Я — рыжая, бездушная лисица (гет)

— Ну, и как будешь расплачиваться, Алеша? — на лице шестиклассника сверкнула хищная улыбка, а слова протягивались с таким удовольствием, словно угрозы были лакомством. — Ты нам должен.

— Н-ничего я не должен, — заикался мальчик младше на год, прижимаемый Бабуриным к стене школы, тучное тело которого едва позволяло видеть Ромку и Бяшу за его спиной.

— Да ну? А твой гнилой базар сказал иначе. Сема.

Семен, как дрессированный пес, сдвинулся в сторону, придавив пятиклассника своей мясистой лапой за правое плечо, пока на левое навалился Бяша, прикладывая примерно втрое больше своих сил, чтобы уравновесить давление.

— Я всего лишь сказал, что ты хамло, Рома. Многие бы так сказали.

— Сказали бы, да только ты один пасть открыл.

Рома скалился своей фирменной волчьей ухмылкой, властно держа руки по карманам спортивного костюма, подделанного под известный бренд.

— Видишь ли, Алешка, ты приезжий, и правил местных еще не знаешь. Я бы сделал тебе скидку, только вот ты слишком борзый.

— И что? — трясся новенький, глядя на главаря шайки исподлобья, пока судорожно пытался собрать рассыпанную по кусочкам храбрость. — Убьешь меня, что ли?

— Зачем? — вскинул бровь Ромка. — Ты парень способный, еще можешь пригодиться. Стащишь у классухи журнал, тогда подумаю над тем, чтоб должок тебе простить.

— Да-да! — по-овечьи проблеял Бяша, каждый раз теша Ромкину величавость своими поддакиваниями.

Алеша смачно харкнул прямо в лицо Пятифану, заглушив гогот Семена. Рома зажмурился, чувствуя, как теплая влажная слюна приземлилась на щеку и начинала охлаждаться под давлением предморозной погоды. Через секунду-другую, пока сердце новоприезжего бешено отмеряло секунды до кончины, а Бяша и Семен подбирали свои челюсти, Рома резким движением стер харчок со щеки внешней стороной ладони и ловким движением выудил из-за пазухи своей кожанки нож-бабочку, крутанув ее перед округлившимися глазами Алеши в этот раз совсем не для демонстрации.

— Ну все, гнида! Это был твой последний шанс!

Холодное лезвие сверкнуло под углом. Зарезать одноклассника он и не думал, но оставить след, отпечаток за промашку на всю жизнь нужно было обязательно. Глубокий шрам будет заживать мучительно долго, а сам Алешка навсегда усвоит — связываться с их бандой не стоит, городской ты или деревенский.

Стоило Роме замахнуться, как в затылок ударило что-то холодное, а за шиворот посыпались ледяные колкие кусочки. Настроение и так было испорчено, а тут кто-то вздумал кинуть ему в голову снежок?! Да здесь все точно страх подрастеряли, расслабились. Ну ничего, потерять авторитет Рома был готов только после жизни. Сейчас он всем им устро…

— Рома! — строго и требовательно раздался далеко позади знакомый голос.

— Алиса, блин…

Плечи хулигана едва заметно осели, пока он поправлял съехавшую от точного снежного удара тугую шапку. Порой хотелось проклясть эту снайперскую меткость Алисы в снежках — с такой же ловкостью Рома играл в ножички. То ли товарищи второй раз уронили челюсти, то ли еще по какой причине ослабили хватку, но так или иначе Алеша воспользовался этим и выскользнул из оцепления, помчавшись за угол школы, к людному крыльцу.

— А ну стой! — крикнул вслед удирающему Сема, только придав ему скорости.

— Ну чего тебе? — недовольно прорычал Рома, уже позабыв об Алеше.

— Чего-чего, — подошла ближе Алиса, уткнув руки в бока. — Уроки прогуливаете, новенького задираете. А я что должна Лилии Павловне говорить? Она же с меня как со старосты спрашивает!

Алиса была из числа тех девочек, которых воспитывали в кругу строгости и книжных заповедей. Доказательством состоятельности семьи, сопутствующим с благонравием, служила привезенная из города рыжая шубка с пышным молочным мехом у капюшона и рукавов, какой точно было не достать в пределах местного захолустья. Фасон струился по талии девочки, развевая подолом и придавая Алисе по-взрослому женственный образ в зимнюю пору. Темнеющие в этот же холодный период рыжие локоны выглядывали из-под мехового капюшона узором из аккуратной косы на фоне крапленых на носу и щеках веснушек, рассаженных в тех местах, где обычно у животных росли усики.

— Че, воспитывать нас будешь? — переключился Семен, оскалив свои гнилые зубы и наморщив прыщавое лицо. Ему явно недоставало отыграться на ком-нибудь, так сильно сегодня чесались кулаки, и Алеша был идеальной целью. Вернее, был бы, если бы не эта захрабрившаяся девчонка.

— Конкретно тебе, Бабурин, ремня не хватает, а не воспитания.

— ЧЕ?!

Сема сделал тяжелый шаг, под которым захрустели снежинки, и Рома хлестнул его таким же тяжелым взглядом — с хрустом поломалась и его уверенность.

— Иди лучше за этим задохликом, пока он не настучал.

Несколько секунд громила не решался сделать выбор: с одной стороны хотелось наконец поставить Алису на место — не только за сегодняшнюю выходку, но и за все другие; с другой стороны ослушаться Рому было боязно. В конечном итоге он выбрал второй вариант, хотя выбрал — не совсем то слово. Беспрекословное повиновение вызвало у Бяши приступ похрюкивающего веселья, которое мигом оборвалось под командующим взглядом Ромы в его сторону, словно говорящим «чего ржешь, это и тебя касается». Нехотя бурятенок двинулся следом за товарищем, и стоило мальчикам скрыться за углом, Рома вернул свой выразительный взгляд к Алисе.

— Говорил же тебе не лезть, когда я занят, — слово «просил» не легко на язык — тот все еще был заточен на забористую ругань, однако и сказанное вместо этого было достаточно грубым, чтобы Алиса состроила затронутое выражение лица, с которого Рома как по волшебству становился угодливым. — Ладно, проехали. Пойдем провожу тебя, что ли, староста.

Пятифан кивнул на рюкзачок в руке девочки, который она, по всей видимости, не успела застегнуть до конца — так торопилась прервать их буффонаду.

— Но… — взгляд лиственных глаз Алисы скользнул к углу школы.

— Да не дрейфь, — он махнул рукой, забирая сумку из рук одноклассницы. — Заморыш уже давно успел свинтить. А это что?

Нечто бугристое, покрытое чем-то пушистым, что Рома заприметил еще когда отправлял товарищей подальше, выглядывало из бездонной щели девчачьего рюкзака. Мальчик ухватился за это пальцами и осторожно, словно боясь чем-нибудь заразиться, вытащил нечто интересное на свет.

— К Новому году готовишься, что ли? Рано же еще.

Маска из папье-маше, обклеенная то ли пухом, то ли каким-то подобием шерсти, широкими глазницами смотрела на Рому. Потрепанная, но сделанная когда-то весьма аккуратно лисья морда в какой-то момент показалась настоящей. Роме даже подумалось, а не чучело ли это? Таких масок он еще не видел…

— Представляешь, у школы сегодня утром нашла. Думала, потерял кто-то. Целый день ходила и спрашивала, но никто не знает, чья она может быть.

— На кой хер она тебе? Выкинь.

Но по-учительски грозный взгляд Алисы куда больше волновало качество словарного запаса друга. Ему определенно стоило начать читать книги, может, научится говорить что-то получше, чем маты и виртуозные угрозы.

Чем бы девчонка ни тешилась… Рома брезгливо вернул маску на место и закинул рюкзак к себе на плечо. Путь все равно предстоял неблизкий: они не ходили через парадный и по его дороге, а в обход — по сугробам и лишними крюками; Алиса, ко всему прочему, жила чуть дальше села, за лесом.

А если заглянуть еще дальше… Как давно это началось? Наверное, с самой Алисы. С того, как она умела находить общий язык со всеми. К каждому знала подход, нужный стиль речи, чем мотивировать, что предложить и что забрать взамен. Знала что сказать и как улыбнуться так, чтобы тот же Бабурин раскраснелся, а Ромка, заядлый хулиган, помог нарядить класс к Первому сентября, пока девочки перешептывались, как это ей всегда удается упросить его на помощь. Класс наполнялся какой-то мистической атмосферой, притягательной настолько, что ей невозможно было противостоять. Все, и самые простые вещи, и люди преображались, стоило Алисе появиться в помещении. Мальчики были не в силах с ней спорить, а девочки окружали как самую лучшую подружку, советовались и просили помощи. И все это улетучивалось вместе с ней: Бабурин начинал заливать свои гадкие шуточки, Катя — сплетничать с подружками, безликие одноклассники вновь превращались в серых мышей Золушки — все сразу становилось на свои места. Сказочное влияние девочки со сказочной внешностью.

Она была обольстительной, хитрой, лукавой, задорной. Казалось, что она открыта душой всему миру, как всеми любимая принцесса из сказок, но вот ее глаза — они, проникая в самое сердце и плутовато изгибаясь, говорили о том, что это лишь видимость и что есть в ней нечто такое, что она прячет ото всех. Рома, сам того не замечая, тянулся отворить эту заветную дверцу. Хотелось узнать, что эта плутовка могла прятать. Особенно этого хотелось, когда она одним ловким комплиментом могла уговорить Бяшу помочь библиотекарше. Что творилось у нее в голове? Заигрывала она так или просто умело манипулировала — было невозможно понять. Со стороны, конечно, все очевидно: скажи Паше какой он умный мальчик, и он тут же идет к доске тянуть урок математики своей тупостью; но когда ее взгляд направлен прямо на тебя, уже не отличить, потрафляет она или искренне считает так, как говорит. Шутит или говорить всерьез.

Лилия Павловна на уроке литературы однажды процитировала одну известную фразу: «Хороших людей вообще не бывает, как и плохих. Нельзя делить мир на черное и белое. Во всем есть соотношение и того, и другого». И если в других ребятах Алиса четко видела эти процентные соотношения, как количество вкусных кусков торта и пропавших, то с Ромой все было как-то неопределенно. Он был хулиганом, воришкой, двоечником. А еще принципиальным, честным и умным. Он был примером человека без четких границ, словно вечно метался от плохой стороны к хорошей, не в силах определиться, к красивым он подходит или умным. И это был тот не попробованный кусок, который так интересовал проницательную сладкоежку.

Роме по какой-то причине казалось, что к нему она относилась по-особенному. Да, она продолжала любезничать с ним, как со всеми, но только с ним она могла проводить время после школы; только с ним оставалась дежурить после уроков; только к нему могла прийти сама, а не заставить подойти своим ласковым голоском. Только с ним она начинала казаться ему настоящей. Без маски. Во всяком случае, именно так ему казалось.

— Почему ты сегодня прогулял литературу?

— И что я там забыл? — скучающе протянул мальчик, искоса глядя на рядом идущую девочку.

— Стихотворение выучить.

Проницательски-насмешливое дополнение показалось Роме достаточно задевающим.

— А ты что, выучила, что ли?

— Конечно, я же хорошо учусь, — плутоватый тон так и намекал на оценки мальчика, но не мог же он огрызаться на Алису. Только не на нее. — Хочешь послушать?

— Ммм… — неопределенно промычал Рома. Он не был фанатом поэзии, но обижать подругу как-то не хотелось. — Ладно, давай уже.

Алиса немного притормозила, и Рома почувствовал, как рюкзачок на его плече потерял в весе. Девочка вытянула оттуда лисью маску, выскочила перед ним, выставила перед собой и, не прислоняя ее к лицу, игриво запрыгала:

Я — рыжая, бездушная лисица.

Способна на безумство и обман.

И в рыжей голове моей томится

Довольно хитрый и коварный план…

Напускные кривляния и намеренно искаженный голос, изображающий то ли церковный тон, то ли что-то ритуальное, показались бы Пятифану чем-то забавным… если бы не эта маска. Не по себе стало от чувства, что еще немного и эта самодельная дрянь коснется лица небезразличной ему девочки.

— Перестань, Алиса.

— А что такое? — задорно высоко спросила та, играя интонацией. — Не нравится?

— Выкинь это, — уже скривился одноклассник. — Мерзкая она.

Алиса на секунду замерла. Ярко-лиственные глаза глядели на Рому через широкие прорези маски, и совсем перестали быть похожими на те, которыми он мельком любовался на уроке, когда она сосредоточенно записывала под диктовку Лилии Павловны. Звериная морда развернулась к девочке, и та пристально посмотрела на нее.

— Ничего она не мерзкая.

— Если так нравится, я тебе лучше новую сделаю, — не сдержал Рома повышенного голоса, а затем стих. — Только от этой избавься.

— Хочешь, чтобы избавилась? — редкостно серьезно спросила Алиса. А затем как обычно расплылась в жуликоватой улыбке. — Тогда догони!

Засмеявшись, она ловко оттянула старую потрепанную резинку на маске, натягивая ту себе на волосы, а затем махнула подолом своей шубки и побежала мимо стремящихся к небу черных елей и искалеченных морозом березок, попутно набирая снег из сугроба, чтобы сотворить из него орудие для снежной битвы. Она маячила впереди, дразнилась, звонко хохотала. Опьяняла. Ромой завладели азарт и любопытство, и, вооружившись снежком, он ринулся за беглянкой. Нечестно было устраивать бега, пока он был водружен ее вещами, но как будто это могло помочь ей выиграть.

Они помчались, обмениваясь снежными залпами, шутливыми угрозами и смехом.

— Догоню — снежком не отделаешься! — кричал Ромка, выискивая девчонку прицелом.

Яркая шубка мелькнула за стволом титанического дерева и следом за ней пролетел снежок. Алиса вертко использовала пространство, виляя между стволами и используя желание мальчика поскорее в нее попасть.

Он был ранен в ногу, однако успел «прострелить» Алисе спину и живот, и теперь она лежала на сугробе, истекая снежной кровью и давясь смехом.

— Пощади, прошу!

— И что мне с этого будет? — сминая липкий снег в покрасневших от холода руках, Рома величественно стоял над девочкой и улыбался во все свои крепкие и острые зубы, всегда делавшие его улыбку ехидной и в то же время лучезарной.

Рыжая коса растрепалась, а лицо девочки было залито румянцем то ли от активной игры, то ли от легкого морозца. Рома замялся в предвкушении близкой победы, и за это получил подлый снежок в лицо, слившийся с опущенным в руке сугробом.

— Я обману, запутаю нарочно, махну хвостом — следов не разглядеть. Меня поймать в капкан не так уж сложно — сложнее приручить и овладеть!

— Обмануть меня хочешь, значит?

Собственный вопрос прозвучал не иначе как шаловливо, но где-то в подкорке он задевал Рому. А что, если она играет с ним, обманывает, заставляет верить, что он для нее особенный ради потехи? Догнать и выяснить это показалось жизненно необходимым. Секундное промедление выросло в огромный отрыв. Рома бегал быстро, однако даже вкладывая все силы, лишь бы сократить расстояние, ему почудилось, что этого совсем недостаточно. Алиса пропала из виду, и он поймал себя на мысли, что уже бежал наугад, даже не смотря на отметины, что оставались на волнообразных сугробах. Скорость создавала ощущение ветра в ушах, морозного, на который разгоряченное тело отвечало жаром. Учащенное дыхание, с которым Рома все больше проглатывал холодный воздух, уже сейчас отдавало колючей болью в горле. Игра больше не казалась игрой. Мальчик ощущал себя на охоте, несся как зверь за своей добычей и буквально чувствовал, что если бы на нем была шерсть, она бы уже стояла дыбом.

Очередной снежный забор показался пустяковой преградой. Рома перескочил его так легко, что внутри на секунду вздулось чувство легкости, свободы от гравитации, которая в следующее же мгновение напомнила о своей значимости. За громоздким сугробом оказалась очищенная дорога, прямая и твердая. Шестиклассник едва устоял на ногах — так внезапно она оказалась здесь и выдернула его из звериного адреналина. На дороге уже давно стояла Алиса, отряхивая свою шубку от снега и ликующе улыбаясь.

— Ну, наконец-то. Я уж подумала, что тебя в лесу волки съели, — хихикнула она и подошла ближе к мальчику, протягивая руки в варежках к плечу Ромы, с которого все это время свисал ее апельсиновый рюкзачок.

Вещица скользнула, и Алисе пришлось самой вытягивать ее с Ромкиной руки, нежели парень предпочел бы отдать ее. Поток мыслей, который он поймал во время догонялок, не просто не оставлял его, он затягивал и не давал полноценно прийти в себя.

— Ну… дальше я сама дойду.

— В… смысле? — растерянно уставился Рома, а затем поймал на фоне силуэт ссутулившегося домишки.

— До дома тут рукой подать, вон, — махнула она рукой в сторону финишной прямой. — И… спасибо, что проводил. Вот.

Казалось бы, в чем проблема проводить ее чуть ближе, не к самому крыльцу, но хотя бы до забора. В этом ведь нет ничего такого. И хотя причина никогда не озвучивалась, голос Алисы в голове Пятифана каждый раз отвечал на этот дерущий сознание вопрос, когда она с неловкостью начинала выкручиваться, лишь бы не озвучивать: «Чтобы родители не видели». С одной стороны, что такого? Ну подумаешь одноклассник решил проводить, подумаешь вещи донес как джентльмен, лучше бы поблагодарили за это. А с другой… каким родителям понравится тот факт, что их дочь, умница и красавица, водит дружбу с хулиганом и двоечником. Они ведь прекрасно понимали, чем обычно заканчивалась дружба деревенских детей, когда те взрослели…

Гадкие мысли выдул просквозивший мимо леденящий ветер, пока силуэт Алисы в рыжей шубке ускользал все дальше и дальше, как остывал теплый след от благодарного поцелуя на щеке. Она прошла уже полпути, до дома оставалось всего ничего, и Рома, решив, что его ежедневная миссия на сегодня успешно завершена, развернулся и побрел обратно в село. Неторопливо, пиная оледенелые куски снега, он был погружен в себя с головой. А в ней тем временем всплыл стих Алисы. Продолжение строчек, которые он, казалось, уже слышал ранее:

Моя улыбка только ради лести,

любовь в глазах — не правда ни на грамм.

Ты веришь в то, что мы навеки вместе,

Но я сегодня здесь, а завтра там.

На душе стало неспокойно, даже как-то паршиво, и Рома оглянулся. Тень Алисы давно исчезла с белоснежной пустыни, усыпанной мазками черных деревьев и кустов. А оглянулась ли она, пока он не видел? Хотелось верить, что да. А еще — что это не самообман.

Пятифан не заметил, как вернулся домой к сумеркам. Во дворе лаяли собаки, а дома причитала мать. Весь вечер мальчик витал в облаках, жирный наваристый суп с вермишелью уменьшился в его тарелке всего на несколько ложек — аппетита не было от слова совсем. Для сна было немного рановато, но улегся он в постель, даже не подумав об этом. Не хотелось ни зависать у старого телика со старыми сериями «Вальтрона», ни перебирать свои ножи или отжатые вещи. Все мысли занимала Алиса. То ли это были предсонные грезы, то ли накатившая дремота, но Рома отчетливо помнил, как в его голове крутились всякие картинки.

Может, свозить ее на озеро? Было недалеко одно такое, пешком до него идти далековато, а вот на мотоцикле или даже велосипеде — вполне себе. К тому моменту Ромка успеет починить своего жеребца, некоторые детали которого остались от велика покойного бати. Было бы здорово, если бы это стало традицией. Один год, второй. А вдруг Бяшка однажды найдет себе девчонку и они всей компанией будут кататься на это озеро? Алиса наденет новенькое крепдешиновое платье с ромашками, он посадит ее на байк, который сам соберет к тому времени, они приедут к прохладному озеру через знойную жару, а потом отдадутся водной глади. Не исключено, что Ромка пару раз попытается утопить Бяшу, чисто в шутку, и, скорее всего, они устроят из этого целый цирк, девчонки перепугаются, а затем, когда поймут, что парни в очередной раз устроили выходку на их переживаниях, отчитают и заливисто засмеются.

Был у Ромы вариант найти какой-нибудь заброшенный сарай — такой всяко где-то был в их захолустье — проделать в его крыше дырки как на картинке учебника по физике, понакидать соломы, возможно, принести пару пледов и привести туда Алису. Он уже предвкушал ту жажду, которую будет испытывать, смотря, как солнечные лучи просачиваются через эти крошечные отверстия и падают прямо на красивое девичье личико, как веснушки, которых у нее и без того было вдоволь, и как будут блестеть ее лиственные глаза от созерцания такой просто красоты. Конечно, можно не заморачиваться и выйти летней ночью в поле полюбоваться на звезды, чистота неба в их краю этого вполне позволяла, но Алиса определенно скажет, что никуда родители не отпустят ее ночью, тем более с парнем. Хотя так даже лучше. Вот придет он к ней под окно, заберется и похитит на часик другой, а затем в аккурат вернет — никто даже не заметит.

Снились Роме и другие воображения, и в конце каждого было что-то до странности напрягающее, не дающее покоя. Перед глазами все вполне нормально: Алиса смеется, тянет его за руку, кружится и вертится перед ним — а вот на сердце… на сердце какой-то страх. Она касалась его, но он уже не мог сделать того же. Алиса словно каждый раз ускользала из его рук. И снова терялась в тенях деревьев, а он все никак не мог ее догнать.

Я засыпаю с мыслью о побеге

И никому меня не удержать.

Не одержать над рыжею победы.

Раз плюнуть рыжей от тебя сбежать.

Той ночью Рома с трудом смог проснуться и понять, что он мотался в мокрой от пота кровати уже долгое время, а его сердце безудержно колотилось от каких-то спазмов в груди. В доме давно погас свет, судя по тишине, мать уже легла спать, а за окном, в царстве глубокой ночи, горели два фонарика. Окна его комнаты выходили в смежный с соседским домом двор, так что уличные фонари его не тревожили. Не тревожили… тогда откуда горят ЭТИ два?

Ромка подскочил с кровати, когда понял, что эти «фонари» моргали. За узорчатыми занавесками, доставшимися еще от бабушки, растворялся силуэт, и ни детское перепуганное воображение, ни окрепший после сна разум не могли состроить нечто настолько нечеловеческой формы. Это был зверь. Зверь, стоящий на двух лапах совсем как человек. Да нет… чудится, точно чудится. Но чувство самосохранения наотрез отказывалось принимать эту чушь. Что-то смотрело на него со двора и это точно были не соседи.

«Надо разбудить маму, срочно!»

Рома метнул взгляд к двери своей комнаты, а затем мысленно дал себе подзатыльник за то, что нарушил главное правило в таких ситуациях — не давать чему-то странному покинуть поле зрения. Но было поздно. Этому, чему-то до жути голодному, хватило той секунды, чтобы скрыться. Мальчик застыл весь в напряжении, готовый к тому, что нечто ворвется через окно с разбега или начнет ломиться в парадную дверь. Но ни того, ни другого так и не произошло — полуночное наваждение исчезло так же, как и появилось.

После этого Рома еще не скоро лег в кровать, бродя по комнате от стены до окна и выглядывая, нет ли чего хотя бы приблизительно подозрительного по ту сторону. О сне речи, конечно же, не шло. Хотя ближе к утру ему удалось унять тревогу и вздремнуть на полчаса, да и те он провел так же — валялся как в бреду.

* * *

Утром Рома встал так, каким были крупицы его сна — тяжело. Почти ничего не съел, с трудом собрался. Ночное приключение он скинул на дворовую собаку, заглянувшую к нему в окно, ну и как запасной вариант — и менее желанный — что это был дикий зверь, забравшийся к ним во двор из леса и так же быстро скрывшийся там. Только мысли о несовершенных со вчерашнего дня намерениях обещали поднять настроение. Он репетировал речь по дороге в школу, но мысли путались, как клубок пряжи, и ничего дельного склеить так и не получилось. Скинув все на способность к импровизации, когда слова сами польются рекой при виде рыжей косы с лиственными глазами, аккуратных бровок, вздернутого носа и нежных губ, он добрел до школы. И вот, он увидел черты лица, о взрослении которых воображал прошлой ночью — на черно-белой фотографии с подписью «Внимание! Пропал ребенок!»

— Ты видел?

— Что видел?

— Алиса пропала!

— Да ну!

Гул шепотов окружил доску с расписанием, ставшей приютом для маленькой фотографии, на которой еще по-детски лучисто улыбалась Алиса в новенькой школьной форме. Яркая и живая.

«Нет, быть не может. Не верю!»

В голове не укладывалось… как, когда?! Вчера? Он ведь провожал ее как раз для того, чтобы с ней ничего не случилось! Довел ее до безопасной дороги! С ней ничего не могло произойти! Даже если бы кто на нее напал на оставшемся маршруте, он бы точно услышал ее крик, увидел бы что-то! Если бы не ее родители… он бы довел ее хоть до ее комнаты! Нет, винить их — уже лишнее. А может… этим утром? Этот вариант был более правдоподобным, но рассыпался вдребезги, как только в класс вошел участковый и добавил существенную деталь — домой Алиса не успела вернуться.

— Думаете, ее похитили? — не унимался самый любопытный и гадливый голос. Катя.

— Ага, волки в шубках.

Волки в шубках? А ходят ли они как люди? А заглядывают в окна? Похищают ли? Для чего? Звучит как бред…

— Ее будут искать? — подняла руку Катька и выкрикнула вопрос раньше, чем ей позволили его задать.

— Разумеется, — твердо ответил майор Тихонов. — Искать будем тщательно, особенно до метелей.

Почему именно такой срок?

«Чтобы был шанс найти тело раньше, чем его заметет», — ответил какой-то чужеродный голос в голове, и от ответа Рома вздрогнул. Что за чушь? Она пропала! Ни слова о том, что умерла.

Тихонов объяснил классу технику безопасности, которую мальчик благополучно прослушал, затем майор распрощался с Лилией Павловной, после чего начался урок литературы — любимый предмет Алисы…

В классе опустело всего одно место, а казалось, что образовалась черная дыра, огромная и беспощадно расширявшаяся, какая была в его сердце. Больше не было той сказочной атмосферы, какая образовывалась с появлением этой рыжей девочки: Лилия Павловна больше не смягчала взгляда, Бабурин плевал из соломенной трубочки слюнявые катышки бумаги в спины одноклассников, а Катька… уже вовсю торжествующе собирала вокруг себя своих сплетниц и лелеяла перед ними новую должность старосты класса. К концу пятого урока все словно забыли, что когда-то с ними училась девочка по имени Алиса.

Все, кроме Ромы.

Со звоном школьного звонка он вылетел из класса первым и еще никогда так быстро не менял обувь.

Лес. Только там она могла пропасть. Только там был шанс потеряться без следа и свидетелей. И он найдет ее сам.

Рыхлый снег буквально всасывал его, как зыбучие пески, даже сильнее, чем вчера. Он шел напролом, воссоздавая вчерашний маршрут. Вот за этой елью она спряталась от его снежка, вот в этом сугробе валялась, моля его о пощаде, а потом… они побежали здесь! Высокий снежный забор все еще хранил на себе отпечаток вчерашних догонялок. Рома вылетел с него на дорогу и метнул взгляд влево.

В конце дороги… не было никакого дома.

Через эту же дорогу находилось поле. А за ним… ее домик. Но он был уверен, что распрощались они именно здесь! И в конце именно этой дороги он видел силуэт черного домишки.

Черного? Но дом Алисы, настоящий дом, был светлее того, что он видел вчера. Да и выше… А дом ли это был вообще? Память напряглась до предела, воспоминания вспыхивали как спички раз за разом, чтобы Рома мог просмотреть их точнее. Они мелькали быстрее вспышек от полароида, но в конце концов, на фоне стройной девочки память вырисовала силуэт постройки, в которую вчера он не додумался вглядеться.

Черный гараж.

Нет, быть не может. Это же просто байка для непослушных детей!

Было ею, пока однажды Бяша не начал заикаться. Другу потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя после встречи с небылицей, но даже после этого Рома ничего толком не смог узнать — Бяша о той встрече никогда не рассказывал.

Шли дни, недели. Рома каждый день выходил со школы и направлялся в лес. До покраснения от крика и мороза кричал имя девочки в надежде, что однажды она отзовется, позовет его по имени как раньше, вернется в школу и все станет как прежде. «Она просто потерялась и совсем скоро найдется», — думал Пятифан под неутешительный прогноз погоды по радио. По ночам думал, как подруге может быть холодно в зимние ночи, а потом вспоминал, что она не дурочка — найдет способ согреться. Иногда сквозь дремоту он слышал стук в окно, но ни соседи, ни какие-либо загадочные звери его больше не навещали.

И только через еще несколько дней он смог вернуться на то злополучное место, в котором видел Алису последний раз. Сугробы высились вокруг как горы, шубки на деревьях стали еще толще, а сами стволы, казалось, только чернее. У одного такого шестиклассник и уселся, сложив руки на коленях.

Прошли первые метели. А Алису так и не нашли.

Осознание стучало в голове приговором. Надежда жила ровно до вьюги, а теперь ее словно унесло вместе с зимней пургой, далеко в заснеженную пустыню, в которой пропадает все, что туда попадет. Глаза неприятно защипало на морозе, и Рома уткнулся лицом в замóк из рук. Он не плакал, когда расшиб колено; не плакал, когда смотрел на фотографии покойного отца. А теперь слезы полились сами, абсолютно за все: обиды, боль, ненависть — за каждую деталь, и далеко не все из этого уже касалось Алисы.

— Сука! — стукнул он кулаком по рыхлому снегу, и тот проглотил его руку, так и не подарив хоть каплю облегчения. Зато то же самое ему смогла дать кора дерева, когда мальчик поднялся. Еще, еще и еще. Обожженные холодом руки лишились чувствительности, и совсем скоро из поединка с прочным деревом он вышел с ободранными до крови костяшками.

Силы иссякли, и только это позволило ему теперь успокоиться, пусть и совсем ненадолго. Скоро должно было начать смеркаться, а в свете происходивших событий гулять в это время стало совершенно небезопасно. Рома оттряхнул руки от чего-то невидимого — крови и ран от этого меньше не стало — и собрался уходить, когда краем глаза его зацепило что-то, что явно не являлось белоснежным снегом.

Звери в округе деревни были не особой редкостью, но встретить здесь лисицу все же показалось чем-то необычным. Она выглядывала из-за облезлого кустарника черными выпуклыми глазами, тяготящими и любопытными, а сама застыла как статуэтка, и наличие жизни в ней выдавали только шевелящийся носик и редкое брюшное дыхание.

— Чего уставилась? — шмыгнул Рома, быстро смахнув влажные дорожки с лица, словно боялся, что зверек застал его в минуту слабости и сейчас побежит всем рассказывать, какой Пятифан плакса. — Проваливай!

Лисица не шелохнулась и продолжала пристально вглядываться в него. Взгляд начинал раздражать: Роме казалось, что лиса смотрит прямо в душу, выискивает там что-то без разрешения, копошится точно крыса. Это начинало раздражать, и мальчик загреб горстку снега, второпях слепил снежок и без всякого прицела выстрелил им в зверушку. Та, наконец отойдя от оцепенения, зашевелилась и помчалась прочь с такой скоростью, будто слои снега были для нее твердой поверхностью, а она так и летела по ним, едва касаясь лапками.

Той же ночью стук по окну вырвал Ромку из и без того тщетных попыток уснуть. Он еще долго вглядывался со своей постели в темноту за шторами, пока прошедшая мимо тень не заставила его подскочить. Было бы ложью, если бы он сказал, что больше не боялся подобных явлений, но нервы двенадцатилетнего мальчика были не так уж и велики, и развеять надуманный еще детским сознанием страх стало важнее. Рывком он отдернул занавески и распахнул окно навстречу ночной стуже. Уже хотел было навалиться на подоконник грудью, выглянуть, что за незваный гость повадился бродить по их двору, да только в голове застыл другой, еще не сформировавшийся в цельную мысль вопрос.

По ту сторона окна, на водоотливе лежала маска из папье-маше. Потрепанная, с кусками шерсти, казалось, даже настоящей. Выгнутая в волчью морду и выглядевшая настолько естественно, что поначалу показалось настоящей волчьей головой. А с внутренней стороны записка:

Я рыжая, бездушная лисица —

Носительница самых хитрых глаз.

Я — жизни интересная страница,

к которой возвращаются не раз.