чанг покачивается на скрипучем канате.

— Грейнджер, — Малфой, не отводя взгляда от тела, повисшего в воздухе, пытается оттянуть Гермиону еще дальше. Вытолкнуть её в холл.

Гермиона едва передвигает ноги, дрожащей рукой тянется за палочкой, которая, как назло, потерялась в складках глубокого кармана. Ей не удается сделать и вдоха, но слова срываются сами собой.

— Это же Чжоу, Малфой. Чжоу Чанг.

— Я знаю, — голос Драко эхом отбивается от стен. — Я. Знаю.

Громогласный удар колокола вибрирующей волной разносится по всему замку. Хогвартс просыпается. Ученики покидают свои кровати, раскрывают шкафы, тянутся к тумбочкам, усыпанными обертками от шоколадных лягушек. Дождь, набирая обороты, что есть силы барабанит по стеклам и витражам. И, пока новый день, обернувшись в саван из воды и жухлых листьев застилает горизонт, тело Чжоу мягко покачивается на темно-бежевом скрипучем канате.

Я знаю.

Плохо зашнурованный ботинок срывает с расслабленной ступни. Ударяется об пол. И Гермиона Грейнджер открывает свой рот.

Чтобы закричать.

Примечания:

Перестань. Перестань. Отвернись.

Со своих пятнадцати Малфой знает эту мантру наизусть. Зазубренная до судорог в скулах команда дает сбой лишь пару раз. В утро, когда на его бледном предплечье появляется черная метка, и вечером дня, когда на полу его гостиной раскидывает руки почти бездыханное тело Грейнджер. При иных вводных он всегда находит в себе силы повернуть голову в сторону, отвести взгляд, перестать впитывать тонны ледяного ужаса. Даже, когда дряхлое тело Дамблдора, разметав в стороны полы серебристой мантии, перегнувшись через перила, пикирует к подножию Астрономической Башни, команда Малфоем выполняется безукоризненно. Стоит лишь моргнуть: мягкие ресницы сами собой опускаются вниз, суженные зрачки скользят по дощатому полу и подолу платья Беллатрисы. Никакого кошмара. Не единого воспоминания о мертвых глазах старика. Когда Лестрейндж поджигает дом косолапого и громоздкого лесничего, Малфой смотрит сквозь. Мимо огня, через скрипящие и хрустящие балки. Он вспоминает, что за каменной коробкой — лес. Бесконечный и непроглядный. Между деревьев тонет и возмущенный крик Поттера. Он слышится почти визгом, но Малфой не слушает.

Перестань. Отвернись. Не смотри.

Малфой не знает, что случится, если он перестанет твердить эту мантру. Но проверять не торопится. Мозг отказывается выполнять приказ третий раз в его жизни, и на долю секунды Малфой растерян. Острые коленки, обтянутые тонким капроном, как несуразный и не правильный маятник, раскачиваются взад-вперед. Грейнджер под его руками возится, кажется, достает палочку.

Невероятный грохот может принести один осенний ботинок, свалившийся с высоты пары метров. Грейнджер кричит, и Малфой скорее понимает, что это происходит, чем слышит на самом деле. Она дёргается в его руках, кажется случайно заезжает сжатым кулаком Драко под дых. Солнечное сплетение сворачивается узлом, и Малфой приходит в себя.

— Да отвернись же ты! — рявкает он на Грейнджер с такой силой, что впору и второму ботинку сорваться со скрюченной ноги трупа.

Гермиона замолкает, но глаза её полны вселенского ужаса. Он не помещается в ней, выплескивается наружу, обдавая Малфоя тяжёлой волной. Драко хватает Грейнджер за плечи и с силой разворачивает на каблуках лицом в сторону центральной лестницы. Пальцы впиваются в гриффиндорскую мантию — подушечки немеют от количества прилагаемых усилий, запястья неприятно ноют. И, пока его глаза сосредотачиваются на буйных кудрях, с подножия лестницы к нему несется рыжий вихрь в клетчатой рубашке.

— Ну-ка отпусти её, придурок!

Уизли в мгновение ока выбивает Гермиону из крепкой хватки Малфоя и толкает последнего к стене. Форменная рубашка комом собирается в жилистом кулаке. Драко успевает выудить волшебную палочку из своего кармана, тонкий кончик упирается Уизли под ребро. Малфой готов бросить проклятие, когда Уизли оттаскивают от него руки подлетевшего Поттера.

— Какого черта Гарри?! — Рон брызжет слюной.

По лицу Поттера становится ясно, что он увидел всю картину целиком. Малфой передергивает плечами, оправляя рубашку, ищет взглядом Грейнджер избегая смотреть на гриффиндорцев. Рон, высвободившись из рук друга, оборачивается к подвешенному, словно новогодняя игрушка, трупу. Отступает на пару шагов, зеленеет тут же. Малфой почти готов пошутить.

Ешь слизней, король.

Слова налипают на язык, крючками цепляются в горле. Драко откидывает упавшие на лоб пряди, а Поттер тем временем качает головой из стороны в сторону. Будто пытается отогнать неприятный запах или сбросить пелену кошмара.

— Гарри, — голос Грейнджер на привычных децибелах ударяет ему в висок, призывает их всех собраться. — Гарри, патронус для Макгонагалл. Я….

Она дрожащими руками наколдовывает заклинание для отвода глаз. Малфой видит, как Грейнджер, сглотнув и явно поборов желание зажмуриться, направляет кончик волшебной палочки на тело Чанг. Почти прозрачная пелена накрывает повешенную ведьму, и взгляд тут же становится куда легче отвести. Серебристый олень бойкой стрелой проносится мимо лица, цепляя малфоевский нос. Уизли где-то сбоку пыхтит не хуже Хогвартс-экспресса.

Выпрямившись, Малфой в пол-оборота бросает на Рона презрительный взгляд.

— Что-то еще, Уизли?

Во вторую попытку Рона показать, кто здесь главный, Поттер не такой шустрый. Наверное, не может оторваться от шелестящего марева в воздухе, канат всё ещё немного поскрипывает в отступающей под напором утра тишине. Уставшие, подернутые туманом глаза Грейнджер исчезают за плечом, обтянутым тканью в клетке.

Перестань. Отвернись. Не смотри.

Малфой произносит оглушающее, едва разжимая губы. Канат лопается в тот же момент, как Уизли отбрасывает синей волной к противоположной стене. И в этот раз никто из них не произносит и звука.

* * *

Толпа третьекурсников, подобравшись, проходит мимо трёх героев войны и одного оправданного Пожирателя смерти. Девчонки во всех глаза рассматривают то скучающего у окна Малфоя, то взъерошенного Уизли. Драко демонстративно изучает собственные ногти на левой руке, тогда как Рон не сводит с него испепеляющего взгляда. Гарри Поттер на их фоне выглядит почти что сливающимся со стеной, но парни, идущие следом за девчонками, не могут удержаться от восторженного оклика Избранного. Они шумно вторят приветствия, пока не натыкаются на строгую Грейнджер. Гермиона, скрестив руки на груди, провожает взглядом притихшую малышню. Третьекурсники растворяются за поворотом, но до ребят всё равно долетают обременяющие отрывки их шепота.

Авроры. Что-то случилось. Перекрыли слизериснкие подвалы.

Гермиона бы с огромным удовольствием перекрыла доступ к любым сплетням в школе, но, к собственному сожалению, она знает — это просто невозможно. Поэтому ей приходится торчать в широком коридоре в компании трёх парней. Один хлеще другого. На любого из них можно сочинить по четыре истории кряду. Каждая вторая будет начинаться и кончаться изумительной драмой.

На кончике языка всё ещё горчит успокаивающее зелье. Вообще-то она почти убедила мадам Помфри, что с ней всё в порядке, но в диалог вклинился Гарри. Затем его поддержал Малфой. Они оба настойчивыми взглядами указали школьной медсестре на дрожащие пальцы Грейнджер, которые до той поры она, усердно сцепив в замок, прятала. Уизли, всё это время сидевший на соседней койке, прикладывал к шее какой-то целебный компресс. Помфри справилась о целостности носа Малфоя, о состоянии Гарри, болезненных ощущениях Рона и почти открыла рот о магической психотерапии для них всех, включая Гермиону, но дубовые двери Больничного крыла отворились и явили миру Авроров. С одной стороны, затянутые в тугие мундиры мужчины спасли их от прекрасной лекции о посттравматических синдромах, с другой — они все теперь подпирали стены под кабинетом МакГонагалл. Тревога расползалась медленно и противно. От щиколоток к коленям. Хотелось ходить, но никто и шагу не ступил. Гермионе кажется, что наручные часы на запястье Малфоя отсчитывают секунды до одури громко.

Рон, которому не досталось ничего кроме обезболивающего, протяжно шипит.

— Ни один учебный год…

— Рон, — цокает Гермиона.

— …не проходит без какой-то херни.

Грейнджер не находит в себе силы оборвать его ещё раз. Она лишь бросает осторожный взгляд на Малфоя. Почти предупреждающий. Но Драко с абсолютно равнодушным видом продолжает изучать ровность собственной ногтевой пластины.

— А всё ты, — продолжает Уизли, зыркнув на Малфоя.

Слизеринец усмехается и, расправив плечи, оборачивается к Рону. Грейнджер тут же закатывает глаза, пока Поттер, встрепенувшись, слегка оттесняет Рона плечом.

— Я не понимаю, в чём тут разбираться, — шипит рыжий гриффиндорец, прожигая друга взглядом. — Он замешан в этом со стопроцентной гарантией… Вспомни Кэтти, Гарри...

— Именно поэтому, Уизли, — Малфой вскидывает левую бровь, — не стать тебе ни сыщиком, ни аврором. Они, видишь ли, используют свой мозг и выдвигают обвинения лишь тогда, когда у них достаточно аргументов и доказательств…

Конечно-конечно, когда ты прозябал неделями на допросах нас просто засыпали аргументами и доказательствами.

Гермионе не хочется помнить ни Кэтти, ни чего бы то ни было за последние пару лет. Она раздраженно вздыхает. Достаточно красноречиво и громко, чтобы все трое бросили мимолётные взгляды на её лицо. Грейнджер постукивает древком волшебной палочки по своей ладони, привлекая внимание Рона. Уизли, тут же насупившись, прячет руки в карманы брюк.

Грейнджер отступает к стене. Облокотившись на неё, она прикрывает глаза всего на секунду. Погружается в себя, вслушиваясь в мерные удары сердца. Зелья Помфри бьют строго в цель. Не церемонясь, отключают почти все эмоции и чувства. Им не под силу убрать только налипшую усталость. Ужас прячется за семью замками, заползает в старый шкаф, деревянный сундук без дна, обитель боггартов. Гермиона с ленивым интересом думает о том, что будет, когда действие волшебного отвара кончится. Дрожь вернётся, потому что кошмарные сны никуда и не уходили. Она точно знает, будто предвидя будущее лучше кофейной гущи в чашках Трелони, что этой ночью вряд ли кто-то из них вообще ляжет в постель.

Внезапное ощущение дежавю колет острой иглой в самый затылок. Нервный смешок срывается сам собой, когда дверь в кабинет МакГонагалл распахивается, представив коридору и им, до боли знакомую фигуру. Высокий аврор с короткой щетиной и двумя застарелыми шрамами — от правого виска до самой левой ключицы.

— Чем-то могу помочь? — ему около сорока, наверное.

У него длинные волосы, почти до плеч. Он выглядит чистым, накрахмаленным, даже холёным. Но весь его вид пугает Грейнджер. Никакого доверия. Хорошо, что не опоздала. Ощущение бесконечно падающего вниз лифта.

— Да, я… буду присутствовать на всех допросах мистера Малфоя, — она смотрит прямо на его переносицу. Изучает маленькую горбинку, стараясь не смотреть в глаза. — Младшего. У меня есть разрешение.

Зажатый в пальцах пергамент весит целую тонну. Он пропускает её в кабинет, заполненный абсолютной темнотой. Пятно света лишь на столе и двух стульях. Малфой выглядит сносно. Серым и тонким, но в понимании Гермионы — могло быть и хуже. Аврор оставляет их наедине минут на пять. Стрелой выскочив за дверь, которая тут же опечатывается магией, он уносится по лабиринту коридоров к самому министру. Грейнджер мнется в кромешной тьме, но на свет идти не торопится.

— Нет, проваливай, — Малфой начинает первым.

— Мне тоже есть, чем заняться, вообще-то, — она осторожно подбирается к столу и, поразмыслив, создает с помощью магии третий стул.

— Ну вот и иди, — ядовито цедит Драко.

— Ну вот посмотрю, что тебя тут не пытают, и пойду, — шипит она елейным голосом.

— А то они при тебе станут, — фыркает Малфой.

— В том и суть, — Гермиона прислушивается к вакуумной тишине. — Твоя мать попросила… нас.

— Мать мою сюда не впутывай, — он наконец-то смотрит прямо на неё. Из-под грязной чёлки блеск серебристой радужки напоминает глаза дикого зверя. Отчаявшегося.

Столкновение взглядов выходит Малфою боком — она всё понимает.

— Гарри занят с адвокатом Нарциссы, Рон… — Грейнджер мнется. — Скорее поможет, чем предостережёт, так что…

Тишина трескается. Дверь, распахнувшись, возвращает аврора в комнату.

— Мисс Грейнджер, — тянет он протяжно. Почти, как Беллатриса у самого её уха.

Малфой вздрагивает, а Гермиона подавляет желание вжаться в стул. Мурашки неровным строем пересчитывают каждый её позвонок.

— Мисс Грейнджер, — наверное в его голове это звучит как радостное приветствие.

Гермиона вымученно улыбается, не в силах ответить. Он избавился от мундира, оставшись в выбеленной и отутюженной рубашке и строгих брюках. Аврор осматривает парней, как товар на полке в магазине. При виде Драко уголки его губ хищно расплываются в стороны. Пока Малфой отвечает на этот выпад равнодушным взглядом, Гермиона чувствует, как за её солнечным сплетением образуется черная дыра.

Вы не можете поить его Веритасерумом с утра до ночи. При нынешних обвинениях допрос не может продолжаться больше семи часов. Почему Вы повышаете голос, он ведь и так не способен солгать. Вы не можете, не можете, не можете. Нет, это не законно. Да, я знаю свои права. И его, кстати, тоже. Да, у всех с Гриффиндора такое обостренное чувство справедливости. Нет, я в курсе, кто такой Драко Малфой. Вы мне, что ли, хотите на него глаза открыть? Вы заканчивали Слизерин, не так ли? Нет, это все вопросы, которые я хотела задать. Вы не можете, не можете, не можете.

Семь кругов отчаяния. И вот он, восьмой. Прибывший с таким ужасным опозданием. Гермиона делает шаг вперед, не запнувшись и не спросив. Очень быстро доведенная до автоматизма привычка. Ведь — дамы вперед. Даже если вы идёте в допросную с самым заклятым врагом. Аврор останавливает её одним движением руки.

— Сегодня как-то без вас, мисс Грейнджер, — аврор ухмыляется. — Мистер Малфой, прошу.

Она не успевает поймать взгляд Малфоя. Хотя ей хочется посмотреть ему в лицо до чесотки под кожей. Драко с идеально прямой спиной исчезает за дверью, а Гермиона вдруг понимает, что стоит посередине коридора и абсолютно не понимает, что ей делать. Полная дезориентация в пространстве. Она все ещё слышит, как тикают часы Малфоя за дверью.

* * *

В кабинете МакГонагалл тепло и даже жарко. Малфой, осмотревшись и не дождавшись приглашения, садится в одно из двух кресел перед директорским столом. Мысль о том, что теперь в настоящем кабинете, кабинете самого Дамблдора, всё покрыто слоем пыли в три пальца, не покидает Драко целую минуту. Профессор сидит за своим столом, морщинистые веки прячутся за тонким стеклом очков. Взгляд перебегает с одной строчки чьей-то контрольной работы на другую. Она выглядит равнодушной, но Малфой быстро подмечает излишнюю сосредоточенность. МакГонагалл дважды проходится по одному и тому же предложению. На пергаменте синий стикер, означающий Рейвенкло, а значит, априори несусветной чуши, которая требует повторной вычитки там нет.

Попалась.

Чашка с розовой каймой в огромной ладони аврора выглядит кукольной. В пухлых пальцах Амбридж этот же сервиз был размером с пивной бокал для тролля. Оказавшись в руках Малфоя, чашка становится нормальной величины. Естественной. С крохотным сколом сбоку.

— Приятно, что не приходится объяснять вам протокол, мистер Малфой. Запомнили наконец.

МакГонагалл прерывается лишь на секунду. Осмотрев гостей своего кабинета, она снова возвращается к бумагам. Смахивая неприятные ощущения, застрявшие между лёгкими, Малфой делает небольшой глоток горячего чая. Не размешанная с водой сыворотка правды — уже хорошо. После того, как её мешали чаще всего с проточной или, того хуже, наколдованной водой — хотелось икать. Колкость про то, что, будь здесь Грейнджер, аврор бы как миленький зачитал протокол от и до остается невысказанной, но осязаемой. Малфой усмехается, натягивая на лицо привычную маску высокомерности. Она, как влитая, оседает на скулах и переносице. Аврор, тем временем расположившись в соседнем кресле, раскрывает на коленях личное дело Малфоя и записную книжку.

* * *

Малфой вынужден пересобирать себя раз за разом. С тех самых пор, как всё в его жизни катится по наклонной, к самому краю дубового стола на очередном собрании Пожирателей. Сидя напротив бесстрастного Снейпа, он вдруг понимает — игры кончились. Совсем. Бравада и гордость, зревшие в нём годами, сворачиваются мятым галстуком у ног. Головная боль меняется местами с тошнотой, подкатывающей к самому горлу. Он пытается найти ответы. В крючковатом носе и широких полах мантии. В исхудавшем лице Нарциссы, в ровных плечах отца. Драко высматривает крупицы подсказок в заливистом смехе Беллатрисы и прислужливой улыбке Хвоста. Он часами выискивает понимание на вековых гобеленах, тканной родословной его семьи. Выжженное пятно Сириуса Блэка не вызывает в нём ничего, кроме горечи и тянущего ощущения за сердцем. Малфой искренне пытается понять, что ему нужно сделать, какую заслонку повернуть в своей голове, чтобы наслаждаться происходящим. Чтобы гордиться тем, что Темный Лорд живёт в его доме. Чтобы испытывать радость от того, что Чарити Бербидж, подвешенная заклятьем, скользит над обеденным столом. Нагайна проползает у самых его ног, цепляет ледяным боком голую лодыжку, и Малфою требуется всё имеющееся у него самообладание чтобы не подскочить на месте.

Он пытается пересобрать себя, напрашивается в подвалы вместе с тётей Беллой.

Его тошнит потом. Три часа кряду над белёсой раковиной. Еще два с закрытыми глазами, пока под веками пляшет истерзанное тело какого-то магла. Пособника Дамблдора, который не обронил и слова. Только сплёвывал выпадающие, гниющие благодаря проклятию зубы на пол. Снейп молча оставляет на его тумбочке зелье Сна Без Сновидений. Малфой блюёт и этим зельем тоже. А со временем теряет вкус, аппетит и сон. Подолгу слоняется по поместью, избегая обеспокоенных взглядов матери и требовательных возгласов отца.

Он не находит ответов в себе. Не может больше искать их в других. Ведь там пусто, или мерзко, или страшно. До одури липко и страшно. Как и в нём самом. И это тупик. И начало очередного конца.

Мысли бисером разлетаются по гостиной. Летят прямо в лицо изуродованного Поттера. Нерешительное движение головы из стороны в сторону. Избранный поджимает опухшие, словно от укуса пчёл, губы. Сердце забывает, что его прямое предназначение — качать кровь. Малфой в свою очередь не помнит, как вообще складывать буквы в слова.

— Это они, Драко?

Вечность спустя, пробравшись через тернии смертей, жжёный запах сахара, костлявые пальцы Тёмного Лорда на своём плече и протухшие стены Азкабана, Малфою требуется очередная переделка. Детали снова не подходят друг к другу, он не понимает, как реагировать на происходящее. Он не понимает, почему Поттер почти криком оповещает нового министра магии о том, что Нарцисса Малфой в Азкабан не отправится. И не то, чтобы ему с самого начала кто-то отказывал в этом. Почему Грейнджер, спрятавшись за мешковатой толстовкой и увесистым талмудом, приходит каждый Мерлинов день к его камере в тюрьме. Серебристая выдра, выбравшись из волшебной палочки, даже пару раз радостно оббегает его клеть, а затем наматывает величавые круги вокруг хозяйки, пока они в полной тишине дожидаются аврора и нового допроса. Почему Джинни Уизли, наткнувшись на них в одном из коридоров, звонко чмокает Грейнджер в щёку, кивает Малфою, роняет совсем очевидно «сегодня суд над Нарциссой, там Гарри и всё в порядке». Почему Бруствер, выслушивая недовольство авроров о том, что детям в допросной не место, лукаво улыбается и напоминает о том, что Драко тоже, по сути, ребенок.

Малфою кажется, что все они разом рехнулись. Получить подтверждение сему факту не у кого. Друзей к нему не пускают, посещения Нарциссы под запретом, а Люциус закрыт навеки несколькими этажами выше или ниже. С ним всё не просто, и он, Люциус Малфой, вряд ли выберется из этой передряги. Драко старается не думать и об этом тоже. Только внутри что-то разрастается. Холодной, дикой, совершенно необжитой нишей. Когда Визенгамот, смилостивившись почти вынужденно, потому что вынести напор ошалевших после войны гриффиндорцев просто невозможно, отпускает Драко, сняв все обвинения — дышать становится легче. И этот неоспоримый факт рваной пеленой ложится на малфоевские плечи.

Он встречает Поттера поздним вечером у ладного строя каминов в министерстве. Нарцисса задерживается у Бруствера вместе с их семейным адвокатом. А Малфою не остается ничего лучше, как спрятать лицо в тени колонн. Он чувствует себя абсолютно лишенным жизни и эмоций. Усталость играется каждой изнеможенной косточкой в его теле. Мысль о том, что сегодня ему суждено спать в собственной постели, стелется далеким маревом.

Поттер смотрится смешно в своем деловом костюме, великоватом на размер. Он несуразный. Малфой не уверен, что выглядит лучше.

— Очевидно же, что я был не прав, Поттер, — Драко вскидывает подбородок. — Спасибо за мать.

Почти раскаяние.

— Пора домой, Малфой, — Поттер невесело усмехается, — не ввязывайся больше ни во что... подобное.

Почти дружеское предупреждение.

Желание послать старого врага с его нравоучением куда подальше навещает Малфоя спустя три дня за завтраком. Непозволительный промах и опоздание. Это тянет на революцию, удавшуюся сборку, найденный пазл, но забывается так же быстро, как и приходит в голову. Он смертельно устал.

Малфой вынужден пересобирать себя раз за разом. И сейчас, сидя перед МакГонагалл, игнорируя присутствие старого знакомого, он пытается подобрать нужный ключ к скорейшей свободе. Он перебирает в руках все стороны своего характера, прощупывает острые грани, и ни одна из них не подходит. Смертельная усталость умножается на злость, в итоге после знака равно не получается ничего, что удовлетворило бы министерских псов и профессора. У Малфоя нет для них ничего вразумительного.

Грейнджер наслала на меня тридцать три вопилки, потом мы поспорили в коридоре, один пообещал убить второго, а умер третий.

Сыворотка правды колет кончик языка сотнями игл. Подстегивает высказаться.

— Итак, Драко, — Аврор даже наклоняется к нему немного, — что вы сделали для того, чтобы мисс Чанг умерла?

Малфой открывает рот раньше, чем успевает даже подумать об этом. С первым звуком, слетевшим с его губ, МакГонагалл перестает прикрываться проверкой работ, а Драко затылком чувствует, что ничем хорошим этот допрос не окончится.

Да пошли вы все.

* * *

— Гермиона, — голос Рона отдает какой-то отравленной лаской, замашкой на сарказм, — суды закончились, хватит присматривать за Малфоем. Он в состоянии спасти свою хорёчью шкурку сам.

Грейнджер растерянно смотрит на друга. Рон принимает расслабленную позу и расплывается самодовольством. Гарри слегка щурится, глядя на его переносицу.

— К тому же, если он виноват, — Уизли прочищает горло, — а я уверен в том, что он виноват… то, выходит, все ваши старания прошли даром. Я предупреждал, конечно, но…

Конец предложения, по всей видимости, они должны додумать самостоятельно. Гермиона полностью поворачивается к друзьям. Не находит на лице Гарри ни единой поддержки словам Рона, убеждается в том, что ей не показалось. Рон злорадствует. И это неприятно бьёт куда-то внутрь. Гермиона отсчитывает про себя секунд тридцать. Это достаточно долгая пауза для того, чтобы Рон расслабился ещё больше. Молча принял лавры победителя, насладился своей мнимой правотой. Она видит, как он довольствуется тем, что никто не бросается защищать Малфоя. Уизли буквально расцветает на её глазах, и ей очень хочется отвесить ему подзатыльник. Лёгким движением сбить эту невидимую корону, потому что…

Какого чёрта, Рон? Это ещё откуда?

Гермиона делает шаг вперед и давит под подошвой собственных туфель обиду. Ни крохи сил на ссору, тем более сейчас. Ей хочется оказаться в тёплой гостиной своего факультета, выпить чашку горячего чая, понаблюдать за тем, как Джинни расчёсывает длинные локоны, как Гарри играет в шахматы с Симусом. Она не может думать о Малфое и его вине. Потому, что всё очевиднее некуда. Вины нет. Есть Малфой. И труп, который они нашли. И осточертевшие ей допросы, которые только выбрасывают на поверхность тонны грязи.

Труп. Труп. Труп.

Минус пять очков Рейвенкло за хождение по коридорам после отбоя.

Замок, хищно прищурившись поглощает толпу первокурсников.

Я не хочу.

Никто не хочет, Малфой.

Вовек не отмыться. Ей хочется оттянуть впившийся в глотку ворот водолазки, стащить прилипшую к спине мантию.

— Мы не могли бы не начинать всё заново? — она строгим тоном подчеркивает последнее слово.

— А почему я должен забыть, что он натворил? — с вызовом парирует Рон. — Малфой, что, сделал что-то, что вдруг перечеркнуло тот ад, который он нам годами устраивал?

— Рональд, — Гермиона вдруг ощущает, как действие зелья распадается в ней на крошечные осколки. Почти не ощутимые.

— Что? — по всей видимости, Уизли бесится не на шутку. — Что он сделал? Кроме того, что промямлил что-то невнятное, когда нас к нему притащили? Бросил палочку Гарри? Так мы бы и без него справились! У нас был план, и он…

План, говоришь? И какой же?

Брови Поттера взлетают вверх к самой линии волос. Гермиона и вовсе ловит пересохшими губами воздух. Наверное, со стороны она похожа на рыбку, которую с крючком в жабрах достали из воды. Рон, если и понимает, что сказал что-то не совсем верное, останавливаться не спешит. Кажется, происходящее только подстегивает и распаляет его всё сильнее. Он разводит руками в стороны.

— Посмотри, мы бы справились и сами! А вы отводите его существованию такую роль, будто он… Ну я не знаю... РАСКАЯЛСЯ.

— Передо мной он извинился, вообще-то, — говорит Гарри серьёзно.

Это откровение заставляет Уизли оступиться. Он смотрит на Поттера с полным неверием на лице. Не отводя взгляда от круглых очков, Рон вытягивает раскрытую ладонь в сторону Гермионы. Нетерпеливо трясёт ей в воздухе, будто ожидая, что Грейнджер выложит ему на руку десять аргументов о том, что Гарри всё выдумал. Она должна дать ему доказательства того, что Поттеру просто нужно отказаться от веры в лучшее. Она обязана сообщить, рассмеявшись, что Малфой ни в жизни не может сказать что-то подобное.

— Гермиона? — Рон продолжает болтать ладонью в воздухе.

— Технически, — Грейнджер скрещивает руки на груди, — на языке Малфоя это можно было считать извинениями.

Ей очень хочется подлить масла в огонь. Соврать, сказав, что и перед ней Малфой извинился. За всё ужасные слова, за тычки, дуэли, насмешки и океан боли и слёз.

Язык не поворачивается, но, видимо, и сказанного перед этим Рону достаточно для того, чтобы вспыхнуть окончательно. Пока обида хлесткими ударами бьёт по ребрам Грейнджер, Уизли наполняется вселенской яростью. Потому, что он не знает и не верит, что были вообще хоть какие-то извинения. Даже технические.

— А что, есть какой-то словарь Малфоя? — бунтует он. — Я, что, пропустил момент, когда он принёс извинения и мне?

Грейнджер фыркает, а вот лицо Поттера темнеет в момент. Гарри делает несколько шагов к подруге, а затем смотрит на Рона тяжёлым взглядом.

— Может, он их просто тебе не приносил?

— Нет, — Рон хохочет, — погодите! То есть ему можно переобуться на ходу, и всё у всех в порядке?

— Малфой не переобувался на ходу, — раздраженно тянет Гермиона. — Я видела, как он меняется, пока…

— О, ну конечно! — кончики его ушей краснеют. — Пока ты вместо того, чтобы быть со мной в Ракушке, таскалась в Министерство, удовлетворяя свою собственную блажь! Вот там-то ты увидела, как святой Малфой изменился.

Святой Поттер.

Гермиона удивлённо моргает, заметив сходство. Гарри хмурится всё сильнее. Воздух вокруг них почти осязаемо пахнет настоящим озоном. Еще чуть-чуть, и прогремит молния. Из-за угла появляется семенящий Флитвик. Это сбивает некую спесь с Рона, и он будто разом осознаёт, что сказал.

— Я не это хотел сказать, Гермиона, — он тут же начинает искать поддержки у Гарри.

—- Блажь, значит? — Грейнджер шипит сквозь зубы, пока Флитвик проходит мимо них, бросая обеспокоенные взгляды.

Сложно быть не на взводе, профессор. Шли бы вы…

Она виновато улыбается низкорослому учителю, но тот, покачав головой, направляется в другой конец коридора, не сказав им ни слова.

— Гермиона.

— Конечно же, не это, Рон. — Грейнджер проходится ладонью по своему лбу, прячет глаза. — Просто мне нужно было, чтобы ты был рядом.

Откровенность повисает в воздухе. Поттер подавляет желание скользнуть рукой по напряженной спине. Потому, что вдруг становится совершенно очевидно, что Рон вообще ничего не понял.

— Я был рядом, — Уизли, ощетинившись, отступает к стене. — Да, я бросил вас однажды, но затем я вернулся и был с вами до чёртового конца!

И он почти кричит это. Так громко, что из кабинета МакГонагалл спустя секунду прямо сквозь дверь вырывается серый магический пузырь. Его границы присасываются по всей поверхности дверного косяка. Уизли, надувшись, отворачивается к окну, оставив Гермиону и Гарри смотреть ему в спину. Грейнджер, пытаясь успокоиться, выдыхает через нос, а Поттер, ощутив всю неловкость, кладёт свою тёплую ладонь ей на плечо.

* * *

Сегодня все не в форме. После того, как пятнадцать вопросов подряд Малфой юлит и издевается, а аврор с каждой минутой становится всё грубее в своем обращении, профессор начинает закипать. Они оба старательно игнорируют МакГонагалл, которая пытается удержать происходящее хоть в каких-то рамках строгости и приличия. На деле же, обоюдная неприязнь вылезает острыми углами после каждого слова. Профессор уверена в том, что юного Малфоя следует отправить отбывать наказание у Слизнорта, а аврору выпить чашечку чая с ромашкой и задуматься если не о смене деятельности, то об отпуске так точно. Пытливый страж порядка видит все корни зла мира в зарвавшемся подростке. МакГонагалл подмечает в них обоих несовместимые характеры. Даже для простой беседы. Про допрос с пристрастием и речи не идёт. Один ведет себя крайне непрофессионально, а второй попросту доводит каждый вопрос до абсурда. Словно между ними что-то личное.

— А можно хоть один день в этом прекрасном году, чтобы я просто побыл школьником? — резонно спрашивает Малфой. Издёвка просачивается тут же, окрашивает каждую букву. — Ну знаете, поторчал бы над котлом в подземельях, погонял за снитчем, позажимал какую-нибудь девчонку в школьной библиотеке?

— Мистер Малфой! — возмущенно одергивает разошедшегося Драко МакГонагалл. Этим часом кровь Блэков пробивается в слизеринце как никогда некстати.

— Ах постойте, — Малфой даже не думает сбавлять обороты, — видимо, спустя столько допросов я в ваших влажных фантазиях продолжаю собирать косточки Воландеморта по всей Британии и созываю всех желающих делать бесплатные татуировки с его меткой?

Он не замечает, как в порыве ярости с языка слетает настоящее имя Тёмного Лорда. Зато МакГонагалл про себя одобрительно хмыкает. Это выглядит интересно. Следом ей, конечно же, приходится поднять глаза к потолку и вспомнить, что Малфой-младший — прирождённый оратор. Который, по всей видимости, получает некое извращенное удовольствие от происходящего.

— Стойте-стойте, — в запале Драко снова отпивает из чашки, — вы же не думаете, что я собираюсь мстить победителям?

— Портрет Гризмо Одноглазого, — цедит аврор, — сообщил, что вы, мистер Малфой, сказали, я цитирую: «нужен труп грязнокровки — я это устрою».

Малфой отстраняется. Откинувшись на спинку кресла, он прячет дно чашки в своей ладони. Лицо его приобретает серьезные и задумчивые черты. На крошечную, ужасно неприятную для МакГонагалл секунду ей кажется, что Драко сознается в чём-то действительно непоправимом. Стоящий рядом со своим креслом аврор хищно наблюдает за слизеринцем. Вцепившись пальцами в обивку, он ждет откровения. Волшебные наручники на его ремне призывно позвякивают в повисшей тишине.

— Вы хотели причинить вред мисс Грейнджер? — бьёт он, не глядя.

— Нет, — коротко бросает Малфой, а затем, повернувшись к МакГонагалл, он стучит ребром ладони по подлокотнику кресла: — Вы же это не серьезно, да? Да мы с Грейнджер всю свою жизнь только и занимаемся тем, что обещаем убить друг друга!

Ему всегда думалось, что Сыворотка Правды уничтожает только желание лгать. Но никак не добавляет храбрости. Он вдруг чувствует себя взбалмошным гриффиндорцем, который ратует за вселенскую справедливость. Его нельзя обвинять в том, что он ненавидит девчонку-выскочку. Он же не убил её. Всё еще. А возможностей за последние месяцы было выше крыши.

Яркая и чистая эмоция разливается внутри него. Ничем не прикрытый порыв злости и желание довести министерскую ищейку до белого каления. Малфой наслаждается. Ведь им попросту некому донести на него за неподобающее поведение. И даже вездесущей Грейнджер рядом нет. Не шикнет, не пихнёт его твердым носком кед под столом. А профессор может закатывать глаза ещё хоть три миллиона раз. С ним это не работает. Спросили бы у той же Грейнджер.

Аврор закипает. Еще немного, и в Малфоя бы точно полетело связывающее заклинание. Под влиянием зелья он мог не просто говорить, а тараторить. Что, Макгонагалл точно знала, было очередной уловкой. Ставка на то, что в потоке слов нужного ответа никто не разберёт.

— Вы всю свою жизнь были сыном Пожирателя смерти, принимали, хоть и косвенно, участие в сомнительных ритуалах, сами являетесь носителем метки…

— Да я весь состою из Веритасерума! — огрызается Малфой, повышая тон.

— Мистер Малфой, — Аврор скалится, глядя на то, как Драко со стуком опускает чашку перед лицом МакГонагалл. — Вам не кажется, что наследнику такого рода, как ваш… не подобает находиться в столь эмоциональном состоянии?

— ХА! — и вот теперь в голосе Малфоя слышатся истерические нотки. — Знакомая мне девчонка вздёрнулась на моих глазах, а вы мне предлагаете…

— Вы были весьма хладнокровны в своих прежних деяниях.

Да, конечно. Сидел на зельях, не спал сутками, не помнил, как зовут прислугу и что было на завтрак.

— Всё, с меня хватит! — Малфой обращается к МакГонагалл. — Мне эта шарманка уже вот где! Там в коридоре очередь из желающих слушать этот бред!

— Мистер Малфой, — обрывает его МакГонагалл.

Её слова в свою очередь прерывает возня и крики за дверью. Профессор, собравшись с силами, невербально набрасывает заклинание тишины на дверь и обращает свой светлый взор на Драко. Малфой, не желая захлебнуться в этом беззвучном понимании и жалости, демонстративно отворачивается. Аврор, завершив какие-то пометки в блокноте, бросает раздраженный взгляд на личное дело слизеринца. Прикинув что-то в уме, он кивает Макгонагалл и просит дело Поттера.

* * *

Гермиона выдыхает с облегчением, когда прямо перед её лицом хлопает шальная створка двери. С такой силой, что она бы даже поставила на заговор, не появись из недр профессорского кабинета распалённый донельзя, но не лишённый привычного лоска Малфой.

— Уйди, — бросает он.

Грейнджер отступает в сторону, но он все равно цепляет её острым плечом. Гермиона очень долго изучает малфоевский затылок, пока Гарри проскальзывает в кабинет.

Он занимает привычное уже место и бегло кивает привычным уже фигурам, сжимающим пространство вокруг него немыми вопросами. Им остаётся только это, потому что парочка вербальных разбивается о бетонную плиту его слишком очевидной непричастности. Но, почему-то, всем отчаянно хочется верить, что он и здесь «причем». Просто потому, что там, где он «причем», там на другом конце маячит призрачный шанс на спасение, который всегда догонял Поттера. Всегда. Но не сейчас.

— Мистер Поттер, если я правильно понимаю, вас с мисс Чанг связывали… близкие отношения? — деловито перелистывая внушительных объёмов папку, въедливым голосом подкрадывается аврор.

— Мы были друзьями, — честно отзывается Гарри.

— У меня имеется иная информация, — почти торжествующе обрывает его законник. — По данным, полученным от множества свидетелей, у вас была продолжительная романтическая связь.

МакГонагалл вновь приподнимает голову от бесконечных бумаг и пергаментов. Если бы взглядом из-под её остроконечной шляпы можно было метать молнии, то от злосчастного аврора осталась бы горстка пепла, которую ведьма небрежно смахнула бы с глубокого замшевого кресла, как мелкую досадливую пыль, не замеченную при воскресной уборке.

— На пятом курсе она мне действительно нравилась, — бесхитростно отзывается Гарри, но мракоборец уцепляется за его слова, как гончий пёс.

— И, что же, вы не выдержали сердечных мук?

— Сэр, — терпеливо тянет Поттер. Почти насмешливо, с открытой ухмылкой, покосившись на директора за невербальной поддержкой, — если бы я убивал каждую девушку, которая была мне симпатична за эти годы, в Хогвартсе не осталось бы учениц.

— Это неудачная колкость, мистер Поттер, и вы прекрасно понимаете, что я обязан выяснить все обстоятельства не только смерти, но и жизни мисс Чанг. — презрительно щурится аврор. — В том числе, личной.

— Мне не кажется, что это уместно…

— А мне вот кажется, что неуместных вопросов не бывает, когда дело касается внезапной смерти юной девушки.

— Она пережила войну, — смело напоминает Гарри, и ему на мгновение кажется, что эта открытость смущает его чопорного собеседника, — потеряла друзей, близких, её мать лишилась средств к существованию, потому что работала на Амбридж. Почему вы не допускаете, что она могла не справиться с этим?

— Вы же справились.

Отвратительная, паршивая приговорка, от которой сводит челюсти в нестерпимом желании плюнуть сказавшему в лицо.

Кто вам сказал, что мы справились?

Кто вам сказал, что мы — не единственное, что удерживает друг друга от того, чтобы повиснуть точно так же там, под потолком, безвольно дёрнув ногами в воздухе?

— Я бы настоятельно просила, — вмешивается МакГонагалл стальным тоном, — не разбрасываться подобными заявлениями в моем кабинете. Здесь производится, как вы елейно выразились, «беседа» со студентами, а не психологические пытки. Хотите провести официальный допрос — возвращайтесь в министерство и оформляйте соответствующую бумагу, которую мне доставит почтовая сова отдела магического правопорядка, и которую я должна буду рассмотреть в течение десяти рабочих дней.

— Обстоятельства, госпожа МакГонагалл, не позволяют мне…

— Никакие обстоятельства не оправдывают издевательства над детьми, которые и без ваших едких комментариев пережили незаслуженное количество ужасов, с которыми, к слову, вполне могли не справиться — здесь я поддержу мистера Поттера.

— В таком случае, следовало бы заняться как минимум диагностикой во избежание подобных случаев в дальнейшем, — обиженно почти бурчит мракоборец, оставленный без козырных аргументов.

— Займусь, не сомневайтесь, — хлещет ледяным хлыстом Макгонагалл, и так многозначительно смотрит на гостя, приподняв брови в немом вопросе, что тот, ещё раз недоверчиво пробежавшись взглядом по бумагам, жестом просит пригласить следующего свидетеля.

Гермиона, не двинувшись ни на шаг после ухода Малфоя, так же встречает Гарри. Поттер выглядит недовольным и задумчивым.

— Неприятен, как ты и говорила, — говорит он шепотом, пока Грейнджер поправляет его съехавший на сторону галстук.

Жалкие секунды, чтобы обменяться хоть какой-то информацией. Рон подходит ближе, навострив уши, Гарри предупреждает их обоих.

— Остерегайтесь чашек. Методами Амбридж несёт за километр.

— Он снова за старое, — восклицает Гермиона громче положенного.

Оттеснив Поттера плечом, она проходит сквозь полупрозрачную стену заклинания Тишины. Гриффиндорцы многозначительно переглядываются. Слухи про личные счеты Гермионы с конкретным представителем закона лишь обрывками долетают до них с самого начала судов над Малфоем. Ведьма наотрез отказывается рассказывать всю историю целиком, но подобные реакции настораживают друзей.

* * *

Грейнджер, с порога оценив обстановку, почти на глядя на смешной фарфор в руках аврора, качает головой.

— Нет, спасибо.

— Мисс Грейнджер, — мракоборец настойчиво протягивает ей чашку.

— Нет, сп… — Гермиона округляет глаза. — Нет. Или покажите мне разрешение суда, или нет. Вы… Как вообще? Вы, что, их обоих напоили? Профессор!

Усаживаясь в кресло, она взывает к МакГонагалл. Минерва, поджав сухие губы, с отчетливой неприязнью смотрит на аврора. Ей всё это не по душе, но Министерство в лице Кингсли настолько шокировано происходящим, что дать отпор было практически невозможно. Мракоборцы здесь, и настроены они враждебно.

— Едва ли, — мракоборец пожимает плечами, — Разве что, мистера Малфоя, но ему не привыкать.

— Но.. — Грейнджер теряется на секунду, — но вы не можете!

— Похвально ваше желание вступить в роль адвоката раньше, чем окончите магическую юридическую академию, однако, — он отставляет чашку на край стола, поближе к ней, — пока я являюсь представителем закона, я решаю, что мы можем, а что нет.

Вот опять. Он снова указывает ей место. Так напыщенно и зло, что Гермиона чувствует себя обманутой. Такие волшебники, как этот, явно должны были кануть в пропасть Азкабана вместе с прихвостнями Воландеморта.

— Вы… — Грейнджер негодует. — Нельзя же обвинять его во всем, что только попадается вам под руку…

— О, мисс Грейнджер, можно делать всё что угодно, особенно, если иметь для этого достаточно доказательств.

— Да, и каких же? — она, откинувшись на жесткую спинку кресла, смотрит на него с вызовом. Руки сами собой скрещиваются на груди, стараясь защитить.

— Мистер Малфой присутствовал и не помешал минимум четырём самоубийствам в своём поместье. Одному даже поспособствовал. Вы знаете, это так же хорошо, как и я. По вашим прошениям вы присутствовали на каждом допросе.

Вот она. Тема, которой они с Малфоем никогда не касались. История, которую они похоронили, не сговариваясь. Очень-очень глубоко.

Её бьет крупной дрожью после увиденного в омуте памяти. Когда воспоминание оборвалось, выплескиваясь лужей вязкой крови Гермионе в лицо, она отшатнулась от громоздкой чаши. Малфой смотрит на неё очень внимательно. Бледнее обычного, он сжимает ладонями край уже приевшегося им обоим стола. Гермиона сглатывает горькую слюну, пока мракоборец с абсолютно непроницаемым лицом вносит какие-то пометки в дело. Он уже сидит на своем месте, пока она как вкопанная стоит перед омутом.

— Вы не устали, Гермиона? Может, вам следует пройтись?

От собственного имени у неё в нервном спазме дергается уголок губы. Малфой продолжает смотреть прямо ей в лицо. Гермиона же не помнит, как дышать. Не чувствует своё, вмиг ставшим абсолютно непослушным, тело. В странном представлении этой ситуации ей даже кажется, что Малфой цедит что-то вроде «уходи», хотя его лицо скорее выражает привычное почти школьное «пошла вон отсюда». Смелости в ней ровно столько, чтобы сдержаться и не бросить быстрый взгляд на дверь.

— Если вы желаете в своём светлом будущем работать правозащитником, вам стоит знать, что существуют картины и похуже… этой.

— Благодарю за заботу, — она садится на свое место, почти уняв дрожь.

Дыши. Дыши. Дыши.

Реальность давит ей в затылок всей пятерней. После захлестнувшей ярости очень хочется хохотать, но она, вцепившись пальцами в собственные руки, продолжает:

— Да как… как это вообще может быть связано?

— Мистер Малфой, вне зависимости от его последних шагов в недавних инцидентах, имеет тёмное наследие, мисс Грейнджер. Если вы вдруг забыли, у него на предплечье черная метка. Он многое сделал, и я не понимаю, как это совершенно не откладывается в вашей чудной головке.

Он будто продолжает давить на старое, словно… Словно его цель всё еще прежняя. Засадить Малфоя в тюрьму, а еще лучше — сразу отправить на свидание к дементорам. Про себя Гермиона (впрочем, как и Минерва) решает, что это последняя колкость, которую она ему позволит.

— А еще он многого не сделал, если вдруг вы пропустили это значимый факт.

— Истинные ученики Дамблдора и Гриффиндорцы, — презрительно бросает мракоборец, не отводя от бледной Грейнджер взгляда.

— Я не потерплю оскорблений в стенах этой школы, — МакГонагалл повышает голос. — Ни в сторону Альбуса, ни в адрес моих учеников. Думаю, на сегодня вы закончили.

Лицо её выражает крайнюю степень неодобрения, высшую планку ярости. Её палочка вне чехла и рукава, покоится прямо под правой рукой. Гермиона думает, что, если бы аврор захотел большего, обвинение в нападении на представителя власти уже бы красовалось у невыразимцев на столе.

— Бросьте, Минерва, я видел сотню таких историй. Девочки, влюбленные в отравителей… ⁽¹⁾

— Ч… Что? Профессор! — Грейнджер не даёт ему договорить.

Алый румянец ровными мазками расползается по скулам Гермионы, когда Магконагалл ровным тоном сообщает:

— Вы свободны, мисс Грейнджер.

Ладно. Просто… ЛАДНО.

Гермиона, оказавшись на ногах, подавляет искреннее желание схватить со стола злосчастную чашу и расколотить её о ближайшую стену. Она тихо прощается с профессором и, демонстративно не глядя на мракоборца, покидает кабинет.

Рон придерживает дверь, которой она грозится хлопнуть. Отвернувшись от исчезающей натянуто прямой спины Гермионы, он заглядывает в кабинет.

— Мне…

— Опрос, — Макгонагалл подчеркивает это слово дважды, — будет окончен в другой день, мистер Уизли.

— А, — Рон сжимает рукой дверную створку, — ладно.

— Мистер Уизли, — аврор, игнорируя взгляд декана, обращается к Рону, — скажите, мистер Малфой... не очень хороший человек, не так ли?

Рональд не сокрушается над этим вопросом, даже не мнётся под выжидающими лицами. Он лишь пожимает плечами, пока над его головой разносится звон колокола, оповещающий о начале нового урока.

— Это факт, я думаю.

1) Прямая отсылка к стихам Веры Полозковой

Вернуться к тексту