Тот, кто заслужил месть (джен)

Рука почти онемела от боли. Это основа тех воспоминаний.

Он не помнит почти ничего из того дня, но эта боль словно врезалась в память и застыла навечно.

Да, этот момент — когда кончился ритуал посвящения, он уже приходил в себя и уже тогда вынашивал план мести.

Перед глазами только порезанная дрожащая рука, холодная от страха; на пол почти течёт прямо на мраморный белый пол беспрерывной горячей струёй кровь. Гнев же обуял сознание. Гнев и животный страх перед мучителями.

Нет объяснений, почему это было так больно — возможно, особенная сталь или яд, которым они смазали лезвие кинжала, порошок или что-то ещё.

Вэриан помнит, как он не мог даже выпрямиться, сидя в каком-то кресле и держа себя за раненую руку, которую даже забинтовать не разрешали, не давали промыть водой или обеззаразить. Говорили, что это помешает обряду, обнулит его. Будто смерть Вэриана обряду может помочь.

Чудо, наверное, что он не умер от воспаления. Но рука не переставала кровоточить ещё долго после этого, а рана заросла окончательно только через два с половиной месяца. Кисть стала работать примерно тогда же, а до этого момента — Вэриан был вынужден учиться выживать с одной рукой.

Из того храма, построенного, судя по всему, специально для воспитанников Братства, он сбежал сразу после того, как стал крепко держать меч, которым его учили орудовать, в обеих руках.

Ночью выскользнул из окна, спустился по карнизу на два этажа ниже, а там — на балкон; вышел из тренировочного зала и, перепрыгнув через главный вход, забрался на крышу близстоящего дома.

Словно тень, он перескакивал через переулки и почти играючи залез на главную стену, где ранил, но не убил, одного из стражников.

Так и сбежал из тюрьмы. Иначе не назвать это проклятое место. Сколько людей погибло там, не выдержав испытаний горячей водой, голодом, жаждой, холодом, болью и абсолютно бесчеловечными методами воспитания — так Братство называло нескончаемые изнуряющие битвы, больше похожие на нечестные петушиные бои, когда перед взрослым и опытным петухом ставили маленького цыплока, лишь бы потешиться.

После побега его искали и ищут. А стражника, наверное, казнили за то, что упустил ученика.

Выживших они ломали до основания. Вэриану просто повезло, что после испытания холодом он смог, прямо как актёр, разыграть лихорадку и вызвать тревогу у Адиры, Гектора и Эдмунда — они не могли потерять уже действительного члена Братства. Тем более — сына одного из них.

Что до солдата… Вэриана это не касается — не он его убил. Кровь не на нём, сколько бы Адира не кричала об этом на главной площади. Ну, если его, конечно, убили. Может, Вэриан и повредил ему что-то, но не так критично, чтобы назвать это даже покушением. Маленькая царапина, однако нанесённая в правильном месте, может сделать многое — и обездвижить тоже. Нужно лишь знать места.

Вэриан вернулся в реальность, когда его толкнули в плечо. Он глянул на Кейн и хмыкнул, прицелившись арбалетом в мужчину с каштановыми длинными волосами.

Эдмунд, да.

Как всё-таки забавно, что у них с этой особой, с этой Леди Кейн, один враг на двоих.

Кассандра энтузиазма не разделяла, но вполне себе понимала желание Вэриана, потому и останавливать не стала. Но Кейн ей не нравилась.

В любом случае — сотрудничать с Кейн дальше он не собирался. Её дешёвый флирт уже раздражал, а ещё больше раздражало — что если Кассандра на этот флирт не обращала внимания, то Кейн легко переключалась на Вэриана.

Честно говоря, увидев её впервые, Вэриан думал, будто она другая — более холодная, а не падкая на пустые слова. Хотя тот факт, что она водилась с Райдером, говорит о ней многое. Чего-то такого стоило ждать.

Это даже не так важно. Сейчас пред ним возможность наконец избавиться от одного из своих мучителей. Ту боль, тот голод, то моральное давление за малейшее неповиновение, которое сводило его с ума, Вэриан не забудет. Он не Рапунцель, чтобы прощать всем их грехи и подставлять вторую щёку. Пусть это карается, пусть учат быть милосердными, подобно Богу, но следуя таким правилам — скоро можно оказаться в могиле. Жизнь дороже призрачной надежды попасть в рай, которого, может, и нет вовсе. А если и есть — не Вэриану на него надеется, его грехи тяжки, и взять ещё один он готов.

Когда Эдмунд оказался в нужном месте, Кейн даже не пришлось подавать сигнал — стрела вылетела в ту же секунду и вошла в предплечье, как показалось, очень быстро.

Губы Вэриана тронула холодная улыбка, теперь окончательно закрепившая за ним звание безумного учёного.

Может показаться, что это слишком просто для того, кто замучал ни один десяток молодых юношей и девушек, что Вэриан промахнулся, упустил шанс отомстить и теперь сходит с ума лишь от своей неудачи.

Но яд кураре готов с вами поспорить.

Да, эту несчастную склянку достать было тяжело, но результат превзойдёт даже самые завышенные ожидания. Когда этот ублюдок будет задыхаться — смерть уже ступит на его порог. И ведь чем хорош этот яд — сознание не нарушается. Его жертва будет чувствовать свою беспомощность и задыхаться. Единственный минус — не так долго, как хотелось бы, но и те несколько минут станут слаще райских яблок для Вэриана и хуже любых адских пыток для Эдмунда. Это ли не счастье?

Человеческая жизнь хрупка. Это только на руку тем, кого заставили страдать.

Пусть стрелу и извлекут, но избавиться от кураре будет невозможно. Уже на рассвете тело Эдмунда будут обгладывать вороны, стервятники и другие падальщики.

Заставить человека мучаться не составляет труда…

что же за создание такое — ужасно нежное?