Афедрон (джен)

* * *

Ног у совы две, грудь у нее одна…

Всевышней волею Профессора во «Властелине Колец» главный злодей постоянно остается где-то за пределами повествования. Саурон, конечно, есть, но нам его не показывают. Наверное, потому, что обличие его после очередного воплощения было столь ужасно, что с нами, читателями, непременно сделалось бы что-нибудь плохое, если бы мы увидели хотя бы его кусочек.

Поэтому даже общий облик фон Смертьсатаны Третьей Эпохи приходится собирать по весьма немногочисленным частям.

У Саурона, несомненно, есть Глаз (Око). Возможно, их у него даже два — одновременно в тексте они не фигурируют, но, может быть, Саурон смотрит ими по очереди.

Так же несомненно у Саурона есть не только Глаз. Саурон, состоящий из одного только Ока, — это эрумерзкая выдумка ПиДжея, за которую Око будет вечно сверлить его своим взглядом в загробной жизни.

У Саурона точно есть рука — сам Профессор лично изобразил ее на одной из своих иллюстраций. Там же мы видим, что и голова у Саурона тоже имеется.

Несмотря на то, что на этой картинке рука только одна, все же у Саурона их две — Голлум утверждает, что у Темного Властелина девять пальцев. А на картинке только пять. Спрашивается, где еще четыре? Ответ очевиден.

У Саурона есть Рот. Он почему-то существует отдельно от остального Саурона и даже ездит верхом, но лично нас это не смущает — если у какого-то коллежского асессора Ковалева мог существовать отдельно, носить мундир и молиться в соборе нос, то почему бы рту могущественного майа не ездить верхом.

На этом каноническая инвентаризация Саурона заканчивается. Но, как известно, «дважды два» — это ровно то же самое, что и «четыре». Или, чуть смягчив в выражениях Филдинга, нельзя назвать кого-нибудь незаконнорожденным, не назвав при этом его мать гулящей женщиной. Есть вещи, неизбежно взаимосвязанные по самой своей природе.

Вот и этот самый Рот, знаете ли, вызывал в свое время много всяких не очень приличных шуточек. Множество пытливых умов интересовалось, нет ли у Саурона еще каких-нибудь частей тела, разгуливающих отдельно и сами по себе, как небезызвестный кот. Немалое количество из этого множества высказывали предположение, что если у Саурона есть рот, то неизбежно должен быть и другой конец пищеварительного тракта.

Со свойственной нам склонностью к реализму (которую нам сплошь и рядом ставят в вину) мы тоже полагаем — и у нас есть для этого все основания, ибо одно без другого бывает разве уж у самых простейших в биологическом смысле созданий, — что афедрон у Саурона наличествовать обязан. Но где же он?

Где же он, где же он, Сауронов афедрон?

Прежде чем пуститься на поиски, отделим главное от второстепенного, зерна от плевел, а мух от котлет. Мы ведь должны знать не только что искать, но и где. В образовавшемся между котлетами и мухами проеме непременно обнаружится корень, в который мы и воззрим.

Так вот, всесторонне рассмотрев вопрос, мы уверенно заявляем: основной, главный и, не побоимся этого слова, фундаментальный признак афедрона — его единственность.

Есть двуликие божества, у которых два рта на одной голове. Есть божества и мифические создания полностью двухголовые. Трехголовым Змеем Горынычем и вовсе никого не напугаешь. Русские сказки полны его шести-, девяти- и двенадцатиголовыми собратьями, на фоне которых всего лишь десятиголовый демон Равана из «Рамаяны» немножко меркнет. Впрочем, в этом аспекте индуисты все равно переплюнули всех оптом, выдумав тысячеголового змея Шешу. Ну, индуистская мифология вообще на мелочи не разменивается, там все измеряется величинами астрономическими и масштабами вселенскими.

Короче говоря, даже голов может быть много. Но божеств или мифических существ хотя бы с двумя афедронами мы не припомним, хотя познания наши в этом вопросе довольно обширны. Афедрон всегда один. Как Эру Илуватар. Нет, он еще более один, чем Эру или любой другой единый бог.

В каноне орки и прочие приверженцы Зла поклонялись Морготу. Саурон, судя по письмам Профессора, хотел требовать для себя божественных почестей. В реальном мире даже самые суровые единобожники порой бегали на сторону и маливались там разнообразным тельцам и баалам. Многобожие (в том числе частный его случай инобожие) вещь распространенная везде, всегда и всюду. Но вот многоафедрония мы не встретим нигде, ни в одной из вымышленных вселенных, не то что в реальной. Убежденность в единоафедронии встроена в миры сильнее, чем вера в Эру Единого в самых праведных ваниар. Поэтому, как ни кощунственно это звучит, афедрон в этом смысле даст Эру сто очков вперед. Афедрон гораздо круче.

Кстати, заодно делается еще более очевидным, насколько важен афедрон в системе мироздания. И наша убежденность в необходимости наших изысканий и вера в их успешность делается крепче тоже.

Итак, мы ищем предмет единственный в своем роде. Уникальный. Такой, что никому и в голову не придет думать, будто их может быть два.

На фоне этого пространного рассуждения истина высвечивается как солнечный зайчик на темной стене. Наверняка даже средней проницательности наши читатели уже догадались, к чему мы ведем, а самые проницательные сделали открытие самостоятельно, так же, как его сделали мы. Потому что в Каноне есть предмет, вещь, точнее — Нечто, которое так и зовется: Единое. Читай: единственное. Ему нет аналогов, ему нет заменителей, его нельзя подделать.

Конечно же, это Кольцо. Разнообразные свидетельства разбросаны по тексту «Властелина Колец» там и сям. Каждое в отдельности стоит немного, но собравшись воедино, они становятся неоспоримым доказательством того, что Кольцо и есть искомый афедрон Саурона.

Однако же рассмотрим все последовательно.

Первое и самое главное свойство Кольца, с которым знакомится читатель, — это причинение невидимости тому, кто Кольцо надел. Но совершенно непонятно, зачем бы Саурон делал для себя такую опцию. Да и вообще его Кольцо предназначено не для этого, а для управления другими Кольцами. Зачем еще и невидимость? Но стоит только сменить ракурс и посмотреть на Кольцо как на афедрон, все сразу делается понятно: надевший Кольцо фактически просто прячется внутри сами знаете чего.

Гэндальф неоднократно предостерегает Фродо от надевания Кольца, объясняя запрет тем, что Саурон почувствует это. Сей факт достаточно туманен, если полагать, что Кольцо всего лишь золотой ободок, пусть даже и наделенный некоей силой. Но если принять, что Кольцо — это афедрон Саурона, все опять становится понятно. Естественно, Саурон мгновенно почувствует такое бесцеремонное обращение. И, разумеется, не будет этим доволен.

В те немногие разы, когда Фродо все же Кольцо надевает (и в тот единственный раз, когда Кольцо надевает Сэм), поначалу окружающий мир выглядит для них как-то странно. Отчего бы, если Кольцо — это только дырчатый кусок золота, пусть даже и с частью силы Саурона внутри? Но если Кольцо афедрон, то и тут все делается ясным, как божий день. Окольцованный просто смотрит на мир сквозь афедрон. Не может же мир выглядеть оттуда так же, как для наблюдателя снаружи.

Кольцо может менять диаметр, расширяясь и сжимаясь сообразно очередному носителю. Такие свойства у куска золота, пусть даже и искусно обработанного, необъяснимы никак. Но никто не сможет отрицать, что афедрон такими свойствами как раз и обладает.

Афедрон — это супер-универсальный инструмент. Им можно думать, читать, смотреть, делать... Да, как правило, не очень качественно, но это вообще свойство универсалов: они умеют все, но плохо; а узкий специалист умеет хорошо, но что-то одно.

Вот и Кольцо — оно умеет если не все, то практически все. И зрения на стопиццот километров добавляет, правда, как в тумане; и слышимость увеличивает, правда, не очень внятно; и языки понимать с ним можно, правда, через афедрон; и невидимость оно дает, правда, тоже не совсем...

И настойчивые поиски Сауроном Кольца немедленно делаются более чем понятны — кому же понравится, когда его афедрон без всякого присмотра обретается где-то в обширном мире? Одному небу известно, какие приключения он там может найти. А ведь за приключения, найденные афедроном, расплачивается его хозяин. Даже если расплачивается афедроном.

На Кольце есть надпись — ну, при известном усилии на афедроне и резьбу нарезать можно. Даже в Средиземье нет такого закона, который бы запрещал украшать афедрон любым доступным способом.

Отказ Галадриэли от предложенного ей Фродо Кольца в тексте обставляется множеством слов, доискаться до смысла которых весьма трудно. Но если Кольцо — это афедрон, то все снова становится на свои места и делается прозрачно-ясным, как лед на Байкале. Зачем Галадриэли Сауронов афедрон, когда она в любой момент может посмотреть тому же Саурону в один из бесстыжих его глаз? И не исключено, что и плюнуть в них.

Не слишком же положительные персонажи (Саруман, например, или вот Боромир), норовят найти и отобрать Кольцо под воздействием, как нам говорят, непреодолимого искушения. Но при этом все остальные персонажи, которых в несколько раз больше, не только преодолевают это искушение; они никак видимым образом его даже не обнаруживают и совершенно свободны от воздействия Кольца. С классических позиций такую странную избирательность воздействия можно как-то объяснить только с величайшим трудом. Притом и объяснение выходит неудовлетворительное и с привлечением массы посторонних сущностей. Между тем достаточно всего лишь постулировать тождество Кольца и афедрона, и все мгновенно объясняется самым простым образом: эти не слишком положительные персонажи знают или догадываются о сути этого предмета. И желание найти и отобрать Кольцо тоже легко объясняется без привлечения каких-то тайных материй и непреодолимых искушений — возможность во всякое время полностью контролировать вражеский тыл важна настолько, что переоценить ее просто нельзя. А для остальных, не столь сведущих или догадливых, афедрон продолжает оставаться кольцом. Без каких бы то ни было искушений — Саурон не какой-нибудь там вертихвост, чтобы искушать афедроном каждого встречного и поперечного.

Сразу становится очевидной причина отказа везти Кольцо за Море, никак не объяснимая с традиционной точки зрения. Понятно, что идею притащить в светлый Аман афедрон фон Смертьсатаны иначе как издевательством не назовешь. Ладно бы еще самого фон Смертьсатану, но его афедрон?! Нет, это решительно невозможно.

И нежелание Гэндальфа контактировать с Кольцом вполне закономерно: объясняй потом начальству, с какой целью Сауронов афедрон осязал. Да и вообще трогать руками афедрон не гигиенично. Тем более чужой.

Рассуждая о Кольце, никак нельзя обойти вниманием такую фигуру, как Голлум. Прежде всего, следует заметить, что Голлум вовсе не рвется над кем-то властвовать, кого-то покорять. Его не волнуют приписываемые Кольцу свойства, которые превращают его владельца во всемогущего Властелина. Нет, Голлум любит Кольцо совершенно бескорыстной любовью, ему хочется одного — обладать. Он полон нежности к предмету своего вожделения, называя его «моя Прелесть»; готов идти за ним на край света, готов даже умереть вместе с ним. Согласитесь, все это странно, если Кольцо — всего лишь золотой ободок. Мало ли золота на свете! Если бы он так уж сильно любил золото, Голлуму с его пронырливостью ничего не стоило забраться в какой-нибудь богатый дом и утащить оттуда безделушку. Но его не интересуют другие, ему нужно именно это Кольцо!

Но если признать, что Кольцо — это афедрон Саурона, страсть Голлума приобретает несколько иную окраску. Вспомним также, с каким трепетом он относится к имени Саурона — он даже не в состоянии произнести это имя вслух. Все это свидетельствует о сильном, хотя и противоестественном чувстве Голлума по отношению к Темному Властелину. Хотя чувство это исключительно платоническое — Голлум существо испорченное, но не безнадежно.

И когда в итоге Кольцо летит в пламя Ородруина, Мордор содрогается. Начинаются землетрясение, извержение, массовые разрушения, Барад-Дур рассыпается, в небо поднимается огромная тень Саурона… Если Кольцо — это кусок золота, пусть даже и с наложенными на него чарами и вложенной в него силой, то почему Саурон так бурно реагирует? Ну да, не слишком приятно узнать, что вклад прогорел, а дорогое сердцу изделие погибло. Но зачем же так неистовствовать, крушить горы и капитальные строения и вообще прыгать как молодой коза? За несметные века своего достаточно бурного существования Саурон уже давно должен был обзавестись некоторым стоицизмом и самообладанием. Но если Кольцо — это афедрон, все опять становится на свои места гораздо лучше. Конечно, всякий запрыгает, если его тыл окунуть в кипящую лаву и там оставить. Тут уж никакое самообладание не поможет. А если просидеть афедроном в лаве достаточно долго, то, пожалуй, этак можно и Эру душу отдать. Что Саурон и сделал — развоплотился.

Таким образом мы полагаем, что представленных нами абсолютно каноничных свидетельств более чем достаточно для подтверждения нашей гипотезы. При этом она, эта самая гипотеза, логически непротиворечива, не противоречит уже известным фактам, для объяснения которых она не предназначена, а факты, имеющиеся в предметной области, позволяет объяснить все без исключения (причем намного лучше, чем классическая версия). То есть гипотеза вполне себе научная.

Афедрон Саурона найден! Это Кольцо.

Заодно в свете всего вышеизложенного становится понятно, почему назгулы так ревностно служат Саурону. Будешь ревностно служить, когда босс в прямом смысле слова держит тебя за… афедрон.

Слова Профессора о том, что для Моргота Кольцом была вся Арда, мы здесь не комментируем, ибо Моргот не есть предмет рассмотрения нашей статьи. Заметим только, что хоть Моргота и выкинули за Дверь Ночи, его Зло в мире осталось и пребывает. А что мир порой изрядно похож на афедрон, — с этим не станет спорить, мы думаем, даже самый записной оптимист.